Атомная бомба III Рейха
В марте 1945 года Игоря Васильевича Курчатова срочно вызвали в Кремль. На закрытом совещании, физик озвучил план работ по созданию советской атомной бомбы.
После того как все «ответственные товарищи» разошлись, Иван Иванович Ильичёв, начальник ГРУ Наркомата обороны СССР ознакомил Курчатова с интересным документом в котором говорилось:
«В последнее время немцами проведено в Тюрингии два крупных взрыва. Они произошли в лесном массиве в условиях строжайшей секретности. На расстоянии 500–600 метров от эпицентра взрыва лежали сваленные деревья. Возведенные для испытаний укрепления и строения были разрушены. Военнопленные, находившиеся в месте взрыва, погибли, причем в ряде случаев от них не осталось следов. Другие военнопленные, находившиеся на некотором расстоянии от эпицентра взрыва, получили ожоги на лице и теле, степень которых зависела от расстояния их нахождения от центра. Бомба содержит предположительно уран-235, и ее вес равен двум тоннам. Взрыв бомбы сопровождался сильной взрывной волной и образованием высоких температур. Кроме того, зафиксирован значительный радиоактивный эффект. Бомба представляла собой шар диаметром 130 сантиметров».
В докладе на имя «Верховного» Ильичев отметил, что применение гитлеровцами «новых бомб» не повлияет на исход войны, но может замедлить продвижение наших войск.
После капитуляции фашистской Германии, Курчатов вместе со своим учеником Георгием Флёровым срочно выехал в Тюрингию.
Вслед за августовскими атомными бомбардировками Хиросимы и Нагасаки, Иосиф Виссарионович приказал ускорить разработку нашего атомного оружия.
6 ноября 1947 года глава МИД СССР Вячеслав Михайлович Молотов заявил СМИ, что никакого секрета атомной бомбы для Советского Союза больше не существует.
25 сентября 1949 года газета «Правда» опубликовала коротенькое сообщение ТАСС:
«23 сентября президент США Трумэн объявил, что по данным правительства США в одну из последних недель в СССР произошёл атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявление было сделано английским и канадским правительствами.
В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов - строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог, которые вызывают необходимость больших взрывных работ с применением новейших технических средств.
Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят довольно часто в разных районах страны, то возможно, что это могло привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза.
Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить, что ещё 6 ноября 1947 года министр иностранных дел В.М. Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что «этого секрета давно уже не существует».Это заявление означало, что Советский Союз уже открыл секрет атомного оружия, и он имеет в своем распоряжении это оружие. Научные круги Соединённых Штатов Америки приняли это заявление В.М. Молотова как блеф, считая, что русские смогут овладеть атомным оружием не ранее 1952 года. Однако они ошиблись, так как Советский Союз овладел секретом атомного оружия ещё в 1947 году».
Согласно рассекреченным разведданным ГРУ - 3,4,12 марта 1945 года в Тюрингии на полигоне Ордруфе немцы провели атомные испытания.
Жительница соседней деревушки Ваксенбург Клер Вернер, 1 марта 1945 года слышала от эсэсовских офицеров охраняющих полигон, что вскоре тут произойдет событие, которое поможет Рейху победить в войне.
3 марта девушка стала свидетельницей «загадочного явления»:
«Около 21 часа 20 минут очень яркая, внутри красноватая, а снаружи желтоватая вспышка осветила местность. Тотчас же мы увидели поднимавшийся в воздух большой стройный столб, который был настолько светлым, что утром я сказала маме: у окна можно было читать газету. И этот столб увеличивался кверху и выглядел, как большое дерево с листьями».
Остались свидетели того, как недалеко под Мюльбергом эсэсовцы в защитных химкостюмах, сжигали трупы узников местного концлагеря. У погибших наблюдались массовые ожоги тела, выпадение волос, бровей и отсутствие ресниц.
Архивные данные, полученные в 2015 году от ряда европейских сейсмических станций, подтверждают факты мощных взрывов случившихся в Тюрингии в начале марта 1945 года.
В 1979 году агент ФБР Хансен получил задание найти советского крота
Для ЛЛ: Пикантность ситуации была в том, что кротом был сам Хансен.
Это является реальным случаем, который произошел с Робертом Ханссеном — двойным агентом, работающим в ФБР.Он устроился в ФБР в 1976 году, а уже через три года обратился в ГРУ СССР, предложив свои услуги. С этого момента он стал поставлять СССР большой объем информации о деятельности ФБР и даже передал данные о предателе ЦРУ, что сотрудничал с американцами. Да, двойные агенты были везде.
В 1985 году Ханссен отправил анонимное письмо в КГБ, где попросил за свои услуги 100 000 долларов (252 тысячи долларов на 2021 год), передав данные о трех предателях СССР, работающих на ФБР: Бориса Южина, Валерия Мартынова и Сергея Моторина. Эти данные также были переданы другим «кротом» Олдричем Эймсом.
Развитие истории начинается в 1987 году, когда ФБР поручило Роберту Ханссену изучить случаи проникновения, чтобы найти человека, который предал Мартынова и Моторина (их отозвали в СССР, где осудили, поэтому об этих двух случаях стало известно ФБР). Этими предателями, как вы поняли, были Олдрич Эймс и сам Роберт Ханссен.
Естественно Роберт сделал все, чтобы не раскрыть себя. Он провел дело внимательно, изучив всю информацию, однако свои «заслуги» скрыл, что было ему лишь на руку.
Команда ЦРУ, занимающаяся поиском кротов (Роберт не участвовал в ней). 1990 год.
Не будем рассказывать всю дальнейшую историю передачи данных КГБ, но отметим, что Ханссен продолжал успешно шпионить, после чего взял перерыв на 8 лет (в связи с развалом СССР), а в 1999 году связался с СВР (преемница КГБ).
США понимали, что у них есть «кроты», которые усложняют им жизнь. Расследование шло постоянно, однако успеха удалось добиться лишь в 1994 году, когда был арестован Эймс, один из «кротов». Он занимался многими делами, в которых была замечена передача информации СССР. Однако это объясняло не все случаи утечки данных. Стало понятно, что существует второй «крот».
В 1994 году ФБР и ЦРУ объединили силы по поиску шпиона, которого они прозвали «Серым костюмом». Благодаря этому они смогли обнаружить других шпионов, однако Ханссен оставался на свободе.
Следователи ФБР добились успеха только в 2000 году, когда заплатили 7 миллионов долларов агенту КГБ, который имел важную информацию, связанную с «кротом». В ней они нашли аудиозапись разговора шпиона и агента КГБ.
Но даже тогда они не узнали сразу голос, хоть он и показался им знакомым. Помогли остальные файлы, где были найдены заметки "крота". В них обнаружилась цитата генерала Джорджа Паттона. Только тогда один из агентов ФБР вспомнил, что слышал эту же цитату от Роберта Ханссена. Двойной агент был близок к провалу.
В декабре 2000 года Роберта повысили. Нет, ФБР не сошло с ума, это был их план. Они решили назначить его куратором компьютерной безопасности, чтобы за ним было проще следить. Нужно было собрать больше информации, чтобы окончательно подтвердить его вину.
В 2001 году ему приставили помощника, который на самом деле был послан ФБР для слежки за Робертом. Это дало результат, и чуть позже он смог заполучить важные данные, подтверждающие предательство агента.
В последние дни работы Роберт стал подозревать, что что-то не так. Однако продолжил вести свою деятельность и решил сделать еще один тайник с информацией для России, когда и был пойман с поличным сотрудниками ФБР.
Ханссен пошел на сделку с судом, признавшись в своей вине. Это позволило ему избежать смертной казни, получив 15 пожизненных сроков.
Основной причиной предательства он назвал денежный интерес. Действительно, он получал немало денег. По некоторым данным Роберт получал в 2,5 раза больше, чем ему платили в ФБР.
Эта история действительно впечатляет. Поэтому вы, наверное, не удивитесь, узнав, что по ее мотивам было снято несколько документальных фильмов и созданы десятки упоминаний в отдельных эпизодах и книгах.
С одной стороны, это был талантливый шпион, что больше 15 лет водил за нос ФБР, передав огромные объемы секретных материалов другой стране. С другой, это предатель, что делал все это только ради денег. Хотя, эти два факта не противоречат друг другу.
Кот, вид спереди, посвящает Коту, вид сзади, эти песТни
По причине Эффекта Манделы в песне есть некоторые неточности. Например вместо зажгу, поют сожгу или наша воля, в оригинале поётся, Божья Воля. Учитывайте эти неточности при прослушивании песни.
Служба в армии
Здравия,люди добрые! Завтра мой старший сын едет проходить срочку в г.Арзамас, учебный центр ГРУ. Есть ли здесь у кого родственники или знакомые служат там? Интересует вот что- напрягают на подписание контракта,могут ли за него подписать (сам он категорически против контракта) ну и вообще как там обстановка. Спасибо большое!
Воспоминания моего дедушки(заключительная часть)
В ноябре 1941 года я был вынужден покинуть страну, т. к. полиция блокировала мою квартиру и осуществляла круглосуточную демонстративную слежку. Советский Посол А.М.Коллонтай, вручив мне дипломатический паспорт и дипкурьерский лист ночью на своей машине доставила меня на аэродром «Бромма», откуда через линию фронта я с дипломатическим багажом, где были все отснятые к тому времени материалы «К», на английском самолете был доставлен в Англию.
10 ноября 1941 года мы прибыли в шотландский город Глазго, откуда караван судов должен был двинуться в путь, На рейде мы увидели множество различных кораблей. Вечером порт, а равно и весь город, были погружены в полную темноту, в связи с тем, что в это время Англия все еще подвергалась интенсивным налетам немецкой авиации.
На судне под названием «Стелла Полярис» - это было флагманское судно в составе каравана, нас очень дружелюбно встретили представители Королевских Воздушных Сил (РАФ) Англии половник Халиэр и майор Гудвин. Устроили нас в каюту с достаточным комфортом, который только возможен в этих практически фронтовых условиях. Теперь начались томительные дни ожидания начала движения каравана, что диктовалось как погодными условиями, так и боевой обстановкой на этот театре военных действий.
Многочисленные подводные лодки фашистской Германии, которые начали действовать в Северном море для того, чтобы блокировать пути союзных кораблей, доставляющих в северные порты СССР различного рода оборудование и вооружение. Кроме того, базы немецких Люфтваффе, которые дислоцировались на севере Норвегии, контролировали проход судов союзных стран в северные порты Советского Союза.
Наконец, 24 ноября караван в несколько десятков судов двинулся в направлении Исландии. В порт Рейкьявик мы прибыли через несколько дней, где к нам должно было присоединиться еще около 20 судов.
Оттуда наш караван двинулся в долгий, чреватый многими опасностями путь до Архангельска, где нас ожидал и шторм Северного, Белого и Баренцева Морей, а также фашистские подводные и надводные корабли, и соединения Люфтваффе, расположенные на нескольких базах Северной Норвегии.
Но разыгравшийся в Баренцевом море жесточайший шторм и глубокая полярная ночь оказались нашими хорошими союзниками , так как они не только затрудняли, но делали невозможным какие-либо военные акции немецко-фашистских боевых кораблей и авиации.
Правда, на всех кораблях нашего каравана были созданы боевые расчеты, которые постоянно, сменяя друг друга, ежесуточно дежурили на палубах своих кораблей. На нашем судне штормом повредило крепления на палубах Харрикейнов, в трюме сорвался с крепления один из танков, что привело в отчаяние английского капитана.
Вскоре караван втянулся в пределы наших территориальных вод, это как-то прибавило всем настроения, хотя военные сводки с фронтов, которые нам постоянно приносил радист-англичанин,не радовали, в самом разгаре была битва под Москвой.
Находящийся на борту американский корреспондент газеты «Геральд Трибюн» Нигли Фарсон, побывавший в России еще до революции, предсказывал, что скоро русский генерал-мороз покажет немца, что такое воевать в России в зимних условиях, и как специально, буквально через день — 5 декабря — началось наступление наших войск под Москвой.
Вот тут уж на корабле наступил настоящий праздник. Английский капитан накрыл праздничный стол, появились виски и джин, и вся команда английских матросов и офицеров ликовала и радовалась вместе с нами успехам Красной Армии. Сводки о боевых действиях английский радист приносил почти каждый час, появилась примитивно сделанная карта нашей Родины, где отмечались города и деревни, отвоеванные у немецких фашистов воинами наших вооруженных сил.
А между тем, наше путешествие продолжалось уже в советских территориальных водах, но, тем не менее, опасность для каравана все еще не миновала, поскольку все еще не исключались атаки со стороны немецкой авиации, равно как и действия подводных лодок и надводных кораблей.
Капитан корабля и вся его команда по-прежнему на высоком профессиональном уровне продолжали нести свою вахту на корабле. Корабельный радист продолжал почти каждый час приносить сводки советско-германского фронта, и особенно радостно встречались новости об успешных операция частей Красной Армии под Москвой. Все это прибавляло оптимизма команде судна и настраивало ее на боевой лад.
Тревоги обычно следовали одна за другой по установленному прежде порядку. Стояла полярная ночь, сильный шторм не прекращался. До Архангельска, конечной цели нашего каравана, оставалось чуть меньше двух суток. Вдруг на корабле объявили тревогу, все выскочили на палубу, кто еще способен был двигаться, не будучи подвержен морской болезни.
Я оказался на палубе, майор Гудвин, ка обычно, рядом со мной. Вдруг он начал меня трясти и говорить: «Видишь, вдали огонек». Да, справа по борту действительно стремительно приближался какой-то светящийся предмет и это был уже не огонек, а целый прожектор. Ну, думаю: «Немецкий Люфтваффе, сейчас бомба — и конец нашему путешествию». Вот он все ближе и ближе, и, казалось, вот уже скоро все смешается в бурных волнах Северного Ледовитого океана.
Самолет уже сосем рядом, но почему же он не ведет огня, молчит и наш палубный зенитный пулемет. Самолет облетает нас с правого борта. Но в кромешной темноте нельзя рассмотреть его опознавательные знаки. Обойдя наш корабль, он появился вновь с другого борта, и включенный на нашем корабле прожектор осветил его, и мы увидели на крыльях Красные Звезды нашего советского самолета.
Каким же громом раздалось в этом бушующем океане многоголосое «Ура!» в русском и английском звучании. Облетев весь караван, самолет удалился, видимо на свою базу, под веселый и громкий крик английских моряков во главе с его отважным и всегда несколько суровым капитаном. Не прошло и нескольких часов, как вдали на горизонте в темноте снова показался мощный прожектор.
Нам навстречу шел надводный корабль. Вновь боевая тревога. Капитан вызвал своего радиста и спросил нет ли радиосвязи с русскими, тот ответил отрицательно. Что же это за корабль? Опять, возможно, встреча с фашистскими морскими охотниками. И, поскольку мы были флагманским кораблем, нам самым первым было суждено или погибнуть или ощутить радость встречи с дружеским судном.
И вот корабли стремительно сблизились, прожекторы осветили друг друга, капитан посмотрел бинокль и вдруг произнес громко на всю палубу: «Айсбрейкер Сталин» - ледокол «Сталин». Я стал пристально всматриваться в темноту и попросил майора Гудвина одолжить бинокль. Капитан любезно предоставил мне свой бинокль, и я четко увидел крупными буквами на носу судна было написано «Ледокол Сталин».
Вот тут нашей радости казалось не было предела, поднялся невообразимый шум. Вся команда англичан (матросов и офицеров), сопровождавших технику, выскочила на палубу. Кто-то запустил ракету, кто-то произвел несколько выстрелов в воздух. С борта ледокола в рупор стали раздаваться голоса. Потом установилась четкая связь, и через несколько минут у нас на корабле уже был молодой советский морской офицер, который в качестве лоцмана должен был проводить нас до Архангельска.
Это было настоящее боевое, солдатское братство, которое успешно продолжалось на суше, море и в воздухе долгих четыре года, и закончилось после полного разгрома фашистской Германии, апофеозом которой была встреча на Эльбе и подписание акта капитуляции в поверженном союзными войсками Берлине. Это был первый караван, который не имел никакого боевого охранения, пришел в Архангельск без существенных потерь.
Здесь нас встретил Герой Советского Союза генерал Мазурук. Английские моряки и офицеры были размещены гостинице, а мы на поезде продолжили наше путешествие до Москвы.
На этом моя миссия в Стокгольме закончилась. 30 декабря 1941 года я прибыл в Москву и привез с собой все полученные мною от «К» документы, которые подверглись потом дополнительной проработке квалифицированными переводчиками в нашем Центральном аппарате.
За эту операцию несколько позднее в 1943 году я был награжден орденом Отечественной войны 1-ой степени. Другие старшие и высшие начальники были награждены более высокими наградами. Я был в то время лишь старшим лейтенантом. Надо отметить, что никто никогда не вспоминал об истории «К», как будто ее никогда и не было. И лишь сравнительно недавно по инициативе т.т. Сироткина Михаила Васильевича и Бочкова Евгения Семеновича, она получила какое-то признание.
А кто был действительным исполнителем этой, в своем роде уникальной операции, до сих пор никто не знал. Всего за время работы с агентом «К» было получено около 6000 документов, представлявших большую ценность для Советского Военного Командования. Эти документы отражали динамику военных действий на советско-германском фронте в первый период Великой Отечественной войны от Баренцева до Черного морей.
При этом, освещались действия всех родов войск: сухопутных, военно-морских сил и военно-воздушного флота, а также в той или иной форме вскрывались планы и намерения военного командования германских вооруженных сил. На всех германских документах обычно стоял гриф: СЕКРЕТНО. ОСОБОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ (Гехайм штатзахе), а на других: СЕКРЕТНО. ОСОБОЙ ВОЕННОЙ ВАЖНОСТИ (Гехайм командозахе) и, кроме того, под этим грифом стояло: «передавать только через офицера». Такова была важность этих документов. В Ставке Верховного Командования Красной Армии велась отдельная карта по данным «К».
В одной из книг, выпущенных в Швеции после войны о деятельности иностранных разведчиков в ходе Второй мировой войны, среди самых опасных разведчиков называется моя фамилия.
Воспоминания моего дедушки(часть 4)
И так, наконец, решение было принято. На встречу должен был пойти я. Место встречи было обозначено в письме и оказалось не совсем удачным: в центре города, на одном из самых оживленных перекрестков города и поблизости от нашего Посольства. Придя на место встречи, я как-то интуитивно, быстро опознал автора письма.
Выглядел он очень просто, на нем был довольно поношенный, типичный для шведа серый костюм, без галстука и головного убора. Он был похож скорее на простого рабочего, чем на чиновника. Возраст определялся 25-26 годами, что подтверждало правдивость его письма, где он писал о своей солдатской службе в финскую войну. Едва я произнес несколько приветственных слов по-шведски, как он понял, что я представляю советское Посольство и как-то взволнованно, с чувством внутреннего удовлетворения, стал рассказывать о цели своего письма.
Назвав свою фамилию, он сообщил, что вместе со своим братом во время финской войны, где оказавшись на фронте в составе шведского добровольческого корпуса, они симпатизировали русским и делали все, чтобы не причинить какого-либо вреда советским самолетам, когда вели по ним огонь из зенитных орудий. На мой вопрос, чем он занимается в настоящее время, он сказал, что работает курьером в Генеральном Штабе Швеции, откуда развозит секретные пакеты по различным правительственным инстанциям, а в этих пакетах документы на немецком языке, которые, как он слышал от офицеров штаба, могут представлять большой интерес для русских.
Поскольку первое впечатление от короткой беседы с ним было благоприятным, я проникся к нему определенным доверием и предложил встретиться наследующий день в более укромном месте, где можно было бы провести более длительную беседу, не привлекая внимания посторонних лиц. Я предложил ему приехать на прогулку на велосипеде (этот транспорт непременная принадлежность каждого жителя Скандинавии) в пригородный лесок, где можно спокойно под видом отдыха, после рабочего дня, приятно провести время в летние вечерние часы.
На следующий день я на велосипеде прибыл на условленное место, где он был в точно определенное время. На этой встрече (теперь для удобства будем называть его «К») подробно рассказал мне свою биографию, а также более точно и подробно свое служебное положение, которое оказалось более интересным и привлекательным, чем это казалось после первой встречи.
Дело в том, что он работал курьером (или по-нашему говоря фельдъегерем ДЕШИФРОВАЛЬНОГО отдела шведского генерального штаба). Шведский Генеральный Штаб и контрразведовательные органы ,накануне Второй мировой войны сумели завербовать сотрудника германского Посольства, который являлся начальником шифровального отдела и таким образом они получили доступ ко всей правительственной переписке германского Посольства в Швеции. , в том числе к оперативным сводкам с фронтов и директивам Верховного Командования фронтом.
Все перехваченные документы в этом отделе обрабатывались, группировались и направлялись, как совершенно секретная корреспонденция, в самые высокие правительственные инстанции. Развозил же эти пакеты во все высокие инстанции «К» в одиночестве на своем велосипеде в большом темно-коричневом портфеле. Он сообщил мне, что пакеты опечатаны одной сургучной печатью, что они не прошиваются и не имеют никаких надписей от руки. Все адреса пропечатаны на машинке.
Я поставил перед ним вопрос: не мог бы я ознакомиться с теми пакетами, которые он развозит. Он согласился это сделать. Затем я попросил его к очередной встрече привезти слепок с печати, которая ставится на конвертах.
Никаких вопросов о вознаграждении не ставилось с его стороны. Казалось, что он не искал в этом никаких материальных выгод и совсем не выглядел дельцом, торгующим государственными секретами. О ходе всей этой операции, динамике ее развития, мы подробно информировали Центр, который дал свое согласие на дальнейшую разработку.
Теперь возник не менее сложный вопрос: каким образом следует перлюстрировать эти пакеты, т. е. вскрыть их, сфотографировать содержащиеся в них документы и при этом не оставить никаких следов. Прежде всего, надо было найти помещение, где эту операцию можно было производить, а также приобрести необходимое оборудование и инструмент, изготовить печать и т. д.
На этой же встрече я попросил «К» подобрать в городе небольшое помещение, где бы можно было ознакомиться с его пакетами. При этом я строго предупредил его о том, чтобы он ни при каких обстоятельствах не ставил никого в известность о наших связях, даже родного брата Эдгара. По результатам и этой встречи мною был сделан подробный доклад военному атташе.
Затем в Центр был направлен запрос о высылке нам по телеграфу подробного рецепта, как следует изготовить печать (кроме телеграфа никакой другой связи с Центром не было, поскольку Швеция была блокирована со всех сторон германскими войсками).
Разумеется, если бы была прямая связь с Москвой, все бы было значительно проще. Можно было бы запросить прислать специалиста по этим вопросам, а тут пришлось все делать своими силами.
Через несколько дней «К» условным сигналом сообщил мне, что помещение для работы подобрано и надо выйти на условленное место встречи, как ранее договаривались. На эту встречу он принес мне слепок печати и передал адрес конспиративной квартиры, где уже можно было приступать к практической работе. Квартира располагалась в достаточно респектабельном районе, вблизи не было никаких правительственных учреждений или охраняемых объектов.
Это была небольшая однокомнатная квартирка, которых достаточно много сдается частными домовладельцами. Вход в квартиру был со двора. Окна квартиры выходили на улицу, что обеспечивало хороший обзор. Следует отметить, что на всю эту работу по обработке источника «К» ушло около двух недель, в течение которых было проведено шесть встреч. Обстановка на фронте требовала предельных сроков. Ждать было нельзя.
Однако, надо учитывать, что все эти встречи проводились в условиях активной работы шведской контрразведки и поэтому требовалась большая осторожность и изобретательность, чтобы не раскрыть источника. Кроме того, мы еще точно не знали что же находилось в развозимых им пакетах. А стоит ли рисковать, если там окажутся материалы, не представляющие интереса для нашего Командования?
Между тем, Центр требовал от нас ежедневной информации о группировке германских войск на нашем фронте, а также возможных планах и намерениях германского командования и политике шведских правящих кругов в части их активного сотрудничества с фашистской Германией.
Итак, фотоаппаратура была закуплена, печати изготовлены в нескольких экземплярах. Теперь предстояла практическая работа. Кстати, в этой области я получил достаточно хорошую подготовку, обучаясь в спецшколе ГРУ перед командировкой в США, где потом приобрел достаточную практику по фотографированию документов, что существенно облегчало предстоящую работу с документами «К».
Где-то в первую же неделю июля, в условленное время, я с портфелем аппаратуры прибыл на конспиративную квартиру. Сделав условный стук в дверь, «К» открыл мне. У окна помещался столик. Отодвинув его подальше вглубь комнаты, я принялся за настройку аппаратуры. Необходимо было закрепить аппарат на штативе, расположить его на определенную высоту, по специальной таблице поставить нужную линзу (тогда ведь аппаратура для фотографирования документов была довольно примитивной), затем стал рассматривать привезенные им пакеты, которых было пять или шесть, со следующими адресами: Премьер Министру, канцелярию Короля Густава 5, Начальнику Генерального Штаба, Министру иностранных дел и Главкому сухопутных войск генералу Юнгу. Все пакеты имели гриф: СОВ. СЕКРЕТНО.
Вскрыв первый пакет и сфотографировав все вложенные документы, стал опечатывать его сургучом, который «К» привез с собой. Когда приложил изготовленную мной печать, она развалилась пополам. К счастью, у меня были с собой две запасные печати. Также быстро вскрыл и обработал остальные пакеты.
Пленка вся закончилась, оставался еще один не вскрытый пакет. Я не стал перезаряжать аппарат и решил ограничиться первым, как бы пробным сеансом, к тому же не был полностью уверен как и что получится после проявления и в том, имеет ли весь отснятый материал для нас какую-либо ценность. На месте же фотографирования, разумеется, для прочтения материала совершенно не было времени. После завершения фотографирования, собрав всю аппаратуру, я спокойно покинул квартиру.
Вся операция заняла примерно 12-15 минут. После этого «К» отправился по своему обычному маршруту развозить пакеты по указанным адресам. Поколесив изрядно по городу и убедившись, что слежки никакой нет, я направился в Посольство, где оставил отснятую пленку для проявления и вернулся в свою контору.
Вечером снова заехал в Посольство, где нашел уже проявленную и высушенную пленку. Работа оказалась вполне удачной. Через специальную увеличительную лупу (нечто вроде микроскопа одним глазом), просмотрел отснятый материал. Оказалось, что основные документы являлись сводками германского командования о действиях фашистских войск на нашем фронте, что представляло необыкновенную ценность для нашего военного руководства в особенности на первом этапе войны.
Потому, очевидно, не случайно, что через пару недель, как мы направляли такие сводки в Центр, на базе полученных нами от «К» материалов, из Центра пришло указание: «Впредь такие сводки направлять прямо и непосредственно в СТАВКУ ВЕРХОВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ».
Так продолжалось примерно в течение всего июля и августа 1941 года, когда я почти ежедневно приезжал на эту конспиративную квартиру фотографировал привозимые агентом «К» документы. Каждый раз привозил по две отснятые пленки, а порой приходилось отснять 100 и более кадров. Разумеется, такие, почти ежедневные встречи на квартире, были достаточно рискованными, что могло привести к серьезным последствиям, однако, интересы фронта требовали от нас смелой и, порой, безрассудно дерзкой работы.
Нельзя сбрасывать со счетов и том элемент, что мы все-таки твердо верили в несокрушимую мощь Красной Армии и думали, что война будет короткой и мы одержим победу над немецким фашизмом без затяжной войны. Однако, впереди была долгая и жестокая борьба.
Тем не менее, уже с первых дней работы с агентом «К» у меня была мысль научить самого «К» работе с фотоаппаратом по фотографированию всех документов им самим. После некоторых усилий удалось, и вполне успешно, перейти на этот метод. После фотографирования документов «К» не проявленные пленки вкладывал в пакетик и вкладывал их затем в «почтовый ящик» («дубок») в специально подобранных для эти целей местах: в пригородных рощах и лесных массивах города Стокгольма.
Изъятие материалов из этих «почтовых ящиков» осуществлял я сам, а иногда это делала моя жена, которая обычно отправлялась на прогулку в лес со своей собакой и там изымала вложенную агентом «К» почту. После этого пленка проявлялась, просушивалась, а вечером, приходя в Посольство, как уже сказано выше, я прочитывал через лупу каждый кадр такой фотопленки и переводил с немецкого на русский язык содержание документов.
Тут же, работая до глубокой ночи, полковник Никитушев со своими помощниками обрабатывал эти материалы, превращая и в сводку германской группировки на нашем фронте. Такая сводка регулярно направлялась в СТАВКУ СОВЕТСКОГО ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО, где отдельно велась специальная карта по данным, полученным от агента «К».
Не могу не отметить, что я хорошо владел английскими шведским языками, а немецкий язык знал весьма посредственно и тем не менее, на меня была возложена эта очень нелегкая работа, так как во всем нашем аппарате не было ни одного офицера, кто бы владел немецким языком. Мне пришлось срочно нанять опытного немецкого преподавателя и каждый день по утрам в течение двух часов стал упорно изучать немецкий язык.
Достаточно быстро мне удалось освоить перевод оперативных сводок германского командования с фронтов и директив высшего немецкого военного руководства своим фронтам. Как сейчас отлично помню, среди других документов, была такая директива, подписанная самим Гитлером, которая адресовалась командующему немецкой группой «НОРД».
В этой директиве в категорической форме указывалось: «… при взятии Ленинграда не должны принимать участие какие-либо подразделения или части финской армии. Ленинград должен быть взят ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ТОЛЬКО НЕМЕЦКИМИ ДИВИЗИЯМИ».
Вспоминается также телеграмма следующего содержания: «… из Англии направляется военная делегация во главе с маршалом авиации Теддером, в составе делегации находится наш агент № 18». Таких телеграмм о германской агентурной сети было несколько с различных театров и всегда агенты обозначались только номерами, никаких кличек и псевдонимов никогда не употреблялось.
Среди документов попадалась переписка наших военных кораблей на Северном Флоте. Эта шифрованная переписка читалась немцами, в связи с чем были дополнительные потери с нашей стороны. Об этом мы незамедлительно информировали Центр, считая, что немцы читают наши шифры. Оказалось, что наши корабли вели переговоры с помощью примитивного морского кода, который немцы легко раскрывали.
Во всяком случае, отсутствие в аппарате Военного Атташе высококвалифицированного немецкого переводчика, лишало нас возможности переводить ряд важных государственных документов высшего руководства Германского рейха.
Совершенно очевидно, что Руководство ГРУ допустило здесь большую оплошность, не направив в состав аппарата Военного Атташе ни одного квалифицированного переводчика немецкого языка, хотя легко понять, что наши основные усилия на этом театре, конечно, были направлены не против Швеции, а против фашистской Германии.
Понятно, что вся получаемая через «К» информация могла быть использована с большей эффективностью при наличии высококвалифицированного переводчика немецкого языка, но, конечно, было бы еще лучше ,если бы существовала прямая связь с Москвой, которая позволяла бы направлять материалы «К» непосредственно в Центр в Москву. К сожалению, Швеция в то время была со всех сторон блокирована германскими войсками.
Итак, почти четыре месяца я осуществлял беспрерывную связь с агентом «К» и регулярно получал от него документальные данные. Наконец, было принято решение перейти на связь через «почтовый ящик» и связь с ним была передана другому работнику аппарата ВАТ. Теперь я занимался лишь обработкой и переводом получаемых от него документов.
Следует отметить, что оплата за все эти услуги «К» была достаточно скромной. Помимо оплаты конспиративной квартиры, мы платили ему 300-400 крон в месяц Он никогда не ставил вопрос о повышении выплачиваемых ему сумм. В этом вопросе он держался чрезвычайно скромно.
Нельзя не вспомнить без содрогания один эпизод, который приводит в трепет даже сейчас, спустя почти пятьдесят лет: во время работы над документами, когда были вскрыты и разложены для фотографирования все материалы и я щелкал один кадр за другим, в дверь раздался беспорядочный стук.
Быстро спрятав под кровать штатив аппаратом,а также все пакеты, в том числе и уже раскрытый пакет, попросил «К» открыть дверь, поскольку ступ не прекращался. Каково же было наше удивление, когда без тени смущения его брат Эдгар выложил на стол принесенные им бутерброды и заявил, что он принес нам позавтракать, поскольку мы, наверное, проголодались.
После того, как его брат нас покинул, я сделал самый резкий выговор «К» по поводу того, что он раскрыл наше сотрудничество своему брату. Ранее я строго предупреждал его, чтобы ни одна душа никогда не узнал о его работе с нами, однако, он нарушил это предупреждение, что впоследствии привело к фатальным и непоправимым последствиям.
(продолжение следует …)
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509