В Средние века голову Веспасиана выдолбили изнутри и использовали как раковину для воды, слив сделали, пробив отверстие в ухе.

Собрание Национального археологического музея Неаполя, коллекция Фарнезе.

Всем привет!

Сегодня будет про 70-е годы I века н.э. В прошлый раз я рассказала о том, как и чем закончился в Риме «Год Четырех императоров» (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 61. «Дочери Рима»), и для тех, кто либо знаком с темой, либо читал прошлый пост не новость, что тогда, основав династию Флавиев, императором стал Тит Флавий Веспасиан или просто Веспасиан, который в итоге задержался у власти и проправил около 10 лет, с 69 по 79 годы. О нём мы уже знаем, что он был участником завоевательных походов в Британии при Клавдии, при Нероне поначалу ушёл в отставку, но потом его возвратили на службу в роли проконсула Африки, а в 66-м году ему пришлось подавлять восстание в Иудее, что, отчасти, и поспособствовало его становлению императором.

Он не только положил конец гражданской войне внутри страны, но и сумел навести в ней порядок, хотя и с огромным трудом: усилил контроль над армией и преторианской гвардией, вывел из кризиса финансовую систему благодаря экономии и налоговым преобразованиям, стабилизировал ситуацию в провинциях. При этом ему удавалось в условиях жёсткой экономии и восстанавливать то, что было прежде разрушено (в частности, храмы и кварталы, уничтоженные Великим пожаром), и даже основывать новое (при Веспасиане же было начато строительство знаменитого Колизея и Храма Мира), строились новые дороги.

Позиции империи за рубежом в те годы также усилились – так было подавлено восстание батавов в Германии, стала римской провинцией Коммагена и успешно для римлян завершилась Иудейская война. Восстание было подавлено, зачинщики (вроде того же Шимона бар-Гиора (ок.50-73гг.)) уничтожены, и даже Иерусалимский храм оказался разрушен, а самих евреев начали расселять по всей империи (что происходило и раньше, но по-настоящему развернулось лишь тогда).

А неподалеку от Иудеи всё ещё существовало Набатейское царство, на котором мне бы хотелось сделать упор сегодня, поскольку это было одно из немногих государств, которые соседствовали с Римской империей, но довольно долго и довольно успешно удерживались от превращения в очередную её провинцию. К тому же это одно из древнейших арабских государств, и, если на юге, и помимо Сабы (о ней в далекой древности я писала тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 31. «Кольцо Соломона» и «Суламифь»), были ещё другие царства, то Набатея на севере была такая одна.

Царство это основано было примерно в III-II-м веках до н.э. племенем набатеев, полукочевников-семитов из Заиорданья и Идумеи. Язык их был близок арабскому, хотя пользовались они арамейским (а затем набатейским, развившемся из арамейского) письмом. Секретом их успеха стал контроль над торговыми путями, идущими с юга Аравийского полуострова (т.е. из тех самых Сабы, Маина и других стран, расположенных южнее) на север – в Египет, Иудею, Сирию, а оттуда дальше – в Римскую империю.

Конечно, существовали ещё пути через Парфию, но пользоваться ими хотели далеко не все, тем более что можно было из индийских государств (Сатаваханы, Черы, Пандья, Чолы, Индо-Скифского царства и Анурадхапуры) и с африканских территорий (в частности, из Аксумского царства) морскими путями напрямую попасть, например, в знаменитый порт Адану (современный Аден в Йемене) или Окелис, которые принадлежали Химьяру, или в Кану (Qana; нынешний Бир-Али), принадлежавшую Хадрамауту, а оттуда караванными путями двигаться через пустыню на север. И оно того однозначно стоило, не зря ведь то называли Путем Благовоний и Дорогой Специй – именно ладан, мирра, корица, имбирь, перец были основными товарами этого маршрута, наряду с золотом, черепашьими панцирями, слоновой костью, рогом носорога и ценными породами дерева. В общем, товар дорогой, торговать которым было максимально выгодно.

И, само собой, контроль над подобными торговыми путями обогащал и Набатею, чья столица, Петра, стала главным торговым узлом в регионе. При этом попытки захватить этот город до определенного момента терпели неудачу. Однако Набатея вполне была открыта миру, и многое позаимствовала у соседей, особенно у греков и римлян (есть мнение, что даже религия их была синкретической, и они хорошо были знакомы с культом того же Зевса/Юпитера, хотя активно поклонялись и местному богу Душаре), что отчасти заметно в архитектуре, которая, впрочем, во многом оставалась самобытной. Набатея охватывала территории современных Израиля, Иордании, Сирии и Саудовской Аравии, и там и поныне можно найти следы этой цивилизации, в частности, руины и сохранившиеся строения городов Петра (в частности, знаменитый скальный храм-мавзолей Эль-Хазне в Иордании), Мадаин-Салех (оно же Хегра, от него сохранились скальные гробницы в Саудовской Аравии, недалеко от оазиса Аль-Ула), Авдат, Шивта, Мамшит, Тель-Ницана и Халуца (на территории нынешнего Израиля), а также Босра (нынешняя Сирия). Почти в каждом из них сохранились характерные элементы – многочисленные колонны, стены из каменных блоков, мозаика. А в некоторых и характерные скальные сооружения.

Кроме того, набатейцы, несмотря на то, что страна их фактически располагалась в пустынной местности, преуспели в ведении сельского хозяйства, т.к. сумели придумать хитрые и эффективные способы снабжения влагой своих сельскохозяйственных угодий, в частности, научились собирать и удерживать дождевую воду при помощи специальных ямок, строили акведуки, террасы, плотины, цистерны и подземные резервуары с теми же целями – сбора, подвода и сохранения воды. Все эти техники набатеи старались держать в тайне от соседей.

Первым известным царем Набатеи был Арета I (известно, что он правил страной в 168-м году до н.э., упоминался в Библии как «Арета, владетель Аравийский», и у него искал политического убежища некий первосвященник Ясон, устроивший попытку захвата власти в Иерусалиме), вторым – Арета II (более-менее точно известны годы его правления: со 103 по 96-й до н.э.), он и его преемник Ободат I (96-85гг. до н.э.) известны своей борьбой с царями из династии Хасмонеев. Раббэль I (ок. 85-84гг. до н.э.) был участником столкновения с Селевкидским государством во время правления Антиоха XII, а его предполагаемый брат, Арета III (ок. 84-62/61гг. до н.э.), впервые напрямую столкнулся с римлянами, и вынужден был признать их превосходство.

К слову, отношения между набатеями и римлянами держались на грани между нейтралитетом и легким, взаимовыгодным, союзничеством. Так вот Малику I (ум. в 30г. до н.э.) вынужден был уже активно участвовать в политических разборках римлян, и признавал над собой господство то Юлия Цезаря, то Марка Антония, то потом с ним и Клеопатрой боролся, признавая власть Октавиана Августа. Был также противником и Ирода Великого. Его сын, Ободат III(30-9гг. до н.э.), начал чеканить монеты со своим изображением в обрамлении лаврового венка, подражая римскому цезарю, а Арета IV(9г. до н.э.-40г. н.э.) известен, в частности, тем, что отдал в жены Ироду Антипе свою дочь, Фазелис, а после того, как тот закрутил роман с Иродиадой, и Фазелис сбежала на родину, начал войну против бывшего зятя. Его в свою очередь от римского вторжения под командованием Луция Вителлия уберегла лишь смерть императора Тиберия.

Наследником Ареты стал его сын, Малику II (39/40-69/70гг. н.э.), который в ходе Иудейской войны уже открыто выступал союзником римлян, предоставляя им вспомогательные войска. При нём Набатея потеряла земли на севере Заиорданья, набатейские города пустыни Негев были разрушены в результате нападений кочевых племён самудян и сафатенцев, что подорвало набатейское господство в Негеве и полностью расстроило торговлю через Газу. Да и умер он, похоже, преждевременно: наследником его стал Раббэль II Сотер (ок.70-106гг. н.э.), который на тот момент, по всей видимости, ещё был слишком юн, чтобы править самостоятельно, и регентом при нем стала мать –  Шукайлат II. Предположительно, он перенес столицу в Босру из Петры, восстановил свою власть в Южной Палестине и восстановил прежде разрушенные набатейские города (но это не точно), что и нашло отражение в его титуле – «спаситель» (т.е. Сотер). Скальный храм Ад-Дэйр, недалеко от Петры, предположительно тоже возвели в годы его правления.

Но главное, что нужно о нём знать – он стал последним царём Набатеи. Как это произошло – точно неизвестно. Есть мнение, что в годы его царствования отмечался национальный подъём, и планировалось, в конце концов, выйти из-под римского ига, возвратив себе полную независимость. Слухи об этом дошли до Римского императора Траяна и очень ему не понравились. Так что тот не стал медлить, выслал войска, и в 106-м году некогда великое царство превратилось в римскую провинцию – Аравию Петрейскую.

В первые годы правления Раббэля II происходят события одного из томов сегодняшней серии

«Марк Дидий Фалько» Л. Дэвис

Время действия: I век н.э., ок. 70-77 гг. н.э. Время правления императора Веспасиана.

Место действия: Римская империя (территории современных Великобритании, Германии, Франции, Бельгии, Италии, Испании, Греции, Сирии) и Набатея (территории современной Иордании).

Интересное из истории создания:

Линдси Дэвис (р. 1949) – современная британская писательница, известная, главным образом, благодаря своей серии историко-детективных романов «Марк Дидий Фалько» («Маркус Дидиус Фалько»/«Marcus Didius Falco»), лауреат премии Cartier Diamond Dagger.

Судьба у этой дамы сложилась своеобразно. Она родилась в Бирмингеме, окончила Оксфордский университет со степенью по английской литературе и…тринадцать лет проработала на государственной службе, прежде чем одна из её первых работ заняла второе место в номинации на премию им. Джорджетт Хейер (исторический роман 1985 года). После этого она вспомнила о своём образовании и решила по полной заняться писательством (я бы на её месте тоже бы так сделала в подобном случае).

Поначалу она писала свои серии для британского женского журнала Woman's Realm. Но в какой-то момент сказался её давний интерес к истории и археологии, и она написала роман «Путь чести» («The Course of Honour») об императоре Веспасиане и его любовнице Антонии Ценис, рабыне-секретарше, а впоследствии вольноотпущеннице Антонии Младшей, матери императора Клавдия, которая славилась своей феноменальной памятью. Веспасиан сошёлся с ней после смерти своей жены, Флавии Домициллы Старшей, и отношения их продлились вплоть до смерти Антонии в 74-м году (случилось это за пять лет до того, как умер сам Веспасиан). Тема, на мой взгляд, не избитая (сам роман не читала). Однако Л. Дэвис не удалось его тогда издать, это случилось лишь в 1997-м (или даже 1998-м) году.

Но она тогда не сдалась и подумала, мол, хорошо читателям заходят детективы. А что, если совместить приятное с полезным, и написать тоже о Древнем Риме, но в жанре детектива? Позже, по её признанию, она развила идею и решила, что намеренно напишет это так, чтобы отойти от привычных читателям клише. Так и вышел в 1989-м году первый роман из серии о «частном информаторе» Марке Дидии Фалько – «Серебряные слитки». И на этот раз её ждал настоящий успех, а серия получила продолжение из ещё девятнадцати романов. Видимо, персонаж настолько зашёл и ей, и читателям, что позже она начала новую серию – о Флавии Альбии, приёмной дочери Марка Дидия Фалько, «признанной женщине-следователе». Там уже события развиваются в 89-90-х годах н.э. На данный момент вышло двенадцать книг этой серии, но я ни одной не читала, поэтому сегодня рассказывать буду только о заявленном цикле романов о М.Д. Фалько.

О чём:

Марк Дидий Фалько – (почти) тридцатилетний (на момент 1-го тома) обитатель съёмного жилья на шестом этаже огромной инсулы на Авентине, младший брат национального героя, Феста, погибшего в Иудее и служившего под командованием Тита, сына императора Веспасиана, а также сам ветеран боевых действий. Несколько лет прослужил в Британии, пока там не случилось восстание Боудикки. Событие это стало источником долгоиграющей психотравмы для Фалько, так что он послал военную службу куда подальше, вернулся в любимый им Рим и…столкнулся с тем, что бывшие легионеры нафиг никому не упали. Его бывший сослуживец и лучший друг, Петроний, нашёл себя на службе во благо города, а вот сам Марк не нашёл себе источника дохода лучше, нежели стать частным информатором. Сам он описывал это занятие как унылое, однообразное и малоприбыльное, мол, в основном, приходится шпионить за чужими неверными женами и разыскивать тех, кто нахлобучил своих кредиторов. Правда, иногда выпадали на его долю случаи и покруче, в том числе связанные с откровенным криминалом.

Однако в тот жаркий летний день он вовсе ни к чему такому не готовился. Просто помог юной (и явно богатой девушке)) сбежать от двух преследовавших её громил, после чего завёл к себе домой без всякой задней мысли (ну или почти…)). А потом выяснилось, что девица – племянница сенатора, и на её спасителя вот-вот повесят её же похищение. Несмотря на это Фалько не торопился возвращать девушку домой, и не только из-за того, что счёл её весьма привлекательной особой – даже после долгого напряженного разговора они так и не смогли найти ответы на главные вопросы: кому и зачем понадобилось похищать её прямо из отчего дома?

Зацепка появилась случайно позже, когда в дело вмешался тот самый сенатор и дядя девушки, и выяснилось, что лишь она знала шифр от ячейки, где сенатор Камилл Вер припрятал кое-что, что у Фалько и его друга Петрония одним своим видом вызвало тяжелые «вьетнамские…» «британские флешбеки». Там, конечно, ещё много, и, даже, если я первую книгу целиком перескажу, останется ещё немало, но лучше прочитать и во всем разобраться самим, тем более что это определенно будет очень увлекательно)

Отрывок:

«…На Форуме было прохладнее и тише, чем в предыдущий раз, когда я там появлялся и встретил Сосию, в особенности на длинной колоннаде, где менялы предлагали услуги нервным клиентам. Семья Камилла осуществляла банковские операции с помощью улыбающегося вифинца, который сделал нездоровый вклад в жир на теле. Сосия прошептала цифры для идентификации своей собственности, и тип со счастливым лицом открыл ее ячейку. Она арендовала большой ящик, хотя то, что оказалось внутри, было относительно небольшим.

Крышка свалилась. Сосия Камиллина шагнула в сторону. Мы с Петронием заглянули внутрь. Ее сбережения оказались даже менее впечатляющими, чем мои. Ее дядя арендовал для нее этот ящик, что было разумным, но ей принадлежало не более десяти золотых монет и нескольких приличных ювелирных украшений, для ношения которых, по мнению ее тети, она еще не доросла. (У каждого своя точка зрения. Для меня она была достаточно взрослой.)

Интересовавший нас предмет был завернут в фетр, а потом обвязан веревками. Поскольку банкир наблюдал за нами с типичным для вифинцев любопытством, Петроний помог мне вытащить предмет, не разворачивая. Он оказался невероятно тяжелым. Нам повезло, что мы арендовали ручную тележку у мужа моей сестры, штукатура, который, как обычно, сидел без работы. (Мой зять сидел без работы не потому, что все стены Рима вдруг стали ровными и гладкими, а потому, что жители Рима предпочитают смотреть на голые плиты, чем нанимать эту наглую, ленивую свинью). Шатаясь, мы пошли прочь. Наша тележка скрипела под весом груза. Петроний взвалил на меня большую часть работы.

— Не урони его на себя! — воскликнула Сосия, что было мило с ее стороны.

Петроний ей подмигнул.

— Он не такой хрупкий, как кажется. Он тайно тренируется с гирями и поднимает тяжести в зале, где тренируются гладиаторы. Давай, напряги мускулы…

— Когда-нибудь ты должен мне рассказать, почему моя сестра Викторина называет тебя Примулой, — выдохнул я в ответ.

Он ничего не сказал, но покраснел. Клянусь, что покраснел.

К счастью, Рим — современный город, который трудно чем-то удивить. Двое мужчин с девушкой и тележкой могут запросто заползти в таверну, не вызывая интереса и комментариев. Мы прошли на затененную боковую улочку и оттуда пробрались в таверну. Я выбрал столик в темном углу, Петроний купил несколько горячих пирожков. Нам обоим пришлось приложить усилия, чтобы поднять предмет на стол. Опустили мы его с глухим звуком. Потом мы осторожно сдвинули фетр.

— Царство Гадеса! — выдохнул Петроний.

Я понял, почему дядя Децим не хочет, чтобы новость куда-то просочилась.

* * *

Сосия Камилла не представляла, что это такое. Мы с Петронием знали, и нам стало немного не по себе, нас даже стало подташнивать. Однако Петроний, обладающий железным желудком, вонзил зубы в овощной пирог. Это было лучше, чем предаваться неприятным воспоминаниям, и я тоже принялся за еду. Мой пирог оказался с кроликом, куриной печенкой и думаю, можжевельником. Неплохо. Еще нам подали тарелку с кусочками свинины. Мы отдали ее Сосии.

— Та глухая дыра на таможенном посту в стороне от всего, — в ужасе вспоминал Петроний. — В устье Сабрины, не на нашей стороне границы. Нечего делать, кроме как считать кораклы, плывущие в тумане, и следить, не сделают ли вылазку через реку маленькие смуглые человечки. О Боже, Фалкон, ты помнишь дождь?

Я помнил дождь. Долгий, монотонный дождь в Британии незабываем.

— Фалкон, что это? — прошипела Сосия.

— Сосия Камиллина, это серебряный слиток! — сообщила я, наслаждаясь драматизмом момента…».

Раз уж заикнулась о Набатее, то отрывок из «Последнего действия (или акта) в Пальмире» тоже обязан был здесь появиться:

«… Добраться до Петры оказалось не так сложно, как я опасался. Анакрит получил огромное удовольствие, намекнув, что мое путешествие сюда сопряжено с невыносимыми проблемами. Я просто доставил нас морем в Газу. Я «нанял» – по цене, которая означала «купил сразу», – вола и телегу, транспорт, с которым я привык обращаться, затем огляделся в поисках торгового пути. Чужеземцам не рекомендовали путешествовать по ней, но караваны численностью до тысячи человек ежегодно сходились в Набатее. Они прибыли в Петру с разных сторон, но, когда они ушли, их пути снова разошлись. Некоторые отправились на запад, в северный Египет. Некоторые поехали внутренней дорогой до Бостры, прежде чем отправиться в Дамаск или Пальмиру. Многие переправлялись прямиком на побережье Иудеи для срочной отправки из большого порта в Газе на жаждущие их товаров рынки в Риме. Итак, когда десятки торговцев направлялись в Газу, ведя за собой огромные, медленно движущиеся вереницы верблюдов или быков, мне, бывшему армейскому разведчику, не составило труда проследить их маршрут. Ни один перевалочный пункт не может оставаться тайным. Равно как и его охранники не могут предотвратить проникновение в свой город незнакомцев. Петра, по сути, была общественным местом.

Еще до нашего прибытия я делал мысленные заметки для Веспасиана. Скалистый подход был поразительным, но было также много зелени. Набатея богата пресноводными источниками. Сообщения о стадах и сельском хозяйстве были верны. Им не хватало лошадей, но верблюды и быки были повсюду. По всей рифтовой долине процветала горнодобывающая промышленность, и вскоре мы обнаружили, что местные жители производят изысканную керамику, блюда с растительным орнаментом и чаши в огромных количествах, и всё это обильно украшено. Короче говоря, даже без доходов от торговцев здесь было бы достаточно, чтобы привлечь благожелательный интерес Рима.

– Ну что ж! – проговорила Елена. «Я думаю, ты можешь доложить своим хозяевам, что богатое королевство Набатея, безусловно, заслуживает включения в состав Империи». Она оскорбительно приравнивала меня к какому-то патриоту с безумными глазами, собирающему провинции.

«Не раздражайте меня, госпожа»

«У нас так много того, что мы можем им предложить!» – язвительно заметила она; под политической иронией скрывалась личная насмешка надо мной.

Вопрос о том, будут ли богатые набатейцы смотреть на вещи по-нашему, может быть совсем другим вопросом. Елена знала это. Они умело охраняли свою независимость на протяжении нескольких столетий, делая своей обязанностью обеспечение безопасности маршрутов через пустыню и предложение рынка для торговцев всех мастей. Они практиковались в мирных переговорах с потенциальными захватчиками, от преемников Александра до Помпея и Августа. У них была дружелюбная монархия. Их нынешний король Раббель был юношей, чья мать исполняла обязанности регента, что, казалось, не вызывало споров. Большая часть рутинной работы правительства легла на главного министра. Этого более зловещего персонажа называли Братом. Я догадался, что это значит. Тем не менее, пока жители Петры процветали так бурно, я осмелюсь сказать, что они мирились с тем, что им есть, кого ненавидеть и бояться. Всем нравится иметь авторитетную фигуру, о которой можно ворчать. Нельзя винить погоду во всех жизненных невзгодах.

Погода, кстати, была потрясающей. Солнечный свет отражался от скал, превращая всё в ослепительную дымку. Мы продолжили наше восхождение. <…>

Мне нравилось путешествовать с Еленой – за исключением разочаровывающей череды маленьких домиков и тесных арендованных комнат, где мы никогда не чувствовали себя свободно, занимаясь любовью. Внезапно я затосковал по нашей съемной квартире на шестом этаже, где мало кто, да и то с трудом поднимался по лестнице, и подслушивали только голуби на крыше.

«Поехали домой!»

«Что – в нашу арендованную комнату?»

«В Рим».

«Не говори глупостей», – усмехнулась Хелена. «Мы собираемся подняться на вершину горы».

Меня интересовала вершина горы только из-за возможностей, которые она предоставляла для схватки с Еленой. Тем не менее я напустил на себя серьезный вид путешественника, и мы продолжили подъем.

О вершине возвещали два неодинаковых обелиска. Возможно, они изображали богов. Если так, то они были грубыми, таинственными и определенно чуждыми римскому пантеону с человеческими чертами лица. Казалось, что они были созданы не путем транспортировки камней сюда, а путем вырубки всего окружающего скального пласта на глубину шести или семи метров, чтобы оставить этих впечатляющих стражей. Затраченные усилия были ошеломляющими, а конечный эффект жутковатым. Они были непохожими друг на друга близнецами, один чуть выше, другой расширенный у основания. За ним находилось какое-то крепко построенное здание, которое мы предпочли не исследовать на тот случай, если его занимали жрецы, затачивающие жертвенные ножи.

Мы поднялись дальше и по крутой лестнице добрались до церемониальной площадки. Это привело нас на продуваемый всеми ветрами мыс. Со всех сторон с высокой воздушной скалы открывался потрясающий вид на кольцо суровых гор, внутри которого лежит Петра. Мы оказались на северной стороне слегка углубленного прямоугольного двора. Вокруг него были установлены три скамейки, предположительно для зрителей, наподобие триклиния в главном пиршественном зале. Перед нами была приподнятая платформа, на которой были разложены подношения, которые мы тактично проигнорировали. Справа ступени вели к главному алтарю. Там высокая колонна из черного камня олицетворяла бога. За ним находился другой, больший, круглый алтарь, похожий на чашу, вырезанную в живой скале, соединенный каналом с прямоугольным резервуаром для воды.  

К этому времени мое воображение работало с бешеной скоростью. Я надеялся, что невосприимчив к внушающим благоговейный трепет местам и зловещим религиям, но я побывал в Британии, Галлии и Германии; я знал больше, чем хотел, о неприятных языческих обрядах. Я схватил Елену за руку, когда ветер налетел на нас. Она бесстрашно вышла на пустой двор с резервуаром, заполненным водой, любуясь захватывающими видами, как будто мы находились на каком-нибудь возвышении с балюстрадой, предусмотренном для удобства летних туристов над заливом Суррентум.

Я хотел бы, чтобы мы были там. Это место вызвало у меня плохое предчувствие. Оно не вызывало чувства благоговения. Я ненавижу древние места, где живых существ издавна убивали ради мрачной радости монолитных богов. Я особенно ненавижу их за то, что местное население любит притворяться, как это с большим удовольствием делали набатейцы, что некоторые из принесенных ими в жертву могли быть людьми. Даже в тот момент я чувствовал себя настороже, как будто мы шли навстречу беде.

В святилище Душары действительно были неприятности, хотя они пока не касались нас напрямую. У нас все еще было время избежать их, хотя и ненадолго.

– Ну, вот и всё, моя дорогая. Давай сейчас же вернемся.

Но Елена заметила какую-то новую особенность. Она откинула волосы с глаз и подтащила меня посмотреть. К югу от церемониальной площадки располагался еще один прямоугольный резервуар. Этот, по-видимому, осушил вершину, чтобы обеспечить достаточный запас пресной воды для ритуалов жертвоприношения. В отличие от остальной части Возвышенности, эта цистерна была занята.

Человек в воде мог бы купаться на солнце. Но как только я заметил его, то понял, что он плавал там не для удовольствия или физических упражнений…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Лично я не так много встречала детективов в обёртке исторического романа. Не считая этого, в чистом виде припомню ещё, от силы, пару штук. Поэтому такое сочетание для меня уже в плюс. К сожалению, прочитать я успела только две книги целиком, и сейчас вот начала ещё одну. Пару раз в каждой даже были «вотэтоповороты», хотя в целом ничего, что поразило бы и дало ощущение инсайта после прочтения, не было.

По первой могу сказать, что прочитала на одном дыхании. Да она и по размеру не слишком большая. Пожалуй, Дэвис удавалось сохранять напряжение на протяжении всего романа благодаря фактору новизны, в том числе при помощи смены лиц, локаций и добавлением новых фактов и деталей, причем всё это в объёмах достаточных на страницу текста, чтоб читатель был занят анализом прочитанного, но не перегружен, и скучать ему было некогда) Кому там досталась фактически роль главгада, я, правда, догадалась сразу, хотя автору удалось мне всё-таки тут подсунуть неожиданность. Впрочем, я считаю эту неожиданность не хорошо выверенным «вотэтоповоротом», а роялем из кустов. Но да ладно. В целом книга оставила хорошее впечатление, и я с удовольствием взялась за вторую.

Вторая пошла куда туже. Может, конечно, сказались гораздо большие объёмы, может, то, что я была опять либо загружена, либо в скверном состоянии, и тяжко было выкраивать время для чтения. Дочитала вот на днях, и могу сказать, что «Тени в бронзе» оставили тягостное впечатление. Да, написано всё так же остроумно, да, пара неожиданностей присутствовала, причем одна из них, на мой взгляд, чисто технически сделана отлично, а другая знатно бьет по эмоциям) Но в остальном за эти 168 страниц я не могла отделаться от ощущения, что это я еду в горку на скрипящей телеге, запряженной флегматичным быком. Начинаешь вспоминать, и складывается впечатление, что до самого конца почти ничего не происходило, местами откровенно проваливаешься в семейные междусобойчики и идиллии друзей гг, иногда – в его собственные лично-интимные драмы и разборки. Причем так, словно эта парочка провела вместе десять лет, а не, дай Юнона, полгода. Ну пощадите.

Потом мне пришлось сделать скачок сразу на шестой том – «Последнее действие в Пальмире», и читаю я весьма придирчиво и настороженно, однако могу сказать, что интригу Дэвис снова удалось навести, поэтому есть шанс, что от прочтения я получу удовольствие.

В общем, любителям детективов, на мой взгляд, ознакомиться однозначно стоит, а уж любителям детективов и античности в одном флаконе – тем более, но завышенные ожидания наверняка не оправдаются. В то же время, если не ждать вау-эффектов, то эти книги вполне способны скрасить не один вечер или сделать веселее дорогу до работы и обратно. Более-менее официально и неплохо на русский язык переведены первые три книги, остальные можно найти в «шедевральном» переводе от гугл-переводчика, но на английском вполне ищутся и остальные части (даже «Александрию» (2009) и «Немезиду» (2010) видела).

Прошлые посты:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.2 «Истории периода династии Восточная Хань»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 61. «Дочери Рима»

Как и прежде буду рада любой форме поддержки моей деятельности - от лайков до пожертвований. И хочу также поделиться тем, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы с нетерпением ждёте моих постов, чтобы я не расслаблялась))

Всем привет!

Прежде всего, хочу поблагодарить человека под ником user5329899 за донат. Сердечное спасибо! Было неожиданно и приятно.

Прошлый пост ожидаемо набрал мало лайков, полагаю, из-за своей специфики. Однако мимо такой индийской роскоши я пройти никак не могла, и рада была переключиться на что-то другое. Всем, кто поддержал лайком, тоже огромное спасибо. Значит, всё-таки всё было не напрасно)

А сегодня возвращаемся в Рим, и рассказ поведу про «Год Четырёх Императоров».

В одном из прошлых постов (кстати, он поставил рекорд по лайкам: История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше») я рассказала о приходе к власти Нерона, о годах его правления, но не успела сказать о том, как закончилось его правление. А закончилось оно тем, что недовольный экономической политикой Нерона и налогами, накладываемыми на провинции, наместник Лугдунской Галлии (и, кстати, сам галл по происхождению) Гай Юлий Виндекс поднял восстание в марте 68-го года н.э. На помощь он позвал наместника Тарраконской Испании – Сервия Сульпиция Гальбу (кстати, его между делом и довольно лестно упоминал в своём романе Грейвз :) Рассказывала об этом я тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»). Гальба был популярен в армии, и, чтоб он точно не отказался, Виндекс толсто намекнул, что из старичка Гальбы, как ни крути, император получится всяко получше, чем из Нерона. Старикан понял, видно, что это его шанс, и двинулся к Риму, даже несмотря на то, что его успели объявить врагом народа в Сенате. Ну…Сенату потом пришлось пересмотреть своё мнение, ибо Гальбу уже никто (и ничто) остановить не мог.

Ну а Нерон понял, что запахло жареным, и что живым из этой передряги ему вряд ли удастся выбраться, так что решился император взять дело в свои руки. Сначала, конечно, он пытался перепоручить это кому-то ещё, но желающих не нашлось, и с горсткой всё ещё лояльных ему людей он отправился на загородную виллу, где без конца, вздыхая, повторял «Какой великий артист погибает!» (лат. Qualis artifex pereo). Что ни говори, а артистизма ему и впрямь было не занимать, и в каком-то смысле умер он эффектно – едва стало ясно, что его вот-вот арестуют, а потом казнят, как он всё-таки решился – процитировал строфу из «Илиады» и наложил на себя руки. Его последними словами будто бы было высказывание – «Вот она – верность».

Кстати, о верности. Похоронами бывшего императора заниматься никто не хотел, и этот нелегкий труд взяли на себя три женщины: бывшая любовница Нерона Акта (та самая, из-за которой он поцапался с матерью со всеми вытекающими) и две его кормилицы, Эклога и Александрия. Так что удивительно, но факт – даже у такого человека нашлись те, кто в каком-то смысле оставался ему предан. Прах его поместили в родовой усыпальнице Домициев на Садовом холме.

Так вот и пресеклась династия Юлиев-Клавдиев. А императором стал в июне того же 68-го года Сервий Сульпиций Гальба. Правда, правление его продлилось совсем недолго. И, хотя верхушка общества, страдавшая от выходок прошлых императоров, радовалась концу правления Нерона, многие из простых жителей империи ничего хорошего в государственном перевороте не видели и угрюмо следили за нововведениями скупого старикашки, который начал своё правление с мести -- бывшим противникам, просто недовольным и тем, кто не поддержал его во время мятежа. Короче, хотя он был и без того в непростых условиях, Гальба, судя по всему, многое сделал и сам для того, чтоб встретить тот конец, который ему достался, да как можно скорее.

Ему было семьдесят лет, и, осознавая, что случиться с ним может что угодно (кроме того, что случилось в итоге)), особенно на фоне восстания Авла Вителлия в Германии, он стал выбирать преемника, и остановил свой выбор на Луции Кальпурнии Пизоне Фруги Лициниане (38-69гг.), которого усыновил, отбросив при этом кандидатуру Марка Сальвия Отона. Ничем хорошим для них всех это решение в итоге не обернулось.

Своему возвышению наследник императора радовался всего пять дней. А 15 января охочий до власти (и, возможно, жутко обиженный) Отон поднял мятеж, и на его сторону перешли даже те, в чьи обязанности входила защита императора. Единственный, кто пытался защитить владыку Рима и его наследника, был некий центурион по имени Семпроний Денс. Однако ему это не удалось (судьба самого Денса представлена несколько размыто, но, судя по всему, он тогда же и погиб). В тот же день и Гальба, и Луций Кальпурний Пизон были убиты мятежниками (причем второй пытался укрыться в храме Весты, но его достали и там. Тацит утверждал, что Отон «изучал отрубленную голову жертвы с особой злобой, как будто его глаза никогда не могли насытиться»), а императором провозгласили Отона.

Вот только Отон продержался ещё меньше, чем его предшественник. Потому что восстание Авла Вителлия, которого тоже провозгласили императором, сдуваться и не думало, и с ним надо было что-то делать. Это «что-то» обернулось грандиозным сражением в апреле 69-го года – (первой) битвой при Бедриаке (недалеко от нынешнего г. Кремона в северной Италии). По некоторым данным, тогда погибло около 40 тысяч человек. Когда новости об этом поражении дошли до Брикселлума, многие солдаты и командиры Отона уговаривали его продолжить борьбу, так как вспомогательные подразделения были уже на подходе. Но Отон вместо этого покончил с собой, будто бы для того, чтоб прекратить гражданскую войну. Так вот Авл Вителлий пришёл в Рим и на восемь месяцев стал императором.

И, хотя Вителлий продержался подольше предшественника, римляне нового правителя не оценили. За Вителлием закрепилась слава пьяницы и обжоры, и плюс к этому ему приписывали и различные чудаковатости, и жестокости. Например, после того, как к нему якобы попал список тех, кто пытался приписать себе убийство Гальбы и Пизона с тем, чтоб получить награду от Отона, Вителлий приказал всех из этого списка найти и казнить. Это римлянам понравилось, остальное – уже не очень. О жестокости Вителлия писал Светоний, но Дион Кассий это опровергал и утверждал, что даже из числа приверженцев Отона Вителлий казнил немногих. К слову, брату Отона, Луцию Сальвию Отону Тициану, сохранили жизнь.

Однако спокойно в римской империи так и не стало. Уже в июле 69-го года сидевшего прежде тихо в Иудее Тита Флавия Веспасиана его сторонники объявили императором (кстати, это тот самый Веспасиан, что командовал II-м легионом, и именно в этой роли фигурировал в романах Скэрроу «Орлы империи», о которых я ранее рассказывала – История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»). И, пока в Риме на это дело махали всеми частями тела, Веспасиан, его сын Тит и другие заинтересованные готовились и медленно, но верно будто лавина в игре про Кузю двигались в сторону столицы империи. И всё пошло для Вителлия по одному месту, особенно, когда его ближайший соратник и военачальник, Авл Цецина Алиен, перешёл на сторону Веспасиана. Дошло и до второй битвы при Бедриаке в октябре 69-го, только на этот раз вителлианцы потерпели поражение.

Вителлий понял, что песенка его спета, и даже пытался отречься от императорской власти при помощи брата Веспасиана, но ему мало того, что это не удалось, так ещё и Тит Флавий Сабин попал под горячую руку и погиб, хотя Вителлий пытался его защитить. Племяннику Сабина, Домициану (младшему сыну Веспасиана), едва удалось унести ноги и уцелеть. После всех попыток спастись Авл Вителлий был схвачен солдатами Веспасиана, связан и позорно протащен через весь город к Форуму, по пути подвергаясь нападкам и издевательствам со стороны римлян. Версии о том, как именно он погиб в итоге, разнятся, но сам факт неоспорим. Вслед за ним были убиты его сын и брат. В те же дни погибло и большинство его сторонников. А на следующий день после гибели Вителлия в город вошёл сам Тит Флавий Веспасиан.

Вскоре удалось навести порядок, а Веспасиан стал императором, четвертым и последним в тот год, и принес Риму долгожданные мир, стабильность и покой на целых десять лет.

О том, каково это, когда императоры меняются каждые несколько месяцев, отлично написано в сегодняшнем произведении

«Дочери Рима» К. Куинн

Время действия: I век н.э., 68-69 г. н.э. И затем после скипа 81 год н.э.

Место действия: Римская империя (территория современной Италии).

Интересное из истории создания:

Кейт Куинн (Kate Quinn, р. 1981г.) – современная американская писательница, уроженка Южной Калифорнии и выпускница Бостонского университета, получившая степени бакалавра и магистра по классическому вокалу. При этом история – её давнее увлечение, и ей принадлежат две исторические серии – «Императрица Рима» и «Хроники Борджиа».

Первый в первой же серии роман – «Хозяйки Рима» – был написан в 2010-м году, и события в нём развиваются во времена правления Домициана. Его я не читала, но ознакомиться со всей серией (а она состоит из пяти книг) имеет смысл, если хочется, чтоб ход повествования в контексте моих заметок шёл непрерывно. Однако я сегодня буду рассказывать только о приквеле «Хозяек Рима» – романе «Дочери Рима», который Куинн написала и опубликовала уже в 2011-м году, через год после первого. Вся серия имела огромный читательский успех и переведена на многие языки, включая и русский (во всяком случае, первые три романа, включая и «Императрицу семи холмов», посвященную уже событиям времен правления императора Адриана, находятся без труда).

О чём:

История крутится вокруг судеб четырех Корнелий, двух родных сестер, и двух их кузин, которые, будучи ещё совсем девчонками, подошли как-то к уличному хироманту Нессу и прикола ради попросили погадать им. Тот уже приготовился ради звонкой монеты нести обычную в таких случаях чушь, но тут у него случился приход, и впервые в своей жизни он сумел по-настоящему увидеть будущее. По его мнению – лучше б не видел. Девчонки-то хмыкнули и убежали навстречу новым развлечениям, а у бедного хироманта психотравма на всю жизнь. Рука одной из сестер Корнелий поразила его особенно: если остальным можно было лишь посочувствовать, и сказать, что в непростые времена живем, что поделать, то эта девица в глазах Несса жертвой людей и обстоятельств никак не выглядела, а совсем даже наоборот. Кто ж знал, что ему придется спустя много лет встретиться со своей психотравмой снова, да ещё вот так?

А девочки тем временем росли и в ус не дули, хотя, несмотря на довольно близкое родство, и семьи, и жизни их ко взрослому возрасту стали ощутимо различаться. Да и сами они на друг друга ни капли не походили, ни внешне, ни по характеру, ни в своих устремлениях. Корнелия Прима, старшая из них, счастливо была замужем за приёмным сыном императора Гальбы и мечтала стать императрицей. Её родная сестра, Корнелия Секунда, получившая домашнее прозвище Марция, тоже отдана была замуж, но браком тяготилась и мечтала стать историком, хотя не сомневалась, что в реальности ей на этом поприще ничего не светит, если только не случится чудо. Ветреную красавицу Лоллию (она же Корнелия Терция) дед, бывший вольноотпущенник, а ныне очень богатый и обросший полезными связями, но не слишком уважаемый старик, выдает снова замуж всякий раз, как меняются политические ветра. Прежде её это особо не парило, но в третий раз, в тот самый роковой год, что-то пошло не так, и в норму, кажется, в полной мере так и не вернулось. Мужей у неё в итоге оказалось больше, чем традиционных завитков на лбу у невесты. Ну а самая младшая, по прозвищу Диана, в равной степени оказалась и красавицей, и ушибленной на всю голову) О том, что она из себя представляла, можно сказать одним коротеньким фрагментом:

«…

— Юная госпожа, тебя ждет великое будущее. Все юные девочки мечтают об императорском венце. Но ты точно станешь императрицей Рима! Ты станешь супругой императора, и у тебя будет больше драгоценных камней, и рабынь, и дворцов, чем ты сможешь сосчитать. Разве это не прекрасно?

— Это я хочу стать императрицей! — запротестовала другая юная Корнелия.

— Нет, я!

— Лошадка! — пискнула самая маленькая, ткнув пальчиком в проехавшую мимо повозку…».

В общем, пока её сёстры в водовороте событий «Года Четырех Императоров» боролись за власть, свободу, любовь и прочие хорошие вещи, Диану, казалось, интересовали только лошади да гонки на колесницах, и больше ничего. Никому и в голову не могло прийти, что именно она, всё примечая, вдруг догадается, кто без конца дергает за нитки, желая отыграться за прошлое, наполненное беспомощностью, бездействием и утерянными возможностями. Не щадя при этом ни себя, ни других.

Отрывок:

И, хотя изначально я сама от себя этого не ожидала, отрывок я тоже хочу привести про Диану, которая, всецело отдаваясь своей страсти и мечтам, пошла на отчаянный и рискованный поступок, лишь бы её любимцы одержали победу в, казалось бы, безнадёжной гонке, где победитель уже вроде как заранее известен. Ведь император тоже не любит проигрывать.

«…«Красные» сорвались с места последними, с секундным опозданием, еще до того, как колеса колесницы пришли в движение. Впрочем, Диана не слишком переживала по этому поводу. Она не горела желанием оказаться пойманной в ловушку внутренней дорожки рядом с поворотным столбом, ибо это грозило ей неминуемым столкновением. В ее распоряжении была лишь сила ее Четырех Ветров. Только на нее она и могла полагаться.

Колесница под ее ногами ходит ходуном, струи воздуха больно бьют в лицо в прорези шлема, застилая зрение, поводья натянуты и грозят в любую минуту перерезать запястья, и, о боги, откуда ей было знать, что ее Четыре Ветра столь резво устремятся вперед? Диана напрягла руки, прижалась животом к передку колесницы, принимая устойчивое положение, а чтобы ветер не хлестал по глазам, уперлась подбородком в грудь. За последние несколько месяцев упражнений под придирчивым оком Ллина, эти мелочи уже вошли в ее плоть и кровь. А еще она понимает, что под шлемом рот ее растянут в дьявольской усмешке. «Полегче, мои хорошие, полегче», — уговаривает она своих жеребцов. Но те несутся вперед, будто поставили себе цель вырваться на свободу. «Помедленнее, мои дорогие, помедленнее».

Ее четверка ведет последней. Впереди поворот, однако Диана не спешит вырываться вперед. Поворот, ее первый поворот на арене Большого цирка, о боги, если она позволит нервам взять власть над собой. Если она ослабит поводья, то разобьет колесницу и загубит всех своих четверых скакунов. От напряжения Диана прикусила губу. Сердце стучит в груди, словно молот Вулкана. Она постепенно натягивает поводья тех двоих, что идут по внутреннему кругу. Борей опускает голову, словно бык, и колесница описывает аккуратный поворот. Секунда — и они вновь вырываются на прямой отрезок дорожки. И вновь поворот, и вновь ее четверка описывает его плавно и чисто, как и первый. Над ее головой мелькает золотая вспышка. Диана на мгновение поднимает глаза. Это скульптурный дельфин наклонил над ней резной нос. А это, оказывается, не так уж и трудно.

Где-то позади себя, приглушенный ревом ветра в ушах, она слышит гул — это кричит толпа на трибунах. Впереди бегут «зеленые», «синие» висят у них на хвосте, чуть позади от них — «белые». Наблюдай она за ними со своего обычного места, то кричала бы тоже, умоляя колесничего прибавить скорости, но ей нужно преодолеть еще один отрезок пути, чтобы лучше научиться чувствовать настроение своих гнедых. После нескольких месяцев наблюдений за ними с трибуны она знает их как свои пять пальцев. Ей прекрасно известно, какую скорость может развить Зефир, как слаженно Эвр и Нот умеют бежать бок о бок, так, что со стороны может показаться, будто это один скакун с восемью ногами; как на повороте Борей едва ли не льнет к земле. Но ей ни разу не доводилось управлять ими самой, и у нее ровно шесть отрезков, чтобы изучить их до конца. Впрочем, нет, четыре, два отрезка она уже преодолела, причем сама даже не заметила, как. Возможно, даже семь отрезков пролетят так быстро, что она не успеет и глазом моргнуть. Ведь половина гонки уже позади.

Пора прибавить скорости.

Она слегка ослабляет поводья, и ее четверка тотчас устремляется вперед. О боги, какие же они сильные! Куда сильнее тех мирных меринов, которыми ей до этого доводилось управлять под мудрым руководством Ллина. Поводья уже больно врезались ей в талию. Диана стоит, прижавшись животом к передку колесницы, однако слегка отстраняется, чтобы их ослабить. Совсем чуть-чуть, но ее четверка это уже почувствовала и прибавила скорости. Диана обходит «белых», на что уходит целый отрезок, однако, когда следующий золотой дельфин опускает нос, ее четверка уже идет третьей.

«Синие» тем временем вырвались вперед и на целый нос обогнали зеленых, которые еще пару отрезков будут делать вид, будто сражаются за победу. Диана занимает место вслед за ними, и ее четверка явно ненавидит за это своего колесничего. Кони как безумные рвутся вперед. От напряжения и усилий на ладонях под перчатками уже вздулись волдыри, но время еще не подошло.

— Еще рано! — кричит она скакунам, и ее крик тотчас уносит ветер. Ее руки готовы выть от боли. Ей вспоминаются слова, однажды — с видимым презрением — брошенные в ее адрес Марцеллой: мол, она слишком мала ростом, чтобы совладать с четверкой лошадей.

Пятый отрезок. «Зеленые» отстают. Диане видно, что их колесничий натягивает поводья, сдерживая бег лошадей. Какое-то время две четверки несутся бок о бок, затем «красные» делают рывок вперед, оставляя «зеленых» позади. Теперь перед ней лишь «синие». Деррик погоняет своих гнедых кнутом. Поравнявшись с императорской ложей, он на мгновение замедляет бег и победно потрясает кнутом, и в этот миг Диана резко ослабляет поводья.

Почувствовав свободу, ее четверка с такой силой делает очередной рывок, что на мгновение у нее темнеет в глазах и, покачнувшись, ударяется животом о передок колесницы. От удара кнут вылетает у нее из рук и остается далеко позади. Диана из последних сил впивается пальцами в поводья. Ее гнедые тем временем быстро догоняют «синих» и, вырвавшись на среднюю дорожку, устремляются вперед. Три длинных прыжка, и три коричневых носа уже поравнялись рядом с колесами «синих». Деррик оборачивается и, завидев ее, щелкает кнутом над головами своей четверки.

Я могу победить, эта мысль пронзает ее сознание, и Диана, превозмогая боль в натруженных ладонях, еще крепче сжимает поводья. Ну, конечно же! Разве она не мечтала о победе с той самой минуты, когда вступила на колесницу. Да, но одно дело — мечтать, и другое быть уверенной в том, что это возможно. Колесничие-новички никогда не выигрывают первых забегов, однако Деррик считает, что «красные» ему не угроза. Он почти не погоняет свою четверку. «Зеленые» и «белые» давно остались позади и даже не делают попыток его догнать.

Я могу победить! Диана еще немного ослабляет поводья, и ее гнедые тотчас откликаются на это как механизм о шестнадцати ногах. Мгновение — и они уже несутся наравне с «синими». Восемь лошадей бегут в одну линию, и тогда Диана, оставив всякую осторожность, предоставляет своей четверке свободу действий. Они тотчас вырываются вперед, и прежде чем Деррик успевает щелкнуть над спинами «синих» кнутом, как впереди их ждет очередной поворот. Увы, «синие» бегут слишком близко к поворотному столбу и потому, чтобы избежать столкновения, вынуждены замедлить ход. Диана же, чья четверка несется по средней дорожке, проходит поворот на головокружительной скорости. Единственный, кто чувствует на себе натяжение поводьев, это Борей. Он по-бычьи низко опускает мощную шею, едва ли не припадая к земле, и их четверка плавно описывает поворот, чтобы устремиться на новый отрезок. Нет, конечно, скорость на повороте она теряет, однако «красные», когда они проносятся мимо императорской ложи, по-прежнему бегут впереди «синих», которые мрачно мчатся по внутреннему кругу.

Последний отрезок.

Деррик догоняет ее и что-то кричит, однако Диана даже не смотрит в ее сторону. Ей видны лишь четыре лошадиных головы и «красные» полоски поводьев, что сжаты в ее покрытых волдырями ладонях. Причем, похоже, что волдыри уже начали лопаться под перчатками. На талии у нее словно надет огненный обруч. Впечатление такое, будто четверка задалась целью перерезать ее пополам, и руки ее горят огнем, когда она пытается их сдержать. И тем не менее из горла ее рвется смех, и она, отпустив поводья, позволяет своим гнедым уйти вперед.

«Синие» пару мгновений бегут рядом, однако Диане виден открытый в изумлении рот Деррика. Он кажется ей разверстой черной дырой. Интересно, он меня узнал? Может, и узнал. Однако, как только впереди возникает очередной поворот, Борей заранее опускает голову, увлекая за собой остальных. Еще мгновение — и они вновь на прямой, однако на этот раз на внутренней дорожке, потому что «синих» больше не видно, впереди теперь только «красные». Это они несутся вперед по финишной прямой и теперь их уже никому не догнать. Диана понимает, что должна осадить их, чтобы они сбавили скорость, но ее Четыре Ветра, закусив удила, продолжают лететь вперед, и ей уже ни за что их не остановить, даже если бы она очень захотела. Впрочем, она даже не пытается. Пусть несутся дальше и никогда не останавливаются, оставляя проигравших «синих» далеко позади себя. Ее четверка аккуратно вписывается в последний поворот, так, как учил ее Ллин: она наклоняется вперед и резко натягивает поводья. Усталый Борей тотчас сбрасывает скорость, а вот внешний в четверке, Зефир, даже не думает этого делать и несется дальше, увлекая за собой остальных, и все четверо устремляются вперед, четыре ветра, летящих навстречу вечности.

Последний дельфин клюет носом. «Синие» проносятся мимо пять секунд спустя, «зеленые» и «белые» пробегают последними. К этому моменту «красные» на пути к победе, они успевают пронестись половину финишной дистанции. Прежде чем Диана заставляет их перейти на шаг, они прекращают ее ладони в кровавое месиво. Они то и дело норовят перейти на рысь, вскидывают головы, прядают ушами. До Дианы впервые доносится оглушительный рев трибун, а на голову начинает падать дождь цветочных лепестков. Розовых лепестков. Диана в растерянности протянула руку и поймала их целую пригоршню. Тем временем пятьдесят тысяч ртов восторженно выкрикивают: «Красные!». «Красные!». «Красные!». Народ срывается с мест и выбегает на поле. Толпа устремляется вслед за ней, хватая в качестве сувениров пригоршни песка, пытаясь вырвать на память волоски из хвоста Зефира или отколупнуть кусочек красной краски с колеса колесницы. К подолу ее туники тянутся десятки рук, в ушах звенит от оглушительных криков. «Красные»! «Красные»! «Красные»!». Постепенно до нее доходит смысл этих слов, и все становится на свои места. Она выиграла гонки в Большом цирке!..».

Я читала это рано утром под мощную музыку, превратившую эту сцену в просто бомбический коктейль из эмоций. Быть может, иначе и в отрыве от контекста это не выглядит так круто, но тем, кто всё-таки возьмется читать, я рекомендую повторить мой опыт и включить себе что-нибудь, что поможет прочувствовать этот эпизод всецело, так, чтоб ощущение было, что и вам в уши завывает ветер, пока четверка резвых коней несет вас к победе на ипподроме Большого Цирка в Риме)

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

Вообще, конечно, я понимаю, что далеко не всем зайдет чтиво про вроде как четырех молодых богатых дамочек с их дамскими проблемами и чаяниями, это в немалой степени роман о женщинах и для женщин. Но у меня всё-таки не повернутся пальцы назвать его «дамским» или «любовным» романом. Приведенный выше отрывок толсто намекает на то, что там немало такого, что много кого может заинтересовать.

И самое ценное в этой книге, я считаю – это то, как жизненно показаны реакции людей на большие политические и социальные потрясения в стране, когда кажется, что мир рушится, и всё, что ты можешь делать – это убегать с криками «Спасайся кто может!». Эта книга блестяще демонстрирует, что от превратностей судьбы не застрахован вообще никто. Тот, кто сегодня поднялся на предпоследнюю ступеньку к вершине власти, назавтра будет всеми предан и превратится в безголовый труп. Тот, кто ещё вчера был в фаворе у одних, сегодня вынужден заслуживать благосклонность других, открещиваясь от предыдущих. Тот, кто ещё вчера был лишь одним из многих, позже станет первым, единственным и неповторимым. И зачастую предсказать, как именно всё повернется, какая попытка всё спасти окажется провальной и приведет к гибели, какое неосторожное слово повернет ход истории – невозможно.

Я считаю, что роман Куинн отлично передал атмосферу всеобщего бардака и перманентной тревожности 69-го года н.э. в Риме, причем именно погружая в римскую обыденность, а не неловко имитируя её. При прочтении я действительно могла поверить, что вижу происходящее глазами римлянок того времени, с позиций тех реалий, к каким они привыкли. Причем поймала себя на том, что даже к их шоковым и птср-реакциям невольно подключаюсь, так, что, когда читаешь, не можешь поверить в реальности опасности в сложившейся ситуации, но не в плане «Не верю!», а так, как это могло бы ощущаться и в реальной жизни, когда не можешь поверить в то, что видишь и слышишь. Куинн вообще здорово удалась психологическая составляющая и передача характеров и переживаний её персонажей. Думается мне, не одна книга по психологии была проштудирована. Одно только описание первых месяцев вдовства Корнелии чего стоят – прям отчетливо видны все стадии от отрицания до принятия.

Сами героини – это тоже не обыкновенные штампованные куклы из любовных (и не только) романов. В чём-то черты их характера, можно сказать, гипертрофированы, но это, на мой взгляд, только пошло на пользу тексту, делая всю эту шибанутую четверку яркой и запоминающейся. Причем отношение к героиням может в ходе прочтения резко поменяться. Наибольшую симпатию у меня по итогу, как ни странно, вызывала Лоллия, но больше всех поразила, пожалуй, всё-таки именно Диана.

Сам сюжет не то что бы свеж и оригинален, я так-то с легкостью предсказала многие сюжетные ходы, но это не вызывает раздражение, как бывает в случае чтения какой-нибудь книжки, где штамп на штампе и штампом погоняет. Напротив, в конце у меня было ощущение, что в общем и целом всё сложилось правильно, как надо. Чувство, сравнимое с тем, какое испытываешь, когда спустя несколько часов, паззл или пасьянс, наконец, сошелся)

Что касается историчности, её уровень тоже довольно высок. Во всяком случае Куинн хорошо знакома с историческим материалом и о том, где, почему и зачем набрехала, в послесловии честно написала. Местами это, конечно, выглядит совой, натянутой на глобус, местами – откровенным гоневом, но сильно вкус не портит. Тем более что в одном момента я её всецело поддерживала – хотя бы на страницах своего романа она воздала по заслугам центуриону Денсу, наградив его не только более долгой жизнью, чем у того, очевидно, была, но и кое-чем ещё.

В общем, я с огромным аппетитом прочитала эту книгу, что со мной бывает далеко не всегда, и могу сказать однозначно, что её образы и её герои мне точно врезались в память и оставили приятное ощущение законченности и гармоничности, а это хороший признак.

Прошлые посты:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 56 «Верни мне мои легионы!»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.2 «Истории периода династии Восточная Хань»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 58. «Орлы империи»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 59. «Камо грядеше»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 60. «Лилаваи» и «Саттасаи»

Как и прежде буду рада любой форме поддержки моей деятельности - от лайков до пожертвований. И хочу также поделиться тем, что теперь есть возможность дать мне знать, что вы с нетерпением ждёте моих постов, чтобы я не расслаблялась))

Всем привет!

Заметка должна была появиться ещё дня три назад, но дела навалились, и одно наслоилось на другое, так что я не успела даже то, что планировала. Да и как было успеть, когда я ещё и взялась не за одну или хотя бы две книги, а за целую серию из 22-х(!) книг? Кстати, здесь хочу поблагодарить человека под ником MadLynx за наводку на автора и его произведения. Но для начала, как обычно, историческое предисловие.

События первых двух книг серии происходят в самом начале правления императора Клавдия. О нём я достаточно подробно рассказала в прошлый раз (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»). В те годы Клавдий как раз занимался расширением территорий империи. И началась его эпоха славы с покорения южной Британии, задуманного им для поднятия собственного престижа, ведь покорить этот регион не удалось даже Юлию Цезарю, так что победа сулила настоящий взлёт популярности. И Клавдию задуманное во многом удалось.

В 43-м году четыре римских легиона под командованием консула Авла Плавтия высадились в Британии, и одним из тех легионов командовал будущий император Веспасиан. Удивительно, но на этот раз римляне довольно быстро сломили сопротивление бриттов, и лично прибывший император в июне того же года принял капитуляцию двенадцати местных правителей. А спустя пару лет, в 45-м, римляне возвели крепость вокруг Лондиниума, будущего Лондона (в 50-м году город стал столицей провинции). Однако после этого о блистательных победах говорить не приходилось ещё долго.

Каратак (правил ок. 43-51гг. н.э.), вождь катувеллаунов, и по преданию, сын короля Кунобелина из Каталодунума (и предположительно прототип валлийского героя легенд Карадога), ещё не один год устраивал римлянам веселуху и даже поднял на борьбу племена силуров и ордовиков, обитавших на территориях нынешнего Уэлльса. Когда римляне направились и в те земли под предводительством Публия Остория Скапулы в 50-м году н.э., их ждал очень горячий приём. Однако Каратак в итоге потерпел поражение, бежал в земли бригантов и стал подбивать на борьбу уже их. Правда, ничего у  него не вышло, потому как правительница бригантов Картимандуя (правила ок. 43-69гг.) выдала его римлянам. Те, впрочем, его пощадили, и остаток своих дней он провёл в солнечном Риме, где и скончался в 54-м году.

Однако дело его продолжало жить, и окончательное покорение Британии (вплоть до границ нынешней Шотландии) растянулось ещё на несколько десятилетий, да и то, как сказать – то там, то сям то и дело вспыхивали восстания из-за поборов и жестокого обращения римлян с местными жителями. Самым известным из них, пожалуй, стало восстание Боудикки, вдовы вождя племени иценов, произошедшее в 61-м году н.э., уже во времена Нерона. На этом, кстати, плюс-минус серия книг, о которой пойдет речь сегодня, и завершается, но мне хочется добавить кое-что и о других регионах, где происходили события книг.

В 44-м году умер царь Ирод Агриппа, и его страна вернулась полностью в провинцию Сирия, под владычество Римской империи. Его сын, Агриппа II (годы правления 48-93), был вынужден довольствоваться лишь статусом тетрарха, в Иерусалиме ему было поручено только верховное наблюдение за храмом и право назначения первосвященников. Позже Нерон пожаловал ему часть Галилеи с главным городом Тивериадой. Кстати, Ирод Агриппа притеснял последователей Иисуса, Иаков Заведеев даже был казнён по его приказу, а вот апостол Пётр сумел сбежать из заточения и позже вместе с апостолом Павлом стал первым епископом Антиохии. В 38-м году появилась христианская церковь в городе Византии (будущем Константинополе), а в 47-м году образовалась Церковь Кипра, так что христианство потихоньку распространялось по миру.

Парфией, сильнейшим противником Рима на тот период, поначалу правили потомки Фраата IV (37–2гг. до н.э.). Его сын Фраат V (2г. до н.э. – 4г. н.э.) стал новым царем после того, как Муза Парфянская, бывшая римская рабыня, а позже и любимая жена Фраата IV, отравила супруга и возвела на трон сына, при этом активно вмешиваясь в политику, причем взяла проримский курс. Так что не удивительно, что эти двое, в конце концов, пали жертвой заговора недовольной парфянской знати, которая царем сделала другого сына Фраата – Орода III (4-6/7гг. н.э.). Тот – упс – тоже вёл себя так, что настроил против себя всех, кого мог, и также был смещен и убит, после чего парфяне стали просить римлян вернуть им кого-нибудь из других сыновей Фраата IV, которые у тех находились в заложниках. Так царём стал Вонон I (6/7-12гг. н.э.). Однако воспитанный в римских традициях он тоже не пришелся по нраву местным и в итоге повторил судьбу предшественников, а на трон возвели Аршакида по матери Артабана III (12-38гг. н.э.), который прежде правил Атропатеной (под именем Артабана II).

Этот Артабан поначалу предложил Риму возобновить дружеские отношения и для этого сообщался с Германиком, братом будущего императора Клавдия и знаменитым римским полководцем, но позже, когда укрепил свою власть, стал качать права: например, написал пожилому императору Тиберию послание, в котором требовал отдать сокровища, оставленные Вононом в Сирии и Киликии (к тому моменту сам Вонон уже был убит при попытке бегства с территорий, где ему предписано было оставаться), и угрожая добавить к своим владениям все те земли, которые раньше принадлежали Ахеменидам и Селевкидам. А ещё попрекал императора убийствами близких и дальних родственников, праздностью и развратом, и предлагал ему скорее утолить величайшую и справедливую ненависть сограждан добровольной смертью (окей, мы поняли, посоветовал "убиться ап стену").

В ответ оскорбленный Тиберий стал подыскивать Парфянскому царству нового царя, менее наглого, тем более что недовольство парфянской знати новым правителем всё усиливалось и вроде как способствовало подобной замене. Так на короткий период царём римлянами был провозглашён Тиридат III (35-36гг. н.э.), но Артабан оказался сильнее, и с ним римлянам, в конце концов, пришлось заключить мир: для этого Артабан встретился с военачальником Луцием Вителлием на мосту из лодок посреди Евфрата. Артабан был признан римлянами бесспорным парфянским царем, и именно его потомки в дальнейшем правили Парфией – прежде всего, его сыновья Вардан I (39-47гг. н.э.), Готарз II (41-51гг. н.э.), какое-то время царствовавшие совместно (хотя есть мнение, что Готарз мог и вовсе не быть Аршакидом, братом Вардана его называл Иосиф Флавий), и предположительно Вонон II (51г. н.э.), а после него уже его сын – Вологез I (51-78гг.), который успел стать свидетелем и прекращения династии Юлиев-Клавдиев, и Гражданскую войну в Риме (68-69гг. н.э.), и приход к власти династии Флавиев. При нем Парфия активно вела боевые действия против Адиабены и Армении, где и схлестнулись интересы парфян и римлян, уже во времена Нерона.

О многом из всего этого можно прочитать в серии

«Орлы империи» С. Скэрроу

Время действия: I век н.э., ок. 42-61 гг. н.э.

Место действия: Британия и владения Римской империи (современные Франция, Италия, Израиль, Сирия, Иордания, Греция (Крит), Египет), а также некоторые вассальные земли (возможно, что-то упустила).

Интересное из истории создания:

Саймон Скэрроу (р. 1962) – британский историк, преподаватель и писатель. Родился в Нигерии, но последующая его жизнь крепко связана с Англией. Так он окончил исторический факультет университета Восточной Англии, потом поработал в Налоговом управлении и в течение ряда лет занимался преподаванием истории, сначала в колледже шестых классов Восточного Норфолка, затем в Городском колледже Норвича (Нориджа).

Писательскую карьеру, видимо, начал в нулевых, и среди его работ циклы «Революция» о Наполеоне, «Гладиатор» и «Римская Арена» (совместно с Т. Дж. Эндрюсом), а также ещё ряд серий и отдельных романов. Но, несомненно, славу ему принесла именно серия книг «Орлы империи». Первый роман – «Под орлом» («Римский орёл» в русском издании) был опубликован в 2000-м году, а после вышли ещё книги в количестве 21-й штуки, последняя из которых, «Восстание», издана в 2023-м году. Последние пятнадцать романов Скэрроу, к слову, стали бестселлерами Sunday Times. Его произведения переведены более чем на двадцать языков и разошлись тиражом в несколько миллионов экземпляров. Для создания одного из романов цикла он посещал Иорданию и будто бы даже считает одним из своих поклонников короля Иордании, Абдаллу II).

На вопрос о том, что вдохновило его на создание произведений на римскую тематику, он ответил, что, во-первых, «великие учителя латыни – Г. Родвэй и Р. Нэш», которые «внушили ему любовь к латинскому языку и, что более важно, увлечение римской историей и культурой», а, во-вторых, популярность жанра пеплум (Sword-and-sandal) в годы его детства и юности, и, конечно же, в том числе «Я, Клавдий», произведение, о котором я рассказывала в прошлый раз. Кроме того, ценным опытом для дальнейшего создания истории о легионерах стало для С. Скэрроу пребывание в Корпусе подготовки офицеров.

В 2007 году издатель объявил о намерении прекратить использование слова "Орел" в названиях книг этой серии, начиная с романа «Центурион». Изменение, по-видимому, произошло из-за того, что издатель хотел привлечь к серии больше новых читателей. Хотя чем это должно было помочь, лично я понять не могу)

О чём:

История начинается на исходе 42-го года в одном из лагерей в провинции Верхняя Германия, примерно в районе Аргенторатума (нынешний Страсбург, Франция). Центурион Луций Корнелий Макрон недавно получил свой командирский пост, хотя на тот момент отдал службе уже четырнадцать лет, и мог бы всецело поддаться ликованию и гордости, кабы не одна досадная деталь – бравый вояка за столько лет не удосужился научиться читать и писать, что было неважно, пока он оставался простым легионером, но стало принципиально важным, когда оказался центурионом, и ему это ох как мешало – мало того, что узнай кто – разжалуют обратно в рядовые, так ещё и при исполнении каждодневных обязанностей приходится изворачиваться, и Макрон даже не решался наказать иной раз подчиненных, потому что ведь за наказанием последует куча писанины, которую невозможно свалить ни на кого другого.

Неизвестно, чем бы для него всё закончилось, если бы в тот холодный осенний вечерок в составе новобранцев не попал в лагерь и семнадцатилетний Квинт Лициний Катон. Юноша, по мнению абсолютного большинства, никак не годился в воины, и непонятно было, как и зачем его занесло на подобную службу. Сам он явно от такой своей судьбы был не в восторге – по пути до места назначения ни с кем не скорешался, а едва пришёл, стал объектом нападок местного командира, муштрующего новичков, и насмешек – сослуживцев. Правда, имелся у него один козырь в рукаве…точнее в котомке.

И вот же ж, именно Макрону и велели сопроводить с этим козырем к легату юного новобранца. Так и выяснилось, что мальчик тот непростой, а очередной императорский вольноотпущенник, проживший всю жизнь во дворце, который в знак уважения к его отцу (тоже ставшему вольноотпущенником, но уже после рождения сына) получил свободу от Клавдия, но с одним неудобным условием – пройти воинскую службу (а та, на минуточку, тянулась 25 лет). Вот и пришлось пареньку показывать, чего он стоит. Причем император просил сразу назначить его центурионом. На это, конечно, пойти не могли, но и приказ от столь высокого начальства проигнорить тоже было никак нельзя. И тут Веспасиан, легат-глава Второго легиона, посмотрел на Макрона и придумал изящное решение:

«…

— Что ж, центурион, посмотрим, что мы можем сделать для молодого Катона. Полностью ли укомплектована твоя центурия? Ты ведь, кажется, остался сейчас без помощника?

— Так точно, командир. Мой оптион умер сегодня утром.

— Хорошо. То есть хорошего тут мало, но это многое упрощает. Запишешь новичка в свою центурию и сделаешь его своим оптионом.

— Но, командир… — выдохнул изумленно Макрон.

— Никаких «но». Это приказ. Назначить мальчишку центурионом я не могу, но и пренебречь пожеланием императора тоже нельзя. Так что придется нам с тобой с этим стерпеться. Ты свободен.

— Слушаюсь, командир…».

Так вот и стал помощником центуриона Макрона милый мальчик Катон) При этом издевки, насмешки, а иной раз и конкретное рукоприкладство никуда не делись. И, может, оно бы долго ещё тянулось, но одним хорошим на первый взгляд деньком позвал Макрон помощника «прогуляться» до одной германской деревушки, где надо было слегонца навести порядок. Ну да, слегонца…

Отрывок:

О том, чем обернулась «прогулка», можно полностью узнать из книги, а в общих чертах из особо впечатлившего меня отрывка –

«…Истошно выкрикивая что-то невнятное, Катон бросился к двум уже подскочившим к упавшему центуриону германцам. Копья у него не было, но в последний момент он выставил перед собой штандарт. Один из варваров обернулся на крик и, получив сильный тычок в пах, упал на колени. Катон с разбега налетел на него, споткнулся и кубарем покатился к стене ближайшей лачуги. Второй германец, видимо, усмотрел в этой ситуации что-то смешное и громогласно расхохотался. Катон сердито вскочил на ноги, грозя врагу штандартом.

— Не смей надо мной смеяться, урод!

На какой-то момент их взгляды встретились: теперь выражение лица германца было холодным, оценивающим. Неожиданно он сделал ложный выпад копьем, целясь в правый бок римского недоноска, а когда тот отпрянул, размахивая своей жердиной, вознамерился пронзить ему другой бок. Но ударить не успел. Армейский штандарт боевым оружием не являлся, но был гораздо длиннее любого копья. Массивное навершие его, описав дугу, врезалось в лицо варвара. Тот, удивленно вскрикнув, обмяк и упал наземь. Катон, махнувший знаменем наугад и вовсе не рассчитывавший на такой результат, был изумлен ничуть не меньше врага. Но в отличие от него оставался целым и невредимым.

— Ох, ничего себе! — пробормотал он, глядя на неподвижное тело.

— Оставь его, малый! — крикнул Макрон. — Вытащи из меня эту штуку.

— Командир, но как же я…

— Тащи, кому сказано, олух!

Катон ухватился за древко свободной рукой, а Макрон, скрипнув зубами, повернул ногу.

— Давай!

Юноша дернул изо всех сил, вырвав из раны листовидный наконечник. Хлынула кровь. Макрон взвыл, но тут же умолк, стиснув зубы, и попытался привстать. Катон поддержал его, подхватив под руку. Рана кровоточила сильно, но, к счастью, кровь просто текла, а не била струей, и, стало быть, ничего важного вражеское копье не задело. Однако Макрону в жизни еще не приходилось испытывать столь мучительной боли. В голове его помутилось, и лишь огромным усилием воли он смог забросить руку на плечо юноше и с его помощью заковылять к спасительному проходу в завале.

Позади них, перекрывая рев пламени, послышался топот, и Катон, обернувшись, увидел бегущих следом германцев. Он заторопился, но центурион был слишком тяжел, и в результате они оба споткнулись. Макрон, вскрикнув, упал на колени, глядя на перекошенные отчаянием лица римских солдат, уже понимавших, что их товарищам не уйти от погони.

— Беги! — простонал он. — Это приказ.

— Не слышу, командир.

— Знамя спасай, идиот!

Но бежать уже было некуда. Кастор, сокрушенно покачав головой, приказал обрушить в щель груду специально приготовленных балок. Легионеры заколебались, но ветеран прикрикнул на них, и они потянули веревки. Груда вместе с пылающими снопами соломы рухнула вниз, завалив проход в баррикаде.

— Проклятье!

— Ох, черт! — Катон замер, потом обернулся. Германцы с громкими воплями приближались. Увидев справа от себя каменную лачугу, юноша пинком открыл дверь, бросил в проем штандарт, втащил центуриона и в последний момент успел задвинуть тяжелый запор. Германцы яростно забарабанили по крепким доскам, замкнутое пространство наполнилось грохотом. Внутри лачуги было темно, но полыхавший снаружи огонь очерчивал контуры небольшого окна, к счастью закрытого ставнями. Запертыми на задвижку и теперь содрогавшимися от сыпавшихся снаружи ударов.

— Посмотри, нет ли тут другого выхода, — крикнул Макрон, исследуя ощупью рану. Кровотечение было по-прежнему сильным, поэтому он снял с себя пояс и, отстегнув бесполезные ножны, как можно туже перетянул им ногу. Через мгновение, когда вернулся Катон, кровь уже не лилась, а сочилась тоненькой струйкой.

— Ну?

— Похоже, мы попали в какой-то сарай. В крыше есть лаз, но это все.

Удары в дверь стали глуше, зато варвары взялись за окно. Внутрь лачуги, выбив длинную щепку в ставне, проникло темное острие. Им повертели, расширяя отверстие, потом копье отдернули, после чего в сарай полетели новые щепки.

— Здесь нельзя оставаться!

— Нельзя, — подтвердил Катон. — Посмотри вверх!

Между стропилами солому кровли то здесь, то там лизали крохотные оранжевые язычки. С каждым мгновением их становилось все больше, а дикари тем временем остервенело рубили ставни.

— Уйдем через лаз, — решил Катон. — Там есть лестница, хотя, конечно, с твоей ногой взбираться по ней будет трудненько.

— Я влезу.

— Хорошо, командир. Теперь ответь, ты сможешь охранять это окно?

— Да, но…

— Пожалуйста, командир, у нас нет времени на разговоры.

— Ладно, — буркнул Макрон. — Дай мне свой меч и помоги подняться.

Привалившись к стене и опираясь всем весом на здоровую ногу, он занял позицию у окошка. Мальчишка кивнул и куда-то пропал, а из ставня внезапно, выбитые мощным ударом, выскочили две-три доски. Кто-то потыкал в образовавшуюся амбразуру копьем, потом за края ее ухватились чьи-то руки. Макрон взмахнул мечом, послышался вопль. Отсеченные пальцы упали на пол, а руки исчезли.

— Ну, недоноски, кто еще храбрый? — крикнул Макрон. — Попробуйте, суньтесь.

В окно больше не совался никто, зато атака на дверь сделалась более бурной. Толстые доски опасно потрескивали, и было ясно, что рано или поздно они провалятся внутрь. Защищать окно — это одно, но сдержать врага в дверном проеме будет уже невозможно.

— Катон! Если ты что-то делаешь, делай это скорей.

— Иду, командир, — просипел Катон, с напряжением таща на вилах огромную охапку соломы. Он свалил ее под дверью, торопливо разворошил, потом, потянувшись, теми же вилами подцепил горящий клок с кровли. Посыпались искры, он прикрылся рукой, затем побежал в глубь сарая и принес новую охапку соломы. Над ней закурчавились серые усики, потом они сделались желтыми. Огонь быстро креп и к тому времени, когда дверь подалась, уже полыхал вовсю. Сарай наполнился густым, едким дымом.

— Сюда! — крикнул Катон, заходясь в приступе кашля.

Поддерживая раненого не обремененной штандартом рукой, он потащился в дальний угол сарая. Лестница, там стоявшая, вела наверх, в темноту.

— Давай, командир. Лезь туда первым. Возьми штандарт, но отдай мне меч. Как только окажешься снаружи, крикни.

Макрон, не имея сил спорить с раскомандовавшимся пареньком, послушно полез по шатким ступенькам, кляня на все корки и тяжеленный штандарт, и свою непослушную ногу. Ближе к кровле дым сделался гуще, он удушал, ел глаза, но зато заставил центуриона двигаться побыстрее. Добравшись до лаза, Макрон высунул голову, с наслаждением вдохнул чистый воздух и огляделся. Полдеревни горело, но германцы извилистыми проулками обходили самые сильные очаги пламени, спешно направляясь туда, где, готовясь к последнему бою, стояли остатки когорты.

Он бросил взгляд вниз. Там в загородке метались две свиньи, а прямо под ними желтела копенка сена. Первым делом Макрон просунул и вытолкнул в лаз тяжеленный штандарт. В это время в сарае раздался треск, затем послышались топот и брань.

— Катон!

— Уходи, командир! — крикнул юноша. — Уходи поскорей!

Германцы, кашляя, шарили по сараю, с твердым намерением изловить прячущихся в дыму римлян, и Макрону не оставалось ничего другого, как выкарабкаться на крышу. Вцепившись в край лаза, он повис на руках, потом разжал пальцы.

Приземление было куда более мягким, чем ожидалось, ибо одна из свиней решила, что копна сена — лучшее из укрытий от ужасов внешнего мира. Суждение было здравым, ведь она никак не могла ожидать, что на нее обрушится римский легионер, облаченный в тяжелые боевые доспехи.

Животное завизжало, Макрон приглушенно выругался, отпихнул свинью в сторону и сел…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле из-за навалившихся дел я успела прочитать только первые две книги, хотя так-то планировала больше, и ещё две пролистала, читая выборочные отрывки, чтобы прояснить некоторые географические моменты. И должна сказать, что, судя по всему, первые несколько книг отличаются от последующих.

Первая часть меня привела в полный восторг – легкая, увлекательная, полная приключений, хоть и военного толка, она казалась поначалу сплошным сборником армейских анекдотов, но потом к этой линии словно при создании музыкальной композиции автор добавил одну за другой и другие линии – сначала детективную, а потом и романтическую, и фоном, что было неизбежно, тему ужасов и неоднозначности войны, любой. Причем проводником этих трёх линий выступал именно Катон, в то время как Макрон олицетворял собой всё то, что касалось армейской службы, со всем, что ей присуще. Именно через него в более поздних книгах проходит тема исполнения любых приказов, что бы исполнитель о них ни думал, и ни чувствовал по этому поводу, и, если, скажем, речь во второй части скорее о приказах тупых, бессмысленных и рискованных, то дальше уже возникает всё больше и больше моральных дилемм.

Причем если Катон, не только не зачерствевший от многолетней службы, но и считающий, что процессу этому должен быть всё-таки какой-то предел, чаще становится наблюдателем того, что вызывает у него ужас, стыд, презрение, негодование и прочие яркие чувства и эмоции, то Макрону нередко приходится выступать исполнителем. И тут-то и выясняется, что не такой он толстокожий, каким хотел и быть, и казаться. Разница между ними в том, что Макрон исполняет приказы всегда и без внешних колебаний и возмущений, во всяком случае, если не считает, что имеет право этого не делать, в то время как Катон может позволить себе и критику, и откровенное неповиновение. И я нахожу очень интересным это противопоставление.

Насилие тут, естественно, присутствует, причем чем дальше, тем больше, иногда на нём делается акцент, но всё же я бы не сказала, что оно прямо-таки смакуется, как на мой взгляд, было в «Парфянине» Дармана. А вот с эротической составляющей тут облом, если кто надеялся) Впрочем, это компенсируется с лихвой многим другим.

Так детективная линия и то, что касалось политических игр, тоже читалось с интересом, хотя, на мой взгляд, получилось не столь ярким и эмоционально насыщенным, как именно часть, посвященная военным приключениям. Благо они хорошо перемешаны меж собой, и фокус часто смещается с одного персонажа на другого, да и главы достаточно короткие. Так что несмотря на то, что объёмы некоторых книг уже весьма ощутимые, в отличие от первой, заскучать эта серия не даст, даже тем, кто от военной тематики и Рима далёк. Лично я, когда выдастся время, постараюсь этот цикл дочитать.

P.S. Спасибо всем тем, кто дочитал до этого места, и вообще всем моим читателям). Эта заметка появилась под номером 58, хотя по факту их было больше, и позади большой и непростой путь. Однако впереди ещё больше интересных историй и непростой работы для меня, поэтому я буду признательна за любую поддержку - лайки, комментарии, рекомендации, кроме того, теперь открыта возможность ещё и поддержать меня и то, что я делаю, финансово, если у кого-то появится такое желание. И надеюсь, что появится, потому что это мотивирует больше всего)

Список прошлых постов можно найти по ссылкам или по сборнику-серии:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 53.1 «Осень в Ханьском дворце»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55.1 «Иуда Искариот»

История нашего мира в художественной литературе. Часть 57. «Я, Клавдий» и «Божественный Клавдий»