Сперва фрагмент статьи из городской газеты, посвященной выборам 19 декабря 1999 года:
А теперь, как всё было на самом деле.
19 декабря 1999 года в РФ проходили выборы в Госдуму. А мы, почему-то, в это воскресенье бухали, именно бухали, а не опохмелялись, что даже тогда, четверть век назад, даже для нас, неанонимных алкоголиков, было слишком. Но, тем не менее, факт остается фактом — на избирательный участок я пришел изрядно навеселе.
Особенностью моего состояния «навеселе» является способность вести вполне внятные, адекватные, логичные и содержательные дискуссии на любые темы. И полное отсутствие критического мышления. Т.е., если я при этом не вынужден стоять и/или применять мелкую моторику, то со стороны меня трудновато принять за пьяного. При этом, любая мысль, пришедшая мне в голову, кажется мне здравой, логичной и верной. И принимается за призыв к действию с просчитанными последствиями.
Войдя в помещение избирательного участка, здоровенный холл Дома политпросвещения, я с порога достаточно громко осведомился — где тут голосуют за коммунистов? Чем сразу вызвал неприязнь у председателя участковой комиссии Баранова (фамилия реальная).
Получил бюллетени, их было несколько и каждый был такой длинной портянкой, партий и людей выдвигалось очень много, зашел в кабинку, наставил крестиков (проголосовал, кстати, за ЛДПР) и пошел к выходу. Сзади раздались какие-то крики, на которые я не обратил внимание, потом меня схватили за руки с обеих сторон и развернули к столу председателя УИК. Среагировал я вполне однозначно, заорав изо всех сил: — Товарищи, что ж это делается? Демократы коммунистам руки выкручивают!
Меня отпустили, но пути отхода заблокировали и начали мягко оттеснять к Баранову. Я перестал сопротивляться, удобно расположился на стуле и с максимальной вальяжностью, как мне тогда казалось, осведомился в чем дело и по какому, собственно, праву. В ответ мне ткнули пальцем в бюллетень, непонятно по какой причине находившийся в моей руке. Почему я не использовал его по назначению и зачем потащил с собой, на тот момент ответа у меня не было, пришлось импровизировать.
Я пояснил, что бюллетень я хотел отнести домой, там внимательно ознакомиться с информацией о кандидатах, подумать, принять взвешенное решение, вернуться и проголосовать.
Баранов же был уверен, что я выносил бюллетень с целью последующей продажи за тридцать сребреников. Что несомненно являлось нарушением действующего законодательства.
В ответ я, вполне резонно, предложил показать мне закон, запрещающий вынос бюллетеня из участка.
Поскольку в то время такой нормы в законодательстве не было и показать мне избиркомовцы ничего не могли, а попытку ознакомить меня с их нормативной ведомственной документацией я прервал ехидным и глумливым, как мне тогда казалось, смехом, дискуссия закольцевалась и стала крутиться от «Зачем нес?» до «Покажи где запрещено» и обратно. Возникла патовая ситуация.
Надо добавить, что все это время члены избиркома по очереди бегали в соседний кабинет и по телефону консультировались с городским избиркомом. Там этот инцидент держали на карандаше, подозревали идеологическую диверсию, листали законы и никак не могли найти подходящее решения.
К Баранову подбежала женщина и, сияя радостной улыбкой, сообщила, что горизбирком велел вызвать милицию ибо нарушитель, вполне очевидно, пьян, нарушает и позорит. Баранов схватился за телефон. Я схватился за сотовый.
Вскоре на избирательный участок довольно быстро и резво вошла группа вооруженных людей во главе с ОМОНовским капитаном. Капитан встал рядом со мной так, что его автомат оказался прямо над моей головой, и спросил где тут раздают террористов?
Баранов торжествующе и некультурно указал на меня пальцем. Я натурально, и это мне совсем не показалось, испугался. Капитан Выслушал Баранова, выслушал меня и предложил передать бюллетень ему, под честное слово офицера, а он уже опустит его в урну. Слово офицера меня устроило, я отдал, офицер опустил.
Тут приехала моя группа поддержки, оглядела поле битвы и встала засадным полком.
Баранов потребовал составление протокола, взятие меня под стражу и расстрелу при попытке к бегству.
Капитан отказался составлять протокол ибо никаких нарушений не увидел и вообще инцидент считает исчерпанным.
Баранов бурно протестовал.
Я остроумно и искрометно, как мне тогда казалось, глумился над Барановым.
Группа поддержки пыталась успокоить Баранова и урезонить меня.
Журналисты пытались взять у всех интервью, но были посылаемы всеми
Наконец ОМОНовцы, Баранов и группа пришли к компромиссу. Капитан скомандовал мне «на выход», Баранов злорадно заухмылялся, группа прикрывала отход, я заложил руки за спину и с гордо, как мне тогда казалось, поднятой головой пошел навстречу ссылке, каторги и казни на рассвете, пообещав Баранову на следующие выборы месяц не пить и устроить то же самое.
На улице капитан с сопровождающими стал грузиться в микроавтобус. Мне грузится не предложили.
Группа поддержки кричала вслед уезжающему ОМОНу, чтобы они посадили меня хотя бы на несколько суток, ибо сил уже нет терпеть мои алкогольные злоключения, но, как известно, строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.
Да, к следующим выборам запрет выносить бюллетени был вписан в закон.
