— Иди сюда! — звала Рита. — Смотри, во что теперь одеваются! Мы так на День всех святых наряжались! Теперь так можно ходить! Прикинь!
— Наплевать! — громко сказал Толя.
— Что ты говоришь, Толя?! — прокричала Рита. — Я не слышу!
— Наплевать, — повторил Толя.
В дверь позвонили с осторожной настойчивостью.
— Открой! — крикнула Рита. — У меня кипит!
За дверью стоял парень лет двадцати. Его подхалимское лицо истекало дружелюбием, как сливочным кремом. Можно было подумать, что он именинник и принёс торт.
— Вам сегодня очень повезло! Наша фирма устроила для вас персональную акцию! — затараторил парень, протягивая картонную коробку. — В этом комплекте то, о чём вы так долго мечтали! Откройте и убедитесь!
«Странно, — подумал Толя, глядя в самые честные глаза, — мир катится к чертям, разваливаясь на ходу, а кругом упорно стараются этого не замечать и с улыбкой перепродают его красиво упакованные обломки».
Толя хлопнул дверью перед носом парнишки.
— Кто это был? — спросила Рита.
— Голодный дух, — ответил Толя.
— В смысле? — не поняла Рита.
Толя и сам не понял, к чему это сказал. Стоял и молчал, равнодушно наблюдая, как холодеют зрачки Риты.
«У любви нет совести, — вспомнил он чьи-то слова, видя в глазах жены почти ненависть. — Да и откуда ей взяться?»
— У тебя нет совести, Толь, — сказала Рита. — Последнее время ты меня не слушаешь и не слышишь.
— Точно, — подтвердил Толя.
И добавил, только не вслух: «Наплевать».
В дверь опять позвонили. По коридору прошла младшая сестра и впустила в квартиру двух дружков, похожих на выспавшихся домашних котов. Один из них заметил Толю и приветственно кивнул. Второй даже не глянул в его сторону.
Подразнив нос ароматами с кухни, Толя направился в комнату. В коридоре было слышно, как у сестры громко разговаривали её дружки:
— Ты зря этим не пользуешься, — насмешливо упрекнул один. — Девчонкам нравится. И есть в любом интернет-магазине.
Кажется, это был тот, кто поздоровался.
— Наплевать, — равнодушно сказал второй.
— Гм, — немного удивился Толя.
Не успел он опуститься в кресло, чтобы полистать журнал и прикинуть, сколько ещё протянет в этом дурдоме, то есть на этом свете, как Рита заявилась из кухни и сердито спросила:
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— С чего бы это? — тоже сердито спросил Толя.
— Наш с тобой мир рушится, а ты ничего не собираешься предпринимать. Тебе что, наплевать на это?
— Рушится? — повторил Толя.
— Наплевать, — неожиданно для обоих произнёс Толя.
Рита заплакала и убежала. Толя устало вздохнул и поплёлся на кухню её успокаивать. Хныкать Рита перестала только после его признания, что он тронулся умом от безделья и теперь себя не контролирует.
— Прости меня, Риточка, — бормотал Толя. — Нервы. Третий месяц ищу работу и без толку. И есть хочется — так вкусно пахнет!
Она ощупала его голову, погладила по щеке и поцеловала в шею. Толя загорелся и потащил её к постели. Она сделала вид, что не поняла, потом обиделась и укусила. Ну да, когда-то он и полюбил Риту за трогательную дикарскую непокорность и увёз в Крым.
В телевизоре просигналил новый смешной сериал. Забыв обо всём, Рита замерла у экрана. Толя молча наблюдал, как она отдаётся ему.
Не заводи телевизор, если хочешь остаться в доме хозяином. Уж лучше жить с одной радиоточкой и слушать классическую музыку, чем сидеть по комнатам в компании ласковых убийц. Работа и так обкрадывает людей на половину жизни, так они ещё добровольно несут оставшееся бесконечным идолам. Есть за что ненавидеть телевизор.
На кухне появился один из дружков сестры — тот, который кивал Толе, — и тоже уставился в экран. Можно было подумать, что оттуда ему машут рукой и показывают фокусы. Впрочем, так оно и было. Глаза Риты и приветливого парня гипнотизировали картинку с кривляющимися человечками, как икону.
Толе такие фокусы не нравились. Он пошёл прочь.
— Ты куда? — не отрываясь, спросила Рита.
Толя промолчал. Ей было всё равно.
— Где у вас бокалы? — спросил дружок сестры.
— В шкафу над мойкой. Как раз три. Раньше их было шесть, — объяснял Толя, пытаясь отвлечь парня от экрана. — Один я разбил буквально вчера, а два — сразу, как только их нам подарили на свадьбу.
— Отлично, — сказал кто-то с экрана. — Теперь нам всем чёртова крышка.
— Побереги нервы. Они тебе ещё пригодятся, — ответили ему.
— Вам уже ничего не пригодится, — сказал им Толя.
Толя прошёл мимо уборной, открыл стенной шкаф в коридоре. В углу пылилось воздушное ружьё Ритиного папаши, который стаскивал домой всякий хлам. Он всегда говорил Толе, пока был жив: «От тебя, подлеца, дому никакого прока — ты только и норовишь что-нибудь сломать или выкинуть». Подумав, Толя достал ствол и прямо из коридора прицелился в экран.
Из комнаты сестры неожиданно грянула музыка, и Толя непроизвольно нажал курок. Пулька попала в вазу, стоявшую на полке с телевизором. Она с грохотом разбилась.
Дружок сестры упал на пол и закрыл руками голову. Рита завизжала так, что Толя испугался. Ему даже показалось, что он подстрелил её, хотя точно видел, что пострадала лишь ваза.
— Не убивайте меня! — прокричал дружок сестры. — Я ничего не сделал!
— Всё без толку, — сказал кто-то с экрана, — у этого парня нет мозгов.
— А у кого они сейчас есть? — ответили ему. — Только у тех, кто ими пользуется.
Бросив ружьё, Толя увидел себя в зеркале, в панике выскочил из квартиры и по лестнице чёрного хода вылетел во двор. Перебежал дорогу и замер на тротуаре при воющих звуках патрульной машины. Она проехала в другую сторону.
«Какого чёрта я стрелял? Неужели меня довели? — проносились мысли в голове Толи. — Да, отражение в зеркале было как у сумасшедшего. Последний раз я стрелял из водяного пистолета в родную тётушку, которая встала на пути к банке вишнёвого варенья. С тех пор я покорно терпел всё, что мне навязывали, и жизнь казалась вполне сносной штукой. Как получилось, что за два месяца я стал смотреть на мир другими глазами? Он весь исходит сверкающей блевотиной, которая не марает, а хоронит заживо».
— Эй, приятель! — прокричал Толе в ухо долговязый кретин с улыбкой шире улицы. — Не хочешь побыть статистом? На набережной через полчаса пройдут съёмки. Я вижу, ты всё равно слоняешься без дела.
С Толей часто обращались панибратски. Наверное, из-за его лица деревенского простака.
— Три тысячи, чел, за полчаса работы! — ухмылялся долговязый.
— Нужно постоять в толпе зевак возле трупа.
— Не настоящего, чел. Загримированный актёр, его убьют.
— А это ты узнаешь в конце года, когда увидишь себя на экране. Ха!
— Три тысячи? — спросил Толя.
Актёр, игравший труп, прошёл через толпу статистов, высокомерно задрав нос, и снисходительно улёгся на тротуаре. Его смочили кровью, вернее, краской, придали лицу застывшее идиотское выражение маски мертвеца и попросили всех смотреть на него так, словно он каждому был должен по состоянию.
Массовка постояла пару минут. Потом разрешили перекурить, актёр потрепался с режиссёром, и его положили под другим углом. Массовку опять расставили возле тела, только теперь с выражением лиц, как будто ему должны по целому состоянию.
— Все свободны, — объявил помощник режиссёра, — деньги получите на выходе с площадки.
Только Толя получил гонорар, как его схватили за руку. Это был долговязый.
— Послушай, — сказал он, — ты единственный, кто смотрел на труп не как все.
— Словно ты знаешь, кто его убил и кто все эти люди вокруг.
— У режиссёра родилась идея расширить сюжетную линию, если продюсеры будут не против. Позже он хотел бы связаться с тобой и обговорить условия.
— Катись к чертям, — спокойно проговорил Толя, словно предложил прокатиться на велосипеде. — Вместе со своим режиссёром и продюсерами.
Помощник режиссёра недоумённо пожал плечами и отошёл. Ему было наплевать. Толя тоже пошёл прочь. За ним увязался какой-то тип. Сначала он шёл чуть сзади, потом пристроился рядом. Тип был невзрачен и плохо одет. Таких замечают, только если они начинают выпрашивать деньги или вопить дурным голосом.
— Послушай, — нервно вздрагивая и чуть заикаясь, сказал он. — Я с-слышал ваш разговор. Почему ты отказался? Если бы такое предложили мне...
— Я не продаюсь, — оборвал Толя.
— Не морочь голову! — возмутился он. — Ты только что п-продал себя за три тысячи.
— Это была разовая платная услуга.
— Не заливай. Ты что-то с-скрываешь. Или ты просто испугался?
— Ответственности. Если бы такое п-предложили мне…
— Не просто испугался, — остановился Толя, чтобы смотреть типу в лицо непонятного цвета, точно засиженное мухами. — А пришёл в ужас.
— П-пришёл в ужас? В смысле? — не понимал тот.
— В смысле, что кругом столько дебилов, которым хочется, чтобы на них глазели и лайкали! — разозлился Толя и схлестнулся с типом.
Тот получил по уху, оторвав Толе карман рубашки и расцарапав шею. Их разняли седые старички, слонявшиеся поблизости в поисках разрушенного чуда архитектуры. Теперь на его месте стоял наскоро скроенный массивный уродец из стекла и пластмассы.
— Плохо дело, ребята, — покачал головой старик с осанкой графа Честерфилда. — Какой бы ни была причина стычки, но одному из вас стоило проявить ум, чтобы избежать драки.
— Пошёл ты, — огрызнулся Толин противник.
— Иди сам, снимайся в своих тупых сериалах! — попытался дотянуться до него Толя.
Зло поплевавшись, они разошлись. Окончательно избавившись от кармана и одышки, Толя решил снять напряжение от встряски и пересчитал наличность.
В меланхоличной прогулке, выпив вина в сквере, Толя обошёл несколько старых кварталов, заглядывая во дворы, словно вынюхивая следы прошлых веков. Раньше, когда не было такого количества бездушных идолов, мир крутился иначе. Толя был в этом уверен. Недалеко от дома, где жил Бунин, Толя ради хохмы обратился к табличке с изображением писателя его же словами:
— Я человек: как бог, я обречён познать тоску всех стран и всех времён!
Перед ним стоял помощник режиссёра.
— Следишь за мной? — сразу завёлся Толя.
— Живу здесь. — В руках у помощника режиссёра был пакет с продуктами.
— Ещё пара неприятностей за сегодня, и соглашусь.
— Ага, видно, что ты не в себе. Но нам такие и нужны.
— А я не хочу играть по вашим правилам.
— Да какие правила! Пригодишься на пару раз — и хорошо. Не мечтал разве попасть в телевизор?
— В детстве. Так оно прошло.
— С помощью ваших кукловодов?
— Всё в твоей голове. Ладно, не хочешь — не надо.
— А может… надо. Я не знаю, но хочу разобраться.
Толя дал долговязому свой номер и посмотрел, как он лёгкой походкой исчезает в парадном подъезде прежде доходного дома.
Темнело, усталость ломила спину, Толе хотелось одного — вздремнуть. Метро он переносил плохо из-за ощущения, будто катаешься в чужом гробу. Сев у «Баррикадной» на троллейбус, сделав полукруг по Садовому кольцу, отделявшему суету зёрен от суеты плевел, Толя сошёл у Площади трёх вокзалов. Здесь жизнь наполнялась особым дорожным смыслом, обгонявшим другие смыслы с криком и гомоном. На Ярославском вокзале Толя вежливо прикорнул у чьих-то тюков, его почти не было видно за ними. Тюки пахли соломой, ржаным хлебом и огурцами.
Недолго поворочавшись, Толя увидел странный сон. Он стоял у огромной, в три его роста, картины. Табличка под рамой смело заявляла: «Спасение "Титаника"». Полотно привлекало обезоруживающим оптимизмом. В разверзнутых небесах парили сытые пухленькие ангелы с золотыми трубами, меж белых облаков вниз взирали божественные лики. А там тяжёлые айсберги, прежде обрекавшие корабль на гибель, превратились в столпы послушной воды и замерли. На корабле царило радостное воодушевление. Взволнованные люди заполнили палубы: дети с разноцветными шарами, молодые женщины в светлых платьях, офицеры в белых мундирах — все одинаково счастливы и безлики. В отражении морской воды огромный корабль превращался в Ноев ковчег, на котором встречали голубя с веткой оливы в клюве.
Толя открыл глаза разбитый, с горечью во рту и мыслью, что такой сон трудно забыть. Проспал он чуть больше получаса. Тюки забрали, вместо них лежала мятая газета. Толя машинально взял её и, думая, что делать, принялся разглядывать объявления. Его заинтересовало одно: «Прапорщик примет в дар семиструнную гитару, т. 713-88-23».
Толю охватила уверенность, что нужно позвонить. Он полез в карман, но вспомнил, что телефон остался дома. Возбуждённый, Толя вскочил и побежал на поиски.
Нужно было проехать пару станций метро в сторону «Сокольников», где снимал квартиру приятель. Решившись, Толя спустился под землю. Постоял у первого вагона и вошёл во второй. На следующей станции в дверях появился подросток со спортивной сумкой.
— Шарики-ракеты! — бойко объяснил он. — Со свистком!
Принцип действия был прост. Подросток тут же его продемонстрировал. Шарик со свистом пролетел через весь вагон и, сморщенный, упал на рукав кашемирового костюма крупного мужчины, беседовавшего с молодой женщиной напротив Толи. Видимо, узрев тот же щекотливый образ, что и он, мужчина брезгливо поморщился. Элегантные усики над верхней губой хищно шевельнулись. Одним движением мужчина стряхнул безмозглую резинку.
Толя жизнерадостно улыбнулся, но сразу превратил улыбку в печальную гримасу, заметив вызванную его участием неприязнь. Крупный обладатель дорогого костюма посмотрел так, будто готов всадить нож по рукоятку. Толя прищурился, словно жалуясь на плохое зрение, и уставился в пустоту. Подросток пробрался по вагону, поднял свой самый подвижный экземпляр и вышел.
Подростка сменил молодой негр, при нём были жена и четверо детишек. Негры нечасто катаются в подземке целыми семьями, и внимание вагона переключилось на них. Никого не замечая, они походили на глубоководных пучеглазых рыб, которых не касалась эта реальность. «Куда же они плывут? — думал Толя. — Судя по их отрешённому виду, просто мимо».
Он поднялся на выход. Мужик, поймавший шарик, опять с неприязнью посмотрел в сторону Толи.
— Семь один три восемь восемь два три, — перехватив его взгляд, сообщил Толя.
— Телефон моего секунданта, — успел пояснить Толя.
Со спины его прикрыла семья негров, выходившая следом. На платформе он пропустил их вперёд и в толпе двигался за ними, фантазируя, как бы ему жилось, если бы родился в Африке. «Вряд ли бы я поехал туда, где живут белые, — размышлял Толя. — Почему? Да потому, что их будущее бессмысленно, как девяносто пятая серия бездушной саги, промывающей мозг из всезнающего ящика. Они те же обезьяны, только белые, с деньгами и оружием. Банально? Вряд ли найдётся причина поинтереснее».
На эскалаторе Толя прошёл вперёд и встал за двумя молоденькими девицами с формами, приятными для созерцания.
— Вот, представляешь, какие бывают совпадения! — о чём-то договорила чуть менее смазливая. — Я везучая.
Вторая мельком глянула на Толю и сказала:
— И правильно, что согласилась. Я бы тоже на что угодно согласилась, лишь бы попасть на обложку такого журнала.
Первая только довольно вздохнула.
— Я тоже своего добьюсь, — твёрдо добавила вторая и как-то мстительно посмотрела на Толю, словно он протестовал.
С её фигурой можно было добиться большего, чем попасть на обложку глянцевого журнала. «На твоём месте, с такими буферами и мордашкой, вообще бы не парился», — подумал Толя, улыбаясь ей в ответ.
Мимо проехал юный парнишка с дредами. Он высокомерно глянул на темнокожую семейку, словно был двенадцатым ребёнком Боба Марли, хотя вряд ли слышал о Ли Перри. Провожая парнишку взглядом, Толя подумал, что любая идея, даже самая красивая и гуманная, может успешно продаваться и морочить людям головы, превращая их в мусорку, которую легче спалить, чем расчистить. С этой мыслью он появился на поверхности.
У приятеля было отличное настроение. Он радостно встретил Толю, распахнув дверь, ожидая, когда поднимется лифт.
Пританцовывая, Стёпа ходил по комнате и чуть ли не каждую минуту целовал жену в щёчку. Они так хорошо ладили, что Толя даже забыл, зачем явился, и спросил:
— Вы чего такие радостные? Выиграли в лотерею? Едете в отпуск? Нашли купленный пять лет назад биткойн?
— А ты налей и отойди, — аукнула со стены телевизионная реклама.
— Дайте телефон, — вспомнил Толя.
Трубка была тёплой, словно заждалась его. Толя отозвал Стёпу на кухню, подмигнул и поставил на громкую связь.
— Вам нужна семиструнная гитара?
— Ничего странного, ты уже восьмой, кто мне сегодня звонит. Если я узнаю, чья это шутка, то разобью об его голову все гитары, которые скоро буду принимать в подарок.
Трубка выругалась отборным матом.
— Ну пока, — попрощался Толя.
Стёпа посмотрел на него как на огородное чучело, а потом принялся угадывать и давать советы:
— Поругался с Ритой. На взводе. Толь, ты следи за собой, а то, не ровён час, до тебя не докричишься. Сам знаешь, люди сейчас сходят с ума быстрее, чем делают вдох-выдох. Вброс ненужной информации, взрыв мозга — и ты на крючке. Петю помнишь?
— Ну, мы вместе учились до второго курса. У вас же с ним журнал о шестидесятых.
— Всё. Доигрался в шестидесятые.
— Поверил нашим идолам, взял гитару и уехал в Индию песни сочинять.
— А кто говорит, что плохо? — пожал плечами Стёпа.
— Лапа, беги скорей сюда! — позвала из комнаты его жена. — Наш сериал начался!
— Вот-вот, — мрачно сказал Толя.
— Хороший сериал, — усмехнулся Стёпа. — В английском стиле, много смешного.
— Конечно, — согласился Толя, — кто бы сомневался.
— Пойдём проверим, чего там смешного.
Толя сел перед телевизором и чуть не взвизгнул от боли. Вот где уродовали мир! Вот где прятался враг — в этой чёртовой штуковине. Она оставляла от жизни обрезки, вместо людей подсовывала кукол.
«Как же они этого не понимают?» — думал Толя.
Стёпа с женой в обнимку пялились в экран и смеялись как дети. Не хотелось портить их идиллию. Толя не стал накидываться на паршивую коробку с искусственными человечками. Сходил в уборную и сам убрался.
На метро он опоздал. Впрочем, ехать никуда не хотелось. Везде неуютно, когда хочешь катапультироваться на другую планету. Толя встал у спуска в подземку и закурил.
Ночь разрешила бродягам появиться на улицах. Они расползались вокруг, как насекомые, обретшие частичку разума. Им не нужны идолы, чтобы цепляться за жизнь. Один из бродяг, двигавшийся мимо, как сломанный заводной медвежонок, остановился и попросил сигарету.
— Ты смотришь телевизор? — угостив, спросил Толя.
— Вчера. Сквозь витрину магазина я видел взрыв самолёта и большую драку. Люди лезли по головам.
— Мне понравилось и то, и другое.
Толя пошёл в ближайший ларёк и купил два крепких пива.
— Тебе хочется попасть в телевизор? — спросил он у бродяги.
— Сняться в каком-нибудь фильме или передаче. У тебя вид харизматичный. Постаревший Дюдя Лебовски. И кофта такая же.
— В передаче про собак, — беззубо улыбнулся бродяга. — У меня была большая добрая псина, она защищала меня, но её сбила машина.
Это Толю растрогало. Подошли ещё двое, он угостил всех.
— А что бы ты хотел в подарок? — спросил Толя у беззубого бродяги.
— Гитару. Можно семиструнную.
— И телефон дам. Будешь канал свой вести и песни там петь у горящих мусорок. Чтоб символично было.
Утро прихватило Толю на лавке рядом с бродягой. Они лежали валетом, как родные братья, прикрывшись чьей-то курткой. Толю тошнило и мутило.
Плохо понимая, что и как, он возвращался домой. Мир диктовал условия, по которым он не мог прожить без своего угла. По крайней мере, нужно место, где никто не увидит, где можно сварить похлёбку и слушать тишину, которую не отнимут.
Только Толя переступил порог, как Рита со слезами бросилась на шею и заныла, словно в дешёвой постановке. Что он мог сказать? Только одно:
— Что же будет дальше? — рыдала она. — Ты разлюбил меня?
— Прости, малыш, — твердил Толя. — Когда я начинаю думать, что жизнь катится к чертям, то всё делаю не как нормальные люди и очень нервничаю. Кому я нужен со своим филологическим образованием? Я чужой в этом городе, хотя четыре года как приехал. Хочешь, я завтра устроюсь грузчиком, сторожем или на стройку? Я просто схожу с ума от мысли, что не верю этому миру!
— Я не понимаю тебя, — жалобно произнесла Рита. — Почему мы не можем жить как обычные люди и просто любить друг друга?
— Любовь, малыш, — это не то, что ты себе представляешь, — с трудом говорил Толя. — Это всегда намного хуже и лучше…
— Я тебя не понимаю, — ещё жалобнее повторила Рита.
— Думаешь, я тебя понимаю, когда ты так пищишь? — не выдержал Толя. — Что с тобой происходит, малыш? Кому ты подарила свои мозги?
Рита заплакала. Иногда от её слёз в Толе скреблась жалость, а чаще вырывалось бешенство. В этот раз заскреблась жалость — он стал гладить Риту и говорить о любви.
— Ты ужасно пахнешь, — улыбнулась Рита.
— Я подружился с бродягами. Выяснил, что они любят животных и готовы петь. Но больше — пить. А пьют всякую гадость. Кажется, я обещал им подарить телефон и гитару.
— Что? Иди прими душ, потом я тебя покормлю.
— С другим парнем. Она-то хоть позвонила.
— Не спала всю ночь. Отпросилась у шефа. Час назад кто-то звонил на твой телефон. Какой-то режиссёр.
После завтрака Толя помыл посуду и предложил лечь отдохнуть. В постели они обнялись и уснули. «Пусть мир катится куда ему вздумается, — напоследок подумал Толя, уткнувшись в подушку. — Всё равно мне катиться вместе с ним, пока я сплю с женщиной и охраняю наш дом».
Вечером, выспавшись, Толя в одиночестве наблюдал в окно. Рита ушла в магазин. Пустой двор, только два старика рылись в мусорном баке. В стороне странный лохматый тип в поношенном пальто тоже смотрел на них. Сначала один старик нашёл костыли. Примерил их, повертел в руках и отставил в сторону. Потом другой нашёл куртку, попытался в неё влезть, но она была откровенно мала.
Странный тип повернулся и ушёл. Наконец из глубины мусора старики извлекли какой-то свёрток. Надорвали его. Озираясь, быстро сунули в свой пакет и исчезли.
«Дурацкая скучная жизнь, — равнодушно размышлял Толя. — Можно устроиться на работу, строить карьеру, можно бездельничать и валять дурака, можно даже сойти с ума. Всем наплевать. Вечность интересуют другие дела». Час назад Толя пообещал Рите, что возьмётся за любую работу: на стройку, в статисты, в курьеры, куда угодно. Она обрадовалась и сказала:
— Теперь в нашей жизни всё изменится!
Но ничего не изменится, пока не поймёшь, что тебя обманули и вместо жизни подсунули использованную резинку. И тогда нужно будет начинать по новой, и тогда нужно будет делать реальный выбор, кто ты на самом деле.
Толя заварил свежего чая, отгоняя паршивое настроение. И тут под окном зашуршали шины. Несколько раз громко, по-хозяйски, посигналил автомобиль. Хлопнули дверцы. Грубые голоса, как брёвна, прокатились по двору. Толя выглянул. Два детины в чёрных костюмах перерывали мусорку, как кроты. Судя по энтузиазму, они искали не старые куртки и башмаки.
«Повезло старикам, — обрадовался Толя. — Может, оно и хорошо, что каждое мгновение у кого-то появляется шанс купить новую жизнь. В сущности, похожую на старую, но всё-таки...»
Настроение медленно поползло вверх. Напевая, Толя автоматически включил телевизор. Потом выключил. Подумал и опять включил, усмехнувшись: «Ведь скоро меня покажут».
Корректор: Вера Вересиянова
Другая художественная литература: chtivo.spb.ru
