Детективная формула жизни проста: Женщина – боль. Ещё та. Алкоголь не способен её притупить – ни взахлёб, ни глотком. Завитком сигаретного дыма тает мечта под потолком...
25 сентября исполнилось 105 лет со дня рождения гиганта советского кино Сергея Бондарчука.
Он вошел в историю как человек большого размаха, создатель масштабных картин «Война и мир», «Ватерлоо», «Они сражались за Родину», он собирался снимать «Божественную комедию» и «Тараса Бульбу» с Марлоном Брандо, но главным фильмом его души была экранизация чеховской «Степи» – работа, о которой вспоминают редко. У Бондарчука было столько же поклонников, сколько и недоброжелателей, критиковавших его за близость к советской власти. Они не знали, что отношения режиссера «Судьбы человека» с этой властью были непростыми.
Молодой, да старый
Бондарчук родился в Белозерке, селе под Херсоном. Его отец Фёдор служил в Красной армии, но это не мешало ему и его супруге Татьяне оставаться верующими людьми, поэтому сына нарекли Сергием в честь святого Сергия Радонежского, в день памяти которого (по старому стилю) он появился на свет.
Матрёна, бабушка Сергея по отцу, была сербкой, а дед Пётр – болгарином, от них режиссер унаследовал южную внешность, из-за чего в молодости его часто называли цыганом.
В семь лет Бондарчук впервые посмотрел кинофильм. «Хорошо помню свое впечатление, – писал он. – Абсолютно был уверен в том, что увиденное не разыграно, не воссоздано, а на пленку кем-то запечатлена и показана сама жизнь».
Это произошло в Таганроге, куда Фёдор перевез семью по совету своих братьев Михаила и Александра. Первый работал там на кожевенном заводе (туда же он устроил и Фёдора), а второй служил актером в драмтеатре. И первой любовью Бондарчука стал именно театр.
Благодаря дяде Бондарчук мог иногда проникать за кулисы и видеть, как актеры готовятся к выходу на сцену. В итоге он решил, что и сам станет актером. Сергей знал, что живет в родном городе одного из лучших драматургов ХХ века – Чехова. Он начал заниматься в школьном театральном кружке, где больше всего почему-то любил играть стариков и очень убедительно перевоплощался в них.
«Пердуны» и Колумб
В 1932 году отца Серёжи назначили председателем колхоза в Широчанке, поселке рядом с Ейском. Для того чтобы колхозы росли и множились как можно быстрее, большевики направляли в села передовых рабочих. Оторванный от земли и старых обычаев городской пролетариат должен был искоренять «собственнические предрассудки» крестьян. Одним из таких пролетариев стал работник кожзавода Фёдор Бондарчук. Учитывая близость Широчанки к Ейску, его семья жила в самом городе на берегу Азовского моря.
Сергей сразу постарался внедриться в Ейский драматический театр. Сначала он помогал оформлять декорации – а Бондарчук очень недурно рисовал, – потом выпросил себе крошечную роль в одном из спектаклей.
В своем дворе Бондарчук с друзьями устроил собственный театр. На первых порах он назывался «Театр старых пердунов» (именно потому, что у Сергея так хорошо получалось играть стариков), а потом более пристойно – «Театр Христофора Колумба». Помимо спектаклей, Бондарчук развлекал соседей диафильмами: рулон с рисунками он заправлял в бутылку, которая служила увеличительной линзой. Бутылка подсвечивалась лампой, и изображение проецировалось на экран из простыни.
Сергей был настолько технически изобретательным, что отец не сомневался: сын станет инженером. Позже изобретательность Бондарчука проявилась в «Войне и мире» и других работах, где он применял множество новаторских приемов съемки.
По соседству с Сергеем в Ейске жила Ноябрина (Нонна) Мордюкова. Они учились в одной школе, Нонна была младше на пять лет, и, когда она плохо себя вела, учителя предупреждали: «Смотри, если будешь так продолжать, станешь такой же хулиганкой, как Бондарчук».
Несколько лет спустя Бондарчук столкнулся с Мордюковой во ВГИК и с удивлением узнал, что она тайно от матери приехала в Москву учиться на актрису. А еще через несколько лет они оба дебютировали на экране в фильме Сергея Герасимова «Молодая гвардия».
«Вы сами увидите»
В отличие от Мордюковой, у Бондарчука не получилось покорить столицу сразу после окончания школы. Три дня они с приятелем бродили по Москве и, подавленные ее масштабами и многолюдством, не нашли в себе смелости даже зайти в театральное училище. Пришлось ехать домой несолоно хлебавши, но появиться перед отцом и рассказать о неудаче было для Сергея верхом позора, ведь он так горячо убеждал скептически настроенного Фёдора Петровича в том, что ему нет другого пути, кроме как в актеры. Поэтому, не доезжая до Ейска, Сергей вышел в Ростове, чтобы попытать счастья там, но опоздал: прием документов в театральное училище закончился. Нежелание позориться перед отцом было столь велико, что Сергей, поборов неуверенность, уговорил педагогов прослушать его и был принят.
Училище было связано с ростовским драмтеатром, для которого только что построили здание, впечатлявшее не только своим размером и внешним видом (оно напоминало гигантский трактор), но и техническим оснащением. Худруком там был москвич Юрий Завадский, ученик Станиславского. Он привез с собой в Ростов Веру Марецкую, Николая Мордвинова, Ростислава Плятта и других знаменитых актеров, так что студенты перенимали опыт у артистов высшего уровня. Только что вышедшую книгу Станиславского «Работа актёра над собой» (1938) они учили наизусть.
Летом 1941-го Сергей окончил училище и тут началась Великая Отечественная война. Бондарчука направили в Театр Красной армии, который был тогда эвакуирован в Грозный, но, прослужив там меньше года, молодой актер ушел в армию.
Он участвовал в обороне Северного Кавказа. По словам Бондарчука, на войне ему не довелось убивать, но вот погибнуть самому было несложно: Грозный немцы бомбили яростно. После победы он еще год служил в Московском гарнизоне. Сергей планировал поступать в ГИТИС, но его сослуживец учился во ВГИК у Сергея Герасимова и убедил его зайти посмотреть, как проходят их занятия.
«Дверь нашей аудитории открылась, и вошел человек в военной гимнастерке, очень похожий на цыгана, – вспоминала актриса Инна Макарова, будущая супруга Бондарчука. – Осторожно прошел к стульям для студентов и сел возле Андрея Пунтуса, который поступил к нам на курс немного раньше, тоже после армии, и Андрей говорил нам, что есть у него друг, очень талантливый, "вот он придет, и вы сами увидите"».
Рай в шалаше
Прослушав Сергея, Герасимов сказал: «Мне нечему вас учить, вы уже все знаете» и зачислил Бондарчука сразу на третий курс. Досдавая необходимые экзамены, Сергей удивил не только Герасимова. «Мы все, глядя на него, и хохотали, и плакали: таким он был уморительным и умилительным одновременно. Пырьев и Райзман – члены экзаменационной комиссии – аплодировали ему стоя! Наш педагог по пантомиме Александр Румнев восторгался им. С виду немножко увалень, а гибок невероятно», – вспоминала актриса Людмила Шагалова.
Вдобавок ко всем своим талантам Бондарчук обладал недюжинной физической силой. Однажды режиссер Владимир Наумов позвал его сыграть в своей студенческой картине арестованного гестапо чешского журналиста Юлиуса Фучика, и Бондарчук придумал, что будет играть прикованным наручниками к ржавой батарее. По окончании съемок выяснилось, что ключей от наручников нет: раздобывший их Сергей Параджанов как-то не позаботился о такой мелочи. Раздосадованный Бондарчук просто вырвал батарею из стены и так и ходил с ней, пока друзья не нашли слесаря с напильником.
Мастерская Сергея Герасимова во ВГИКе: Сергей Бондарчук, Евгений Моргунов, Самсон Самсонов, Инна Макарова, Владимир Иванов
Во ВГИК у Сергея начался роман с Инной Макаровой. В послевоенные годы молодые актеры жили в бедности, которую трудно представить современным студентам. Бондарчук обитал в неотапливаемой сторожке, найти теплый угол людям без московской прописки в ту пору было очень сложно, да и денег не было. Когда на экраны вышел фильм «Молодая гвардия» (1948), в котором Макарова сыграла одну из главных ролей, а Бондарчук – роль второго плана, положение начало меняться, и то не сразу.
«Молодая гвардия», экранизация одноименного романа Александра Фадеева, стала колоссальным событием в Советском Союзе. Страна тогда выпускала всего несколько фильмов в год, а картина, основанная на реальных и совсем недавних трагических событиях, задела зрителя за живое. В процессе работы Герасимову приходилось спорить со Сталиным, который придирчиво смотрел все выпускаемые киноленты. Спор с «вождем народов» мог стоить режиссеру карьеры или даже жизни, но Герасимову удалось отстоять фильм, а потом и получить за него Сталинскую премию.
Получили ее и несколько молодых актеров, в том числе Макарова. В то время она с мужем жила в подвале, где водились крысы и пробираться куда приходилось по проложенным над водой шатким доскам. Узнав адрес новой кинозвезды, поклонники начали паломничество в этот подвал. К счастью, через некоторое время семье лауреата Сталинской премии выделили квартиру. Но и там роскоши не было: новорожденная дочь Наталья (будущая актриса и режиссер) спала вместо детской кроватки в старом чемодане, устланном ватой.
«Посмотри на это свирепое лицо»
Бондарчук недолго оставался в тени знаменитой супруги. В 1950-м он сыграл главную роль в картине Юлия Райзмана «Кавалер Золотой Звезды» и получил за нее Сталинскую премию первой степени, как бы «сравняв счет» с женой. А через два года – еще одна Сталинская премия и звание народного артиста СССР за главную роль в «Тарасе Шевченко» (1951) Игоря Савченко.
Бондарчук стал самым молодым народным артистом Советского Союза – в 32 года. В таком возрасте этого высокого звания прежде удостаивались только работники балета, чей артистический век обычно недолог. А Бондарчук получил его, головокружительным образом перескочив через несколько обязательных ступеней.
Друживший с Бондарчуком Георгий Данелия позже услышал от него историю о том, как сын Сталина Василий однажды позвал его в ресторан, где показал свежий номер журнала «Огонёк»: на обложке красовался портрет Сергея в роли Шевченко, а подпись к нему «Заслуженный деятель искусств РСФСР Бондарчук» была перечеркнута, и поверх нее рукой Иосифа Сталина написано «Народный артист СССР».
На 1955-й пришлось сразу три важные для биографии Бондарчука роли – Дымова в «Попрыгунье» Самсона Самсонова, Отелло в шекспировской экранизации Сергея Юткевича и Ершова, парализованного главного конструктора Балтийского завода в «Неоконченной повести» Фридриха Эрмлера. С партнершей по «повести» Элиной Быстрицкой (вскоре прославившейся ролью Аксиньи в «Тихом Доне») отношения были довольно тяжелыми, а вот, работая у Юткевича, с молодой актрисой Ириной Скобцевой, игравшей Дездемону, Бондарчук натурально потерял голову. Но то была не кратковременная страсть, а любовь до гроба. Бондарчук и Скобцева поженились, несколько лет спустя у них родились дети Алёна и Фёдор.
Роль Дымова заставила многих изменить представление о Бондарчуке-актере. Прежде считалось, что его удел – роли сильных темпераментных людей. Когда Самсонов сказал возглавлявшему тогда студию «Мосфильм» Ивану Пырьеву, что выбрал Бондарчука, тот воскликнул: «Ты соображаешь, что делаешь?! Да ведь такой Дымов всех гостей еще на лестнице зарежет! Ты только посмотри на это свирепое лицо!»
Но, ознакомившись с кинопробами, мэтр смягчился: «Да… Глаза у него… такие хоть сто лет ищи – не найдешь. Вот в этом его сила».
«Цель моей жизни»
В те годы ни Пырьеву, ни Самсонову, ни даже самому Бондарчуку не могло прийти в голову, что пройдет время – и нашего героя будут помнить прежде всего как режиссера и только во вторую очередь как актера. Желание снять собственный фильм возникло у Бондарчука после прочтения рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека». «Прочитал – и потом, что бы ни делал, о чем бы ни думал, я видел лишь Андрея Соколова (герой рассказа, солдат, побывавший в немецком плену), его мальчонку, его жену, разлив Дона, войну, фашистский концлагерь. Снять этот фильм стало для меня больше чем "творческим планом". Больше чем мечтой. Это стало целью моей жизни».
Осуществить задуманное было непросто: отсутствие опыта в режиссуре смущало не только киностудию, но и самого Шолохова. Однако недаром современники нередко сравнивали Бондарчука с танком: решив что-то, он становился неукротимым. Остановить его не могли даже сердечные приступы и клиническая смерть, но это было уже позже, на съемках «Войны и мира». А пока Бондарчук не только «пробил» свой проект, но и сыграл в нем главную роль.
Это была первая большая картина, поднимавшая тему несправедливого осуждения тех, кто побывал в немецком плену, а ведь в сталинское время таких людей фактически считали предателями.
«Судьба человека» вышла на экраны в 1959 году, и ее успех кардинально изменил жизнь Бондарчука. Еще вчера он был пусть и выдающимся, но все же наемным актером, тем, кого выбирали и кому указывали. Теперь он выбирал и указывал сам. Вскоре после «Судьбы» он снимался в «Серёже» (1960) Георгия Данелии и, по воспоминаниям последнего, невозмутимо игнорировал указания режиссера, делая только то, что считал нужным. Данелия сначала возмущался, а потом понял, что Бондарчук действительно знает, как лучше.
«Наш ответ Западу»
Самым главным следствием успеха «Судьбы человека» стало то, что Бондарчуку – режиссеру, снявшему один-единственный фильм, – доверили такой масштабный и ответственный проект, как экранизация «Войны и мира».
В 1959-м в советский прокат вышла голливудская версия «Войны и мира», снятая тремя годами ранее Кингом Видором, с Генри Фондой и Одри Хепбёрн в главных ролях. Фильм пользовался большой популярностью, и вскоре в ЦК КПСС поступило коллективное письмо «деятелей искусства, науки и армии», требовавших дать достойный ответ Западу, сделав свою, отечественную экранизацию романа Толстого. В качестве возможного режиссера назывался Бондарчук: «Мы потрясены "Судьбой человека"».
Судя по всему, письмо выражало уже созревшее у руководства страны решение. Советская «Война и мир» должна была затмить голливудский фильм. Министр культуры Екатерина Фурцева действительно поручила работу над картиной Бондарчуку. Думается, в этом решении было много от личной симпатии министра, поскольку, рассуждая прагматично, столь масштабный проект скорее следовало доверить корифеям, имевшим опыт постановки исторических киноэпопей, например Владимиру Петрову («Пётр Первый», «Сталинградская битва») или Михаилу Ромму («Адмирал Ушаков», «Корабли штурмуют бастионы»).
Но выбор пал на Бондарчука, и то, что его имя фигурировало в упомянутом письме, было, скорее всего, следствием, а не причиной решения, принятого наверху.
Сам Бондарчук такому счастью поначалу совсем не обрадовался. Он уже начал работу над фильмом по чеховской «Степи» – этот проект был для него очень важен. Но пришлось послушаться министра, и Бондарчук повел себя так, словно он всю жизнь только и делал, что снимал эпические картины с 120 тыс. статистов.
«Русский Орсон Уэллс»
«Война и мир» стала беспрецедентным явлением в истории кино. О размахе, тоннах сожженного во время батальных сцен пороха, количестве задействованных в съемках срочников Советской армии написано много. Благодаря этому фильму среди прочего в армии был возрожден кавалерийский полк, просуществовавший до 1991 года.
В ходе работы Бондарчук превратился в настоящего главнокомандующего, вынужденного управлять массами людей. После «Войны и мира» его стали называть русским Орсоном Уэллсом, намекая, что он склонен к гигантомании, как и автор «Гражданина Кейна». Но не надо забывать, что, в отличие от великого американца, Бондарчук воплощал не столько личные прихоти, сколько задание государства.
Работа над фильмом продолжалась семь лет и стоила режиссеру, которому тогда было около 45, не только нервов и седых волос (достаточно упомянуть случай, когда после трудоемкой панорамной съемки отступления, длившейся несколько дней, выяснилось, что пленка испорчена и надо начинать заново), но и едва ли не самой жизни: усилиями врачей Бондарчук вернулся с того света в 1966 году после остановки сердца.
Но оно того стоило. Бондарчук не просто справился с задачей государственной важности, но и сделал экранизацию, на фоне которой все остальные версии «Войны и мира» выглядят неубедительно.
Сергей Бондарчук на съемках «Войны и мира»
Фильм не был похож на крупные постановки сталинской эпохи: при всем размахе в нем есть авторский почерк, экспериментальные решения и тонкий баланс между большим и малым, общественным и частным. Актерский ансамбль был собран блестящий: Вячеслав Тихонов, Анатолий Кторов, Анастасия Вертинская, Антонина Шуранова, Олег Ефремов, Олег Табаков и другие. Слегка смущало, что Пьер Безухов в исполнении самого режиссера выглядит лет на 20 старше толстовского героя, но сыграл его Бондарчук все-таки великолепно. Открытием для зрителей стала юная танцовщица Людмила Савельева, сыгравшая Наташу Ростову.
Наполеоновские планы
«Война и мир» стала первой художественной советской картиной, получившей «Оскар». Шум за границей она подняла немалый. Был впечатлен и Дино Де Лаурентис, он продюсировал голливудскую экранизацию Толстого, а также несколько фильмов Феллини. Де Лаурентис решил, что именно Бондарчук справится с задачей снять фильм о последней битве Наполеона – «Ватерлоо». Бондарчук согласился, так как после долгих лет «Войны и мира» был «в теме».
«Ватерлоо» (1970) стал внушительной работой большого мастера (в ней участвовали американские знаменитости Род Стайгер и Орсон Уэллс), но в прокате фильм провалился. Возможно, судьба фильма сложилась бы иначе, если бы Де Лаурентис по голливудской привычке не отстранил режиссера от финального монтажа. Любопытно, что этот опыт итальянца ничему не научил, 15 лет спустя он так же своим вмешательством загубил потенциально удачный фильм Дэвида Линча «Дюна».
То, что «Ватерлоо» не оправдал надежд, не сломило Бондарчука. Он вышел на международный уровень и чувствовал себя там уверенно. Возникли новые грандиозные планы: сначала картина по «Божественной комедии» (была уже выбрана натура в Крыму), затем экранизация «Тараса Бульбы» с Марлоном Брандо в главной роли. Брандо согласился, но проект заморозили, как и фильм по Данте.
Были и другие идеи, но, как признался Бондарчук дочери Наталье в начале 1970-х, снимать честную картину о современности в СССР было невозможно. «Даже для тебя?» – удивилась дочь. «Особенно для меня», – ответил режиссер. «Но почему? Тебя все уважают, ценят». Бондарчук иронично улыбнулся: «И ненавидят, пока тихо».
Одни ему завидовали, других он раздражал. В Советском Союзе имя Бондарчука стало синонимом гигантомании. Сам он надеялся вернуться к работе над «негромкой» «Степью», но реноме специалиста по эпическим баталиям диктовало свои правила. Министр обороны маршал Андрей Гречко написал книгу «Битва за Кавказ» и очень хотел, чтобы ее экранизировал именно Бондарчук.
Давление на режиссера было изрядное: власти хотели, чтобы заказ выполнили к 30-летию Победы. Бондарчук понял, что его держат за придворного кинематографиста, и пошел на конфликт: согласившись сделать кино к большой дате, он взял вместо парадных маршальских мемуаров роман Шолохова «Они сражались за Родину», рассказывающий о тяжелых боях лета 1942 года.
Бондарчук задействовал множество великолепных актеров: Василия Шукшина, Георгия Буркова, Юрия Никулина, Нонну Мордюкову, сыграл, по обыкновению, и сам. Во время съемок внезапно умер Шукшин, во сне от сердечного приступа.
Степь да степь
Создавая собственные фильмы, Бондарчук продолжал сниматься у других режиссеров. Он был одним из первых советских актеров, снявшихся за рубежом в картине классика неореализма Роберто Росселлини «В Риме была ночь» (1960). В 1970-м он сыграл Астрова в «Дяде Ване» Андрея Кончаловского. В 1970-х Бондарчук исполнил главные роли в двух фильмах Игоря Таланкина: физика, отца советской атомной бомбы Курчатова в «Выборе цели» (1974) и Степана Касаткина в «Отце Сергии» (1978).
После «Они сражались за Родину» советские чиновники уже опасались давить на Бондарчука, поняв, что результат может быть непредсказуем, и режиссер наконец смог сконцентрироваться на экранизации «Степи». Даже друзья не всегда понимали его одержимость этой повестью Чехова. Она практически бессюжетна – как перенести это на экран? Но для Бондарчука созданные Чеховым характеры, их судьбы и разговоры были воплощением глубинной правды о человеке, не говоря уже о том, что сама степь – ее пейзажи и ощущения, которые они рождали в душе, – напоминала ему о детстве и была символом подлинной жизни, ее бескрайности и свободы.
Но, как это нередко случается, фильм, который для создателя значил так много, прошел едва замеченным, и до сих пор эта интересная картина остается в тени титанических творений нашего героя.
После Чехова его снова потянуло на глобальные проекты: в начале 1980-х Бондарчук снял дилогию «Красные колокола» о двух революциях – мексиканской и русской, взяв за основу книги Джона Рида «Восставшая Мексика» и «Десять дней, которые потрясли мир». Как и «Ватерлоо», это было международное производство: вместе с СССР картину финансировали Мексика и Италия. В главных ролях снялись итальянец Франко Неро и бывшая «девушка Бонда» швейцарка Урсула Андресс. В целом фильм повторил судьбу «Ватерлоо»: резонанс был несоизмеримо меньше вложенных усилий.
Последней законченной при жизни работой Бондарчука стала экранизация пушкинского «Бориса Годунова» (1986). Сына Годунова в ней сыграл сын режиссера – будущая знаменитость Фёдор Бондарчук. Снова масштабный проект, и снова неоднозначный прием. Казалось, время, когда каждый фильм нашего героя становился большим событием, миновало.
Farewell, Grigori!
На смену ему пришло время перестройки, и оно было неласково к режиссеру, которого теперь клеймили как любимца партийных бонз. В 1986 году состоялся V съезд Союза кинематографистов СССР, на котором Бондарчука и других влиятельных деятелей кино попытались «сбросить с корабля современности».
Бондарчуковским ответом эпохе перестроечного кинематографа, когда режиссеры взапуски бросились снимать чернуху про бандитов, наркоманов и проституток, должен был стать сериал «Тихий Дон», третья по счету его работа по Шолохову. Он задумал ее еще в 1960-х, но тогда учитель Бондарчука и автор хрестоматийной шолоховской экранизации 1958 года Сергей Герасимов попросил не снимать такой фильм, пока он жив.
Сергей Бондарчук с женой Ириной Скобцевой и детьми – Алёной и Фёдором
Увы, «Тихий Дон» пополнил список амбициозных, но неудачных проектов. И дело тут не только в итальянских продюсерах, которые, прогорев, лишили Бондарчука возможности смонтировать и озвучить сериал. Уже один выбор англичанина Руперта Эверетта на роль Григория Мелехова и американца Мюррея Абрахама на роль Пантелея Прокофьевича вызывал недоумение, и, когда в 2006 году доработанный Фёдором Бондарчуком сериал наконец дошел до зрителя, стало ясно: со своими ролями эти актеры не справились.
Претензии были не только к актерской, но и к режиссерской работе. Писатель и критик Павел Басинский констатировал: «Это история о том, как зачем-то все решительно изнасиловали всех. Заказчики – Бондарчука. Бондарчук – совершенно не готовых для предложенных им ролей иностранных актеров. Наши актеры – самих себя, заставляя произносить родные речи на английском языке. Farewell, Grigori! ("Прощай, Григорий!"). Кому и зачем было нужно это групповое самоистязание – вот основной трагический вопрос разворачивающейся на телеэкране, наверное, самой странной в мировом кинематографе киноэпопеи».
Таким невразумительным фильмом закончилась история великого режиссера и, не надо забывать, прекрасного актера. Быть великим не значит иметь гарантию от неудач и слабостей.
В последние годы жизни Бондарчук болел раком легкого. Он скончался 20 октября 1994-го от инфаркта.
Основатель кинематографической династии, человек, чья жизнь прошла в гуще людей на съемочных площадках, в дружеских компаниях, не говоря уже о всевозможных конференциях и съездах, Бондарчук при этом всегда казался одинокой фигурой. Мощной и одинокой. И как будто разуверившейся в том, что его поймут правильно. Но то, что не всегда удавалось его современникам, может быть, получится у потомков, которые будут смотреть его фильмы без всяких предубеждений.
Для кого-то эти шоу — детство, для кого-то юность. Но есть и кое-что посвежее.
1. Друзья / Friends
Трудно себе представить сериал более культовый, чем «Друзья». За десять лет в эфире шестеро манхэттенских приятелей навсегда закрепились в головах зрителей и массовой культуре. Сегодня за права на показ шоу борются гиганты стриминговых платформ, выплачивая сотни миллионов долларов. Сериал «Друзья» навсегда повлиял на представление, какими должны быть ситкомы.
2. Ганнибал / Hannibal
Агент ФБР Уилл Грэм обладает уникальным талантом к расследованию преступлений и пониманию психологии убийц. В работе ему помогает личный психотерапевт Ганнибал Лектер — эксцентричный интеллектуал, увлекающийся кулинарией. Вместе они охотятся на преступников, а позже и вовсе заводят странную дружбу.
3. Герои / Heroes
После солнечного затмения в обычных людях проявляются сверхспособности. Медбрат из Нью-Йорка получает возможность летать, японский клерк понимает, что способен перемещаться в пространстве, полицейский из Лос-Анджелеса слышит в голове мысли других людей.
Тем временем индийский учёный-генетик открывает теорию о сверхлюдях и старается свести их вместе, чтобы противостоять злу, которое собирается уничтожить Нью-Йорк.
4. Гримм / Grimm
Ник Беркхард служит детективом в Портлендской полиции. После смерти тётки Ник узнаёт, что он потомок группы охотников на монстров, которая называется «Гримм». Жизнь Ника переворачивается с ног на голову: он осознаёт, что мир населяют сверхъестественные существа, с которыми ему и предстоит бороться, чтобы защитить человечество.
5. Бруклин 9-9 / Brooklyn Nine-Nine
В 99-й полицейский участок Бруклина назначают нового капитана Рэймонда Холта. Он строг и очень серьёзен по отношению к своим подчинённым. Это событие переворачивает работу детективов с ног на голову. В частности, Холт вступает в конфликт с Джеком Пертальтой, который привык выполнять работу спустя рукава.
С 2013-го по 2018 год «Бруклин 9-9» выходил на телеканале FOX. Однако с шестого сезона до конца (в 2021-м) транслировался на NBC.
6. Десятое королевство / The 10th Kingdom
В центре сюжета культового-мини сериала обыватели из Нью-Йорка, нашедшие зеркало, которое переносит их в параллельный мир Девяти королевств. Официантка Вирджиния Льюис, волей случая однажды встретившая говорящего пса, вместе с отцом попадает в мир сказок и приключений. Выбраться отсюда можно только преодолев длинный и тернистый путь.
7. Константин / Constantine
Сериал основан на серии комиксов «Посланник ада» издательства Vertigo. Джон Константин — экзорцист, который сражается как со своими грехами, так и со сверхъестественными силами, угрожающими человечеству.
8. Офис / The Office
Сериал посвящён трудовым будням клерков регионального офиса крупной компании, которая занимается поставками бумажной продукции. Работники офиса, каждый из которых имеет свой характер и привычки, ежедневно ругаются, мирятся, шутят. А также пытаются противостоять своему некудышному боссу.
9. Альф / ALF
Альф — двухсотлетний пришелец с планеты Мелмак, который выглядит как антропоморфный муравьед. После того как его дом был уничтожен, Альфа угораздило попасть в обычную семью американской субурбии. Здесь, в семействе Таннеров, ему и предстоит доживать свои деньки, познавая странные привычки и нравы человечества.
10. Меня зовут Эрл / My Name is Earl
Жизнь Эрла Джея Хикки протекает своим чередом, пока он не срывает куш в $100 тысяч в лотерее. В тот же день его сбивает машина и Эрл теряет билет в новую жизнь.
Тогда на героя снисходит озарение: всё это было не случайно — его наказала карма за все те неприятности, которые Эрл доставлял людям на протяжении своей жизни. Ему не остаётся ничего, кроме как исправлять ошибки прошлого, чтобы компенсировать всё то зло, которое он натворил.
11. Парки и зоны отдыха / Parks and Recreation
Этот мокьюментари-сериал рассказывает о жизни сотрудников департамента парков и зон отдыха города Пауни в штате Индиана. В центре внимания чиновница Лесли Поуп, которая хочет превратить заброшенный карьер в культурное место для отдыха и тем самым принести обществу пользу.
Чтобы воплотить идеи в жизнь, Лесли предстоит столкнуться со сложностями бюрократической системы, эгоистичными соседями, жадными фирмами-застройщиками и нерасторопными коллегами.
12. Чёрный список / The Blacklist
ФБР уже много лет гоняется за неуловимым преступником Рэймондом Реддингтоном, который внезапно сам решает сдаться правоохранительным органам. После допроса Рэймонд идёт на сделку со следствием и соглашается помогать в поимке других преступников, в сотрудничестве с невероятно умным агентом Элизабет Кин.
В 2025 году исполнилось 30 лет «Волкодаву» Марии Семёновой — книге, с которой началась история славянского фэнтези. Юрий Сапрыкин поговорил с писательницей о том, чем Волкодав отличается от Конана, что мы знаем о древних славянах и какое фэнтези интересно сегодня.
— Как вы впервые столкнулись с жанром фэнтези?
— Я советский ребенок, 1958 года рождения, выросла на соцреализме и советской фантастике. Стругацкие, Ефремов и далее по списку. Вообще, я по своим склонностям технократ, и про будущее, про космические полеты я читала просто с горящими глазами. В те времена для меня пиком достижений литературы была сцена посадки планетолета «Хиус» у Стругацких в «Стране багровых туч». Всё, это максимум, дальше не прыгнуть. Естественно, сама что-то пыталась кропать на эту тему — сейчас и смешно, и жутковато это вспоминать. Потом примерно в 1980 году я разыскала в Киеве единственный на весь город магазин, где продавали иностранные книги. И купила там пародию на «Властелина колец». И пока я ее читала, у меня все время было ощущение, что за этой смешной пародией таится что-то грандиозное.
Спустя еще некоторое время я пришла в комиссионный книжный, уже в Питере. Продавцы предложили мне «Хоббита» и первую книгу «Властелина колец». Я прочла и подумала: ого, оказывается, так можно! Это было погружение в атмосферу легенд и сказок, которые не просто собраны где-то в хрестоматии или сборнике фольклорном, а люди в этом мире живут, разговаривают, решают свои проблемы, и еще с приключенческим сюжетом. Когда я дочитала книгу в оригинале, я поняла, что просто умру, если тут же не прочту остальное. Единственным местом в Питере, где нашлось продолжение, была публичная библиотека. После работы я мчалась туда и читала, читала, читала. Ну а потом времена изменились, и фантастика и фэнтези стали для меня основными жанрами для чтения.
Роман Энн Маккефри «Белый дракон» в переводе Марии Семёновой (под псевдонимом Г. А. Трубицына)
— А как вы попали в издательство «Северо-Запад»?
— Это был 1992 год. Научный институт, где я работала, стал таять, как мороженое под солнцем. Половину помещений сдали коммерсантам в аренду. Сотрудников одного за другим отправляли в неоплачиваемые отпуска. Примерно в это время я столкнулась в публичке со старым другом по литобъединению. Он меня поймал за пуговицу и говорит: «Маша, ты же знаешь английский?» Я говорю: «Ну да». «Издательство „Северо-Запад“ набирает переводчиков. Хочешь попробовать?» Я пришла домой, рассказала родителям. А родители у меня еще более старорежимные, чем я: мама была 1922 года рождения, отец — 1925-го. И мама пришла в ужас, а отец подумал-подумал и меня благословил. Вот так с 1 апреля 1992 года я перешла на литературные рельсы и с тех пор только этим и занимаюсь.
— А писательство вы начинали с исторических романов?
— Мою первую повесть, выхода которой я ждала девять лет, наверное, тоже можно отнести к фэнтези. Я развернула в историю одно сказание из «Старшей Эдды», добавила мистики. Там и бог Один приходит, и поинтереснее вещи происходят. Я просто проиллюстрировала то, во что люди тогда верили и что они в сходных обстоятельствах реально бы увидели. И дальше примерно в таком духе писала исторические романы.
И вот я пишу и вижу жуткую картину: к нам хлынул вал импортного фэнтези, причем довольно мутный. Писатели, которых мы в советское время считали великими на основании нескольких переведенных книг, оказались средненькими.
Переводы были жуткие. Кажется, переводить кинулись все, у кого в школе была хотя бы тройка по английскому. Иногда читаешь и просто не можешь понять фразу: вроде по-русски написано, а о чем это? Но это все разлеталось как горячие пирожки. Пришло что-то новое, чего мы в советские времена и близко не видели. Один Майкл Муркок чего стоил.
И на этом фоне я тоже вписываюсь в переводчики. Но мне доставались приличные книжки. Все-таки «Северо-Запад» — крупное издательство, откровенная чушь попадалась редко. Я рассказала им, что у меня есть и свои произведения. А мне: сиди переводи — кому нужны твои исторические романы? И тут я обнаруживаю, что отечественные авторы, причем не последние, например наша питерская Елена Хаецкая, вынуждены брать импортные псевдонимы и выдавать свои оригинальные творения за переводы. Глядя на это все, я просто взбеленилась: что ж такое-то? Без конца одно и то же — про эльфов, гоблинов и принцесс. Пережевывают по девяносто восьмому разу. Когда у нас у самих под носом колоссальный материал, просто сокровищница! Я уже имела представление о наших исторических и фольклорных богатствах, которые лежат никому не нужные. И в какой-то момент я сказала: не нужна историческая проза — ладно, будет вам фэнтези. И буквально в один присест написала первую главу «Волкодава».
— Насколько сложно было перейти от исторического жанра, который все-таки основан на фактах, к чистому фэнтези?
— В какой-то момент я начала понимать, что средствами классического исторического романа удается показать не всё. Как только ты начинаешь писать про то, как герои думают, во что они верят, это автоматически зачисляют в сказочную фантастику. То архаическое мышление, о котором я хочу рассказать, не помещается в рамки исторического романа. Ну черт с вами, сказала я, фэнтези так фэнтези. Какая разница, как это называется.
— Действие «Волкодава» происходит в вымышленном мире, в нем живут вымышленные племена. Но там чувствуется база: знание славянской истории и мифологии, вообще истории Северной Европы. Как вы это изучали? Это же были еще докомпьютерные времена.
— У меня был один из первых в Питере персональных компьютеров. Самодельный — я же недаром технарь. Я училась в Ленинградском институте авиационного приборостроения на факультете вычислительной техники, потом работала по специальности. И регулярно посещала черный рынок электронных деталей. То одно куплю, то другое — и собрала себе машину. На ней были сделаны многие переводы, а потом написан «Волкодав», по крайней мере начало. Выглядело это так: вокруг свисали провода, где-то копошились дисководы, тут стояла корзина с работающими платами, на полке — угловатый корпус размером с обувную коробку. Это был тогдашний писк техники — винчестер аж на пять мегабайт.
— Но за информацией все же приходилось идти в библиотеку?
— Это да. С «Волкодавом» было так: в одной библиотеке, где я выступала, отправляли на списание каталожные ящики. Один из них мне подарили в качестве гонорара. Мы с отцом привезли его домой на крыше нашего «Москвича». И к моменту написания «Волкодава» он был уже битком набит карточками, ссылками и выписками.Они были объединены в алфавитный каталог. Это же сколько штанов было просижено в той самой публичной библиотеке и не только в ней. И сейчас продолжается: меня книги уже выжили из городской квартиры, теперь из домика выживают. Но все равно приходится покупать, в электронном виде не всё есть.
— В «Волкодаве» практически нет архаизмов, слов, которые воспринимаются как древние. При этом сам строй языка, ритм, строение фразы как будто говорят, что ты имеешь дело с древним текстом. Как вы этого добивались?
— Менталитет проявляется и в языке тоже. Когда чуть-чуть приближаешься к пониманию древних людей, начинаешь чувствовать, что они фразу построили бы иначе. У меня есть и словарь древнерусского языка XI–XVII веков, и Срезневский, и Фасмер. Но все-таки основное — это Даль. Это просто кладезь слов, которые и сейчас понятны, а значит, очень хорошо работают на месте многих заемных. Например, мне было нужно слово, эквивалентное слову «мастер», которое пришло из немецкого языка. Что ему делать в произведении об условно-русском Средневековье? Я копаюсь в Дале и нахожу замечательное слово «источник». Но это не тот источник, который источает блага, а тот, который точит, источит, человек высшего профессионализма и мастерства.
— Интересно еще, как у вас передана древняя вера. Это не поклонение идолам, а особое отношение к природе как к чему-то одушевленному. Нужно поклониться дереву, сказать спасибо источнику.
— Есть то, что я для себя называю бытовой религиозностью. Я очень за этим слежу, когда пишу.
В фэнтези такого практически никто не делает, в результате остается только утилитарное: пришел, поел, ушел. А печке поклониться? А огню кусочек отщипнуть? Вот про это забывают.
— Вы рассказывали в интервью, что многие вещи в «Волкодаве» вам пришлось изучить на собственном опыте.
— Есть разные уровни постижения.Многие пишут, вообще не слезая с дивана. Следующий уровень — посмотреть ролик на «Ютьюбе». Дальше — все-таки почитать книжки. Есть академик Рыбаков, есть профессор Кирпичников, есть адепты Велесовой книги или вообще откровенные духовидцы, которые говорят: «Я так вижу Древнюю Русь». Надо критическую массу чтения накапливать, а у нас кто в лес, кто по дрова. А следующий уровень — это когда начинаешь на себе пробовать. Мы же видим, например, в книге о современной жизни, водит автор машину или нет.
— А как у вас было?
— Мои родители были учеными, и дома царил культ научной достоверности. Если ты что-то пишешь, внизу должна быть ссылка на конкретные книгу и страницу, откуда ты это почерпнул. На таком материале уже можно строить что-то свое. В художественной литературе подобных ссылок не ставят, но наличие или отсутствие у автора той или иной информации все равно торчит. И речь не только о книжном или музейном познании, но и о практических навыках.
Когда я поняла, что Волкодаву придется частенько драться, я посмотрела, какие бывают боевые искусства, и выбрала для себя айкидо. Оно мне показалось интересным с философской точки зрения. Твоя задача не искалечить или убить врага, хотя ты вполне можешь это сделать. Вместо этого ты демонстрируешь ему глубину его заблуждения, в чем он не прав с точки зрения гармонии мироздания. Я пришла взять несколько уроков, почерпнуть пару приемов… А в итоге четыре года корячилась на татами. Потом я поняла, что герой должен ездить на лошади. Деваться некуда — я отправилась на конюшню. Было еще страшнее, чем когда шла на боевые искусства. Мне было 38 лет. Это ребенок не понимает, что с лошади можно упасть и свернуть шею, что у нее 500 килограммов мышц и свои мысли в голове, а я вполне это понимала. Пришла и говорю: «Мне только узнать, как лошадку чистят и седлают, а верхом разве что пару уроков на корде». И тоже осталась на четыре года. Через препятствия прыгала, выездку осваивала, под копытами побывала. Все нормально.
— В первом издании «Волкодава» на обложке была надпись «Русский Конан». Понятно, что это была рекламная уловка. А вам как кажется, Волкодав похож на Конана-варвара или нет?
— Они очень разные. Волкодав — это совсем другой герой, другая история, другой менталитет.Я для себя это формулирую так: в мире Конана бабы рожают детей, чтобы те становились воинами и геройствовали на войне. А у меня в «Волкодаве» мужчины идут воевать и становятся героями для того, чтобы бабы могли спокойно детей рожать. «Русский Конан» — это была издательская уловка, сделанная без моего ведома. Прошло 30 лет, а я все от этой надписи отплеваться не могу.
— Там еще есть особая арка героя. Волкодав не просто воюет и побеждает врагов, он постепенно идет по пути постижения мудрости.
— Все начинается с того, что он на каторге оказался в компании невинно осужденного мудреца. И это не литературный прием, это то, что на своей шкуре прочувствовал мой дед, который 17 лет отсидел на Соловках и в Норильске. Он говорил: «Я с такими людьми там сидел..!» Заключенные академики, чтобы не скатиться в скотское состояние, читали сокамерникам лекции по своей специальности. Такие, что Оксфорд и Кембридж сдохли бы от зависти! Мне было интереснее про это написать, чем про уголовные разборки.
— Как появился нелетучий мыш? Наверное, самый симпатичный герой в этой книге. Говорят, есть люди, которые делали себе такие татуировки.
— Я очень люблю животных. Когда начинала работать над «Волкодавом», у меня еще никого не было, но очень хотелось. Я стала думать: у героя обязательно должен быть помощник, животное-спутник. Прекрасный конь, замечательная собака? Это и красиво, и мифологически оправдано. Но столько их уже было! Я задумалась: а кого он с каторги мог с собой вытащить? Активное животное, чтобы участие в его делах принимало? Вот так у меня покалеченный Мыш и образовался. Правда, потом я узнала, что у них порванные перепонки благополучно срастаются… Ладно, думаю, пусть будет фантдопущение!
Могучие харизматичные персонажи, реальные или литературные, — они ведь проверяются на безответных. Цена человеку — это как он с безответным будет поступать.
— А как появилось само имя — Волкодав?
— Я понимала, что у героя должно быть животное-первопредок. Я все перебрала: и барсов, и волков, и беркутов с кречетами. Чувствую, здорово, но не то. И вот смотрю я как-то по телевизору передачу про художника Константина Васильева, а там его друг говорит: «Для меня это иллюстрация к пословице „Волкодав прав, а людоед — нет“». На меня как кирпич упал: вот оно! Я поняла, что барсы и медведи существуют вне человеческого мира. Они с человеком либо друг на друга охотятся, либо конкурируют за пропитание. А волкодав — он не менее страшный и грозный, но стоит рядом с человеком. И за человека он и убьет, и свою жизнь отдаст.
— «Волкодав» запустил огромную волну. И прямых подражаний и продолжений, и вообще того, что называется славянским фэнтези. Как вы на это смотрели?
— Юрий Никитин только обижается: его «Трое из леса» вышли раньше — разница, по-моему, в пределах года. Но разве важно, кого назначить родоначальником? Когда после «Троих из леса» и «Волкодава» поднялась эта волна, я поначалу обрадовалась. Думаю, наконец-то заметили, что у нас под носом сокровища. Но когда я начала читать книги и обнаруживать там познания диванно-обывательского уровня, радость очень быстро увяла.
Многие авторы считали, что если героев поселить в теремок, назвать их Ратиборами и Милославами и дать им в руки мечи, то это и будет славянское фэнтези.
Такую, извините, чушь несли. И по языку, и по деталям обихода.
Пишущая публика унюхала тренд, решила, что это вернячок: напишу-ка я на эту тему, и книжка будет хорошо продаваться. Может, поначалу так и было, но читатель правду видит — вздувшаяся волна быстро сошла на нет. Сейчас, правда, снова поднимается, и там уже видны признаки освоения материала, не только славянского. У нас же страна — колоссальный континент. В одном только Дагестане 150 народов живет. Наконец-то пишущая публика начала понимать, что чудеса — это не обязательно к королям и герцогам. Рядом, прямо за углом, столько всего! Отъезжаешь на 100 километров от Питера и оказываешься в гостях у народа, который во всех учебниках числится давно вымершим, ассимилировавшимся. А они живут себе, и песни поют, и своему языку детей учат. В другую сторону 100 километров — еще один народ. Это же прекрасно!
— А кто вам интересен из ныне пишущих?
— Маститых авторов не хочу называть. Я вообще человек, недовольный по определению, всегда найду, к чему прикопаться. Но я бы всем посоветовала обратить внимание на молодую писательницу Алину Потехину. Ее рукопись попала на одну из литературных мастерских Сергея Лукьяненко. Алина выросла в Магадане, сейчас живет в Казани, она написала вот фэнтези, называется «На деревянном блюде» Там действуют персонажи чукотских и вообще северных сказок, фольклорные герои. Естественно, я нашла, за что ее поругать. Но в целом книга замечательная. И, я надеюсь, Алина не бросит эту тему и продолжит рассказывать о северных мифологиях, с уважением и пониманием.
— Хотел спросить о еще одной книге из мира Волкодава — «Там, где лес не растет». Откуда взялся такой необычный для фэнтези герой — мальчик, который не может ходить?
— 52 года моей жизни прошли в обществе отца, инвалида детства — он перенес полиомиелит в два года. При этом умудрился повоевать, причем не где-нибудь, а в разведке — был нелегальным радистом в Тихвине, который наши то брали, то отступали из него. Мальчик 1925 года рождения в 30-е годы, когда еще вовсю неграмотность ликвидировали, умудрился самоучкой освоить радиодело. Потом, в 1937 году, еще и стал сыном «врага народа». Семья переехала из Питера в Ярославль, оттуда он воевать и пошел. После войны учился в Одесском политехе. Он написал диплом, который из Одессы отправили в Питер с сопроводительным письмом: дорогие ленинградские коллеги, пожалуйста, ознакомьтесь, нашего научного уровня не хватает, чтобы его оценить. До вынужденного выхода на пенсию в 90-е он стал доктором наук, профессором, моим отцом. Человека лучше и мужчину достойнее я в жизни не встречала. Это не потому, что он мой отец — это просто объективный факт. Если бы я не написала книгу про персонажа с физическими особенностями, ну это я бы просто себя не уважала.
По дороге из кирпича жёлтого цвета, обрадованные встрече – ещё бы, не виделись почти с век – Страшила, Трусливый Лев и Железный Дровосек медленно шли на ту сторону волшебного света. О былых временах, приключениях, битвах с супостатом товарищи вели неспешную беседу – разговор, начатый утром, не был прерван даже обедом… И никто из друзей не заметил, как они прошли точку невозврата.
