На бетонном полу подвала мои ботинки намертво прилипали. С серых балок свисали клочья чего-то — то ли паутины, то ли порванной изоляции. Толпа была настолько плотной, что я не мог пошевелиться, а по лестнице продолжали спускаться ещё больше людей в масках и полуприкрытой одежде. Как студент-медик я понимал, что стоять так близко к колонкам — верный способ остаться без слуха…
Но я просто радовался: это была моя первая настоящая студенческая вечеринка.
Полуголый парень с чёрными кудряшками встал на руки, обхватив пивной кег, и выгнулся идеальной стойкой. Он осушил столько пива, что меня тошнило уже от одного вида, а потом кувырком нырнул в визжащую толпу. Это был мой сосед по комнате, Бретт Харрисон Третий, и именно благодаря ему меня в ту ночь вообще позвали.
Правда заключалась в том, что я никогда не чувствовал себя своим ни в этом элитном университете, ни даже в этой стране. Мои родители переехали в США из Японии через пару недель после моего девятого дня рождения. Я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что навсегда оставляю дом и друзей, но всё же слишком мал, чтобы воспринимать перемены как шанс.
Все вокруг казались гораздо громче и агрессивнее, еда — жирной или приторной, а большинству одноклассников, казалось, попросту плевать на учёбу. Каждую ночь я молился, чтобы родители передумали и вернули меня обратно…
Но их решение было окончательным.
По их мнению, моё будущее уже расписано: окончить американскую школу, поступить на медицину в топовый вуз и делать солидную, высокооплачиваемую карьеру где захочу. Разве я не вижу, чем они жертвуют ради такого единственного шанса?
Одноклассники не понимали, под каким давлением я нахожусь, и почему для меня учёба важнее тусовок. Ко второму курсу я уже смирился с тем, что буду жить без друзей… и тут заселился Бретт.
Ему было всё равно, что я вечно торчал над учебниками: он закидывал ноги на стол и болтал, будто я его внимательно слушаю. Сколько бы раз я ни отказывался, он продолжал звать меня с собой. Я знал: Бретту нужен не друг, а зритель, — но даже такое «общение» было приятно.
Сейчас же он осушал бутылку джина и разбивал её о собственную голову — по причинам, понятным только в стране Бретт-Лэнд. Я поражался, сколько алкоголя он может влить в себя, и в ту ночь — на обратном пути с вечеринки — наконец решился спросить, в чём его секрет.
Это дар, — подмигнул Бретт. Увидев, что я ничего не понял, он остановился под уличным фонарём и уставился на меня. — Ты серьёзно не знаешь? Никогда не слышал о Дарителе? Звучало как начало глупой шутки, но Бретт был абсолютно серьёзен. Ветер гнал хрустящие, сухие листья по безлюдной ночной улице, пока сосед начал рассказ.
По словам деда Бретта, первого в их семье, кто учился в нашем университете, легенда о Дарителе была стара, как кампус. Он появлялся лишь между полуночью и рассветом, да и то только тем студентам, которые в одиночку боролись с какой-то проблемой.
Бретт утверждал, что встретил Дарителя, когда блевал в мусорку возле спортцентра: его тогда мучила лишь мысль — суметь пить сколько угодно без последствий. Почувствовав чьё-то присутствие, он обернулся и увидел пару лакированных чёрных туфель. Незнакомец долго молчал, а потом сказал, что нужное Бретту лежит в верхнем ящике его стола. Позже там и правда обнаружилась баночка крошечных красных таблеток. Стоило проглотить одну перед вечерухой — и всё: сколько бы Бретт ни пил, его окутывал приятный, безнаказанный кайф.
Разложив рассказ по полочкам, я решил, что на самом деле сосед нарвался на барыгу, в чёрном ауте доковылял домой и заполнил провалы в памяти дедовской байкой. Лишь одно звено цепочки было логичным: получив право желать что угодно, Бретт Харрисон Третий, конечно же, пожелал средство от похмелья. Когда я спросил, чего Даритель потребовал взамен, Бретт только прищурился: это же подарок, да? Подарки должны быть бесплатными.
Через пару минут он заметил знакомых девушек, перебежал дорогу и оставил меня идти к общежитию одному. Я не обиделся: будь у меня его уверенность, поступил бы так же. Бредя к кампусу с руками в карманах, я задумался о Дарителе. Если бы он вышел ко мне сейчас, чего бы я попросил? Чёткого ответа у меня не было — тогда, по крайней мере.
После той ночи я стал всё чаще тусоваться с Бреттом. Я твердил себе, что наконец раскрываюсь, но настоящие причины были сложнее. Шёл третий курс, занятия стали жёстче, оценки падали, и единственный способ притвориться, будто всё под контролем, — полностью игнорировать проблему.
Когда я всё же взглянул правде в глаза, оказалось хуже, чем я думал. Я рисковал потерять стипендию, а в отличие от Бретта не имел семьи-миллионера, чьи пожертвования гарантировали диплом. Дело было не в том, что я вылечу из вуза: жертва родителей —
И всё, от чего я отказался ради их ожиданий, —
Всё это оказалось бы зря.
Спастись мог лишь один путь: набрать 97 % и выше на финальном экзамене. Проблема — я сомневался, что вообще сдам, не то что получу почти максимум. Вскоре меня уже не спасали даже вечеринки Бретта.
Я начал бродить по ночам, не замечая ни погоды, ни дорог. Шёл через пустые парковки, между тёмных зданий, открывая уголки кампуса, о которых и не подозревал… и так я наконец встретил Дарителя.
Холодало, и я стал брать в термос кофе. В ту ночь я присел на скамейку за электростанцией университета, чтобы сделать пару глотков. Зачем скамейка стояла меж сетчатого забора и дикой рощи — загадка, но место казалось подходящим для передышки.
Я уже собирался идти, когда заметил фигуру у угла забора. На фоне света станции не было видно лица: лишь старомодный зонт, мешковатый серый костюм… и блестящие чёрные туфли.
Незнакомец прихрамывая двинулся ко мне. Вместо сочувствия я ощутил страх: опустил взгляд, надеясь, что он пройдёт мимо—
Как он пересёк расстояние за несколько секунд — понятия не имею. Я уставился в землю: нутро подсказывало, что если гляну ему в лицо, мне это не понравится.
Не ходи на экзамен в пятницу, — прохрипел он, голосом, от которого ледяной холод прошёл по спине. — Пропустишь — и получишь лучший балл на курсе. Гарантирую. Не успел я ответить, как он рывком поднялся и захромал в темноту. Вся встреча длилась меньше двух минут, и когда всё кончилось, я уже сомневался, было ли это наяву. Так выглядит безумие?
До экзамена оставалось два дня, и каждую минуту я разрывался, что делать. Половина меня верила, что это был Даритель, другая считала всё галлюцинацией от стресса. В четыре утра в день теста я застонал, перевернулся и выключил будильник. К чёрту, подумал я. Всё равно провалюсь — почему бы не дать Дарителю показать чудо?
Проснулся я за двадцать минут до начала экзамена. Не зная, чем заняться, пошёл в столовую позавтракать. По пути столкнулся с Бреттом. Он почесал голову, увидев меня: разве у тебя сегодня тест?
Я подмигнул: даритель позаботится. Бретт побледнел: я никогда не видел его таким серьёзным. Он положил мне руку на плечо: тебе надо идти на экзамен, — шепнул он.
Я побежал. Хотя не понимал, зачем бегу — вероятно, уже поздно. Предупреждал ли Бретт, что его история чушь, или дело было страшнее? Подарок обернулся кошмаром? Не было времени гадать: я подскользнулся на плитке второго этажа корпуса и влетел как раз, когда шестнадцать моих одногруппников заходили в аудиторию.
Нас в группе по органической химии III — шестнадцать… считая меня. Что-то было странным в парне, стоящем в тени в конце очереди, но я поверил лишь, когда он вышел на свет.
Это был… я. Точная копия. Мы встретились одинаковыми глазами, и его рот растянулся в слишком широкую, злую улыбку.
Я онемел. Двойник зашёл в аудиторию. Дверь заперли; тест начинался. Но результаты вдруг перестали волновать. Нужно найти Бретта. Нужно понять, что творится.
Бретта не было ни в столовой, ни в спортцентре, где он обычно проводил пятничное утро, гоняя пинг-понг. Общежитие я проверил последним, и к тому времени прошло больше двух часов. Экзамен, хорошо или плохо, завершился.
В фойе Лидия, дежурная, поднялась, когда я подошёл к лестнице; я видел её каждую пятницу, но вдруг ей понадобилось проверить мой студенческий билет. Я достал кошелёк, протянул ID; она изучила пластик, подозрительно прищурилась.
Сэр, — сказала она, — этот пропуск истёк в 1997-м. Общежитие только для действующих студентов. Придётся вас попросить выйти. Её рука потянулась к телефону. Она боялась меня, собиралась вызвать охрану! Я пятился, стараясь выглядеть безобидно, и глянул на документ.
Я не узнал в нём ничего. Ни фото, ни даты рождения, ни адреса. И не только это: мои руки тоже были чужие — загорелые, волосатые, обгрызанные ногти, бледный шрам-червяк, о котором я не помнил.
Я бросился в ближайший общедоступный туалет на первом этаже административного здания. Хоть я уже догадывался, что увижу в зеркале, шок был таков, что ноги подкосились. Уцепившись за раковину, я смотрел на отражение незнакомца.
И кто — или что — заняло моё место?
Недалеко был компьютерный класс: даже если мою внешность украли, у меня оставались логины, и я мог выяснить, кем стал. Я ввёл данные чужого студент-ID.
Адрес платежей: Нэшвилл, Теннесси.
Сразу стало ясно, что Терренс Уитт — пропавший. Ему было двадцать один, когда он исчез из библиотеки университета туманной весенней ночью. Камеры засняли, как он зашёл, но не вышел, и форумы были полны догадок.
Писали, что он мог заблудиться в лабиринте подвального ремонта и быть замурован в стенах; другие считали, что Терренс влез в кампусную наркоту и задолжал не тем людям.
У меня появилась своя теория, связанная с Дарителем. Я посмотрел на лицо Терренса — моё новое лицо — на потрёпанном ID.
Терренс… бедняга… какой подарок ты хотел?
Семья Уиттов оставила номер для информации, и хоть сайт не обновлялся с начала 2000-х, я решил, что терять нечего.
Я ошеломлённо услышал, как трубку сняли на третьем гудке.
Старушка на другом конце оказалась матерью Терренса; она держала номер все эти годы. Я спохватился: надо дать информацию, прежде чем расспрашивать. Я быстро спросил, есть ли у её сына маленький белый шрам на левой руке. Реакция была такой радостной и полной надежды, что сердце сжалось. Да! — воскликнула она. Вы его видели?
Я сказал, что возможно, но сперва должен спросить: знала ли она, почему сын мог захотеть исчезнуть? Что-нибудь его беспокоило тогда?
Знаете, — наконец сказала миссис Уитт, — вы первый, кто позвонил за тринадцать лет. Наверное, нет вреда, если я расскажу. Терренс… не хотел бросать университет. Он мечтал остаться и закончить PhD, но мой муж — упокой Господь его душу — требовал, чтобы сын вернулся домой и занялся семейным бизнесом. Вы… вы думаете, это может быть связано с его исчезновением?
Я бормотал, что должен идти, что позвоню, когда узнаю больше. Голос миссис Уитт ещё звенел в ушах, пока я представлял:
Терренс, разочарованный, бродит по библиотеке. Поздний час, почти никого. Люминесцентные лампы жужжат. Мерзкий серый ковёр глушит шаги.
Кто-то кашляет за стеллажом.
Через щель между книг шепчет чужой голос.
Он обещает Терренсу, что тот сможет остаться в вузе, если выполнит пару простых указаний.
Разве не прекрасный подарок?
Охранник из здания услуг наблюдал за мной через стекло класса. Он что-то сказал в рацию, и я поспешил к заднему выходу. Я направился в парк в центре кампуса: если полиция ищет меня, там легче затеряться.
Парк представлял собой чашу с сеткой тропинок, половину из которых скрывали кусты, узловатые старые деревья и стены амфитеатра. Листья опали недели назад, но укрытия хватало… надеялся.
В пятничный вечер парк был почти пуст. На скамейке впереди сидели парень и девушка, головы соприкоснулись, будто они шептались, но чем ближе, тем неладнее казалась сцена. Девушка отклонялась, парень мертвой хваткой держал её за запястье. Он удерживал её, и хотя не слышно, что он шептал, было ясно, что ей не нравится.
Когда я увидел лицо парня, понял: сколько бы ни прошло времени, я не привыкну видеть своё тело в чужих руках. С ужасом узнал и девушку: Ракель. Она мне нравилась с первого курса, но я так и не заговорил с ней.
Только подумай, что будет, если откажешь, — шипел мой двойник ей в ухо. — Что скажут родители? Ты не хочешь, чтобы я стал твоим врагом…
Я заставил себя подойти и спросить, всё ли в порядке. Моё собственное лицо злобно зыркнуло, и мне показалось, что глаза двойника почернели до бездны. Судя по крику Ракель, она тоже это видела.
— Убери руки, псих! — крикнула она и убежала. Двойник встал, щёлкнул шеей… и ударил меня в живот.
Дыхание выбило, я рухнул в мокрую траву. Двойник навалился, вдавил лицо в грязь.
— Это моя жизнь, МОЯ, и ты её не получишь. Понял?
Я задыхался, рот наполнился запахом сырой земли и гнили…
— ЭЙ! — кто-то крикнул, и тяжесть исчезла. Подбежали шаги; я выплюнул чёрную слизь.
Это был охранник из здания услуг. Коренастый мужчина поднял меня, отряхнул, спросил, в порядке ли я. Убедившись, что не помираю, он кивнул на парковку за пределом кампуса.
— Я давно тебя пасу, — буркнул он. — С тех пор как объявился, одни проблемы. Ещё раз увижу — задержу за вторжение. Ясно?
Я кивнул; выбора не было.
Без денег и доказательств личности я бродил по серым улицам до заката. К вечеру сирены заставили обернуться к винному магазину у границы кампуса. Четверо копов тащили орущего студента. Это был Бретт!
Когда я добежал, его уже увезли. Хозяин магаз и кассир стояли снаружи, курили, качали головами. С тяжёлым чувством я спросил, что произошло. Хозяин — седой старик в белом переднике — сказал, что не видел такого.
Бретт ввалился пятнадцать минут назад, бубня, что ему нужно «ещё». Он отвинтил виски, осушил бутылку, затем вторую. Пока кассир сообразил, он прикончил пять и не выглядел пьяным. Когда владелец попытался остановить его, Бретт разбил бутылку и пригрозил осколками… и продолжал пить. Даже когда полицейские скрутили его, он пытался слизать последние капли с пола. Язык, порезанный стеклом, оставил кровавую мазню.
Если Бретт умрёт по пути в больницу, спишут на отравление алкоголем, но я знал истину. Его «дар», как и мой, как и подарок Терренса, изначально был извращён. Он хотел трюк для вечеринок, а получил нечто голодное, требующее подпитки. Если Бретт не насытит дар, тот поглотит его. А мой так называемый «подарок»? Что мой двойник делает с моим именем и телом сейчас?
Нужно снова найти Дарителя.
Я вернулся в кампус под покровом ночи и к двум часам обошёл его трижды. Ноги ныли, глаза слипались, изо рта валил пар. Я проходил подземный переход парковки, когда услышал позади постукивание зонта. Медленно обернулся — и в единственном жёлтом свете увидел Дарителя лицом к лицу.
Там, где должны быть глаза, нос и уши, зияли пустые впадины. Его неуклюжие движения я понял: конечности были вывернуты назад. Но он был быстр: быстрее невозможного. Свет мигнул, я моргнул — и вот его лицо в дюймах от моего.
— Что такое? — прохрипел он через серые беззубые дёсны. — Тебе не нравится подарок?
Я подавил крик; Даритель издал глухое бульканье, похожее на смешок. — Можешь вернуть его, знаешь ли. Нужно лишь одолжение взамен…
Я заставил губы шевельнуться и спросил, чего он хочет.
— Видишь бетонный кирпич? — продолжил он. — Разбей им мой череп. Снова и снова, пока ничего не останется. Сделаешь — двойник исчезнет. Ты снова станешь собой. Идёт?
Я замялся: он буквально просил убить… и где подвох? Верну тело — но сгнию в тюрьме? Или расплата окажется хуже?
Я представил вечность в теле Терренса Уитта, наблюдая, как мой двойник творит ужасы моим именем. Представил родителей, смирительную рубашку, если я попытаюсь рассказать правду. Хуже этого быть не может… правда?
Я увидел кирпич, окружённый лужами и мусором. Словно притягивал. Я сглотнул — горло пересохло. Сказал Дарителю повернуться.
Я поднял кирпич и глубоко вдохнул. Пока не думаю, это всего лишь забить гвоздь или отбить мясо. Он сам просил… и я махнул.
Он рухнул от первого удара, но я не остановился. Закрыв глаза, стискивая зубы, бил, пока сил поднять кирпич не осталось. Хлюпающий звук заставил открыть глаза.
Даритель… смеялся… и это ещё не всё. Что-то шевелилось под кожей. Нет — сама плоть менялась, принимая облик другого. Кого-то, кого я узнал. Я перевернул тело носком ботинка… и увидел изуродованное лицо Терренса Уитта.
Ничего не понимаю. Если Терренс был Дарителем всё это время, откуда взялась легенда?
Где-то вдали залаяла собака. Тело Терренса — месиво, в руке у меня орудие убийства, любой мог появиться. Главное — смыться и избавиться от улик. Пятна на тёмной куртке не бросались в глаза; да и я сомневался, что это кровь. Маслянистая чёрная жидкость впитывалась в ткань и кожу вместо того, чтобы стекать. Передёрнувшись, я вытер, что смог, и поспешил в общежитие.
Пятнадцать минут спустя я перешагнул порог фойе. Момент истины. Лидия подняла глаза и мягко улыбнулась. Она узнала меня! Достаточное доказательство, что я снова сам.
Я бросил испачканную одежду на полу в комнате, завернул в полотенце и пошёл в душ. Общие душевые пахли плесенью, хлоркой и перебором одеколона, но той ночью это казалось раем. Под горячей водой я чувствовал себя возрождённым. Завтра будет новый день. Кошмар окончен.
Уверенность держалась ровно до тех пор, пока я не вернулся в тёмную комнату. Одежды, кучей брошенной на полу, не было. На её месте лежал серый шёлковый костюм, чёрный зонт и пара начищенных туфель. Я прижал руку к рту. Зуб зашатался и выпал. Я наконец понял сделку, которую заключил с Терренсом, ту же, что он заключил с Дарителем до него.
Это лишь вопрос времени. Я чувствую, как глаза проваливаются в орбиты, а локти и колени начинают выгибаться не в ту сторону. На этом кампусе Даритель был всегда —
Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit
