Дружба?⁠⁠

Часто в социальных сетях, да и в грубом физическом мире слышал, как некоторые люди рассказывают, как им было хорошо в детском саду или школе, или в училище, как они хотели бы туда вернуться, как они рыдали, когда покидали эти заведения. Мне не вполне понятно, как можно хотеть обратно в прошлое, потому мало того, что это невозможно, так ещё и в прошлом я знал и понимал меньше, чем в настоящем, и потому жизнь моя была определенно хуже, потому что из-за этого незнания я совершал поступки, которыми я ныне весьма недоволен. Для того, чтобы ностальгировать нужно или регрессировать, то есть становиться глупее, или хотя бы остановиться в развитии.

Одной из моих главных ошибок была убежденность в том, что мне необходимо общение со сверстниками. Я долгое время заставлял себя общаться с одноклассниками, не смотря, на то, что интересно мне это совсем не было. С теми, кто любил играть в разные игры во дворе я вообще контактировать заставить себя не мог, потому выбирал отщепенцев и уговаривал их отправиться куда-то шляться, раздвигать, так сказать, горизонты познания, или же что-то строить, в основном плоты на реке и озере или землянки в лесу. Как-то раз я поссорился со всеми одноклассниками, и мне пришлось начать общаться с одноклассником по фамилии Пукленов. Он был очень странным, постоянно сосал палец украдкой, грыз ногти, боялся смотреть в глаза. Когда он разговаривал с кем-то или рассказывал стихотворение перед классом, он смотрел куда-то в сторону, а мог и вовсе повернуться спиной или закрыть лицо руками. Учителя ругали его за то, что он слишком неразборчиво пишет, и его нестройные буквы разного размера постоянно съезжали с линий в тетради. Когда он что-то делал, вечно он норовил высунуть язык и достать им до носа и выпучить глаза так, что казалось они вот-вот выпрыгнут из орбит. Тем не менее, все знали, что его дед ходит в море, и иногда он приносил в школу импортные вещи, на которые советские люди смотрели, как на артефакты с другой планеты, и готовы были на все, что угодно, чтобы получить заграничную жвачку или даже обертку от неё. Отец этого Пукли работал на табачной фабрике и в кооперативе, который на той же фабрике производил дефицитные сигареты, которые тогда начали продавать по талонам. У него в отличии от большинства одноклассников был велосипед, гулять он ходил в модной дорогой одежде, которую его мама покупала по завышенной цене у знакомых продавцов. Если у кого-то что-то появлялось, Пукля подходил, презрительно морщился, и говорил, что у него все это есть или было, но он выбросил. В общем, все к нему относились очень плохо.

После ссоры и драки с компанией одноклассников, я решил сесть за парту с Пуклей, начал с ним болтать на перемене, и он после уроков предложил мне проводить его до дома. Я жил на окраине Красной Двины, а он в самом центре этого промышленного района, в старинном доходном доме середины девятнадцатого века. Школа была между окраиной, где жил я и центром района, нам было явно не по пути, но я любил шляться, потому и пошел его провожать, выслушивая его хвастовство. Он говорил, что в их квартире четыре больших комнаты, правда в одной из них живет соседка, чужая старуха и никак не может умереть, чтобы освободить эту комнату для них. Он говорил, что благодаря знакомствам его деда, моряка, к ним больше никого не подселят. Он знал, что его отец заколачивает правдами и не правдами пятьсот рублей в месяц, а ещё дед всегда, придя из плавания дарит разные подарки, и родители отца из деревни привозят продукты, которых в магазинах тогда не хватало на всех и надо было долго стоять в очереди. Чтобы произвести на меня впечатление, он вытащил из кармана десть рублей и сказал, что может купить мне лимонад и шоколадку. Я сказал, что сладкое не люблю, мне бы лучше квашеной капусты или соленых огурцов. Он по-дружески сказал, что такую гадость едят только дураки, а крутые парни едят шоколад и жуют жвачки. И пришлось мне съесть шоколадку, выпить лимонад, и жевать жвачку, пытаясь надуть пузырь, правда жвачка у него была советская из Эстонии, и надуть пузырь не получалось.

Потом он спросил меня, не живу ли я в общежитии, и принялся рассказывать, что от тех, кто живет в общежитии воняет, как и от тех наших одноклассников, кто живет в деревянных двухэтажках с печным отоплением и сухими туалетами. Он был удивлен тем, что я не знаю, какая зарплата у моих родителей, спрашивал, откуда у меня иногда появляются импортные вещи. Я сказал, что мой двоюродный дядя ходит в море и иногда что-то привозит нам. Пуклю очень разочаровало, что мой отец работает цеховым художником, а мама бухгалтером, сказал, что много там не платят. Меня сильно удивило, что он разбирается в таких вещах, в том, что это его интересует. Потом он наговорил гадостей на каждого из одноклассников, и обещал меня угощать, если я буду его провожать до дома и сидеть с ним за одной партой. С одной стороны он был мне неприятен, с другой стороны интересен, потому что никто из моих знакомых сверстников не говорил на такие темы. Так же мне было его жаль, из-за того, что никто не хотел с ним общаться, да и захотелось вдруг попить лимонада вдоволь и пожевать жвачку, которые не всегда были в магазинах.

Так я начал с ним дружить и со временем начал мириться с другими одноклассниками, которым успели надоесть игры во дворе и их снова потянуло на приключения вместе со мной и с Пуклей заодно. Вскоре одноклассники, начали предпочитать сидеть и слушать Пуклю на скамейке или ходить с ним по магазинам и пялится на всякую дребедень, попивая его лимонад и поедая шоколадки и прочие сласти, а не шляться со мной по заводам, лесу или центру города. Так у меня с ним начался скрытый конфликт, мы с ним постоянно торговались, и со временем последнее слово начало оставаться за ним. И все одноклассники начали перед ним заискивать, даже самый гордый Лёха, который, не смотря, на то, что его сильно пьющая мать жила очень бедно, держался как-то аристократично. Всегда он был аккуратно причесан, форма его была старательно выглажена и выстирана, причем стирал и гладил он себе все сам, сам они покупал себе одежду с обувью на выделенные матерью с получки деньги. Умел он и есть себе готовить. Он ужасно любил приходить ко мне в гости, и был просто счастлив, если я его чем-то угощал, хотя и старался эту радость скрыть. Все учителя его очень хвалили, ни сколько за успехи в учебе, сколько за его достоинство и чувство справедливости. И тут этот Алексей начал заискивать перед Пуклей после того, как тот купил ему резиновый брелок за два рубля и отдал десяток фантиков от импортных жвачек. После этого я даже подрался с Пуклей и перестал с ним общаться. Вскоре меня начали поддерживать во вражде с ним те, кого он обделил подарками и класс поделился на две группировки, враждовавшие между собой.

Ближе к девяностому году Пукля начал говорить, что его мама латышка, что у её предки были богатыми владельцами пароходов, и скоро все это богатство к ним вернется, и он станет наследником и будет жить, как король, а мы будем ему служить. И эти его речи настроили против него уже всех, кроме Алексея. Несколько раз его сильно побили, и все начали его дразнить, издеваться над его особенностями. А потом у меня в доме появился компьютер, и все начали напрашиваться ко мне в гости, чтобы поиграть хоть пять минут или посмотреть, как играют другие, сидя в очереди. Но Алексей сходил лишь пару раз, сказал, что игры играми, а надо думать о будущем, заранее жизнь как-то устраивать, и продолжил ходить хвостом за Пуклей, у которого семье между родителями начался какой-то разлад. Вроде бы его мать переехала на другую квартиру с его младшей сестрой, а он остался с отцом, который начал изрядно выпивать.

В седьмом классе в девяносто третьем году, русско-латышскую школу решили сделать сугубо латышской, и те, кто хотел продолжить обучение на русском, должны были перейти в другую школу. В какую школу перешли Алексей и Пукля я не знал, даже не слышал о них ничего долгое время. И только после двух лет в другой школе и двух курсов училища, я услышал от одноклассника, который все про всех знал и со всеми номинально дружил, что Алексей с мамой уехали в деревню к родственникам и он перестал ходить в школу. А Пукля начал сильно пить, причем вместе со своим отцом и загремел на год в тюрьму за кражу цветного металла. Когда я работал в депо, вместе с тем одноклассником, который всех знал, он предложил мне встретиться с Лёхой, который вернулся в Ригу, живет у двоюродного брата, работает на обувной фабрике и сильно пьет. Я встретился с ним, мы выпили разведенного спирта, и я понял, что говорить мне с ним совсем не о чем, да и спирт пить как-то уже совсем не хотелось. Я, тогда как раз, решил бросить пить в первый раз. А потом и всех знающий одноклассник, который брезгливостью не отличался, сказал, что с Лёхой больше не общается, потому что он напивается совсем по-свински и нашел себе жену, похожую на его мать, которая пьет вместе с ним. А где-то через год пошел слух о том, что Лёха напился до такой степени, что убил и мать, и жену, и сел очень надолго. А Пуклю я пару раз видел пьющего на скамейке с бомжами, потом мне рассказывали, что в тюрьме он сидит регулярно, и говорит, что и там тоже можно неплохо жить, если соблюдать правила.

Я не могу сказать, что мне так уж не повезло с одноклассниками. Пара из них стала моряками, а потом, заработав на квартиры перешли работать на верфь, женились. Одна одноклассница вышла замуж за состоятельного американца и живет теперь в Калифорнии. Большинство, конечно, уехало в Англию и Ирландию, но некоторые увлеклись наркотиками и в результате долго находились или в местах лишения свободы, или в психиатрических больницах, пока не стали инвалидами или погибли. И мне ни с кем из них не хочется встречаться. Они, насколько я знаю, мало изменились, потому не очень мне интересны.  У меня нет ни на кого обиды, все давно пережито, пересмотрено, и я уже воспринимаю это прошлое, как какой-то художественный фильм, будто это произошло и не со мной вовсе.