Продолжение поста «К делу»
Ну чё тут? Всё хуйня? Да и ладно. Я свое слово сдержал. И ачивку получил. Кому ещё такую дали?
Ну чё тут? Всё хуйня? Да и ладно. Я свое слово сдержал. И ачивку получил. Кому ещё такую дали?
Лев Толстой и Софья Андреевна, художник Илья Репин
Уже с 10 июня живем в деревне. Сегодня были у Толстых. Сестра Толстого много рассказывала про своего брата Льва. Сказала, что он теперь спокойно смотрит на людей, которые расходятся с ним в мыслях и жизни, что образа у них в доме совсем изгнаны, но когда она попросила образ для себя, то ей принесли и повесили в ее комнате. Л. Толстой упрекал ее зимой, что она держит лошадей. Она — старуха, ходить много не может и из своей квартиры в Москве, около театра, на Девичье поле ездила к ним в карете, он же нередко приходил, истомленный, к ней пешком.
Она его в этом упрекала и говорила, почему он не даст заработать бедным извозчикам. На это получила ответ: «Так, по-твоему, я должен идти в дом терпимости, чтобы дать заработать и этим бедным женщинам, которые тоже этим живут?». Она говорит, что брат ее не выглядит счастливым, что он внутренне тревожен, но что теперь в Ясной Поляне живется спокойнее.
Когда он начал свои проповеди, жена его была страшно расстроена, и тогда она бежала из дома брата. Ему приказано брать ванны, но он их ни за что не берет, так как чужих услуг не желает.
Александра Викторовна Богданович, жена министра внутренних дел, запись от 25 июня 1890 г., «Три последних самодержца» (1990)
Считается, что это одно из последних фото Льва Толстого перед смертью. 1902 год.
Телеграм — История Веков
— Вас, конечно, интересует Государственная Дума?
Толстой поднял голову и ответил:
— Очень мало.
— Но вы все-таки следите за отчетами думских заседаний?
- Нет. Знаю о них больше по рассказам домашних. Если же случится заглянуть в газеты, стараюсь как-нибудь обойти это место... У меня от Думы три впечатления: комичное, возмутительное и отвратительное. «Комичное», потому что мне все кажется, будто это дети играют «во взрослых». Ничего нового, оригинального и интересного нет в думских прениях. Все это слышано и переслышано. Никто не выдумал и не сказал ничего своего.
На то же жалуется мне в письме один умный англичанин. «Мы ждем, — пишет он, — указаний от вашей Думы нового пути, а вы рабски подражаете нам».
У депутатов все перенято с европейского, и говорят они по-перенятому, вероятно от радости, что у них есть «кулуары», «блоки», и прочее и что можно все это выговаривать.
Наша Дума напоминает мне провинциальные моды. Платья и шляпки, которые перестали носить в столице, сбываются в провинцию, и там их носят, воображая, что это модно. Наша Дума — провинциальная шляпка. «Возмутительным» в ней мне кажется то, что, по справедливым словам Спенсера, особенно справедливым для России — все парламентские люди стоят ниже среднего уровня своего общества и вместе с тем берут на себя самоуверенную задачу разрешить судьбу стомиллионного народа.
Наконец «отвратительно» — по грубости, неправдивости выставляемых мотивов, ужасающей самоуверенности, а главное - озлобленности.
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь.
(с) Лев Толстой