Сказ об Алишере Синайском. Часть третья
Как-то раз я заметил, что чтобы вымысел был более или менее качественным, нужно долго и упорно собирать информацию в интернете перед тем, как все это выдавать слушателям, но у Алишера все это получалось спонтанно. Как раз, когда я зашел к нему в сторожку с шампанским, и он сказал, что этот напиток, прямо как диарея, после долгого запора. Я уже тогда потихоньку снова начал употреблять алкоголь, после шестилетнего перерыва. И тут он начал рассказывать мне, что на неделе ездил на несколько дней к женщине в Палангу. Женщину он описал очень скупо, сказал, что она очень похожа, на одну известную российскую эстрадную певицу. Зато путешествие он описывал он очень долго. Сказал, что он летел до Вильнюса на самолете, а потом ехал до Паланги на очень старом советском автобусе. И по его словам, только так можно было добраться из Риги до Паланги. Ирония заключалась в том, что я как раз днем ранее был отправлен в командировку в Палангу и собирался сообщить ему, что на следующий день еду туда, и уже купил билет на автобус, который идет из Риги в Клайпеду, разумеется, через Лиепаю и Палангу. Я ещё немного послушал его нелепых рассказов о Паланге, и только потом сообщил о своей командировке. Он совершенно не смутился, потому что был уверен в том, что я тоже сочиняю, как и он.
Работа в Паланге была поначалу мирно, мне было нечего делать, пока велись земляные работы. В основном я читал книги по десять часов в день, потому что под конец дня надо было сделать пару подъемов. Но потом пришли бетонщики, и рабочий день сделался напряженным. И работы стало много, и бригада попалась вечно пьяная, с сумасшедшим бугром, который часто орал на своих подчиненных без слов. Работать надо было минимум двенадцать часов, часто не получалось сходить на обед в ближайшую забегаловку, приходилось есть запасы наверху, дергая рычаги. Часто надо было работать и в выходные. Иногда бывало, что ветер был слишком сильным, и мы могли отдохнуть, иногда работали даже в сильный ветер за взятку от прораба. Жил я с напарником в гостиничном номере, кроме нас в гостинице никого не было. Вообще многие рестораны этого курортного городка были закрыты или мало работали, и цены там были очень низкие, потому там можно было питаться постоянно. От нервной работы, да и невозможности нормально отдохнуть, я начал достаточно часто и в больших количествах употреблять алкоголь.
Лишь изредка я приезжал в Ригу на выходных, и в те дни я обычно сорил деньгами. Обычно мне по пятницам звонила знакомая проститутка и предлагала воспользоваться её услугами. Но общение с ней надолго не растягивалось, она зарабатывала деньги, а потом бежала пить со своим мужем, которого содержала. С Игорьком и тем паче с Абажем я встречаться уже совсем не хотел. Иногда встречался со своим дядей и его сыновьями. Иногда я предлагал маме сделать ремонт в квартире, которую я тогда ещё не переписал на сестру. Но отец говорил, что сделает ремонт сам, что он хозяин, и нечего тут заниматься самодеятельностью. В итоге я только купил на кухню новый стол с угловым диваном и двумя табуретками. И то, чтобы это поставить на кухне надо было сделать перестановку, и её делали с ужасным скандалом. Я тогда не думал о той квартире, как о своей, хоть и являлся её собственником. Я собирался переоформить эту недвижимость на сестру и уехать навсегда жить в другую страну. И на что тратить те огромные по тем временам деньги я совершенно не знал, потому и тратил их на всякие сомнительные развлечения в основном с Алишером.
Надо сказать, что Алишер вошел во вкус, и нагло тащил меня в дорогие заведения и заказывал там далеко не самые дешевые блюда и напитки. В отличии от Игорька с Абажем, он не напивался до потери сознания, и не загуливал до утра. Часто он переходил на безалкогольные напитки задолго до того, как ему надо было садиться на автобус до Кекавы, и не всегда самый последний. Для меня подобное было в диковинку. Все, с кем я общался ранее пили пока не кончались деньги или до утра, когда надо было идти на работу. В то время я ещё очень любил попариться в общественной бане, но Алишер от подобного отдыха категорически отказывался. Я долго допытывался почему, и он сначала рассказывал мне про больное сердце, а потом проговорился, что терпеть не может ходить летом на пляж, про то, как его мама в детстве пыталась заставить его загорать, но он не мог раздеться на людях до трусов по причине недовольства своим телом. Когда он об этом рассказывал, он ужасно занервничал и даже стал каким-то агрессивным.
Впрочем, агрессивным он стал и когда хвалил Калоева за то, что тот убил в Швейцарии перочинным ножиком авиадиспетчера, из-за ошибки которого произошла авария и погибли его жена с детьми. Рассказывая про подробности убийства, он довольно ухмылялся и говорил, что всех, кто ошибается следует жестоко наказывать. И себя он видел непременно в роли палача или судьи, и никак не в роли подсудимого. Я напомнил ему о том, как он с Сержем пропил двадцатку из выручки, и тут он сначала смутился, а потом начал валить все на друга, что он и вовсе не знал, откуда деньги на выпивку, что, когда он рассказывал мне об этом, я его неправильно понял. Наконец я просветил его на счет того, что швейцарский диспетчер вообще-то ошибся потому, что компания вынудила его работать сверхурочно под угрозой увольнения, и вина была скорее на его начальстве, которое вопреки всем правилам техники безопасности заставляло его и трудиться сверхурочно, и вести сразу несколько самолетов. И тут уже Алишер начал доказывать мне, что Калоев вообще не собирался его убивать, а просто хотел поговорить, и разозлился, когда диспетчер отказался с ним разговаривать, не проявил сочувствия и человечности. В общем понятия о справедливости у будущего бакалавра по истории и философии были достаточно пещерными. А его извороты мне казались забавными.
В одни выходные, когда я приехал в Ригу, и у меня было много денег, Алишер предложил пойти в бильярдную. Я не очень любил игры. Да и играл я не очень хорошо, потому что мало тренировался. Алишер играть вообще не умел, и упорно не хотел учиться, вечно норовил нарушить правила. А когда я заскучал и засобирался домой, он предложил позвать Игорька и Абажа, да поехать с ними в какой-то ночной клуб на окраине. Идея была бредовой, к тому же в начале встречи он похвастался, что получил разрешение на ношение огнестрельного оружия и купил пистолет ТТ, который взял с собой. Я совсем не понимал, зачем ему оружие, при его психическом здоровье, да и с оружием он по закону не мог употреблять алкоголь, его за это могли лишить разрешения и оштрафовать, по его же словам. Я тогда выпил уже достаточно, потому и согласился на сомнительное приключение.
Игорек со своим оруженосцем не заставили себя долго ждать. Игорек тут же начал клянчить выпивку, и бильярдный стол, причем он в основном болтал всякую ерунду, опершись на кий. Они явились уже достаточно пьяные, потому Алишер сразу принялся их доставать. Сначала он предлагал Абажу сделать операцию по смене пола, и при этом нескромно его тискал. Игорька подобные вольности, которые он позволял себе, напившись, в исполнении Алишера возмущали. Абаж говорил, что чувствует себя девушкой только иногда, и сомневался в том, что его могут переделать в настоящую женщину, капризничал, говорил, что Алишер его лапает слишком грубо, а он любит нежно. Это продолжалось пока женщина за стойкой не попросила нас вести себя прилично. Тогда Алишер принялся доставать Игорька, говоря, что ему необходимо заняться спортом, а тот ныл, что у него лишний вес, и потому ему надо меньше даже ходить, чтобы уменьшить нагрузку на ноги, говорил о своем высоком давлении.
- Ты должен быть олимпийцем! – пафосно воскликнул Алишер.
- Так что же мне теперь? – завопил Игорек на всю бильярдную. – Мне теперь олимпийские кольца из своего говна в унитазе лепить? Достал ты меня со своими советами, сам своим спортом и копрофагией занимайся!
Алишер после такого вопля как-то выпал в осадок и притих. Сказал, что совсем не рекомендовал Игорьку играться со своим калом в унитазе. Женщина за стойкой убедительно попросила нас удалиться из заведения. Я распахнул бумажник и кинул на стойку крупную купюру. Абаж начал рассказывать про какой-то клуб, я повернулся к нему и возражал, забыв собрать сдачу со стойки. Потом Игорек мне напомнил о сдаче, и я, не считая, сгреб её в карман. На выходе Алишер шепнул мне о том, что Игорек спер у меня десятку из сдачи, пока я дискутировал с Абажем. Я вытащил те деньги, что лежали в кармане, и действительно, десяти лат не хватало. Денег мне жаль не было, но жирный Игорек со своими маленькими хитростями меня сильно разозлил. Он много раз говорил, что большие хитрости могут заметить, потому лучше много маленьких, так он намеревался даже бога перехитрить.
Когда ехали в такси в какой-то клуб на окраину, я рассеянно слушал, что несет Игорек, как его подкалывает Алишер, как хохочет Абаж, и думал, какого черта я делаю с этими придурками, лучше бы я остался в Паланге и почитал книгу и послушал музыку, или сходил бы к проститутке. В клубе Игорьку не нравилась музыка, под которую тряслись несколько совсем юных созданий, он просил включить его любимых итальянцев семидесятых годов. Немного поскакав в танцевальном зале, он распугал всех девиц, они сначала стайкой метались от него, а потом куда-то ушли. Итальянцев ему так и не включили, или не совсем из семидесятых. Мы как-то оказались в зале, где были бильярдные столы. Игорек начал навязываться поиграть с местной шпаной, предложил кому-то из них поиграть на деньги. Я самой игры не видел, потому что начал играть с Алишером. Шпана обступила нас и потребовала оплатить проигрыш Игорька, а тот советовал Алишеру напугать их своим пистолетом. Потом ещё кто-то начал требовать удовлетворения от Абажа, из-за того, что он обидел какую-то девицу, назвав её дешевой проституткой. Алишер пистолет, конечно, не вытащил, и тогда Игорек попросил заплатить его проигрыш. Я сказал, что ничего платить не намерен, тогда мне предложили сыграть на деньги, или уйти. Я, конечно, с радостью покинул заведение, уходя пнул радиатор и дверь.
Мне удалось сразу поймать такси, Алишер туда прыгнул вслед за мной, и я был рад оставить Игорька ночью на этой окраине, вместе с его дебильным другом. Но они успели преградить машине дорогу и влезть в неё, не смотря на протесты таксиста. Пока ехали, я рассказывал Игорьку, какой он придурок, сказал, что не намерен больше с ним общаться, а он снисходительно отвечал, что завтра я просплюсь и буду извиняться за неуважение к старшему другу. Остаток ночи я просидел за чаем с Алишером, который начал сомневаться в том, что Игорек украл у меня десятку. Я сказал, что мне в принципе, безразлично украл ли он у меня эту десятку или нет, и дело не в том, как он себя вел в том клубе, а в том, что он стал мне вполне понятен, и потому неинтересен мне. Я говорил, что многое могу простить людям, но только не скуку, и потому ни с Игорьком, ни с Абажем больше общаться не намерен, и это не гнев, не пьяная истерика, а обдуманное решение.
Погода становилась все более солнечной и теплой, а работы у меня прибавилось, потому что бетонщики ещё не закончили отливать фундамент, а каменщики уже начали укладывать панели и возводить стены, где фундамент был уже готов. Хотя, при постоянной занятости, четырнадцатичасовой рабочий день пролетал очень быстро. Я частенько подсчитывал свою зарплату, но её огромный размер, за все переработки и командировочные меня уже не радовал. Мне уже не хотелось много денег, мне хотелось просто отдохнуть. Да и ненависть к вечно пьяным строителям у меня начала зашкаливать, вечно они, не вполне понимая, что делают, создавали аварийные ситуации. Я знал, что мне ничего не будет, если я кого-то пришибу или покалечу, что все это будет несчастным случаем, если у меня в крови не найдут алкоголя или других наркотических веществ. Тем не менее, никого убивать или калечить я совсем не хотел, и потому нервничал. К тому же я плохо себя чувствовал из-за малоподвижного образа жизни. Пошел слух о том, что кризис начался и в Литве, и потому многие стройки просто останавливают, а рабочих отправляют в бессрочный отпуск за свой счет.
Если бы я мог в тот момент думать логически, то я бы как-то доработал шесть месяцев, потом вышел на больничный на три месяца, после чего уволился бы и вышел на пособие и девять месяцев мог бы ходить на платные курсы латышского, сдавать экзамены по натурализации, и потом с паспортом идти в рекрутинговое агентство, и ехать работать на Северо-Западе Европы. Но я вместо этого вышел на больничный, не доработав шести месяцев. Приехав в Ригу, я решил повеселиться со своей знакомой проституткой, пригласил её в ресторан в старом городе, а заодно Алишера и одного своего одноклассника. Ели мы как-то мало, в основном пили, потом проститутка позвала меня в отель, и мне туда ехать с ней не захотелось, я дал ей денег за пару часов и отправил прочь, потому что был в ней разочарован, на долгие беседы она была не способна, да и чувство юмора у неё отсутствовало, как мне тогда показалось. В тот вечер я, как никогда чувствовал, как мало можно купить за деньги, как скучно жить, когда их много. И из этого я делал вывод – не стоило так убиваться на этом кране, чтобы пить какую-то гадость в ресторане с глупой проституткой и двумя любителями халявы.
Алишер заказал абсент, хотя и толком не знал, как его употреблять. Одноклассник был игроманом и его неудержимо потянуло к автоматам. И тут я предложил поехать в баню, которая сдается полностью за двадцатку в час. Как-то мы оказались в кафе при этой бане, и туда пришел Абаж со своим новым коллегой, деревенским парнем Дидзисом, который попросил купить ему большую бутылку бальзама и принялся его пить с горла. Меня все раздражало, и это раздражение выражалось в том, что я с жадностью пил все больше пива. Алишер зачем-то начал хвастаться своим дешевым выкидным ножиком, а я говорил, что этот кусок стали никуда не годиться, и мы даже начали обсуждать, какие из ударов ножом могут оказаться смертельными. Наконец управляющий сказал, что баня уже почти натоплена, и мы можем туда спускаться. Когда мы спустились и начали раздеваться, я заметил, что Алишер куда-то пропал. Мы даже выбегали на улицу его искать, звонили ему с разных номеров, но телефон его был отключен, а его нигде не было.
Баня оказалась ужасной. Там был красивый кафель, огромное джакузи с подсветкой, душ-шарко, банкетный зал с телевизором, даже спальня с огромной кроватью, но парилка никуда не годилась, да и не протоплена она была, как следует. К тому же Абаж начал конфликтовать с одноклассником, и я надавал ему оплеух. Мы ходили из бани в магазин за пивом в одних трусах. А кончилось все тем, что Абаж навалил в джакузи, когда мы там охлаждались после парилки. Все мы выскочили оттуда, а он там ещё какое-то время сидел и хохотал, когда его колбаски всплывали с пузырями. Как-то я добрался до дома, спать не хотелось, мучила интоксикация и сожаления о том, что я настолько глупо спустил свои деньги.
На следующий день я начал собираться в долгое путешествие на велосипеде, пошел по туристическим магазинам высматривать себе подходящее снаряжение и велосипед. Ни пить, ни общаться мне больше ни с кем не хотелось. И тут позвонил Алишер, начал объяснять мне, что убежал, потому что у него начался рвотный рефлекс, и он загадил себе куртку и телефон, который из-за этого сломался, ему стало из-за этого стыдно, потому он убежал домой. Ему хотелось развлекаться дальше, но я сказал, что занят и отключился. Его бред мне более не казался забавным, и слушать я его больше не хотел, да и рассказывать ему что-то тоже не хотелось, потому что было ясно, что он не воспринимает сказанное мной адекватно.
Как-то я все же встретился с Алишером в той же бильярдной. Напиваться совсем не хотелось. Я рассказывал ему о том, как на первом рабочем месте, где я и познакомился с Игорьком, меня оставили работать в ночь. Надо было к утру доварить решетки и покрасить их. Со мной работали двое молодых парней, которые были лет на пять меня старше. Когда мы доварили решетки, они предложили мне скинуться на разведенный спирт с точки и выпить в бытовке. Взяли мы тогда очень много, напились сильно, но я сказал, что решетки надо покрасить, и если они не хотят, то я буду красить их один.
- И они тебя замесили? – спросил Алишер, хотя он скорее не спрашивал, а утверждал.
- Нет, конечно, с чего бы им меня бить? Я угостил их спиртом. Мы очень интересно поболтали, пока этот спирт пили. Они даже уважением ко мне каким-то прониклись, и пошли красить решетки вместе со мной, и красили их до утра.
И тут неожиданно в бильярдную зашел пьяный Игорек и потребовал, чтобы Алишер отдал ему свой кий, и принялся играть вместо него. Он потребовал от меня купить ему пива и чего-то покушать, хотя в руках у него была бутылка пива, завернутая в прозрачный пакет. Я отказался ему что-то покупать, а он сказал, что нечего было его звать, если не хочу его угощать. Я отказался с ним играть, и сказал, что не звал его, да и видеть его больше не хочу. Алишер как-то засмущался и ушел в туалет. Я стоял молча и ждал, пока Игорек уйдет, а он подошел к нашему столику, взял пакет с соком, и сказал, что мы туда налили водки. Я молчал. Он взял пакет и принялся пить из него, потом сморщился и сказал, что я ему ещё позвоню, когда мне станет скучно, и буду ему покупать все, что он захочет. Я продолжал молчать и смотреть в окно. Похлопав меня по плечу, он ушел. Я серьезно попросил Алишера больше не звать Игорька, когда он со мной, и эта просьба вызвала у него удивление. Потом он снисходительно улыбался, когда выслушивал о моих планах поехать на велосипеде в Норвегию. Он даже язвил по поводу моих несбыточных планов, но я на это не обращал внимания.
Уволился я, культурно бодаясь с начальником, который хотел, чтобы я оплатил жилье, в котором я жил в командировке. Я говорил, что по закону это должен делать работодатель, а он говорил, что я заработал благодаря ему такую кучу денег, и мне жалко заплатить какую-то сотню лат. Я ответил, что эту кучу денег получил не просто в подарок, а заработал тяжким трудом. Потом я долго припирался с ним, чтобы он мне выплатил компенсацию за неиспользованный отпуск, даже пришлось пригрозить жалобой в трудовую инспекцию. И после всех этих разборок, когда деньги были перечислены, начальник сказал, что я очень хороший работник, и он будет рад, если я вернусь к нему после кризиса. Он уверял, что кризис закончится где-то через год. Я ответил, что немного отдохну, а потом уеду в Ирландию к сестре. Пожалуй, это был самый лучший руководитель в моей жизни – никаких эмоций, сугубо деловой подход.
После увольнения я сразу поехал на своем велосипеде на Север в Эстонию, Финляндию, Швецию. Я ехал в Осло, где недавно устроился на постоянную работу мой дядя. Он говорил, что и меня могут взять, даже с паспортом негражданина. И вот, ехал я среди гор шведской части Лапландии, недалеко от полярного круга, так что ночами было светло, как днем, и тут мне позвонил Алишер, и принялся плести про то, что он прилетел в Испанию и пятью разными самолетами, рассказал о технических характеристиках этих самолетов, годе выпуска. Потом он начал рассказывать, как испанские полицейские всех без разбора бьют острыми носами своей обуви. Я сказал, что нахожусь в Швеции, потому разговор по телефону ему будет стоить достаточно дорого, но он решил, что я фантазирую, и продолжил болтать, пока у него не закончился кредит минут через пять. Я тоже испытал досаду, потому что у меня села батарея в телефоне, и надо было её где-то заряжать.
Обогнув Ботнический залив, я поехал на Юг к Тронхейму, потом к столице, где я прожил у дяди две недели в рабочем общежитии, а потом через Швецию, Данию, Германию, Польшу и Литву возвращался в Латвию. В последние три дня я ставил рекорды, проехал за три дня шестьсот с лишним километров. Когда я выехал на дорогу между Бауской и Ригой, которая проходила по Кекаве, мне снова позвонил Алишер. Я три дня в основном ехал, не было времени на то, чтобы помыться, потому вонял, спал мало, да и устал, хотел засветло добраться до дома. А он требовал, чтобы я заехал к нему в гости, так что мне пришлось достаточно грубо ему отказать.
А потом я обнаружил, что у меня совсем не осталось денег, и я еще и истратил пять сотен овердрафта. У меня не было возможности вне Латвии проверять баланс на своем счету. На работу в Норвегии меня не взял из-за паспорта негражданина, начальник сказал, что такой у одного из его работников, и ему приходится оформлять из-за этого кучу лишних документов. В стране разразилась безработица, но мне с трудом удалось устроиться на завод сварщиком, вернее учеником сварщика за четыре сотни в месяц. После пребывания в Норвегии, даже в качестве туриста, работать на заводе было совсем противно, пьяные коллеги, и младшее начальство вечно заставляло меня имитировать бурную деятельность, когда делать было нечего, чтобы старшее начальство не ворчало. Из-за невозможности соблюдения техники безопасности я слегка распилил себе колено обрезной турбиной, вышел на больничный, и потом я болел ещё шесть месяцев, и после двух недель я получал больничный в два с половиной раза превосходящий мою зарплату, это потому, что зарплата ранее у меня была большая, когда я работал на кране. Сидя на больничном, я ходил на платные курсы латышского, отдавал долг банку, ходил на курсы рисунка с натуры, надеясь на то, что со временем смогу что-то заработать рисованием портретов на улице. В Норвегии я купил фотокамеру, в которую можно было вставить карту памяти на четыре гигабайта, и снимать десятиминутные видео. Алишер недоверчиво смотрел на фото, которые я сделал в пути. Наконец он заявил, что когда-то год прожил в Германии, и начал плести небылицы про это.
В ту осень и зиму я часто заходил к нему на стоянку, и мы записали много видео, в которых он выступал с ирландским барабаном, и муляжом черепа с клыками, как у вампира. Все это я снимал в потемках при свете красной задней фары от своего велосипеда. К тому же я выдал ему черную байку с капюшоном похожую на монашескую рясу, а на шею вешал молот Тура, привезенный из Норвегии. И какие же он богохульные речи произносил, целуя то череп с клыками, то молот Тура! Но в основном он проклинал бедного Игорька, то он требовал он него, чтобы тот отпилил сам себе голову бензопилой и принес её в пельменную, то требовал от него грызть, ломая зубы чугун и испражняться свинцовыми гирями. Тогда он начал звонить ему среди ночи, и произносить подобное. Игорек долго думал, но потом узнал, как заблокировать номер Алишера, и тогда тот начал звонить ему из телефонных будок в самое разное время суток.
Как-то раз Алишер, выпив достаточно много пива, разоткровенничался, и сказал, что он тоже жирный, и это его раздражает, что он тоже нерешительный и бездеятельный, как Игорек, и именно поэтому он вызывает у него такие бурные эмоции, которые он изливал то в телефон, то перед моей камерой. Порой я портил записи, начиная ржать, пока Алишер говорил, что надо уметь разбить кулаки о камни, что в его черепе океан боли, который должен превратиться в океан крови его врагов. Судя по тому, насколько обнаглел Алишер, Игорек реагировал на его выпады очень вяло, не мог ему жестко ответить, иногда молча слушал его проклятия и критику, а иногда бросал трубку.