Он прошел к двери, открыл ее и украдкой осмотрелся в коридоре. Казалось, что сейчас этот бомж где-то караулит их, пока не уйдут полицейские, а потом со своими братками схватят их, и все… пару недель будет у них вкусный ужин, а может и чего похуже.
Однако в коридоре по обе стороны было тихо. Илья вышел и направился к выходу, крикнув напоследок «вы идете!?»
— На самом интересном месте, — Серега посмотрел на девушку, — пойдем, Кать, он нам покоя не даст.
Они покинули палату через минуту после Ильи, а нагнали его уже у самого выхода — вон там стояла их покосившаяся на правую сторону Део Нексия. От проема парня отделяли жалкие метры, его друзья же были у первого поворота.
— Илюх, вот примут сейчас… не видать тебе прав, как своих ушей, — пытался его вразумить друг.
— Да если бы, примут… короче, ждите здесь, если хотите. Я к дороге выйду, может, тормознуть кого получится, на буксир возьмут.
Илья вышел из больницы, свернул налево и скрылся из виду.
— Вечно не сидится ему, — Серега направился следом за другом, мельком глянув на телефон, — двадцать минут не подождать. Нет, ну точно шило в жопе!
Когда парень был уже в нескольких метрах от выхода, пейзаж вдруг пошел рябью, раздался натужный треск, как будто рвалась простынь. Он замер, в недоумении уставившись на странную аномалию.
Когда в проеме, буквально из воздуха появилось три фигуры, Парень в ужасе округлил глаза, смотря на уродливую, свиную маску.
Крюк размахнулся, холодная сталь с влажным хрустом пронзила висок, а через мгновение острие вышло из его глаза.
Санитары двинулись в сторону девушки, которая еще стояла на месте, смотрела на конвульсии друга, крепко насаженного на мясной крюк. Когда же до нее дошло, она завопила раненным зверем и стремглав бросилась вглубь больницы, скрывшись за первым поворотом.
Верзилы остановились. Парень обмяк, ноги подкосились, и он бы упал полностью, но зацепленная крюком за глазницу голова, осталась в воздухе.
Жертва на Стояние получена, больше здесь делать было нечего. Санитары покинули больницу, а следом за ними и Крюк, волоча за собой тело Сереги.
Его телефон выпал, а на окропленном кровью экране так и остался недочитанный до конца рассказ «Ручки-ножки»…
Смотря в дуло пистолета, направленное на него, Паша недоуменно округлил глаза.
— А ты че думал, только пришел, и на первое же Стояние сможешь свалить отсюда? Нет уж, я эти коридоры проклятые несколько лет топчу! Если выход там, то он нужен в первую очередь мне. А потом сами думайте, молокососы, — осклабился Олег, держа парня на мушке.
— Мы год вместе топтались, а сейчас ты решил в крысу все сделать? А вместе выйти не, никак!?
— Мало ли, может, там очередность, какая есть. И я в таком случае буду первым!
Паша снова почувствовал ту самую неприязнь к этому человеку. Чутье его не подвело, правда, он оказался не саботажником или подсадной уткой, а обычной крысой, желающей сбежать первой.
Олег едва повернулся к двери, как на него навалился бездомный, толкнув в стену. Он успел нажать на спусковой крючок, но вместо выстрела лишь сухо щелкнуло.
Мужчина выронил пистолет от удара, дернулся, но у него не получилось. Он так и остался у стены, словно прикованный.
— Эй… я… помогите! — пытаясь отстраниться, Олег закричал, — помоги-те!
Друзья испуганно округлили глаза. Они даже не помогали ему. Крик мужчины только усиливался, он брыкался изо всех сил, но попытки ничего не приносили. Его начало затягивать в стену, как в сито. Тела постепенно становилось все меньше, кровь впитывалась в бетон. Олег с трудом смог оторвать лицо и дико заорал, когда его глаз, вырванный из глазницы, притягивало к стене мелкими, тонкими, как леска, волосками.
— Мрази-и-и-и! — пробулькал он прежде, чем его начало перемалывать…
Рвалась одежда, хрустели кости, крошились зубы. С втягивающим звуком, словно работал мощный насос, кожа уходила в мелкие поры стены, нечто тянуло его с такой силой и жадностью, что даже капля крови не успевала падать на пол. Все уходило… куда? Не хотелось знать.
Вопль мужчины прервался, когда кричать было уже нечему. Последние капли крови впитались, и стена снова выглядела совершенно обычной.
Теперь парни уставились на бездомного, который с абсолютным спокойствием наблюдал за тем, как Олега забирало нечто из закрытой палаты. Он уже видел это и знал, что ничто не сможет помочь, если коснулся такой стены. Паша аккуратно отодвинул пистолет ногой, затем подобрал его и сухо усмехнулся. Так и думал, что нет патронов…
— Зачем…? — Павел посмотрел на бродягу.
— Затем. Без вас тут спокойнее было. Жили себе с корешами не тужили, но нет же! Вот таких идейных начало тянуть сюда. В общем, если там действительно есть выход… валите отсюда. А лучше и Саню захватите, достал он уже.
Мужчина прошел мимо удивленных парней и удалился по коридору прочь…
Паша крепко сжал в руке пистолет, вместе с Мишей подошел к той самой двери и открыл ее. Его друг в шоке уставился на комнату.
— Пока нет. Я пойду, с ублюдком разберусь. Веди Маринку, и ждите здесь. Только аккуратно, Крюку не попадитесь. Если нарвешься на него у палаты, старика ему вытащи или бабку, без разницы уже…
Миша окинул друга недоуменным взглядом, но все же кивнул и пошел обратно к палате.
Парень встряхнул головой, собрался с мыслями и сделал шаг в комнату…
Как только он закрыл за собой дверь и осмотрелся в этом помещении среди блестящих, бесхозно свисающих с темного потолка цепей, страх сковал все тело, даже душу. Неужели их нельзя касаться? Раньше расстояние между ними казалось большим и пройти можно было легко, играючи, как с девкой по набережной. Сейчас же они выглядели куда более устрашающими.
Паша сделал первый шаг — на мгновение ему захотелось вернуться. Нога машинально дернулась, но усилием воли он остановил ее. Что-то подсказывало, что какой бы Олег не был сволочью и крысой, на счет правил он не шутил. Цепей не касаться, ни шагу назад.
В это же мгновение заплясали световые зайчики. Они попадали на металл, отражались и множились на бесконечность, освещая все вокруг яркими бликами. Паша замер, попытался сморгнуть очередной засвет в глазах, но тут же получал следующий. И еще один, и еще. Казалось, он или ослепнет, или же сделает шаг не туда, коснется цепи и все. Разбросают они по комнате, и будет он лежать без рук, без ног, пялиться в потолок, пока не сдохнет от кровопотери или болевого шока.
Парень вспомнил про атрибут, который он одолжил у новеньких. Он осторожно потянулся в карман куртки, достал очки и поспешил надеть. Да, это то, что нужно. И пусть он будет выглядеть дебилом, зато живым дебилом.
Через минуту стало легче. По крайней мере, это беззвучное световое шоу не так сильно резало глаза. Паша пошел уже увереннее, обходя спокойно висящие стальные змеи. Помещение казалось неизмеримо большим, но по прямой парень его прошел минут за пять. Цепи закончились, световые зайчики замерли. Взору предстала дверь, которую он открыл, предварительно убрав очки обратно в карман.
Он увидел коридор, протяженностью около тридцати метров, вспомнил правила. Не оборачиваться, на голос не отвечать…
Паша пошел быстрым шагом, хотел перейти на бег, но в момент рывка его резко затошнило, в глазах потемнело, а слух порезал оглушительный писк. Шаг, еще шаг… лучше не становилось. Внутри все органы как будто перемешивали огромной ложкой. Неконтролируемо потекли слезы, из носа брызнула кровь.
Глаза так напряглись, что казалось, они просто лопнут и все — он ослепнет и никакого ему выхода.
И только он сбавил шаг, как все это начало отступать. Напряжение спадало. Когда Паша шел совсем медленно, писк затих окончательно. Только струйка крови, стекающая по губам и подбородку, напоминала об этом бесовском оркестре, прослушивание которого его чуть не убило.
Вот, медленным шагом Паша двинулся по коридору, мысленно проклиная Олега. Или намеренно не сообщил о такой детали, или просто Макс ему не сказал?
— Паша… — на середине пути он услышал тихое эхо, разлетающиеся по помещению.
Голос стал отчетливее — он принадлежал Егору…
По коже пробежал мороз, сзади чувствовалось легкое дуновение и странное покалывание в спине. Как будто налетело полчище комаров, жадно впивающихся в плоть. Так хотелось обернуться и…
Паша двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на эти неудобства.
— Ты ведь вытащишь нас отсюда? — снова дуновение в спину, — это из-за тебя мы здесь оказались.
Парень сжал кулаки, напрягся. Голос друга становился все отчетливее, более рассерженный и искаженный.
— Если бы не ты, не твоя вспыльчивость и трусость, мы бы не попали в это место! Если кто и выйдет отсюда, то это будешь точно не ты! Даже сестру свою не уберег!
Паша чувствовал, как закипает изнутри, как хочет ответить по существу, из-за кого они на самом деле тут оказались. Если бы друг сейчас стоял перед ним, то непременно уже получил бы на орехи за такие слова.
— От отчима не уберег ее, сбежать решил. А она до сих пор вспоминает его руку в своих шортах… а ты что же? Ксюшу трахал… девушку мою? С такими друзьями и врагов не надо! Вот за это ты и ответишь! Здесь кончится твой крюк! Тебе не дойти до конца!
Держаться было сложно, голос Егора изменился до неузнаваемости, он звучал уже на несколько ладов, все так же морально давил… а еще это покалывание. Хотелось побежать, поскорее убраться отсюда, но кто знает, смог бы он пережить очередной рывок?
Когда Паша дошел до двери и взялся за ручку, в одно мгновение все стихло. Он выдохнул с облегчением и бесшумно отворил завесу третьего уровня…
Саня сидел на коленях в центре небольшой комнаты. Голова его была опущена, руки сложены на ногах, из уст доносилось тихое, неразборчивое бормотание. Вскипающая ярость Паши при виде этого человека выплеснулась наружу. Он налетел на сидельца, ударив его пистолетом по затылку, и тут же повалил навзничь.
Недоуменный взгляд и жалкая попытка отстраниться еще больше взбесили Пашу. Он заорал и начал бить магазином по лицу Бита. Удары были такой силы, что череп не выдерживал. Он продолжал молотить мужчину на манер забивателя свай, даже когда выдохся, а Саня перестал подавать признаки жизни. Лишь конечности изредка подрагивали.
Скоро сил лупить кроваво-мясную кашу не осталось, парень бросил пистолет и поднялся на ноги. Осмотрелся в комнате и обратил внимание на стол справа от выхода, а так же заметил крутой обрыв в конце. И действительно — там была замерзшая река… все, как описывал Максим. И никакого намека на выход даже в этот пресловутый день зимнего солнцестояния…
Когда он смотрел с обрыва, были мысли прыгнуть туда вниз головой. И либо он свернет себе шею и умрет быстро, или же загнется здесь от голода. Где тогда выход? Как покинуть эту проклятую больницу…?
Внезапно, Паша почувствовал что-то странное. Будто на него кто-то смотрит. Неужели… Саня? Поднялся с размозженной головой и сейчас сам сбросит его туда?
— Я ждал тебя, — послышался абсолютно спокойный голос, и Павел обернулся…
Он неподвижно сидел за столом. Кажется, он был знаком Паше. Один из тех новеньких, которые укрывались от «ментов». Вроде, у него он взял солнцезащитные очки — они ему как раз пригодились на первом уровне. Да, сомнений не было, это он, только кожа на его лице местами растрескалась, левый глаз отсутствовал, висок пробит чем-то определенно острым, а до скулы пролегла кровавая дорожка. Второй же глаз сделался абсолютно черным и был похож на глянцевый шарик — ни зрачка, ни радужки.
— Кто ты? — аккуратно спросил Паша.
Фигура сидела неподвижно, смотрела впереди себя, но парень чувствовал этот взгляд. Как будто все вокруг вмиг ожило и уставилось на него. Губы парнишки разлепились, голос стал куда грубее, чем в их первую встречу. Глупо полагать, что это все еще человек.
— А ты думал, этот сиделец сюда приходит в этот день, чтобы посидеть…?
Паша продолжал смотреть на него, но не понимал, к чему может привести разговор.
— У меня много имен… Карачун, как пример… — он взял короткую паузу, посмотрев прямо на парня, — ты ведь знаешь, в какой день все началось? Когда вы сюда попали?
— В день… зимнего солнцестояния.
— Именно. Ну, или в мой, Карачунов день.
Павел продрог, снова почувствовал это покалывание, но теперь во всем теле. Он ощущал, как будто уменьшается в размере перед Его величием, растворяется в нем, становится настолько ничтожным и теряется, не оставляя после себя и жалкой тени…
— Крюк дает мне тело, которое забирает в этот день, и я прихожу сюда… со мной можно поговорить. И не только. Вижу, у тебя есть вопросы. Я готов ответить на них, на каждый и абсолютно честно. Есть правила, Павел. И их соблюдаю даже я. Хочешь какие-нибудь блага? Я тебе их дам. Только времени у тебя ровно до полуночи, потом я уйду.
Паша трясущейся рукой достал смартфон и чуть не выронил его. Боялся, что увидит без двух минут полночь…
Он разблокировал экран и облегченно выдохнул. Еще девять в запасе. Попытка собрать разбросанные в голове мысли получилась не совсем удачной.
— К… как появилось это место? Ему не больше шести лет.
Карачун механически ухмыльнулся, в черном глазу блеснуло.
— Это ты правильно заметил, молодец. Ты знаешь, Павел, что молитва… она имеет силу? Но только в том случае, если ты веришь. Вот я сначала слушал, как ты с сестрой молился мне. Я и не думал отвечать, но заметил разгорающуюся искру между твоей сестрой и этим… Михаилом. Такого шанса я упустить не мог. Я подумал, где лучше в вашем мире подтереть границу, и эта больница, стены которой пропитаны безнадежностью и отчаянием, подошла идеально.
Губы Паши задрожали, он посмотрел на темного бога округленными от страха и непонимания глазами.
— А потом, когда вы, полные праведного ужаса, молились мне в последний раз, я ответил. Вы не услышали мой ответ, но… отчим до вас не добрался. Я решил вам дать большее, раз вы так на меня полагались, и наблюдал…
Пропажа отчима, после которой вся жизнь пошла, как по маслу… Паша даже не задумывался об этом, но сейчас не мог поверить в то, что слышит. Как это возможно? Это просто бред! Их жизнь и так бы наладилась, если отчима бы не стало! Но уверенность медленно таяла в нем.
— А потом ты начал меня расстраивать, Павел. Вспыльчивость, неукротимый гнев, измены, восхваление самого себя. Все, что я тебе дал, ты посчитал своей собственной заслугой, и ни разу не поблагодарил те силы, к которым взывал с сестрой в момент истинного отчаяния. Ты изменил не только своей девушке, ты изменил нам… силам нижнего мира, которые щедро тебя одарили. Вот я и привел тебя сюда. Поговорить… ты ведь помнишь, с чего все началось?
— Подселить к вам банника и дать ему одно простое указание — в этом не было ничего сложного.
Внутри у него все провалилось. Он думал, что виноват, но только в попытке бежать от полицейских в больницу. Но ни за что не пришло бы в голову, что он прямой виновник создания этого места. Но еще он осознавал свой проступок — он молился, а когда нужда пропала, забыл и забил. Он не мог сейчас вспомнить строчки той мольбы.
Рука Карачуна, до этого неподвижная, вдруг поднялась. Он коснулся пальцем виска, испачкав его кровью, и начал чертить на столе простой, незамысловатый рисунок, похожий на крюк.
— Это был твой жизненный крюк. Благодаря нам ты поднялся с низов, туда же мы тебя и вернули. Как легко все потерять, ты не задумывался об этом?
Паша помотал головой, он не хотел верить в то, что слышит.
— Там… в стенах, людей что-то убивает. Что это?
Карачун снова механически ухмыльнулся.
— Безнадежность… отчаяние, они постоянные спутники этой больницы, что в Яви, что в Нави, или же между. В этих стенах страдали души раньше, страдают и сейчас. Только теперь в прямом смысле. Дух умершего здесь, поселяется в палату и остается в ней мучиться навсегда, сливается со стенами. Но те, чьи тела я занимаю, их души идут в мою личную коллекцию. Здешние же мучаются в агонии и не могут терпеть прикосновений к себе, как оказалось. Да, для меня это тоже было неожиданностью.
Сразу вспомнился Егор. Павла вновь захлестнуло чувство жгучей вины. Неужели? Одна вшивая благодарность этому темному богу помогла бы всего этого избежать? Это абсурд. Самый, что ни на есть.
Из глаз парня потекли слезы, которые он сдерживал до последнего, но силы оставили его. Тело становилось ватным, он упал на колени, с мольбой посмотрел на Карачуна.
— Я хочу… уйти отсюда! Забрать Мишу, Маринку и свалить! Как нам выбраться?
На это Карачун лишь рассмеялся. Смех был веселым, словно его всё это забавляло.
— Что!? Ты сказал, что ответишь честно на любые вопросы!
Улыбка с лица бога исчезла в мгновение, как будто ее и не было.
— И это ты правильно заметил. Здесь, Павел, выхода нет.
Сердце заколотилось, последняя капля надежды плюхнулась в океан отчаяния и безнадеги. Все подготовки, все это было зря…?
— И что… всю жизнь гнить здесь? За одну оплошность? — с губ Паши сорвалось сухое рыдание.
— Взамен на блага, подаренные тебе, плюнуть в лицо — это, по-твоему, маленькая оплошность? Но держать я тебя здесь не собираюсь, ты уже усвоил свой урок. Если хочешь, я подскажу тебе, как можно выйти…
Миша, Марина и старики ждали у той самой двери. Молодые то и дело следили за временем в нервном напряжении. В пять минут первого Паша вышел. Он осмотрел всех собравшихся, остановил взгляд на сестре. Покрасневшие белки глаз говорили о многом. Надежда таяла с каждым мгновением лицезрения его физиономии.
Он пошел в сторону палаты и, проходя мимо Мишки и сестры сказал.
— Нет больше первых. И выхода там тоже нет…