На сковородке шкворчал чёрный глаз. Всё, что удалось собрать в бумажный стаканчик.
Когда в отделение заскочили вооружённые люди, никто и испугаться не успел. Скоростью ошарашили, как снежком в лицо. (И ты не вовремя развернулся, и он уже кинул — фаталити.) Всех положили, «деньги на базу», никаких проходов к хранилищу или ячейкам. Чётко шли, потому что доллары только привезли. Она сама была бухгалтером, процедуру понимала. Затор возник на кейсах с пломбами-замками, которые ещё не убрали от операционисток. Пломбы из гнутой нехилой арматуры опоясывали пластик так, что чемоданчик не испортить, а снимались по коду, приходившему на пейджер какому-то Кондратенко, уехавшему с инкассаторами...
Старший завёлся. Проорал, что сейчас застрелит самую красивую бабу. Выберет — и застрелит. Все заскулили. Но он уже переворачивал женщин ногой. Перевернув всех, крутанулся на месте, играя в бутылочку, и хлопнул одну из своего обреза. Сократил её на половину черепа. И неожиданно махнул рукой с чем-то белым, выбросил ещё снежок в немом общем ужасе. Его люди с мешками тотчас покинули отделение, так и бросив кейсы. Он, ставший самым страшным, отходил последним. Прыгнул прямо из дверей в поданный фургончик.
Она, лежавшая рядом, загородилась удачным рукавом «летучая мышь» и подхватила стекающий глаз, убрала в сумочку. Встающие, кряхтящие, рыдающие — все старались не смотреть, но взглянуть на убитую. И только женщины, которых было ещё шесть, даже пожилые, не могли скрыть идиотской зависти. Почему самая красивая здесь — она?! Да, мы уходим отсюда живыми, но униженными! До конца мирных, может, дней своих знающими, что предпочли, выбрали, определили «самой» другую. Это хуже смерти. Это мука остаться второй.
«Чёрная глазунья» любимому не понравилась. Чего-то, сказал, сладит блюдо странно.
С чего бы ему сладить? Маслины, взбитые с белками, такого привкуса не дают. Ах ты, стаканчик-то был из-под эклера, она пирожное уже в очереди в банке доедала, не успевая на свой обед!
Даже глаз у неё сладкий... Вот стерва. Зато теперь самая красивая — я. И для своего, и для того была бы, и вообще.
Самую красивую убитую, невинную жертву неизвестных гастролёров, похоронили только зимой. Так и не смогли опознать, на прощание скидывались (естественно!) мужчины, бывшие в отделении во время налёта. Сливочные желтки искусственных астр, закупленных кем-то из мужиков по скидке, напоминали нормальную яичницу на нежно пузырящейся белым земле.
Припираются же люди даже в банк без документов! Думают, раз красотка, то всё можно. И она швырнула липкий тугой снежок в овальный портрет глазастой Незнакомки, наполовину додуманный художником.
