Белый стих "Папуля"
Папуля
Папу, люблю и поздравляю
Мы друг друга всегда понимаем
Бывают конечно обиды но их преодолеть нам не составляет проблемы
Потому что в футболе мы болеем за одну эмблему
Вечером мы играем в настолки или же смотрим фильм интересный, с папой всегда скучно не будет
Ведь он у нас настоящий друг и защитник,
С ним весело и никогда не одиноко.
Он рядом, когда нужна помощь,
Он поддержка и опора в любые времена.
С папой легко и приятно,
Он мой надежный хранитель и друг!
Задумывались ли вы, почему у большинства классических писателей была тяжелая судьба?
Суицид, алкоголь, наркотики, разврат или любовные драмы… Большинство умерли молодыми (особенно по современным меркам), нередко от тяжелых нервных болезней, или трагически погибли. Что это, злой писательский рок?
Это – уникальный склад души. Настоящего писателя от посредственного писаки отличает особый взгляд на все происходящее. Он острее чувствует, видит, ощущает все, что происходит в мире и с миром. А поскольку с миром практически всегда творится что-то неладное, то выносить это, имея тонкую организацию души, невыносимо. Поэтому каждый писатель бежит от реальности, как может.
Александр Блок в своем критическом произведении «Душа писателя» выразил мысли по поводу того, что происходит с его коллегами сейчас и вообще, что это такое – тонко чувствовать, и каково идти вперед без поддержки читателя.
«Писательская судьба — трудная, жуткая, коварная судьба», – писал Блок.
«Очень часто писатель быстро истощает свои силы, стараясь дать больше, чем он может».
Душу писателя он сравнивает с растениями, и с сожалением отмечает, что ирисы и лилии в последнее время почти не видны из-за разросшихся лопухов и мокрицы…
Больше интересного о книгах и авторах у нас на канале Классическая литература
"Дьявольский луч"
"Но что это такое? Из тумана на востоке внезапно появился пурпурный отблеск! Сначала слабый, он становился все ярче с нарастающим гулом двигателей. Феррис почувствовал, как пальцы паники впиваются в его тело. Вокруг него вода стала ледяной. Он услышал, как Спайдер окликнул его сзади. В голосе маленького человечка звучала паника, которая, казалось, сковывала его собственные конечности. Это был крик страха - страха пред неизвестностью. Повернув голову, он посмотрел на восток. Он был там, его мрачные крылья вырисовывались на фоне рассеивающихся облаков. Но теперь от фюзеляжа к поверхности воды вертикально вниз струился сплошной луч пурпурного света.
Самолет с ревом приближался. Почему-то - Феррис не знал, почему - страх, заморозивший его конечности, теперь проник в самое сердце. Инстинктивно он чувствовал, что должен любой ценой избежать этого пурпурного луча. Летающий корабль с ревом пронесся над их головами.
Все было кончено в одно мгновение. Зловещее пурпурное пятно пронеслось над водой между ними. Оно не коснулось ни одной части тела Ферриса, но прошло прямо над головой и плечами Спайдера. Не было слышно ни крика, ни даже шороха. Но Спайдера больше не было!"
Новелла "Дьявольский луч" Джоэл Мартина Николса из одноименного сборника научно-фантастических рассказов и новел.
Драка между писателями
Однажды в дом Мандельштама пришел писатель Сергей Бородин, которому Осип Эмильевич задолжал денег. Самого Мандельштама он не застал и выместил гнев на его жене. Поэт вернулся в самый разгар ссоры и потребовал, чтобы Бородин покинул их квартиру. Тот отказался, и между ними началась драка.
В доме Герцена был устроен товарищеский суд над авторами. На «заседании» Мандельштам заявил, что если «судьи» не покарают Бородина, то он будет считать их такими же обидчиками его жены. Судьи, во главе с Алексеем Толстым, не обратили на это внимания и признали виновными обоих. Толстой еще и пошутил, показав тем самым, что считает эпизод незначительным. Мандельштам затаил обиду. Встретив через какое-то время Толстого в бухгалтерии Издательства писателей, он отвесил председателю суда леща.
Толстой, в свою очередь, поклялся убрать Мандельштама с литературного Олимпа, что и сделал. Надежда Яковлевна считала, что именно эта пощечина, а не стихотворение о Сталине послужило началом травли ее мужа.
Анима. Встреча
Вано лежал на кровати в другом углу, как тогда помню он читал очередную книгу. Время в лечебнице всегда тянулось долго и книги были настоящим спасением за неимением телефона и без возможности выйти наружу.
Знаете, есть такие люди в жизни, которые тянут к себе чем-то невозможным и необъяснимым, просто между вами создаётся невидимая связь. Будто устанавливается незримый контакт меж двух родственных душ. Сказать, что он притянул меня внешностью, нет я так не могу сказать. Да, не самой обычной внешностью для глаза русского человека, но вполне привычной для человека с Кавказа. Яркая кавказская внешность: смуглость кожи, большой нос с горбинкой, черные волосы и большое количество растительности по всему телу.
Уж точно не внешность меня притянула, я видел не мало в своей жизни людей с Кавказа, а скорее его душа что ли. Складывалось чувство будто я почувствовал его загадочную ауру. Если бы аура, конечно, существовала, но факт остаётся фактом, я хотел узнать его по лучше, мне был интересен Вано.
Как в последствии оказалось мы с ним действительно похожи и нам было интересно вести наши беседы. Различие между нами было в основном одно, как вы могли заметить по моему способу записи, по отсутствию восклицательных знаков и прочим проявлениям малой эмоциональности, я являюсь именно таким человеком. Вано другой. Он более эмоциональный, больше проявляет эмоций и более тактилен, а также принимает решения в большей степени основываясь на своих эмоциях, а не на логике, как это делаю я.
Тогда у нас произошло беглое знакомство и потребовалось ещё достаточное количество времени, чтобы мы стали по-настоящему друзьями, а пока что стоит рассказать об одном из произошедших в том месте случае.
Анима. Поступление
Мои воспоминания начинаются с пробуждения на больничной койке в смирительной рубашке и будучи привязанным к кровати. Это была больница моего города. Тогда врачи мне сказали, что у меня был не то нервный срыв, не то помешательство, что я бегал с ножом по улице и нападал на людей. Мол тогда меня повязали и поместили в больницу, до принятия решения, что же делать со мной далее. Только вот, что не вязалось, я не помнил тогда ничего из своей жизни за последние пару месяцев. Будто я уснул в своей кровати весенней ночью, а проснулся уже в больничной койке осенью. Сейчас то я уже знаю ответ, что синие пиджаки стёрли мне память и мы с Русланом восстановили мою память при помощи гипноза. Но тогда.
Тогда всё это обескураживало и вводило в состояние сильной фрустрации. Я не понимал совершенно ничего и в том числе почему меня направляют в психиатрическую лечебницу Анима. Как тогда объяснили врачи, что это лучшее заведение для лечение подобных моим патологий. Да и выбора у меня толком и не было. Меня на сильно запихнули в машину скорой помощи и повезли через пол страны в Волгоградскую область в психиатрическую лечебницу.
Как иронично, что Анима – это душа на латинском языке, на языке медицины и древних верований. Только этому заведению совершенно не подходит подобное название. Территория лечебницы была окружена высоким сплошным кирпичным забором, внутри имелось три корпуса. Два, в одном из которых был я, они предназначались для так сказать обычных пациентов, для тех, кто только краешком коснулся сверхъестественного и необъяснимого. В самом большом корпусе непосредственно, как потом оказалось находились люди, побывавшие грубо говоря в аду. Они не просто коснулись сверхъестественного и необъяснимого, а пропустили его через себя. И это те, кто остался после этого в своём уме и приобрёл необычные способности. Вот они-то и находились в основном корпусе. А мы, обычные пациенты были в двух маленьких, поделённых на мужской и женский.
Маленькие корпуса были в виде длинных одноэтажных зданий, окружённых также забором, а вот основной, большое трёхэтажное здание, с массивной крышей и решётками на каждом окне. Впрочем, и на каждом из наших окон имелись решётки.
Когда меня привезли, мы ждали ответа из корпуса и только после, когда послышался щелчок двери, мы могли войти. Никто не мог войти и выйти, без ключа карты или без нажатия кнопки на посту. После меня встретила внутри медсестра и мы пошли дальше. В маленьком коридорчике меня заставили переодеться в местную форму, обычные зелёные штаны и такого же цвета роба и тапочки. Мы вошли внутрь.
Как я говорил прежде корпус был одноэтажным и длинным, мы вышли, как раз в центр. Коридор уходил в обе стороны. Слева виднелись двери в несколько палат, в столовую, туалет и душ, по правой стороне были только палаты и пост медсестры. Спереди так же была дверь и небольшое окошко рядом с решёткой на нём. Я её страшился, но мне пришлось пожить около двух недель в этой палате. Палате четыре четыре.
После того, как оформили все документы, меня завели внутрь. Тёмная палата с вереницей коек, около пятнадцати точно. Окна были заколочены снаружи, дверь за мной сразу захлопнули. Свет шёл только из маленького решётчатого окошка рядом с дверью. Внутри более ничего не было, кроме кроватей и старого паркетного пола. Сколько же мне приходилось его драить. Насквозь мокрой тряпкой. Помню ещё тогда приговаривали, что мыть нужно, как палубу корабля. Ни в коем случае не выжимая тряпку. После стоял противный запах мокрого дерева с тошнотворным запахом старой тряпки.
В этой палате я провёл две недели. На самом деле я ничего и не помню из этого периода. Сразу же в первый день началась карательная медицина. Меня позвали в процедурную, дали горсть таблеток, сказали выпить, проверили под языком и только после отпустили, вновь зарыв за мной дверь. Как начали действовать таблетки я уснул. Чёрт возьми, я спал все две недели. Вставал только для того, чтобы сходить покушать, покурить и вновь ложился спать. Так две недели. Всё это время я просто спал. Когда же наконец таблетки перестали действовать я проснулся и уже больше такого сильного желания спать не имелось. Тогда меня начали потихонечку выпускать из палаты в общий зал, где стояли ряд стульев перед телевизором, что висел над дверью.
Они выпускали меня не хотя, боялись, а вдруг я притворяюсь и сейчас кинусь на других пациентов. Постоянно следили за мной, как я общаюсь с другими пациентами, о чём говорю, что делаю и так неделю. Только после меня наконец перевели в общую палату, самую дальнюю в этом коридоре, палату семь семь.
В общей палате было шесть кроватей для шести человек. Я как раз занял последнюю, в одном углу около окна. Говорить о всех постояльцах палаты не вижу смысла, они не были ничем примечательными. За исключением одного. За исключением моего дорого друга Вано. Тогда я впервые его и встретил.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Первая могила
Никому не хочется умирать перед выходными.
Быть может, если бы я скончалась в понедельник или вторник, всё было бы проще. Но моё сердце остановилось в четверг. Пятницу тело провело в тесном холодильнике, а уже в субботу отправилось на кладбище.
На новое кладбище.
Это не такое уж редкое событие: каждый крупный город окружает несколько погостов. Я не хотела об этом думать — никто не хочет — но понимала, что однажды окажусь на одном из таких.
Вот только не думала, что буду первой.
Я будто скользила по границе снов и реальности. Земля, падающая на крышку гроба, звучала подобно грому. Наконец наступила тишина, но ненадолго.
Кто-то взял меня за руку.
И резко потянул наверх.
Свет Луны был ярче солнца в июньский полдень. Я терла глаза руками, пыталась снова освоиться в теле, которое казалось чужим и непривычным. Быть может, я бы упала без чувств прямо на свежую могилу, если бы не его голос:
— Приветствую тебя! Добро пожаловать в мир мёртвых.
В руках оказалась бутылка — и прежде, чем я успела сообразить, сработали рефлексы. Я сделала большой глоток, спиртное обожгло рот.
Как ни странно, мне стало легче.
Я смогла перевести дыхание. Осмотреть кладбище, на котором пока была только одна могила — моя могила. И перевести взгляд на мужчину, лениво облокотившегося на крест.
Пиджак, наброшенный на голый торс. Цилиндр, который казался чужеродным, будто его стащили из театральной гримёрки. Тёмные очки.
Весёлый оскал вместо улыбки.
Он забрал у меня бутылку. Кольца блестели на пальцах — и кости черепа сияли в свете Луны. Она будто перешёптывалась со мной, прямо с небосвода.
Советовала поблагодарить Барона за угощение.
— Спасибо, — просипела я.
А он лишь взмахнул рукой.
— Считай это подарком для вступления в должность. Это кладбище теперь принадлежит тебе.
— Что, простите?
Барон кивнул на массивный крест. Никогда не думала, что буду пить около своей могилы.
— Это традиция. Первая могила на кладбище всегда посвящается мне, Барону Субботе. А первый покойник становится хранителем, — он приподнял очки и подмигнул тёмной глазницей. — Или первая покойница. Теперь ты следишь за порядком. Постарайся меня не подвести!
Я бы хотела возразить. Мне и при жизни доверять важные задания не стоило, что уж говорить о смерти! А Барон просто исчез в фиолетовой вспышке.
Осталась только бутылка у креста. Наполовину пустая... или полная?
Я подхватила её за горлышко. Обернулась, чтобы осмотреть свои владения. Разве это дело: пить в одиночку, даже если ты мёртвая?
Мне бы пригодилась компания.
И я знала: вскоре она появится.
140/366
Пишу ежедневные тексты для мифологического марафона. Пост про марафон в ВК и в Телеграме.