В один из дней, когда солнце стояло в зените, заливая город золотистым светом, они вышли на центральную площадь. Здесь развернулась ярмарка — яркое, шумное действо, от которого рябило в глазах. Повсюду царило оживление: торговцы зазывали покупателей громкими голосами, предлагая ткани, глиняную посуду и корзины с сушеными травами; музыканты, сидя на перевернутых бочках, играли на лютнях и дудках веселые мелодии, от которых ноги сами пускались в пляс; дети сновали между палатками, смеясь и крича, их волосы развевались на ветру, а руки были перепачканы липким медом от сладостей.

— Помнишь, как ты в детстве любила эти гуляния? — спросил Всеволод, слегка улыбнувшись. Он остановился у края площади, наблюдая, как Диана с любопытством разглядывает пестрые палатки, украшенные лентами и цветами.

— Конечно, помню, отец, — рассмеялась она, ее голос зазвенел, как колокольчик, перекрывая шум толпы. — Я бегала между лавками, тащила тебя за руку и мечтала, чтобы ты купил мне все сразу.

— И ты всегда выбирала что-то странное, — покачал он головой, в его тоне мелькнула нежная насмешка. — То деревянную лошадку с одним глазом, то старый амулет, который торговец выдавал за артефакт великого мага, обещающий удачу.

— Но ведь ты все равно покупал! — Диана шутливо ткнула отца локтем в бок, и король неожиданно рассмеялся — глубоким, теплым смехом, который давно не звучал из его уст.

— Как я мог отказать своей маленькой принцессе? — ответил он, глядя на нее с такой любовью, отчего ее сердце сжалось от нахлынувших воспоминаний.

Они остановились у ряда лавок, где воздух был пропитан ароматами специй, свежих медовых лепешек и жареного мяса, шипящего на углях. Торговцы, заметив королевскую пару, начали раскланиваться, их голоса сливались в гул приветствий. За Всеволодом и Дианой незаметно следовали трое стражников, одетых в скромные серые доспехи без гербов, чтобы не привлекать лишнего внимания. Их лица оставались бесстрастными, но осанка выдавала выучку, а руки лежали на рукоятях мечей, готовые к любому движению в толпе.

Горожане постепенно начали замечать присутствие короля и принцессы. Некоторые опускали головы в знак почтения, другие, осмелев, подходили ближе, чтобы поприветствовать своего правителя или просто взглянуть на него. Пекарь, толстый мужчина с красными щеками, выскочил из-за прилавка, держа в руках горячую медовую лепешку, только что снятую с противня.

— Ваше Величество! — воскликнул он, кланяясь так низко, что чуть не уронил угощение. — Какая честь видеть вас здесь! Позвольте подарить вам это — лучшее, что я испек сегодня!

Всеволод принял лепешку с благодарной улыбкой, отломил кусочек и попробовал, чем вызвал восторженный шепоток в толпе. Диана, стоя рядом, не могла сдержать улыбки — отец редко позволял себе такие простые жесты, но сегодня он казался частью этого мира, а не недосягаемой фигурой на троне.

Внимание привлекала и сама принцесса. Женщины, собравшись в кружок, обсуждали с ней украшения, расхваливая ее вкус, мужчины улыбались, снимая шляпы, а дети смотрели на нее широко раскрытыми глазами, словно на героиню из сказки. Молодая девушка, с тонкими руками и светлыми косами, робко подошла к Диане, держа в руках платок, сотканный из мягкой шерсти.

— Принцесса Диана, — сказала она, ее голос дрожал от волнения, — позвольте мне подарить вам это. Он сделан из лучшей шерсти нашего края, согреет вас в холодные зимние ночи.

Диана приняла подарок, коснувшись ткани пальцами — она была мягкой, теплой, с едва уловимым запахом луговых трав. Она поблагодарила девушку, и та, покраснев от счастья, отступила в толпу.

Но не все встречали их с радостью. В стороне, у деревянной телеги, несколько мужчин наблюдали за королевской парой с напряженными лицами. Их взгляды выражали смесь тревоги и недоверия, пальцы нервно теребили края одежды. Один из них, с длинной бородой и шрамом на виске, что-то шепнул своему товарищу, и тот кивнул, бросив быстрый взгляд на стражников. Охранники это заметили — их плечи напряглись, руки чуть сильнее сжали оружие, хотя лица оставались непроницаемыми.

— Вы только посмотрите, кто у нас здесь! — раздался громкий знакомый голос, перекрывая шум ярмарки. Из толпы вышел седовласый торговец в ярком кафтане, расшитом золотыми нитями. Его борода была аккуратно подстрижена, а хитрые зеленые глаза блестели, как у старого лиса. — Принцесса Диана и сам король! Благодарю светлых богов за такую встречу!

— Сальвио! — воскликнула Диана, узнав его сразу. Этот торговец бывал на ярмарках сколько она себя помнила, привозя редкие товары из дальних земель — от резных шкатулок до загадочных амулетов.

Сальвио поклонился с театральной грацией, затем выпрямился и хитро улыбнулся.

— Как же вы выросли, принцесса, — сказал он, прищурившись. — Помню, как вы в последний раз купили у меня куклу с кривым швом, а теперь передо мной стоит настоящая красавица, достойная легенд.

Король с нежностью посмотрел на дочь, но в его глазах мелькнула тень грусти. Диана заметила это и тихо спросила:

— Ты вспоминаешь мать, да?

Всеволод кивнул, его голос стал ниже, и он произнес почти шепотом:

— Ты очень похожа на нее. Особенно когда улыбаешься так, как сейчас.

Диана сжала его руку, чувствуя тепло его ладони сквозь перчатку.

— Я бы хотела, чтобы она была здесь, с нами, — призналась она.

— Она здесь, — Всеволод коснулся своей груди там, где билось сердце. — Она всегда рядом, Диана.

После прогулки они вернулись во дворец, усталые, но согретые теплом этого дня. Вечером Диана вышла в сад, где воздух был прохладным и пах снегом, хотя зима еще не вступила в свои права. В руках она держала маленькое зеркало — подарок от Сальвио, круглое, с резной деревянной рамой, покрытой узорами из листьев и птиц. Она поднесла его к лицу, глядя в свое отражение: бледная кожа, огромные голубые глаза, черные волосы, выбившиеся из косы. Ей показалось, что в глубине зеркала мелькнула тень — нечеткая, словно дым, но она исчезла, едва Диана моргнула.

— Истина… — прошептала она, вспомнив слова Сальвио, когда он вручал ей подарок: «Оно покажет тебе истину, если ты осмелишься заглянуть глубже».

Но ее тревожила другая мысль, куда более тяжелая.

— Где Теодор?

Мальчик, ее верный паж, которого она отправила следить за Совикусом, исчез. Он должен был вернуться через день-два, принести вести, но его не было ни среди слуг, ни во дворе, ни в казармах. Диана расспросила стражников, обошла конюшни, даже заглянула в людскую, где слуги ужинали после работы.

— Никто не видел его? — спросила она у капитана стражи, высокого мужчины с седыми висками.

— Нет, принцесса, — ответил тот, качая головой. — Он ушел несколько дней назад и не вернулся. Мы можем отправить людей на поиски, если прикажете.

Диана сжала кулаки, ногти впились в ладони.

— Глупый мальчишка… — прошептала она, глядя в окно своей спальни, за которым темнело небо. — Куда ты пропал?

В ту ночь ей приснился страшный сон. В нем она стояла в темном лесу, где деревья, голые и черные, тянули к небу изломанные ветви. Вокруг дрожали тени, ветер гнал серый туман, холодный и липкий, как дыхание смерти. Вдалеке мелькала тонкая фигурка — Теодор, его растрепанные каштановые волосы были видны даже в полумраке.

— Эй! — крикнула она, но голос прозвучал приглушенно, будто ее окружала вода, а не воздух.

Мальчик не обернулся. Он шел вперед, шаг за шагом, все дальше в глубину леса.

— Подожди! — Диана бросилась за ним, но чем быстрее она бежала, тем дальше он становился. Земля под ногами превратилась в вязкую грязь, цепляющуюся за подол платья, а ветви деревьев тянулись к ней, царапая кожу.

А потом он просто исчез — растворился в тумане, как призрак. Диана резко проснулась, ее грудь тяжело вздымалась, волосы прилипли ко лбу от пота. В комнате было темно, лишь лунный свет пробивался сквозь ставни, бросая на пол бледные полосы.

На следующий день во дворец пришла весть: Совикус возвращается.

— Пойду встречу его, — сказал король, поднимаясь с кресла в своих покоях. Диана заметила, как тень легла на его лицо, словно невидимая рука стерла тепло, что он излучал последние дни.

Она осталась в саду, сжимая зеркало в руках.

— Что ты скрываешь, Совикус? — прошептала она, глядя в свое отражение. Зеркало казалось темным, глубже, чем должно быть, словно за стеклом клубилась ночь.

Совикус вернулся на закате. Он не вошел через главные ворота, как ожидали стражники, а словно материализовался из сумерек, его черный плащ не шелестел на ветру, а тени под ногами извивались, как живые змеи. Диана наблюдала из окна своей спальни, как он пересек двор. Когда его фигура появилась в саду, розы, обычно яркие и гордые, свернули бутоны, будто прячась от его взгляда. Птицы, еще недавно щебетавшие на ветках, внезапно замолкли, сорвались с мест и исчезли в вечернем небе, оставив голые ветви дрожать на ветру.

Конюшни, находившиеся недалеко от главного зала, наполнились тревожным ржанием. Лошади били копытами о деревянные перегородки, их глаза лихорадочно блестели в сумерках. Одна из кобыл в дальнем стойле встала на дыбы, хрипло заржав, и едва не опрокинула кормушку, разбросав сено по полу. Слуги, выбежавшие успокоить животных, замерли, увидев фигуру советника в отдалении.

Во дворце домашние кошки — обычно ленивые, дремлющие на подоконниках, — распушили хвосты, выгнули спины и с приглушенным шипением скрылись в темных углах. Черная кошка с янтарными глазами, любимица кухарки, замерла у лестницы, ведущей к королевским покоям. Ее шерсть встала дыбом, зрачки расширились до предела, а затем она стремительно убежала, будто спасаясь от невидимого хищника. Даже псы, которые сторожили внутренний двор, прижали уши и поджали хвосты. Огромный кобель с серой шерстью зарычал, обнажив клыки, но затем опустил голову, заскулил и попятился в свою будку, дрожа всем телом.

Возвращение советника наполнило не только людей, но и саму природу необъяснимым ужасом. Будто с ним во дворец вернулась не просто тьма, а нечто древнее, что чувствовали даже те, кто не мог произнести ни слова.

Атмосфера во дворце начала меняться стремительно. Слуги, еще недавно болтавшие у очагов, теперь молчали, торопливо опуская головы, завидев фигуру Совикуса в коридорах. Стражники стояли прямее, их броня звенела от напряжения, а пальцы крепче сжимали рукояти мечей. Даже свечи, ярко горевшие в канделябрах, теперь едва мерцали, их пламя дрожало, словно боялось светить слишком сильно.

Диана замечала эти перемены. Казалось, тьма сгустилась в коридорах, стала плотнее, тяжелее. В покоях, где раньше было тепло и уютно, теперь стоял гнетущий холод, пробирающий до костей. Окна отражали не только лица людей, но и что-то еще — неясные силуэты, которые исчезали, стоило приглядеться внимательнее.

Король встретил советника в главном зале. Всеволод восседал на троне, его взгляд был тяжелым, словно он ощущал, как с возвращением Совикуса на плечи вновь легла старая ноша. Пурпурный плащ струился по каменным ступеням, а пальцы с силой сжимали подлокотники.

— Мой король, — склонил голову Совикус, его голос был мягким, почти вкрадчивым, но в нем звучало что-то новое, сильное, отчего у всех присутствующих в зале по спине бежали мурашки.

Всеволод молчал, изучая его. Диана, стоя в тени колонны, заметила, как отец напрягся. Ей показалось, что он видит перед собой не только слугу, но нечто большее — угрозу, от которой не так легко избавиться. Но затем король выдохнул, выпрямился, и его черты снова стали суровыми, голос — твердым, как сталь:

— Твоя поездка была полезной?

Совикус улыбнулся — тонкой, холодной улыбкой, от которой воздух в зале стал еще тяжелее.

— Бесценной, Ваше Величество, — ответил он, и в его глазах мелькнуло что-то темное, непроницаемое.

Всеволод кивнул, медленно. В его лице промелькнуло напряжение, но тут же исчезло.

— Надеюсь, ты вернулся с хорошими новостями.

— Разумеется, Ваше Величество, — мягко улыбнулся Совикус. — Я начал с того, что мы обсуждали. План устранения Хротгара вступает в первую фазу.

— Убийство? — переспросил он глухо. — Ты серьезно?

— Да, — спокойно сказал Совикус. — Прямой удар по нему невозможен, вы это знаете. Но я нашел другой путь. Люди, которые близко. Которые уже хотят перемен. Я лишь подтолкнул их, дал им зелье. Показал им, что жить без Хротгара — не такая уж и страшная перспектива.

Король чуть подался вперед, одобрительно прищурился.

— Совикус, я знал, что могу на тебя положиться.

— Благодарю, — склонил голову советник. — Все будет сделано без лишнего шума.

Всеволод поднялся и вышел.

Совикус молча кивнул, в глубине его взгляда сверкнула тьма, король был уже почти в его власти, все проходило тихо, незаметно.  Скоро это все станет началом, началом конца Альтгарда.

Диана видела, как в глазах отца вновь появилась та усталость, которая исчезла с отъездом советника. Словно бремя, которое он сбросил, вернулось, обретя новую силу.

Позже, в коридоре, Совикус нашел ее. Она не слышала его шагов — он появился внезапно, словно тень, отделившаяся от стены.

— Принцесса, — его голос прозвучал за ее спиной, слишком близко. Диана вздрогнула и резко обернулась. Совикус стоял в шаге от нее, его темные глаза смотрели прямо в душу. В вытянутой руке он держал деревянный амулет — тот самый, который она дала Теодору перед его уходом. Его поверхность была покрыта тонкими трещинами, а по краям запеклась темная, почти черная жидкость, похожая на смолу.

Сердце Дианы сжалось. Холод, пробежавший по спине, превратился в ледяные иглы, вонзившиеся в кожу.

— Где он? — ее голос дрогнул, выдав страх, который она пыталась скрыть.

Советник склонил голову набок, его губы растянулись в легкой, почти насмешливой улыбке.

— Он сделал выбор, — мягко, почти ласково произнес он. — Как и вы, принцесса.

В этот момент свет в коридоре угас. Пламя свечей вытянулось в тонкие, колеблющиеся нити, а тени на стенах начали извиваться, будто обрели собственную волю. Диана сделала шаг назад. Амулет в руке Совикуса выглядел странно — живым. Ей показалось, что в его трещинах проскользнул алый свет, как тлеющие угли в глубине костра.

— Ты… — слова застряли в горле, отказываясь складываться в связную мысль.

Совикус шагнул ближе, поднося амулет к ее глазам.

— Истина — это зеркало, — прошептал он, и его голос стал ниже, глубже, словно эхо из бездны. — Но сможешь ли ты вынести то, что увидишь?

Диана почувствовала, как что-то холодное скользнуло по ее запястью, будто невидимые пальцы сжали кожу. Воздух сгустился, дыхание стало тяжелым, грудь стянуло невидимыми путами. Она вырвала взгляд из этой черноты и бросилась прочь, чувствуя на себе его насмешливый, ледяной взгляд, и это ужасное ощущение пристального взгляда провожало ее до самого поворота.

В ту ночь ей опять приснился лес. Туман клубился вокруг черных деревьев, чьи ветви тянулись к ней, как когти. Холм возвышался вдалеке, окутанный дымкой, а перед ним шел Теодор, его худые плечи сутулились под плащом. Она бежала за ним, кричала, но земля уходила из-под ног, а ветви цеплялись за платье, царапая кожу до крови.

— Стой! — крикнула она, но мальчик рассыпался в прах, как угасающий мираж. Из темноты выступила фигура в плаще, ее глаза горели багровым светом.

Диана проснулась с криком, сжимая в руке зеркало Сальвио. Грудь вздымалась, сердце колотилось так, будто хотело вырваться наружу. В комнате было тихо, но тишина эта давила, словно нечто невидимое сидело в углу, затаив дыхание. Лунный свет, пробиваясь сквозь узкие витражные окна, бросал на стены длинные узорчатые тени. Они казались живыми, шевелящимися в такт ее дыханию.

Диана села на кровати, вглядываясь в полумрак. Что-то было не так. На полу, у порога, лежала ее тень. Но она не повторяла ее движений. Диана резко встала — тень осталась неподвижной. Сердце гулко забилось в груди. Она медленно подняла руку, но черный силуэт не шелохнулся. Сделала шаг назад — тень не последовала.

В этот момент за дверью раздался едва слышный шорох. Диана затаила дыхание. Тонкий, протяжный звук — словно ногти царапали камень — пронзил тишину. Затем послышался легкий стук, будто кто-то медленно, с ленивым любопытством, постучал в дверь. Тень у порога дернулась, и Диана ахнула, отступив к стене. Темнота в комнате сгустилась, стены словно придвинулись ближе.

Царапанье стало настойчивее, ближе, звук резал слух, как нож по стеклу. А затем все стихло — долгая, мучительная тишина повисла в воздухе. Диана осмелилась сделать шаг к двери, сердце стучало в висках. Ей показалось, что это был просто сон, и все это плод ее усталого воображения. Но когда она опустила взгляд, тень снова двигалась — с опозданием, будто кто-то другой пытался повторить ее жесты. В этом повторении было нечто жуткое, неестественное.

Диана выскочила из комнаты, босые ноги шлепали по холодному каменному полу. Коридор был темным и казался бесконечным, воздух казался густым, пропитанным чем-то гнетущим, словно сам замок дышал вместе с ней. На этаже не было ни одного стражника, слуги спали или исчезли в своих комнатах. Она обернулась — по коридору клубилась тьма, извиваясь, как живой зверь, и оттуда доносился шепот:

— Ты не убежишь…

Диана сделала шаг назад, но за спиной раздался спокойный голос:

— Принцесса?

Она резко обернулась и встретилась взглядом с отцом Андреем. Священник стоял в конце коридора, в руках он держал символ Люминора — маленький деревянный диск с вырезанным солнцем. На его лице не было тревоги, лишь легкое недоумение.

Диана обернулась снова… и застыла. Коридор был пуст. Факелы на стенах горели ровно, их свет отражался на полированном камне. Никакой тьмы, никаких шепотов. Все выглядело так, будто ничего не происходило.

— Что вы здесь делаете? — ее голос предательски дрожал.

Отец Андрей прищурился, но в его тоне была только мягкая отцовская забота:

— Я мог бы задать тот же вопрос. Почему вы одна бродите по замку в столь поздний час?

Диана хотела рассказать правду — про тень, шепот, страх, который сжимал ее сердце, — но слова застряли в горле. Все, что она видела, исчезло, как страшный сон. Она снова взглянула в сторону своей комнаты. Тишина. Никаких следов.

— Мне… показалось, — прошептала она, чувствуя, как холодок на коже медленно отступает.

Отец Андрей посмотрел на нее долго и внимательно, затем кивнул:

— Бывает. Но, думаю, вам лучше вернуться в свои покои.

Диана кивнула, дрожь в руках постепенно утихала. Они двинулись по коридору, шаги священника были размеренными, успокаивающими. Но в углу, за их спинами, тень с алыми глазами стояла неподвижно, ее контуры растворялись в полумраке, а шепот, едва слышный, повторял ее имя:

— Диана...М

Совикус не оглядывался, но память о мальчишке, который следовал за ним, осталась в его разуме. Он узнал его. Теодор — паж Дианы. Именно его шаги он слышал до самого холма, и его крик оборвался в тенях Моргаса. Он не жалел о его судьбе — любопытство всегда имело цену, а мальчик выбрал свой путь. Но его присутствие напомнило Совикусу о том, как близко принцесса подобралась к его тайнам. Диана, с ее острым взглядом и неугасающей надеждой, могла стать проблемой, если бы узнала правду. Он стиснул металл в руке сильнее, холод пронзил кожу, и мысль о принцессе растворилась в вихре хаоса, сила этого хаоса теперь была частью его.

Дубовая роща появилась из тьмы внезапно, ее стволы, толстые и узловатые, поднимались к небу, как стражи, которые охраняли древние тайны. Листья, еще не опавшие, шуршали под слабым ветром, а между деревьями мелькали силуэты — не хаотики, а люди, чьи движения были резкими, но выверенными. Совикус остановился у края рощи, его взгляд скользнул по фигурам, они ждали его. Три воина вышли из-за деревьев, их доспехи из кожи и железа блестели в лунном свете, а лица были скрыты шлемами с волчьими мордами — знак Эрденвальда, где Хротгар правил железной рукой. Один из них, самый высокий, шагнул вперед, его рука лежала на рукояти меча, висевшим  на поясе.

— Ты Совикус? — голос воина был грубым, но в нем звучала осторожность.

Советник кивнул, его глаза сузились, изучая посланников.

— Я тот, кого вы ждете, — ответил он, голос его был ровным, но холодным, как лед. — Где Хротгар?

Высокий воин указал вглубь рощи, где между деревьями горел слабый свет костра.

— Он здесь. Идем.

Совикус последовал за ними, его мантия шуршала по земле, а металл в руке пульсировал, как живое сердце, отзываясь на каждый шаг. Посланники шли молча, их взгляды скользили по нему, но никто не осмелился заговорить снова. Они знали, кто он, или, по крайней мере, чувствовали, что его присутствие несет нечто большее, чем просто слова.

Костер горел в центре небольшой поляны, окруженной дубами, и ветви сплетались над головой, образуя подобие купола. Пламя трещало, отбрасывая длинные тени на землю, а дым поднимался вверх, растворяясь в ночном воздухе. У огня сидел Хротгар, король Эрденвальда, чья фигура внушала страх даже в покое. Он был широкоплеч, с длинными волосами, заплетенными в косы — они падали на его грудь, покрытую меховым плащом из шкуры бурого медведя. Лицо его было суровым, а серые, как сталь, глаза смотрели с холодной уверенностью человека, который видел слишком много битв. На поясе висел топор с широким лезвием, чья рукоять была вырезана из кости какого-то зверя, а рядом лежал щит, украшенный волчьими когтями. Он поднялся, когда Совикус приблизился, его рост заставил тени вокруг казаться меньше.

— Совикус, — голос Хротгара был низким, раскатистым. — Ты опоздал.

— Я пришел, именно тогда, когда это было нужно, — ответил советник, в его тоне чувствовалась скрытая угроза. Он остановился у костра, позволяя свету осветить его лицо, но капюшон оставил тень над глазами.

Хротгар хмыкнул, его губы искривились в усмешке.

— Твои ритуалы, твои боги… Они не заставят меня ждать вечно. Говори, зачем ты здесь. — Он скрестил руки на груди, его пальцы сжали мех плаща, выдавая нетерпение.

Совикус шагнул ближе, его взгляд встретился с глазами короля, и на миг пламя костра дрогнуло, словно почувствовав напряжение между ними.

— Нападать на Альгард сейчас — безумие, — сказал он, голос его стал тверже, как металл в его руке. — Всеволод слаб, но не сломлен. Хаотики только начали свою работу. Если ударить сейчас, ты потеряешь все — людей, земли, надежду на победу.

Хротгар нахмурился, его шрамы углубились, делая лицо еще суровее.

— Слаб? Его войска стоят у границ, его советники кричат о войне. Ты обещал мне королевство, Совикус, а я вижу только слова.

— Я обещал тебе победу, — оборвал его советник, его глаза вспыхнули холодным светом— И я дам ее. Но время еще не пришло. Хаос должен укорениться глубже — в сердце Всеволода, в его людях, в его дочери. Когда я дам знак, Альгард падет сам, как дерево, подточенное изнутри. До тех пор жди.

Воины за спиной Хротгара переглянулись, их руки сжали оружие, но вождь поднял ладонь, останавливая их. Он долго смотрел на Совикуса, его серые глаза изучали советника, словно искали ложь в его словах. Наконец он кивнул, медленно, но твердо.

— Хорошо. Я подожду твоего знака. Но если ты солгал, Совикус, мой топор найдет твою голову раньше, чем твоя магия найдет меня.

Совикус не ответил, его губы дрогнули в слабой улыбке, но взгляд остался холодным. Он знал: Хротгар не отступит от своих слов — вождь был жесток, но практичен, и его жажда власти была сильнее его гнева. Но в этот момент что-то изменилось. Совикус почувствовал взгляд — не Хротгара, не его воинов, а кого-то еще. Его глаза скользнули в сторону, и он замер.

Рядом с Хротгаром стоял человек, которого он не заметил сразу. Невысокий, худощавый, с длинными темными волосами, которые падали на плечи. Он был одет в простой плащ из серой шерсти, скрывающий его фигуру. Лицо его было бледным, почти болезненно белым, с острыми чертами и тонкими губами, что кривились в насмешливой улыбке. Глаза — зеленые, яркие, как ядовитый плющ, — смотрели на Совикуса с легким презрением, но в них было нечто большее, чем человеческая насмешка. Совикус почувствовал, как холод пробежал по спине — не от металла в руке, а от того, кого он узнал за этим взглядом. Это был не человек. Это был Заркун, бог зависти, принявший человеческий облик, но не сумевший скрыть свою суть от того, кто уже вкусил силу хаоса Моргаса.

Заркун склонил голову, и его улыбка, хищная и холодная, растянулась шире, обнажая зубы — слишком острые, чтобы принадлежать человеку.

— Удивлен, советник? — голос его был мягким, почти шелковым, но в нем звучала насмешка. Он шагнул ближе, его движения были плавными, как у змеи. — Не ожидал встретить меня здесь, среди этих… смертных?

Совикус стиснул металл сильнее, его пальцы ощутили, как хаос отозвался на присутствие другого бога — легкой дрожью, прошедшей  по руке.

— Заркун, — произнес он тихо, его голос был ровным, но в нем мелькнула тревога. — Что ты делаешь с Хротгаром?

Бог зависти рассмеялся, звук был резким, и эхом отозвался в роще.

— О, я не с ним, Совикус. Я рядом. Наблюдаю. Жду. Ты ведь знаешь, как сладка зависть — она горит в сердце Хротгара, в его воинах, даже в тебе. Ты хочешь власти Моргаса, а я… я хочу посмотреть, как вы все пожираете друг друга ради нее.

Хротгар повернулся к Заркуну, его брови нахмурились, но он промолчал. Король не знал, кто перед ним, — для него это был просто советник, один из тех многих сидящих у костра. Но Совикус видел правду: Заркун не был союзником Хротгара, он был паразитом, который питался его амбициями, его жаждой отнять Альгард у Всеволода. И все же присутствие бога зависти здесь, в эту ночь, после ритуала Моргаса, не могло быть случайностью.

— Ты играешь в опасную игру, — сказал Совикус, его взгляд встретился с зелеными глазами Заркуна, и на миг пламя костра вспыхнуло ярче, отражая их противостояние.

— А ты нет? — парировал Заркун, его улыбка не исчезла, но в ней мелькнула угроза. — Твой хаос — ничто против моих сил, Совикус. Не забывай об этом.

Советник промолчал, его разум работал быстро, перебирая варианты. Заркун был угрозой, но не прямой — он не вмешивался, пока зависть питала его силу. Хротгар, стоявший рядом, был пешкой в их играх, но пешкой опасной, чья сила могла обрушиться на Альгард раньше времени. Совикус повернулся к королю, его голос стал тверже:

— Держи своих людей в узде, Хротгар. Когда я дам знак, ты получишь все, чего хочешь. Но не раньше.

Хротгар кивнул снова, его взгляд скользнул к Заркуну, но он не задал вопросов.

— Я жду, — сказал он просто, и это было все, что ему нужно было сказать.

Совикус резко развернулся, и его мантия взметнулась за спиной, подобно тени Моргаса, неотступно следовавшей за ним сквозь ночь. Он покинул рощу, оставив Хротгара и его воинов у мерцающего костра, а Заркуна — с его насмешливой улыбкой, провожавшей его до кромки леса. Металл в руке Совикуса пульсировал, его холод сливался с жаром крови, бурлящей в его венах. Ритуал был завершен, а союз с Хротгаром укреплен, но тень Заркуна легла на его путь — зловещее предвестие новой игры, уже зарождавшейся в сумраке Альгарда.

Гилен стоял в стороне, его черные очки отражали пламя. Он наблюдал, как один из бойцов — Вейн, тот самый юнец, что спотыкался по дороге, — с любопытством разглядывает рунические таблички.

— Не трогай, — резко сказал Гилен. — Там может быть что угодно.

Вейн отпрянул, как обжегся.

Капитан подошел к груде добычи, пнул ногой один из ящиков.

Капитан пнул ящик ногой, раздался глухой стук дерева.

— Всё это добро — на корабль, — рявкнул он, окидывая взглядом груды добычи. — И поживее, пока кто-нибудь не надумал оспорить наш улов.

Гилен коротко кивнул, но мысли его были далеко: «Победить героя... Белегорна... Эта команда не справится, даже если он двадцать раз напорется на собственный клинок. — Его пальцы непроизвольно сжались. — Но его кровь... Она могла бы дать силу. Настоящую силу».

В лагере нашлись несколько уцелевших телег. Бойцы, потные и закопченные, но довольные, начали грузить ящики и мешки.

Группа гражданских — женщины, старик и пара подростков — стояли в стороне, переминаясь с ноги на ногу. Наконец, одна из женщин, худая, с тёмными кругами под глазами, сделала шаг вперёд.

— Господин капитан... — её голос дрожал. — Можно нам... обратно? Здесь мы...

Она не договорила, но всем было ясно — здесь они умрут.

Капитан обернулся, его единственный глаз сверкнул.

— Этих двух — связать и вести на верёвке, — ткнул он пальцем в пленных. Затем повернулся к гражданским, и его голос стал низким, как рокот приближающейся грозы: — А вы — слушайте и не выёживайтесь, если жизнь дорога. Места тут — хуже ада. Шаг в сторону — и вас сожрут, даже косточек не оставят.

Он не стал ждать ответа, развернулся и зашагал к головной телеге.

Гилен наблюдал, как гражданские, покорно опустив головы, потянулись к обозу: «Слабые. Но иногда и слабые могут пригодиться».

Команда строилась в колонну. Раненых посадили на телеги, остальные взяли оружие наизготовку.

— Пошли! — крикнул капитан.

Обоз тронулся, оставляя позади дымящиеся руины лагеря.

Возвращение прошло удивительно спокойно. Разведчики — Кронк и Дирк — вели отряд обходными тропами, минуя опасные участки. Они нашли замаскированный лагерь, где оставались раненые, и теперь вся команда двигалась единой группой, готовой к любым неожиданностям.

Дорогу нарушили лишь несколько бродячих монстров — два ползуна да стайка утопцев, но с ними быстро разобрались. Лис с лучниками расстреляли их издалека, даже не давая приблизиться.

Когда впереди показались мрачные стены Аль-Дейма, даже угрюмый капитан Мейер слегка размяк в плечах.

Гражданские, едва переступив городские ворота, тут же засуетились.

— Спасибо, что... что не бросили... — пробормотал старик, кланяясь.

Женщина с тёмными кругами под глазами лишь кивнула, прежде чем скрыться в узком переулке, ведущем к дешёвой гостинице.

Пленников, связанных и бледных от страха, повели к «Жгучей Мэри», где часовые уже ждали, постукивая алебардами о палубу.

— В трюм их, — бросил капитан, даже не глядя. — Потом разберёмся.

Капитан Мейер подошёл к Гилену и жестом предложил отойти в сторону. Они отошли чуть дальше от шумящей команды, к самому краю пристани, где волны тихо плескались о каменные сваи.

— Гилен, — капитан произнёс его имя без обычной насмешливости. — У меня предложение.

Гилен повернул к нему голову, но ничего не ответил.

— Изначально я планировал сдать тебя в городе, — признался Мейер, скрестив руки. — Но сейчас... Он махнул рукой в сторону корабля, где бойцы разгружали добычу. — Ты получаешь равную долю. И можешь выбрать любой предмет из трофеев.

Гилен медленно покачал головой.

— Богатство — не моя цель.

Капитан не настаивал. Он прислонился к старинной тумбе, обитой медью, и вздохнул.

— Послушай. Без тебя половина моих людей осталась бы в Горле. Я не стану спрашивать, что ты за существо и как твои глаза горят, как адские угли. Его голос стал тише. — Но с тобой — мы выживаем. Я готов дать тебе больше, чем долю. Если тебе что-то нужно — скажи. Я помогу.

Гилен задумался.

— Какие земли лежат за пределами Аль-Дейма? — спросил он неожиданно.

Капитан не удивился. Он уже привык к странным вопросам Гилена.

— Начнем с ближайшего, — он чертил пальцем невидимые линии в воздухе. — Аль-Дейм — наш «любимый» базальтовый ад. Дальше на восток — Аргентайн, где сейчас льется кровь и в котлах варят зелья, чтобы сдержать Чёрную Хворь.

Он наклонился, поднял камень и бросил его в воду.

— К юго-востоку — Ямарийский архипелаг. Там делают этот богомерзкий ром. Острова под властью Совета Девяти Клинков — пираты, но с хорошими связями. Торгуют оружием и рабами, но в их гаванях можно отдохнуть, если не светить кошельком.

Он почесал свою густую бороду.

— На западе — Амбарнэ. Капитан продолжил рисовать в воздухе, будто перед ним действительно была карта. — Земля виноградников и вечных дворцовых интриг. Их герцоги режут друг друга за власть, но вино у них — лучшее в мире.

Он замолчал, задумчиво покосившись на Гилена.

— Дальше — Конклав Семи Башен. Сухари-алхимики, но без их зелий Аргентайн бы уже пал. На юго-западе — Пустоши Безмолвия. Там когда-то было королевство Вальтара, пока Черная Хворь не съела их заживо.

Капитан замолчал, глядя на горизонт.

— А на востоке — Легион Рассвета. Железные фанатики, которые молятся солнцу и воюют с "тьмой" — кто бы это ни был. — Вот и весь мир, Рубиновый. Где в нём место для тебя?

Гилен стоял неподвижно, его черные очки скрывали взгляд, но капитан чувствовал — он слушает.

— Вряд ли во всей россыпи миров найдется такое место, — наконец произнес Гилен, и его голос звучал так, будто доносился из глубины веков.

Капитан хмыкнул, потирая подбородок.

— Ладно. Место на «Жгучей Мэри» для тебя всегда найдётся.
Он помолчал, затем добавил:
— Слыхал я о чужаках, что приходят из других миров. Обычно они перерождаются в новых телах — эльфах, гномах, черт-те ещё в ком. Но чтоб вот так — появиться посреди моря, как чёрт из табакерки...

Гилен не ответил.

Капитан вздохнул и продолжил:

— Эльфийские земли — далеко на востоке, за хребтами Вечного Тумана. Там же и гномьи подгорные города, и оркские степные кланы...

Он замолчал, глядя на Гилена, но тот лишь кивнул, словно ожидая продолжения.

— Если уж говорить о настоящих силах в этом мире... Есть Девять. Те, перед кем дрожат даже короли.

Гилен слегка наклонил голову:
— Начни с самого опасного.

— Альрик Железный Крест. Человек, но... не совсем. Его доспехи — это часть тела. Говорят, он стоял против целой армии Черной Хвори три дня и выжил.

— Его слабость?
— Ха! Если б я знал. Но ходят слухи, что его сила связана с клятвой — пока защищает Аргентайн, неуязвим.

Волна плеснула о причал, будто подчеркивая слова.

— Лираэль Бездонный Взгляд — эльфийка из Вечного Леса. Её стрелы не просто убивают — они стирают память о жертве. После её выстрелов родные забывают, что убитый вообще существовал.

Гилен постучал пальцем по древку копья:
— Интересная механика.

— Торгрим Камнедробитель. Гном, но ростом с орка. Его молот может вызывать землетрясения. Раз в десять лет он бьёт по Глубинному Колоколу в своих шахтах — и тогда горы меняют форму.

— Почему десять лет?
— Говорят, так долго копит силу. Или ждёт чего-то...

Капитан вытер пот со лба:

— Гаррок Кровавый Рев — орк, который съел своего бога. Теперь его топор пожирает души. Чем больше убивает — тем моложе выглядит.

— Биологическое бессмертие через убийства. Брутально.

— Силиф Шепот Ветра... Фея. Маленькая мерзкая тварь. Может залезть в твой сон и оставить там послание. Или нож.

Гилен впервые проявил интерес:
— Она связана с другими мирами?
— Кто их знает. Но если где-то пропадают люди — ищи её следы.

Капитан продолжил, понизив голос:

— Мардок Безликий. Человек... наверное. Никто не знает его настоящего лица. Вчера он мог быть твоим другом, сегодня — твоей тенью.

— Профессиональный инфильтратор.

— Вейла Песнь Проклятий. Эльфийка, которую изгнали из Вечного Леса. Её голос сводит с ума. Говорят, однажды она заставила целый город перерезать друг друга... песней.

— Звуковое оружие. Эффективно.

— Ренар Последний Алхимик. Превращает воздух в яд, а камни — в золото. Его "Глаз Бога" видит состав всего, к чему прикоснётся.

— Материальный трансмутатор.

— И наконец... Зигза Трещина. Гоблин, который может ходить сквозь стены. Его кинжалы оставляют раны, что никогда не заживают. Король теней и лучший убийца в мире.

Гилен долго молчал, потом спросил:
— Они все бессмертны?

Капитан усмехнулся:
— Смертны. Но убить их... Это уже другая история.

Так что если встретишь кого из них — беги. Или кланяйся. Иногда второе помогает.

Капитан замолчал, изучая реакцию Гилена.

— Вот они. Те, кто решает судьбы королевств.

Гилен наконец пошевелился.

— Интересно.

Один короткое слово — но капитан понял: этот список его не испугал.

Гилен медленно повернулся к капитану, его черные очки скрывали взгляд, но в голосе прозвучала легкая искра интереса:

— Ты назвал девятерых... но забыл упомянуть Белегорна Сиятельного.

Капитан нахмурился, словно Гилен ткнул пальцем в старую рану.

— Герой — не значит спаситель, — ответил он, потирая подбородок. — Эти Девять — каждый сам за себя. Никто из них не считает этот мир домом. Все ищут путь обратно… или способ перекроить реальность под себя.

Он помолчал, глядя на воду, где отражалось ночное небо, по которому рассыпались звезды.

— Белегорн... Когда он стал Морским Королем, о нём начали забывать. Намеренно. В книгах остались лишь обрывки — он никогда не воевал за других, но и не предавал. Просто... исчез в своих глубинах.

Гилен слегка склонил голову:
— Или его славу присвоили, а историю переписали.

Капитан хмыкнул, но не стал спорить:
— Может и так. Но запомни — говорить о Героях опасно. Сила меняет не только тело... но и душу. Даже самый благородный воин, получив такую мощь, рано или поздно начинает видеть в остальных... муравьев.

Его голос стал жестче:
— А Белегорн теперь и вовсе не человек. Он — часть океана. И если ты ищешь его... будь осторожен. Море не прощает назойливых гостей.

Гилен не ответил. Но в темноте за его очками что-то вспыхнуло — то ли отражение луны, то ли далекий отсвет глубины. Тишина между ними повисла густой пеленой, нарушаемой лишь далекими криками ночных птиц и плеском волн о причал.

— Так что ты ищешь в Горле? — спросил Гилен, его голос звучал ровно, но в нем чувствовалась стальная нить интереса.

Капитан Мейер тяжело вздохнул, почесывая щетину на подбородке.

— Короля уже никто не видел веками. Но море… Оно благоволит безумцам. Если повезёт — можно найти его покои. А там…

Он прищурился, словно пытался разглядеть что-то вдали.

— Его молот. «Ледяное клеймо». Говорят, одним ударом он мог заморозить целую крепость.

Он повернулся к Гилену, и в его единственном глазу вспыхнул азарт.

— С тобой... есть шанс пройти дальше, чем кому-либо до нас.

Гилен медленно покачал головой.

— Белегорна, возможно, уже давно нет. И никогда не было никакого "Короля". Легенды любят приукрашивать. А что, если он больше не герой, а... ожившее проклятие?

Капитан нахмурился.

— Какими силами он обладал? — продолжил Гилен.

Мейер развел руками.

— Этого нет ни в одной книге. Ни один из Девяти никогда не упоминал его способностей. Известно только, что он всегда держался в стороне. А потом... принял Дар Зарукса и стал тем, кем стал.

Он помолчал, затем добавил, понизив голос:

— Но есть одна старая рыбацкая песня... В ней поется, что в день, когда Белегорн исчез, море отступило на милю — и не возвращалось три дня.

Гилен замер.

— Ты думаешь, это был не уход... а подготовка?

Капитан лишь пожал плечами.

— Кто знает? Море хранит свои секреты лучше, чем могилы.

— Капитан! Пленники раскололись! — донёсся с палубы хриплый крик матроса.

Мейер обернулся к Гилену, резко кивнул:
— Новый выход — на рассвете. Не проспи.

И, развернувшись, зашагал к кораблю, сапоги гулко стучали по деревянному трапу.

Гилен остался стоять у воды, пока шум шагов не растворился в ночи.

Гилен сидел в своей каюте, медленно пережевывая плотный бутерброд с копченым мясом и острым сыром. Лунный свет пробивался сквозь круглое иллюминатор, рисуя на стене дрожащий серебристый круг.

«Черная Хворь...»

Он отложил еду, пальцы непроизвольно сжались.

«Серый туман, пожирающий целые земли. Появился внезапно, без предупреждения. И именно на юге Аргентайна — там, где когда-то были владения Белегорна, если верить старым картам».

В голове всплыли слова капитана: «В день, когда Белегорн исчез, море отступило...»

Гилен прикрыл глаза, представляя картину:

«Море откатывается, обнажая дно. На три дня. Что если это не отступление, а... выдох? Что если Зарукс не дал ему силу — а забрал её? И теперь то, что осталось — это не Король, а пустота, которая медленно расползается по миру?»

Он открыл глаза, взгляд упал на собственную тень, дрожащую на стене.

«Черная Хворь не просто убивает. Она стирает память. Как стрелы Лираэль. Совпадение? Или... кто-то научился использовать тот же принцип?»

Последний кусок бутерброда застрял в горле. Гилен налил воды из кувшина, смывая комок.

«Девять Героев молчат о Белегорне. Потому что боятся? Или потому что знают, чем это закончилось?»

За бортом плескались волны, будто шептали что-то на языке, который он почти — но не совсем — понимал.

«Завтра. Завтра мы снова войдем в Горло. И если я прав... там меня ждут не сокровища».

Он потушил светильник, погрузив каюту в темноту.

«А ответ».

Трюм «Жгучей Мэри» тонул в полумраке. Единственный фонарь, раскачивающийся на цепи, отбрасывал нервные тени по стенам, заставляя ржавые гвозди в досках сверкать, как клыки. Воздух был густым — смесью соли, дегтя и страха.

Двое пленников сидели на ящиках, скованные одной цепью. Черноволосый, с перебинтованной рукой, кусал губу до крови. Рыжий, веснушчатый, дрожал так, что звенели кандалы.

Гилен стоял в тени у стены, а капитан Мейер был ровно перед ними, его единственный изумрудный глаз сверкал в темноте, как холодный огонь. Его рыжая борода, заплетенная в две тонкие косички, казалось, шевелилась сама по себе, когда он говорил:

— Ваши сбежавшие уже доложили старшим. Значит, у нас мало времени.

Он медленно прошелся перед ними, сапоги гулко стучали по полу.

— Где базы Псов?

Рыжий заерзал:
— В... в Докерском квартале! Там склад у старой верфи! И... и еще в катакомбах под...

Черноволосый перебил:
— Под «Ржавым Якорем»! Там вход через погреб!

Капитан не удивился. Он лишь присел на корточки перед ними, положив локти на колени.

— Подпольные предприятия?

— Оружейная в подвале у Галла! — выпалил рыжий.
— И... и контрабанда через старые ледяные шахты! — добавил второй.

Они перебивали друг друга, слова вылетали рваными кусками:

— Они уже знают про вас!
— Не ждите утра!
— Отпустите нас, мы все сказали!

Капитан медленно поднялся, его тень на стене стала огромной, как чудовище.

— Кто главный теперь, после Донована?

Пленники замолчали, переглянулись.

— Галл... — прошептал черноволосый.
— Но... но его нет в городе. Он ушел в...

Капитан резко махнул рукой — хватит.

Он повернулся к матросам:
— На рассвете идем.

А затем, уже уходя, бросил пленникам:
— Вас продадут в шахты. Это лучше, чем то, что сделал бы с вами Галл.

Дверь трюма захлопнулась.

Продолжение следует...

Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)

— Что произошло в Горле — останется в Горле, — произнес он ровно, подчеркивая каждое слово. — Но если кто-то захочет поспорить с этим правилом...

Он не стал договаривать, позволив каждому додумать окончание.

Затем Гилен присел на корточки, разровнял ладонью пыль на камне и начал чертить схему:

— Разведчики — по следам. Найдите их лагерь, но не приближайтесь. Подготовьте дымовые шашки — разместим их здесь и здесь. — Его палец оставил две метки. — Поджёг — с наветренной стороны, чтобы дым пошёл в их сторону. На всё у нас будет — не больше двух часов.

Он замолчал, мысленно прикидывая временные рамки: «Донован крепок. Если у него есть доступ к сильным лекарям или если его навыки восстановления выше ожидаемых...»"

— Скорость решает всё, — добавил Гилен, поднимаясь. — Они уже расслабились. Сейчас — лучший момент.

Капитан Мейер, до этого молча наблюдавший, резко кивнул и обрушил на команду град приказов:

— Кронк, Дирк — на разведку. Гэвин, собери группу — готовьте поджигательные смеси. Остальные — проверяйте оружие, доспехи, факелы. Кто не занят — варит смолу для шашек.

Команда бросилась выполнять распоряжения, словно штормовой ветер разметал их по лагерю. Одни начали резать тряпье для фитилей, другие смешивали в котлах серу и селитру, третьи точили клинки, бросая на Гилена украдкой взгляды — то ли с опаской, то ли с зарождающимся почтением.

А вдалеке, за черными базальтовыми руинами, уже ждал лагерь «Бешеных Псов» — не подозревая, что их триумф обернется кровавым кошмаром.

Капитан Мейер подошёл к Гилену, стоявшему в отдалении от суеты лагеря. Его единственный глаз прищурен, словно пытался разглядеть то, что скрыто за чёрными стёклами.

— Поговорим? — бросил он, не как приказ, но и не как просьбу.

Гилен повернул голову, едва заметно улыбнувшись:
— Пока идёт подготовка — спрашивай.

Капитан хмыкнул, скрестив руки на груди:
— Знаю, что о «воскрешении» не расскажешь. Система щедра на странные дары... Но смерть обмануть?

Он покачал головой.

— Да и Радужную Королеву ты заметил раньше всех. Как?

Гилен задумался на секунду, его пальцы невольно сжались: «Если сказать слишком много — Система может среагировать. Но и врать не стоит».
— Есть… альтернативные пути развития. Не всё упирается в прокачку навыков.

— Ха! — капитан резко выдохнул. — Твоё копьё — будто живёт своей жизнью. Ты знаешь удары до того, как их наносят. Как?

— Забытые техники, — Гилен провёл рукой по древку копья. — Большинство слепо верит, что «уровень» решает всё. Но он часто лишь золотая клетка.

Мейер прищурился ещё сильнее:
— Говоришь, как седобородый старец с гор. Сколько тебе на самом деле?

— Возраст — не всегда годы, — Гилен усмехнулся. — Иногда — опыт. А иногда…

Он намеренно запнулся, давая капитану додумать.

— …проклятие? — предположил Мейер, внезапно серьёзнея. — Или дар?

— И то, и другое, — Гилен повернулся к лагерю, где бойцы заканчивали готовить дымовые шашки. — Но сейчас важнее другое — ты веришь, что мы справимся?

Капитан хлопнул его по плечу, неожиданно резко:
— Верю? Нет. Но ставлю на тебя, Рубиновый. Только учти — если это кончится кровью моих людей…

— …это кончится кровью их людей, — Гилен закончил за него, и в его голосе впервые прозвучало что-то кроме холодного расчёта — обещание.

Вдалеке Кронк подал сигнал — разведчики вернулись.

Тьма опустилась на Горло плотной завесой, точно мокрый бархатный саван, пропахший солёной влагой моря и горьким ароматом древних камней. Влажность окутывала тело липкой пеленой, воздух становился вязким и тяжелым, от каждого вдоха легкие сжимались острыми иглами страха, словно сами стены крепости хранят древнюю тайну, готовую вырваться наружу вместе с дыханием ночи.

Отряд «Жгучей Мэри» двигался в темноте, как призраки, ступая так, чтобы даже мокрый гравий не скрипел под сапогами.
Кронк, низкорослый и юркий, скользил между камнями, его заострённые уши ловили каждый звук.
Дирк, старый копейщик с лицом, изборождённым шрамами, шёл чуть позади, прикрывая тыл разведгруппы.
Гэвин, огромный щитовик, вёл группу, его ростовой щит был наготове.
Лис, рыжеволосый лучник с колчаном, полным отравленных стрел, шагал рядом, его зелёные глаза сверкали в темноте.
Барнс, молчаливый громила с двуручным топором, замыкал строй, оглядываясь через плечо.

— Тише, черти, — прошипел Гэвин, когда кто-то из новичков — Вейн, юнец с перебинтованной рукой, — неловко зацепился за камень.

— Сволочь… — пробормотал Вейн, потирая ушибленное колено.

— Заткнись или я тебя самого пристрелю, — шикнул на него Лис, не оборачиваясь.

Гилен шёл в середине группы, его чёрные очки скрывали направление взгляда, но каждый чувствовал — он видит больше, чем остальные.

Капитан Мейер, сжимая рукоять абордажного топора, шёл рядом.

— Скоро? — тихо спросил он.

— Уже близко, — так же тихо ответил Кронк, внезапно появившись из темноты, как тень. — Лагерь в двухстах шагах. Охрана спит. Донована не видно — возможно, в палатке.

— Или уже мёртв, — пробормотал Гилен, но так, чтобы слышал только капитан.

Мейер лишь хмыкнул в ответ. Ветер шевелил обрывки тумана, будто чьи-то пальцы.
Где-то в руинах скрежетал камень — может, зверь, а может, что-то похуже.
Запах гари и моря смешивался в странный, тревожный коктейль.

— Готовы? — Гилен обвёл взглядом бойцов.

— Как никогда, — прошептал Лис, проверяя тетиву.

— Тогда начинаем.

Гилен пригнулся и резким жестом подозвал к себе Кронка, Дирка и Лиса — самых бесшумных из команды. Его голос звучал тихо, но с ледяной чёткостью:

— Запоминайте. Сперва — поджёг здесь, здесь и здесь. — Он ткнул пальцем в начерченную на песке схему. — Дымовые шашки — только после, когда охрана кинется тушить огонь. Но первыми — снимите часовых. Без шума. Ждите мой сигнал.

Капитан Мейер, стоявший чуть поодаль, скрестил руки:
— А ты где будешь?

— Там, где нужно, — Гилен даже не повернул головы. — Донован уже ослаблен. Поверьте, вопросов не задавайте.

В его голосе прозвучало что-то, заставившее капитана смолчать.

— После — зачищаю ближайших помощников. Без них Псы разбегутся, как крысы.

И в этот момент раздался вопль.

Из дальней палатки вырвалась рыжая девушка, едва прикрытая чьим-то плащом. Её лицо было искажено ужасом, волосы растрёпаны.

— Лекаря! Срочно! Он умирает!

Гилен резко выпрямился, его пальцы сжались в кулаки.

— Планы меняются. — Его голос прорезал ночь, как клинок. — Дымовых шашек не жалеть. Огонь — везде, где горит. Я действую самостоятельно. И чёрта с два свою долю увидит тот, кто решит геройствовать и умрет.

Команда замерла на мгновение — и рванула вперёд. Атака началась.

Разведчики растворились в темноте. Кронк и Дирк бесшумно сняли часовых, а Лис с лучниками закидали лагерь горящими стрелами. Палатки вспыхнули, как факелы. Гэвин со щитовиками двинулся вперёд, прикрывая тех, кто бросал дымовые шашки.

Гилен исчез в хаосе. Его целью был Донован.

Вокруг раздавались вопли «Псов», выбегающих из горящих палаток, грохот падающих шестов и треск пламени. Гэвин рычал: «Строй, шлюхины дети, строй!» В воздухе висели запахи гари, жжёной ткани и палёного мяса — кто-то не успел выбежать.

Гилен уже был внутри лагеря. Его кровавые когти выпущены.

Гилен шагнул сквозь дым, и Кровавый Туман обволок его, как вторую кожу. Полтора метра вокруг него дышали алой мглой, в которой плавали капли чужой жизни. Копье осталось позади — сейчас ему нужны были когти, острые, хрупкие, длиной в пять сантиметров, но смертоносные, как змеиные зубы.

Алый Взгляд прожег дым и пламя, выхватив из хаоса палатку Донована. Там, внутри, билось слабое, но ещё живое сердце. К нему уже бежали четверо — опытные бойцы, судя по тому, как они двигались: быстро, но без суеты, мечи уже в руках, взгляды острые.

Первый заметил его слишком поздно.

— Что за чёрт… — успел выдохнуть мужчина с перекошенным лицом, увидев алый туман и два горящих глаза внутри.

Гилен рванулся вперёд.

Его когти вонзились в горло, разрезая кожу и мышцы, как мокрый пергамент. Кровь брызнула в туман, и он втянул её, как губка.

Трое остальных среагировали мгновенно.

— Кругом! — крикнул самый крупный, и клинки вспыхнули в огненном свете.

Гилен скользнул между ударами, его движения были резкими, угловатыми, будто он ломался в суставах, чтобы избежать лезвий.

Первый мечник замахнулся — Гилен присел, и клинок просвистел над головой. В ответ его когти царапнули по кисти, разрезая сухожилия. Мечник взвыл, но не выпустил оружие.

Второй ударил сбоку — Гилен отпрыгнул, но лезвие зацепило его коготь. Хрупкий, как стекло, он треснул и рассыпался в кровавую пыль.

— Ломаются! — злорадно крикнул третий, размахивая двуручником.

Гилен усмехнулся.

Новые когти выросли из его пальцев за секунду, но этой задержки хватило, чтобы мечники сжали кольцо.

Они напали одновременно.

Гилен упал на спину, проваливаясь под удары, и взмахнул руками. Когти впились одному в бедро, второму — в живот, третьему — в запястье.

Кровь хлынула ручьями.

Они рухнули, захлебываясь собственными криками.

Гилен встал, его Туман сгустился, вбирая в себя алые брызги.

— Хар-Гаал, — прошептал он, и кровь ожила.

Она потянулась к нему, как железные опилки к магниту, вливаясь в Исток Крови. Сила разлилась по жилам, горячая, сладкая.

Трое бойцов ещё дышали, но скоро они станут высушенными мумиями

Гилен развернулся и пошёл к палатке Донована.

Донован чувствовал, как навыки регенерации медленно, но верно затягивают рваные раны внутри него. Ещё пять минут — и он смог бы хотя бы держать меч. Но времени не было.

Палатка вздрогнула.

Сквозь щели в пологе просочился алый туман — густой, как кровь, пульсирующий в такт невидимому сердцу. В его глубине горели два угля — рубиновых глаза, холодных и безжалостных.

Донован попытался приподняться, но спазм скрутил его, вырвав хриплый стон. Меч лежал у входа — до него было три шага, но они казались километрами.

— Боги… — прошептал он, но тут же заскрежетал зубами. Нет, не боги. Он никогда не молился.

Туман сгустился, и из него протянулись когти — тёмно-багровые, будто спрессованные из тысячелетней крови. Они коснулись его груди, и задвигались, выводя на коже некую руну.

— Ан-Назгур (поглощение), — произнёс туман голосом Гилена.

И тогда мир взорвался.

Ужас охватил его мгновенно: чёрный липкий ужас, рождённый тьмой до первого луча света, который растворяет память поколений, где ещё ничего не было создано и некому спасти от кошмара вечной ночи. Страх расползался изнутри подобно тысячам пауков, заползая в каждую клеточку тела, пульсируя болью и отчаяньем, когда мир вокруг превращается в кромешную бездну.

Пульс застучал оглушительно громко, стуча железом молота по черепу, отдаваясь звоном колокола во всём теле. Кровь взорвалась горячей лавой, обжигая сосуды и нервы, словно кто-то взял огромный пылающий уголь и бросил внутрь, прожигающий тело насквозь. Каждый вдох превратился в судорожное хрипение, вырывавшее сердце наружу и рвущее лёгкие в клочья.

Сердце бешено билось, заставляя мышцы сжиматься судорогой, наполняясь нестерпимой болью, проникающей глубже самого сознания. Страшная боль становилась частью его души, её крик разносился эхом по всему телу, пока разум цеплялся за остатки контроля над собой.

Но спасения уже не было. Лишь пустота, лишь хаос бесконечной неизвестности, наполненный адским страданием и беспощадностью…

Она хлынула из пор, из глаз, изо рта, из ушей — алые нити, тянущиеся к туману. Они сплетались в шар, вращающийся перед его лицом, а тело… тело ссыхалось, превращаясь в пергамент, обтянутый на костях.

Последнее, что увидел Донован — как шар крови сжался в идеальный рубин, размером с горошину, упавший в ладонь существа из тумана.

Гилен сжал рубин в кулаке, и огонь прошёлся по его меридианам.

Это была не боль — это было перерождение.

Новый Меридиан родился внутри него — «Азраэль» (коса жнеца).

Он чувствовал его — как лезвие, протянувшееся вдоль костей предплечий, готовое рассекать не только плоть, но и саму волю противника.

Гилен втянул воздух, пропуская его сквозь Алый Взгляд. Три яркие ауры пульсировали в дыму — сильные, знакомые. Его новые когти, теперь длиннее и крепче, пошевелились на пальцах, будто жаждущие испытания. Кровавый Туман втянулся обратно в тело, его поддержка без подпитки тратила много крови.

Крыло Ворона — меридиан «Азраэль» — трепетало внутри, словно тень, готовая оторваться от тела и позволяющая ускориться при убийстве более сильного противника.

Он рванул вперёд.

Дым рвал горло, огонь лизывал остатки палаток, а под ногами хлюпала кровь — своих и чужая.

Ближе. Ещё ближе. И вот — картина:

Трое бойцов «Жгучей Мэри» — Гэвин, Лис и Барнс — спинами друг к другу отбиваются от пятерых «Псов».

— Сукины дети! — орал Гэвин, его щит трещал под ударами.

— Кончайте их! — визжал один из нападавших, размахивая кривым кинжалом.

Гилен не замедлил шаг. Первый «Пёс» даже атаки не увидел — семисантиметровые когти вошли под ключицу, разорвали артерию.

Крыло Ворона распахнулось.

Три секунды.

Гилен превратился в кровавый вихрь.

Второй враг успел повернуть голову — и получил коготь в глазницу.

Третий замахнулся мечом — когти встретили клинок, выдержали удар, отскочили — и вонзились в горло.

Два «Пса» осталось. Отпрянули — глаза круглые, рты открыты.

— Это... это...

Гилен не дал договорить.

Когти сломались на четвёртом, но уже через миг отросли снова — и пятый рухнул, хватая ртом воздух.

Гэвин вытер кровь с лица.

— Чёрт…

Лис присвистнул, разглядывая новые когти Гилена.

— Удобно.

Барнс только кивнул, слишком уставший для слов.

Гилен коротко кивнул, окидывая взглядом поле боя. Лагерь «Бешеных Псов» превратился в адский хаос — повсюду валялись перевернутые повозки, догорали палатки, а земля была усеяна телами. Те, кто еще мог держаться на ногах, в панике разбегались в разные стороны, растворяясь в дыму и предрассветных сумерках. Среди них мелькали и гражданские — женщины, лекари, торговцы — все, кто не успел или не смог сбежать раньше.

Гэвин, тяжело дыша, оперся на щит и махнул окровавленным клинком в сторону дальней части лагеря.

— Капитан там… — хрипло выдохнул он. — Мы спешили, но нарвались на засаду.

Гилен не стал ждать подробностей. Он рванул в указанном направлении, но Кровавый Туман остался сжатым внутри него, как свернувшийся зверь. «Пусть подождет. Кровь еще пригодится», — промелькнуло в голове.

Сквозь клубы дыма он разглядел капитана Мейера, который, несмотря на окровавленную руку и рваный плащ, мастерски уворачивался от атак здоровяка с двуручным топором. Противник был вдвое шире в плечах, а его оружие напоминало скорее кузнечный молот, чем боевой топор. Но капитан не отступал.

— Ну же, кусок тухлого мяса! — провоцировал Мейер, отскакивая в сторону. — Или ты только по спящим бить умеешь?

Топор с ревом рассек воздух, но капитан ловко поднырнул под удар, резко шагнул вперед и всадил свой клинок под ребро нападающему. Тот захрипел, рухнул на колени, а затем — лицом в грязь.

— Донован мертв, — холодно сообщил Гилен, подходя. — Лагерь разбит. Остатки Псов бегут.

Капитан вытер лоб окровавленным рукавом, перевел дыхание и с глухим стуком положил топор на плечо.

— Склад там, — он кивнул в сторону полуразрушенного каменного строения. — Пойдем, пока эти трусы не вернулись с подкреплением.

Они двинулись через лагерь, обходя горящие обломки. Бой стихал — лишь кое-где еще слышались редкие крики, звон металла да стоны раненых. Никто не решался думать о потерях. Не сейчас.

Склад оказался крепкой постройкой с массивной дверью, которая уже была выломана — видимо, кто-то из Псов пытался спасти самое ценное. Внутри царил беспорядок: рассыпанные мешки с провизией, разбитые бочки, но в дальнем углу...

— Ну вот мы и разбогатели, — хрипло усмехнулся Мейер, указывая на аккуратно сложенные мешки с черным жемчугом и несколько деревянных ящиков с рунически табличками, свитками и какими-то книгами.

Гилен молча осмотрел добычу. Его рубиновые глаза, уже скрытые за стеклами, мерцали в полумраке.

Лагерь догорал.

Продолжение следует...

Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)

Тень следовала за ним с тех пор, как он покинул стены Вальдхейма. Шаги ее были едва слышны, дыхание — слабым шепотом, заглушенным воем ветра, но Совикус ощущал ее присутствие. Это не была угроза, скорее неуклюжая попытка остаться незамеченным. Мальчишка. Худощавый, ловкий, не старше шестнадцати лет, он прятался за деревьями, замирал в зарослях, его темный плащ сливался с тенями. Но для Совикуса он был как открытая книга — магия в его венах, дар Моргаса, обостряла чувства до предела. Он слышал каждый шорох, ощущал малейшие колебания воздуха, знал, где мальчик ступает, даже не оборачиваясь.

Кто он? Случайный сирота, гонимый любопытством или голодом? Или чей-то посланник, чьи глаза следили за ним из тени? Совикус мог бы поймать его в один миг — достаточно было взгляда, чтобы заморозить его страхом, или жеста, чтобы тени разорвали его на куски. Но он не сделал этого, а просто шел дальше, позволяя мальчишке следовать за ним, как мотыльку, летящему на пламя. Моргас подаст знак, когда придет время, и тогда все станет ясно.

Лес вокруг становился гуще, деревья смыкались над тропой, образуя свод из голых ветвей, скрипящих под напором ветра. Земля под ногами была влажной, укрытой мхом и опавшими листьями, которые теперь шуршали под его сапогами. Вдалеке завыл волк, его голос разнесся над пустошами, но быстро угас, словно подавленный чем-то большим. Совикус не обращал внимания на звуки — его разум был занят только целью, что ждала впереди.

Дорога привела его к Гребню — маленькому поселку, затерянному в темных лесах на севере Альгарда. Низкие дома, крытые потускневшей черепицей, жались друг к другу, словно пытаясь укрыться от ночи. Запах гниющей древесины и сырого сена висел в воздухе, смешиваясь с дымом от угасающих очагов. Когда Совикус въехал в деревню на своем черном жеребце, тишина накрыла ее, как тяжелое одеяло. Жители, которые еще минуту назад сидели у костров или возились у домов, поспешно исчезли, захлопнув двери и ставни. Даже собаки, обычно не дающие проходу чужакам, притихли, забившись в тени.

Совикус чувствовал их взгляды — тени мелькали в щелях окон, лица прятались за дверными проемами, полные страха и недоверия. Это не был обычный страх перед чужаком. Люди Гребня знали его — не по имени, не по званию, а по тому, что исходило от него. Хаос пульсировал в его ауре, как невидимый огонь, и они ощущали его, пусть и не могли назвать. Напряжение висело в воздухе, густое и липкое, как предгрозовая духота.

Он не обратил на них внимания. Его путь лежал к таверне — старой каменной постройке с покосившейся вывеской, на которой едва читалось слово «Гребень». Дверь скрипнула, когда он вошел, и душный запах копченого мяса, дешевого эля и пота ударил в лицо. Внутри было тесно: деревянные столы, потемневшие от времени, стояли вплотную, а у стены сидели несколько крестьян, чьи лица были покрыты грязью и усталостью. Они замолчали, едва он переступил порог, их взгляды скользнули по нему и замерли, полные настороженности.

Трактирщик, пожилой мужчина с густыми седыми бровями и морщинистым лицом, молча шагнул к нему. Его руки дрожали, когда он ставил на стол кружку вина и глиняную миску с похлебкой — густой, с кусками картофеля и лука, плавающими в этом мутном бульоне.

— Тепло нынче, — буркнул он, словно эти слова были единственными, которые он смог выдавить из себя.

Совикус не ответил. Он сел, подтянув к себе миску, и начал есть, сосредоточившись на предстоящем. Ложка черпала похлебку медленно, размеренно, а вино оставалось нетронутым — багровая жидкость отражала свет единственной свечи на столе. Крестьяне шептались, бросая на него косые взгляды, но он не поднимал глаз. Его мысли были далеко — на холме, в тумане, где ждал Моргас.

Когда огни в деревне погасли и тишина стала почти невыносимой, мальчишка все еще следил за ним. Совикус чувствовал его — где-то в тени сеновала, за стеной таверны, он затаился, как мышь перед котом. Тень, что движется следом.

Теодор не спал. Он устроился в сеновале, прижавшись к грубым доскам — они пахли сыростью и старой соломой. Ночь становилась все тяжелее, воздух давил на плечи, словно сама тьма сгущалась вокруг него. Вдалеке, за лесом, поднимались черные облака, их края озарялись вспышками алого света, и его частички пробивались сквозь мрак. Это был знак — зловещий, необъяснимый, но он чувствовал его всем телом. Сердце билось быстро, но он заставлял себя дышать ровно, прячась в тени.

Он видел, как Совикус вошел в таверну, видел, как жители Гребня разбежались, словно крысы перед пожаром. Что-то было не так с этим человеком — не просто властность или холодность, а нечто более глубокое, что заставляло воздух дрожать вокруг него. Теодор сжал кулаки, вспоминая слова Дианы: «Будь осторожен. Он опасен». Она была права, и теперь он понимал это лучше, чем когда-либо.

Лес за деревней затих, поглощая последние звуки ночи — ни шороха листвы, ни криков сов. И в этот момент послышались шаги. Тяжелые, уверенные, с хрустом веток под ногами. Теодор напрягся, выглянув из-за досок. Пятеро фигур двигались к Совикусу, который стоял у края деревни, глядя в сторону леса. Разбойники. Их одежда была грязной, рваной, а ржавые клинки в руках тускло блестели в лунном свете. От них пахло потом и страхом, смешанным с жадностью.

— Эй, господин, чего один ночью? — насмешливо бросил один, долговязый, с кривыми зубами.

Совикус не шелохнулся. Его взгляд оставался холодным, как лед, лицо — неподвижным. Он не ответил, словно их слова были пустым шумом.

— Кошель бросай, — рявкнул второй, шагнув ближе и протянув руку с грязными пальцами.

Третий, самый крупный, с широкими плечами и шрамом через щеку, замер, вглядываясь в фигуру в плаще. Его глаза расширились, узнавание мелькнуло в них.

— Это... это же... — прошептал он, но голос его оборвался.

Совикус слегка приподнял руку. Тени вокруг него ожили — черные, извивающиеся, как змеи, они вспыхнули с шипением и рванулись вперед. Теодор затаил дыхание, вжавшись в стену.

Первый разбойник не успел вскрикнуть — тени обвили его голову, сжались, и его глаза вспыхнули алым, выгорая изнутри. Он рухнул, тело дернулось в агонии и затихло. Второй взвыл, когда его кожа почернела, покрываясь язвами, эти язвы лопались, как гнилые плоды. Его пальцы, сжимавшие кинжал, рассыпались в пыль, и он упал, хрипя. Третий открыл рот, но крик застрял в горле — щупальца теней втянули его в себя, поглотив, как волна поглощает камень. Четвертый бросился бежать, но пламя взвилось под его ногами, охватило тело, и через миг его кости осыпались черным пеплом, который быстро унес ветер. Последний, дрожащий, отступал, сжимая меч. Совикус повернул голову, его пальцы сжали воздух. Раздался влажный хруст — разбойник осел, кровь хлынула изо рта, глаза остекленели.

Теодор зажал рот рукой, чтобы не закричать. Он видел все — каждый удар, каждый ужасный конец. Сердце колотилось так громко, и он боялся, что Совикус это услышит. Но советник не обернулся. Он шагнул вперед, оставив тела лежать в пыли, и растворился в лесу.

Холм возвышался над лесом, скрытый густым туманом, клубившимся  вокруг него, как живое существо. Древние камни, покрытые мхом и выщербленные временем, стояли кругом, их темные силуэты проступали сквозь дымку. Совикус вошел в этот круг, и воздух затрепетал, словно пробудившись от векового сна. Туман сгустился, стал плотнее, обволакивая его, как саван.

— Выходи, — произнес он спокойно, голос его был низким, резонировал с землей.

Туман дрогнул, расступился, и из его глубин выступила фигура. Теодор, притаившийся за деревом у подножия холма, замер. Это был не человек. Высокий, темный, как сама бездна, Моргас стоял перед Совикусом. Его рога, черные и изогнутые, поднимались в воздух, багровые глаза пылали, как угли в сердце вулкана, а тело окутывал плащ из теней, и эти тени шевелились, как живые.

Мальчик шагнул вперед, его ноги дрожали, но он не отступил. Бледный, с растрепанными волосами, он смотрел на Совикуса, не прячась больше.

— Ты знал, что я здесь? — спросил он, голос слабый, полный страха.

Советник кивнул, его взгляд был холодным, но в нем мелькнула тень сожаления.

— Ты не должен был следовать за мной, — сказал он. — Теперь у тебя есть выбор. Уйди и забудь все, что видел. Или...

Моргас шагнул ближе, и его голос раздался в разуме Теодора, не произнося слов вслух: «Ты выбрал не ту дорогу».

Тени рванулись вперед, быстрые, как молнии. Теодор вскрикнул, бросился бежать, но они поймали его, обвили, как сети. Его крик оборвался, поглощенный тьмой, и все вокруг исчезло — холм, камни, лес. Остались только Совикус и Моргас.

— Совикус, — прогремел голос бога, раскатываясь, как гром.

Советник опустился на колено, склонив голову.

— О, великий Моргас, я твой преданный слуга, — произнес он, голос его был тверд, в нем звучала покорность.

Из ладони Моргаса начала стекать темная субстанция — жидкая, как смола, но сгущающаяся в нечто твердое. Она упала на землю, приняв форму куска металла, ледяного и обжигающего одновременно. Совикус взял его в руку, ощутив холод, пронзивший его кожу до костей.

— Чистый хаос, — сказал Моргас, его глаза вспыхнули ярче. — Ты знаешь, что с ним делать.

Советник кивнул, не отрывая взгляда от металла. Он блестел, отражая багровый свет глаз бога, и в его глубине пульсировала сила — живая, неукротимая.

— Теперь ты готов, — голос Моргаса резанул ночь, как клинок.

Совикус поднял голову и увидел в глазах бога свое отражение — не человека, не мага, а пустоту, которая жадно впитывала хаос. Металл в его руке ожил, впился в ладонь корнями, тонкими, как нити. Боль пронзила его, но она была сладкой, возносящей. Кровь смешалась с тьмой, и он больше не чувствовал тела — только вихрь, бесконечный и всепоглощающий, где границы между слугой и господином растворялись в едином дыхании хаоса.