«Следуй за белым котом», — первое, что вспоминает Ирина, придя в сознание. Она осматривается, шевеля преимущественно глазами, ведь голова раскалывается, руки дрожат, а всё, что она помнит о вчерашнем дне — одна фраза.
Кажется, источников света вообще никаких нет, но Ирина неведомым образом видит очертания стен, каких-то непонятных предметов, заполонивших половину пространства, ещё чего-то… Помещение напоминает подвал.
Она медленно поднимается, придерживаясь за холодную, чуть влажную стену и невесело думает о том, что в тридцать пять жизнь только начинается и не может вот так тут и закончиться. Не зря же Ирина на спор подстригла свои длинные волосы, так что теперь те до лопаток, и покрасила их в фиолетовый. Неужели ей не суждено прогуляться с такой обновлённой причёской по шумным улицам родного мегаполиса?
И неужели три часа в салоне были вчера?
Какой-то обрывок воспоминания скользит, старается пробиться сквозь вакуум вчерашнего дня, достучаться до её спящего сознания, но безуспешно. Что-то мешает вспоминать, из раза в раз подкидывая одни и те же слова.
«Следуй за белым котом», — звучит в голове. Лишь эта навязчивая фраза и задерживается в мыслях. Но где тот кот, за которым надо следовать?
Откуда-то из соседней комнаты слышится мяуканье. Ирина хмурится и смотрит по сторонам. В полумраке взгляд выхватывает то одну, то другую деталь, но ни во что целостное они не складываются — будто бы кто-то не дает увидеть всё целиком, считая интерьер этой комнаты чем-то не сильно важным.
— Эй! — зовет она, поборов неуверенность.
Кот отвечает более громким мяуканьем, так что теперь Ирина уверена, что ей не послышалось. Но где выход?
Стены, стены, сплошные стены вокруг. Ни окон, ни дверей. Ещё взгляд цепляется за кучу разного хлама. Кажется, что это то ли кладовка, то ли склад, то ли вовсе локальная свалка.
— Котик, как мне выйти? — с затаенной надеждой обращается Ирина к коту.
В ответ — очередное мяуканье, но теперь она может определить, откуда оно. Водя руками перед собой, она начинает медленно идти вперёд. Подошвы кроссовок глухо стучат по камню, а под ногами ничего лишнего не попадается, к счастью.
Вот руки упираются в стену, а спустя мгновение Ирина понимает, что та намного теплее и чуть мягче, чем раньше. И сырости не чувствуется. Деревянная дверь? Женщина толкает её, и та с пронзительным скрипом открывается.
Свет с другой стороны на мгновение ослепляет. Ирина щурится и прикрывает глаза ладонями. Мяуканье раздается вновь.
— Иду я, иду!
Спустя минуту она уже бежит в ту сторону, где слышала кота в последний раз. Нового мяуканья нет, но она и так находит животное.
Белый короткошерстный кот сидит, окружив хвостом абсолютно чистые лапы. Он смотрит на Ирину карими — прямо как у неё самой — глазами. От удивления Ирина моргает и вот, те становятся голубыми. «Показалось, наверное», — думает она и вспоминает о том, что надо следовать за белым котом. За этим, наверное.
— И куда ты меня поведёшь? — спрашивает она, понимая, что ситуация становится всё сюрреалистичнее.
Кот дёргает правым ухом, Ирина усмехается и продолжает на него смотреть. Пусть в коридоре и светло, но глухой камень будто бы бесконечного коридора не добавляет спокойствия.
Кот дёргает ухом, а после срывается с места и несётся вперёд, сломя голову.
— Эй, белый! — Ирина едва успевает сообразить, что случилось. Теперь бы не отстать.
Она бежит следом. Бежит настолько быстро, как не могла никогда в жизни да и, в принципе, не умела. И кроссовок у неё никогда не было, а сейчас — есть. Так что же вчера случилось?
Пока ноги совершают механические, удивительно быстрые и уверенные движения, а глаза следят за белоснежной тенью впереди, голова разгружается. Там появляется место на размышления.
Что было вчера, Ирина не помнит, как тут оказалась – тоже. Неужели её чем-то накачали на праздновании? Да нет, не должны были, друзья у неё достаточно адекватные, чтобы не шутить так. Тогда что?
Наконец, кот останавливается перед ещё одной дверью. Он скребётся в неё и тычется лбом. Помедлив, Ирина открывает эту дверь.
Помещение за ней оказывается неожиданно светлым и уютным. По полу разбросаны большие подушки, на стенах висят бархатные шторы, и везде — кошки. Чёрные, белые и рыжие, черепаховые, пятнистые и полосатые. Каких там только нет!
Широко улыбаясь, женщина шагает в комнату и закрывает за собой дверь, из-за которой в уютное помещение проникает холод. Глаза её светятся восторгом, а губы растягиваются в широченной улыбке так, что даже больно становится.
Кошки мяукают, мурчат, подходят тереться о ноги. Ирина наклоняется, а после и ложится в ворох подушек. Она гладит кошек, чешет шею и за ушами, уворачивается от когтей и заливисто смеётся. Кажется, она нашла свой рай.
Времени проходит много, женщина всё наслаждается и наслаждается обществом пушистых, а те отвечают взаимностью.
«И почему у меня дома нет ни одной кошки?» — приходит в голову неожиданная мысль. И действительно, у неё кошек нет — ни одной, в чём Ирина уверена.
Следующая мысль оказывается не менее неожиданной: «Потому что у меня аллергия с рождения». Она вспоминает, как со слезами просила у родителей котёнка, как гладила всех кошек подряд, а потом страдала от отёков и зуда, как слезились глаза от обиды и из-за аллергии.
«Но ведь сейчас всё хорошо. Я выздоровела?» — ответом на эту мысль становится образ врача, который говорит о том, что её аллергия неизлечима даже с достижениями современной медицины.
Дальше думать не хочется, так что Ирина концентрируется на кошках. Тискает их с довольной улыбкой, пока прямо там, на подушке, не засыпает.
— Симуляция завершена, — сообщает механический голос.
— Как всё прошло, Ирина Викторовна?
— Прекрасно, спасибо вам большое! Сбылась моя мечта. — Ирина и сейчас светится от счастья, полулежа на анатомическом кресле в специальном костюме и шлеме. Она не спешит вставать, стремясь как можно дольше сохранить ощущения от симуляции.
— Извините, что пришлось так с тем подвалом…
— Я понимаю. — Улыбаясь, Ирина садится. — Иначе бы я не смогла забыть об аллергии.
После всех стандартных процедур и тестирований она выходит на улицу, подставляя лицо яркому августовскому солнцу.
— Теперь всё будет хорошо, — шепчет Ирина.
Кошки дарят ей то, чего у уволившейся сотрудницы банка давно не было — спокойствие. И силы. Теперь они у Ирины есть, теперь она может двигаться дальше, не прокручивая без конца последние слова Саши перед тем, как он ушёл из её жизни навсегда. Теперь вместо них в голове одни только мурчащие кошки — добрые, ласковые, бесконечно нежные и мягкие.
Мужчина спрыгнул на землю и, сплюнув, протянул пистолет Сереже.
— Держи, — произнес наставник. — Патроны на заднем сидении. Останешься здесь, а я рискну.
— Чего рискнешь? — в недоумении спросил молодой человек и тоже спрыгнул с капота.
— Прокачусь туда, авось ребята живы, — продолжил мужчина. — Если не повезёт, то меня зовут Гуляев Борис Валентинович, так и напишешь на могилке.
— О нет-нет-нет, — недовольным голосом ответил Сергей и поспешил сесть в машину. — Мы же напарники, забыл? А напарники друг друга не бросают. И потом, что значит «не повезёт»? Борис Валентинович, вы самый везучий человек из тех, что я знаю.
— Вечно везти не может, брат, — улыбнулся мужчина через открытую дверь автомобиля. — Судьба жестоко подшучивает над такими, как я.
— Вы делаете это для меня, а значит, я еду с вами, и точка!
— Не совсем.
— Что, не совсем?
— Не совсем для тебя, — уточнил Борис, сел в УАЗик и захлопнул дверь. — Нет, и для тебя, конечно, но мне попросту нравится, и даже иногда тянет, что сил нет.
— Вы про что?
— Про риск, брат, — Борис снял очки и бросил их на заднее сидение. — Манит меня к себе опасность аж до зуда по всему телу. Так что ты, брат, давай не дури, вылазь, я скоро приеду.
— Едем вместе, я сказал, — Сергей вцепился в пластиковую ручку над дверным проемом.
Мужчина несколько минут смотрел молча в одну точку и после тихо сказал:
— Расклад такой: задние двери запираются изнутри ручкой. Передняя с твоей стороны тоже должна, но не работает, я проверял. С улицы есть замок, и ключ на брелоке висит. Короче, передние двери я запираю снаружи. Зомби не смогут их случайно открыть, но и мы не сможем, если выйдем и двери захлопнутся. Ферштейн?
— Угу, — промычал Сережа.
— Поэтому кто-то всегда должен быть в машине, и этим кто-то будешь ты. Будешь прикрывать меня из пистолета, если придется вылезать. И, ради бога, стреляй только в крайнем случае. Звуки выстрелов могут привлечь еще покойников со всей округи.
Борис глубоко вздохнул и тут же выдохнул, будто собирался нырять в воду, повернул ключ в замке зажигания и завел двигатель. Затем вышел из автомобиля, повернул переключатель на передних колесах, для того чтобы работали все четыре, и, заперев двери снаружи ключом, сел на водительское сидение.
Машина ехала медленно, почти на холостых оборотах. Напарники вглядывались через лобовое стекло, пытаясь рассмотреть ситуацию.
— Живые! — прокричал Сережа и хлопнул на радостях себя ладонью по ноге.
Борис вздрогнул от резкого звука.
— Вижу, не ори так, — тихим голосом ответил мужчина и остановил машину.
Деревянные ворота высотой примерно метра четыре были настежь открыты, и сверху на каждой воротине сидело по близнецу. Снизу стояло несколько десятков зомби. Покойники тянули к братьям руки и противно крякали, рычали и хрипели каждый на свой неподражаемый мотив.
— Что решаем? — спросил Борис вслух самого себя. — А, к черту!
Мужчина включил пониженную передачу на раздатке и резко тронулся вперед. УАЗик приблизился к ферме, и Борис обнаружил, что колея дороги огибает ферму и проходит вокруг нее.
Друзья подъехали как можно ближе и остановились на безопасном расстоянии. Мужчина нажал несколько раз на кнопку сигнала, и громкий звук раздался по всей округе.
Зомби обернулись, и часть из них, стоящая всех дальше от ворот, развернулась и побежала в сторону машины.
— Что теперь? — нервно спросил парень.
— Уводим, — ответил Борис Валентинович.
Машина снова тронулась с места и поехала вокруг фермы. Покойники на сей раз оказались проворней и быстрей ранее встречаемых. Некоторые бежали с большой скоростью, словно занимались спортом при жизни. Борис вел автомобиль уверенно и посматривал в зеркала заднего вида. Некоторые из зомби догнали УАЗик и стучали по кузову руками.
— Сейчас резко подъезжаем к воротам, — произнес Борис. — Пусть прыгают на крышу машины. Если будут тупить, ты высунешься и крикнешь им. Только аккуратно. Понял?
— Понял, только и вы аккуратно, — ответил Сережа. — Если заденете воротину или получится дисбаланс зомби, то она может закрыться и придавить ногу близнецу. Впрочем, и от ветра тоже.
— Подъезжаем! — не дал договорить мужчина.
Борис нажал на педаль газа, «УАЗик» зарычал и сбил передним бампером и решеткой несколько зомбарей. Крыша машины поравнялась с одной из воротин, но на нее никто не спрыгнул.
Водитель не стал ждать. Бегущие мертвецы уже догнали автомобиль и дергали ручки дверей. Борис снова тронулся с места, чтобы сделать еще один круг.
Немного проехав, Сережа открыл дверь, высунулся из авто и как можно громче прокричал:
— Прыгайте на крышу!
— Нам нельзя! — ответил один из братьев. — Без чемоданчика обратной дороги нет!
— Последний шанс, не прыгните — умрете! — заорал во весь голос Сережа и хлопнул дверью.
Борис сделал на машине еще один круг и точно так же подъехал к воротине. Послышался шум ботинок по железной крыше. Водитель подъехал ко второй двери, и снова удар по железу.
— Давай, давай, давай! — заорал Сашка, увидев, как к нему лезет покойник, зацепившись за запасное колесо сзади.
Зомби почти добрался до крыши, но тут же слетел на землю от смачного удара Пашки ботинком по голове.
Борис нажал на педаль, и машина с натягом двинулась вперед, через десятки мертвецов, пытающихся на нее залезть.
***
Девушки сидели за столом на стульях и уплетали за обе щеки куриный суп со звездочками из пакета. Горячий и ароматный, пусть и химозный, но очень вкусный бульон пришелся подружкам по душе. Ю стучала железной ложкой о дно тарелки и громко чавкала.
Закончив есть, девушка с огорчением посмотрела на Марию и, облизнув железную ложку, громко и от всей души рыгнула.
— Что? Нет же никого, — удивленным голосом произнесла Ю, увидев неодобрительное выражение лица подруги. — Суп просто восхитительный, я так давно вкусно не ела.
— Обычная вредная химия, — спокойным голосом ответила Маша. — Вкусно, конечно, особенно после того, как приходится давиться чем попало.
— Смеркается, может, посмотрим последнюю комнату? — спросила Ю и, не дожидаясь ответа, подошла к межкомнатной двери и открыла ее.
Роль стены между комнатой и кухней выполняла печь. Средних размеров, она была пуста и, скорей, выполняла роль спальни. Вдоль окон и стен расположились еще три кровати. Ковер на полу и небольшой стол со свечкой.
Маша привычным движением выдвинула ящик стола и принялась исследовать его. Цветные карандаши, бумага, ластик. Коробочка со скрепками и степлер.
— Большая же тут жила семья, — улыбнулась наконец Мария. — Три кровати тут и две в другой комнате. Плюс на диване мог кто-то спать, он же раскладной. А этими карандашами, наверное, рисовал тот малой на чердаке.
Маша покопалась еще немного и достала фумигатор с целой пачкой пластинок.
— На кой он нам? — поинтересовалась Ю. — Комары, конечно, задолбали, но ведь электричества-то нет.
— Пластинки возьмем, — ответила Маша. — Они вроде как работают от нагрева. Можно на печь класть или вовсе поджечь, чтоб дымили, но это неточно. Смотри-ка, что еще нашла.
Девушка достала тюбик, похожий на зубную пасту, с надписью «От комаров».
— Вот это тема, тут еще спрей какой-то, сейчас прочитаю, — Маша поднесла флакончик поближе к глазам и вслух прочитала:
— Спрей «От клещей».
— Не видела тут ни одного клеща, — сказала Ю и легла на одну из кроватей прямо в обуви. — Может, поменять на что-нибудь удастся. Скажем, на такой же пакет супа.
Девушка мысленно представила, как есть вторую порцию, закатила глаза и облизнулась. Посмотрев на Машу, она заметила ее не одобряющее лицо и тихонько сказала:
— Я не свинья, обувь снимать нельзя. Ее надевать полдня со всеми этими шнурками. Сама же сказала, может настать момент, что в любую минуту выпадет шанс улизнуть.
Роман про переводчика прона, страшный совок и депрессию в ноль лет (на самом деле нет)
Нет, это не книга про дрочилу, который решил дойти до последней вкладки Порнхаба. Яркая обложка цепляет интригующей аннотацией: Марк живёт в Йошкар-Оле, переводит порно, ночует в машине и дружит с бездомным художником. Попутно, «исследуя свои корни, Марк узнает правду о преступлениях светской эпохи»…
Вау, наверное, автор подробно рассказывает, каково это — переводить порно? Нет, просто в начале книги герой упоминает о том, что он делает субтитры к видео. Оставляя главный вопрос: зачем вообще переводить порево и кто за такое будет платить, за скобками.
Окей, возможно, писатель хочет поговорить с нами о ксенофобии и шовинизме, о том, как коренные народы России отчужденны от своих земель, об отношениях метрополии и колонии? Да нет. Марк — мариец. И пару раз за книгу он вспоминает, как его буллили. Всё.
Так, ну тогда, наверное, Мамаев-Найлз показывает закулисье театра рубиновых звёзд и трехкопеечного пломбира: рассуждает о депортациях народов, лагерях, Сандармохах и Коммунарках? Может, герой узнает о своих предках правду, которой бы хотел не знать? Увы, эта линия тоже приводит в никуда, как и путешествие Марка на расстрельный полигон. Чуть потоптавшись, они с другом разворачиваются и едут обратно в город.
Весь год Марк просто болтается в проруби — причем, проруби изолированной. Все претензии выше можно было бы отмести, если бы от текста веяло духом эпохи, поколения. Но нет, открывая книгу, на обложке которой отпечатаны цифры 2023, ты не чувствуешь запаха сырого пороха, влажной медицинской маски и трупного смрада. И по факту, это не год порно. Это год из жизни дефолтного челибоса.
Всех больных тем автор касается аккуратно и вскользь, чтобы не дай бог эти гнойники не вскрылись. Ровно настолько, чтобы на обложке можно было указать броские теги: порно, ксенофобия, кровавый совок.
При этом «Год порно» нельзя назвать плохой книгой. Мамаев-Найлз действительно умеет писать: короткие, но точные мазки подчас создают картины, которые врезаются в память. Да и в патоку меланхолии автор погружает мастерски. Но после прочтения этой книги не покидало ощущение, что меня, скажем так, обманули.
Это не «образец литературы нового поколения» — нового в тексте нет ничего. Всё те же «Болконские и Курагины», всё те же темы. Это просто очень крепкая личная история. Если вы такое любите, книга вам понравится. Мои же вкусы несколько более специфичны.
Больше рецензий в моем телеграм-канале — подпишись!)
— Мы не можем прийти с пустыми руками, — продолжила шептать Маша. — Скорей всего там полусонный зомбарь, давно не жравший плоти, от этого и обессиленный.
— Я много раз видела, как такие вот полусонные начинали бежать, как спринтеры, лишь почуяв человека, — очень тихо ответила Ю. — Если б со мной была моя винтовка, я бы двумя руками голосовала за то, чтобы остаться. У меня даже ножа нормального нет. Или ты предлагаешь пошинковать его голову, как капусту, вот этим топориком? — Ю показала топор.
— Почему он только сейчас проснулся? — удивилась Маша.
— Уговорила, идем спросим, — улыбнулась Ю. — Только ты впереди идешь со своим тесаком.
Напарницы тихо на цыпочках пытались выйти из комнаты, но половицы предательски скрипели.
— Зараза, они же не скрипели раньше, — нервно выругалась Ю.
— Ты просто не придавала этому значения, — ответила Мария.
Девушки вышли и аккуратно прикрыли за собой дверь. Маша вступила одной ногой на ступень лестницы, ведущей на чердак, желая проверить, не скрипит ли она. Лестница выглядела крепко и надежно. Ступени из толстых досок, и даже перила имелись вполне качественные. На чердак будто поднимались, если не каждый день, то очень часто.
Маша крепко сжала тесак в руке и, стиснув зубы, чтобы случайно от испуга не завизжать на всю деревню, сделала несколько шагов вверх.
Голова девушки уже находилась на уровне пола чердака, и она поднялась еще на одну ступень. Мария была готова в любой момент броситься из дома, но, увидев что-то на втором этаже, не смогла сдержать слез. Они градом потекли у девушки бесконтрольно и молча.
Напарницы переглянулись, и Ю, кивнув, знаком спросила, что там происходит.
Маша махом руки позвала к себе, и Ю тоже поднялась по лестнице.
Обычно на чердаках деревенских домов сушат лук или чеснок. Хранят старые ненужные вещи, которые жалко выбросить, думая, что когда-нибудь они пригодятся. Конечно, эти вещи никогда не понадобятся, а если вдруг и становятся нужны, то про них просто-напросто все забывали. Но на этом чердаке было чисто и комфортно. Кто-то лазил сюда отдыхать. Возможно, чтобы вздремнуть после вкусного и плотного обеда. Или просто побыть в одиночестве. А еще в таких глухих и непроездных деревнях, как правило, очень плохо и точечно ловил мобильный интернет. Люди в прямом смысле лазили на деревья как можно выше, чтобы скачать на вечер себе какой-нибудь фильм. И вот на таком чердаке вполне серьезно этот интернет мог запросто ловить сигнал от вышки.
Маленькое квадратное окошко размером с форточку вело на центр деревни. Видимо, для того, чтобы подглядывать за кем-нибудь. Слева диван, как его туда закорячили, непонятно. Справа стол и стул. А самое главное, возле этого маленького окна стоял маленький мальчик лет шести или семи на вид и, не переставая, тихонько хрюкал.
Лицо и руки его были тёмно-синего цвета, а глаза уже почти выпадали из орбит. Рубашка, шортики и сандалики. Малыш стоял лицом к девушкам, затем развернулся и принялся смотреть в окно, будто кого-то ждет или высматривает среди толпы таких же темно-синих покойников.
На лице Ю тоже показались слезы, она дернула подружку за рукав и спустилась вниз. Маша опомнилась и, послушав напарницу, также спустилась по лестнице.
— Мы не можем его так оставить, — произнесла Маша дрожащим голосом, когда девушки вернулись в комнату.
— Кто же его укусил? — спросила Ю и села на одну из кроватей, убрав листы железа к печи. — Может, в доме еще кто-то есть?
— Не думаю, — ответила напарница и присела рядом. — Мы бы уже знали об этом. Помнишь следы у крыльца? Скорее всего, мальчика ранили снаружи, и он побежал домой. Следы засохшей крови — это его, гнили — того, кто его догонял. Если ты заметила, зомби всегда толкают дверь, клинит их, что ли? Эта дверь открывается наружу, вот и не смог покойник попасть внутрь. Мы должны помочь малышу и успокоить его голод.
— Только не я, — голос Ю заметно задрожал. — Рука не поднимется, он же малой еще. Потом сниться мне будет по ночам. Мало проблем, еще одна.
— Хорошо, тогда это сделаю я, — Маша повернула голову к подруге. — И если что-то вдруг пойдет не так, ты его подержишь... Ну или... Завершишь начатое.
Подружки просидели молча какое-то время.
— Хорошо, — произнесла вдруг Ю.
Мария еще минут пять собиралась мыслями. Девушка всё это время накручивала себя в голове, что это сделать нужно. И плохо не то, что они убьют, а то, что оставят его страдать, возможно, навечно.
— Идем, — выдохнула Маша и резко встала с кровати.
Девушки, немедля, поднялись по лестнице и тихими шагами подошли к мальчишке. Маша замахнулась тесаком и...
Хрип и хрюканье парнишки вдруг изменились на дикий визг. Такой громкий, что терпеть его не было сил, и девушки машинально закрыли уши руками. Визг громче сирены раздался на всю деревню, возможно, и дальше. Люди визжать так точно не могут. потом он перешел на какой-то свист, затем снова на визг.
Прошло какое-то время, пока девушки опомнились. Голова трещала от боли. Маша вновь замахнулась тесаком. Мальчик, не переставая издавать мучительные звуки, набросился на нее и, вцепившись в лямки рюкзака, тянулся гнилым ртом к ее шее.
Ю схватила его за рубашку, та тут же порвалась. Тогда девушка, переборов свое отвращение, схватила свистуна за подмышки и оттащила в сторону, пнув ногой по рукам, чтобы тот отпустил рюкзак. Через мгновение Мария вскочила и, сплюнув в сторону, одним движением отрубила голову тесаком.
Визг тут же прекратился. Ю упала на колени, и ее начало сильно рвать.
— Вставай, дуреха, — пыталась растормошить напарницу Маша. — Сейчас тут соберутся все зомби этой деревни. Он же их звал, не поняла, что ли? А, черт!
Маша, поняв, что времени нет, кинулась к лестнице, спрыгнула по ней к незапертой двери и потянула ручку на себя. Затем, быстренько оглядевшись, схватила стоящую в углу швабру, перевернула и вставила черенок в эту самую ручку, уперев в оба дверных косяка.
Ю немного придя в себя, тоже спустилась и, увидев сидящую на полу Машу и швабру вместо запора, пошла в комнату и посмотрела в окно.
— Идут? — с надеждой в голосе спросила Мария.
— Ковыляют, — ответила Ю. — Калитка открыта, а они в забор уперлись. Скоро его сломают.
— Так может, рванем? А? Успеем выскочить? — Маша встала и приготовилась отпереть дверь.
— Можно попробовать, — Ю отошла от окна.
Девушка взялась руками за швабру, и в этот момент снаружи кто-то начал толкать и тормошить дверь.
— Что? — виновато произнесла Ю. — Значит, они с другой стороны как-то пришли. Ладно, не дергайся. Могло быть и хуже. На этого крикушу среагировали только те зомби, что были тут рядом. Остальные так и ходят, слюни пускают. Подождем, и эти успокоятся, возможно, придётся переночевать. Давай лучше подумаем, как укрепить вход, тут, кстати, еще один, если помнишь.
***
Крантик принес еще одно ведро воды с пруда, протянул Игорю Марковичу. Мужичок взял его за ручку и вылил в бак железного котла в постирочной. Карандаш тщательно все осмотрел, покрутил ручку сливного крана и вынес вердикт:
— Вроде нигде не течет! Представляешь, Грантик, наши добытчицы придут уставшие, а у нас тут баня натоплена.
— Воды-то хватит, Игорь Маркович? — спросил парень.
— В котел достаточно, но надо еще наполнить эту бочку, — ответил Карандаш, поправляя штаны. — Это я уже сам дотаскаю, а ты, пожалуйста, займись дровами и можешь начинать топить печь. У тебя это очень хорошо получается, молодой человек. Эх, жалко, камней нет, но ведь просто помыться горячей водой — это тоже здорово.
Прежде всего, хочу поблагодарить человека под ником user5329899 за донат. Сердечное спасибо! Было неожиданно и приятно.
Прошлый пост ожидаемо набрал мало лайков, полагаю, из-за своей специфики. Однако мимо такой индийской роскоши я пройти никак не могла, и рада была переключиться на что-то другое. Всем, кто поддержал лайком, тоже огромное спасибо. Значит, всё-таки всё было не напрасно)
А сегодня возвращаемся в Рим, и рассказ поведу про «Год Четырёх Императоров».
(Те самые четыре императора: Гальба, Отон, Вителлий и Веспасиан)
В одном из прошлых постов (кстати, он поставил рекорд по лайкам: История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше») я рассказала о приходе к власти Нерона, о годах его правления, но не успела сказать о том, как закончилось его правление. А закончилось оно тем, что недовольный экономической политикой Нерона и налогами, накладываемыми на провинции, наместник Лугдунской Галлии (и, кстати, сам галл по происхождению) Гай Юлий Виндекс поднял восстание в марте 68-го года н.э. На помощь он позвал наместника Тарраконской Испании – Сервия Сульпиция Гальбу (кстати, его между делом и довольно лестно упоминал в своём романе Грейвз :) Рассказывала об этом я тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»). Гальба был популярен в армии, и, чтоб он точно не отказался, Виндекс толсто намекнул, что из старичка Гальбы, как ни крути, император получится всяко получше, чем из Нерона. Старикан понял, видно, что это его шанс, и двинулся к Риму, даже несмотря на то, что его успели объявить врагом народа в Сенате. Ну…Сенату потом пришлось пересмотреть своё мнение, ибо Гальбу уже никто (и ничто) остановить не мог.
Ну а Нерон понял, что запахло жареным, и что живым из этой передряги ему вряд ли удастся выбраться, так что решился император взять дело в свои руки. Сначала, конечно, он пытался перепоручить это кому-то ещё, но желающих не нашлось, и с горсткой всё ещё лояльных ему людей он отправился на загородную виллу, где без конца, вздыхая, повторял «Какой великий артист погибает!» (лат. Qualis artifex pereo). Что ни говори, а артистизма ему и впрямь было не занимать, и в каком-то смысле умер он эффектно – едва стало ясно, что его вот-вот арестуют, а потом казнят, как он всё-таки решился – процитировал строфу из «Илиады» и наложил на себя руки. Его последними словами будто бы было высказывание – «Вот она – верность».
Кстати, о верности. Похоронами бывшего императора заниматься никто не хотел, и этот нелегкий труд взяли на себя три женщины: бывшая любовница Нерона Акта (та самая, из-за которой он поцапался с матерью со всеми вытекающими) и две его кормилицы, Эклога и Александрия. Так что удивительно, но факт – даже у такого человека нашлись те, кто в каком-то смысле оставался ему предан. Прах его поместили в родовой усыпальнице Домициев на Садовом холме.
("Смерть Нерона". Картина В.С. Смирнова. 1888-й год)
Так вот и пресеклась династия Юлиев-Клавдиев. А императором стал в июне того же 68-го года Сервий Сульпиций Гальба. Правда, правление его продлилось совсем недолго. И, хотя верхушка общества, страдавшая от выходок прошлых императоров, радовалась концу правления Нерона, многие из простых жителей империи ничего хорошего в государственном перевороте не видели и угрюмо следили за нововведениями скупого старикашки, который начал своё правление с мести -- бывшим противникам, просто недовольным и тем, кто не поддержал его во время мятежа. Короче, хотя он был и без того в непростых условиях, Гальба, судя по всему, многое сделал и сам для того, чтоб встретить тот конец, который ему достался, да как можно скорее.
Ему было семьдесят лет, и, осознавая, что случиться с ним может что угодно (кроме того, что случилось в итоге)), особенно на фоне восстания Авла Вителлия в Германии, он стал выбирать преемника, и остановил свой выбор на Луции Кальпурнии Пизоне Фруги Лициниане (38-69гг.), которого усыновил, отбросив при этом кандидатуру Марка Сальвия Отона. Ничем хорошим для них всех это решение в итоге не обернулось.
Своему возвышению наследник императора радовался всего пять дней. А 15 января охочий до власти (и, возможно, жутко обиженный) Отон поднял мятеж, и на его сторону перешли даже те, в чьи обязанности входила защита императора. Единственный, кто пытался защитить владыку Рима и его наследника, был некий центурион по имени Семпроний Денс. Однако ему это не удалось (судьба самого Денса представлена несколько размыто, но, судя по всему, он тогда же и погиб). В тот же день и Гальба, и Луций Кальпурний Пизон были убиты мятежниками (причем второй пытался укрыться в храме Весты, но его достали и там. Тацит утверждал, что Отон «изучал отрубленную голову жертвы с особой злобой, как будто его глаза никогда не могли насытиться»), а императором провозгласили Отона.
Вот только Отон продержался ещё меньше, чем его предшественник. Потому что восстание Авла Вителлия, которого тоже провозгласили императором, сдуваться и не думало, и с ним надо было что-то делать. Это «что-то» обернулось грандиозным сражением в апреле 69-го года – (первой) битвой при Бедриаке (недалеко от нынешнего г. Кремона в северной Италии). По некоторым данным, тогда погибло около 40 тысяч человек. Когда новости об этом поражении дошли до Брикселлума, многие солдаты и командиры Отона уговаривали его продолжить борьбу, так как вспомогательные подразделения были уже на подходе. Но Отон вместо этого покончил с собой, будто бы для того, чтоб прекратить гражданскую войну. Так вот Авл Вителлий пришёл в Рим и на восемь месяцев стал императором.
И, хотя Вителлий продержался подольше предшественника, римляне нового правителя не оценили. За Вителлием закрепилась слава пьяницы и обжоры, и плюс к этому ему приписывали и различные чудаковатости, и жестокости. Например, после того, как к нему якобы попал список тех, кто пытался приписать себе убийство Гальбы и Пизона с тем, чтоб получить награду от Отона, Вителлий приказал всех из этого списка найти и казнить. Это римлянам понравилось, остальное – уже не очень. О жестокости Вителлия писал Светоний, но Дион Кассий это опровергал и утверждал, что даже из числа приверженцев Отона Вителлий казнил немногих. К слову, брату Отона, Луцию Сальвию Отону Тициану, сохранили жизнь.
Однако спокойно в римской империи так и не стало. Уже в июле 69-го года сидевшего прежде тихо в Иудее Тита Флавия Веспасиана его сторонники объявили императором (кстати, это тот самый Веспасиан, что командовал II-м легионом, и именно в этой роли фигурировал в романах Скэрроу «Орлы империи», о которых я ранее рассказывала – История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»). И, пока в Риме на это дело махали всеми частями тела, Веспасиан, его сын Тит и другие заинтересованные готовились и медленно, но верно будто лавина в игре про Кузю двигались в сторону столицы империи. И всё пошло для Вителлия по одному месту, особенно, когда его ближайший соратник и военачальник, Авл Цецина Алиен, перешёл на сторону Веспасиана. Дошло и до второй битвы при Бедриаке в октябре 69-го, только на этот раз вителлианцы потерпели поражение.
Вителлий понял, что песенка его спета, и даже пытался отречься от императорской власти при помощи брата Веспасиана, но ему мало того, что это не удалось, так ещё и Тит Флавий Сабин попал под горячую руку и погиб, хотя Вителлий пытался его защитить. Племяннику Сабина, Домициану (младшему сыну Веспасиана), едва удалось унести ноги и уцелеть. После всех попыток спастись Авл Вителлий был схвачен солдатами Веспасиана, связан и позорно протащен через весь город к Форуму, по пути подвергаясь нападкам и издевательствам со стороны римлян. Версии о том, как именно он погиб в итоге, разнятся, но сам факт неоспорим. Вслед за ним были убиты его сын и брат. В те же дни погибло и большинство его сторонников. А на следующий день после гибели Вителлия в город вошёл сам Тит Флавий Веспасиан.
("Авл Вителлий на улицах Рима". Картина Ж. Рошгросса. 1883-й год)
Вскоре удалось навести порядок, а Веспасиан стал императором, четвертым и последним в тот год, и принес Риму долгожданные мир, стабильность и покой на целых десять лет.
О том, каково это, когда императоры меняются каждые несколько месяцев, отлично написано в сегодняшнем произведении
«Дочери Рима» К. Куинн
Время действия: I век н.э., 68-69 г. н.э. И затем после скипа 81 год н.э.
Место действия: Римская империя (территория современной Италии).
Интересное из истории создания:
Кейт Куинн (Kate Quinn, р. 1981г.) – современная американская писательница, уроженка Южной Калифорнии и выпускница Бостонского университета, получившая степени бакалавра и магистра по классическому вокалу. При этом история – её давнее увлечение, и ей принадлежат две исторические серии – «Императрица Рима» и «Хроники Борджиа».
(Фото К. Куинн, найденное на просторах интернета)
Первый в первой же серии роман – «Хозяйки Рима» – был написан в 2010-м году, и события в нём развиваются во времена правления Домициана. Его я не читала, но ознакомиться со всей серией (а она состоит из пяти книг) имеет смысл, если хочется, чтоб ход повествования в контексте моих заметок шёл непрерывно. Однако я сегодня буду рассказывать только о приквеле «Хозяек Рима» – романе «Дочери Рима», который Куинн написала и опубликовала уже в 2011-м году, через год после первого. Вся серия имела огромный читательский успех и переведена на многие языки, включая и русский (во всяком случае, первые три романа, включая и «Императрицу семи холмов», посвященную уже событиям времен правления императора Адриана, находятся без труда).
О чём:
История крутится вокруг судеб четырех Корнелий, двух родных сестер, и двух их кузин, которые, будучи ещё совсем девчонками, подошли как-то к уличному хироманту Нессу и прикола ради попросили погадать им. Тот уже приготовился ради звонкой монеты нести обычную в таких случаях чушь, но тут у него случился приход, и впервые в своей жизни он сумел по-настоящему увидеть будущее. По его мнению – лучше б не видел. Девчонки-то хмыкнули и убежали навстречу новым развлечениям, а у бедного хироманта психотравма на всю жизнь. Рука одной из сестер Корнелий поразила его особенно: если остальным можно было лишь посочувствовать, и сказать, что в непростые времена живем, что поделать, то эта девица в глазах Несса жертвой людей и обстоятельств никак не выглядела, а совсем даже наоборот. Кто ж знал, что ему придется спустя много лет встретиться со своей психотравмой снова, да ещё вот так?
А девочки тем временем росли и в ус не дули, хотя, несмотря на довольно близкое родство, и семьи, и жизни их ко взрослому возрасту стали ощутимо различаться. Да и сами они на друг друга ни капли не походили, ни внешне, ни по характеру, ни в своих устремлениях. Корнелия Прима, старшая из них, счастливо была замужем за приёмным сыном императора Гальбы и мечтала стать императрицей. Её родная сестра, Корнелия Секунда, получившая домашнее прозвище Марция, тоже отдана была замуж, но браком тяготилась и мечтала стать историком, хотя не сомневалась, что в реальности ей на этом поприще ничего не светит, если только не случится чудо. Ветреную красавицу Лоллию (она же Корнелия Терция) дед, бывший вольноотпущенник, а ныне очень богатый и обросший полезными связями, но не слишком уважаемый старик, выдает снова замуж всякий раз, как меняются политические ветра. Прежде её это особо не парило, но в третий раз, в тот самый роковой год, что-то пошло не так, и в норму, кажется, в полной мере так и не вернулось. Мужей у неё в итоге оказалось больше, чем традиционных завитков на лбу у невесты. Ну а самая младшая, по прозвищу Диана, в равной степени оказалась и красавицей, и ушибленной на всю голову) О том, что она из себя представляла, можно сказать одним коротеньким фрагментом:
«…
— Юная госпожа, тебя ждет великое будущее. Все юные девочки мечтают об императорском венце. Но ты точно станешь императрицей Рима! Ты станешь супругой императора, и у тебя будет больше драгоценных камней, и рабынь, и дворцов, чем ты сможешь сосчитать. Разве это не прекрасно?
— Это я хочу стать императрицей! — запротестовала другая юная Корнелия.
— Нет, я!
— Лошадка! — пискнула самая маленькая, ткнув пальчиком в проехавшую мимо повозку…».
В общем, пока её сёстры в водовороте событий «Года Четырех Императоров» боролись за власть, свободу, любовь и прочие хорошие вещи, Диану, казалось, интересовали только лошади да гонки на колесницах, и больше ничего. Никому и в голову не могло прийти, что именно она, всё примечая, вдруг догадается, кто без конца дергает за нитки, желая отыграться за прошлое, наполненное беспомощностью, бездействием и утерянными возможностями. Не щадя при этом ни себя, ни других.
(Автора изображения не нашла. Кто знает - подскажите)
Отрывок:
И, хотя изначально я сама от себя этого не ожидала, отрывок я тоже хочу привести про Диану, которая, всецело отдаваясь своей страсти и мечтам, пошла на отчаянный и рискованный поступок, лишь бы её любимцы одержали победу в, казалось бы, безнадёжной гонке, где победитель уже вроде как заранее известен. Ведь император тоже не любит проигрывать.
«…«Красные» сорвались с места последними, с секундным опозданием, еще до того, как колеса колесницы пришли в движение. Впрочем, Диана не слишком переживала по этому поводу. Она не горела желанием оказаться пойманной в ловушку внутренней дорожки рядом с поворотным столбом, ибо это грозило ей неминуемым столкновением. В ее распоряжении была лишь сила ее Четырех Ветров. Только на нее она и могла полагаться.
Колесница под ее ногами ходит ходуном, струи воздуха больно бьют в лицо в прорези шлема, застилая зрение, поводья натянуты и грозят в любую минуту перерезать запястья, и, о боги, откуда ей было знать, что ее Четыре Ветра столь резво устремятся вперед? Диана напрягла руки, прижалась животом к передку колесницы, принимая устойчивое положение, а чтобы ветер не хлестал по глазам, уперлась подбородком в грудь. За последние несколько месяцев упражнений под придирчивым оком Ллина, эти мелочи уже вошли в ее плоть и кровь. А еще она понимает, что под шлемом рот ее растянут в дьявольской усмешке. «Полегче, мои хорошие, полегче», — уговаривает она своих жеребцов. Но те несутся вперед, будто поставили себе цель вырваться на свободу. «Помедленнее, мои дорогие, помедленнее».
Ее четверка ведет последней. Впереди поворот, однако Диана не спешит вырываться вперед. Поворот, ее первый поворот на арене Большого цирка, о боги, если она позволит нервам взять власть над собой. Если она ослабит поводья, то разобьет колесницу и загубит всех своих четверых скакунов. От напряжения Диана прикусила губу. Сердце стучит в груди, словно молот Вулкана. Она постепенно натягивает поводья тех двоих, что идут по внутреннему кругу. Борей опускает голову, словно бык, и колесница описывает аккуратный поворот. Секунда — и они вновь вырываются на прямой отрезок дорожки. И вновь поворот, и вновь ее четверка описывает его плавно и чисто, как и первый. Над ее головой мелькает золотая вспышка. Диана на мгновение поднимает глаза. Это скульптурный дельфин наклонил над ней резной нос. А это, оказывается, не так уж и трудно.
Где-то позади себя, приглушенный ревом ветра в ушах, она слышит гул — это кричит толпа на трибунах. Впереди бегут «зеленые», «синие» висят у них на хвосте, чуть позади от них — «белые». Наблюдай она за ними со своего обычного места, то кричала бы тоже, умоляя колесничего прибавить скорости, но ей нужно преодолеть еще один отрезок пути, чтобы лучше научиться чувствовать настроение своих гнедых. После нескольких месяцев наблюдений за ними с трибуны она знает их как свои пять пальцев. Ей прекрасно известно, какую скорость может развить Зефир, как слаженно Эвр и Нот умеют бежать бок о бок, так, что со стороны может показаться, будто это один скакун с восемью ногами; как на повороте Борей едва ли не льнет к земле. Но ей ни разу не доводилось управлять ими самой, и у нее ровно шесть отрезков, чтобы изучить их до конца. Впрочем, нет, четыре, два отрезка она уже преодолела, причем сама даже не заметила, как. Возможно, даже семь отрезков пролетят так быстро, что она не успеет и глазом моргнуть. Ведь половина гонки уже позади.
Пора прибавить скорости.
Она слегка ослабляет поводья, и ее четверка тотчас устремляется вперед. О боги, какие же они сильные! Куда сильнее тех мирных меринов, которыми ей до этого доводилось управлять под мудрым руководством Ллина. Поводья уже больно врезались ей в талию. Диана стоит, прижавшись животом к передку колесницы, однако слегка отстраняется, чтобы их ослабить. Совсем чуть-чуть, но ее четверка это уже почувствовала и прибавила скорости. Диана обходит «белых», на что уходит целый отрезок, однако, когда следующий золотой дельфин опускает нос, ее четверка уже идет третьей.
«Синие» тем временем вырвались вперед и на целый нос обогнали зеленых, которые еще пару отрезков будут делать вид, будто сражаются за победу. Диана занимает место вслед за ними, и ее четверка явно ненавидит за это своего колесничего. Кони как безумные рвутся вперед. От напряжения и усилий на ладонях под перчатками уже вздулись волдыри, но время еще не подошло.
— Еще рано! — кричит она скакунам, и ее крик тотчас уносит ветер. Ее руки готовы выть от боли. Ей вспоминаются слова, однажды — с видимым презрением — брошенные в ее адрес Марцеллой: мол, она слишком мала ростом, чтобы совладать с четверкой лошадей.
Пятый отрезок. «Зеленые» отстают. Диане видно, что их колесничий натягивает поводья, сдерживая бег лошадей. Какое-то время две четверки несутся бок о бок, затем «красные» делают рывок вперед, оставляя «зеленых» позади. Теперь перед ней лишь «синие». Деррик погоняет своих гнедых кнутом. Поравнявшись с императорской ложей, он на мгновение замедляет бег и победно потрясает кнутом, и в этот миг Диана резко ослабляет поводья.
Почувствовав свободу, ее четверка с такой силой делает очередной рывок, что на мгновение у нее темнеет в глазах и, покачнувшись, ударяется животом о передок колесницы. От удара кнут вылетает у нее из рук и остается далеко позади. Диана из последних сил впивается пальцами в поводья. Ее гнедые тем временем быстро догоняют «синих» и, вырвавшись на среднюю дорожку, устремляются вперед. Три длинных прыжка, и три коричневых носа уже поравнялись рядом с колесами «синих». Деррик оборачивается и, завидев ее, щелкает кнутом над головами своей четверки.
Я могу победить, эта мысль пронзает ее сознание, и Диана, превозмогая боль в натруженных ладонях, еще крепче сжимает поводья. Ну, конечно же! Разве она не мечтала о победе с той самой минуты, когда вступила на колесницу. Да, но одно дело — мечтать, и другое быть уверенной в том, что это возможно. Колесничие-новички никогда не выигрывают первых забегов, однако Деррик считает, что «красные» ему не угроза. Он почти не погоняет свою четверку. «Зеленые» и «белые» давно остались позади и даже не делают попыток его догнать.
Я могу победить! Диана еще немного ослабляет поводья, и ее гнедые тотчас откликаются на это как механизм о шестнадцати ногах. Мгновение — и они уже несутся наравне с «синими». Восемь лошадей бегут в одну линию, и тогда Диана, оставив всякую осторожность, предоставляет своей четверке свободу действий. Они тотчас вырываются вперед, и прежде чем Деррик успевает щелкнуть над спинами «синих» кнутом, как впереди их ждет очередной поворот. Увы, «синие» бегут слишком близко к поворотному столбу и потому, чтобы избежать столкновения, вынуждены замедлить ход. Диана же, чья четверка несется по средней дорожке, проходит поворот на головокружительной скорости. Единственный, кто чувствует на себе натяжение поводьев, это Борей. Он по-бычьи низко опускает мощную шею, едва ли не припадая к земле, и их четверка плавно описывает поворот, чтобы устремиться на новый отрезок. Нет, конечно, скорость на повороте она теряет, однако «красные», когда они проносятся мимо императорской ложи, по-прежнему бегут впереди «синих», которые мрачно мчатся по внутреннему кругу.
Последний отрезок.
Деррик догоняет ее и что-то кричит, однако Диана даже не смотрит в ее сторону. Ей видны лишь четыре лошадиных головы и «красные» полоски поводьев, что сжаты в ее покрытых волдырями ладонях. Причем, похоже, что волдыри уже начали лопаться под перчатками. На талии у нее словно надет огненный обруч. Впечатление такое, будто четверка задалась целью перерезать ее пополам, и руки ее горят огнем, когда она пытается их сдержать. И тем не менее из горла ее рвется смех, и она, отпустив поводья, позволяет своим гнедым уйти вперед.
«Синие» пару мгновений бегут рядом, однако Диане виден открытый в изумлении рот Деррика. Он кажется ей разверстой черной дырой. Интересно, он меня узнал? Может, и узнал. Однако, как только впереди возникает очередной поворот, Борей заранее опускает голову, увлекая за собой остальных. Еще мгновение — и они вновь на прямой, однако на этот раз на внутренней дорожке, потому что «синих» больше не видно, впереди теперь только «красные». Это они несутся вперед по финишной прямой и теперь их уже никому не догнать. Диана понимает, что должна осадить их, чтобы они сбавили скорость, но ее Четыре Ветра, закусив удила, продолжают лететь вперед, и ей уже ни за что их не остановить, даже если бы она очень захотела. Впрочем, она даже не пытается. Пусть несутся дальше и никогда не останавливаются, оставляя проигравших «синих» далеко позади себя. Ее четверка аккуратно вписывается в последний поворот, так, как учил ее Ллин: она наклоняется вперед и резко натягивает поводья. Усталый Борей тотчас сбрасывает скорость, а вот внешний в четверке, Зефир, даже не думает этого делать и несется дальше, увлекая за собой остальных, и все четверо устремляются вперед, четыре ветра, летящих навстречу вечности.
Последний дельфин клюет носом. «Синие» проносятся мимо пять секунд спустя, «зеленые» и «белые» пробегают последними. К этому моменту «красные» на пути к победе, они успевают пронестись половину финишной дистанции. Прежде чем Диана заставляет их перейти на шаг, они прекращают ее ладони в кровавое месиво. Они то и дело норовят перейти на рысь, вскидывают головы, прядают ушами. До Дианы впервые доносится оглушительный рев трибун, а на голову начинает падать дождь цветочных лепестков. Розовых лепестков. Диана в растерянности протянула руку и поймала их целую пригоршню. Тем временем пятьдесят тысяч ртов восторженно выкрикивают: «Красные!». «Красные!». «Красные!». Народ срывается с мест и выбегает на поле. Толпа устремляется вслед за ней, хватая в качестве сувениров пригоршни песка, пытаясь вырвать на память волоски из хвоста Зефира или отколупнуть кусочек красной краски с колеса колесницы. К подолу ее туники тянутся десятки рук, в ушах звенит от оглушительных криков. «Красные»! «Красные»! «Красные»!». Постепенно до нее доходит смысл этих слов, и все становится на свои места. Она выиграла гонки в Большом цирке!..».
Я читала это рано утром под мощную музыку, превратившую эту сцену в просто бомбический коктейль из эмоций. Быть может, иначе и в отрыве от контекста это не выглядит так круто, но тем, кто всё-таки возьмется читать, я рекомендую повторить мой опыт и включить себе что-нибудь, что поможет прочувствовать этот эпизод всецело, так, чтоб ощущение было, что и вам в уши завывает ветер, пока четверка резвых коней несет вас к победе на ипподроме Большого Цирка в Риме)
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Вообще, конечно, я понимаю, что далеко не всем зайдет чтиво про вроде как четырех молодых богатых дамочек с их дамскими проблемами и чаяниями, это в немалой степени роман о женщинах и для женщин. Но у меня всё-таки не повернутся пальцы назвать его «дамским» или «любовным» романом. Приведенный выше отрывок толсто намекает на то, что там немало такого, что много кого может заинтересовать.
И самое ценное в этой книге, я считаю – это то, как жизненно показаны реакции людей на большие политические и социальные потрясения в стране, когда кажется, что мир рушится, и всё, что ты можешь делать – это убегать с криками «Спасайся кто может!». Эта книга блестяще демонстрирует, что от превратностей судьбы не застрахован вообще никто. Тот, кто сегодня поднялся на предпоследнюю ступеньку к вершине власти, назавтра будет всеми предан и превратится в безголовый труп. Тот, кто ещё вчера был в фаворе у одних, сегодня вынужден заслуживать благосклонность других, открещиваясь от предыдущих. Тот, кто ещё вчера был лишь одним из многих, позже станет первым, единственным и неповторимым. И зачастую предсказать, как именно всё повернется, какая попытка всё спасти окажется провальной и приведет к гибели, какое неосторожное слово повернет ход истории – невозможно.
Я считаю, что роман Куинн отлично передал атмосферу всеобщего бардака и перманентной тревожности 69-го года н.э. в Риме, причем именно погружая в римскую обыденность, а не неловко имитируя её. При прочтении я действительно могла поверить, что вижу происходящее глазами римлянок того времени, с позиций тех реалий, к каким они привыкли. Причем поймала себя на том, что даже к их шоковым и птср-реакциям невольно подключаюсь, так, что, когда читаешь, не можешь поверить в реальности опасности в сложившейся ситуации, но не в плане «Не верю!», а так, как это могло бы ощущаться и в реальной жизни, когда не можешь поверить в то, что видишь и слышишь. Куинн вообще здорово удалась психологическая составляющая и передача характеров и переживаний её персонажей. Думается мне, не одна книга по психологии была проштудирована. Одно только описание первых месяцев вдовства Корнелии чего стоят – прям отчетливо видны все стадии от отрицания до принятия.
Сами героини – это тоже не обыкновенные штампованные куклы из любовных (и не только) романов. В чём-то черты их характера, можно сказать, гипертрофированы, но это, на мой взгляд, только пошло на пользу тексту, делая всю эту шибанутую четверку яркой и запоминающейся. Причем отношение к героиням может в ходе прочтения резко поменяться. Наибольшую симпатию у меня по итогу, как ни странно, вызывала Лоллия, но больше всех поразила, пожалуй, всё-таки именно Диана.
Сам сюжет не то что бы свеж и оригинален, я так-то с легкостью предсказала многие сюжетные ходы, но это не вызывает раздражение, как бывает в случае чтения какой-нибудь книжки, где штамп на штампе и штампом погоняет. Напротив, в конце у меня было ощущение, что в общем и целом всё сложилось правильно, как надо. Чувство, сравнимое с тем, какое испытываешь, когда спустя несколько часов, паззл или пасьянс, наконец, сошелся)
Что касается историчности, её уровень тоже довольно высок. Во всяком случае Куинн хорошо знакома с историческим материалом и о том, где, почему и зачем набрехала, в послесловии честно написала. Местами это, конечно, выглядит совой, натянутой на глобус, местами – откровенным гоневом, но сильно вкус не портит. Тем более что в одном момента я её всецело поддерживала – хотя бы на страницах своего романа она воздала по заслугам центуриону Денсу, наградив его не только более долгой жизнью, чем у того, очевидно, была, но и кое-чем ещё.
В общем, я с огромным аппетитом прочитала эту книгу, что со мной бывает далеко не всегда, и могу сказать однозначно, что её образы и её герои мне точно врезались в память и оставили приятное ощущение законченности и гармоничности, а это хороший признак.
Как и прежде буду рада любой форме поддержки моей деятельности - от лайков до пожертвований. И хочу также поделиться тем, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы с нетерпением ждёте моих постов, чтобы я не расслаблялась))
— Не переживай, сынок, — подбадривал мальчика Карандаш, облизывая металлическую ложку после еды. — Новые брови вырастут получше старых. Как у Брежнева, не меньше. У меня раньше сосед был, парнишка примерно твоего возраста. Как-то раз смотрю, а у него брови фломастером нарисованы. Представляешь, этот чудак решил вымыть голову, и, чтобы побыстрей высохли волосы, стал сушить их над газовой плитой. И смех и грех, брови вспыхнули, не заметил как. Хорошо хоть так всё обошлось. Потом оказалось, что выходить на улицу без бровей парень слишком стеснялся и поначалу рисовал их карандашом, но тот быстро стирался. Тогда и принял решение перейти на фломастеры.
Крантик громко расхохотался, и, когда немного успокоился, с улыбкой на лице произнес:
— Ну и горазд же ты врать, Игорь Маркович.
— Ничего я не вру, вот поживи с мое еще, и не такое увидишь, — Карандаш вышел в открытую дверь станции на перрон и, уставившись вдаль, принялся поглаживать свой живот, набитый горячей похлебкой из странной на вид рыбной консервы.
— Не ходи за мной по пятам, — повернулся Борис Валентинович к напарнику. — Это в ходке лучше идти след в след, а за грибами держись чуть в стороне. Так большую площадь сможем осматривать.
Сережа отошел в сторону и продолжил поиски.
— Далеко в лес не заходи, — продолжил учить наставник. — Грибы они на опушке растут, где больше света и влаги доходит до земли. Уж поверь мне на слово. Помню, в детстве с дедом весь лес вдоль и поперек облазили. Сейчас-то, конечно, его не узнать, зарос весь. И даже в полях растут молодые березки. Вообрази только, когда-то люди целину поднимали, даже не на лошадях, а на коровах. Впрочем, сейчас это уже не важно, вряд ли всё вернется на свои места.
— Борис Валентинович, — Сережа нашел длинную палку и время от времени шевелил ею листву на земле. — Еда ведь скоро кончится. Ее и так уже большой дефицит. Почти все места зачищены, не считая тех, где толпы мертвецов обитают.
— Начинаешь задумываться? — Борис наклонился, поднял средних размеров подберёзовик и срезал ножом край ножки. — Эх, червивый.
Мужчина положил гриб в корзину и посмотрел на реакцию молодого человека.
— Ну что смотришь? — улыбнулся Борис. — Червивый тоже можно есть, неприятно просто, и всё, а если не знать, то вообще до фонаря. Сам же сказал, что готовая еда в наших краях кончается, вот и экономь.
Напарники прошли молча еще немного, и Борис вдруг продолжил:
— Дед мой знаешь как делал? Подтопок разожжёт в доме, грибы такие порежет крупными кусками, на проволоку наденет и в саму печь положит на кирпичи. Черви от высокой температуры сами и вылезают. Сухие грибы хранить можно долго, потом суп из них просто отличный.
— Игорь Маркович говорит, что с грибов толку нет, — Сережа поправил рюкзак на плечах. — Мол, не усваиваются они в человеческом организме и выходят из него живьем.
— Возможно, Карандаш и прав, — Борис нагнулся и поднял еще один гриб. — Я спорить не буду, но какая-то часть все равно усваивается, думаю, надо в воде подольше варить, тогда и толку будет больше. И потом, засыпать с набитым брюхом куда веселей, или, например, давишься пару недель одними макаронами, а тут тебе разнообразие какое-никакое. Слушай, на худой конец, их можно выменять на что-нибудь другое, а по уму — так на зиму припрятать.
Дальше напарники шли молча, лишь изредка Сережа показывал Борису найденные незнакомые ему грибы. Мужчина, не беря их в руки, смотрел и, мотая головой, говорил, чтоб Сережа не поднимал больше подозрительные на вид.
Пройдя еще около часа, напарники перешли на другую сторону железной дороги и двинулись по опушке обратно в сторону станции Бякино.
— Борис Валентинович, смотрите, кто-то идет вдоль рельс, — Сережа остановился, достал из рюкзака пластиковую бутылку с водой и сделал большой глоток, открутив крышку. — Вам не кажется их лица знакомыми?
— Эти выжившие частенько у нас ночуют, — Борис взял открытую бутылку из протянутой руки Сережи и несколько раз глотнул воду маленькими порциями. — Только видок у них что-то странный. Помятый, что ли, и хромает вон один. Может, случилось чего? Давай подойдем.
Вдоль железнодорожных путей шли выжившие бродяги: две женщины средних лет, одна из них с ребенком, мужчина придурковатого поведения, явно болен, и дед с свежесрубленной палкой, сильно хромающий на одну ногу.
Напарники вышли к рельсам и дождались путников. Одна из женщин их узнала и принялась реветь, прижав голову ребенка к своему телу. Вторая подошла и приобняла дитя с другой стороны, как бы закрывая собой от посторонних. Сережа узнал в ней выжившую, что указала на свиноголового бродягу, решившего подло и опасно «подшутить» над Грантом.
— Что случилось? — поинтересовался смотритель.
Странный мужчина взял дедушку под руку и помог ему присесть на металлический рельс. Дед закатал левую штанину брюк и принялся тихонько растирать большой синяк на ноге в районе берцовой кости.
— Вернулся окаянный, — проговорила сквозь слезы женщина.
— Кто? — удивился Сережа и посмотрел на Бориса.
— Этот, который на поросёнка похож, — продолжила женщина, не успокаиваясь. — Ну, ты его ещё выгнал со станции за то, что подлил в печку какой-то гадости.
Сережа молча слушал и смотрел в глаза женщине.
— Они вломились на станцию минут через десять после того, как вы ушли, — женщина достала из кармана кусок старой тряпочки, вытерла им глаза и громко высморкалась.
— Они? Мужик пришел не один?
— Ага, с дружками явился, — женщина оглянулась, не идет ли кто за ними сзади. — Постучались в дверь и попросились на постой. Девушка с короткой стрижкой, у которой ключ был, едва успела открыть дверь, как получила кулаком в лоб. Пролетела половину зала бедняжка.
— Черненькая или рыженькая? — уточнил Сережа.
Молодой человек отдал ключ от станции обеим девушкам и попросил похозяйничать в его отсутствие.
— Брюнетка, — обеспокоенным голосом ответила выжившая. — Жалко ее, такая шишка на голове вскочила, я уж подумала, всё, станет больной на голову, как мой муженек.
— Дальше что? — сердце Сергея забилось чаще.
— А дальше они зашли, и понеслось, — продолжила выжившая бродяжка свой рассказ. — Перевернули стол и стали всех избивать палками, и женщин, и детей. Бродяги бросились к выходу, но там их тормозили, осматривали карманы и отвешивали сильного пинка берцами по заднице. Говорили: «Это вам для скорости».
— Сколько их? — влез в разговор Борис Валентинович.
— Четверо здоровяков и «свин» этот пятый, за главного у них, — женщина снова оглянулась по сторонам и сделала вид, что срочно собирается уходить.
— Подожди минуту, — Сережа взял женщину за плечи и, сам не осознавая, стал ее трясти. — Где сейчас девушки? Они живые? Парнишка, над кем он «прикололся», успел убежать? А Карандаш? Да вы все его знаете, Игорь Маркович, что с ним? Где все вообще? Почему вас только пятеро?
— А я почем знаю? — Бродяжка сняла с себя чужие руки, взяла ребенка на руки и поспешила удалиться прочь, потом резко остановилась и, обернувшись, добавила: — Разбежались все в разные стороны, а уж кто куда — не знаю.
Остальные бродяги двинулись вслед за матерью дитя.
***
Борис Валентинович и Сережа вернулись обратно в лес и, присев на землю, оперлись спинами о большое дерево.
— Черт, сколько раз я твердил не брать оружие на станцию, — проговаривал вслух свои мысли Борис с закрытыми глазами, сняв очки. — Всегда же прятал в схроне, нет, вот на тебя посмотрел. Вдвойне хреново, что мы его не взяли сегодня с собой. Теперь эти твари имеют ружье и пистолет. Не хочу казаться старым ворчуном, но я, Сережа, предупреждал. Логично, что на этот райский островок кто-то положит свой глаз. Как же я глуп, ведь знал же, всё будет именно так, и все равно оставил всё плыть по течению.
— Как думаешь, Маша жива? Где они могут быть? — холодным тоном спросил Сережа.
— Если кто-то из наших жив, то они, скорей всего, в пионерском лагере, в котором ночевали девушки, — ответил Борис Валентинович. — По крайней мере, я бы пошел туда, если бы хотел встретиться с нами.
— Идем в лагерь, — резко встал парень.
— Эй, не так быстро, мне уже пятый десяток, забыл? — попытался пошутить наставник, чтобы разрядить обстановку, и протянул Сереже руку. — Придется сделать крюк, иначе можем нарваться на этих отморозков.
Борис Валентинович осмотрел оба автомата и вещи охотников. В рюкзаках полно консервированной еды, сменная одежда, несколько заряженных магазинов и патроны.
Немного покопавшись, мужчина достал большую банку с кофе. Открыл пластмассовую крышку, вдохнул через нос и прищурил глаза от насыщенного аромата. Затем отсыпал немного себе в пакет, а остальное закрыл, как было, и бросил Игорю Марковичу в руки.
— У нас тут больной человек, это его лекарство, — сказал Борис Валентинович братьям. — Оно ему жизненно необходимо. Надеюсь, вы не против?
— Да какая уже разница, — печально ответил Пашка. — Нас теперь все равно прикончат, не вы, так Гыркинские. Вернемся без автоматов — шлепнут прямо за станцией. И к вам придут за ними. Вон зевак сколько, сидят таращатся, — близнец показал рукой на выживших бродяг в зале ожидания. — Всё расскажут. Как мы тут были и девк... Кхм... Девушку нашли... И как автоматы у нас отняли.
— Допустим, оружие мы вам отдадим, — задумчиво ответила Маша и посмотрела на реакцию Бориса. — И бродяги поклянутся забыть о нашей встрече, иначе дверь станции для них навсегда будет закрыта.
— Тогда нам придется продолжить поиски, — не дал договорить Сашка. — А когда пройдёт испытательный срок и результата не будет, я даже представить не могу, что нас ждет. У Сидоровича фляга свистит громче, чем у его покойного отца.
— Будет вам результат, — ответила девушка.
Маша положила перед близнецами целлофановый пакет со своими остриженными волосами. Затем сняла с шеи тонкую, как паутина, цепочку с маленьким кулончиком в виде капли и протянула парням:
— Скажите, меня задрали собаки между Бякино и Стромино, тут такие были, это знают все. Покажите волосы, измажьте только кровью, что ли, немного. Кулон сынуля должен узнать, мне его Михалыч подарил, когда давал время на обдумывание, ухаживал так, значит.
Братья встали с лавки и повернулись задом. Борис развязал им руки, отдал оружие и вещи и, стараясь выглядеть как можно серьезней, произнес:
— Не вздумайте баловать. Второго шанса у вас не будет.
— В этом наш общий интерес, — ответил Сашка, вынимая банки с рыбными консервами и различные каши из рюкзака. — Вот, надеюсь, эта еда поможет заткнуть им рты, накормите бродяг ужином помимо запугиваний. А мы скажем, что заплатили провизией за информацию о теле.
Сашка и Пашка надели автоматы на грудь, на спину рюкзаки и ушли в сторону станции Ерёлино.
— Хорошие ребята, — тихо произнесла Маша. — Нам бы такие сгодились.
Сережа сделал важный вид начальника и, подойдя к выжившим, громко и четко объявил:
— Всё, что сегодня и вчера произошло в нашем убежище, должно остаться здесь. Кто не умеет держать язык за зубами, больше сюда никогда не вернётся, ферштейн?
— Да не глупые мы, всё понимаем, — ответил самый крупный из бродяг. — Ты лучше скажи, ужин-то будет сегодня или нет? Мы всё слышали.
— Чего нам ждать вечера? — улыбнулся смотритель. — Давайте сейчас начнём готовить.
***
Третий день идет дождь. Крантику очень нравилось, как сверкают молнии в небе и грохочет где-то там высоко гром. Паренек разделся до трусов и вышел на перрон. Намылил куском старого хозяйственного мыла обрезок поролона и принялся натирать кожу обильной пеной. Капли дождя тут же все смывали.
Люди поначалу смеялись над ним. Мол, вот дурачок, не заметит, как заболеет.
— Простудишься, кто за тобой ходить будет? — бурчали выжившие обитатели станции.
Но чуть погодя к нему присоединился один бродяга. Затем еще и еще. Люди стали выходить и в прямом смысле мыться.
Женщины пытались вымыть головы, но волосы долго не намокали как следует. Тогда Крантик взял ведерко и принес воды из колодца. Откуда-то появился флакон шампуня. Никто не признавался, чей он, да это было и неважно. Люди радовались жизни и улыбались друг другу, возможно, первый раз за последние три года.
— А ты мне не верила, — Маша ткнула локтем подружку в бок, кивая на пенное сумасшествие. — Человеку нужно мало для полного счастья.
— Может, в твоей затее с баней что-то и есть, — тихо ответила Ю, оглядываясь по сторонам.
Небо будто знало, когда бродяги закончат мыться, и выключило дождик. Даже солнышко выглянуло из-за туч на несколько минут. Крантик вынес из станции немного дров и разжег костер прямо возле входа. Сереже не сильно понравилась такая затея, но ругать подростка все же не стал. Дрова долго разгорались, обитатели убежища не стали ждать, вытерлись одеждой и ушли греться в зал ожидания. Тем более, что дождик вновь начал капать.
Грант тоже переключил свое внимание на потухшую печку-буржуйку, закинул в нее дрова с улицы и принялся раздувать. Дым шел почему-то не в трубу, а внутрь помещения. Тогда Борис Валентинович надел старые, местами рваные рукавицы и, немного покручивая туда-сюда, снял трубу с печи. Затем просунул через отверстие в заколоченном окне наружу.
— Давно не чистили, — сказал Сережа и принес из своей коморки молоток. — Опасно потому что, такой шум слышно далеко.
Борис посмотрел в саму трубу и, качая недовольно головой, произнес:
— Смотри, какой нарост сажи на стенках. Труба хоть и широкая, а проход стал меньше в три раза. Да еще целых два колена. Кто ж так делает?
— У нас тут, Борис Валентинович, не слесарная мастерская, — ухмыльнулся смотритель Сережа. — И сварщика с аппаратом вызвать неоткуда. Какая была труба, такую и воткнули.
Борис положил один край железяки на рельс, а другой зажал под мышкой. Сережа принялся обстукивать ее с разных сторон, пытаясь отбить внутри куски черного вещества. Напарник то и дело прокручивал и подставлял под удар новое место, поглядывая между делом по сторонам, не вылезет ли какой зомби-грибник с зомби-корзинкой на резкий металлический звук.
— Пробовали проволоку с тряпкой просовывать, — шмыгнул носом Сережа и вытер его рукавом. — Не сильно помогает.
Закончив работу, напарники вставили трубу на место и закрыли дверь.
— Ну, кочегар, попробуй затопи, — обратился Сережа к Гранту.
Паренек поджег спичкой кусок березовой коры и сунул его под низ. Дым перестал идти в помещение, но огонь разгорался все равно неохотно. Тогда Крантик нагнулся, посмотрел в топку и, надув щеки, как хомяк, со всей силы дунул. Огонь резко вспыхнул и с хлопком обдал лицо мальчика.
— Грант! — вскрикнула Маша, заметив происходящее.
Паренек сидел на корточках, не шевелясь.
— С тобой всё хорошо? — не успокаивалась Мария.
Девушка подошла к мальчишке и повторила свой вопрос:
— Всё нормально? Ну-ка посмотри на меня.
Крантик встал и медленно повернулся. Из влажных глаз молодого кочегара текли слезы, а лицо было сильно опалено. Ресницы и брови полностью сгорели, часть челки обуглилась.
Маша прижала парня к себе и обняла, словно собственного сына.
— Ничего, слышишь, ничего не случилось страшного, — успокаивала Маша. — Ты просто испугался, так бывает. Я бы знаешь как завизжала?
Девушка наклонилась и внимательно осмотрела лицо мальчика.
— Сейчас просто умоемся, и всё. Нигде не болит?
Сережа принес из своей коморки ружье, переломил, вставил два патрона в стволы и закрыл обратно. Встал в центре зала ожидания, повернулся лицом к лежанкам выживших и громко произнес грубым голосом:
— Кто?
В убежище стало тихо.
— Повторяю свой вопрос, — сердито продолжил смотритель. — Если не услышу ответа в течение минуты, будете ночевать сегодня все с покойниками под дождем. Так кто?
Бродяги переглядывались, шептали друг другу на уши, и через несколько секунд одна из женщин сказала:
— Вон тот, что на поросёнка похож, подходил к печи, пока вы трубу чистили.
Мужик, на которого показала рукой женщина, гневно взглянул на нее.
— Что так вылупился? У меня ребенок тут, нам никак нельзя на рельсах спать.
Сережа приставил двустволку ко лбу «свиноголового» и тихо, но внятно спросил: «Зачем?»
— Шутка, обычная шутка, — начал оправдываться мужик. — Ну, плеснул растворителя из шприца, хохмы ради, подумаешь. Скукота же.
— Этот парнишка каждый день и в жару, и в дождь ходит в лес за дровами, чтобы такие, как ты, всегда могли вскипятить воду, сварить еду или просто посушить одежду. Видел такое где-нибудь еще? — продолжил Сережа. — А теперь, хохмы ради, ты сегодня ночуешь на улице. А потом умоляй его о прощении, если решишь вернуться.
Мария подошла к Сереже сзади и тихонько шепнула на ухо:
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Сборник рассказов: три шизофазические (в хорошем смысле) истории, сплетающиеся в нечто похожее по ощущениям на «Школу для дураков», но с огроменной скидкой — такое мог бы написать Саша Соколов, если бы он был бездарностью. История про отца, гейскую любовь, финские ночи — всё это сливается, брызжет тебе прямо в лицо: правда, тебе от этой струи мути, извергнутого душевным сфинктером автора, ни холодно, ни жарко.
Если поток Соколова долбил твою лодку из черепной кости о пласты языка, грани реальности, но таки приводил судёнышко к цельной картине, то речушка Снытко приводит… Да, в целом, плевать, куда: окунаться в автобиографичное болото внутреннего мира автора не хочется совсем, равно как и выуживать оттуда смыслы.
Читая Соколова, несмотря на перезвоны голосов, дисгармонию звуков, ты, всё-таки слышал эпоху. Читая Снытко, ты слышишь только голос его эго. И да, возможно, рассуждать о тексте, противопоставляя его другому тексту, не слишком правильно, однако автор сам упоминает Соколова в тексте и, как мне показалось, пытается ему подражать. Что ж, попытка неудачная.