Серийные убийцы времени
150 постов
150 постов
267 постов
305 постов
370 постов
215 постов
60 постов
189 постов
48 постов
3 поста
19 постов
172 поста
184 поста
128 постов
7 постов
418 постов
30 постов
17 постов
35 постов
5 постов
47 постов
57 постов
58 постов
11 постов
6 постов
98 постов
9 постов
15 постов
373 поста
1 пост
1 пост
4 поста
46 постов
3 поста
1 пост
6 постов
998 постов
12 постов
5 постов
6 постов
13 постов
15 постов
2 поста
77 постов
2 поста
2 поста
1 пост
3 поста
1 пост
1 пост
1 пост
3 поста
1 пост
1 пост
37 постов
1 пост
Материал не предназначен для читателей младше 18 лет.
И в кино, и в литературе хоррор не столько пугает, сколько становится метафорой для высказываний на самые болезненные темы современности: от пресловутых детских травм до социальных проблем.
Не пытайтесь покинуть Омск! Две девушки, Катя (хорошая) и Наташа (оторва), пытались и даже познакомились для этого с иностранцами: Хавьером (чилийцем) и Нейтаном (американцем). Казалось бы, что могло пойти не так? Не будем спойлерить, но многое.
В провинциальном городе, под которым со всей очевидностью имеется в виду Омск, есть «градообразующее предприятие» — писатель Фёдор Михайлович. Не Достоевский, а Куст, но мы-то с вами понимаем. Классик находился там в пожизненной ссылке, а теперь в городе всё в его честь: и музей, и балет, и детские поделки, и очень странные ритуалы. История одного города-праздника, который всегда с тобой, представляет собой причудливый микс из Салтыкова-Щедрина, «Солнцестояния», «Твин Пикса» и «Плетеного человека».
Больше остроумная, чем страшная, совсем короткая дебютная книга Надежды Лидваль вряд ли потрясет вас до глубины души, но точно скрасит вечер.
Уже порядком подзатасканный сеттинг 1990-х здесь как нельзя более органичен. Хотя бы потому, что Андрей Подшибякин на нем не спекулирует, его не романтизирует, а реконструирует собственные воспоминания о детстве в Ростове-на-Дону. На это указывает и трогательное посвящение: «Ростов, тебе. Санёк, Лёха, Антон — пацаны, вам». Бандиты, разборки, пьющие бестолковые взрослые, шпана, милиционеры-взяточники, вокруг насилие и жестокость, в телевизоре противостояние Ельцин — Руцкой, по радио вечное «Буду умирать молодым».
На этом тревожном фоне четверка простых ростовских пацанов случайно пробуждает древнее зло, спавшее под курганами. Оно питается человеческими эмоциями, умеет проникать в разум, а еще философствует, шутит и даже иногда помогает главным героям (в своеобразной манере, разумеется). Ретроужасы в духе «Очень странных дел» и «Оно», в которых нет ни капли ностальгии, ведут читателя к очевидному вопросу: что тут страшнее — неведомый кровожадный демон или окружающая действительность?
Тридцатилетний Славик ищет себя, а находит работу в антикварной лавке, где творится какая-то чертовщина. Да и работают там не совсем люди, вернее, совсем не люди: дерзкая Матильда, бесполое существо Женечка с лебединой шеей, таинственный Хозяин в винтажном тотал-луке, да еще и с тростью. В мире, который открывается за дверью странного магазина, сосуществуют сошедшие с ума вещи («вещи не в себе»), бесомраки, кадавры и прочие монады. Книга «Магазин работает до наступления тьмы» выросла из одноименного аудиосериала и состоит из двух сезонов (частей). Если первая начинается как уютная городская сказка в духе Нила Геймана или даже братьев Стругацких, то вторая превращается в зловещий автостоп по мультивселенной, где есть параллельная Москва, а в ней — площадь четырех вокзалов и станция метро «Гречневый рынок».
Дарья Бобылёва — королева хоррора, как ее называют фанаты, и одна из главных современных авторов жанра. Ее книги можно назвать «страшилками» в самом прямом смысле — там нет страха, но есть бытовые, уютные ужасы нашего городка. «Магазин работает до наступления тьмы», так же как и герметичные «Вьюрки», — отличное чтение для тех, кто любит убежать от реальности в приятный мир хтони и кошмаров, которые происходят с кем-то другим.
Две московские девушки: одна — избалованная папина дочка, другая — неприхотливая трудяжка, — отправляются из жаркой столицы в Карелию. Там, в поисках морошки, они забредают в лес, где немедленно теряются. В лесу их долго пугают лешие, медведи и кровавые мальчики. В какой-то момент к дамам в беде будто бы приходит чудесное спасение — их находит местный житель. Но тут-то и начинается самое страшное. В параллельной линии одна необычная семья приезжает в деревню, в которой исчезают люди. Расследование берут в свои руки дети. Книгу дебютантки Тюльбашевой с беспрецедентным восторгом встретили критики и весь книжный сегмент Telegram. Ожидаемо на такую маркетинговую бомбардировку отреагировали и читатели — «Лес» попал в годовой топ Яндекса вместе с Яной Вагнер, Виктором Пелевиным и Михаилом Булгаковым.
Успеху книги не помешало ничто: ни множество фактических и сюжетных ляпов (чего стоит одна только темная ночь в июльской Карелии!), ни образы жителей глубинки, все как один представленные в таком виде, что лешие и призраки в сравнении с ними покажутся милейшими существами. Возможно, дело в том, что при множестве огрехов «Лес» отлично справляется с прямыми задачами жанра: он пугает и затягивает. Фолк-хоррор, триллер и детский детектив в одном лице, который оставляет много вопросов, но от которого парадоксально невозможно оторваться.
Юг альтернативной России недалекого будущего фактически находится во власти Китая. По всей его территории в один момент возникло странное явление: по-научному — мортальные аномалии, а по-народному — кадавры. Это застывшие фигуры мертвых детей, безмолвные, не подверженные тлению и почти неуязвимые. Убрать, сдвинуть и уничтожить их нельзя — будет только хуже. Проще всего к ним просто привыкнуть — так и вышло. Кадавры стали частью пейзажа и даже вошли в фольклор.
Правда, эмоции у людей вызывать они не перестали: кто-то впадает от них в ужас, кто-то — в гнев, кто-то узнаёт в них родные лица, кто-то, несмотря ни на что, пытается уничтожить. Вместе с тем усиливаются выбросы соли, спровоцированные кадаврами, что пагубно влияет на экологическую обстановку. Изучить вопрос предстоит брату и сестре: Даше (ученой из немецкого НИИ) и Матвею (водителю-неудачнику). У них напряженные отношения, но вместе они садятся в старенькую «Ниву», чтобы отправиться в свою макабрическую экспедицию.
Роман Алексея Поляринова «Кадавры» — по сути, мистико-философское высказывание, завернутое в обертку жуткой антиутопии. И эта обертка как раз и хромает: предлагаемые обстоятельства и фантастические допущения кажутся не вполне продуманными и логичными. К примеру, почему южные территории России достаются именно Китаю? Почему несчастных кадавров, вросших в землю, не пробуют просто выкопать? На эти и многие другие вопросы автор не дает ответов. Открытым он оставляет и финал. «Кадавры» — печальная, неровная и по-своему терапевтическая книга, оказавшаяся в списке хорроров, пожалуй, только по формальному признаку.
И снова 1990-е! Депрессивный поселок в Ленинградской области, который держится на трех китах: пьянство, наркотики, насилие. У местной учительницы литературы бесследно пропадает дочь, не нашли «ни одной целой косточки». Постепенно Александра Фёдоровна (так зовут героиню) начинает сходить с ума. Она слышит голоса, которые, притворяясь ее дочерью, зовут на помощь. Но это никакая не дочь, а страшная Кособочка — монструозная сущность со щупальцами, крадущая людей. Несчастная мать не в силах примириться с реальностью и готова поверить в обещания даже хтонического чудовища, лишь бы вернуть своего ребенка. Мрак, тлен и безысходность провинции — с одной стороны, обычный, даже шаблонный мотив современного русскоязычного хоррора (и не только хоррора). С другой — гипнотический слог, мастерски выписанные персонажи, слепленный из, казалось бы, несвязанных разновременных кусочков сюжет и не оставляющий никакой надежды финал.
Душераздирающий социальный хоррор талантливой дебютантки Надежды Ларионовой, который в очередной раз напоминает, что зло повсюду, а красноглазые чудища со щупальцами порой меркнут на фоне людей, живущих по соседству.
Сборник современных страшилок, эдаких дачных быличек, — жутковатые зарисовки из жизни отдыхающих. Каждая глава-рассказ спрятана в скобки, как за забор дачного участка, названия многообещающие: (эвакуация), (биомасса), (старичье), (могила на краю леса), (бестиарий).
Внутри (за забором) — не то байки на деревенской завалинке, не то страшные сказки у костра. В одном садовом товариществе творятся очень странные дела: здесь можно найти порталы между прошлым и будущим, в дачном сортире заводится новая форма жизни, на огороде выращивают огромные тыквы, в которых хранятся человеческие души, а некоторые дачницы, похоже, консервируют не только овощи, но и людей. Это чтение придется по душе любителям советской школы научной фантастики и не столько напугает, сколько повеселит.
Привычный опытному читателю современной российской прозы пейзаж: загнивающий провинциальный город. В нем живет девушка Настя, которая пытается выбраться из «болота» с помощью хорошей работы на удаленке. Но у девушек в провинциальном городе нет ноутбука, да и вообще во всем этом провинциальном городе его не найти, придется ехать в соседний. Настя берет у подруги «Ладу» на летней резине, едет на ней по заснеженной трассе и ожидаемо улетает в кювет.
Читатель уже знает: Насти не было три недели, с этого начинается книга. Где пропадала, не знает никто, включая саму девушку, — ничего с момента аварии до своего возвращения она не помнит. Вернее, говорит, что не помнит.
На самом деле ей просто очень хотелось бы забыть о том, что за черное-пречерное существо держало ее в плену в одном страшном-престрашном доме. ПТСР-хоррор на фоне русской народной хтони о том, как травма и чувство вины изолируют человека и буквально заточают его в собственном отчаянии и одиночестве, как в проклятом старом доме.
Туристическая группа возвращается из конного похода по горному Алтаю. Проводники не могут досчитаться одной участницы — «пришибленной» москвички Аси. Она настолько незаметная, что никто даже не может вспомнить, как она выглядит. Ее отправляется искать матерая походница — повариха Катя. Находит быстро, да вот загвоздка: возвращаться Ася не желает. И две женщины начинают свое путешествие на край ночи.
Алтай, и без того окруженный ореолом таинственности, описан, с одной стороны, очень реалистично и, если можно так выразиться, экспертно — Карина Шаинян сама много лет водит по горам туристов. С другой, для пущей мистической жути в нем смешались мертвые кони и люди, а главное — постоянно незримо присутствует некая неведомая пернатая зверушка. Катя слышит шуршание ее коготков и в формате потока сознания то и дело вспоминает, как однажды участвовала в охоте на нее и ела ее удивительно сладкое мясо. Но вкус — это еще не все: съевший саспыгу забудет все свои тревоги, боли и печали. А заодно и все человеческое в себе. Несколько медитативный, даже неповоротливый темп повествования с обилием специальной туристической лексики подойдет не каждому читателю. Как и алтайский пейзаж: кому-то он покажется живым и осязаемым, а кому-то — пустой открыткой-мерчем из сувенирного магазина. С этим романом, как ни с каким другим из нашей подборки, важно совпасть темпераментами. Если мэтч случится — вы получите свою «книгу года», если нет — смело листайте влево.
У бабушки Зои в молодости не сложилось с женихами, и поэтому она счастливо живет на краю деревни в компании гулящего кота и беседует со шкафом. Того, кто там живет, она называет Купринькой — в честь писателя Александра Куприна. Что он такое, первое время не совсем ясно. То ли это второе пришествие гуманоида Алёшеньки, то ли домовой, то ли плод больного разума самой бабушки Зои. Скоро становится ясно: это самый обыкновенный ребенок. Его старуха нашла еще младенцем в мусорной яме, куда сразу после рождения его бросила собственная мать.
Так бабушка Зоя взяла его к себе «на воспитание». Правда, воспитанием это можно назвать с большим трудом. Зоя любит Куприньку во всех смыслах до ужаса и больше всего на свете боится, что он от нее куда-нибудь денется. Если взять фильмы Алексея Балабанова, телепрограмму «Мужское/Женское» и роман «Похороните меня за плинтусом», перемешать и пересказать напевным языком страшной сказки — получится эта книга Настасьи Реньжиной. Деревенский хоррор о разрушительной любви, безумии и о том, что бабушки иногда не то, чем кажутся.
«Солнцестояние» есть у нас дома! Девушка Катя приезжает из Барнаула в Новосибирск поступать в консерваторию и не поступает. Зато ее легко берут в аграрный колледж — домой Кате возвращаться не хочется, поэтому она начинает учиться на ветеринара. Начало романа может немного напомнить «Vita Nostra» Марины и Сергея Дяченко — что-то подозрительное явно происходит, но разворачивается экспозиция уж очень постепенно.
Сразу предупредим: до страшного нужно еще дочитать. Сначала однокурсницу Кати Лену практически силой увозят из общежития зловещие тетки из ее родной деревни. Тогда Катя в компании подруги пытается навестить ее, но до самого Лебежьего (так она называется) они не добираются, зато узнают от местных, что о его жителях ходит нехорошая слава. Живут они закрыто и очень богато и, возможно, водятся с чертями. Затем однокурсница Лена возвращается такой, что ее не узнать, и колесо ужаса начинает наконец раскручиваться.
Dark academia в простом сибирском ПТУ с тоталитарными сектами, таежными духами и жертвоприношениями — не слишком динамичная, зато по-настоящему страшная.
22 октября исполось 155 лет со дня рождения Ивана Бунина, писателя и поэта, автора «Темных аллей», «Жизни Арсеньева», «Митиной любви», первого русского лауреата Нобелевской премии по литературе.
Особый дар слова позволял Бунину делать далекое близким, смутное ясным, а потерянное – обретенным вновь. Благодаря его книгам «золотой век русской жизни», эпоху дворянских усадеб мы воспринимаем не как чужое воспоминание, а как нечто родное, хорошо знакомое и нежно любимое. О нем самом поэт и критик Георгий Адамович писал: «Я никогда не мог смотреть на Ивана Алексеевича, говорить с ним, слушать его без щемящего чувства, что надо бы на него наглядеться, надо бы его наслушаться, потому что это один из последних лучей какого-то чудного русского дня».
Близкие люди называли Бунина Князем за властные аристократические манеры. Эти манеры могли раздражать тех, кто не очень хорошо знал писателя, но его своенравность и вспыльчивость смягчались отходчивостью и душевной щедростью, он многим помогал.
Род Буниных был дворянским, но к моменту появления нашего героя на свет изрядно обеднел. Князей в нем не наблюдалось, но они, по семейному преданию, когда-то были в роду матери писателя Людмилы Чубаровой. Мол, после одного из стрелецких бунтов конца XVII века, соучастником которого стал кто-то из Чубаровых, княжеский титул был отобран.
Автор «Темных аллей» гордился тем, что имел отношение к Василию Жуковскому, – знаменитый русский поэт-романтик был незаконнорожденным сыном тульского помещика Афанасия Бунина. А другую его дальнюю родственницу, современницу Жуковского поэтессу Анну Бунину, называли русской Сапфо, и Николай Карамзин говорил о ней: «Ни одна женщина не писала у нас так сильно».
В том, что Бунин стал писателем, большую роль сыграла мать, увлекшая его в детстве сказками Пушкина. Ему даже иногда казалось, что его родительница и есть героиня «Руслана и Людмилы», ведь ее звали так же. Маленького Ваню зачаровывал полет легкого пушкинского слова, которое без малейших усилий создавало целый мир. «Пушкин поразил меня своим колдовским прологом к «Руслану»: «У лукоморья дуб зеленый, Златая цепь на дубе том…» Казалось бы, какой пустяк – несколько хороших, пусть даже прекрасных, на редкость прекрасных стихов! А меж тем они на весь век вошли во все мое существо, стали одной из высших радостей, пережитых мной на земле», – писал Бунин.
В отличие от тихой и набожной Людмилы, отец будущего писателя Алексей Николаевич был человеком громким, веселым, любившим кутежи. В молодости он добровольцем ушел на Крымскую войну, где познакомился со Львом Толстым, одним из главных бунинских кумиров. Когда много лет спустя Иван встретился с классиком, тот вспомнил его отца.
Лихие кутежи и расточительность Алексея Николаевича подорвали и без того шаткое благосостояние семейства. Когда Ване было три года, Бунины переселились из Воронежа в Бутырки, имение в Орловской губернии, – жизнь в городе стала им не по карману. Там, в деревне, прошло все детство будущего нобелевского лауреата.
В Бунине-писателе сочетались два больших дара: дар слова и дар острого, яркого восприятия жизни. Если его литературный талант развивался с течением времени, то талант невероятной впечатлительности – это то, с чем он родился и что ощутил уже в детстве.
Его органы чувств были будто бы намного лучше развиты, чем у обычного человека. Как правило, такого рода люди живут захлестывающими их эмоциями и впечатлениями, а не умом или интеллектуальным анализом. Особенность Бунина заключалась в том, что в нем присутствовало и то, и другое: и острая чувственная восприимчивость, и тонкий ум. Он мог бы бездумно отдаваться бурным волнам ярких переживаний, быть одним из тех, кто никогда не ломает голову над «проклятыми вопросами». Но его интеллект не переставал вопрошать: «Для чего все это? Что делать со всеми этими впечатлениями?» И Бунин нашел выход в писательстве, выражая пережитое на бумаге.
Отсюда характерная черта бунинского стиля – изобразительность. Выводя «тонкой кисточкой» мельчайшие детали летней грозы, метели, петербургского тумана или тихого деревенского вечера, он далек от многословного натурализма Золя, который словно бы протоколирует реальность. Через описание предметного мира Бунин проникает вглубь жизни, как бы стремясь разгадать ее сокровенную тайну. Каждый крохотный элемент окружающего мира имеет для него ценность, поскольку ведет к чему-то большему, к постижению сути.
В зрелые годы Бунин говорил, что не может представить себя вне литературы. Он хорошо запомнил свой первый импульс к творчеству. В восемь лет, разглядывая одну из сказочных или приключенческих книг, он увидел картинку с изображенным на ней странным уродливым человеком в нелепом одеянии и подписью: «Встреча в горах с кретином». Неведомое слово «кретин» заворожило мальчика. «В этом слове мне почудилось что-то страшное, загадочное, даже как будто волшебное! И вот охватило меня вдруг поэтическим волнением. В тот день оно пропало даром, я не сочинил ни одной строчки, сколько ни старался сочинить. Но не был ли этот день все-таки каким-то началом моего писательства?» – вопрошал Бунин в автобиографических записках.
В деревне Бунины жили небогато и по-простому. В середине 1880-х из-за безденежья Бутырки пришлось продать и перебраться в доставшиеся матери по наследству Озёрки под Ельцом. Иван проводил много времени с крестьянскими детьми.
У него было два старших брата, Юлий и Евгений. Особенно близок он был с Юлием, который учился в Московском и Харьковском университетах и получил срок за участие в народническом движении.
Некоторые знавшие Бунина современники говорили, что знаменитый писатель и нобелевский лауреат комплексовал из-за отсутствия формального образования. Иван не окончил даже гимназию в Ельце, бросив ее в середине четвертого класса из-за безденежья и потому, что она была ему в тягость. Одно время он жил в Ельце у кладбищенского скульптора, и тот привлек гимназиста к своему ремеслу, научив ваять черепа и прочие детали надгробий.
Куда веселее было жить у тетушки Веры Аркадьевны. В ее доме собиралось пестрое общество, захаживали и актеры, одаривавшие юного Бунина контрамарками. Много лет спустя основатель МХТ Станиславский пытался вовлечь Бунина в театр, предлагая ему ни много ни мало роль Гамлета. Но Бунин лицедеем становиться не хотел и спокойно отказался, предложив театру взамен свои услуги литературного переводчика.
Любовь, часто болезненная, и ее власть над человеком – одна из главных тем бунинских книг. Как почти все юноши, Иван часто влюблялся – в сестру невесты брата, в гувернантку своих маленьких племянниц, – и эти переживания добавились к и без того насыщенной картине бунинского мира, заняв вскоре в ней центральное место. В любви он познал то, что называл «ужасом блаженства», – захватывающее, сладостное и одновременно пугающее чувство.
Много душевных сил молодой Бунин истратил в отношениях с Варварой Пащенко. Этот роман длился пять непростых лет: Иван страдал из-за того, что отец Пащенко, даже притом что был врачом прогрессивных взглядов, не давал разрешения на брак – слишком уж Бунин был беден и бесперспективен. В «отместку» Иван попрекал Варвару тем, что она из мещанской, пошлой среды, закатывал истерики. В конце концов возлюбленная оставила Бунина и вышла замуж за его друга Бибикова. Иван был настолько потрясен, что провел несколько дней на грани помешательства и едва не покалечился, спрыгнув на ходу с поезда.
В 17 лет Бунин опубликовал свое первое стихотворение «Над могилой С. Я. Надсона» в петербургской газете «Родина». Хотя знаменит он рассказами и повестями, долгое время Бунин считал себя прежде всего поэтом; собрание его стихов занимает два объемных тома.
Как и многие другие русские литераторы тех времен, Бунин начинал с газетной работы. В «Орловском вестнике» так отчаянно не хватало кадров, что неопытного юношу, не окончившего даже гимназию, приняли на серьезную должность помощника редактора. Доверие Бунин полностью оправдал, став газетчиком на все руки, – писал разнообразные заметки, редактировал, обозревал книжные и журнальные новинки. Хватало времени и на стихи: в 1891 году «Вестник» в виде приложения к газете выпустил первый поэтический сборник нашего героя.
Любовь к Пащенко и необходимость зарабатывать на жизнь привели Бунина в Полтаву, где жил и работал его брат Юлий, устроивший Ивана в библиотеку земской управы. Работал он также в статистическом бюро, для которого писал очерки «о борьбе с вредными насекомыми, об урожае хлебов и трав», которые, как позже шутил писатель, могли бы составить «три-четыре порядочных тома» собрания его сочинений.
В Полтаве Бунин увлекся идеями толстовства. Позже он объяснял это увлечение «влюбленностью в Толстого как художника» и тайной надеждой через толстовцев познакомиться с самим мастером, и эта надежда оправдалась. Позже, иронически описывая тот период, Бунин подчеркивал, насколько сам Лев Толстой, простой, искренний и внимательный в обращении, отличался от своих последователей – нелепых, вычурных, надменных и лицемерных, запутавшихся в рассуждениях о правильной жизни и борьбе «с попами и начальниками».
Тем не менее увлечение Бунина толстовством продлилось не один год, сначала он подвизался в бондарной мастерской (так как обеспечивать себе хлеб насущный полагалось ручным трудом), а затем открыл магазин книг издательства толстовцев «Посредник». Бунин даже получил три месяца тюрьмы за нелегальную торговлю этими книгами на уездных ярмарках, но хлебнуть арестантской жизни не пришлось – он попал под амнистию в честь восшествия на престол императора Николая II.
В 1895 году 24-летний Бунин отправился покорять Петербург и Москву, где его уже немного знали как начинающего прозаика и стихотворца благодаря публикациям в «Вестнике Европы» и других изданиях. Он познакомился с Бальмонтом, Брюсовым и прочими модными поэтами-символистами, но через некоторое время понял, что ему совершенно не по нраву символизм, да и модернизм в целом. В эпоху торжества модернизма в искусстве Бунин стал одним из главных его критиков. Ему был чужд Серебряный век, он предпочитал остаться в веке золотом, продолжать дело Пушкина, Тургенева, Толстого.
Выступая в 1913 году на вечере, посвященном 25-летию своей творческой жизни, Бунин так говорил о современной литературе: «За последние годы публика и писатели были свидетелями невероятного количества школ, направлений, настроений, призывов, буйных слав и падений, пережили и декаданс, и символизм, и неонатурализм, и порнографию. Исчезли драгоценнейшие черты русской литературы: глубина, серьезность, простота, непосредственность, благородство, прямота – и морем разлилась вульгарность, надуманность, лукавство, хвастовство, фатовство, дурной тон, напыщенный и неизменно фальшивый».
Бунину вообще были свойственны резкие суждения о коллегах-литераторах. Сарказм и желчь он выплескивал на них безжалостно. Это даже стало интернет-мемом – по соцсетям кочует собрание его острых реплик: «нестерпимо поэтичный поэт. Дурачит публику галиматьей» (о Блоке), «мошенник и словоблуд (часто просто косноязычный)» (о Набокове) и так далее.
Близких себе по духу писателей он нашел в московском кружке «Среда», организованном поэтом Николаем Телешовым. Здесь читали свои произведения молодые Максим Горький, Борис Зайцев, Леонид Андреев. Немного позже другом Бунина стал его ровесник Александр Куприн. Среди многочисленных знакомств Бунина стоит выделить его отношения с композитором Сергеем Рахманиновым. Эти два человека были не только внутренне близки, но и поразительно похожи внешне, как братья, особенно в молодости.
Бунин любил перемещаться в пространстве, путешествовать. Окружающие замечали в нем не просто интерес к жизни, а отчаянную жажду впечатлений и переживаний. Витальность Бунина казалась слишком земной, плотской. Примечательно его негодование по поводу статьи Мережковского, в которой тот «тайновидца духа» Достоевского противопоставлял «тайновидцу плоти» Толстому: «Да разве можно видеть дух иначе, как через плоть? Мережковский оттого это и выдумал, что у него самого никакой плоти нет и никогда не было. Он даже не знает, что такое плоть. Тайновидец духа. Что за чепуха!»
В 1898 году Бунин завел семью в Одессе – кажется, неожиданно даже для себя самого. Познакомившись с дочерью редактора «Южного обозрения» Анной Цакни, он через несколько дней сделал ей предложение. Так вечно голодный Бунин породнился с состоятельными греками, но, как оказалось, ненадолго. Меньше чем через год отношения расстроились. В браке у Бунина родился сын Коля, но в шесть лет он умер от скарлатины. Анна же так обиделась на писателя, что много лет не давала ему развода, из-за чего он не мог повенчаться со своей второй женой и главной спутницей жизни Верой Муромцевой.
В 1897-м вышел первый сборник бунинской прозы «На край света и другие рассказы», в следующем году – сборник поэзии «Под открытым небом», но к досаде амбициозного автора реакция на них была прохладной. Творчество раннего Бунина с его сдержанным тоном плохо конкурировало как с броскими стихами символистов, так и с жесткой прозой Горького или Андреева. Помогло знакомство с Чеховым, с которым Бунин сблизился в 1899 году, когда был в Ялте.
Чехову он был явно симпатичен, и знаменитый писатель взял на себя труд представить бунинский сборник «Листопад» и его перевод «Песни о Гайавате» Лонгфелло на соискание престижной Пушкинской премии. Премия была получена в 1903-м, а через шесть лет к ней прибавилась и вторая; в 1909 году Императорская академия наук избрала Бунина своим почетным членом. В течение первого десятилетия ХХ века основанное Горьким издательство «Знание» публиковало собрание сочинений Бунина в нескольких томах. Но, несмотря на такие вроде бы солидные события, имя нашего героя не то чтобы гремело на всю страну или хотя бы ее литературный мир. Настоящая известность пришла в 1912-м, когда вышла повесть «Деревня»; ее автору было уже 42 года.
Мрачное, близкое к депрессивному изображение крестьянской жизни оскорбило интеллигенцию, для которой «простой народ» всегда был малознакомым, но неприкосновенным идолом. Бунин же считал себя знатоком «деревенского космоса» и не упускал случая поддеть литераторов и общественных деятелей, строивших из себя радетелей за крестьян, но ничего о них, по сути, не знавших. За «Деревней» последовали полуавтобиографический «Суходол» и другие повести и рассказы 1910-х. Это был уже зрелый Бунин, настоящий мастер слова.
Сильное действие на писателя оказала Первая мировая война. Ощущение конца старого благородного мира, начавшееся с революции 1905 года, усугубилось. В 1915-м Бунин публикует рассказ «Господин из Сан-Франциско», в котором отходит от свойственного ему бытописания русской действительности. История пустой жизни американского богача символизирует для него все то, что идет на смену старому миру, – Бунин еще не знал, что новая реальность окажется более варварской, чем он предполагал.
Пессимизм Бунина стал понятнее после двух революций 1917 года, когда запылали усадьбы, а дворян, какими бы прогрессивными они ни были, начали поднимать на вилы. Самому Бунину пришлось спасаться от взбесившихся крестьян бегством, и это притом что в родных краях его ценили и хотели после Февральской революции избрать в Учредительное собрание.
Дневники, которые Бунин вел в 1918–1919 годах, когда жил в Москве и Одессе, были позже изданы им в виде книги «Окаянные дни». Это хроника разрушения благородного уклада жизни и всеобщего одичания. Принявшие и воспевшие революцию Блок и другие литераторы казались Бунину сошедшими с ума. В начале 1920 года он с женой покинул Россию навсегда. После некоторых скитаний они осели в Париже, одном из главных центров русской литературной эмиграции.
На чужбине Бунин почти совсем перестал писать стихи, зато там создал свои лучшие прозаические произведения. В 1925 году он опубликовал повесть «Митина любовь», в следующем – «Солнечный удар», а в конце десятилетия вышел его роман «Жизнь Арсеньева». Принято считать, что в нем Бунин писал о себе, и на некоторые фрагменты романа порой ссылаются как на автобиографию. Похоже, так оно и было, хотя сам писатель, чтобы застраховаться от неверных прочтений, настаивал, что эта книга не исповедь.
В России бунинская жизнь делилась на две части, которые чередовались: сначала города и путешествия, встречи с друзьями, общение, впечатления, потом деревня, где он становился аскетом: минимум еды, никакого вина, все подчинено творчеству, в котором писатель вымещал все, что накопил в «городской период».
Во Франции, несмотря на стесненные обстоятельства, Бунин тоже нашел «деревню»: часть года они с женой жили в Грасе, городке в Провансе, который часто называют столицей мировой парфюмерии. Совсем рядом был Лазурный Берег, и однажды писатель познакомился на этом берегу с молодой русской поэтессой Галиной Кузнецовой, попросившей у мэтра совета по части литературного мастерства.
Наставничество переросло в роман. Кузнецова стала жить в доме Бунина, и супруга Вера в конце концов смирилась с этим. В дневнике она писала: «Я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет» (Вера называла мужа Яном).
Со временем ситуация усложнилась, и любовный треугольник превратился в многогранную фигуру. В доме у Буниных поселился молодой писатель Леонид Зуров, ровесник Гали (а Кузнецова была моложе Бунина на 30 лет), но влюбился он не в Галину, а в Веру Муромцеву-Бунину. А Галина переключилась с Бунина на Маргариту Степун, оперную певицу и сестру писателя Федора Степуна, в доме которой она лечилась от воспаления легких. Степун была еврейка, и во время Второй мировой Бунин прятал ее в своем доме от нацистов.
Писателя всегда интересовала болезненная, страдательная сторона любви, но реальность, в которой ему пришлось жить в поздние годы, превосходила то, что могло бы нарисовать воображение.
Осенью 1933-го Бунин с Кузнецовой были в кино, где смотрели фильм, в котором играла дочь Куприна Ксения, известная в то время актриса и модель. Досмотреть фильм не удалось: писателю сообщили, что его разыскивают шведы из Нобелевского комитета, поскольку он получил Нобелевскую премию.
Бунин стал первым ее лауреатом среди русских писателей. Прежде была большая вероятность, что ее получит Толстой, но граф сам попросил исключить себя из числа претендентов. Бунин же отказываться не стал.
Большевики на это награждение страшно обиделись, заявив, что всё сделано из желания уязвить молодую Советскую страну, а по праву получить Нобеля должен был Горький. Даже если в награждении было много политики, Бунин не возражал. Он был очень зол на большевиков, на то, что они сделали с его родиной, и его Нобель выглядел не только личным достижением, но и победой всей русской эмиграции.
Из этой победы можно было извлечь и практическую пользу: в тот же вечер, когда Бунин узнал новости из Нобелевского комитета, он с домашними сел за стол и составил список из десятков русских эмигрантов, кому он поможет после получения денежного эквивалента премии.
На это ушла примерно треть денег. Остальные две трети разлетелись за следующие три года. Бунин, аристократ, «князь», эстет и сноб, по сути, никогда не знал достатка. Даже в тот год, когда он жил с женой-гречанкой в Одессе, Бунин нередко просил брата прислать «хоть десять рублей»: брать деньги у богатой родни писатель считал зазорным. И вот в возрасте 63 лет на него свалилось богатство, и Бунин не стал прятать его под подушку, а потратил широко, по-барски. Во второй половине 1930-х ему снова пришлось переходить на диету из вареной картошки.
Еще труднее жилось во время немецкой оккупации. В доме Буниных спасались от нацистов не только Маргарита Степун, но и другие знакомые евреи – пианист Александр Либерман с женой, писатель Александр Бахрах.
В военные годы, словно наперекор кошмару, творившемуся в мире, Бунин работал над одной из лучших своих книг – циклом рассказов «Темные аллеи». Впрочем, можно сказать, что он всегда работал наперекор безжалостной современности, сохраняя и воссоздавая в воображении читателей утраченное прошлое.
Прежде крайне неприязненно относившийся к СССР, во время войны Бунин оставил в стороне все претензии к большевикам и, переживая за родную землю, ежедневно следил сначала за отступлением советских войск, а затем за их наступлением. По воспоминаниям Бахраха, перед началом Тегеранской конференции 1943 года Бунин говорил: «Нет, вы подумайте, до чего дошло – Сталин летит в Персию, а я дрожу, чтобы с ним, не дай Бог, чего в дороге не случилось!»
Могло показаться, что писатель созрел для возвращения в Россию, подобно тому, как его друг Куприн вернулся в 1937-м и был принят с великим почетом. Тем более что после разгрома нацистов советская власть принялась активно призывать эмигрантов переселяться в СССР. Это было очень важно в идеологическом плане: показать всему миру, что Советский Союз – цивилизованная страна.
Некоторые верили увещеваниям и возвращались. Кто-то получал почести, как скульптор Коненков, а кто-то, не успев навестить родные края, сразу отправлялся на лесоповал.
Вряд ли с нобелевским лауреатом обошлись бы столь сурово; ему была уготована роль престижного украшения советской власти. Даже начали готовить к изданию собрание сочинений, а до того в СССР он был под запретом. Бунин же, узнав об этом, потребовал без его ведома ничего не публиковать.
Уговорить старого писателя отправили Константина Симонова. Он был не только поэтом, военкором и харизматичной личностью, но и аристократом по происхождению. Возможно, подразумевалось, что последнее обстоятельство поможет ему найти с Буниным общий язык.
Но Бунин оказался непрост. В самом начале беседы он как бы невинно поинтересовался у Симонова судьбой Бабеля, Пильняка и других репрессированных писателей. Симонову ответить было нечего. И хотя после долгого разговора расстались «на дружеской ноте», решение Бунина было непреклонным: «Спасибо, лучше вы к нам».
Бунин умер 8 ноября 1953-го – через полгода после Сталина. Спустя три года в СССР вышло пятитомное собрание сочинений Бунина, и у себя на родине он стал обязательным к прочтению классиком.
В последний день земной жизни, уже немощный, он продолжал размышлять о писательстве, о любимом Толстом, досадуя: «До сих пор не могу понять, для чего понадобилось ему включить в «Воскресение» такие ненужные, такие нехудожественные страницы» (имелось в виду описание службы в тюремной церкви).
Один из биографов Бунина, замечательный драматург и прозаик Михаил Рощин назвал Бунина «князем-рыцарем» нашей литературы, который «собою, всей жизнью утвердил, что значит быть русским писателем, – каждой строчкой».
Бунинский сарказм в отношении современников рождал ответную реакцию, поэтому далеко не все они отзывались о нем так же высокопарно, как Рощин. Воспоминания Набокова, Нины Берберовой и некоторых других безжалостно ироничны по отношению к нашему герою. Но эта ирония всегда касалась только характера и поведения, но никогда – его творчества. В этом отношении все были удивительно единодушны. Бунин мог быть не всегда на высоте в обычной жизни, но в творчестве с ним такого не случалось никогда.
мир изменился,
стал размером с осколки, на кои разбился
***
ты —
осколок мечты,
я —
порез о его края
***
собрались в ожерелье сны —
украшают грудь весны
Кубическа сила I - LXVII, LXVIII, LXIX, LXX, LXXI, LXXII, LXXIII, LXXIV, LXXV, LXXVI, LXXVII, LXXVIII, LXXIX, LXXX, LXXXI, LXXXII, LXXXIII, LXXXIV, LXXXV, LXXXVI, LXXXVII, LXXXVIII, LXXXIX, XC, XCI, XCII, XCIII, XCIV, XCV, XCVI, XCVII, XCVIII, XCIX, C, CI, CII, CIII, CIV, CV, CVI, CVII, CVIII, CIX, CX, CXI, CXII, CXIII, CXIV, CXV, CXVI, CXVII, CXVIII, CXIX, CXX, CXXI, CXXII, CXXIII, CXXIV, CXXV, CXXVI, CXXVII, CXXVIII, CXXIX, CXXX, CXXXI, CXXXII, CXXXIII, CXXXIV, CXXXV, CXXXVI, CXXXVII, CXXXVIII, CXXXIX, CXL, CXLI, CXLII, CXLIII, CXLIV, CXLV, CXLVI, CXLVII, CXLVIII, CXLIX, CL, CLI, CLII, CLIII, CLIV, CLV, CLVI, CLVII, CLVIII, CLIX, CLX, CLXI, CLXII, CLXIII, CLXIV, CLXV, CLXVI
Исторические картины, основанные на реальных событиях, детективные истории убийства, криминал и комедийная драма со звездным женским кастом.
Основан на реальных событиях 1986 года, когда на Чернобыльской АЭС взорвался четвертый энергоблок. Авария повлекла за собой распространение опасной радиации на территории СССР и Европы.
Советский химик Валерий Легасов вместе с коллегой Ульяной Хомюк (собирательный образ других ученых) назначены ликвидаторами последствий аварии. Параллельно герои разбираются в истинной причине взрыва, которую от ученых тщательно пытаются скрыть.
Нью-Йорк 70-х годов: расцвет проституции, зарождение порноиндустрии, эпидемия венерических заболеваний и распространение наркотиков. Близнецы Винсент и Фрэнки Мартино находятся в центре этих событий.
Братья работают на Таймс-сквер, где контролируют проституток. Одна из них — Эйлин Мерель — решает покончить с уличной деятельностью и выйти на новый уровень — в порно.
Камилла Прикер работает в маленькой чикагской газете и мечтает о блестящей карьере. Ей особенно нравится писать о случаях жестокого насилия или убийствах, поскольку она сама провела несколько лет в психиатрической больнице после смерти младшей сестры.
Когда босс посылает ее в родной город, чтобы раскрыть убийство молодой девушки, Камилла снова погружается в кошмарную реальность.
Барри Хэйдер — бывший морской пехотинец со Среднего Запада. Вернувшись домой, он становится никчемным наемным убийцей. Это дело не приносит ему удовольствия, но ничего другого он делать не умеет.
Чтобы развеяться и заодно застрелить мужчину по заказу российского мафиози, Барри отправляется в Лос-Анджелес. Выслеживая жертву, он случайно попадает на театральную сцену, где вдохновляется творческой атмосферой и находит свое призвание.
Основанный на бестселлере Лианы Мориарти, одноименный сериал рассказывает о жизни пяти состоятельных семей. Отцы зарабатывают большие деньги, а матери сверхопекают и возят детей в престижную школу.
На одном из благотворительных школьных вечеров происходит убийство. Вина падает на новенького ребенка в классе, однако в этом деле замешаны все семьи…
21 октября свое 80-летие отметил Никита Михалков, режиссер, актер, продюсер, общественный деятель, бизнесмен, политический телеэкзорцист, а с недавних пор еще и герой популярнейшего интернет-мема про «генеральские котлы».
Барскую вальяжность Михалков всегда сочетал с завидной продуктивностью. Михалкова много – и в кино, и за его пределами. И чем больше становится второго, тем ценнее выглядит первое.
От легкого и беззаботного Кольки, который идет, шагает по Москве, до тертого жерновами истории комдива Котова – в ряду киногероев Михалкова не найти людей тихих, скромных, робких, зато хватает харизматичных наглецов, будь то Брылов из «Свой среди чужих, чужой среди своих», Минский из «Станционного смотрителя», проводник Андрей из «Вокзала для двоих» и, конечно же, Паратов из «Жестокого романса». И именно они долгое время составляли основу публичного образа нашего героя, пока их не вытеснил с экрана степенный пожилой джентльмен из «Бесогон-ТВ», заклятый враг всех русофобов и черных магов мировой закулисы.
Наверное, Георгий Данелия очень бы удивился, если бы ему сказали, что 17-летний Никита Михалков, которого он взял в фильм «Я шагаю по Москве» по совету сценариста Геннадия Шпаликова, дружившего со старшим братом Никиты Андреем Кончаловским, – это будущий глава Союза кинематографистов и лауреат премии «Оскар». Да, Никита был сыном важного советского поэта, автора слов гимна СССР, но принадлежность к золотой молодежи вовсе не гарантировала таких успехов.
До встречи с Данелией Михалков успел мелькнуть в четырех фильмах, в том числе весьма популярных: «Тучи над Борском» и «Приключения Кроша», и даже пройти пробы на роль Пети Ростова для «Войны и мира» Сергея Бондарчука. Сыграть в этой эпопее не пришлось: юноша слишком быстро рос, а снимать планировалось несколько лет. Был риск, что за это время внешность Никиты сильно изменится. Так и вышло: на подростка Петю Михалков был уже не похож, а на балагура-метростроевца Кольку – вполне.
Юный Никита Михалков с режиссером Сергеем Бондарчуком на пробах фильма "Война и мир", 1 февраля 1964
Михалков называет Данелию одним из главных своих учителей. Не только успех фильма, но и сам процесс съемок повлиял на его решение стать режиссером. «Данелия умел организовать такую обстановку, соткать такую атмосферу на площадке, что там даже и не пахло трудом, хотя все добросовестно работали!.. Словно длился такой нескончаемый праздник! Мы как бы спели эту картину», – вспоминал Михалков.
Сам сев в режиссерское кресло, он старался подражать «методу» Данелии, организуя съемки как дружеское приключение – и по воспоминаниям участников, ему нередко это удавалось.
Родители, кажется, рассчитывали, что Никита станет музыкантом: его, как и старшего брата Андрея, усиленно учили музыке, но оба выбрали кино. Также Михалков утверждает, что мог бы стать военным или адвокатом – выбрать профессии, где есть борьба, состязательность. Это он объясняет тем, что от предков, среди которых было много воевод, ему достался «военный мозг» и азарт бойца.
Михалков любит поговорить о предках. По материнской линии это и казаки и сибиряки, и знаменитые художники Василий Суриков и Петр Кончаловский. По отцовской – родственники Романовых, постельничьи царя Михаила Федоровича, предводители ярославского дворянства и так далее.
Детство нашего героя прошло в условиях, мягко говоря, не совсем стандартных. Святослав Рихтер по ночам не давал спать своими импровизациями на рояле, на котором, по рассказам матери, когда-то спал сам «председатель Земного шара» Велимир Хлебников, за столом как старых знакомых обсуждали Рахманинова, Шаляпина и Маяковского. Последнего Ольга Сурикова, бабушка Никиты, однажды спустила с лестницы за плохое поведение.
До 12 лет Никита жил на даче на Николиной горе, вместо школы занимался с учительницей частным образом. Потом в Москве поменял несколько школ, опускаясь, по собственным словам, все ниже, так как ни прилежанием, ни дисциплиной не отличался. В итоге докатился до школы рабочей молодежи для танцоров – в ней и закончил свое среднее образование.
Но настоящая школа жизни была дома. Например, такая деталь: бечевка, которой в те времена часто перевязывали упаковки товаров в магазинах, никогда не разрезалась – узлы полагалось распутывать руками, как бы трудно это ни было. Мать считала, что так тренируется терпение.
О самой Наталье Кончаловской, писательнице и переводчице, вспоминают с восхищением не только ее дети, но и многие другие знавшие ее люди, например приятель и бывший компаньон Михалкова Николай Ващилин, которого трудно заподозрить в подобострастии: «Она всегда была очень организованной и энергичной, всегда за работой. При этом чувствовалась порода: эдакая величественная сдержанность. Настоящая аристократка, никогда не повышала голос и вела себя так, что каждый в ее присутствии чувствовал себя самым желанным гостем. Ее обожали соседи, подруги, друзья детей и внуков. Крутились вокруг нее, как мотыльки возле лампы».
Мать не скрывала своей веры и детей воспитывала в православных традициях. Автор «Дяди Степы» с сыновьями особо не нянчился и сам был взрослым ребенком – вероятно, поэтому у него так хорошо получались детские стихи.
«Отец никогда не давил на нас. И я должен сказать, что только теперь, вспоминая его, понимаю, что такое настоящий аристократ. Его невозмутимость, даже безропотность в приятии всевозможных проблем – принцип, по которому он жил сам и учил жить нас: «От службы не отказывайся, на службу не напрашивайся», – рассказывает режиссер в мемуарах.
Кроме того, Михалков-старший был примером умения ладить с верховной властью.
Непререкаемым авторитетом был и брат Андрей, на восемь лет старше Никиты. Чего стоила компания, собиравшаяся у него в комнате: Андрей Тарковский, Евгений Урбанский, Юлиан Семенов, Людмила Гурченко, Иннокентий Смоктуновский, Эрнст Неизвестный, Геннадий Шпаликов, которому Михалков обязан своей первой славой.
«Я шагаю по Москве» – не просто успешный фильм, он стал символом эпохи оттепельной раскованности и искренности. Правда, Михалков однажды чуть не вылетел из проекта, по совету брата потребовав себе оплату на уровне знаменитых артистов. Данелия сказал, что найдет внезапно зазвездившемуся дебютанту замену, и тот, расплакавшись, раскаялся.
Снимаясь в этой картине, летом 1962-го Михалков поступил в Щукинское театральное училище. Руководство не разрешало студентам во время учебы работать в кино, а Михалков бросать это дело не собирался, поэтому был отчислен с четвертого курса за ослушание. Тогда он поступил во ВГИК, уже на режиссерский курс, который вел легендарный Михаил Ромм. Данелия дал ему хорошую рекомендацию.
В 1966 году начинающий режиссер женился на Анастасии Вертинской, и вскоре у них родился сын Степан. В мемуарах Михалков рассказывает, как долго он страдал по Вертинской, в то время уже большой звезде, понимая, что он не ровня ни ей, ни ее кавалерам – Смоктуновскому, Миронову и прочим.
И вот когда надежда давно растаяла, Вертинская обратила на него внимание. Начался «медовый месяц», когда «мы с Настей кочевали из одной компании в другую: пили, пели, говорили. Я, правда, еще дрался. Бесконечно! Пил и бил. За что? Да за все! За слово, за взгляд… Серьезного повода мне и не требовалось».
Через пару лет отношения расстроились. «Как ни парадоксально, мы оказались очень разными людьми». Однако, как показал второй брак Михалкова, и между очень разными людьми отношения могут быть прочными. Татьяна Соловьева поразила его тем, что в своей скромности и непритязательности была совершенно не похожа на богемных женщин, притом что работала манекенщицей в московском Доме моделей и окончила Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Когда Михалков пригласил девушку в ресторан и спросил у нее, что она будет есть, то услышал неожиданное: «Первое, второе и третье».
Будущая жена Михалкова была скромна, сам же он любил испытывать на прочность границы допустимого. В качестве дипломной работы во ВГИКе требовалась короткометражка, а Михалков со своим другом сценаристом и писателем Рустамом Ибрагимбековым решили снять на выделенные средства полный метр. И сняли «Спокойный день в конце войны» (1971), где сыграли Сергей Никоненко, Наталья Аринбасарова (первая жена Андрея Кончаловского), Юрий Богатырев, Лев Дуров, Александр Кайдановский и другие ныне легендарные актеры.
Но во ВГИКе михалковского умения экономить не оценили и потребовали перемонтировать фильм в короткометражку. Как считает режиссер, мэтры испугались, что этот случай, когда за небольшие деньги был снят полноценный фильм, создаст нежелательный прецедент, и, поняв, что кино можно делать и при скромном бюджете, государство урежет финансирование всем прочим кинопроектам. Возможно, их опасения были не напрасны. Михалков говорит, что на месте мэтров поступил бы точно так же.
В 1972 году, успев сняться у Сергея Соловьева в «Станционном смотрителе», Михалков отправился служить на флот: ему было 26, а отсрочка от военной службы кончилась.
По версии Михалкова, он должен был служить в кавалерийском полку в подмосковном Алабино, куда отправляли детей кинематографистов и им подобных, но дело осложнил роман с дочкой влиятельного чиновника. В наказание Никиту собирались отправить в стройбат в Узбекистане, но он настоял на зачисление в Тихоокеанский флот, службу в котором вспоминал как «борьбу за смирение» и один из самых счастливых периодов жизни.
Тогда на флоте служили три года, но у Михалкова вышло в два раза меньше. 117 дней из этого срока он участвовал в экстремальной экспедиции на собачьих упряжках с юга Камчатки на север Чукотки, за время которой несколько раз едва не попрощался с жизнью.
По другой версии, Михалкова услали на Камчатку, потому что пытавшийся помочь сыну Сергей Михалков был нелюбим тогдашним министром обороны маршалом Гречко. Службу Никита проходил под началом мичмана Карелина, который вспоминал, что новобранцу по указанию сверху были обеспечены привилегированные условия: отдельный кубрик, возможность работать над сценариями и тому подобное. Сослуживец Вячеслав Чемоданов рассказывал, что Михалков поначалу вел себя очень заносчиво, но после «задушевного разговора» со старшинами присмирел.
Столичный кинематографист активно участвовал во флотской самодеятельности: «Истинной страстью Михалкова были длинные монологи о его блестящем таланте, проявлениях зрительской любви, киношных драках, и моряки слушали его с открытыми ртами», – вспоминал Чемоданов. Через полтора года службы Михалкову предоставили отпуск в Москву, после которого служба окончилась.
Михалкова часто упрекают в мании величия, самолюбовании. Однако помимо эгоцентризма, который он и сам за собой охотно признает, у него есть способность собирать вокруг себя команду из сильных, талантливых людей, не боясь в ней потеряться или выглядеть бледно, хотя некоторые из этой команды могут казаться мощнее его. Так было и на первом большом фильме Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974), картине на сакральную для советского кино тему Гражданской войны, которую режиссер не побоялся представить в виде лихого вестерна, да еще с претензией на новаторство.
Эдуард Володарский, вместе с которым Михалков написал положенную в основу фильма повесть «Красное золото», оператор Павел Лебешев, снявший большинство михалковских фильмов, работавший также с Соловьевым, Данелией, Шепитько – это были характеры, взаимодействовать с которыми можно было только по-дружески; понукания они не терпели.
Среди других постоянных соавторов Михалкова, работавших, начиная со «Свой среди чужих», – художник-постановщик Александр Адабашьян и композитор Эдуард Артемьев.
Список актеров советского вестерна тоже впечатляет: Юрий Богатырев, Сергей Шакуров, Александр Кайдановский, Александр Пороховщиков, Анатолий Солоницын, Александр Калягин и сам Михалков. Фильм словно набит под завязку «взрывчатым веществом» – талантливыми людьми. Снимали его весело, легко, памятуя «заветы Данелии», в дружеской атмосфере в горах Чечни. В одном селе повесили объявление: «Требуются люди для массовых сцен. Оплата 3 рубля» – и местные понесли деньги, решив, что это они должны заплатить за участие в фильме.
На съемках, «без отрыва от производства», сыграли свадьбу Михалкова и Татьяны Соловьевой. В этом браке у режиссера родились трое детей: Анна, Артем и Надежда, все впоследствии приобщились к кино, а Анна так вообще стала одной из лучших современных актрис.
Не успел «Свой среди чужих» выйти из проката, как Михалков представил следующую картину – «Раба любви» (1975). Опять Гражданская война, но совсем иной ракурс: удерживаемый белыми юг России, звезда немого кино и ее связь с красными подпольщиками.
Фильм должен был снимать Рустам Хамдамов, но он самоустранился из-за разногласий с руководством студии. Михалкова попросили закончить картину, но он согласился на условии, что переснимет все заново. Сценарий был переписан, а от прежнего состава осталась актриса Елена Соловей.
Этот фильм вызывает ощущение не то далекого воспоминания, не то сна, и во многом это заслуга оператора Лебешева, придумавшего способ засвечивать пленку, чтобы сделать ее более чувствительной. Он позже запатентовал этот метод, названный дополнительной дозированной засветкой.
Третьим фильмом команды Михалкова (Лебешев, Адабашьян, Артемьев и другие) стала «Неоконченная пьеса для механического пианино» (1977). Формально это экранизация чеховской пьесы «Безотцовщина», но она была взята скорее как повод сделать фильм по Чехову в целом, по миру его драматургии и прозы, наполненном симпатичными, но слабохарактерными мечтателями. Снова очень сильный актерский ансамбль: Калягин, Соловей, Богатырев, Олег Табаков и другие. Снова красивейшие кадры Павла Лебешева и атмосфера театральной взвинченности, характерная для Михалкова.
В 1978-м Михалков сыграл у старшего брата в эпопее «Сибириада», а сам как режиссер представил фильм «Пять вечеров», камерную драму по пьесе Александра Володина. Она была снята в рекордно сжатые сроки, за 26 смен, в перерыве между съемками двух частей «Обломова». Михалков придумал этот проект, заранее зная о предстоящем перерыве. Расчет был в том, чтобы съемочная команда в это время не простаивала и не ушла в другие проекты.
Подобно тому, как в своем дипломном фильме он уложился в бюджет короткометражки, а позже снял «Рабу любви» на те средства, что не израсходовал Хамдамов, в «Пяти вечерах» Михалков максимально эффективно использовал минимум денег. Чтобы заранее отрепетировать сцены с Гурченко, он выписал ее на съемки «Обломова», где она сыграла крошечную роль старухи.
«Несколько дней из жизни И. И. Обломова» (1979), «внутри» которого были сняты «Пять вечеров», на время поссорил Михалкова с Александром Калягиным. Тот считал, что никто не сыграет Обломова лучше него. Претендовал на эту роль и Богатырев, но его Михалков сделал Штольцем. А Олег Табаков в главной роли был стопроцентным попаданием. Захара блестяще сыграл Андрей Попов, прежде воплощавший по большей части образы сановитых людей.
Именно с фильма Михалкова началась давно напрашивавшаяся реабилитация Обломова. Заклейменный Добролюбовым и вслед за ним советскими литературоведами герой Гончарова пережил все нападки критиков и в наш век неистового достигаторства вызывает скорее симпатию, чем осуждение. Михалков имел смелость подчеркнуть человечность Ильи Ильича, ее превосходство над пустой деловитостью Штольца, да еще добавил от себя великолепную сцену с ночным супом, которой нет у классика.
Такое возражение устоявшемуся представлению не всем пришлось по вкусу, но еще больше чиновников возмутил следующий фильм Михалкова – «Родня» (1981). В нем режиссер впервые обратился к современному материалу, решив в гротескной, почти буффонадной форме показать, что людей, пытающихся устроить в больших городах комфортную жизнь без корней, без глубоких связей, не ждет ничего хорошего. После «Родни», которую на три года положили на полку, усмотрев в ней насмешку над советской действительностью, у Михалкова возникли трудности с работой. «Никита звонил мне и с надрывом в голосе говорил: "Коля, похоже, это конец"», – вспоминает Николай Ващилин.
За шесть последующих лет Михалкову удалось снять единственный фильм – «Без свидетелей» (1983). Стесненный в средствах, он сделал еще более камерную, чем «Пять вечеров», историю о взаимоотношениях бывших супругов. В фильме играли всего два актера – Михаил Ульянов и Ирина Купченко.
Всю энергию Михалков пустил в актерскую игру, отточив свой фирменный образ вальяжного наглеца («Портрет жены художника», «Вокзал для двоих», «Инспектор ГАИ», «Собака Баскервилей»). Очень хотел он сыграть и главную роль в «Полетах во сне и наяву» Романа Балаяна, но в итоге смирился с тем, что она досталась Олегу Янковскому, а сам поучаствовал в небольшом эпизоде.
Главной ролью Михалкова 1980-х стал Паратов в «Жестоком романсе» Эльдара Рязанова. Сегодня принято считать, что ею он окончательно растопил сердца советских женщин, сам же Михалков пишет, что после «Вокзала для двоих» и «Жестокого романса» зрительницы стали к нему относиться «очень жестоко».
Вернуться к режиссуре ему позволили горбачевская перестройка и капиталы итальянских продюсеров. Так появились «Очи черные» (1987), вольные переложении чеховской «Дамы с собачкой» с Марчелло Мастроянни в главной роли. Итальянцы появились не без помощи Андрея Кончаловского, уже несколько лет работавшего на Западе и не забывавшего хвалить там своего брата. А тут еще выяснилось, что Мастроянни давно мечтает сняться в фильме по Чехову.
Это был первый фильм Михалкова без Павла Лебешева, а также первая картина, с которой начались ставшие впоследствии регулярными сетования режиссера на то, что его затирают на родине, в основном из зависти. «Очи черные» пошли в международный прокат, а в СССР показывались мало, да и реакция на фильм оказалась сдержанной. Критики сходились во мнении: Михалков сделал кино на экспорт, а для отечественного зрителя в нем многовато китча. Режиссер утверждает, что фильм претендовал на Гран-при Каннского фестиваля, но Элем Климов пригрозил, что выйдет из состава жюри, если награду получит «Очи черные», а не «Покаяние» Тенгиза Абуладзе.
Следующие фильмы Михалкова, «Автостоп» (1990) и «Урга – территория любви» (1991), также остались на родине почти не замеченными, но уже по причине происходившего в стране бардака. «Автостоп» стал очередной демонстрацией способности Михалкова делать фильмы с минимальным бюджетом. Фирма Fiat заказала ему рекламу своего автомобиля, и режиссер ухитрился снять на выделенные средства и рекламу, и полноценный фильм в придачу. «Ургу», продолжение михалковских размышлений о жизни без корней, только уже на кочевом монгольском материале, по достоинству оценили много позже.
В 1990-е многие советские кинематографисты оказались либо в тупике, либо на обочине. Михалков же, напротив, наливался силой и, налаживая контакты во власти и бизнесе, превращался в большого кинобосса. С 1997 года он возглавляет Союз кинематографистов России, с 1999-го – Московский международный кинофестиваль. В 2008 году недовольные гегемонией нашего героя кинематографисты избрали было главой Союза Марлена Хуциева, но Михалков через суд добился своего восстановления на посту.
С кино все немного сложнее. В советское время кассовые сборы не были головной болью режиссеров, и по ним не судили о достоинствах фильма и его авторов. Деньги давало государство. Картины Михалкова той эпохи не были лидерами проката, а свою славу они «наживали» постепенно.
Когда наступил капитализм, финансирование проектов стало заботой самих кинематографистов, и очень хорошо, если доходы от фильма покрывали хотя бы производственные расходы. Этим могут похвастаться только два постсоветских фильма Михалкова – «Утомленные солнцем» (1994) и «12» (2007). В случае с первым, несмотря на то, что картина получила «Оскар» как лучший зарубежный фильм, толком показать ее в России не получилось – прокат в те годы практически не существовал. «12», русская адаптация «Двенадцати разгневанных мужчин» Сидни Люмета, даже принесла кое-какую прибыль.
А вот самые амбициозные и дорогостоящие фильмы Михалкова – «Сибирский цирюльник» (1998), для съемок которого по распоряжению Ельцина на несколько часов отключали кремлевские звезды, военная дилогия «Утомленные солнцем – 2» – «Предстояние» (2010) и «Цитадель» (2011), а также «Солнечный удар» (2014) по Бунину – в прокате выступили, мягко говоря, очень скромно. Объяснению этого казуса неравнодушные люди посвятили целую книгу о том, «кто и зачем ведет войну с фильмами Никиты Михалкова».
При этом основанная в 1987 году Михалковым студия «ТриТэ» славится производством кассовых блокбастеров: «Турецкий гамбит» (2005) Джаника Файзиева, «Легенда №17» (2013) и «Экипаж» (2016) Николая Лебедева, «Движение вверх» (2017) Антона Мегердичева, «Волшебник изумрудного города» (2025) Игоря Волошина, «Пророк» (2025) Феликса Умарова и других.
Даже оставив в стороне вопрос кассы, можно констатировать: позднее творчество Михалкова критикуют намного чаще, чем его фильмы советских времен. Режиссер считает, что это все зависть, на которую он якобы не обращает внимания.
Кроме того, в последние лет 30 имя нашего героя чаще упоминается в контексте не искусства, а разного рода скандалов. То он бьет ногами скрученного охранниками молодого человека, метнувшего в мэтра сырое яйцо, то все спорят, нужна ли мигалка Министерства обороны автомобилю режиссера, то обвиняют Михалкова в сносе здания знаменитого Дома кино. Шума много, и по большей части он не по поводу творчества.
Судя по роли в «Жмурках» (2005) Алексея Балабанова, самоирония Михалкову не чужда. Сыграв карикатурного пахана с глупой прической и татуировкой «СССР» на груди, Михалков посмеялся над собой, лишив этого удовольствия других. А недавно подоспела еще одна проверка для его чувства юмора.
По словам Михалкова, снимая «Утомленных солнцем – 2», он хотел найти понятный современной молодежи киноязык. Это желание исполнилось, но довольно неожиданным образом: Михалков, точнее его герой Котов, стал героем крайне популярного в этом году интернет-мема.
Мем обыгрывает сцену из «Цитадели», в которой уголовники пытаются отнять у Котова генеральские часы, утверждая, что такие «котлы» ему «не в масть». Почему этот эпизод вдруг стал популярным спустя полтора десятка лет после выхода фильма, понять трудно. Ясно только, что шутников привлекла странная неловкость всей сцены, вроде бы такой простой, но сделанной почему-то с оттенком легкого бреда.
Странно ведет себя Котов со всеми этими его «па-а-а», нелепо выглядят бандиты. Остряки из интернета уцепились за эту несуразицу и довели ее до невероятных степеней абсурда. В сети можно найти десятки, а то и сотни версий сцены с «генеральскими котлами» – от простых ремейков, где люди разыгрывают ее в домашних условиях, до тех, где происходящее в михалковском фильме монтируется с разными компьютерными играми, или саму сцену искажают так, что она становится похожей на галлюцинацию. И число мемов продолжает расти – такой вот необычный подарок режиссеру и актеру к круглой дате.