Я глянул на его голову. И правда солидная сиська.

- Она могла убить меня этой сиськой - любой из них. Сам не знаю, как я оттуда выбрался.

Дальше он замолчал, встал, сел, походил взад-вперед, опять поканючил. Он ничего не мог сделать мне. Несчастный, беспомощный, алкозависимый призрак. Когда Буковски одолевала скука, он принимался активно махать руками. В книгах он не соврал: руки были коротковаты. Я тогда вынимал наушники. Буковски, не прекращая ходить, выплескивал на меня историю. Этого не было в его книгах. Эксклюзив.

- Взялся как-то я таксовать. На скачках не перло, на чтения меня перестали звать, рассказы не принимали. Черная полоса. Ну, говорю я своей "Меркурию-комете" 62-го, выручай меня, детка. Сажусь, таксую. С моей-то рожей ко мне садиться, конечно же, не спешили. Но баксов пятнадцать я заработал. Хватало на пару дней. Еду домой со смены, гляжу, тормозят меня три девчонки. Лет восемнадцать каждой, от силы двадцать. А может, кому-то из них и меньше. Не из разряда шикарных женщин, но сексапильные. Все три в мини-юбка, да и все остальное особенно не скрывают. Одна просовывает в окно голову. "Дядя, - говорит мне она, - довези нас до клуба". И называет клуб. Не близко, через весь город переть. Я охуел, прикидывая, сколько буду ехать туда и сколько потом до дома. Но, раз уж за это взялся, решил не упускать возможность хорошенько подзаработать. Тут она говорит: "Только мы тебе не заплатим". "Как это?" - спрашиваю. "Да так. Можешь нас по пути трахнуть. Всех троих. И дашь еще сверху пятак". Я поразмыслил, послал их на хуй и порулил домой.

- Ну, даешь, - протянул я разочарованно.

- Я тогда, знаешь, о чем подумал? Я - старый ебила. Я не смогу трахнуть их всех троих. Тыкать каждой по очереди с интервалом десять секунд - глупо. Больше бегать запыхаюсь. А ждать до завтра, пока я восстановлюсь, никто не будет. Кончу за две минуты в одну, а поездки туда-обратно на два часа. Еще и пятак отдам.

- Логично, но в книгах ты ко всему относился проще. Повиновался импульсу, хотя и плавал потом в дерьме.

- Я всегда плавал в дерьме, импульс тут ни при чем. А если серьезно, все дело в выпивке. Таксовал я, сам понимаешь, на трезвую голову. Кстати, не пришло еще время выпить?

- Нет, еще двенадцать часов.

- Господи Боже мой! Ты, парень, убьешь меня второй раз!

- Всегда мечтал экзорцистом стать.

- Ладно, чего уж там... Случилось как-то со мной такое...

- Нет, малыш. Дай я просто здесь посижу.

Я отметил, что пойла в бутылке стало как-будто меньше.

- Недурно, - сказал Буковски.

Теперь уже одна пятая бутылки была пуста.

- Ого, ты и правда можешь!

- А я тебе о чем говорю? Я если что чувствую, то это точно на сто процентов.

- Ладно, слушай, ты тут сиди бухай, но только не начуди, окей?

- Я призрак старого алкаша. Я могу только пить.

- Все призраки могут пить?

- Не знаю. Я других не встречал.

- А где ты был, прежде чем появился здесь? И почему ты здесь появился?

Буковски вздохнул.

- Понятия не имею, малыш. Понятия не имею, как это все работает.

- Ладно, я иду в кафе. Мне там хорошо пишется. Знаешь, - произнес я задумчиво, - твое появление как-будто убило мое похмелье.

- Рад помочь.

- Слушай...

- Ну?

- Дай мне какое-нибудь напутствие. Я говорю про писательство.

- Пиши честно. Остальное - второстепенно.

- Ну, это и так понятно. Ладно, не обосрись мне тут.

Когда я закрывал дверь, Буковски по-прежнему сидел в кресле, уставившись в одну точку. Бутылка наполовину была пуста.

Это оказалась необычная хрущёвка, вся стена узкой лестничной клетки в которой состояла из стеклоблоков. Часть их была уже разбитой или потрескавшейся, но тем интереснее выходили блики весеннего солнца на бело-коричневой плитке коридорного пола. Подъезд смотрелся странно: с одной стороны, в нём царили тлен и запустение, как во всяком доме, долго остающимся без присмотра; с другой же, внутри не было ни надписей на стенах, ни чёрных пятен от игр со спичками, ни прочей грязи, свойственной для лестницы типичной пятиэтажки. Даже мусоропровод на этаже смотрелся чистым. До меня дошло, что этот дом был совсем новым, когда миру пришёл конец.

Мы поднялись на пятый этаж: промысел принято начинать сверху, чтобы не пришлось карабкаться потом на этажи с грузом добычи, объяснили мне девчонки.

– А как мы попадём в квартиры? – спросил я.

Подёргал одну из дверей. Это была довольно хлипкая конструкция из ДСП, уже пострадавшая и от времени, и от других, скажем так, обстоятельств; под моей рукой она тряслась, ходила из стороны в сторону, но надёжно закрывала вход в жильё. Суперменом я не был никогда, так что выбить подобную конструкцию, может, и смог бы, но на людях предпочёл бы не пытаться.

– Не волнуйся, в СССР было не так уж много вариантов замков, – ответила одна из моих спутниц, доставшая из рюкзака здоровенную связку ключей. – Люди прошлого подумали о нас и сделали так, чтобы промышлять было не слишком сложно.

Седьмой или восьмой ключ подошёл, и мы вошли.

В коридоре на стене висели санки. Между ними и чёрным дамским пальто на вешалке паук сплёл огромную паутину, размером, наверное, с теннисную ракетку. На полу валялись боты, цвет которых не вполне определялся под слоем пыли, но положение в пространстве гласило о том, что гостей не ждали. Завороженный зрелищем чьей-то реальной жизни, в одночасье замершей и десятилетия ждавшей меня, любопытного археолога, я ступил на кухню. Два напольных ящика, два навесных, когда-то бывших белыми; простой стол; табуретки; обтекаемый пузатый холодильник; двухконфорочная газовая плита на тонких ножках и с непрозрачной духовкой; необычная двойная раковина на металлической тумбе с толстыми дверцами, похожей на ядерное убежище... Строгость обстановки и малое количество вещей опять же свидетельствовали о том, что дом был новый, люди переехали сюда совсем недавно. Вот так, даже и пожить-то не успели...

– Так что мы тут? Ищем полезные вещи? – Спросил я.

– Ага, – ответил кто-то из девчонок.

Я в последний раз подумал о том, что нехорошо шариться по чужим квартирам и наживаться на чужом горе, но не устоял перед желанием обследовать локацию и собрать лут. Сделал шаг вперёд и тут же наступил на гнилую доску, провалился, едва ногу не подвернул. Взялся за ручку навесного шкафа, потянул – и она тут же отвалилась, оставшись в моей руке. Из шкафа на голову высыпался какой-то истлевший мусор. Захотел осмотреть содержимое шкафа получше, решил сделать комнату посветлее, отдёрнуть шторы – и висящая на окнах материя тотчас превратилась в порошок в моей руке.

– Если хочешь какие-нибудь занавески, ищи по шкафам. Про те, что на окнах висят, даже думать не стоит. После вспышки они все пришли в негодность, – сообщила за спиной одна из девушек.

– И вообще, ты с этим не спеши. Оно успеется. Шестьдесят лет пролежало, так еще час полежит, – сказала вторая.

– А у нас к тебе есть разговор, – поддержала их третья.

Я обернулся. Лида, Люда и Люба стояли ко мне вплотную. Выходило, что я был зажат между ними и хрущёвским холодильником. Они вроде как загнали меня в угол.

– Девчонки, вы чего?.. – промямлил я.

– Можно тебя потрогать? – спросила Ли-Лю-кто-то-там-не-помню.

– В смысле – потрогать?

– Ну просто потрогать.

– Руками.

– Алевтине не расскажем, не волнуйся!

– Да я не волнуюсь! – Обиделся я. – Я ж не раб её, не собственность! Да мне не жалко, трог...

Я не успел договорить, когда шесть рук принялись наперегонки обшаривать меня со всех сторон. Пока одна из них обследовала моё лицо, включая глаза, которые поэтому пришлось слегка прикрыть, две других залезли под рубашку, ещё две принялись сразу с обеих сторон ощупывать задницу, а шестая расстегнула мне ширинку – и я не успел заметить, чья она была.

– Эй, девчонки, потише!

Я замахал руками, пытаясь взять под контроль то, что происходит, но тут же оказался пригвождённым к подоконнику. Одна девчонка прижимала к нему мою левую ладонь, другая – правую. Третья стояла посередине и на всякий случай держала меня ещё и за плечи. Похоже, что они всё просчитали... Может, даже репетировали...

– Слушайте! Я вам тут не...

Центральная девчонка притянула меня к себе и поцеловала в губы. Затем она отстранилась и, по-прежнему держа меня за плечи, повернула к той, что слева. Секунду спустя я целовался со второй девушкой. Когда той хватило, меня повернули вправо, и третья девушка принялась шуровать языком в моём рту. Чёрт, надо было всё-таки запомнить, кто есть кто, как их зовут-то...

– Понравилось?

– Вы чокнутые!

– Вовсе даже нет.

– Мы справедливые.

– Ты сказал, что не раб Алевтины, и мы все согласны!

– Это не честно, что она хочет тебя присвоить только лишь потому, что нашла тебя первой!

– Это не по-справедливому!

– Не по-советски!

– У нас в племени общая собственность!

– Я вам не собственность!!!

– Конечно же не собственность!

– Вот именно!

– Алевтина-то считает, ты её!

– Мы не согласны!

– Мы считаем, ты сам должен выбрать!

– Попробовать всех и решить!

– Это честно!

– И тебе с нами понравится, вот увидишь!

У меня в голове загудело от общего звона девчачьих голосов и безумности содержания их речей. Но она фраза из кучи вываленного на меня словесного мусора зацепилась за мои мозги.

– Что вы сказали? «Попробовать всех»?!

– Мы серьёзные девушки! – Хором сказали три Л. – Мы ни за что не ляжем с тобой на первом свидании! И вообще – мы будем ждать до свадьбы!

Я всё понял.

***

Мы сбросили с кровати покрытое толстенным слоем пыли бельё и легли с первой девушкой на матрасе. Пока делали дело, вторая уже приготовила собственный полигон: вытерла кухонный стол, застелила его отысканным в шкафу ватным одеялом и разместилась на нём так, что мне по выходу из спальни оставалось лишь пристроиться к ней сбоку. Третья пожелала опереться на одну из полок ГДР-овской «стенки» в гостиной, как раз между радиолой и телевизором в толстенных деревянных корпусах. Моему вниманию оказалась представлена её задняя половина, которую я смог самостоятельно раздеть, а затем не без труда, но всё же проделать то, чего от меня ожидали.

Интересно, а у Лёхи бывало три девушки за день? Хотел бы я знать... Трёх за час уж точно не бывало! Да и четырёх за два дня тоже!

Хм, а я не промах!

Схавал, братец?! Думал, ты один у нас так можешь? Бабушка всегда говорила, что ты по этой части весь в деда; ну так дед-то у нас общий! Я не хуже!

И всё это вообще не так сложно, как мне казалось!

***

Ещё через полчаса мы все вчетвером валялись на кровати и две девушки по очереди кормили меня с ложки мёдом, обнаруженным в банке на кухне (вот воистину не портящийся продукт!), а третья рассказывала, что и как они подсыпали Алевтине, чтобы нейтрализовать её перед сегодняшним мероприятием. Я для проформы сказал им, что это нехорошо, но на самом деле был польщён, конечно: никогда в жизни не думал, что девчонки будут за меня конкурировать, да ещё такими методами! Если вчера мне ещё казалось, что наша встреча с Алевтиной это судьба, и я должен быть с ней хоть бы даже из благодарности за то, что подобрала меня и ввела в своё племя, сегодня при помощи Люды, Любы и Лиды я пришёл к выводу, что отнюдь даже не обязан оставаться с ней всю жизнь. В самом деле было глупо хвататься за первый попавшийся вариант, если вокруг была масса других – и не хуже. Если мыслить смело, можно даже было прийти к выводу, что и выбирать-то я не обязан: зачем ограничиваться одной, если можно быть со всеми одновременно?..

Одним словом, «промышлять» было неплохо.

Этот ваш постапокалипсис пришёлся мне по нраву.

***

Завершив с приятными делами, мы с девушками наконец взялись за полезные. Обшарили квартиру, взяли там, кроме мёда, пакет соли и пакет соды, пару грампластинок и пару платьев. Для меня, кстати, тоже нашёлся костюм: девушки заявили, что я одет не нормально, что мои белые «кеды» слишком странные, футболка с мультгероями похожа на нижнее бельё для детского сада, джинсовая рубашка не сочетается с гипотетическим галстуком, а нелепые синие штаны вообще ни на что не похожи. Переодеться на месте и выбросить старый шмот я отказался, размышляя, что экзотическую одежду из параллельного мира наверняка можно будет выгодно обменять; поэтому рубашка со смешным остроконечным воротником, широченные брюки с завышенной талией и дедовский пиджачишка поместились в моём рюкзаке.

Затем мы пошли в следующую квартиру.

Ключ к ней тоже легко подобрался.

Внутри было очень не прибрано. Кое-какие вещи валялись прямо на полу в коридоре и в единственной комнате; ящики шкафов были открыты. Оставалось ощущение, что хозяева покидали квартиру в спешке. В том, что оно правильно, я окончательно убедился, увидев на кухонном столе кружки и тарелки, шестьдесят два года назад оставленные с какой-то пищей, но теперь содержавшие только ошмётки плесени. При мысли о том, как ни в чем не повинные советские люди замечают в окне страшный атомный гриб и бегут, бросив трапезу, в бомбоубежище, чтобы уже никогда не вернуться, мне стало тоскливо.

Впрочем, девушки этого настроения не разделяли. Не тратя времени на сантименты, они, словно бывалые геологи, принялись технично разрабатывать месторождение полезных советских вещей. Минут через десять наши рюкзаки пополнились несколькими банками консервов и пачкой сахара. Я напал на склад лекарств и взял там всё, что показалось мне имеющим приемлемый вид: обезболивающее – необходимо; снотворное – возможно, пригодится; противодиарейное – без него в этом мире вообще ни шагу; радиопротектор – это главное, что я искал; противоядие от отравления зоманом или зарином – а, тоже лишним не будет! Рассовал по карманам рубашки: уж не знаю, нуждается ли племя в этих лекарствах, а вот лично я нуждаюсь наверняка.

Между тем Лида, Люда и Люся обшаривали платяные шкафы. Я думал, они, как и все девчонки во всех ситуациях, выискивают там себе новые шмотки, но вскоре стало понятно, что из одежды моих новых подруг ничего не интересует: оказалось, они рылись в поисках приколотых на костюмы значков – октябрятских, пионерских, комсомольских и партийных. Эти-то значки, как мне объяснили, а вовсе никакие не крышечки от кефира, как я имел глупость думать вчера, использовались в качестве универсального обменного средства внутри Москвы: они были достаточно редкими, но не уникальными, достаточно типичными, но не воспроизводимыми вне фабричных условий, достаточно маленькими, чтобы их было удобно хранить, достаточно яркими, чтобы не потеряться и достаточно крепкими, чтобы проходить через много рук. В этой квартире нашёлся один комсомольский. Он, сказали мне девчонки, равен был двум пионерским либо двум октябрятским (ведь в детских организациях состояли все дети и эти значки были самыми частыми) либо одной десятой значка партийного. Впрочем, старый добрый натуральный обмен всё равно никто не отменял и вряд ли отменит, сказала одна из девушек, заботливо пряча значок в свой рюкзак.

В хорошем настроении мы двинулись обследовать третью квартиру.

Но стоило мне войти в неё, как настроение моё изменилось.

В квартире пахло трупами. Я мельком глянул сквозь бамбуковые занавеси на кухню и убедился: там за столом, положив на него голову, сидел кто-то похожий и не похожий на человека. Лицезреть на улице скелетов было всё же как-то проще: они воспринимались как анатомическое пособие, а не останки. Здесь же, в квартире, закрытой на протяжении шестидесяти с лишним лет, где до умерших под лучом не добирались ни бродячие собаки, ни червяки, тела, как оказалось, сохранялись удручающе хорошо.

– Я туда не пойду, – сказал я.

– Ты, что, мёртвых боишься? – Спросила одна из девушек.

– Живых надо бояться, а не мертвых, – Продекламировала банальность вторая.

Третья добавила к этому что-то насмешливое, но меня это не задело. Ё-моё, да если хотите разочароваться во мне – пожалуйста, на здоровье! Можете считать слабаком, трусом... да кем угодно! И если перестанете на меня вешаться, я это преспокойно переживу. Просто не могу вот так вот взять, вломиться в кухню к незнакомому мёртвому человеку и начать обыскивать его шкафчики в поисках макарон, шестьдесят лет лежавших в двух метрах от тела...

Девчонки обозвали меня неженкой, сказали, что тела попадаются в квартирах довольно часто, и мне всё равно к ним придётся привыкнуть; пообещали, что в наказание я понесу домой не один, а два рюкзака, и позволили остаться в коридоре. Втроём они обшаривали месторождение советских вещей минут десять, после чего я услышал из глубины квартиры крик:

– Чего разлёгся?! А-ну на пол!

После этого раздался сильный грохот, словно шлёпнусь что-то тяжёлое.

– Что там у вас происходит?! – Обеспокоенно крикнул я.

– Да всё нормально! – Прозвучало изнутри. – Просто в спальне тут ещё один мертвяк! Карандаш и блокнот у тебя?

– Вроде, да...

Перед выходом князь выдал нам писчебумажные средства: тогда я не понял зачем, но теперь стало ясно, что это примерно как в «Икее»...

– Запиши номер квартиры! И пометь, что тут хорошая железная кровать, почти что новая! Матрас он, конечно, испортил, зато пружины в полном порядке! Совершенно не продавленные!

Шокированный, я послушно накарабял в блокнот требуемое.

Когда девушки вышли с добычей, спросил:

– Может... надо... ну... похоронить их?

– Ты рехнулся?

– Смеёшься?

– Ты серьёзно?! Да в Москве, считай, сотня покойников на одного живого! Если всех хоронить, ни на что больше сил не останется!

– Ну а если всё-таки постепенно, одного за другим, – продолжал настаивать я. – Или хотя бы кого-то из них... понемножку... Не по-человечески же это, оставлять их так валяться! Аморально это как-то...

– Ишь ты, что придумал! «Аморально»!

– Да вон стиляги вообще на костях танцуют! И ничего!

– А в Америке, думаешь, негров хоронят сейчас?!

– Да там в лучше случае буржуев закопали!

– А рабочий класс, поди, так и валяется!

Я перебил:

– Да причём тут Америка?! Мне вообще на неё наплевать! А зайти в чью-то квартиру, бросить на пол мёртвого хозяина, а потом ещё и прицениваться к его кровати... Это... это... ну это же просто...

– Нормально.

– Это норма.

– Все так делают.

– Но ведь это же был человек! Он живой был!!!

– А теперь не живой.

– Если будем над каждым рыдать, то с ума сойдём.

– Ты считай, что это просто ископаемые.

– Они умерли затем, чтобы мы жили, чтобы вещи их использовали...

– И, кстати, нефть, говорят, она тоже когда-то была динозаврами! Тоже живыми! И что? Хоронить керосинку и плакать?

– Если будем мотать сопли на кулак по каждому поводу, государства никогда не восстановим!

кого заинтересовало, заходите сюда https://author.today/work/343556

еще пишется

Еще Галя боялась заразы: вирусов, бактерий, грибков. Поэтому в ее сумке прочно обосновались антисептик, термометр, йод и одноразовые маски.

Каждую неделю Галя плакала, от обиды, жалости к себе и бессилия. Вот почему, а? Почему какая-то Танька из соседнего отдела в Италию летит, а она нет? Ведь Танька натуральная корова, тупая и ленивая. И на работу эту ее по знакомству взяли! Мать Танькина - одноклассница директора. Сама Танька даже бухгалтерского образования не имеет и ресницы у нее искусственные. И ногти она по всяким сомнительным местам делает, при этом никакая зараза к ней не пристает. А она, Галя, как не пойдет в маникюрный салон, никак нормально сделать не может. То порежут, то толсто покрытие нанесут, то цвет не тот. А уж она-то следит за качеством услуги, чтоб и асептика, и антисептика на уровне. Неужели она не заслуживает лучшей жизни? Почему она старается, из кожи вон лезет, а все не так? Разве она не экономит? Первое попавшееся не покупает. Семь раз присмотрит, десять раз примерит, потом купит, а то ведь и обратно сдаст. А денег все равно не хватает. И надеть нечего. Ну, это уж, как водится, у большинства женщин.

В один из пятничных весенних вечеров пришлось Гале задержаться на работе. К такому повороту событий она давно привыкла. Танька-корова ведь в Италию летит на все предстоящие праздники, а на носу отчеты, они сами себя не сделают. Домой торопиться не хотелось. Муж, наверняка опять с пивом на диване у телевизора расплылся, а сын в стрелялки свои с друзьями режется. Не до нее там.

Так засиделась Галя на работе, что сама не заметила, как уборщица Марина дверями по кабинетам захлопала. Наконец добралась она и до бухгалтерии.

- А что это вы допоздна засиделись? – бодро спросила Марина, накручивая швабру в отжимном гнезде сильными руками. Галя всегда удивлялась этой крепкой, как свежая морковка, женщине которая, несмотря на тяжелую работу всегда была весела и бодра.

- Да вот, отчет делаю. Татьяна в Италию уехала, я одна осталась.

Она неожиданно для себя расплакалась и вывалила Марине всю правду про свою горькую жизнь. Марина присела на стул внимательно выслушала, а потом вынесла вердикт, такой же твердый, безапелляционный и прямолинейный, как она сама:

- ЭТО ПОРЧА! Точно вам говорю! У моей двоюродной сестры так было, ну прямо в один в один! Стало все в один момент рушиться, депрессия накатила, муж к другой ушел, дочь с козлом с каким-то связалась, потом рак у нее нашли. Короче кошмар!

Галя перестала плакать, высморкалась в протянутую Мариной салфетку и задумалась. А ведь точно! Всё в один момент и покатилось под откос. Только вот когда? Когда она за Валентина вышла? А ведь любила Ивана, а он… Да ладно, дело прошлое, Валентин хороший муж и отец, правда..

Галя всхлипнула, вспоминая Ивана, который был сейчас известным предпринимателем, меценатом и красавцем, и ту, другую жизнь, которая могла бы быть у нее, вместо ненавистной бухгалтерии, старого коричневого дивана и седых волос, и не было.

-И что она? Ваша сестра, как от порчи избавилась? – наконец решилась она

-Так это просто! К деду одному, в Саратовскую область смоталась. Он там чего-то пошептал, поводил руками и всё. Как и не было порчи.  – пожала печами Марина

- А что было? – раскрыла рот Галя.

- Так известно, что! Мужик к ней вернулся, люблю, говорит, не могу, врачи сказали, что от рака излечилась, а дочкин козел оказывается, не козел, а блогер, денег у него –завались. Все они прямо в Дубай и поехали жить. Вот так. А баба, что порчу навела, пошла в магазин, упала и позвоночник сломала. Так и лежит теперь. Ни рук, ни ног не чувствует, не говорит. Мычит только. Дед так и сказал- откат. За дела свои так наказана. А и правильно! Нечего людям вредить.

Пока Марина старательно и упрямо вымывала углы, Галя пыталась свести баланс своих злоключений. И наконец решилась.

- Марина, - попросила она очевидно волнуясь. – а не можете вы мне дать контакт этого деда, что порчу снимает.

Марина полезла в карман и достала телефон.

- Ага! Дед ВасильСергеич, деревня Алексеевская, Саратовская область, Красноармейский район.

- И все? - удивилась Галя.

- Так а чего там? Это ж деревня! Там все всех знают! – удивилась Марина

Галя вернулась домой и тут муж сообщил ей, что едет на предстоящие выходные к матери в деревню, делать ей забор, а сын отпросился на дачу к друзьям. Галина вздохнула и поняла, что сама судьба настойчиво указывает ей путь-к деду, снимать порчу.

С утра она уже стояла на вокзале с небольшой сумкой и уже скоро поезд мчал ее на верхней полке к незнакомому деду, ВасильСергеичу.

Добиралась она до деревни Алексеевской весь следующий день. Снова хотелось плакать и выть от обиды, что проклятый автобус сломался, другой едет, телефон в этой глуши не работает, бросить в придорожную канаву сумку с вещами, лечь посреди гравийного большака и ждать, что прилетит вдруг принц на вертолете и унесет ее отсюда, из глуши Саратовских разбитых дорог и непроходимых лесов в сказочное Монако или хотя бы в Дубаи. Увез же сестру Марины зять-блогер! Галя промокнула рукавом мокрые от слез глаза и мысленно взяла себя в руки. Не помогает это проклятое позитивное мышление! Но уж зато как снимет дед порчу, тут сразу другая жизнь пойдет. Вера в успех придавала Гале сил. Несмотря на разбитый к концу пути кроссовок, она доковыляла до зеленого дома с резными наличниками, на который указали ей деревенские и постучала в окно.

- Да вы громче стучите, - крикнул ей проезжающий на велосипеде парнишка, - Дед глуховат!

Галя еще сильнее забарабанила в окно. Наконец на стук вышел худенький верткий дедок, с аккуратной капитанской бородкой и в капитанской же фуражке.

- Ну чего ты стучишь? Не глухой! Чего нужно? – заворчал он

- Здрассьте, ВасильСергеич, я от Натальи, сестры Марины, племянницы Елены Мартыновой, вы ей порчу снимали. - затараторила Галина

- Порчу? – нахмурился дед, силясь вспомнить.

- Порчу, - выдохнула Галина выпустив из рук сумку, которая скатилась в жидкую грязь.

Дед внимательно оглядел Галю, вздохнул и спросил почему-то:

- И откуда ты такая приехала?

- Из Москвы.

- И чего, у вас там в Москве порчу некому снимать?

- Не знаю. – пожала плечами Галина, чувствуя, как набегают на глаза слезы. - Мне Марина сказала, что ВасильСергеич из Алексеевской хорошо ее сестре помог. Порчу снял, от рака вылечил и обидчицу наказал.

- Андреич. – поправил дед.

-Чего? –машинально переспросила Галя

- Василь Андреич я.- пояснил дед. – А что, рак у тебя?

- Извините. Нет, рака нет. Только порча. Помогите, ВасильАндреич, совсем никак мне так жить больше невозможно. – извинилась Галя. Могла Марина отчество и перепутать. Хотя неудобно, конечно вышло.

Дед молча разглядывал Галю, которая в испуге замерла.

- Ладно, заходи в дом. Посмотрим, что там у тебя за порча.

В теплом бревенчатом доме Галя отогрелась за чаем со смородиновым вареньем, который подливал ей дед. Она говорила, говорила, говорила, с самого детства рассказала ему всю свою жизнь. Надо же было понять, откуда она взялась, эта порча проклятая, что так перелопатила несчастную Галину жизнь. Дед молчал, кивал, подливал Гале чай и два раза протянул ей свой большой носовой платок в синий горох, потому что слезы ее лились непереставая, стекали по щекам, по носу и капали прямо в чай и на стол, оставляя большие круглые разводы.

- Мда. – сказал дед, когда слезы и чай закончились.

- Возьметесь? – всхлипнула Галя.

- Посмотрим. - туманно ответил дед и уставился на расклеившиеся Галины кроссовки. - Ты иди, в сенях калоши резиновые возьми.

- Зачем? – всхлипнула Галя.

- Порчу снимать пойдем. – ответил ВасильАндреич.

На улице дед разъяснял Гале:

- В снятии порчи главное - что? Чтоб все своими руками сделано было! Перво-наперво в баню. Завтра с утра к делу приступим. Для такой порчи надобно травы всякой. А у меня как на грех закончилось. Поэтому пойдешь завтра с утра в лес, за травой. А сейчас баню истопить надо. Сама дрова наколи, воды наноси, потом париться будешь. Давай, приступай.

Галя с сомнением посмотрела на здоровенный колун на темной отполированной годами рукоятке, прислоненный к поленнице.

- А Марина говорила, что Наталье вы руками поводили и всё!

Дед крякнул:

- Эк, милая!! Порча-то у каждого своя. Кому-то руками поводить, а кому-то и вокруг леса голяком в три круга оббежать мало будет!

- И мне тоже? Вокруг леса? – испугалась Галя

- Посмотрим. – снова неопределенно сообщил дед.

Весь остаток вечера городская до мозга костей Галя занималась баней. Наконец, с помощью Василия Андреевича все было готово и измотанная дорогой и долгими приготовлениями Галя растянулась в горячей бане. Похлестала себя веником, попила принесенного брусничного морса. Впервые за много лет ей показалось, что за плечами не висит тяжелый камень сомнений, нерешенных задач, ежедневных неблагодарных трудов. Ночевать дед положил Галю на печку. Никогда ей еще не приходилось спать на настоящей русской печи. Ее приятно грело снизу, а сбоку привалилась толстая и круглая, как кабачок дедова кошка Аза. Засыпая Галя подумала: «А выходит, порча-то! Как легко стало!»

С утра Галю ждал сюрприз. Деда нигде не было видно, на столе лежала записка и стояла крынка с молоком, два толстых ломтя хлеба и плошка с тягучим темным медом.

Гале нужно было пойти лес, набрать полу корзинку травы. Трава должна быть похожей на ландыш, а пахнуть чесноком. Без этой травы снятие порчи ну никак не получалось.

Вернулась из леса Галя с добычей, но промокшая, голодная и злая. Дед осмотрел ее мокрые джинсы, рваный свитшот и выдал советский синий шерстяной спортивный костюм и толстые полосатые шерстяные носки. Галя критически посмотрела на себя в большое старое зеркало на створке шкафа.

- О как! – обрадовался дед. – А выходит потихоньку порча-то! Смотри-ка как похорошела!

- Да ну! – не поверила Галя, осматривая себя в зеркало. Кто тут похорошеет, в таком-то виде. Но молодая женщина в зеркале определенно ей нравилась. С удивлением Галя отметила, что ей идет ярко-синий цвет. И чего она никогда не покупала себе ярких вещей? Сплошной серый и беж. Лицо, немного тронутое весенним солнцем, выглядело здоровее. Загара Галя боялась и избегала, ведь всем известно, что солнце-источник радиации и необходимо прятаться от него. Но потом подумала, что это оттого что порча выходит.

После обеда дед сообщил, что принесенная трава-это полдела. Теперь нужно было приготовить из нее средство для окончательного изгнания порчи. Для этого требовалась большая кастрюля, которая хранилась у деда в сарае, и достать которую можно было только разобрав всё содержимое сарая. Это испытание было для Гали самым сложным.

В сарае обитали огромные пауки, крысы и наверняка масса вирусов, грибков и прочей заразы. Два раза Галя укололась старой и ржавой проволокой, решив, что вот сейчас точно подхватила столбняк и умрет, но стоявший рядом дед приложил к ее пальцу листок мать-и-мачехи и деловито спросил:

- Ты года-то какого, милая?

- 1983-го- завыла Галя, перед глазами которой уже пробежали слайды ужасов провинциальной больницы Красноармейского района, в холодном морге которой найдет пристанище ее измученное столбняком тело.

- Ну и чего ты рыдаешь? У тебя прививка есть. В СэСэСэРэ с этим строго было. Всех детей прививали. Ты лучше о порче думай, давай быстрей, пока трава не засохла, кастрюлю доставай. – поторопил ее дед.

В прививки Галя верила, поэтому решительно обтерла палец о пушистый листок, и потянулась за видневшейся за остовом велосипеда кастрюлей. Наконец сарай был разобран, хлам вытащен, а кастрюля, натертая песком, пыхтела на печке.

Средство от порчи Галя варила под чутким дедовым присмотром, который, нацепив на нос очки, сверялся со старой разбухшей от подклеенных заметок и листков отрывного календаря тетрадью в клеенчатой обложке.

Наверное, колдовская книга, подумала Галя, с уважением косясь на тетрадь. Средству полагалась настояться и вообще, как оказалось, требовалось принимать его и дома, для закрепления результата. Траву рассортировали по банкам и накрепко закатали. Дед был доволен.

- Ты сама ешь и семью корми. Порча-дело заразное, чтоб не прилепилось снова.

Но и это было не все. По обычаю надо было отблагодарить за снятие порчи. От денег дед категорически отказался. Поэтому Гале пришлось перекопать под картошку весь огород. По сравнению с офисной работой процесс благодарности показался Гале адом. После вскапывания первой сотки она уже думала, что картошка должна стоить не меньше ананасов, а всем сельчанам необходимо вручать медаль Герой труда после сезона посадки картошки. Ладони были все в пузырях, руки не гнулись, ноги отказывались держать тело в вертикальном положении.

- Ну, - подытожил дед. - молодец! Как есть молодец! Теперь ни одна порча к тебе не прилипнет. Сейчас в баньку, ужинать и спать. А завтра с утра тебя Лёха сосед на машине до города довезет. Ему как раз туда надо.

Галина спала как убитая. Утром дед выставил ей собственноручно починенные кроссовки.

- На, вот, будет хоть в чем в Москву вернуться. Не в калошах же! – хохотнул он.

- Спасибо! – обрадовалась Галя. – В калошах тоже неплохо, ноги хотя бы сухие!

- Ну вот же, ушла порча, совсем ушла. – улыбнулся дед.

Домой Галя приехала совсем не уставшая. Маленькая квартирка показалась светлой и уютной, а муж с сыном, ждавшие ее, приготовили ужин. Она долго с удовольствием мыла ароматным мылом руки под теплой водой, радуясь, что не нужно колоть дрова и таскать воду. На следующий день она купила васильковый брючный костюм, прямо без примерки, и покрасила в салоне волосы цвета волос в яркий блонд. Вот что значит, когда порча ушла!

После праздников в офисе было шумно и весело. Все делились отпускными переживаниями. Корова-Танька в Италию не полетела. Напилась в аэропорту и ее не пустили в самолет. Гале было очень жаль ее, впервые в жизни. В обед она нашла Марину и протянула ей коробку дорогих конфет.

- Вот, Марина, спасибо огромное за деда!

- Помогло? – заговорщицки спросила она. –Вижу, что помогло, вон какая помолодевшая и отдохнувшая. А я говорила, все ВасильСергеич

- Андреич же!- поправила Галя.

- Да нет! ВасильСергеич, Саратовская область, Красноармейский район, деревня Алексеевская. – прочитала в телефоне Марина.

Галя похолодела. Саратовская? Она четко помнила, что ездила в Самарскую область! Она побежала к компьютеру. Да что это за ирония судьбы? И там и там есть Красноармейский район, деревня Алексеевская. У кого же она была? А мир играл новыми красками, порчи не было и хотелось жить. Носить ярко-синие костюмы, стучать по клавишам, мыться с удовольствием под горячим душем.

Вечером Галя достала из сумки банку с травой и велела мужу с сыном обязательно попробовать.

- Ого, - обрадовался муж. –Вот это да! Галюня, откуда ты маринованную черемшу взяла? Сто лет не пробовал, мечтал! Спасибо!

- С какой душой? – Санек вытер руки о тряпку и бросил ее на заднее сидение. – Нет у нее никакой души. Ни нежной, ни блядской.

- Зря ты так, тихо сказал Эдик. – Она же все чувствует, понимает. Поэтому и вредничает иногда. Характер свой показывает. Ты бы с ней помягче. Слово ласковое сказал бы.

- Это ей-то, железке на колесах? Да она понимает только если ее пнуть хорошенько. И вообще, чего ты доебался ко мне со своей ебаной философией? Хочешь, я и тебя отпижжу? А, Эдик? – Санек внезапно позеленел от злости, глаза его налились кровью, вены на шее вздулись.

- Смотри не лопни, пидор гнойный, а то лопнешь, и из тебя все гавно-то и выльется. – В руках у Эдика откуда ни возьмись появилась велосипедная цепь. Он стал легонько ею размахивать.

- У меня для тебя есть кое-что интересное, - Санек запустил руку в багажник и выудил оттуда здоровенную монтировку ярко красного цвета. – Знаешь, почему она красная? Чтобы кровь была не так видна.

- Сам-то не боишься обосраться от такой хреновины? – Эдику явно понравилась неожиданная перепалка. - Ты кого хочешь напугать этой пукалкой?

- Тебя напугать, епть, кого же еще? - Санек со всей своей дури долбанул по лобовому стеклу. – Что, умылся, сосунок?

- Вот и правильно, вот и чудненько. Давай разъебем твою машинку, - Эдик от души стебанул цепью по капоту. – Вверх полетели крошки краски, а на нежной коже автомобиля появилась кровавая вмятина.

- Какая удача! Я похороню вас обоих, - процедил сквозь зубы Санек. – А ну полезай внутрь!

Эдик послушно залез на сиденье водителя.

- Сейчас ты умрешь, - зловещим голосом объявил Санек, поливая бензином корпус машины.

- Так не интересно. – воскликнул Эдик. – Давай умрем вместе. Ты и я. Как настоящие герои.

- Как герои? – задумался Санек. – И что для этого надо сделать?

- Заканчивай свою бадягу и садись рядом. Сегодня будет особенный день.

Санек вылил остатки бензина под крышку капота, устало плюхнулся на сиденье и заснул.

- Чем ты меня порадуешь? – спросил он у Эдика.

Тот внезапно побледнел:

- Что-то мне нехорошо. Сейчас, наверное, стошнит.

- Эй! Не смей блевать в салоне, скотина! Это не эстетично.

- Тоже мне, эстет, блять, - едва успел сказать Эдик, как его вывернуло наизнанку. – Это все чертова геркулесовая каша.

- Да я вижу, долбаеб ты этакий! Весь пафос безнадежно испорчен. – Санек снова начал выходить из себя. – И машина не заводится. Это ты, сволочь, виноват. Приговор суда – виновен. Мера наказания – смертная казнь.

- Не ори на меня, придурок, а не то порежу тебя на мелкие кусочки и скормлю собакам.

- Фу, ты мясник, Эдик! Это было банально еще при царе горохе.

- Ты не прав, Санек. Я буду отрезать от тебя понемножку, чтобы ты мог в полной мере это прочувствовать. Будешь вести себя хорошо, дам и тебе кусочек.

- Пожалуй, в этом что-то есть, но я так не хочу. Надо придумать что-нибудь позабористее.

- Или давай будем есть друг друга одновременно.

- О! – только и смог вымолвить Санек. – Это великолепная идея.

- Нет. Я передумал, - Эдик схватил цепь, накинул ее на шею Санька и стал его душить.

- Ах ты предатель ебучий! Мы так не договаривались, - прохрипел Санек.

- Знаю, но так мне нравится больше…

- Чем это вы тут занимаетесь? - Возле машины нарисовалась Машка – вредная девчонка из соседнего двора.

От неожиданности Эдик выронил цепь, а Санек по инерции чуть не проглотил свой язык.

- А тебе какое дело, чем мы тут занимаемся?

- А я вот все вашим мамам расскажу, - засмеялась Машка.

- Только попробуй, по шее получишь, - мальчики переглянулись друг с другом. Свидетели им были не нужны.

- Расскажу, расскажу и ничего вы мне не сделаете, - последнее, что успела сказать в своей жизни глупая девчонка.

Санек огрел ее монтировкой, Эдик накинул цепь. Когда тело обмякло, ребята разрубили его на куски и сложили в пирамидку.

- Наверное, ее надо закопать, чтобы не возникало лишних вопросов.

- Ага, давай ее закопаем возле гаража Петровича. Он тот еще паскуда.

- Это точно. Ты верно заметил, сволочь он.

Через два часа дело было сделано. Не успели они примять траву, как из дома раздались знакомые голоса:

- Сашенька… Эдичка… домой… мультики начинаются…

- Вечером выйдешь? - спросил Эдик.

- Не знаю, мне еще уроки делать. Я постараюсь, - ответил Санек. – Тогда и доиграем.

В совершенно обыденную пятницу мне и моему коллеге по цеху Анатоле пришла в голову гениальная идея – нажраться. Да не просто нажраться, а чтоб упороться вусмерть. Знаете ли, чтоб Царь-колокол на утро в голове звенел и сухости во рту удивлялись верблюды с Сахары. Причин сего желания выяснять мы не стали, ибо единогласным решением судей нашего трудового дуэта победила пьянка.

Начали мы конечно еще в цеху, продезинфицировав полости рта очищенным техническим спиртом. А продолжение банкета перенеслось на кухню к Анатоле, ведь его ворчливая жена освободила жилплощадь до тех пор, пока часы не пробьют двенадцать. А какая супружница идеальна? Правильно! Та, что работает во вторую смену на заводе!

После обзорной экскурсии в вино-водочном магазине и жарких дебатов на тему сложностей выбора, мы остановились на водке. Напиток простой, как и собственно люди, что его собрались распивать. Анатоле так и сказал: «Чего выебываться? Бери водку!». Мой друг всегда умел подбирать убедительные аргументы. На меня же легла огромная ответственность в выборе правильной закуске. Ограниченность бюджета сковала мои руки. Однако ж лучше две бутылки водки и мало закуски, чем одна бутылка водки и чуть больше закуски. Выбор пал на бычки в томатном соусе. Уже дома Анатоле отворил ларец под подоконником и выудил оттуда по баночке аджики и малосольных огурцов с помидорами, а из холодильника буханку черного, что была холодна и черства, как моя бывшая жена. Финалом торжества магии Анатоле стала полторашка самогона, которая обещала разнообразить нашу винную карту.

На один в перекур в подъезде водка была отправлена в морозильник. Охладилась не очень, зато вот вторая пойдет как надо!

- Ну чего, Тимоха, еще даже остыть не успела, а ты уже греешь, - досадовал Анатоле.

- Я тебе в руки что ль налью? Рюмки давай, хозяюшка!

Анатоле, не поднимая своей пятой точки, достал из висящей антресоли пару рюмок. Плюсы в маленькой кухне были налицо. Ожидать новую порцию осуждений своего лепшего кореша я не стал, и дал старт второму раунду переговоров на самом высшем уровне.

- Тимоха, слыхал что ль, «губера» посадили.

- Воровал?

- Конечно воровал. Когда у кормушки сидишь не всяк способен противостоять соблазну.

- Так все воруют, кто не ворует? И директор наш ворует и начальниц производства. Только по-разному воруют. Они вагонами воруют, а ты вон проволоку таскаешь по килограмму.

- Ой, да ладно тебе. Все что плохо лежит, считай, ничье.

- Вот и они так думают, только про вагоны. А посадят кстати не их, а тебя.

- Ну «губера» ж посадили.

- А значит не делился с кем надо, а если бы делился, не посадили бы. Сейчас нового в его кресло посадят, и он воровать будет пуще прежнего, пока всем родственникам по квартире с золотым унитазом не купит.

- Ты бы вот воровал?

- А кто же меня «губером»-то поставит?

- Ну а вдруг!

- Я не люблю ответственность.

- А деньги?

- Да а чего простому работяге-то надо? Жить, чтоб где было, да жрать. Ну машину новую. В Анапу на море бы раз в год, ну может два.

- Дурень ты, там такие деньжища, какая Анапа, они срать туда даже не ездят.

- А чего тебе Анапа не нравится. Хороший же город.

- Ага, и в августе все побережье в говне. Цветет там что-то или че. А эти-то ездят на океан. Понял? Где вода голубая-голубая, а девки загорелые-загорелые.

- Сейчас вот жена твоя вернется с работы и даст тебе девок загорелых, - заржал я.

- Ой, да хорош тебе, чего я и помечтать что ль не могу?

- Ты-то можешь все, главное, чтоб жена не узнала, а то моя вон узнала, теперь и не жена она мне.

- А может и к лучшему это все. Так глядишь разбогатеешь быстрее!

- Ага, вот как присвоят мне 6 разряд, так сразу богачом буду и на Гоа полечу. Девок там туземских щупать.

- Меня с собой возьмешь?

- Так тебя Клавка не отпустит.

- Ну ты богатей, а там разберемся по ходу дела. Наливай, чего сидишь!

- Чтобы стать богатым….будем, - чекнулись, выпили, надо воровать. Все богатые воруют.

- Да ну не все!

- Да че не все-то! Вон «губер» наш новый бордюр на новый менял, мэр новый асфальт на новый меняет.

- Илон Маск не ворует.

- А ты-то откуда знаешь?

- Да потому что он вон какой мужик. Всем мужикам мужик. Тачки строит. Ракеты в космос запускает.

- Там может он по началу воровал, мы ж не знаем. Наливай давай.

Звонок в дверь поймал меня прямо на вдохе перед опрокидыванием головы с рюмашкой. Немного помедлив, я все же завершил упражнение.

- Твоя что ль вернулась?

- Да не, рано еще.

- А кто?

- Да хер его знает!

Звонок стал захлебываться, а потом несколько раз прохрипел и ушел на покой. Но тот, кто был за дверью, не успокаивался и колотил обоими руками и одной ногой по двери.

- Толян, да открой ты, а то они там сейчас дверь вырвут.

- А если это за нами пришли?

- Зачем?

- Так мы тут наговорили уже лишнего.

- Ага, сидят тебя вот и пасут. Какие тайны ты тут на кухне своей разболтаешь?

Толян взял нож и пошел открывать дверь.

- Нож положи, - крикнул я ему.

- А если это враги, без боя не сдамся.

- Дибил, - подвел итог я и хлопнул рюмашку в одиночестве, - за павшего, так сказать, в бою с ЦРУ другом.

Толян открыл дверь. За ней стояла женщина. Она хотела заорать на него, но, увидев нож, забыла это сделать и несколько секунд стояла с открытым ртом.

- Машка? Ты чего тут?

- А ты чего с ножом? - еле выдавила она.

- Так ты так добилась, я думал, это за мной приехали.

- А где мой?

- Я не знаю.

- Он сказал мне, что к тебе пошел.

- Нет его.

- Ты что зарезал его? – завопила женщина.

- Да, иди посмотри, - начал злиться Анатоле и махнул рукой ей.

- Убери нож!

- Ааааааа! Маша, блять! – Толян зло пришел на кухню и со всей дури воткнул нож в стол.

- Эй, Рембо! Полегче! – возмутился я.

Мария словно поисковая ищейка исследовала каждый уголок двухкомнатного пентхауса Анатоле и не нашла своего мужа.

- Где вы его прячете?

- Я не причем, я вообще не знаю о ком ты.

- Ааааа, Мишке. Михаиле.

- Да это Соколова Мишки жена. Машка.

- Ну так бы сразу и сказала, что Сокола жена. Да мы его на заводе последний раз видели. Не видишь, праздник у нас. Кстати присоединиться не хочешь?

- Ты дурной что ль? Как ты вообще при живом муже даме такое предлагаешь.

- Все, все, сдаюсь! – я поднял руки вверх.

Мария ушла в расстроенных чувствах.

- Блядует по ходу где-то, - подытожил Анатоле.

- За свободную любовь! – родился у меня тост.

- Ага, пока жена на работе! – заржал Толян.

- Там вся семейка блудная похоже, одна Машка – святая женщина. Ох сведут ее в могилу-то.

- А кто еще-то?

- А ты че не слыхал что ль? У Мишки ж дочурка школу заканчивала уже с пузом.

- В смысле!

- В коромысле! Залетела, говорю.

- В 16 что ль?

- Ага.

- Охренеть.

- А батя знаешь кто?

- Кто?

- Да хер его знает. Не помнит она.

- Как это не помнит. Как можно не помнить такое?

- Да, как ты говоришь, дама про свободную любовь!

- Блядюга? Малолетняя?

- Ага.

- Куда вообще катится этот мир. Вот в наши времена такого не было.

- Сто процентов. Молодежь эта, как не от мира сего. Сами только из пеленок вылезла, а уже себе подобных наплодить пытаются.

- Я считаю, что это Сокола проеб. Дело все в воспитании.

- Вот-вот, надо было на корню рубить, как только мысли появились юбку задирать.

- Ну, за воспитание!

На этой праведной ноте водка объявила капитуляцию. В бой пошел самогон.

- Пошли покурим!

- Кури тут! – Анатоле достал из той же антресоли пепельницу.

- Твоя орать не будет?

- Это от деда моего квартира осталась. Это моя хата, а она пришла на все готовенькое. Тут я – хозяин. Как скажу, так и будет. А я говорю, кури тут.

- Хозяин, барин!

- Самому кайф!

Самогонка пошла легче, чем водка.

- Мягонькая какая.

- А все почему? Да потому, что сделано с любовью не может вредить. Это кажется Сократ сказал.

- Пиздишь!

- Зуб даю!

- Ну лады!

- Вообще философия – интересная наука. Вот у тебя какая философия?

- Вопрос конечно сложный. Что простому люду надо? Жить, чтоб где было, да жрать. Ну машину новую. В Анапу на море бы раз в год, ну может два.

- Как-то все мелко это, Тимоха! Надо о высоких материях думать!

- О каких еще материях? Мне ходовку на Калине перебирать надо, а не о материях думать.

- Велик тот, кто мыслит широко. А ты, Тимоха, мелок.

- Въебать тебе шоль, чтоб кувыркнулся с табуретки?

- О чем я собственно и говорю. Наливай!

Под звон нашего чеканья в замке зашерудили ключи. Клавдия, что отпахала во вторую смену на заводе, не оценила широту души своего мужа и его единомышленника. Посему стала орать. Однако ж горячительные напитки, что весь вечер разбавляли кровь Анатоле, решили напомнить Клавдии, что она и не Клавдия, а Клавка, которую он из грязи уличной вытащил и вот в эту самую квартиру поселил. На кухне разразился бой, да такой, что в ММА бы позавидовали. В ход шло все. Клавдия лихо управлялась скалкой в одной руке и сковородкой в другой. Я поначалу уворачивался, но после первого прилета боевой дубины хозяйки сего дома, решил ретироваться. Как трус! А чего хотя трус! Не моя это битва была! Чего мне душу-то травить.

Обувался и одевался я в подъезде. На улице морозный воздух приятно охлаждал мою горящую морду. Из квартиры Анатоле неслись громкие звуки битвы.

«Милые бранятся - только тешатся!» - подумал я и пошел домой.

Душа требовала праздника, но найти его уже не было возможности. Дома я открыл пивка и упал в кресло. По ящику шел какой-то тупой фильм, но вставать за пультом не было сил.

Через час в дверь зазвонили. Я сделал вид, что сплю, но звонок не утихал. Собрав всю волю в кулак, мое тело бренно доплелось до двери. На пороге стоял Анатоле. В его квартире произошла революция, в ходе которой честно полученное в наследство имущество было изъято в пользу восстания. Клавка, найденная на улице, установила свою единоличную власть и выгнала Анатоле ко всем чертям.

- Такие, брат, дела! – закончил свою потрясающую историю Толян, - есть че выпить?

- Пиво!

- Хорошее дело, шлифануть пивком!

- Не говори-ка!

Толян смачно хлебнул холодненького.

- Лепота!

- А че Клавка тоже философию твою не поняла?

- Не-а, одни неотесанные болваны меня окружают.

- В подъезд спать пойдешь, блять.

- Ладно-ладно! Че орать-то, понял.

- Ну, за понимание!

Виталий Штольман, 2022 год