Залечь на дно в Монтайю | Быт еретической деревни XIV века
Во второй половине XX века историки находились на перепутье. Одни с огромным удовольствием поглощали глобальные структуры, следуя заветам Фернана Броделя. Другим же были не по душе количественные методы и изучение унылой экономики и изменения цен на репу. Те, кто решил отойти от изучения "больших" сюжетов, обратили внимание на человека и его культуру. На то, как индивид в прошлом мыслил, жил, переживал и умирал. Историкам казалось, что от частных сюжетов, от истории одного человека или небольших сообществ, можно будет подняться выше и делать более широкие обобщения. Для них частное стояло превыше общего, ведь последнее формировалось из самых мелких деталей и незаметных сюжетов.
Книга Фернана Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» была здоровенным кирпичом об экономике, климате и хозяйстве морских цивилизаций. Слишком скучно!
Ярким примером такого подхода к изучению человека и общества в прошлом стал очерк Эммануэля Ле Руа Ладюри об окситанской деревне Монтайю. Он предвосхитил интерес европейских ученых к микроистории и стал первой широко известной работой о жизни простого человека в прошлом. Несмотря на то, что Ладюри известен у нас лишь благодаря одной своей книге, он успел позаниматься аграрной историей Франции и написать несколько увесистых кирпичей. Беда в том, что ни одну другую его книгу не тиражируют так ярко и интересно. Ни одна из его работ такой же популярности, как история деревни Монтайю, не получила.
Микроистория – это ничто иное, как изучение маленьких сюжетов, которые могут коснуться как повседневной жизни, так и выдающихся сюжетов, которые не вписываются в обыденную картину мира среднего человека. Этот самый средний человек, заурядный, малопримечательный и никому неинтересный, не оставляет обычно после себя биографии, не пишет мемуаров. Однако вместе с тем является основным механизмом движения экономики, свержения королей и изменения культурной базы. Вот именно его микроистория и стремится изучить, разобрав на части.
Эммануэль Ле Руа Ладюри (1929 - )
Книжка под названием "Монтайю, окситанская деревня (1294–1324)" стала в 1970-х гг. настоящей сенсацией, поразив как академическое сообщество, так и сообщество читающее. Очень много хвалебных отзывов было высказано, очень приятных рецензий написано. На деле же Ладюри просто скомпоновал уже имевшийся во французской историографии материал об одной окситанской деревне и переписал его заново с оглядкой на менее масштабные сюжеты. Он решил не разворачивать громадное полотно аграрной истории через сравнение регионов, типов хозяйствования и методов работы с материалами. Историк просто собрал уже опубликованные отчеты инквизиции популярненько разложил их по полочкам. К книге потом предъявлялись претензии, мол, автор слишком зациклен на теме секса, которому в книге Ладюри посвящено несколько подглавок. Но будем честны – читать про секс, преступления и чернуху куда интереснее, чем о систематических показателях выгула овец. Ладюри не опускается до уровня популярного пересказа, скорее берет за лапку и тыкает пальцем в отдельный сюжет, говоря: «смари какая херня, собачка, эта херня происходила в следующем контексте». А поскольку сложные слова у Ладюри перемежаются потешными цитатами монтайанских крестьян, то получается очень бодрое повествование о деревне, в которой живут и грешат католики и катары.
Что вообще за Монтайю и где оно находится?
Монтайю – оно же Монтаё – французская коммуна, числящаяся в департаменте Арьеж и округе Фуа, что на юге Франции. Рядом текущая река Арьеж дала название всему региону, а потому применительно к Монтайю и окрестным деревням используется обозначение Верхняя Арьеж. В нескольких сотнях километрах от деревни находится Пиренейские горы и граница с Испанией, а в XIII в. она входила в состав Графства Фуа. Именно в эти земли в начале столетия вторглась армия Симона де Монфора, отправившаяся на юг громить альбигойскую ересь. Вплоть до середины века ходили туда-сюда по Фуа французские крестоносцы, брали штурмом альбигойские крепости и сгоняли еретиков под чуткое око инквизиции. Однако даже пустя полсотни лет отголоски катарской ереси продолжали бытовать в горных деревеньках и лесных чащах. Укрытые от глаз католических священников крепости «хороших людей» продолжали свою деятельность, мутя умы деревенских и городских жителей. А те были не то что бы очень против. В головах большинства окситанских жителей католичество и альбигойская ересь вполне неплохо уживались. Прибавим сюда местный фольклор и традиционные приметы - получится лютая смесь.
Департамент Арьеж на карте Франции с важными населенными пунктами: Фуа, Памье, Мирпуа и Монтайю
Думы жителя Фуа в XIII веке занимали самые разные вопросы и оценивать их через призму религии было для него нормой. Основным досугом крестьян Монтайю был разговор о всяком. Причем часто обсуждали они как раз «божественное», т.е. происходящее вокруг через призму религиозного сознания. Для кого-то было вполне нормальным обсуждать греховность поведения местного "байля", припомнить сплетни о Конце Света или появившемся в соседнем городе Антихристе. Все эти события сплетались в клубок, через который и пропускалось бытовое сознание монтайянского крестьянина.
Нетрудно догадаться, что где есть ересь - есть и инквизиция. В начале XIV века на юге Франции она была. Однако работала довольно вяло и занималась в основном перетягиванием одеяла с местными доминиканцами. Такой порядок вещей сохранялся вплоть до прихода на епископскую кафедру города Памье инквизитора Жака Фурнье. В течение почти шести лет - с 1318 по 1324 гг. - он усердно допрашивал жителей Монтайю и окрестных деревень, вытаскивая из них сведения обо всем, чем только можно. Его интересовала не только сама катарская ересь, но также отклонения от католической нормы, быт, образ жизни и следование догматам. Все протоколы допросов записывались его подручными в отдельные тома, которые инквизитор перепроверял и правил, переписывая начисто. Но кто вообще такой Жак Фурнье и с чего взялась такая твердость в делах веры Христовой?
Жак Фурнье - инквизитор, которого мы заслужили
Жак Фурнье родился в городке Савердён неподалеку от Фуа и имел весьма скромное происхождение. Обычно пишут, что он был сыном то ли мельника, то ли землепашца, но точных указаний на это нет. Известно, что в юном возрасте Жак вступил в орден цистерианцев и, получив солидное богословское образование, отправился в Париж. Там он становится доктором богословия. А в 1311 г. его назначают настоятелем монастыря Фонфруада. Всего через шесть лет - в 1317 г. - Фурнье отправляют гонять еретиков в Фуа, утверждая епископом города Памье. Эта должность пришлась Жаку по душе, так как он проявлял изрядную твердость в дискуссиях по вопросам религии и насаждению правильной веры в Христа.
В Памье он работает вместе с доминиканцами, изничтожает ересь и собирает под своим крылом все возможные рычаги управления механизмом угнетения. Под горячую руку попадают не только труЪ-еретики, но также крестьяне и обычные городские делбики. К пыткам Фурнье прибегал очень и очень редко, а основной метод его допросов – это дотошное и въедливое занудство. Зацепившись за какой-то сюжет, он мог часами и днями говорить со свидетелем, вести перекрестный допрос и привлекать для консультации лиц со стороны. Было заметно, что дядя свою работу любил. В 1326 г. Жак Фурнье становится епископом в городе Мирпуа. Еще через год переезжает в Авиньон и получает повышение до кардинала-священника с титулом церкви Санта Приска. В 1334 г. он будет избран на церковном конклаве римским папой под именем Бенедикта XII.
- А еще про меня вскользь упоминал Морис Дрюон в последней книге цикла «Проклятые короли». Меня избрали сразу после Жака д’Юэза - Иоанна XXII
Присутствие будущего папы в Фуа было осложнено тем фактом, что вплоть до его приезда разыскных операций и нормального допросного института тут просто не было. Инквизиция и ее акции по загонянию еретиков были, а вот плодотворной совместной работы – нет. В XIII-XIV веках Арьеж и окрестные земли страдали от инквизиции пять раз: первый – в 1240-1250-х гг. в связи с падением Монсегюра и избиением последних активных катаров, затем в 1265, 1272-1273 гг., когда инквизиторы приходили дочищать заразу. И, наконец, в 1298-1300 и 1308-1309 гг., когда обнаружилось, что зачистка не помогла и нужно начинать все сначала. В 1308 г. каркассонский инквизитор Жоффруа д'Абли даже подверг в деревне Монтайю подверг аресту все население за исключением детей.
В основном все удары по еретикам до Фурнье исходили от каркассонского доминиканского трибунала, который формально вообще ни к Фуа, ни к Памье не относился. Епископы Памье долгое время были заняты не борьбой с ересью, а взаимной грызней за монастырские и церковные владения. Но с приходом настоящего решалы ситуация поменялась. Жак Фурнье объединил в своей погоне за катарами полномочия местного епископа с правами и возможностями доминиканского магистра. Обе церковные силы в регионе стали действовать сообща под руководством епископа Памье. Активное и деятельное инквизиционное ведомство продолжит работать и после отъезда Фурнье. Однако с течением времени преемники Бенедикта XII вскоре обленятся и оставят окситанский народ в покое.
Пятилетка за три года: методы работы Жака Фурнье
Всего за девять лет бытия Жака Фурнье епископом Памье инквизиционный трибунал работал 370 дней. За этот год с небольшим мужик провел 578 допросов, из которых 418 для обвиняемых и 160 для свидетелей. Иногда бывало так, что свидетель превращался в обвиняемого по ходу допроса, а обвиняемый переходил в разряд свидетелей. По 98 делам были допрошены и привлечены к дознанию 114 лиц, среди которых преобладали еретики-катары. Из этой сотни 94 дошли до суда. В большинстве своем это были простолюдины – крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, но были священники, нотарии и даже несколько мелких дворян. Среди 114 привлеченных к дознанию было 48 женщин и в большинстве своем они происходили из деревень Фуа и Верхней Арьежи. Сама деревня Монтайю была представлена 25 обвиняемыми, большая часть которых отделалась тюремным заключением, публичным покаянием или схожим по гуманности наказанием.
Судебная процедура вызова обвиняемых пред очи Жака Фурнье для XIII века была довольно долгой. Сначала до епископа через различные каналы доходили доносы на нехороших людей. После чего до них доводилось требование предстать перед трибуналом в Памье – об этом обвиняемых извещал местный священник с амвона или на дому. Если призыв на суд игнорировали, то епископ обращался к власти светской, т.е. к байлю – доверенному чиновнику региона, осуществлявшего светскую власть. Тот отыскивал нужного человека и притаскивал его на трибунал. Там обвиняемый, прежде всего, клялся на Библии, что будет говорить правду. Ну а потом начинался допрос. Жак Фурнье задавал вопросы, а обвиняемый отвечал столько, сколько сочтет нужным. Дело шло своим чередом без оглядки на то, заслуживает ли обвиняемый длительного ареста или нет. В промежутках между допросами беднягу могли даже заключить под стражу в епархиальной тюрьме. Но если роль человечка была не особо важна, то просто отпускали домой.
Франсиско Гойя. «Трибунал инквизиции» (1814)
В большинстве своих допросов Жак Фурнье, за исключением парочки фальсификатов (действительно парочки), будет действовать мирно и продавливать ответчиков силой харизмы. Мыслил Фурнье довольно просто. Чтобы разобраться с проблемой - надо установить истину. А потому сначала разбираем ошибочные поступки обвиняемого, а потом заботимся о спасении его души. Если ничего не помогает - придется карать. А если помогает, то тоже карать, но помягче.
По завершении всех процедур подсудимым назначались различные наказания: заключение разной степени строгости, ношение желтого креста, паломничество, конфискация имущества. Только пятеро из подсудимых закончили жизнь на костре: четверо вальденсов из Памье и альбигойский еретик Гийом Фор из Монтайю.
Откуда мы знаем такие подробности? Из допросных и регистрационных томов Жака Фурнье, которые тот вывез вместе с собой из Памье после назначения на новую епархию. Более того, эти талмуды катались с ним в Авиньон и пополнили папскую библиотеку, которая не выкинула эти книги даже после возвращения в Рим. Протоколы до сих пор лежат в архивах Ватикана и продолжают оставаться очень даже подробным источников эпохи. Можно конечно заявить, что хитрый Фурнье подделал свои записи, навырывал листов или скрыл свои темные делишки. Но это будут лишь домыслы, а реалии допросов у нас на бумаге - с ними спорить не приходится.
Монтайю - капля в море
Если пытаться изучить Монтайю с точки зрения стороннего наблюдателя, то может показаться, что в деревне происходили лишь угар и содомия. Это так. И не так. Конечно, Ле Руа Ладюри дает подробное описание хозяйства деревни и её бытования. Однако самая мякотка - это жызнь деревенского люда, верования которого были далеки от идеала. Поэтому дотошность Жака Фурнье можно понять. Это у себя в городах он мог гонять гомосексуалистов или гнобить горожан за сплетни о привидениях. В сельской Арьежи ему приходилось иметь дело с гениальными идеями вроде отрицания божественности Христа или проистечения души из крови.
В сельской местности Фуа, Лангедока и вообще всей Окситании еретические настроения были еще ой как сильны. Сказать за это спасибо стоит широко известным в узких кругах братьям Отье. К концу XIII века катаризм практически уже не существовал в Окситании. Однако Пейре Отье, бывший нотариус, близкий к графу Роже-Бернару де Фуа, в 1299 г., возглавил маленькую группу катаров, «непреклонных в своей решимости возобновить евангелизм катаров на их прежних территориях». Среди них был родной брат нео-еретика Гийом Отье и сын Пейре Жаум. Используя свои семейные и дружеские связи, а также остатки бывшего катарского подполья, они смогли «раздуть пламя катаризма» на юге Франции, обнаружив там весьма благодатную почву.
Джованни Баттиста Креспи. "Убийство альбигойцев" (1628-1632)
Попытка того, что историки называют «Реконкистой братьев Отье», продолжалась с 1300 по 1310 г. Пропаганда Бибы и Бобы сработала отлично и тайные собрания катаров вернулись из небытия. В Окситании «праведные люди» чувствовали себя отлично, однако инквизиция выловила и сожгла, одного за другим, всех подпольных проповедников. Пейре Жаума и Гийома Отье сожгли в Каркассоне в 1309 г., Амиеля де Перля и Пейре Отье в Тулузе в 1310 г. Единственным, кому удалось бежать в Каталонию, был Гийом Белибаст. Обманутый двойным агентом, он был схвачен и сожжён в Виллеруж-Терменез в 1321 г. по приказу архиепископа Нарбонны. Это событие считается концом окситанских катарских церквей.
Итак, Монтайю. Прогуливаясь по его улочкам и оглядывая дома, можно понять две очень важные вещи. Первое – это именно что деревня. Не село, не транзитная деревня на пересечении торговых путей, не ярмарочная деревня. А деревня сама в себе. Это значит, что живет она небогато, однако не так, чтобы очень бедствует. Ест свинину, кушает репу, вкушает вино и масло, привозимое с соседних ярмарок, разводит овец на продажу и сплавляет лес вниз по реке. Второе, что бросается в глаза – это единение жителей деревни перед лицом внешнего врага. Не то что бы деревня – это одна большая семья, взаимная вражда, ненависть и подставы никуда не деваются. Однако зажатость деревни меж двух огней - еретиками и церковью - имеет свои последствия.
Местные жители с куда большим презрением будут относиться к епископу, чем к дворянину. Тем более, что мелкий дворянин ест примерно то же, что и они и отличается лишь тем, что умеет читать. Да и то не всегда. Большая часть истории верхней Арьежи в эти времена – это скорее противостояние с церковью, нежели взаимная нелюбовь крестьянства и дворянства. В бытность свою графы Фуа, отстаивая свою независимость от Парижа, скептически наблюдали за деятельностью церковников, часто ограждая своих подданных от новых налогов и десятин в пользу церкви. Но после разгрома альбигойцев и небольшой династической перемены в верхах, графы Фуа поменяли фокус и стали шестерками французского короля. Больше церкви расширять свое влияние в регионе они не мешали.
наглядная эволюция графов Фуа: до и после Альбигойских крестовых походов
Нелюбовь к церкви и Франции целиком может отразить одна из присказок, брошенная деревенским жителем Монтайю, о чем было потом доложено на допросе его бдительным соседом:
"Миром правят четыре больших дьявола: папа, дьявол наибольший, которого я называю Сатана; король Франции суть второй дьявол; епископ Памье — третий; инквизитор из Каркассона — четвертый дьявол".
Не любить церковь было за что. В начале XIV века епископы Памье продавили сбор десятины со скота. Для острастки нужно было лишь пару раз провести облаву на жителей деревни и окрестных селений и постращать их допросом.
Это недовольство католическими епископами нашло отражение и в допросах Жака Фурнье. Из 89 досье, собранных епископом по поводу критики церковных властей, примерно шесть штук связаны сугубо с отказом платить десятину или с осуждением этого сбора, как незаконного и "неправильного". А потому различные крестьянские выступления на юге Франции сложно назвать классовыми и направленными сугубо против светских феодалов.
В отличии от более поздних «жаков», сельские жители Фуа предпочитали гадить Церкви более эффективными способами - не платили подати, сбегали из деревень и прятались среди лесов и холмов Окситании
Среди жителей Монтайю были те, кто был явным катаром, были те, кто был катаром скрытым. Были и те, кто вообще себя никаким еретиком не считал, а жил так, как считал правильным и "по-божески". Хорошим примером тут может стать семейство Клергов - фактические правители Монтайю.
Пьер Клерг был местным кюре - священником. А его брат Бернар - байлем и сборщиком налогов. Оба была самыми настоящими катарами и умудрялись лавировать между церковью и местными в своих интересах. Пьер регулярно сдавал церковникам своих "друзей", а Бернар оказывал ему посильную помощь. В 1308 году при участии Пьера Клерга инквизицией было арестовано всё взрослое население деревни. При этом сам кюре принимал участие в судебных процессах и тем самым решал, кого карать, а кого миловать. Такой вот интересный способ разбираться с врагами.
В 1320 году лафа для братьев Клерг закончилась. Пьера прижал к ногтю Жак Фурнье. А брат обвиняемого - Бернар - пытался помочь своему родственнику через влиятельных друзей и взятки. Однако с новым епископом это не прокатило. Пьер Клерг умер в епархиальной тюрьме не дождавшись приговора.
Но как реагировали на столь странное соседство жители Монтайю? А особо никак. Спорить с семейством Клергов в открытую было опасно для жизни. А их катарские увлечения не всегда бросались в глаза. Ну ест священник мясо по пятницам и портит молодых дамзелей. Ну с кем не бывает! Каждый третий мужик в Верхней Арьежи или занимается тем же самым, или ведет себя и того хуже.
Религия, церковь и ересь
- Хочешь ли ты исповедаться мне? - спрашивает лжесвященник Арно де Верниоль у сельского парня, ставшего городским жителем.
- Нет, - отвечает тот, - я уж исповедался в этом году... Да вы и не священник вовсе!
Среди жителей Монтайю были закоренелые еретики, были и те, кто отверг ересь, но пребывал в ней. Но даже так все они признавали необходимость исповедоваться раз в год. Больше уже некрасиво. Меньше – грешно. Рассказывать на исповеди о том, что общался или дружил с «добрыми людьми», кстати, необязательно. Ведь главное – это то, что ты считаешь грехом:
"Я исповедуюсь в своих грехах - говорит Раймонда Марти, - да только не в том, что я совершила в ереси; потому как я не думаю, что грешила, так поступая".
Исповедь среднего монтайонца балансировала на грани фарса и реального проживаемого опыта «хорошего христианина». Если ты был еретиком и творил грехи, а позже отринул свои заблуждения - жизнь начинается заново. Немаловажную роль тут играли и отношения со священником. Ведь если рассказать ему что-то постыдное - он обязательно расскажет это своим друзьям. Будет стыдно. А потому каяться в совсем уж постыдных делах может и необязательно.
Влюбленный и исповедник. «Исповедь влюбленного» (начало XV века)
Несмотря на такой странный подход к основному христианскому таинству, какого-то намеренного отрицания католических догматов в Монтайю не было. Детей крестили, на причастие ходили, венчались по правилам. Все обряды играли функции не только религиозные, но и социальные. Крещение - рождение, причащение - обновление, брак - новая семья. Другие таинства и нормы остаются где-то сбоку и каждый соблюдает их, как хочет.
Года так двадцать три назад, — рассказывает в 1325 году Гозья Клерг из Монтайю, — во время Великого поста, на другой день после воскресенья, возвращалась я с моего поля, где собирала репу. По дороге встретился мне Гийом Бене:
— Ты уже обедала? — спросил он меня.
— Нет, — отвечала я, — хочу попоститься...
— А что до меня, — сказал Гийом, — так я вчера, в воскресенье, неплохо пообедал в Акс-ле-Терме, куда меня пригласили. Поначалу я подумывал, стоит ли идти (ввиду поста). Так я пошел к добрым людям, чтобы спросить у них совета. «Как ни крути, — сказали мне они, — одинаковый грех есть мясо в пост или без поста. Рот оскверняется одинаково. А потому вам нечего смущаться». Раз так, я и согласился на этот добрый обед с мясом.
— А я, однако, — философски заключает Гозья Клерг, — с ним не согласилась. Мясо во время поста и в другое время — это вовсе не одно и то же...
Вот отличный пример разницы между хорошим христианином и мятущейся душой около-катара. Сборщица репы повинуется католическому посту. А колеблющийся крестьянин сомневается. В конечном счете последнего убеждают нарушить пост те самые катары, известные своим аскетизмом. Логика альбигойцев была, кстати, проста. В иерархии катаров существовали высшие чины - так называемые "совершенные" - те, кто отказывал себе во всем и придерживался строгих принципов соблюдения «чистоты» тела и души. Им действительно было много чего нельзя. Однако все остальные, кто «совершенным» не был - так или иначе приобщались к пороку. А если никто не чист, то значит и мясо в пост не такой уж и страшный грех.
не «совершенные», но почти
Другой важностью частью религиозного видения Монтайю и его окрестностей была особая трактовка окружающего мира и его конца. Ведь не было темы более благодатной для обсуждения, чем Апокалипсис. Особенно если вокруг творится черти что. Вот какой слух фиксируется в Верхней Арьежи в 1318 г.
— В том году - рассказывает Бертран Кордье, уроженец Памье, - встретил я на другом краю моста, на земле прихода Кие, четырех тарасконцев, а среди них Арно из Савиньяна. Они спросили меня:
— Что нового в Памье?
— Поговаривают, что родился Антихрист - ответил я. - Каждый должен привести свою душу в порядок, ведь конец света совсем близко! На что Арно из Савиньяна возмутился:
— Не верю я в это! Нет у мира ни конца, ни начала... Пошли лучше спать.
Тут разносчиком слухов оказывается типичный городской житель. А каменщик Арно из Савиньяна выступает, как рациональный критик и истиный циник. Его взгляды о незыблемости мира самую малость не вписываются в христианскую догму. Все же Страшный Суд был придуман не просто так. Поэтому инквизиция берет Арно под локоток и аккуратно выспрашивает, почему он верит в такую неприглядную гадость. Забавно, что каменщик оказывается с подвохом - за тридцать лет до того Арно получал образование у весьма начитанного и ученого мужа в далекой Таррасконе. С тех времен утекло много воды, а разочарование Арно в Страшном Суде осталось. В итоге, чтобы выпутаться, каменщик начнет ссылаться на недостаток религиозного образования:
"По причине моей занятости в каменных карьерах я очень рано ухожу с мессы и не успеваю послушать проповедь".
Вариации «Конца Света» у жителя Верхней Арьежи могли быть разными, однако суть оставалась одна - судачить о нём очень интересно.
Гораздо более «опасным», чем твердая уверенность в незыблемости мира и отсутствии Конца Света, является неверие в ту или иную догму. Возьмем случай Раймона Делера из Тиньяка. Быть большим крестьянином, чем этот мужлан, невозможно. Он жнет хлеб, пасет мула и ест. Всё. Так вот этот Раймон верит, что душа - это кровь. Причем логика у него простая. Когда убивают животное - из него вытекает кровь. Когда вытекает кровь - животное перестает дергаться и умирает. Кровь уходит в землю, впитывается в нее и исчезает. То же самое делает душа. Понятное дело, что при таких приколах Раймонд Делер не верит в воскрешение и Страшный Суд. Не менее унылой представляется ему также и концепии Рая и Ада. Ведь Рай - это когда в этом мире хорошо живется, а Ад - это когда живется плохо. О чем еще говорить?
На этом Раймон Делер не останавливается, но продолжает уходить все дальше в дебри ереси. Например, он считает что Иисуса Христа зачала в блуде и мерзости - точно так же, как и любого другого человека. Делер в красках описывает своему соседу, как Иосиф сношал Пресвятую Деву, дрожа, смердя и похотливо тыкая в неё чем попало. Нет ничего удивительного в том, что Раймон не верует в распятие, воскресение и вознесение. Не вызывает также изумления и то, что Делер ни разу не причащался.
— Еще слово, и я тебе башку размозжу моей мотыгой, - прерывает его в ужасе Раймон Сеги, перепуганный этими богохульственными речами.
Представление о душе из крови, столь дорогое Раймону Делеру, обнаруживается и в других местах. Так, под деревенским вязом, некая Гийеметта Бене, простая крестьянка, рассказывает своей подруге о том, что душа - это кровь. Доказательства? Когда отрубают голову гусю, оттуда фонтаном выходит кровь. Вместе с жизнью. Следовательно, душа = кровь. И не поспорить же. Наблюдение, эксперимент, вывод. Всё на месте.
Души праведных в руке Божией. Фреска монастыря Сучевица, Румыния.
Позор и преступление
Понятие стыда в Средневековье было довольно сложным и многогранным. Многие категории ушедших эпох сейчас воспринимались бы, как нечто выходящее за рамки. Однако понимание определенных границ у жителей Монтайю всё же присутствовало.
Вот насущный вопрос. Кровосместительство – это грех или просто постыдное и позорное дело? По словам уже знакомого нам Раймона Делера:
"Кровосмесительство с матерью, сестрой, дочерью или сестрой двоюродной — никакой не грех, да вот только кровосмесительство - дело позорное".
При этом позор вместе с грехом пропадают, стоит сестре стать троюродной. Тут в догмы христианской морали вписываются и местные традиции. Ведь, по-хорошему, сношать любую сестру не очень благое дело. Однако Раймонд Делер смотрит на эти ограничения чуть более широко.
Кстати говоря, Алиенора Аквитанская и французский король Людовик VII приходились друг другу троюродными братом и сестрой. И вплоть до развода по данной формальной причине в 1152 году, это особо никому не мешало
Двигаемся от родных сестер к сестрам чужим. Может ли считаться грешником человек, который занимается сексом с двумя женщинами, что являются сёстрами? Это тоже не грех, однако дело уже ну прям очень постыдное. Подобными приколами занимались в Верхней Арьежи Симон Барра и Гийом Байяр, за что были осуждаемы местными жителями.
А вот совратить племянницу своей любовницу, что работает у тебя служанкой - уже не только грех, но и позор. Именно так жители Монтайю оценивали поступок Раймонда де Планиссоля. Тонкая граница между позором и грехом не всегда понятна. Однако тут все упирается в неоглашаемый договор о поведении внутри общины.
— Раймон де Планиссоль совершил и вправду тяжкий грех, - заявляет Раймон Бек из Коссу Айкару Боре, сообщнику Планиссолей, - в тот день, когда он задушил и убил Пьера Плана, которого потом и закопал в саду у своего отца, Понса де Планиссоль. И уж никак негоже было Раймону утяжелять свой грех, лишив девственности Гайярду, свою собственную служанку!
Исследование этических проблем можно считать достаточно полным после напоминания об относительной сексуальной свободе, царящей в деревне. В ней спокойно уживались прелюбодеи всех мастей. Серьезных нарушений какого-то порядка, вроде изнасилований, в Монтайю было отмечено всего два инцидента. В остальном местные могли судачить сколько угодно, но доносить или ломать людям рожу за наличие любовницы никто не спешил.
Сельский фанатизм и судьба
Если отойти в сторонку от сексуальной чернухи, то обнаружится, что взгляды жителей Монтайю были своеобразны и в других сферах. Например, выделяется из общего ряда их отношение к судьбе. Так у пастуха Пьера Мори однажды спросили, не боится ли он жить в регионе, где его с немалой вероятностью могут поймать и осудить за ересь:
"Да все равно, - ответил он, - хоть бы я и дальше продолжал жить в Фенуйеде и Сабартесе, никто не может отнять у меня мою судьбу. Там ли, здесь ли - я должен следовать своей судьбе".
И позже добавил:
"Коли дано мне будет стать еретиком на смертном одре, то я им стану. Коли нет - пойду по тому пути, что мне предначертан".
В регистрах Жака Фурнье записано несколько похожих высказываний Пьера Мори, смысл которых сводится к тому, что он не будет пытаться избежать своей судьбы. В одном из них есть и объяснение:
"Я не могу поступать по-другому, потому что не могу вести жизнь иную, чем та, для которой был вскормлен".
За этой банальной идеей о том, что человек - заложник своего воспитания и своего образа жизни - скрывается нечто более глубокое. Для Пьера Мори душа человека подобна сдобному хлебобулочному изделию. Так, как замешал тесто Бог, так и должно свершиться. Ни больше и ни меньше.
Избранные цитаты Пьера Мори
Своеобразное видение судьбы присутствовало также и и поминавшихся выше братьев Клергов. Когда скончался Понс Клерг - отец Пьера Клерга - одна из крестьянок Монтайю сказала его вдове:
"Госпожа, я слыхала, что если с покойника взять пряди волос и обрезки ногтей с рук и ног, то этот покойник не утащит с собой счастливую звезду и удачу вашего дома".
Рекомендация была исполнена в точности:
"По случаю смерти Понса Клерга, отца кюре, много людей пришли в дом кюре. Тело положили в кухне; оно не было еще завернуто в саван. Кюре выгнал тогда всех из дома, кроме Алазайсы Азема и Брюны Пурсель. Женщины эти остались одни с покойником и с кюре; женщины и кюре взяли с усопшего пряди волос и обрезки ногтей".
Жизнь в Монтайю может напоминать сюрреалистичную картину Питера Брейгеля. Однако его жителям было в кайф обсуждать Конец Света, пребывать в ереси и судачить о том, кого Пьер Клерг в очередной раз попустил у себя на кровати.
Картины, которые рисует в своего книге Ле Руа Ладюри нацелены не только на создание потешной и непростой картины крестьянского бытия. Они предполагают построение некоторой идентичности, контекста, атмосферы, в которой развивается крестьянское сообщество конкретного региона. Можно ли переносить сведения из Монтайю и окрестных селений на все прочие населенные пункты по границе Окситании с Испанией? Можно ли обобщать изыскания Ладюри по изучению деревни на все остальные деревни Франции? Ответ в обоих случаях нет. Но можно ли игнорировать уникальный опыт устройства Монтайю и бытия в нем самых разных людей со столь необычными взглядами на мир? Также нет. Мир окситанской деревни – это частность, случайность и казус, дошедший до нас лишь чудом. А потому для микроистории этот сюжет представляет огромное значение.
В рамках работы можно задавать свои вопросы, можно критиковать автора за то, что слишком много уделил этим частностям, оставив общую мысль где-то в предисловии. Но, судя по всему, цели создавать более масштабное полотно не ставилось. Максимум, что мы имеем – это социальную и культурную картину жизни еретической деревни. Деревни, существование которой обусловлено борьбой религиозной, борьбой политической и бытием обыденным. Деревни, в которой были жизнь и смерть, радость и печаль, секс и насилие. Такая вот деревня Монтайю. И вы только что в ней побывали.
Манускрипт арагонский, оклад византийский, сапфир арабский
В Византии книги пользовались особым уважением, а грамотность считалась желанной и важной. До наших дней сохранилось примерно 40 тыс. византийских рукописных книг-манускриптов. Это огромное количество, учитывая затраты на их изготовление.
Наиболее крупные коллекции были в монастырских библиотеках: например, в монастыре Патмос хранилось 330 книг, а в одном из монастырей на горе Афон - 960 рукописей.
В частных библиотеках обычно хранилось более 25 книг. В период с 1204 по 1261 год, когда Константинополь находился под властью латинян, изготовление книг было ограничено. Финансовые трудности привели к тому, что стало гораздо труднее оплачивать материалы и труд, необходимые для создания рукописей.
Переплётная кры́шка арагонского манускрипта конца XI в. с византийской резной панелью из слоновой кости с изображением распятия X в. Позолоченное серебро с псевдофилигранью; кабошоны из стекла, хрусталя и сапфира; слоновая кость на деревянной подставке, 26,4 x 21,9 x 2,5 см. Из коллекции Метрополитен-музея в Нью-Йорке, инвентарный № 17.190.134
ㅤПанель из кости первоначально составляла центр византийского триптиха. Вероятно, это один из даров женскому монастырю Святой Марии в Санта-Крус-де-ла-Серос, основанному королевой Фелисией (ум. 1085 г.), женой Санчо V Рамиреса (правил 1076-94 гг.), короля Арагона и Наварры. На роскошном переплете также находится сапфировая печать, расположенная справа от святого Иоанна, на которой по-арабски начертаны четыре из девяноста девяти "прекрасных имен" Аллаха.
Возвращение греческого правления при Михаиле VIII стало толчком к возобновлению роста производства манускриптов. Ученые искали классические труды, копировали и аннотировали их. Например, Максим Плануд (ок. 1260 - ок. 1310 гг.) заново открыл "Географию" Птолемея, отредактировал Плутарха и переписал греческую антологию эпиграмм.
В результате контактов с Западом появился целый ряд латинских текстов, которые греческие ученые переводили на греческий язык - от Овидия и Цицерона до Блаженного Августина и Фомы Аквинского.
К середине XIV в. финансовое покровительство греческим книжникам стало уменьшаться. Все чаще византийские интеллектуалы, такие как Виссарион Никейский (1403-1472 гг.), вывозили свой опыт и знания античных текстов в Италию.
Когда на Западе печатный станок стал основным источником создания книг, османские власти долго не разрешали его использование. Поэтому на землях бывшей Ромейской державы, вплоть до 1557 г., а в некоторых местах и дольше, продолжали выпускать манускрипты.
Печенеги
Арабские и персидские хронисты называли их баджнаками, византийцы - пацинаками, нам же они более известны как печенеги. Это полукочевой тюркский народ, пришедший в степи Юго-Восточной Европы и Крыма из Средней Азии. Этот этноним, возможно, произошел от древнетюркского слова, означающего "шурин, родственник" (баха или баджинак). В произведении Махмуда Кашгари XI века "Диван Лугхат ат-Тюрк" печенеги были описаны как "тюркская нация, живущая вокруг страны Рума", где Рум было тюркским словом, обозначающим Восточную Римскую империю или Анатолию, и "ветвь тюрков -огузов. Махмуд аль-Кашгари, специализировавшийся на тюркских диалектах, утверждал, что язык, на котором говорили печенеги, был вариантом половецких и огузских идиом.
Анна Комнин также заявила, что печенеги и половцы имели общий язык. Хотя сам печенежский язык вымер много веков назад, названия печенежских «провинций», записанные Константином Багрянородным, доказывают, что печенеги говорили на тюркском языке.
Византийский император Константин VII Багрянородный перечисляет восемь племенных группировок печенегов, по четыре на обоих сторонах реки Днепр. По одной из версий, печенеги являются потомками древних кангаров, происходящих из Ташкента . Орхонские надписи числят кангаров среди подвластных народов Восточно-Тюркского каганата. О. Прицак говорит, что родина печенегов находилась между Аральским морем и средним течением Сырдарьи, вдоль важных торговых путей, соединяющих Среднюю Азию с Восточной Европой. Есть также предположение, что Книга Суи - китайское произведение VII века - сохранила самые ранние записи о печенегах. В книге упоминается народ по имени Бейру, который поселился рядом с народами Энку и Алан (оногуры и аланы соответственно), к востоку от Фулина (Византии).
Тюркский каганат распался в 744 году, что породило серию межплеменных противостояний в евразийских степях. Карлуки напали на тюрков-огузов , вынудив их начать миграцию на запад, к землям печенегов. Отчет уйгурского посланника свидетельствует, что огузы и печенеги вели войну друг против друга уже в VIII веке, скорее всего, за контроль над торговыми путями. Огузы заключили союз с карлуками и кимаками и разгромили печенегов и их союзников в битве у озера Арал до 850 года, согласно ученому X века Аль-Масуди. Большинство печенегов начали новую миграцию к реке Волге, но некоторые группы были вынуждены присоединиться к огузам. Покинувшие родину печенеги поселились между реками Урал и Волга. Печенеги совершали регулярные набеги на своих соседей, в частности на хазар, и продавали своих пленников. Хазары заключили союз с узами против печенегов и атаковали их с двух направлений. Превзойденные численностью врага, печенеги были вынуждены совершить новую миграцию на запад. Они прошли через Хазарский каганат, вторглись в места проживания венгров и изгнали их из земель вдоль реки Кубань и верхнего течения реки Донца и поселились там.
В 9 веке византийцы стали союзниками печенегов, используя их для отражения других опасностей, таких как Киевская Русь и мадьяры (венгры). Царь Симеон I из Болгарии использовал печенегов, чтобы помочь отбиться от мадьяр. Печенеги были настолько успешны, что вытеснили мадьяр, оставшихся в Этелькёзе и понтийских степях, на запад, к Паннонской равнине, где они позже основали Венгерское государство.
К IX и X векам печенеги контролировали большую часть степей Юго-Восточной Европы и Крымского полуострова. Хотя в то время это был важный фактор в регионе, их концепция государственного управления, как и у большинства кочевых племен, не выходила за рамки случайных нападений на соседей и выступлений в качестве наемников для других держав.
В 9 веке печенеги начали период войн против Киевской Руси. В Никоновской летописи можно найти рассказ о первом летнем столкновении войск киевских князей Аскольда и Дира с печенегами в Приднестровье. На протяжении более двух столетий последние совершали набеги на земли Руси, которые иногда перерастали в полномасштабные войны (как война 920 года с печенегами киевского князя Игоря, о которой сообщается в "Первой летописи"). Войны печенегов против Киевской Руси заставили славян с территорий Валахии постепенно мигрировать к северу от Днестра в X и XI веках. Однако временные военные союзы Руси и печенегов также имели место, как, например, во время византийской кампании 943 года под руководством Игоря. В 968 году печенеги осадили Киев. Согласно летописи, пока Святослав I вел свой поход против Первого Болгарского царства, печенеги (по всей вероятности, подкупленные византийским императором Никифором Фокой) вторглись на Русь и осадили ее столицу Киев. Пока осажденные страдали от голода и жажды, генерал Святослава Претич разместил свою дружину на противоположном (левом) берегу Днепра, не решаясь переправиться через реку и вступить в бой с более крупными силами печенегов.
Доведенная до крайности мать Святослава Ольга (которая была в Киеве вместе со всеми сыновьями Святослава) подумывала о сдаче, если Претич не снимет осаду в течение одного дня. Ей очень хотелось сообщить Претичу о своих планах. Наконец мальчик, свободно владевший печенежским языком, вызвался выйти из города и призвать Претича к действию. Притворяясь печенегом, он ходил по их лагерю, словно разыскивая потерявшуюся лошадь. Когда он попытался переплыть Днепр, печенеги обнаружили его уловку и начали по нему стрелять, но безуспешно.
Когда мальчик достиг противоположного берега и сообщил Претичу об отчаянном положении киевлян, военачальник решил сделать вылазку, чтобы эвакуировать семью Святослава из города, опасаясь гнева своего государя. Рано утром Претич и его войска погрузились на лодки и начали переправу через Днепр, производя сильный шум своими трубами. Осажденные начали аплодировать. Печенеги, думая, что Святослав возвращается со своим большим войском, сняли осаду.
Тогда вождь печенегов решил посовещаться с Претичем и спросил его, Святослав ли он. Претич признал, что он всего лишь военачальник князя, но предупредил печенежского правителя, что его отряд является авангардом приближающейся армии Святослава. В знак своего миролюбивого нрава печенежский правитель пожал руку Претичу и обменял на его доспехи собственного коня, меч и стрелы.
Как только печенеги отступили, Ольга отправила Святославу письмо, упрекая его в пренебрежении к семье и народу. Получив сообщение, Святослав вернулся в Киев и разгромил печенегов, все еще угрожавших городу с юга.
Некоторые печенеги присоединились к Святославу в его византийском походе 970-971 годов. По его окончании, опасаясь, что мир со Святославом не будет прочным, византийский император убедил печенежского хана Курю убить Святослава до того, как он достигнет Киева. Печенеги устроили засаду и Киевский князь был убит в 972 году. Согласно "Первой летописи", печенежский хан Куря сделал чашу из черепа Святослава, согласно с обычаями степных кочевников.
Печенеги были язычниками и религия тибетского происхождения "бон" была для них родной. Волосы не стригли, заплетали их в длинные черные косы. На голову надевали шапку. Их лошади славились быстротой и с легкостью преодолевали большие пространства. Стрелы, смоченные змеиным ядом, приводили к неминуемой смерти даже при легкой царапине. Основной едой были просо и рис. Печенеги варили крупу в молоке без соли. Они доили лошадей и пили вместо воды кобылье молоко, сырое мясо не жарили, а клали под седло, так оно согревалось. Лечились настоями разных степных трав. Они знали, какой настой травы нужно выпить, чтобы повысить дальность зрения. Многие из них на лету могли с первого раза подстрелить птицу. Клятву верности они приносили друг другу, прокалывая палец - по очереди пили капли крови.
Судьба русско-печенежского противостояния изменилась во время правления Владимира I Киевского (990-995), который основал город Переяслав на месте своей победы над печенегами, за которой последовало их поражение в период правления Ярослава I Мудрого в 1036 году. Вскоре после этого на смену ослабевшим печенегам в Причерноморские степи пришли другие кочевые народы: половцы и торки. По данным Михаила Грушевского в «Истории Украины», после поражения под Киевом печенежская орда двинулась к Дунаю, переправилась через реку и исчезла из причерноморских степей.
Печенежские наемники служили под началом византийцев в битве с турками-сельддуками при Манцикерте. После столетий боев с участием всех своих соседей - Византийской империи, Болгарии , Киевской Руси, Хазарии и мадьяр - печенеги были уничтожены как независимая сила в 1091 году в битве при Левунионе объединенной византийской и половецкой армией во время правления византийского императора Алексея I Комнина. Алексей I завербовал побежденных печенегов, которых поселил в округе Моглена (ныне в Македонии). В 1094 году, снова подвергнувшись нападению половцев, многие печенеги были убиты или поглощены. Византийцы снова разбили печенегов в битве при Берое в 1122 году на территории современной Болгарии. Со временем печенеги южнее Дуная утратили свою национальную идентичность и полностью ассимилировались, преимущественно с румынами и болгарами. Значительные общины поселились в Венгерском королевстве.
В XII веке, по данным византийского историка Иоанна Киннамоса, печенеги в качестве наемников сражались на стороне византийского императора Мануила I Комнина на юге Италии против нормандского короля Сицилии Вильгельма Плохого. Группа печенегов присутствовала в битве при Андрии в 1155 году. Последний раз печенеги как народ упоминаются в 1168 году как представители тюркских племен, известных в летописях как «Черные Клобуки». Вполне вероятно, что печенежское население Венгрии было уничтожено в результате монгольского вторжения, но имена печенежского происхождения продолжают упоминаться в официальных документах. Титул «Comes Bissenorum» (Граф печенегов) сохранялся еще как минимум 200 лет. В Венгрии 15-го века некоторые люди приняли фамилию Бесеньё (по-венгерски «Печенег»); они были наиболее многочисленными в графстве Толна.
Сокровища человечества: мозаика Юстиниана Великого из Сан-Витале
Алгоритмы показов снова чудят, а это значит, что я снова прошу Вас поддержать пост плюсиком/комментарием. Заранее благодарен!
Бородатая озвучка №16 - "Средневековые битвы". Потери средневековых армий
Сегодня мы поговорим про специфику потерь в средневековых битвах! Правда ли, что средневековые битвы представляли из себя кровавую беспощадную резню? Об этом в нашем новом выпуске!
Роксоланы
Этот воинственный народ научил своей тактике ведения боя самих римлян. Роксоланы представляли собой одно из крупнейших сарматских племён, распространившись на северной и северо-восточной части от Чёрного моря. Власть роксолан на этих землях была недолговечной, но самобытный и яркий народ оставил свой вечный след в истории. О происхождении названия этого народа спорят и по сей день. По одной из версий слово "роксоланы" происходит от иранского "рукса", обозначающего "сияние" (сияющие аланы). В любом случае народ роксолан действительно отличался от многих других племён, населяющих степные территории Причерноморья. Упоминания о роксоланах датируются ещё II-I веками до нашей эры.
Историки глубокой древности отмечают, что это были племена кочевников, которые прекрасно владели оружием, едва ли не с младенчества учились ездить верхом, а также умело обращались с повозками, что использовали как в быту, так и в бою. Войн этот народ провел немало. В источниках древности пишется, что роксоланы не раз покоряли новые земли, расширяя собственную территорию. Если во II веке до нашей эры это было лишь небольшое племя, живущее у моря, то впоследствии они превратились в могущественный народ, продвинувшийся и на Кавказ, и к землям Римской империи. Стоит отметить, что часть римских земель роксоланы одно время даже присвоили себе, не ввязываясь в войны - на их границах сложно было контролировать некоторые участки, чем и воспользовались представители этого хитрого народа. Увеличиваясь в численности и покоряя новые территории, роксоланы уже уверенно заявляли о своих правах. Вместе с римскими императорами они участвовали в сражениях и военных походах, беря свою дань за это. Роксоланы были превосходными всадниками и воинами, а римлянам, ценившим боевое искусство, это было как нельзя кстати. Но именно возросшая сила кочевников начинает волновать Рим, а потому начинаются приграничные стычки и конфликты. Во время многочисленных войн с Римом роксоланы не раз проявляли особую тактику. Их ударной силой была линия воинов, вооружённых копьями. Такие всадники неслись к противнику, поражая его первые ряды и сея панику. Позднее именно такой тип атаки стал одним из "фирменных" приёмов у римлян. Древние историки отмечают, что со II века нашей эры в римской армии заметны перемены - больше стало копьеносцев, которые держат оружие и ведут бой по-сарматски. Впрочем, не исключается, что такое изменение объяснялось лишь наличием роксолан в римских рядах. Нередко роксоланы становились наёмными охранниками правителей. Известно, что немало римских императоров, опасающихся вражеского заговора или нападения, держали при себе несколько воинов-роксолан. Именно за их исполнительность, надёжность и боевые умения их делали своими приближёнными. Но вернёмся немного назад и пройдемся подробнее. Страбон четко локализует роксоланов в степях между Борисфеном-Днепром и Танаисом-Доном, отмечая, что зимуют они у побережья Меотиды (Азовского моря), а летом откочевывают к северу. Насколько вглубь материка - неизвестно, также как неизвестно и то, кто именно живет севернее роксоланов. При этом Страбон описывает ситуацию около 112 г. до н.э., когда состоялся "дебют" роксоланов на исторической арене в качестве союзников царя скифов Палака в войне с Диофантом (полководцем, присланным Понтийским царем Митридатом VI на помощь жителям Херсонеса Таврического). Страбон, писавший более столетия спустя после этих событий, приводит такое размещение роксоланов как еще современное ему. Однако уже к середине I в. н.э. новая волна кочевников с востока (аорсов, а следом за ними аланов), судя по всему, вынудила роксоланов перейти на правобережье Днепра. Начиная со 2-й пол. І в. роксоланы постоянно фигурируют как участники нападений на Дунайскую границу Империи, совершая набеги самостоятельно или в союзах с другими варварами. Позже роксоланы принимают участие во всех основных конфликтах в Дунайском регионе: Дакийских войнах начала ІІ в., Маркоманских войнах 160-180 гг., Готских (Скифских) войнах 230-270 гг. Достаточных оснований утверждать, что к началу ІІ в. роксоланы полностью покинули Правобережную Степь, источники не дают. Напротив, археологические материалы (подкурганные сарматские погребения в простых грунтовых ямах, ориентированные на север, отождествляемые с роксоланами) свидетельствуют, что роксоланы составляли основную массу населения Степи между Днепром и Дунаем на протяжении І-ІІ вв. н.э. Однако политический центр роксоланского объединения (царская ставка), надо предполагать, переместился в низовья Дуная.
Согласно римскому историку Тациту роксоланы зимой 67-68 годов н. э. уничтожили две когорты римских войск. В следующем году, в правление римского императора Отона, с 9-ю тысячами человек конного отряда, вторглись в Мёзию. Данная кампания была проигрышной, римские войска разбили роксоланов, часть которых бежала в болота, где они и умерли от холода и ран. Договоры, заключенные с роксоланами римским императором Траяном и его преемником Адрианом (в 107 и 117 годах соответственно), предусматривали, что роксоланы обеспечивают безопасность Дунайского лимеса (укрепленной римской границы) в нижнем течении реки. Последнее достоверное упоминание о роксоланах относится к 270-м гг. Они фигурируют среди пленников, проведенных в триумфальной процессии императора Аврелиана (270-275), которая увенчала его победы над дунайскими варварами. По-видимому, перипетии Готских войн и установление военно-политического господства готов в Северном Причерноморье существенно перекроили этнографическую карту региона. Большинство исследователей предполагает, что роксоланы вошли в состав племенного союза аланов, которые были "стратегическими партнерами" готов. Как отдельная военно-политическая сила роксоланы перестали существовать. Уклад жизни роксолан был такой же, как и у других сарматских племён. Кочевой народ жил отдельным лагерем, перевозя с собой всё имущество. Такие поездки были необходимы для поиска новых территорий и пастбищ. У роксолан было прекрасно развито скотоводство, что обеспечивало их пищей на протяжении года. Роксоланы лишь на зимнее время останавливались на выбранной территории, создавая подобия поселений. Остальную часть года они искали новые лучшие территории. Активно занимались роксоланы и гончарным делом, различными ремёслами, обработкой кожи и металла. До наших дней сохранились амулеты с изображениями животных, наконечники стрел, образцы глиняной посуды. Есть предположения, что и земледелие было в небольшой степени развито у этого народа, но оно становилось, скорее, дополнительным, нежели основным занятием. Отличительной чертой роксолан (как и других сарматов) было отношение к женщине. Нередко встречаются чисто женские захоронения, а сам культ женского начала возносился к богине, дающей жизнь. При этом женщины-роксоланы нередко были жрицами или воинами. Они не хуже мужчин умели держаться в седле, метать стрелы, вести бой. Упоминание об амазонках, живущих в землях Кавказа во многом касалось не мифического племени, а именно этих сарматских женщин, которые поражали своими навыками мужчин-воинов, пришедших с других земель. К слову, относительно амазонок и роксолан существовала интересная легенда. Считалось, что скифы и женщины-воины, населявшие соседние территории, в древности начали долгую войну. Её исход так и не был определён из-за мастерского умения вести бой у каждой стороны. Поэтому решено было прекратить затянувшийся конфликт, от которого впоследствии появился новый народ. Смешение скифов и амазонок породило сарматов, в том числе и роксолан. Страбон оставил подробную характеристику их обмундирования: "Панцири у них носят все вожди и знать и делают их из пригнанных одна к другой железных пластин или из самой твёрдой кожи; они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если человека в таком панцире удаётся свалить на землю, то подняться сам он уже не может". По мнению Тацита, роксоланы в пешем бою представляли собой слабое войско, однако мало кто мог противостоять натиску их конных орд.
Мальчик в катапульте
"Какой очаровательный малыш! - воскликнул король Стефан, недобро прищурившись. - А, ну-ка, подведите его сюда".
Дюжий рыцарь за ручку подвел пятилетнего мальчика к Его Величеству. Малыш Вилли, казалось, совершенно не испугался грозного монарха. Светловолосый, невероятно красивый мальчишка смотрел на короля Стефана, жизнерадостно улыбаясь.
Этот смелый крепыш был сынком рыцаря, замок которого король Стефан вот уже несколько недель тщетно пытался взять штурмом, положив на это дело немало опытных и верных людей. Мрачная тень налегла на чело короля и, обратившись к стражникам, он сказал:
-Посадите мальчика в катапульту и выстрелите им в крепостную стену. Пусть его отец полюбуется..
Уильям Маршал родился в 1146 году в семье потомственного маршала короля Англии, землевладельца Джона Фиц-Гилберта. Еще при жизни Джона родовое прозвание - Маршал - почти полностью заменило его фамилию.
Матерью Уильяма была Сибилла, сестра графа Патрика Солсбери, кастеляна замка Олд-Сарум. Джон Маршал враждовал с Патриком Солсбери: между людьми двух рыцарей регулярно происходили кровавые стычки. Чтобы положить конец распрям, Патрик и предложил Фиц-Гилберту жениться на его сестре. Джон, крепко подумав, развелся с первой, бездетной, супругой, и обвенчался с Сибиллой Солсбери. В этом браке родилось семеро детей, в том числе, Уильям Маршал.
В 1152 году, когда Уильяму было пять лет, его отец, Джон Маршал, оказался втянут в один из многочисленных конфликтов гражданской войны, полыхавшей тогда в Англии.
Джону принадлежал укрепленный форпост неподалеку от Лондона. И вот эта крепость приглянулась королю Стефану Блуаскому, внуку Вильгельма I Завоевателя.
Король Стефан Блуаский.
В начале лета 1152 года король Стефан осадил замок. Джон, не обладавший достаточным количеством войск, чтобы снять осаду, попросил Его Величество о перемирии, а в качестве заложника предложил ... своего пятилетнего сына, Уильяма.
Стефан согласился на такой расклад: когда мальчишку привезли в его лагерь, королевское войско было отведено. Однако, вскоре Стефану доложили, что Джон Маршал обманул его, начав спешное возведение дополнительных подкреплений и пригласив в форпост наемников.
Узнав об этом, Стефан отправил к Джону своего советника. Посланник передал Маршалу: если тот не прекратит военную деятельность в крепости, его сын будет повешен. Ответ Джона был следующим:
«У меня есть ещё молот и наковальня, чтобы выковать других детей, ещё лучших».
Король Стефан осерчал. Он приказал схватить маленького заложника и немедленно отправить на виселицу. Однако, когда мальчика повели на казнь, он начал как ни в чем не бывало играть с копьем стражника - и это растрогало Его Величество.
Тем не менее, злоба на Джона Маршала была все еще очень сильна. Чтобы отомстить своему врагу, король Стефан решил посадить мальчика в катапульту и зашвырнуть в осажденный замок.
Эдмунд Блэйр-Лейтон "Глас народа".
Но и этому не суждено было случиться. Когда малыша Вилли подвели к катапульте, тот решил, что это - качели. Мальчик забрался в ложку и, смеясь, начал просить "покатать" его. На глазах сурового Стефана показались слезы, и он приказал вытащить Вилли из катапульты.
Мальчик провел в качестве заложника больше года. Король Стефан сильно привязался к доброму и веселому малышу, и относился к ребенку, как к воспитаннику, а не как к пленнику. Его Величество кормил Уильяма разными вкусностями, и даже играл с ним в рыцарей.
В 1153 году Джону Маршалу пришлось сдать замок, а вскоре закончилась и гражданская война. Король Стефан помирился со своей кузиной и, по совместительству, главным соперником - королевой Матильдой. Было решено, что Стефан останется королем до конца жизни, а его наследником станет Генрих Плантагенет, сын Матильды.
Маленького Уильяма отпустили к отцу и матери.
Король Стефан скончался в 1154 году, передав власть Генриху II. Поначалу отношение нового короля к Джону Маршалу было вполне дружеским, однако, уже в 1154-ом положение рыцаря при дворе пошатнулось. Да, он все еще сохранял должность маршала, но его земли были разделены между другими баронами.
Оставшиеся в собственности Джона наделы достались старшим братьям Уильяма, ему же не досталось от отца ничего, кроме родового прозвания - Маршал.
В 1160 году Уиллу исполнилось 14 лет, и по приказу отца он отправился в Нормандию на обучение к рыцарю Гильому де Танкарвилю. С мальчиком в дальний и тяжелый путь отправился лишь один слуга.
Де Танкарвиль оказался человеком исключительно благородным, искусным в военном деле и чрезвычайно сильным физически. Уильям стал оруженосцем этого достойнейшего рыцаря.
Юный Маршал провел в замке де Танкарвиль семь лет, обучаясь всевозможным рыцарским премудростям и средневековому этикету. Помимо прочего, Уильям научился танцевать, петь, шикарно одеваться.
Замок де Танкарвиль.
Но основной страстью Уильяма было военное искусство. Под руководством де Танкарвиля юноша превратился в сильного и выносливого рыцаря, великолепно владеющего всеми видами боевого оружия. Отменные успехи Уильям продемонстрировал и верховой езде.
В 1166 году Гильом де Танкарвиль посвятил 20-летнего Уильяма Маршала в рыцари. В этом же году Нормандия вступила в войну с союзом трех графств - Булонь, Фландрия и Понтье.
Уильям, хотя и не обязан был защищать свою новую родину, присоединился к отряду рыцарей де Танкарвиля. В первом же бою Маршал показал себя невероятным храбрецом: он сразился сразу с тремя опытными рыцарями и одолел их.
После завершения войны де Танкарвиль решил уменьшить количество рыцарей в своем замке - содержать личную гвардию было весьма разорительно. "Под раздачу" попал и Уильям Маршал, которому пришлось покинуть своего учителя.
В 1165 году Уильяма узнает о смерти в Англии своего отца и двух братьев. Наследством завладел Джон II Маршал. Уильям не захотел возвращаться на Туманный Альбион, где его ждала не самая веселая судьба приживалы в замке брата.
Купив на рынке вьючную лошадь, Уильям стал бродячим безземельным рыцарем - в Средневековье таковых было немало.
На жизнь Маршал зарабатывал, участвуя в рыцарских турнирах, которые как раз стали весьма распространены. Выпросив у бывшего патрона де Танкарвиля боевого коня, Уильям отправился на турнир в Сен-Жаме неподалеку от Ле Мана.
В первом же поединке Уильям выбил из седла популярного рыцаря Филиппа де Валоня, вызвав восторг у публики. За победу Маршал получил круглую сумму, которая надолго поправила его финансовое положение.
На протяжении всего 1167 года Уильям участвовал во всех турнирах. В большинстве случаев он побеждал, но были и досадные поражения. Так, фламандский рыцарь Матье де Валинкур, сокрушил молодого соперника - и Уильям погиб бы, если бы не взмолился о пощаде и не пообещал заплатить большой денежный выкуп за свою жизнь.
В 1168 году Уильям все же решил вернуться в Англию. Он знал, что король Генрих II запретил рыцарские турниры, но Маршал больше не хотел биться за деньги. Молодой рыцарь надеялся найти на Родине патрона, который будет платить ему за охрану. И таковой покровитель быстро нашелся - это был его дядя, граф Патрик Солсбери.
В составе отряда графа Солсбери Уильям принимал участие в военной кампании в Аквитании, подавлял восстание Лузиньянов, сопровождал короля Генриха II на север Англии для встречи с французским монархом Людовиком VII.
В одной из битв с Лузиньянами был убит граф Солсбери. Уильям сражался за своего дядю и покровителя, как лев, но был ранен и пленен.
Второй раз в своей жизни Уильям Маршал стал пленником. Рыцаря бросили в подвал и забыли там - он был особо никому не нужен. Уильяму чудом удалось выжить.
В дальнейшем Маршал стал советником Генриха-младшего - 15-летнего сына Генриха II.
Через три года Генрих-младший восстал против отца. Одним из тех, кто принес ему клятву верности, был и Уильям Маршал.
Мятеж продолжался вплоть до 1174 года. В результате убедительную победу одержал Генрих II, который, впрочем, пощадил сына и его рыцарей.
Поняв, что свергнуть отца ему не удастся, Генрих-младший со своими рыцарями отправился в Нормандию для участия в турнирах. Вскоре имена Молодого короля, Уильяма "Бог за Маршала" и других великих бойцов гремели на всю Европу.
Уильям и Генрих-младший стали настоящими друзьями, но осенью 1182 года Молодой Король заподозрил свою супругу, Маргариту Французскую, в измене с Маршалом. Рыцарь был удален из свиты принца.
11 июня 1183 года Молодой Король скончался. Перед смертью Генрих заявил, что не держит зла на Уильяма Маршала и считает того жертвой оговора.
В 1186 году король Генрих II принял Уильяма в свою свиту, после чего началось резкое возвышение рыцаря. Маршал получает свое первое поместье с хорошим годовым доходом. Кроме того, Генрих II поручает Уильяму опекать наследника трона, молодого Ричарда Львиное Сердце.
18 ноября 1188 года Ричард, находившийся под сильным влиянием короля Франции Филиппа II Августа, вызвал гнев своего отца. Генрих II обвинил сына в предательстве и отказал ему в праве на английский трон.
Впрочем, на тот момент Генрих был уже тяжело болен, и он мало что мог противопоставить молодому задору Ричарда Львиное Сердце.
6 июля 1189 года Генрих II скончался. Ричард стал королем Англии.
Во времена Ричарда Львиное Сердце Уильям Маршал добился огромных высот. Новый король полностью доверял рыцарю.
Уильям женился на богатой аристократке Изабелле де Клер, взяв в качестве приданного огромные земли с несколькими замками. Женитьба сделала Маршала одним из богатейших людей страны.
Рыцарь преданно служил королю Ричарду, но в Третьем крестовом походе почему-то не участвовал.
После гибели Ричарда в марте 1199 года, Уильяму Маршалу пришлось служить распутному и жестокому королю Иоанну Безземельному, который стал одним из худших монархов в истории Англии.
Маршал предпринимал при дворе огромные усилия, чтобы не навлечь на свою семью недовольство взбалмошного Иоанна. Тем не менее, в 1205 году Иоанн Безземельный лишил Уильяма своей милости: рыцарь впал в опалу.
Уильям Херт в роли Уильяма Маршала в фильме "Робин Гуд" (2010).
Лишь после смерти Безземельного в 1216 году Маршал снова оказался при дворе, причем его возвышение было просто невероятным: Уильям стал регентом при 9-летнем Генрихе III.
Вплоть до своей смерти в 1219 году в почтенном возрасте 73 лет, сэр Уильям Маршал, фактически, правил страной.
Так сложилась судьба рыцаря, жизнь которого едва не оборвалась в раннем детстве самым жестоким образом - еще бы, его собирались запустить в стену из катапульты! - но храбрость, жизнелюбие и верность королю, позволила ему выжить и добиться невиданных высот.
(с) Василий Гавриленко, то есть, я)