Начало.  Продолжение.

Заключение.

Я стал собираться, чтобы идти в больницу.

- Поешь хотя бы, - сказала жена, - а то пропадаешь со своей работой сутками. Неизвестно где ешь, неизвестно где спишь.

"Как же мне с ней повезло! - Подумал я усаживаясь за стол. - Действительно, надо поесть, а то опять неизвестно, когда домой вернусь. Сколько же у нее терпения?".

Я вышел на улицу. Солнце поднялось и светило ярко-ярко. Его свет отражался от белоснежных покровов, искрился и больно резал глаза. Вчерашней метелью с деревьев и кустов сдуло последние сухие листья. На голых ветках, громко и возмущённо чирикая, сидели воробьи.

"Ох, и снегу намело! - Думал я пробираясь в сторону больницы. - Кое-как из двора вышел! Ещё бы воробьям не возмущаться - все кормежные места замело!".

По центральной дороге, по направлению к больнице, был проложен единственный широкий след от проехавшего автомобиля.

След этот вел в больницу.

А возле самой больницы стоял огромный черный джип Ниссан Террано.

"Приехала..."- Подумал я.

В палате, где находился дед Костя, пахло дорогим парфюмом и мандаринами. Стояли пакеты с пелёнками, памперсами для взрослых, и ещё какие-то средства ухода за тяжёлыми лежачими больными. Рядом с дедом Костей сидела женщина, примерно сорока пяти лет на вид.

- Здравствуйте. - Обратился я к ней.

- Здравствуйте. Вы Дмитрий Леонидович? - Ответила она и тут же спросила. - Где мы можем поговорить?

- У меня в кабинете.

Мы прошли в мой кабинет.

- Состояние Константина Григорьевича очень тяжёлое, сами видите. Мы, конечно же, делаем все возможное, но наша больница не рассчитана на ведение подобных больных. - Говорил я. - Препараты, которые вы привезли, это, конечно, самые необходимые лекарства в плане лечения, но для того, чтобы точно распознать глубину поражения, необходима диагностика в областной неврологии. Опять же, сейчас ваш отец в остром периоде болезни, и транспортировка его на дальние расстояния, может негативно сказаться на его и без того тяжёлом состоянии...

- Что же нам делать? - Спросила она посмотрела мне в глаза.

"Что делать?" Хороший вопрос, черт его побери. Очень хороший вопрос.

Вот тут, я задался очень тяжёлым для себя выбором. Казалось бы, вот дочь больного, которая может организовать его транспортировку в областную больницу, где ему проведут и диагностику и консультации и лечение. Больного заберут, я вздохну спокойно, избавившись от острой проблемы, да и санитарки тоже выдохнут наконец-то, ведь вся тяжесть ухода ложится на них. Но, с другой стороны, я прекрасно понимал, что дед Костя не доедет живым до места лечения. Я его уже вез ночью из дома в больницу, где он по дороге "закатил" мне судороги на фоне нарушения мозгового кровообращения. А ещё где-то глубоко в сознании мне не давала покоя мысль: даже если и доедет он до областной, то что от этого толку? Возьмут его на операцию? - Конечно же нет. Возраст-то какой? Да и не лечат, в основном, такие дела оперативно. Лечить будут лучше? - Тоже вряд ли. Будут применять те же самые препараты, что и мы. Ухаживать лучше будут? - Вообще сомневаюсь в этом. Тут его все знают и уважают, а там он будет обычным парализованным стариком, которого привезла богатая дочь. Да и бабушка Лизавета не сможет ехать за ним в такую даль далёкую. Кто ей там поставит кровать в одной палате с дедом в областной-то больнице? Хотя, с другой стороны, дочь вполне себе может позволить платную палату, где и ухаживать за ними будут и лечить.

- Пойдёмте, - сказал я ей, - у него самого спросим: поедет или нет?

Дед Костя лежал с закрытыми глазами. Рядом неизменно сидела бабушка Лизавета и грустно смотрела на деда.

- Спит? - спросил я у бабушки.

- Нет. Просто глаза закрыл.

- Пап, - тихо сказала Людмила.

Отец открыл глаза.

- Давай я тебя в городскую больницу увезу?

Он слабо покачал головой и снова закрыл глаза.

- Он не хочет. - Сказала бабушка Лизавета. - Не поедет. Я уже спрашивала...

Мне снова стало невыносимо тоскливо. Тоскливо от мучавшего меня вопроса: везти или или нет больного в область, тоскливо от неопределенности родственников, которые всё ещё верят в благополучный исход. А больше всего мне стало тоскливо от того, что я понял: он смирился. Дед Костя смирился с тем, что его жизнь заканчивается, поэтому выздоравливать он не намерен.

Все четыре долгих и беспощадных года войны, дед Костя постоянно сталкивался со смертью. Изо дня в день. Погибали товарищи, погибали враги, погибали мирные люди, а вот он сумел избежать подобной участи. Дожил. Дожил до детей, дожил до внуков, дожил до пенсии. Пережил жену. Дети в жизни устроены. А главное, сейчас мир. Можно и умереть спокойно.

...

Я вышел на лестничную площадку, выполняющую роль курилки.

Там, сидя на подоконнике, курил мужик, поступивший три дня назад с защемлением поясничного нерва. Мужик этот работал трактористом в бывшем совхозе. Когда его скрюченного просто внесли ко мне в кабинет, он стонал и гримасничал от любого движения.

Больно.

Когда я проверял у него симптомы натяжения мышц спины, то от боли он то беле́л, то багрове́л, стонал и покрывался испариной. А сейчас вот, стоит курит, как ни в чем не бывало.

Я молча курил, думал обо всем и ни о чём одновременно.

- Леонидыч, - обратился ко мне мужик, - тебе сколько лет-то?

Неожиданный вопрос. К чему это он спрашивает?

- А сколько дашь? - Ответил я вопросом на вопрос.

- Ну.. , лет так, тридцать восемь...

- Двадцать три. - Ответил я.

Мужик удивлённо уставился на меня, пытаясь разглядеть, не обманываю ли я его.

- Так ты это..., что ли, меня на десять лет младше? - Недоуменно проговорил он. - Ничего себе...

Он молча докурил сигарету и, уходя из курилки, сказал:

- Спасибо тебе...

- За что? - Спросил я.

- За всё...

Не знаю почему, но после такой немногословной беседы с почти незнакомым человеком, мне стало легче на душе. Появилась какая-то ясность, уверенность в том, что я делаю всё так, как и должен был делать. Я все делаю правильно. Да, результат моей работы не всегда бывает хорошим, многим приходится жертвовать, переживать и страдать по этому поводу. Что ж теперь поделать? Работа такая. Призвание. Судьба, в конце концов.

Для себя я решил, что уж если и суждено умереть деду Косте в ближайшее время, то уж пусть это будет здесь, недалеко от его дома, а рядом будет бабушка Лизавета и я, а не какая-нибудь платная сиделка, которая получит деньги за свою работу и тут же забудет, что был такой дед Костя-фронтовик.

...

- Константин Григорьевич остаётся здесь, у нас. - Сказал я Людмиле. - Будем стараться. Здесь и стены роднее и люди добрее.

Людмила смотрела на меня с пониманием и надеждой, но обнадёживать её я не собирался.

- Готовьтесь к худшему. - Только и сказал я.

От этих слов она погрустнела, взор её сразу потускнел, она опустила глаза и спросила:

- Что я вам должна?

Я сначала вообще не понял, что она имеет ввиду, поэтому глупо спросил:

- В смысле?

- Сколько денег я вам должна? - Спросила она уже глядя мне в глаза.

"Что??? Какие деньги? Какие, к чертовой матери, деньги? - Мысли молотками застучали у меня в голове. - Я же сейчас, не то что про деньги не думаю, я даже про то, что мне снег надо во дворе и перед домом чистить не думаю. А она мне про деньги. Хотелось разругаться, но я сдержался:

- Нисколько.

- Ну, как так? - Начала она. - Вы тут лечите, ухаживаете, должна же я вас как-то отблагодарить... Может быть санитарочкам доплату какую-нибудь сделаете ...

Настроение мое из душевно-доверительного тут же перешло в холодно-стальное. Деньги она мне тут предлагает! Казалось бы, ей, в скором времени предстоит горе, к которому я, как ни крути, а всё-таки имею отношение. Она прекрасно понимает, что деньгами тут не помочь, но все равно предлагает. Да тот незнакомый мужик в курилке гораздо большую душевную пользу принес своей искренней словесной благодарностью, чем она своими деньгами.

Противно так стало на душе. Вроде бы не давал я повода для предложения денег.

С другой стороны, зная зарплаты санитарок и ту работу, которую им приходится выполнять, ухаживая за лежачим больным, я подумал, что было бы неплохо, чтоб хоть какая-то стимуляция была у них.

- Вера Александровна! - Позвал я старшую медсестру.

Зашла Вера Александровна. Она тоже очень часто приходила на работу в выходные дни.

- Людмила Константиновна желает материально простимулировать труд санитарок по уходу за Константином Григорьевичем. - Обратился я к ней. - Если вы считаете, что это необходимо, то обсудите этот момент. Лекарства выдайте на пост медсестре, назначения в истории болезни я сделал. Я пойду домой, мне снег чистить надо. Вечером приду.

...

Снега во дворе было не то что много, а очень много. Нужно было вывозить его из двора на улицу.

А что? Сделаю большую горку перед двором на радость дочкам и соседским ребятишкам. Прямо перед палисадником - пусть катаются себе на здоровье!

Из профлиста я сделал импровизированные сани-волокуши, для вывоза снега. Беда была ещё и в том, что ворота открывались внутрь, поэтому сначала мне предстояло несколько кубометров снега откинуть вглубь двора, чтобы стало возможным открыть ворота. Трудился физически весь остаток дня и весь следующий день. Горка получилась славная. В последующие дни до самой весны, детский галдёж возле моего дома каждый день не смолкал до темноты.

...

- Дмитрий Леонидович, а вы почему от денег-то отказались? - Спрашивала меня старшая медсестра Вера Александровна. - Вам что-ли деньги не нужны?

Было бы глупо отрицать, что деньги мне не нужны. Нужны конечно, только они нужны мне по-честному. Возьму я эти деньги, а дед все равно умрет, у меня и так со сном проблемы, так теперь ещё и с совестью проблемы будут.

- Нужны конечно. - Ответил я. - Только не такие.

- Какие "не такие"? - Не понимая меня спросила она.

- Он умрёт. Понимаете? Дед Костя умрёт. - Ответил я ей. - Я как дочери в глаза смотреть буду? Как я с совестью своей договариваться буду?

- Она оставила пять тысяч. Мы решили санитарочкам за каждую отработанную смену по пятьсот рублей выплачивать. - Сказала она.

- Хорошо. - Ответил я.

На тот момент моя зарплата на полторы ставки составляла 3650 (три тысячи шестьсот пятьдесят) рублей, причем целая ставка у меня была по тринадцатому разряду, как у заведующего отделением, а половина ставки была по восьмому разряду, как у фельдшера ФАПа. Учитывая это можно сказать, что неплохая добавка к зарплате появилась у санитарок.

...

Людмила уехала на следующий день вечером, сославшись на большие объемы работы. Понимаю. Про объемы работы мне можно было не рассказывать.

Дед Костя угасал с каждым днём. Отказывался есть, никак не реагировал на окружающих.

На четвертый день, после отъезда Людмилы у него снова возникли судороги, которые мы кое-как купировали противосудорожным, потом он впал в кому. Пробыл в ней сутки.

На следующий день перед обедом он пришел в сознание, ясным взглядом посмотрел на бабушку Лизавету и на меня. Через несколько минут он прикрыл глаза, тяжело задышал. Его судорожные неглубокие вдохи с каждым разом всё меньше и меньше поднимали его грудь и, наконец, его дыхание остановилось.

Я суетился вокруг него, пытался делать непрямой массаж сердца, устанавливал воздуховод. Медсестра по моей указке колола адреналин, подключала систему, "дышала" мешком Амбу.

Все было тщетно. Дед Костя умер.

Я вышел из палаты. В холле больницы на диване сидела бабушка Лизавета, которую я выгнал из палаты, когда начались реанимационные мероприятия. Она так же бесшумно плакала. Обняв её, рядом сидела Вера Александровна, гладила её по голове и тоже плакала.

- Корвалола накапайте. Обеим. - Сказал я медсестре каким-то не своим голосом и вышел в курилку.

Тот же самый мужик стоял в курилке. Я присел на подоконник и закурил.

- Всё? - Спросил он меня.

Я кивнул.

Мы молча докурили, потушили окурки.

- Если надо что-то помочь, организовать там... яму на кладбище выкопать или дорогу на кладбище расчистить..., ты это... скажи только.

Я ничего не сказал. Мне предстояло позвонить Людмиле и сообщить о смерти её отца.

...

Трубку долго не поднимали. Наконец она ответила.

- Людмила Константиновна, у меня плохие новости. Ваш отец умер полчаса назад. - Выпалил я в телефонную трубку и приготовился слышать истерику, взявшись рукой за голову. В трубке повисло молчание.

- Я поняла... - Тихо ответила она. - Выезжаю.

...

В связи со своей постоянной занятостью, я не был на похоронах. Зато на похоронах была старшая медсестра Вера Александровна.

Когда она вернулась, то первым делом сказала мне:

- Вы "как в воду глядели", Дмитрий Леонидович. Хорошо, что денег у неё не взяли.

- Вы про что?

- Ну из тех пяти тысяч, что она оставила, осталось две с половиной тысячи. Я её спросила, что с оставшейся частью делать, так она сказала отдать обратно.

- Потраченные две с половиной обратно не потребовала? - Спросил я.

- Нет. Но я именно вот этого и боялась.

...

Деда Костю похоронили в родном селе, на отделении имени "Ильича" рядом с его первой женой. Бабушка Лизавета осталась доживать свой век в их маленьком домике. А однажды она стала жертвой мошенников. Но это уже другая история.

источник

В городе в котором я провел детство, в Средней азии, была популярна игра в "кубики". Правила игры напишу в комментариях, если будет интересно.
На самом деле это были не кубики, а квадратики, которыми отделывали панельные дома.

Чаще всего эти "кубики" изготавливались из фаянса и вклеивались в плиты на заводах ЖБИ.

Чтоб добыть их, приходилось, вооружившись молотком и отверткой, втихаря их отколупливать. Конечно взрослые нас гоняли, но мы успевали отбить пару-тройку целых и убежать. Потом мы их проигрывали.

Когда в округе заканчивались дома с "кубиками" под наш рост, приходилось искать по районам. А там получить можно не только от взрослых, но и от местных.
В общем товар был довольно деффецитным и достать его было не просто.

Однажды, ребята постарше (мне лет 6-7, тем по 8-10) позвали меня за кубиками на завод. Я тогда еще не знал, что есть специальный завод, где их клеят. Их товарищ рассказал, что есть место, где "кубики" его друг загребал горстями. И даже попадались ему особо редкие - цветные из стекла.
Ну кто откажется от такого похода за сокровищами. Я недолго думая, не спросив как далеко мы идем, отправился со всеми.
В СССР летом дети уходили гудять утром, возвращались к обеду, отмечались, ели и уходили опять до ужина, часов до шести-семи. Где мы были и с кем наши родители не знали.
Отправились мы после обеда. Шли долго, дошли до какого-то длинного серого забора. Долго искали лаз по приметам того друга нашего товарища, который тут уже побывал. Нашли.
Забыл сказать. Когда собирались, думали какую тару брать. Мучались вопросом, а вдруг карманов не хватит. Я взял трехлитровый полиэтиленовый пакет. Это было конечно же легкомысленно, я ни разу не видел "кубиков" в объеме чтоб поместилось в двух карманах, а тут огромный пакет. Было смешно, но меньше тары не было.
Вот мы забрались на завод, прошмыгнули мимо каких-то рабочих, благо уже смеркалось и мы были не так заметны, и спрятались за какими-то плитами. И в этот момент обнаружили, что на земле, под плитами рассыпаны "кубики". Их было много. Не то чтоб можно было зачерпывать, но собрать можно было полные карманы. В этот момент нас спугнули голоса, и пришлось протиснуться дальше сквозь плиты. И тут... Перед нами открылось эльдорадо. Это были просто горы "кубиков". Мы в прямом смысле утопали в них.

Когда прошел первый шок от увиденного мы стали распихивать эти сокровища в карманы, пакеты, запазуху, везде, где было можно. Пока совсем не стемнело.
После этого выбрались наружу и абсолютно счастливые направились домой. По дороге мы ни о чем не могли думать и говорить, кроме того, что мы только, что увидели. Никто из нас до конца не верил, что есть такое место, где можно набрать хотя бы две-три горсти, а тут горы.
Я набрал полный пакет и карманы. Шел домой как блаженный. Готов был разделить свою радость со всеми. И когда стучал в дверь дома, на моем лице сияла самая широкая и яркая улыбка в моей жизни.
И тут открывается дверь, меня за ухо затаскивают в дом и начинают лупить. Я ничего не понял и опешил. Как так, у меня счастья на всех хватит, а меня за это бьют? Из обрывков фраз я понял что не так, я пришел в начале двенадцатого ночи и родители ичень взволнованы. Сквозь крики родителей и шлепки, я протянул пакет и сказал: "Смотрите, что у меня есть!". Мама не поняла, сказала, что выкенет весь пакет, поэтому мне пришлось бежать в ванную и прятать свои сокровища под ней.
В итоге меня помыли, накормили и отправили спать. Когда я ложился у меня горело только ухо. Шлепки по жопе не оставили следов. А на душе было так хорошо. Я был богат!
И я видел такое, что никто еще из моих друзей не видел и, возможно, никогда не увидит.

Мексиканские блюда яркие, насыщенные и сочные, не только на вкус, но и визуально, а значит и выходить должны в соответствующем месте.