Сидел я как-то, пил чай с батоном «Нарезным» и слушал истории отца. А у него, у человека с педагогическим стажем, их – хоть отбавляй. Однажды он поведал мне сагу о своем боевом крещении, которое чуть не стало для него и последним причастием.

Дело было в славные советские времена, на излёте лихих 60-х. Мой отец, молодой специалист, только что получивший диплом и горевший желанием сеять разумное, доброе, вечное (а заодно и получить за это побольше старших коллег, ибо платили в техникумах на порядок лучше), устроился в местный техникум. Естественно, с испытательным сроком. Это такой педагогический ритуал посвящения, где тебя бьют по голове не дубиной, а производственным планом.

И поскольку отец был полон юношеского максимализма и веры в силу педагогики, ему, как самому свежему мясу, скормили самую «лакомую» группу – женскую, состоявшую сплошь из строптивых, хулиганистых и на редкость изобретательных в части отлынивания студенток. С ними никто из матёрых преподавателей работать не хотел, скинув «подарок» новичку. Группа была этаким педагогическим Эверестом: все знали, что она есть, все восхищались её неприступностью, но покорять шли только самоубийцы.

Начался учебный год, а с ним и священный ритуал – осенняя отправка студентов на сельхозработы. Картина маслом: бескрайние поля, золотые колосья, и… его студентки, изображающие трудовой энтузиазм с точностью до наоборот. Кто-то вяло полол свёклу, как будто боялся её обидеть, кто-то бил баклуши с таким азартом, что казалось, вот-вот поставят мировой рекурд. А одна девушка, кажется, умудрилась загорать в пасмурный день.

Отец наблюдал за этим безобразием и чувствовал, как его педагогический идеализм медленно испаряется вместе с надеждой пройти испытательный срок. И тут его осенило! Он вспомнил про великих советских педагогов – Макаренко и Сухомлинского. «Вот оно! – думал он, – Применю научный подход! Выявлю лидеров!»

Понаблюдав пару дней, он вычислил «серых кардиналов» группы – двух-трёх девиц с характером стального прокатного стана. Они не работали, но артистично изображали бурную деятельность, и на них с надеждой и обожанием смотрели все остальные. Это был костяк, цементирующий коллективный трудоголический протест.

Отец, как настоящий конспиратор, вызвал их на тайную беседу за стогом сена.
– Девочки, – начал он, заговорщицки понизив голос, – я вижу, вы здесь неформальные лидеры. Предлагаю сделку. Вы организуете остальных, и мы всей группой управляемся с нашим участком в рекордные сроки. Вам лично палец о палец бить не нужно – только командовать. А я, как только работа будет сделана, отпускаю всех по домам. Честное пионерское.

Глаза у лидеров загорелись. Идея превратиться из подневольных работниц в прорабов с правом увольнения пришлась им по душе.

Эффект был ошеломляющим. То, что он увидел на следующий день, можно было описать только словами «педагогическая атомная бомба». Девицы свистели, кричали и жестами, достойными полевого командира, организовали товарок в ударную бригаду. Работа закипела с таким энтузиазмом, что колосья падали сами от одного грозного взгляда. Весь участок был убран за… полчаса! Отец смотрел на это и тихо ликовал. В уме он уже писал диссертацию на тему «Мотивация трудовой деятельности строптивых коллективов методом стратегического безделья».

С довольной ухмылкой он, сдерживая смех, махнул рукой: «Свободны!». Группа с радостными воплями ринулась прочь от ненавистного поля.

Отец предвкушал, как его вот-вот вызовет директор, чтобы пожать руку и объявить лучшим молодым специалистом месяца. Наивный романтик!

На следующий день его, конечно, вызвал директор. Но руку не пожал. Лицо у начальника было такое, словно он только что прочитал доклад о внедрении капитализма в отдельно взятом техникуме.

– Ну что ж, – тяжело вздохнул директор, – Испытательный срок вы, молодой человек, провалили. Но я человек не бессердечный, даю вам время подумать над ошибками и продолжить работу.

Отца будто обухом по голове. Что случилось? Работа сделана, план выполнен, студенты довольны. Где промашка?

А промашка, как водится, была в человеческом факторе, точнее, в факторе преподавательской зависти и советской «справедливости».

Оказалось, что его смышлёные студентки, получив заслуженную свободу, не разошлись по домам. Зачем? Им стало скучно! И они, как стая весёлых и голодных воробьёв, разлетелись по другим полям, где их менее прогрессивные коллеги всё ещё вкалывали под палящим солнцем.

Представьте картину: одна группа усердно копает картошку, пот градом, а тут подходит группа моих отцовских учениц – чистенькие, отдохнувшие, и начинают весело общаться.
– Ой, Маш, а ты слышала?..
– А у нас вот так быстро управились, а вы всё тут?!
– Не напрягайтесь так, наш препод вообще legends (легенда)!

Трудовой энтузиазм на других полях рухнул ниже плинтуса. Работа встала. План по сдаче сельхозпродукции оказался под угрозой срыва.

Особенно рьяно возмутился один преподаватель, этакий боец идеологического фронта. Его метод воспитания заключался в простом лозунге: «Кто не работает, тот не ест! А кто работает медленно, тот ест мало и без первого». Увидев, как его личная битва за урожай проиграна из-за беспечно болтающих бездельниц, он, пыхтя от праведного гнева, помчался к директору.

И пожаловался. Не просто пожаловался, а с формулировкой, достойной классика: «Его группа НИЧЕГО не делает и МЕШАЕТ другим работать!».

Директор, человек системы, увидел не блестящий педагогический приём, а нарушение трудовой дисциплины и подрыв авторитета других преподавателей. Система Макаренко-Сухомлинского дала сбой, столкнувшись с непреложным законом советского коллектива: «Не высовывайся, а то засунут».

Вот так мой отец, мечтавший стать новатором педагогики, чуть не стал её жертвой. Он тогда понял главное: в воспитании молодёжи важно не только то, как быстро твоя группа выполнит план, но и куда она потом пойдет этот план сорвать.

А испытательный срок он, конечно, в итоге прошёл. Но с тех пор его супер-метод применял с одной маленькой поправкой: отпуская свою группу пораньше, он добавлял: «И чтобы духа вашего здесь не было! Разошлись по домам и молчок!». И это, как выяснилось, и была та самая высшая педагогика.

Первые шаги: гонка за Венеру

Интерес к Венере возник ещё в начале космической эры. Планета находилась сравнительно близко, но была скрыта плотным слоем облаков. Единственным способом узнать, что под ними, стала автоматическая межпланетная станция.

СССР запустил первую в мире станцию к Венере — «Венера-1» (1961). Хотя связь с аппаратом вскоре потерялась, он стал первым космическим устройством, пролетевшим рядом с планетой.

Прорыв: «Венера-4» и первый анализ атмосферы

Настоящей научной сенсацией стал аппарат «Венера-4» (1967). Это был первый в истории космонавтики зонд, который успешно вошёл в атмосферу другой планеты и передал оттуда данные.

Были получены ключевые результаты:

• атмосфера почти полностью состоит из углекислого газа;

• давление огромно — десятки земных атмосфер;

• температура в нижних слоях — сотни градусов.

Первые мягкие посадки: «Венера-7» и «Венера-8»

В 1970 году происходило событие, которое навсегда вошло в историю науки.

«Венера-7» (1970) — первый аппарат, совершивший мягкую посадку на другую планету и передавший сигнал с поверхности. Пусть передача длилась лишь 23 минуты, но это стало научным прорывом: удалось измерить температуру поверхности — около 475 °C.

«Венера-8» (1972) — передала данные дольше и уточнила параметры атмосферы и освещённости. Оказалось, что на поверхности Венеры можно проводить фотосъёмку — свет достигает почвы сквозь облака.

Фотографии с другой планеты: «Венера-9» и «Венера-10»

В 1975 году мир впервые увидел, как выглядит поверхность Венеры. «Венера-9» — сделала первые в истории фотографии с поверхности другой планеты. Станция показала каменистый, потрескавшийся ландшафт и серо-коричневые валуны.

«Венера-10» повторила успех, получив новые снимки и данные о составе грунта. СССР стал первой и на тот момент единственной страной, получившей визуальную информацию прямо с поверхности Венеры.

Пики программы: «Венера-13» и «Венера-14»

Аппараты «Венера-13» и «Венера-14» (1982) стали одними из самых успешных и научно значимых в истории.

Их достижения:

• цветные панорамы поверхности;

• химический анализ венерианского грунта;

• данные о громах, ветре, освещённости;

• рекордное время работы в условиях ада — до 127 минут, хотя расчётный срок был 30 минут.

Фотографии, полученные этими аппаратами, до сих пор остаются одними из самых известных изображений внеземной поверхности.

«Вега-1» и «Вега-2»: зонды и аэростаты

В 1984 году СССР запустил уникальные аппараты «Вега-1» и «Вега-2». Впервые в истории:

• в атмосферу Венеры были спущены аэростаты, работающие на высоте около 54 км;

• они передавали данные более 46 часов, изучая движение облаков и ветра.

Это были первые атмосферные зонды в истории человечества, использующие воздушные шары на другой планете.

Почему советские исследования Венеры были уникальны

1. СССР первым и единственным передавал данные с поверхности Венеры 10 раз подряд.

2. До сих пор ни одна страна не повторила мягкую посадку на поверхность Венеры.

3. Советские аппараты дали более 80% всех данных о поверхности планеты, которыми располагает мировая наука.

4. Многие химические и климатические параметры Венеры были установлены впервые именно советскими миссиями.

Источник:  (Роскосмос) – Исторические материалы по программе «Венера»