На облегающем морщины - для мужчины, того, что лезет из койки на самую вершину стройки. Запертая в сознания тёмном углу, по звёздной пустыне на велосипеде надежды пересекаешь мглу. Как и прежде, за тех, кого приручили, в ответе мы, не?
Векторы аистов путаются в высоковольтных прямых; по этим канатам идут на свет обманутые, мол, бегут из тюрьмы, но нет: гибкие жерди - прикован к небесной тверди; колодец двора - шахта лифта, космическая дыра; прекращая спор, под музыку Верди ты ловишь дуплет - выстрел взгляда в упор.
1 июня 45-летие отметила Laibach – одна из самых необычных групп в истории популярной музыки. Говоря о ней, почти всегда используют эпитеты «культовая», «провокативная», «неоднозначная».
Laibach – явление не столько музыкальное, сколько общекультурное или относящееся к политической философии. Хотя и в музыке они навели немало шороху: стояли у истоков жанра индастриал, ввели моду на радикальную переработку поп-песен, превращая безобидные сочинения Queen, The Beatles или Opus в зловещие марши.
Одна из самых успешных групп мира Rammstein своим существованием обязана именно Laibach, так как сделала карьеру используя наработки словенских первопроходцев. Laibach – единственный западный коллектив, выступавший в КНДР. Да что там Корея, у группы есть собственное государство без территории, зато с официальными паспортами. Большинство артистов либо сторонится политики, либо лезет в нее, ничего не понимая. Laibach с самого начала заявили: «наш язык – политический», и вот уже пятое десятилетие показывают человечеству неудобную правду о нем самом.
Дети бетона
Героиня романа Паоло Коэльо «Вероника решает умереть», действие которого разворачивается в Любляне, с грустью размышляет о том, что мало кто имеет хоть какое-нибудь представление о Словении, небольшом осколке распавшейся Югославии. И все же у этой тишайшей страны есть два громких экспортных бренда – философ Славой Жижек и наши сегодняшние герои Laibach. Правда, феномен последних породила не маленькая Словения, а большая Югославия. Если бы на месте этого государства с его коммунистической идеологией находилось скучное буржуазное благолепие, вряд ли в умах основателей Laibach родилась бы идея объединиться, чтобы исследовать тоталитаризм и взаимоотношения искусства и политики.
Группа возникла буквально через месяц после смерти югославского вождя Иосипа Броз Тито. При нем существование такого рискового проекта едва ли было возможно, но и после ухода Маршала, как Тито было принято называть в Югославии, Laibach несколько лет находились в полулегальном положении.
Время появления Laibach было особенным. Левацкий подъем конца 1960-х, студенческие бунты и радужные иллюзии эры хиппи остались в прошлом, им на смену пришло потребительское забытье 1970-х. Ответом на него стало искусство, чьей целью было вызвать у публики максимальный дискомфорт. Не «указать путь в светлое будущее», как в эпоху The Beatles, а скорее разорвать все привычные шаблоны, лишить обывателя привычных опор и удовольствий.
Сначала это был панк-рок, затем индустриальная, шумовая и жесткая электронная музыка и близкий ей по настроению пост-панк с его холодностью и отстраненностью. Этот стиль хорошо соответствовал серым новостройкам и промзонам Восточной Европы. Недаром Laibach говорят, что появление их группы было во многом определено гибелью Иэна Кёртиса, лидера едва ли не главной пост-панк-группы мира Joy Division. Кёртис покинул этот мир в середине мая 1980-го, а через пару недель появились Laibach.
Само название Laibach отчасти вдохновлено Кёртисом, ведь до того, как стать Joy Division, его группа называлась Warsaw, то есть Варшава. Словенцы же выбрали старое немецкое название своей столицы Любляны: до 1918-го город назывался Лайбахом. Название ненадолго вернулось в годы нацистской оккупации, и у новых поколений словенцев ассоциировалось прежде всего с ней, из-за чего у группы были проблемы. И не только из-за этого. Впрочем, Laibach и собрались вместе для того, чтобы вызывать возмущение – и наслаждаться этим.
Пятерка по политологии
Их история началась в Трбовле, промышленном городке недалеко от Любляны. Он считался одним из самых экологически грязных в Югославии, но в нем был университет, где на факультете политологии учились Иван Новак, Деян Кнез, а также первый фронтмен Laibach Томаж Хостник и Милан Фрас, после гибели Хостника вставший на его место. Невеселый индустриальный город и политология – к этим двум важным компонентам, ответственным за появление Laibach, надо добавить третий: все участники коллектива увлекались художественным авангардом – от живописи до радикального акционизма.
Членов Laibach объединяло и отвращение к поп-музыке, поэтому ни о каком покорении хит-парадов речи изначально не шло. На фоне извлекаемых словенскими политологами звуков даже ценимые ими Joy Division звучали, как колыбельная. Хостник и компания ценили электронную холодность немецких Kraftwerk, а еще они ориентировались на эксперименты со звуковой агрессией британских пионеров индастриала Throbbing Gristle.
Laibach считали поп-музыку средством массового контроля и программирования сознания, тоталитарной силой. «Музыка больше не освобождает, а порабощает. Это система контроля. Как еще можно расценивать MTV?» – объяснял Новак, со временем ставший спикером группы.
Главным предметом интереса для Laibach всегда был тоталитаризм и различные формы подавления человеческой самостоятельности – от самых грубых до самых тонких, преподносимых современным обществом как благо, наслаждение и развлечение. А поскольку препарировать эти проблемы и «вскрывать язвы» Laibach решили не на страницах научных трудов, а на сцене, можно было не ходить к гадалке, чтобы понять: эту группу ждет много неприятностей.
«Теперь ты в армии»
Характерна и выбранная Laibach официальная дата своего рождения, 1 июня. В этот день в Трбовле ежегодно поминают рабочих, погибших в стычках с югославскими националистами, членами протофашистской террористической организации «Орджуна» в 1924 году.
Первый концерт Laibach был отменен из-за одних только афиш: немецкое название на фоне черного креста, ставшего впоследствии символом коллектива, не нашло понимания ни у простых трбовельских трудяг, ни у коммунистических властей. Вообще-то крест был взят у Казимира Малевича – его супрематистская картина «Чёрный крест» датируется 1915 годом, – но малоэрудированные люди увидели в нем намек на нацизм. И нельзя сказать, что юные политологи были столь наивны, что не понимали, к чему дело идет. Они намеренно прощупывали границы допустимого.
Вместо концертных залов почти весь состав Laibach отправился в армию. Но там музыканты лишь набрались нового тоталитарного и репрессивного опыта, приправленного милитаризмом, так что, «дембельнувшись», словенцы принялись за творчество с удвоенным энтузиазмом. Ко всему прочему у них теперь была военная форма, в которой они и выступали.
Казимир Малевич. Чёрный Крест (1915)
В 1983-м группа создала свой манифест. В нем говорилось: «Любое искусство подвержено политическим манипуляциям, кроме искусства, говорящего на языке политической манипуляции». Именно этот язык Laibach и использовали, работая с политическими технологиями в искусстве.
В Югославии начала 1980-х, в отличие от Советского Союза, рок-музыку и авангард сильно не прижимали и шедшие по традиционному пути артисты могли выступать и выпускать пластинки. Но Laibach хотелось иного. Их концерты походили на шумные ритуалы некоей воинственной секты. Они часто начинались с речей друга группы философа Петера Млакара, а затем колонки извергали на слушателей шумовой коллаж из электронного ритма, шумов, симфонической музыки и поп-мелодий. На задник сцены при этом проецировался видеопоток образов – от военной хроники и религиозных символов до выступлений Тито и фрагментов порно. Последнее было чересчур даже для более терпимых к авангарду, чем советская власть, югославов. Группу обвинили в «панк-нацизме» и запретили ей концертную деятельность.
Картинки с выставки
Скованные санкциями, музыканты Laibach «пошли другим путем» – вместе со своими друзьями и единомышленниками из художественной группы IRWIN и театральной команды Scipion Nasice Sisters организовали объединение Neue Slowenische Kunst («Новое словенское искусство», NSK), чтобы вывести технологию художественной провокации на новый уровень, играя с искусством разных тоталитарных режимов. В 1987 году случился скандал: на югославском конкурсе плаката победила патриотическая по виду работа участников NSK, в действительности же она была слегка переделанной нацистской агиткой. Власти пришли в ярость от того, как просто было доказано сходство их пропаганды с тем, что использовалось в Третьем рейхе.
Еще до запрета Laibach лишилась первого фронтмена: в 1982 году, находясь в психически нестабильном состоянии, Хостник покончил с собой. Среди поклонников ходила легенда, будто он был убит на сцене брошенной из зала бутылкой. Такой инцидент действительно имел место, есть и фотография певца с окровавленным лицом, но тогда он серьезно не пострадал.
Освободившееся место у микрофона занял Милан Фрас, и его низкий рычащий голос и нарочитый восточноевропейский акцент стали фишкой Laibach, как и своеобразный внешний вид: несмотря на щуплое телосложение, Фрас умеет выглядеть на сцене угрожающе монументально. Сегодня Фрас – национальное достояние Словении, правительство подарило ему квартиру в столице.
Чужие песни о главном
Горбачевская перестройка спровоцировала тектонические сдвиги во всем соцлагере. В 1987-м Laibach разрешили выступать в родной стране, и в это же время на британском лейбле Mute, выпускавшем Depeche Mode и Ника Кейва, вышла пластинка, принесшая им мировую известность. Альбом Opus Dei предложил слушателю нечто доселе небывалое: известные хиты других артистов звучали в торжественных симфо-индустриальных обработках, превращаясь в марши, под которые могли бы шагать герои «Рабочего» Эрнста Юнгера, или во фрагменты ненаписанных опер Вагнера. Некоторые песни, например One Vision группы Queen, исполнялись на немецком языке.
Важным инструментом для Laibach стали видеоклипы. В них музыканты во френчах, высоких сапогах и галифе обыгрывали пропагандистские клише тоталитарного искусства. Многих это шокировало, но хватало и тех, кто оценил задумку музыкантов.
Настоящий фурор произвела Life Is Life – угрюмая переработка жизнерадостного хита австрийской группы Opus. Laibach деформировали не только музыку, превратив ее в марш, но и текст песни, сделав его более провокативным. Клип сняли под стать – отдающий эстетикой Третьего рейха.
Стоит ли удивляться, что простодушные слушатели за кого только Laibach не принимали: за фашистов, коммунистов, милитаристов, сатанистов. Все хотели понять: шутят ли Laibach или говорят всерьез? Но как метко заметил философ Жижек, «люди адресуют Laibach вопрос и ждут от них ответа, не замечая, что функция Laibach как таковых – это не ответ, но вопрос». Вопросы здесь задают Laibach: что чувствует слушатель и зритель, как он относится к тому, что слышит и видит?
Laibach как бы говорят публике: «Если хотите хотя бы немного настоящей свободы, то сначала узнайте, как вашим сознанием манипулируют все кому не лень – от самого кровавого диктатора до самого бархатного либерала, а мы поможем вам в этом».
Новое государство
Некоторые наивно полагали, что распад СССР и Югославии лишит Laibach работы, ведь рушились системы, своим существованием питавшие их творчество. Но словенские провокаторы только посмеивались. «Мы живем во времена, когда тоталитаризм имеет куда более яркие проявления. Демократия – самое яркое из них. Это система тотального контроля. Она предлагает тебе идею свободы, которая тебя порабощает. Ты становишься рабом свободы, которая дает тебе приятные вещи вроде обладания машиной, мобильником, – говорил Новак позже. – Советский Союз не был тоталитарной системой, Америка была куда более тоталитарной и более организованной, чем СССР. Именно об этом мы и хотим сказать».
В 1988 году вышел первый документальный фильм о феномене Laibach «Победа над солнцем». Его название отсылало к авангардной опере русского футуриста Алексея Кручёных, которую в 1913-м оформлял Казимир Малевич.
Продолжением творчества Laibach стало создание собственного виртуального государства NSK в 1992 году. На обломках империй, как грибы после дождя, возникали новые страны, и Laibach не остались в стороне от веяний времени. Так появилось единственное в истории децентрализованное виртуальное государство NSK, которое, по словам членов Laibach, управляется действиями каждого отдельного гражданина. Стать им может любой желающий – достаточно заполнить анкету, заплатить взнос и дождаться, когда по почте придет паспорт. Гражданство NSK есть у нескольких тысяч человек. А первое посольство виртуального государства открылось, между прочим, в Москве.
Идейная музыка
Творчество Laibach концептуально. Каждый их альбом имеет четкую концепцию, а его треки объединены общей идеей, будь то изучение «гримас капитализма» и неолиберализма (Kapital, 1992), война (NATO, 1995), религия (Jesus Christ Superstars,1996) или международный терроризм (WAT, 2003).
Кроме того, Laibach пишут музыку для театра и кино, например для шекспировского «Макбета» и адаптации «Так говорил Заратустра» Ницше, а также двух частей фантастического фильма «Железное небо».
Laibach нисколько не смущает, что переработки чужого творчества оказываются популярнее их собственных песен. «Мы не занимаемся собственно искусством, скорее переформулируем чужие послания», – говорит Новак. Беря чужую музыку, Laibach делает ее узнаваемо своей, будь то песни The Beatles (в 1988 году словенцы перезаписали в своем стиле весь альбом Let It Be), «Искусство фуги» Баха (альбом Laibachkunstderfuge 2008 года) или сборник государственных гимнов нескольких стран (Volk, 2006), включая Россию.
Некоторые фанаты «препарированных» Laibach артистов считают их опыты святотатством. Но сами «жертвы деконструкции», как правило, остаются довольны: Полу Маккартни очень понравился лайбаховский Let It Be, а вокалист группы Europe Джоуи Темпест считает торжественно-милитаризированное прочтение хита The Final Countdown самым удачным.
Кроме всего прочего, Laibach породили такое популярное явление, как Rammstein. Немцы лишь добавили жестких гитар – и суперкоммерческий продукт под названием «танцметал» был готов. Немецкая группа не скрывает, что училась у словенцев, а Иван Новак одно время называл свою группу «Rammstein для взрослых».
На родину чучхе
В полной мере Laibach проявляет себя на концертах, где музыка дополняется видеорядом. Самое запоминающееся выступление, по мнению самих артистов, случилось в 1995 году в Сараево. Группа приехала в осажденный город, но буквально за день до концерта были подписаны Дейтонские соглашения. «То было фантастическое событие – первый концерт в мирном Сараево. Люди плакали от радости, эйфория в зале зашкаливала», – вспоминал Новак. В зале Laibach раздавали всем желающим паспорта NSK – и, говорят, многие смогли уехать по этим паспортам из страны: пограничники, не разбираясь, приняли их за настоящие.
В 2004 году Laibach провели тур по США, называвшийся «Разъединённые Штаты Америки». «Штаты произвели на нас очень гнетущее впечатление, страна находится в состоянии глубокой депрессии», – рассказывает Новак. Laibach заметили глубокий раскол в американском обществе, ставший очевидным 10 лет спустя, когда страну начало лихорадить, – и с каждым годом эта лихорадка только усиливается. На концертах Laibach продавали майки с принтом, на котором американский орел был превращен в двуглавого, а вместо лозунга «Вместе мы выстоим» красовалось «Вместе мы рухнем».
В те годы в интервью русским журналистам Новак порой критиковал президента Владимира Путина за слишком мягкий подход к Западу и попытки «подстроиться под мировую моду». «Куда делась старая психология ваших вождей, этих медведей, которые говорили: "Мое! И точка"?» – удивлялся Новак. Можно сказать, что спустя несколько лет пожелания Laibach были учтены.
Самыми необычными выступлениями словенцев стали гастроли в Северной Корее в 2015 году, приуроченные к 70-летию освобождения от японского колониального ига. Благодаря посредничеству норвежского художника Мортена Тровика впервые в истории западный коллектив, который условно можно назвать рок-группой, хотя сами Laibach такого не одобряют, выступил в Пхеньяне. Об этом эпическом событии сняли документальный фильм «День освобождения» и выпустили книгу «Дни освобождения» (издана и на русском).
В Северной Корее Laibach понравилось, хотя авангардисты вынуждены были подчиниться цензуре: корейским чиновникам пришлись не по вкусу некоторые фрагменты видеопроекции и несколько песен из репертуара, в том числе лайбаховская версия местного духоподъемного опуса «Мы отправимся на гору Пэкту».
Вместо этого словенцам посоветовали подготовить номера из американского мюзикла «Звуки музыки» – оказывается, в стране чучхе его хорошо знают и любят. Laibach в полной мере оценили сюрреализм этой ситуации и, вернувшись домой, переработали мюзикл целиком – альбом вышел в 2018 году.
«КНДР – радикальная модель того, что ожидает весь мир в ближайшем будущем. И это будущее уже практически наступило», – сказал Новак после гастролей.
Кредо ассасина
А вот с гастролями в России у Laibach проблемы. Они неоднократно приезжали в нашу страну в течение двух десятков лет, начиная с 1994 года, но в середине 2010-х внезапно подпали под негласный запрет. По словам музыкантов, на российских промоутеров давят некие местные силы – якобы Laibach каким-то образом оказались в «черном списке РПЦ», предположительно, из-за исполнения песни The Rolling Stones Sympathy For The Devil. Повод для запрета нелепейший, но воспитанные на Салтыкове-Щедрине русские люди вполне могут допустить и такую версию. Ведь запрещать, не вдаваясь в подробности, в России во все времена – дело обычное.
Последние годы, казалось бы, дают Laibach богатейшую пищу для творчества: геополитические конфликты, кризис либерализма, рост фундаменталистских настроений и общей нетерпимости, пандемия, культура отмены и, наконец, развитие электронных систем слежки и контроля. На таком материале можно клепать хоть по 10 альбомов ежегодно, но Laibach всегда избегали слишком очевидного. Все вышеперечисленное сейчас обсуждается на каждом углу, и словенцам нет нужды примыкать к этому хору. К тому же обо всем этом уже сказано на их старых альбомах.
Laibach предпочитают нетривиальные ходы, поэтому их свежайший, 2025 года, альбом под названием Alamut – это запись созданной несколько лет назад симфонии на основе одноименной книги словенского писателя Владимира Бартола. Основой романа послужила легенда о Хасане ибн Саббахе, провозгласившем себя пророком и основавшем орден ассасинов (геймеры отчасти в курсе этой истории благодаря популярной игре Assassin’s Creed).
Альбом создан при участии композиторов и артистов из Ирана, но премьеру симфонии в Тегеране, как задумывали Laibach, провести не удалось из-за ухудшившейся международной обстановки. Но если бы дело было только в «дружбе народов» и «искусстве поверх барьеров», как пишут порой в музыкальных рецензиях, это было бы слишком просто для Laibach.
«Аламут» Бартола вышел в 1938 году и был с сарказмом посвящен Бенито Муссолини. Писатель, а вслед за ним и Laibach используют легенду как повод поговорить о фашизме, пропаганде, о культе личности, управлении сознанием и насилии. В общем, Laibach остаются верными себе.
Эпопея о будущем, где земляне колонизировали Солнечную систему. Бывшая земная колония Марс грозит войной метрополии, а жители Пояса Астероидов играют на два лагеря. Обретёт ли человечество единство, когда столкнётся с совершенно иной формой жизни? Увлекательный цикл, ставший культовым после экранизации в виде отличного телесериала.
Чтобы убедиться в том, насколько беспочвенны слухи о смерти научной фантастики, достаточно взглянуть на номинационные списки любой западной премии вроде «Хьюго». Причём в последние годы на самые престижные фантастические награды зачастую претендуют не только многоопытные мэтры, но и писатели нового поколения. Такие, как Джеймс Кори. Правда, двух авторов, скрывающихся под псевдонимом Кори, новичками в фантастике можно назвать лишь формально. У одного из них, Дэниела Абрахама, на счету уже с десяток весьма недурных романов, преимущественно в жанре фэнтези. Второй соавтор, Тай Френк, до участия в проекте «Джеймс Кори» книг не писал, но был известен как давний помощник Джорджа Мартина, а это, без сомнения, отличная школа для начинающего фантаста.
Цикл «Пространство»
Двигатель (2012, рассказ)
Маслобойка (2015, повесть)
Палач станции Андерсон (2011, рассказ)
Пробуждение Левиафана (2011)
Последний полёт Кассандры (2019, рассказ)
Война Калибана (2012)
Боги Риска (2017, повесть)
Врата Абаддона (2013)
Пропасть выживания (2015, повесть)
Пожар Сиболы (2014)
Игры Немезиды (2015)
Пепел Вавилона (2016)
Чужие собаки (2017, повесть)
Восстание Персеполиса (2017)
Оберон (2019, повесть)
Гнев Тиамат (2019)
Падение Левиафана (2021)
Грехи отцов наших (2022, повесть)
Первый роман цикла, «Пробуждение Левиафана», показывает мир, в котором человечество усердно осваивает Солнечную систему. Правда, покинуть её границы технологии ещё не позволяют, и люди вынуждены жить в относительной тесноте. Тем временем кто-то находит протомолекулу, которая явно создана разумными существами и обладает поразительными свойствами. Открытие способно изменить ход истории, но те, кому оно попало в руки, не собираются делиться им с прочими людьми и, чтобы сохранить тайну, готовы убить миллионы. Однако нескольким свидетелям удаётся избежать расправы...
Роман, начинающийся как увлекательная, но не особо оригинальная сага о межпланетных войнах и политических интригах, вскоре становится триллером про кровавую игру с Неведомым. Игру, что в полной мере демонстрирует негативные стороны человеческой натуры: злобу, нетерпимость, властолюбие, безрассудную жажду познания. Но книга не сводится к морализаторству - это атмосферное, напряжённое космическое приключение, соединённое с детективным расследованием. И, невзирая на обилие смертей и мрачных событий, «Пробуждение Левиафана» - оптимистичный роман: он несёт веру в мир, объединение человечества и великую силу любви.
Главных героев, от лица которых идёт повествование, у романа двое, и протагонистов Френк и Абрахам по-братски поделили между собой. Первый взял на себя капитана Джима Холдена, который, родись он в другую эпоху, наверняка стал бы рыцарем без страха и упрёка. После гибели своего корабля Джим объявляет настоящий крестовый поход против виновников. До поры линия за авторством Френка - это чистокровная приключенческая космоопера в духе «Миссии ,,Серенити“», особое очарование которой придаёт донкихотство героя, не просто неуместное, но и весьма опасное в эпоху космических перелётов и информационных технологий.
— Знаю, о чём вы думаете. Что мы мечтаем о величии. Рвёмся к власти.
— А это не так? - спросил Холден.
— Конечно, рвёмся, — отрезал Дрезден. - Но вы мелко мыслите. Построить величайшую в истории империю — всё равно что построить самый большой муравейник. Это мелочь. Где-то там существует цивилизация, которая два миллиарда лет назад создала протомолекулу и забросила её к нам. Уже в то время они были богами. Чем они стали за эти два миллиарда лет прогресса?
«Пробуждение Левиафана», переводчик Г. Соловьёва
Герой Абрахама - полная противоположность Джиму. Потрёпанный жизнью, усталый и циничный сыщик Миллер неохотно соглашается отыскать пропавшую дочь одного богача, но затем пускается по следу девушки, как хорошая борзая. В главах Миллера роман меняется до неузнаваемости, превращаясь в самый настоящий нуарный детектив.
Когда же во второй половине книги обе сюжетные линии сплетаются воедино, в сюжет начинают проникать и элементы других жанров. «Пробуждение Левиафана» пытается прикинуться то романом-катастрофой, то серьёзной научной фантастикой, то военно-политическим триллером, то хоррором, и почти всегда ему это удаётся.
Хэвлок откинулся назад, плотно сжатые губы побелели. Миллер сделал вопросительный жест, и землянин кивнул на табло. В верхней строке списка значилось свежее убийство. В три часа ночи, пока Миллер вёл беседы во сне, кто-то вломился в нору Матео Джадда и всадил полную обойму баллистического геля ему в левый глаз.
—Ну, — сказал Миллер, — похоже, я промахнулся.
—В чём? — спросил Хэвлок.
—Парни из АВП не подменяют уголовников, - объяснил Миллер. — Они подменяют копов.
«Пробуждение Левиафана», переводчик Г. Соловьёва
На экране парень разрядил в атакующего монстра свою винтовку. Обработанное изображение показывало, как пули пробивают это существо насквозь и, вылетая из спины, тянут за собой струи чёрных волокон. Солдат снова и снова погибал на экране. Для него, по крайней мере, всё кончилось быстро.
«Война Калибана», переводчик Г. Соловьёва
Бесспорное достоинство цикла Джеймса Кори - ярко обрисованный мир будущего. Однако в первой книге это были пусть и красочные, но всё же декорации для истории, которая по-настоящему начала развёртываться только со второго тома. Этому способствовало и появление новых героев. Начиная со второй книги число рассказчиков увеличивается, так что история, обретя черты политического триллера, а затем и военной эпопеи, становится куда более сложной и многогранной. В последующих томах человечество наконец получило возможность вырваться к звёздам. И перед нами развернулась увлекательная картина космической экспансии, чреватой столкновением с принципиально иным разумом.
Авторы текста: Дмитрий Злотницкий Источник: «116 главных фантастических книг»
95 лет назад, летом 1930 года, Грант Вуд сделал первые наброски к главной картине США. Наравне с «Моной Лизой» Леонардо да Винчи и «Криком» Эдварда Мунка она стала культурной иконой и одним из самых узнаваемых живописных образов в мире.
Грант Вуд. «Американская готика», 1930
Рассказываем, из чего «Американская готика» возникла, как ее приняли современники, чем она помогла искусству и обществу США и как стала интернациональным мемом.
1. Сначала нашелся дом
В 1930 году художник Грант Вуд объезжал родной штат Айова в поисках сюжетов, натуры и вдохновения для своих картин. В маленьком городке Элдон он наткнулся на дом. Это был обычный каркасный коттедж, обшитый белым сайдингом,— в таком вырос сам Вуд и тысячами таких застраивались США со второй половины XIX века. Однако одна деталь выделяла дом из окружавших его — окна в готическом стиле на фронтоне.
Дом с готическим окном в Элдоне, 2016
Включение в хлипкую и недолговечную конструкцию типового жилья элемента из средневековой монументальной архитектуры превратило обычный дом, по мнению Вуда, в «архитектурный абсурд». Почему первые владельцы решили поставить такие окна, неизвестно. Возможно, это была дань моде — коттедж строился в 1880-х годах, а у жителей Среднего Запада того времени было стремление украшать свое жилье экстравагантными элементами. Как бы там ни было, именно эти окна заставили Вуда вернуться на следующий день и сделать первый набросок дома.
Грант Вуд. Эскиз к картине «Американская готика», 1930
2. Композиция «Американской готики» позаимствована у фотографов
С наброском Вуд вернулся домой в Сидар-Рапидс, а через несколько дней за завтраком сделал на почтовой открытке эскиз будущей картины: дом с готическим окном, а перед ним — женщина и мужчина с суровыми лицами.
Грант Вуд. Эскиз к картине «Американская готика», 1930
Такая композиция была обычной для фотографий конца XIX века. Странствующие фотохудожники делали снимки, на которых семьи вставали перед домом и сосредоточенно смотрели в камеру — выдержка у фотоаппаратов была долгой, и приходилось замирать, чтобы лица получались четкими. В архиве Библиотеки Конгресса среди сотен таких фотографий хранится одна, чье композиционное сходство с картиной Вуда поражает исследователей. Ей дали неформальное название «Готика Небраски».
«Готика Небраски», 1886
На этом снимке в окружении своих главных богатств — покосившейся хибары, двух лошадей, коровы и швейной машинки — стоит пара фермеров: женщина в переднике и мужчина с вилами. Видел ли когда-нибудь Вуд этот снимок, выяснить, конечно, невозможно, но известно, что происходивший из фермерской семьи художник очень любил рассматривать фамильный альбом, полный похожих отпечатков.
3. Мужчина на картине — стоматолог Вуда
Определившись с композицией, Вуд стал искать натурщиков для картины. Он объездил всех знакомых фермеров, но подходящего типажа так и не нашел. Тогда Вуд вспомнил о своем стоматологе — докторе Байроне Маккиби, чье вытянутое, жилистое лицо давно хотел написать. Маккиби, который нередко получал за протезирование зубов картины Вуда, сначала колебался, но в итоге согласился — с одним условием: сходства быть не должно. Обещания Вуд не сдержал. Герой «Американской готики» фотографически похож на свою модель.
Нэн Вуд и Байрон Маккиби, 1942
4. Найти модель для женской фигуры тоже оказалось непросто
Обладательницей подходящего лица Вуд посчитал одну знакомую, но предложить ей стать натурщицей, по воспоминаниям сестры художника Нэн, постеснялся: «Боюсь, она рассердится. Женщины хотят выглядеть красивыми, а я не люблю писать женские лица красивыми».
Грант Вуд. «Портрет Нэн», 1931
Тогда Нэн предложила в качестве модели себя, и Вуд согласился: «Лицо у тебя слишком круглое, но я вытяну его». Костюм в виде глухого платья и фартука, какие носили женщины из семей фермеров в начале XX века, Нэн сшила сама. А камея с изображением Персефоны — богини плодородия и царства мертвых — была позаимствована из шкатулки матери. Украшение ей из Европы привез Вуд, посчитавший, что профиль богини похож на профиль Нэн.
5. Отношения, которые связывают героев картины, неоднозначны
Принято считать, что на холсте изображены отец и дочь, однако у этой версии сложная судьба. Сразу после демонстрации картины первые зрители посчитали, что пара на ней — супруги с большой разницей в возрасте. В первых интервью с такой версией соглашался и сам Вуд. Его сестру Нэн, позировавшую для женского образа, такая трактовка ужасала — она не хотела, чтобы ее считали женой мужчины вдвое старше. Вуд не видел в этом проблемы и отказывался вносить ясность.
Постер фильма ужасов «Американская готика» (American Gothic, 1987), режиссёр Джон Хаф
Тогда Нэн дала интервью, в котором рассказала, что во время работы над картиной они с братом придумали целую легенду для героев: «Пепельно-русые волосы моей героини достались ей от матери, ее отец держит магазинчик с кормами, или заведует деревенской почтой, или, быть может, он священник. Вечером он приходит домой, снимает свой белый воротничок и идет доить корову. А я — одна из тех ужасно порядочных девушек, главная радость которых — ходить в воскресную школу и осуждающе хмуриться, завидя милующиеся парочки». Вуд же от четких ответов на этот вопрос продолжал отмахиваться и заявлял, что ему всего лишь хотелось написать людей, которые могли бы жить в доме с готическими окнами.
6. Вилы вызвали споры
На первом эскизе в руках у мужчины были грабли, но на картине появились вилы. Вероятно, замена была вызвана желанием подчеркнуть готическую устремленность ввысь других элементов картины — с зубцами вил рифмуются сансевиерия на крыльце, рамы и шпросы на окнах, швы на комбинезоне мужчины и полоски на его рубашке.
Грант Вуд. Фрагмент картины «Американская готика», 1930
Однако у современников вилы вызвали огромный интерес. Причиной стал их необычный вид: всего три зубца, тогда как в США этот фермерский инструмент обычно имел четыре или шесть. Этот выбор художника породил множество интерпретаций. Некоторые критики сравнивали вилы с трезубцем — традиционным атрибутом дьявола в живописи — и видели в этом намек на зловещую тайну, скрытую за фасадом милого сельского дома. Другие усматривали в трех зубьях фаллический символ и предлагали фрейдистские трактовки. Впрочем, сейчас исследователи установили, что трехзубые вилы редко, но встречались в сельской Америке начала XX века — их использовали для ворошения сена.
Грант Вуд. Фрагмент картины «Американская готика», 1930
7. На «Американской готике» много символов
Вуд несколько раз ездил в творческие командировки в Европу, где больше современного искусства его интересовали фламандские мастера. Вернувшись из одной из таких поездок, он написал «Женщину с цветком» (1929), с нее начинается так называемый неофламандский стиль Вуда.
Грант Вуд. «Женщина с цветком», 1929
Черты его можно увидеть и в «Американской готике», в первую очередь — в символике деталей. Два горшка с цветами на крыльце — бегонией и сансевиерией — вероятно, отсылают к родословной пары на картине. Эти растения за стойкость и неприхотливость любили в семьях первых переселенцев. Камея на шее женщины и золотая пуговица на рубашке мужчины дают понять, что, несмотря на скромность героев, их усердный труд принес им благосостояние.
8. Эксперты решили, что картина — шутка
«Американскую готику» Грант Вуд писал специально для 43-й выставки американской живописи и скульптуры Чикагского института искусств — главного на тот момент национального смотра современного искусства в США. Картина участвовала в конкурсе, и по его результатам Вуд получил бронзовую медаль и $300 (около $5 тыс. по нынешнему курсу), но за этой наградой стояла закулисная борьба. Жюри отмело «Американскую готику» из списка возможных лауреатов — странная парочка на фоне дома показалась им просто «комической валентинкой». Однако один из попечителей института искусств, чье имя осталось неизвестным, решил пересмотреть отвергнутые картины и увидел в «Американской готике» потенциал нового искусства. Ему удалось убедить судей, что картина революционная, и награду, пускай и самую низшую, картине все-таки выдали.
25-футовая скульптура «Боже, благослови Америку» (2009) Дж. Сьюарда Джонсона, Институт искусств, Чикаго
9. «Американская готика» стала началом национальной живописи
Неизвестный попечитель оказался прав: картина Вуда действительно оказалась манифестом и образцом новой, сугубо американской живописи. К концу 1920-х годов в США все еще не сложилось собственной школы реалистического искусства, независимой от европейских влияний. 43-я выставка американской живописи и скульптуры была тому отличной иллюстрацией.
Ги Пене дю Буа. «Долина Шеврёз», 1927
Второе место на ней занял пейзаж Ги Пене дю Буа «Долина Шеврёз», а первое — «Жюльен» Луи Ритмана. Обе картины написаны под отчетливым влиянием импрессионизма, по духу близки к французской живописи и никак не отображали американскую действительность.
Луи Ритман. «Жюльен», 1920-е
«Американская готика» с ее подчеркнуто национальными героями и деталями, лаконичной, почти фотографической манерой впервые предъявила широкой публике исключительно американское направление в живописи. Так о себе заявил риджионализм — художественное течение, которое в следующие десять лет сделало простую, провинциальную Америку главным объектом своего исследования.
10. Фермеры посчитали картину издевательством
После выставки в Чикаго репродукцию «Американской готики» опубликовали несколько газет и журналов, и на Вуда посыпался шквал претензий. Настоящие фермеры Среднего Запада и их жены революционности работы Вуда не оценили. Однако увидели в ней издевательскую карикатуру на себя как на мрачных пуританцев, закомплексованных и фанатично религиозных. Художнику стали присылать письма с угрозами проломить голову и откусить ухо, картине рекомендовали дать название «Возвращение с похорон», а репродукции предлагали вешать в сыроварне, чтобы «кислые» лица героев «Американской готики» помогали сворачиваться молоку. С тем, что Вуд высмеивает провинциалов, соглашались и интеллектуалы, считавшие, что картину можно расценивать как коллективный портрет «болванов Библейского пояса», в 1925 году инициировавших скандальный антидарвинистский «обезьяний процесс».
11. Национальной скрепой «Американскую готику» сделал экономический кризис
Представлена публике картина была на второй год Великой депрессии, и чем хуже становилось материальное положение американцев, тем больше фермеры забывали об обидах, нанесенных им «Американской готикой». Мрачные лица героев стали символами их стойкости, трудолюбия и национального духа. Картину стали воспринимать как манифест нового американского патриотизма: «Американская демократия была построена трудами мужчин и женщин с добрыми сердцами и крепкими челюстями, таких, какими их изобразил Грант Вуд» — так презентовал картину в 1935 году журнал Review of Reviews.
12. Мемом «Американская готика» стала через социальную критику
В 1942 году фотограф Гордон Паркс создал первую пародию на картину. Он сфотографировал Эллу Уотсон — чернокожую уборщицу Государственного департамента США. Вместо дома с готическим окном Уотсон стояла на фоне американского флага, а в руках держала метлу и швабру. Снимок получил название «Американская готика. Вашингтон, округ Колумбия» и моментально стал иллюстрацией обратной стороны американского духа — расовой сегрегации и дискриминации.
Гордон Паркс. «Американская готика. Вашингтон, округ Колумбия», 1942
Фотография Паркса и последовавшая за ней дискуссия положили начало традиции переосмысления «Американской готики» в самых разных формах. В 1967 году Playboy представил ее эротическую версию, в культовом фильме «Шоу ужасов Рокки Хоррора» герои картины оживают, а политическая карикатура на протяжении последних 50 лет изображает в их образе каждого нового президента США и его первую леди. С наступлением цифровой эпохи «Американская готика» превратилась в интернациональный мем — визуальную метафору невозмутимого, бесстрастного отношения человечества к реальности: от разводов и экономических кризисов до пандемий и угрозы ядерного взрыва.
На облегающем морщины - для мужчины, того, что лезет из койки на самую вершину стройки. Запертая в сознания тёмном углу, по звёздной пустыне на велосипеде надежды пересекаешь мглу. Как и прежде, за тех, кого приручили, в ответе мы, не?
