LyublyuKotikov

Стругацкие не только сделали фантастику самым популярным литературным жанром в СССР, но и подняли ее до уровня большой литературы. «Трудно быть богом», «Пикник на обочине», «Понедельник начинается в субботу», «За миллиард лет до конца света» – в свое время книги Стругацких были обязательны к прочтению для каждого, кто причислял себя к мыслящим людям. С распадом империи и переходом России на новый строй они, казалось, утонули в потоках хлынувшей информации, но с некоторых пор интерес к Стругацким вырос и их сюжеты снова выглядят очень актуальными.

Революция и искусство

«Не существует двух авторов, Аркадия и Бориса Стругацких, которые писали вдвоем, есть один автор – братья Стругацкие. Но при всем при том мы, конечно, были очень разными людьми», – констатировал на склоне лет младший брат Борис, добавляя, что родство по крови не имело для них большого значения и они считали себя прежде всего друзьями и коллегами.

Некоторые до сих пор считают фантастику несерьезным жанром, уделом эскапистов, мечтателей. Однако прежде чем написать свои первые книги, братья Стругацкие прошли очень суровую школу жизни, и само по себе чудо, что они выжили.

Аркадий появился на свет в Батуми, где его отец Натан в то время возглавлял газету «Трудовой Аджаристан». Натан Стругацкий – типичный для революционного времени человек «пера и сабли». Сын еврея-юриста из провинции, в начале 1917-го он вступил в партию большевиков, взял в руки оружие и в последующие кровавые годы то воевал, то служил «на просветительском фронте»: занимался политической пропагандой, читал лекции, работал в издательствах и музеях, так как по образованию был искусствоведом.

В городке Середина-Буда под Сумами удалой кавалерист Стругацкий познакомился с девушкой Александрой Литвиничевой, и та вскоре стала его женой к ярости своего отца, возмущенного тем, что она выбрала еврея.

Трагедии войны

В 1933 году семья, жившая в то время в Ленинграде, пополнилась младшим сыном Борисом. В суровом 1937-м Натан, который тогда заведовал «краевым управлением искусств» в Сталинграде, попал под массовую чистку кадров. Впереди маячили тюрьма или расстрел, но его спасла инициативность: Натан отправился за справедливостью в столицу и в итоге отделался лишь исключением из партии за «политическую близорукость».

Отец остался с семьей в Ленинграде, где до конца недолгой жизни работал в Публичной библиотеке. Будучи большим ценителем фантастики, он увлек ею и детей. Подростком Аркадий написал свой первый фантастический роман «Находка майора Ковалёва», пока еще подражательный, но весьма «зубодробительный», по словам самого автора. Рукопись пропала в годы войны.

Когда началась Великая Отечественная, Борису было восемь лет, а Аркадию – почти 16. Старший брат приобщал младшего к астрономии, математике, вместе они собирали самодельные телескопы. Обо всем этом на время пришлось забыть.

В блокадную зиму 1942-го Стругацкие угасали от голода и в конце концов решили: чтобы выжил хоть кто-то, Натан с Аркадием отправляются в эвакуацию с последней партией работников Публичной библиотеки, а маленький Борис, который явно не осилит трудную дорогу, остается в городе с матерью.

Борис и Александра Ивановна выжили благодаря оставленным Натаном и Аркадием продуктовым карточкам, а отец умер в пути, как и большинство тех, кто ехал с ними: обморожения, дизентерия, голод оставляли мало шансов.

Аркадий выжил, чтобы встретить новые испытания. В 17 лет его призвали в армию, в Актюбинское артиллерийское училище. Но затем как способного к языкам направили в Военный институт иностранных языков в Москве. Так он снова избежал смерти, тогда как все до единого актюбинские сокурсники погибли в 1943 году на Курской дуге.

Бикини для офицера

Военный переводчик – это по большому счету разведчик; много позже эта специальность Аркадия даст конспирологам повод заподозрить инакомыслящих братьев-писателей в связях с КГБ. Мол, «бывших военных переводчиков не бывает».

Как специалист по японскому Аркадий работал с японскими пленными при подготовке Токийского процесса – восточного аналога Нюрнбергского. Его детали он не любил вспоминать до конца жизни, настолько жуткими были описания военных преступлений японской армии.

Затем 10 лет он прослужил в Сибири и на Дальнем Востоке. Там же написал свою первую опубликованную повесть «Пепел Бикини» в соавторстве, но не с братом, а с сослуживцем Львом Петровым. Повесть была вполне реалистической: взяв горячую тему тех лет, Аркадий описал трагедию японских рыбаков, ставших жертвами американских ядерных испытаний на атолле Бикини в 1954 году. В 1957-м повесть вышла в журнале «Юность», а в следующем году – отдельной книгой.

«Лихой гусар» (по отзывам друзей) и любимец дам, Аркадий был несчастлив в первом браке, а за связь с замужней женщиной его исключили из комсомола – мера по тем временам серьезная. Но вскоре эта женщина, дочь известного китаиста Ильи Ошанина Елена, стала его второй женой и сыграла в истории братьев Стругацких важную роль.

Спор на бутылку

В ожидании увольнения Аркадий наведывался в Ленинград, где младший брат учился на математико-механическом факультете ЛГУ, специализируясь на астрономии. Аркадий тоже планировал поступить в аспирантуру ЛГУ на физфак или матмех. Братья развлекались, сочиняя вместе пьесы или рассказы, например «Песчаная горячка», написанный по принципу буримэ и опубликованный много позже. Писали и по отдельности – в течение трех лет Аркадий шлифовал повесть «Четвёртое царство».

Возможно, литература так бы и осталась для братьев чем-то вроде хобби, если бы не супруга Аркадия. Услышав, как они высмеивают недавно вышедшую книгу одного советского фантаста, она заметила, что ругать-то Стругацкие умеют, а вот смогут ли сами написать что-то достойное, что можно будет отнести в издательство?

Братья приняли этот шутливый (а может, и не очень) вызов и, заключив пари на бутылку шампанского, принялись работать над повестью, ставшей первым настоящим произведением тандема АБС, Аркадия и Бориса Стругацких, «Страна багровых туч». Выдержанная в духе героической научной фантастики, повесть рассказывала о подвигах советской космической экспедиции, в конце ХХ века осваивающей месторождения тяжелых элементов на суровой Венере.

«Писать фантастику мы начали потому, что любили (тогда) ее читать, а читать было нечего – сплошные "Семь цветов радуги"… Мы любили без памяти Уэллса, Чапека, Конан-Дойла, и нам казалось, что мы знаем, как надо писать, чтобы это было интересно читать…» – объяснял позже Борис.

Проблема прицела

Особенность, часто сопровождающая большой талант, – умение оказаться в нужное время в нужном месте. Литературный дебют АБС совпал с «большим взрывом» в советской фантастике, во многом спровоцированным появлением в 1957 году (к началу которого они закончили первый вариант своей повести) романа Ивана Ефремова «Туманность Андромеды».

Эта книга «открыла нам глаза как поклонникам фантастики», писал Борис. В обществе она вызвала ожесточенные споры. Консерваторы чувствовали, что книга несет угрозу так называемой фантастике ближнего прицела, царившей в СССР с 1930-х. В рамках этого жанра рассказ велся не о полетах к звездам и отдаленном будущем, а о «насущных» проблемах ближайшего будущего – всяких полезных для хозяйства изобретениях и тому подобном. «Дальняя» же фантастика клеймилась как пустое мечтательство.

Ефремов соединил инопланетный антураж и грезы о будущем с самой что ни на есть четкой коммунистической идеологией, и крыть его оппонентам было нечем.

Осенью того же 1957-го СССР запустил первый космический спутник. Тема космоса будоражила умы. Сама эпоха делала фантастику популярнейшим жанром. И вот на эту благодатную почву в 1959 году успешно приземлился «летательный аппарат» братьев Стругацких. После двух лет мытарств и переписываний текста по требованию редакторов «Страна багровых туч» вышла отдельной книгой в издательстве «Детгиз» и стала бестселлером, как сказали бы на Западе.

«Еще больший привкус необычайного»

К тому времени братья успели написать несколько рассказов и опубликовать их в журналах, но популярность «Страны…» затмила все эти небольшие достижения. Удостоиться отдельной книги пусть и в детско-юношеской, но очень популярной книжной серии – это была большая удача для начинающих писателей, и растянувшаяся на два года редактура рукописи была приемлемой платой за такой успех.

«С самого начала наша деятельность была реакцией на нереалистичность фантастической литературы, выдуманность героев, – объяснял в 1980-х Аркадий. – Перед нашими глазами – у меня, когда я был в армии, у Бориса в университете, потом в обсерватории – проходили люди, которые нам очень нравились. Прекрасные люди, попадавшие вместе с нами в различные ситуации. Даже в тяжелые ситуации. И когда мы с братом начали работать, нам не приходилось изобретать героев с какими-то выдуманными чертами, они уже были готовы, они уже прошли в жизни на наших глазах, и мы просто помещали их в соответствующие ситуации. Например, гоняться за японской шхуной на пограничном катере – дело достаточно рискованное. А почему бы не представить этих людей на космическом корабле?»

В отличие от большинства советских фантастов, Стругацкие много экспериментировали со стилем, стараясь, чтобы каждая новая книга отличалась от предыдущей. Они свободно смешивали жанры. Аркадий писал брату: «Не бояться легкой сентиментальности в одном месте, грубого авантюризма в другом, небольшого философствования в третьем, любовного бесстыдства в четвертом и так далее. Такая смесь жанров должна придать вещи еще больший привкус необычайного. А разве необычайное – не наша основная тема?»

Трудно быть соавтором

Стругацкие писали вдвоем не потому, что так было легче или быстрее. Наоборот, соавторство было сложным делом и по чисто техническим причинам (братья жили в разных городах: Аркадий – в Москве, а Борис – в Ленинграде), и потому, что они были разными людьми с далеко не всегда совпадающими взглядами. Но именно в совместном творчестве рождалась та литература, которая им была нужна. После смерти Аркадия в 1991 году Борис написал два романа, но под псевдонимом С. Витицкий, чтобы фамилия Стругацких ассоциировалась у читателя только с братским тандемом.

Формулу рабочего процесса АБС искали годами и в конце концов пришли примерно к такой: сначала в переписке или телефонных разговорах обсуждалась идея будущей повести или романа, затем братья встречались в каком-либо из домов творчества (в советское время существовали такие своего рода санатории, куда писатели могли приехать для работы) и недели три писали текст: один за пишущей машинкой, другой рядом. Затем его постепенно доводили до ума.

По словам Бориса, ключевую роль в судьбе братьев Стругацких сыграла бешеная энергия Аркадия, «его стремление выбиться, прорваться, стать», тогда как младший брат поначалу занимал пассивную позицию. Во второй половине творческой жизни они поменялись ролями – локомотивом их состава стал Борис.

Свободное время братья нечасто проводили вместе, сказывалась разница в темпераментах. Борис любил путешествия и с друзьями объездил весь Союз. Сначала брал машину напрокат, а потом обзавелся собственным «Запорожцем» – такая вот роскошь для успешного советского писателя. Аркадий же был, по словам брата, «ярым противником автомобилизма» и развлекался по-своему: шумные компании, вино, женщины. Последнее десятилетие жизни, впрочем, жил замкнуто, предпочитая сидеть дома, попивая любимый коктейль – коньяк пополам с компотом или чаем.

Описывая различия между собой и старшим братом, Борис говорил: «Аркадий Натанович был более общительным и более веселым человеком, чем я, он был оптимистом, всегда верил в лучший исход, а я всегда исходил из худшего. Он был педантичен и аккуратен, а я ленив и небрежен. Он был эмоционален и склонен к экспромтам, я – более логичен и расчетлив. Он был отчаянный гедонист и всю жизнь пользовался невероятным успехом у женщин – я никогда не отличался этими качествами…»

Неясное светлое будущее

Советских фантастов середины ХХ века от их западных коллег отличало то, что, хотя и те, и другие пытались предугадать будущее Земли, первые точно знали, что оно будет коммунистическим.

«Это было время, когда мы искренне верили в коммунизм как высшую и совершеннейшую стадию развития человеческого общества, – вспоминал Борис. – Нас, правда, смущало, что в трудах классиков марксизма-ленинизма по поводу этого важнейшего этапа, по поводу фактически цели всей человеческой истории сказано так мало, так скупо и так... неубедительно». Стругацкие взялись исправить этот досадный момент – этому, по сути, и были посвящены их первые книги «Путь на Амальтею», «Стажёры» и особенно «Полдень, XXII век». Они стали создателями первой в отечественной фантастике «истории будущего» – метамира, получившего название Мир Полудня.

Не только марксизм, но многие капиталистические теории и поныне утверждают, что для полного счастья людям достаточно прогресса в экономике и технологиях. Стругацким не давала покоя крамольная мысль: изменит ли технический прогресс сегодняшних землян, в большинстве своем далеких от человеческого идеала?

Стругацкие исходили из того, что будущее строят люди, а не техника. И если люди одержимы исключительно материальными ценностями, то все, что они построят, – это высокотехнологичное общество унылых мещан. Тогда АБС создали образец достойного человека будущего. Это неутомимый и самоотверженный искатель, это человек, идущий по пути духовного развития. Как правило, он занимается наукой, ведь наука – двигатель прогресса. Но наука эта веселая, ведь при коммунизме никто не будет заниматься чем-то из-под палки или ради карьеры – только ради удовольствия и всеобщего блага.

Программу воспитания таких людей АБС обозначили в произведении «Полдень, XXII век» (1961). Это был пик их идеалистической фантастики, скоро в ней зазвучали беспокойные и даже мрачные мотивы.

Курс на глубину

Повесть «Попытка к бегству» (1962) обозначила начало нового периода для АБС. В ней Стругацкие впервые так сильно концентрировались на «неприятном», что затем станет одним из главных их методов: герои из светлого будущего (XХIII век) попадают на планету, где царят феодализм и насилие, нечто похожее потом повторится и в «Трудно быть богом», и в некоторых других вещах АБС. Авторы контрастно показывают человечество в своих лучших (люди будущего) и худших (люди феодализма) проявлениях, прозрачно намекая на то, что и тех, и других можно встретить и сегодня. И чем дальше, тем больше в книгах Стругацких появляется намеков на все меньше нравящуюся им современность.

У Стругацких появляется понятие «прогрессор» – человек высокоразвитого будущего, попадающий в антигуманное «прошлое». Таков дон Румата (Антон) из «Трудно быть богом» (1964) – повести, которая задумывалась как легкая «мушкетерская» история, но в итоге получилась книгой, ставящей серьезные моральные и социальные вопросы. Такому превращению способствовало изменение общественного климата в СССР в середине 1960-х – от романтической оттепели к застойному похолоданию.

С каждой новой книгой Стругацкие становились все более социально и философски ориентированными авторами, и «пробивать» рукописи к публикации было все труднее. Роман «Улитка на склоне» (1965), одно из самых сложных творений АБС, в полном виде увидел свет лишь в перестройку. В 1960-х Стругацким удалось напечатать лишь пару его фрагментов в региональных литературных журналах, и те почти сразу изъяли из продажи и библиотек.

Цензорам не понравились слишком жирные намеки на советскую бюрократию, существующую по заветам Кафки. Сегодня они выглядят анахроничными, а вот главная идея «Улитки…» по-прежнему интересна. Много лет напряженно размышляя о том, каким будет будущее – хорошим или плохим, Стругацкие пришли к мысли, что оно будет ни хорошим, ни плохим, а иным, скорее всего, непостижимым для современного человека.

НИИЧАВО удивительного

Светлым пятном во все более мрачном пейзаже мира Стругацких стала повесть «Понедельник начинается в субботу» (1965), уютная утопия о человеке научного творчества. Прототипом НИИЧАВО (Научно-исследовательского института чародейства и волшебства), в котором происходят события повести, стала Пулковская обсерватория, где Борис работал до вступления братьев в Союз писателей в 1964 году. Члену союза можно было уже нигде не работать и жить на гонорары.

Аркадий до 1964-го трудился редактором в московских издательствах, а также переводил японских авторов: Кобо Абэ, Акутагаву Рюноскэ, Хироси Ному и других, часто под псевдонимом С. Бережков. Переводами не только японской, но и англоязычной литературы (Айзек Азимов, Джон Уиндем и другие) Аркадий занимался и позже.

Начав как летописцы будущего, с каждым новым этапом творчества Стругацкие все больше напоминали закамуфлированных комментаторов настоящего. Справедливости ради надо сказать: настоящего не только советского, но и общечеловеческого. Именно поэтому основная часть их книг до сих пор не устарела.

Однако советские чиновники большинство намеков принимали на свой счет, поэтому в 1970-х братья оказались в двойственной ситуации: с одной стороны, они были одними из популярнейших писателей страны, а с другой – чуть ли не опальными авторами, чьи книги испытывали огромные трудности с публикацией («Хищные вещи века», «Сказка о Тройке») или вообще запрещались («Гадкие лебеди»). Некоторые повести братьев без их ведома печатали на Западе, создавая им непрошеный ореол диссидентов.

В сторону обреченности

Все глубже увязая в объятиях цензуры, АБС придумали изящный способ альтернативного распространения своих книг. Это называлось хождением по редакциям. С каждым годом все больше журналов и издательств приходилось обойти, прежде чем какая-то наименее осторожная редакция наконец согласится взять книгу. Но даже если не соглашался никто, в каждой из пройденных контор оставалась копия повести или романа, которая вскоре размножалась там сотрудниками «для служебной надобности», а потом эти экземпляры расходились по стране. Так без особых усилий со своей стороны Стругацкие занимались самиздатом.

В конце концов братья дозрели до написания романа «в стол», то есть без расчета не только на официальную публикацию, но и даже на распространение в самиздате. Три экземпляра «Града обречённого» (1975), антиутопии, в которой Стругацкие выразили всё, что они думают о настоящем и о том, какое наступит будущее, если настоящее не изменится, хранились в секретных местах у максимально законспирированных знакомых.

Параллельно они вели жизнь пусть и со скрипом, но все же печатаемых советских писателей, властителей дум технической интеллигенции и других смежных слоев населения. Так или иначе братья публиковали практически всё, что хотели издать: «Отель "У погибшего альпиниста"» (1970), «Малыш» (1971), «Пикник на обочине» (1972), «За миллиард лет до конца света» (1976–1977), «Жук в муравейнике» (1980) и другие вещи. Правда, в основном это были публикации в научно-популярных журналах. Зато Стругацких охотно переводили и публиковали за границей: в Польше, Чехословакии и других странах.

В 1980-х работа шла уже не так интенсивно, что в немалой степени было связано с физическим состоянием братьев: Борис в 48 лет перенес инфаркт, да и Аркадий, по собственным словам, жил от «одного сердечного приступа до другого». Уединяться, как прежде, на месяц в доме творчества вдали от присматривающих за их здоровьем жен было боязно.

В 1984 году появилась повесть «Волны гасят ветер», которую Борис называл итоговой: «Все герои безнадежно состарились, все проблемы, некогда поставленные, нашли свое решение либо оказались неразрешимыми».

Последние вещи века

К немалому удивлению своих поклонников перестройку, вызвавшую у многих эйфорию, Стругацкие встретили двумя крайне пессимистичными произведениями: философским романом «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» (1988) и пьесой «Жиды города Питера» (1990).

Созданный под явным влиянием гностицизма и булгаковского «Мастера и Маргариты» роман был некогда задуман как фантастический детектив, и его предполагалось написать «в четыре головы» вместе с братьями Вайнерами. Оставшись без соавторов, Стругацкие явно переборщили с «темными материями».

Пьеса, ставшая последней их совместной работой, практически не имела отношения к фантастике. Это была сатира на перестроечную жизнь с ее поспешными надеждами на лучшее. Не перемены смущали писателей, а подозрения, что ничего в обществе по сути не изменится, несмотря ни на какие лозунги. Общество состоит из людей, а хотят ли меняться сами люди?

Жизнь «писателя братья Стругацкие» закончилась 12 октября 1991 года со смертью Аркадия от рака печени, через два месяца распался СССР. Можно сказать, что АБС были мистически связаны с существованием советского государства, хотя поле их воздействия намного шире временных и пространственных границ Союза.

Например, многие знают, что российский реформатор Егор Гайдар был зятем Аркадия Стругацкого, а решение изучать экономику в юности принял после прочтения «Обитаемого острова». Такого рода воздействие на реальность выглядит посильнее публицистической деятельности Бориса Стругацкого, который в 1990-е активно поддерживал демократические реформы.

Смысловой диапазон творчества Стругацких хорошо виден на примере кино по мотивам их книг – от почти элитарных, сложных «Сталкера» (1979) Тарковского, «Дней затмения» (1986) Сокурова и «Трудно быть богом» (2013) Германа до всенародно-новогодних «Чародеев» (1982) Бромберга. Где-то посредине – советский детектив «Отель "У погибшего альпиниста"» (1979) Григория Кроманова и постсоветский блокбастер Фёдора Бондарчука «Обитаемый остров» (2009). В этом году обещают премьеру сериала «Полдень» по «Жуку в муравейнике» и новую версию «Отеля "У погибшего альпиниста"» в постановке Домогарова-младшего.

При бездне концепций, мыслей и понятий – о прогрессе, свободе, ответственности, вмешательстве, невмешательстве, – которые наполняют книги Стругацких, очевидна одна главная идея, проходящая через все творчество АБС. Это идея сохранения человечности в любых обстоятельствах. Звучит вроде просто, но жизнь показывает, что для многих людей следовать ей – нечто из области фантастики.

источник https://profile.ru/culture/mir-bratev-strugackih-fantastiche...

Время утопии

Первая часть будущей трилогии о приключениях Марти Макфлая символично вышла после 1984 года, во время новых надежд. Экономический кризис семидесятых закончился, новый президент США Рейган уверенно ведет страну к процветанию, хотя его консервативная политика нравится не всем. Зато на глазах у молодого поколения начинает осуществляться фантастическое будущее. Персональные компьютеры скоро будут доступными, культура видеоигр уже формируется. Телевидение стало отличным развлечением — на канале MTV показывают причудливые футуристические клипы.

Соответственно, околонаучная фантастика снова в моде. Адепты sci-fi, нерды и гики — новые панки десятилетия. Их образ был воспет, например, в молодежных комедиях «Месть придурков» и «Ох уж эта наука!». Но, чтобы тренд окончательно закрепился, потребовались безусловный кинохит и рука мастера.

Главным поп-режиссером середины 1980-х был Стивен Спилберг, уже снявший «Индиану Джонса» и «Инопланетянина». Как и Джордж Лукас, он догадался эксплуатировать «мягкую» научную фантастику, так любимую подростками (в первой половине десятилетия была настоящая волна подросткового сай-фая — «Военные игры», «Последний звездный боец», «Исследователи», «Настоящие гении»).

При этом Спилберг был родом из 1970-х, в прагматичной и эскапистской реальности нового десятилетия ему пришлось адаптироваться после кризиса Нового Голливуда. Например, в 1979-м критика довольно холодно приняла его масштабный сатирический фильм «1941» . Над сценарием этой военной комедии работали и два молодых автора — Роберт Земекис и Боб Гейл. А через год не без помощи Спилберга (и тоже без особого успеха) вышли сделанные дуэтом «Подержанные автомобили». Спилберг помог и в продвижении давно задуманного Земекисом и Гейлом проекта о путешествии подростка во времени. От сценария прежде отказалась Disney, которая сочла некоторые моменты сюжета скандальными. Universal была согласна, но просила убрать слово «будущее» из названия фильма. «Надеюсь, это шутка?» — осведомился Спилберг.

«Назад в будущее» стал самым кассовым фильмом 1985 года. И очень быстро возник вопрос о продолжении. Последующие два сиквела, отснятые подряд, вышли в 1989-м и 1990-м. Создатели жаловались, что студия плохо рекламировала второй фильм, зрители не понимали, что это часть трилогии. Но со временем все стало на свои места — вокруг фильма появился культ. «Назад в будущее» оказался наряду со «Звездными войнами» и «Индианой Джонсом» в числе первых настоящих кинофраншиз. Формат, столь привычный сейчас, был открыт именно в 1980-е (немые европейские киносериалы начала XX века вроде «Жюдекса» или «Вампиров» к этому времени были уже совершенно забыты).

Аудитория кинофраншизы — это прежде всего подростки. Еще одной свежей идеей Земекиса и Universal была продажа многочисленной атрибутики по мотивам фильма, от моделей автомобиля DeLorean до одежды. Особенно, конечно, одежды из будущего (созданной художницей Джоанной Джонстон). Самозастегивающиеся кроссовки и меняющая размеры куртка — отличная метафора мира, который подстраивается под потребителя. Как раз это воображаемое будущее и задало идеализированную футуристическую моду восьмидесятых. Свой вклад в образ bright future внесли и специалисты по эффектам (еще без всякой компьютерной графики!) и композитор Алан Сильвестри с его запоминающимся радостным саундтреком. Пусть мы не дождались летающих машин и ховербордов, подростковый мир «Назад в будущее» стал одной из последних киноутопий.

Принц на DeLorean

Проводником зрителей в будущем (и прошлом) стал семнадцатилетний Марти Макфлай. По выражению Земекиса, вечно удивленный чужак в чужой стране, классический герой приключенческого романа. Одновременно Макфлай был порождением своего времени, плотью от плоти восьмидесятых. В первых версиях сценария герой был более припанкованным, но потом стал хорошим парнем и всеобщим другом, хотя и с горячим нравом. Четыре месяца после начала съемок Макфлая играл Эрик Столц. Если бы фильм вышел с ним в главной роли, возможно, Столц по сей день был бы большой звездой. Либо наоборот — у Земекиса были дурные предчувствия. Столц казался ему слишком «трагическим». Поэтому режиссер принял трудное решение уволить ведущего актера прямо посреди съемок и добиться приглашения Майкла Джея Фокса, который и рассматривался как первый кандидат на роль, но оказался связан контрактом.

24-летний Фокс выглядел сильно моложе своих лет. Он был звездой «Семейных уз» — сериала, воспевшего новую эру Рейгана. Его персонаж — юный республиканец, который просвещает родителей, экс-хиппи. Дерзкий, но положительный, смышленый, но не занудный, проблемный, но не лузер — это был, в самом деле, герой для подростков а также их родителей. Макфлай, конечно, не революционер, меняющий ход истории, а скорее конформист; ему надо лишь кое-что поправить, чтоб было как есть, но лучше. Он больше Том Сойер, чем Гекльберри Финн, и печальный вариант его будущего как офисной крысы (вторая часть трилогии) говорит об этом красноречиво.

Несколько необычно выглядит дружба подростка Макфлая с «чокнутым профессором» Эмметом Брауном по прозвищу Док. Созданный Кристофером Ллойдом образ эксцентричного гения довольно традиционен и мало привязан к конкретному времени. Поэтому профессор в любой эпохе на своем месте. Ллойд играл своего Дока с оглядкой на Альберта Эйнштейна и дирижера Леопольда Стоковского. Кроме того, фигура ученого, приручающего молнию, связана для Америки с рассказами о естествоиспытателе и отце-основателе государства Бенджамине Франклине. Док с помощью громоотвода заряжает машину времени, а Франклин, приманив молнию с помощью воздушного змея, доказал ее электрическую природу. Кстати, Док даже похож на портрет Франклина с 100-долларовой купюры. Важность образа Дока для политического курса США не просто домысел. Именно Эммета Брауна цитировал Рейган, рекламируя свои реформы: «Там, куда мы направимся, нам не нужны дороги».

Макфлай, вероятно, подружился с Доком из-за общей любви к машинам. Начиная с 1950-х автомобиль стал практически обязательным сюжетообразующим атрибутом молодежного кино (примеров множество, от «Бунтаря без причины» до «Выходного дня Ферриса Бьюллера»). И что за машина появляется у Марти в фильме? Она почти полноценный третий герой! DeLorean рассекает пространство-время со скоростью молнии; он есть на каждом постере фильмов трилогии и преображается в каждой ее части. А ведь этого протагониста могло бы и не быть. В английском языке нет очевидной игры слов в выражении «машина времени», и вместо DeLorean в первых вариантах сценария фигурировала комната, а затем… холодильник. Но автомобиль оказался идеальным выбором: в первобытном, по выражению Земекиса, образе огненной колесницы воплотилась вся надежда XX века на науку как на новую религию и волшебство.

Последняя великая эпоха

Напомним в самых общих чертах ход событий трилогии. В начале первого фильма Дока убивают враги Америки, ливийские террористы. На переделанном в машину времени DeLorean Марти перемещается в 1955 год, где вместе с Доком пытается исправить будущее, чтобы в него вернуться. Там же он встречает своих родителей. К разочарованию Марти, его будущий отец — хлюпик, в которого просто невозможно влюбиться. Герой исправляет ситуацию, чтобы отправиться уже в 2015-й, позаботиться о взрослом себе и своих детях. Вечный враг Марти, Бифф Таннен, умудряется переместиться в 1955-й и превратить 1985-й в ад на земле, где он трампоподобный могущественный олигарх. Марти опять оказывается в пятидесятых и действует параллельно событиям первого фильма, стараясь не допустить пространственно-временных парадоксов. Наконец, в третьей части герой отправляется за Доком на Дикий Запад.

Выбор 1950-х как главного пространства действия не был случайным. Восьмидесятые обращались к пятидесятым как к последнему времени невинности и благоденствия. Президентом страны был бывший актер, чей пик карьеры пришелся как раз на послевоенное десятилетие. Рейган, очевидно, считал то время золотым веком и делал Америку снова великой по старым лекалам, заодно ностальгически запустив новый виток холодной войны.

Мода 1980-х копировала пиджаки, рубашки и джеймс-диновские кожаные куртки 1950-х годов. Любимый Марти Хьюи Льюис, Рик Эстли, Duran Duran, даже Мадонна в своих видеоклипах признавались в любви эпохе Элвиса и рокабилли. Режиссеры восьмидесятых вспоминали свою молодость, как Скорсезе («Бешеный бык») или Коппола («Пегги Сью вышла замуж»). Даже молодой Джармуш в «Более странно, чем в раю» и «Таинственном поезде» отдает должное эстетике эпохи, которую застал ребенком. А пионером тут был Лукас с его «Американскими граффити», вышедшими еще в начале 1970-х. Да, 1970-е были не только эпохой панка и глэм-рока — с 1974-го на АBC шел популярный ретросериал «Счастливые дни», а завершилось десятилетие «Бриолином» с Траволтой. Эхо этой ностальгии будет звучать вплоть до 1990-х. Помните сцену из «Криминального чтива», где тот же Траволта и Ума Турман отплясывают под Чака Берри в тематическом кафе?

Несомненно, Марти Макфлай должен был отправиться на школьный бал именно в пятидесятые годы. Здесь он берет гитару, становится к микрофону и, к всеобщему восторгу, «изобретает» рок-н-ролл. Теперь пятидесятые идеальны!

Прошлого нет

21 октября 2015 года был объявлен Днем Back to the Future. Майкл Джей Фокс и Кристофер Ллойд в костюмах героев выступили на телевидении. Nike подарила Фоксу кроссовки без шнурков, Universal выпустила трейлер к «Челюстям 19». Мир вспомнил, что фильм предсказал удивительно верно: видеосвязь, прототипы планшетов, бесконтактные видеоигры, курорт во Вьетнаме (Спилберг в это особенно не верил), наконец, хипстерскую моду на одежду. В остальном мы, скорее, вспоминаем, чего лишились после завершения трилогии. Прежде всего, оптимизма.

Принцесса Диана не стала королевой Великобритании — она погибла. А Майклу Фоксу через год после съемок диагностировали болезнь Паркинсона, и спустя несколько лет блестящий актер фактически оставил кино (но продолжил  активно сниматься в сериалах). У трилогии появились продолжения в виде романов, настольных и видеоигр. Но пока Земекис и Гейл живы, они обещают не допустить выхода четвертого фильма. Не только из-за Фокса. По мнению авторов, три части имеют структурный смысл, продолжение же станет чисто конъюнктурным решением, которое все испортит. Таким образом, «Назад в будущее» стал памятником прошлого и объектом чисто ностальгического культа.

Ностальгия пока защищает трилогию и от беспощадной ревизии, которой не избежал «Форрест Гамп», некогда восторженно принятый и сделавший Земекиса живым классиком. Сейчас фильм скорее считают конформистским и проблемным. К «Назад в будущее» у активистов тоже может возникнуть ряд вопросов. Сегодня бросается в глаза, что ни в настоящем, ни в прошлом, ни даже в будущем американского Хилл-Вэлли нет никаких меньшинств. Что касается женщин, только в XIX веке в трилогии появляется настоящая героиня — эмансипированная учительница, возлюбленная Дока. Мать Марти и его девушка больше объекты ухаживания и жертвы обстоятельств. Во второй части даже неловко смотреть, как Док вырубает девушку Марти, и они перетаскивают тело как колоду, чтобы девчонка не мешала ни делу, ни сюжету.

Впрочем, на все эти упреки есть ответ. Дело в том, что Док и Марти путешествуют не в настоящих прошлом и будущем, а лишь в отражениях-образах разных эпох, созданных массовой культурой. В своих путешествиях они видят только то, что уже знает зритель. Неслучайно Земекису меньше всего понравилось работать над будущим. Но и тут он чаще обращался не к своей собственной фантазии, а к штампам сай-фая. Например, в будущем были летающие машины. «Мы знали, что их не изобретут, но никак не могли не снять такое», — пояснял сам режиссер. Художественные решения Земекису подсказывала сама всеобщая вера в прогресс, характерная для восьмидесятых. Четвертый фильм про Дока и Марти сегодня невозможен  просто потому, что изменились наши представления о прошлом — теперь оно представляется токсичным, неправильным, недостойным ностальгии. Обратите внимание, как сегодняшнее кино смотрит на те же рейгановские 1980-е: теперь они поле для страшилок вроде сериала «Очень странные дела».

Исчезла и вера в будущее — там маячат разве что зомби-апокалипсис или однообразные тоталитарные антиутопии в духе «Голодных игр». Неслучайно сегодняшние реинкарнации Дока и Марти, Рик и Морти, уже не пытаются поправить ход земной истории, а уходят в параллельные измерения и другие вселенные.

источник https://www.kinopoisk.ru/media/article/4002077/

«Мы длинной вереницей идем за Синей птицей…»
«Мы в Город Изумрудный идем дорогой трудной…»
«И чайник шепнул утюгу: я дальше идти не могу…»

Блистательной премьерой кинофестиваля «Маяк» стала полнометражная рисованная анимация Константина Бронзита «На выброс» — блошиная сказка странствий, натюрморт сломанных, но не сломленных вещей и книг, съеденных мышами, но вечных в памяти допотопного смартфона. Словом, мечта Pixar.

В истории анимации полного метра уже была грандиозная помойка — кукольный «Остров собак» Уэса Андерсона, где сдавали в утиль и депортировали на изолированный остров лучшую часть человечества — собак. Здесь тоже раздавался эзотерический голос — мопс Оракул, озвученный Тильдой Суинтон. Сверхзадача стояла другая: вернуться в мир людей и перевернуть его основания в революционном порядке.

Константин Бронзит, дважды номинант на премию «Оскар», не намерен переделывать ветхий мир, где у всего есть срок годности. Где от просроченного избавляются, если это не модный винтаж. Бронзит создал цивилизацию на подошве рваного башмака, прочертил ее контуры трещинками по битой фарфоровой вазе, намотал границы тонкой красной нитью на использованную катушку, залихватски повязал канареечным галстуком, вышедшим из моды, и подсветил мудростью веков с битого экрана мобильника.

Все эти порченные, траченные предметы с их легонько, но точно прорисованными характерами сбиваются в теплую компанию и всей инвалидной командой пускаются на поиски рая. Они отслужили свой век и больше ничьи, это все меняет. История хлама, окрыленного свободой, верой и мечтой, превращается в мениппею. Здесь принято меняться самим.

Бронзит дарит отбросам, — а их рисованной массовки наберется на многофигурное полотно сцен страшного суда или небесного царствия, — индивидуальность, читает им Некрасова и Бальмонта. Под реггей вылезших из увальня-матраса пружин эту пенсионерскую вечеринку населяет весь вещный мир от окурков до пишмашинки, и у каждого обломка консюмеристской империи есть лицо и своя походка.

Паству, возжелавшую новой жизни и нового смысла воодушевляет пророк Эзотерий — пластиковый пакетик, пустая игрушка ветра. Он проповедует избавление от скорбей, от чувства ненужности там, где царит Великий Разделитель. К нему, как к Гудвину за новой судьбой, отправятся уголек, соломинка и боб, барышня-ваза, пролетарий башмак с прилепившимся розовым комочком жвачки, баллончик освежителя воздуха — кислый полый душнила с замашками диктатора, малютка катушка, пижон галстук и дедушка смартфон. Их ждут воды канализаций, костры амбиций и библиотек, жевавшая Живаго крыса и таинственный остров — сумрачный лес, где Бронзит развернет одну из графически совершенных и эмоционально сокрушительную сцену.

Пластика фильма избегает помоечной мрачности и трэша. При всей ее цельности она изобразительно щедра и разнообразна, учитывает опыт натюрмортов Сезанна и иллюстраций Конашевича к «Федорину горю» с его исходом домашнего скарба в экзистенциальную пустыню.

Кавалькада странствующих вещей приведет к последнему рейву на мусорном полигоне — поле чудес и благодати, кажется, где-то под Санкт-Петербургом. Творец этой оригинальной, остроумной и фантастической вселенной, где нас всех однажды выкинут, но это не страшно, Константин Бронзит остается тем, кто он есть — милосердным гением, который не может жить без космоса и бурлеска. Он воскрешает из сора, видит в утилитарном ресайклинге божественную метанойю и делает ее занимательной и внятной для аудитории 6+.

источник https://seance.ru/articles/na-vybros/

«Ла-ди-да, ла-ди-да», — раздается в эти дни на разные лады. Смерть Энни Холл — какая нелепость. «Все книги про смерть и умирание — твои, вся поэзия — моя», — напоминает она Алви Сингеру при дележе библиотеки. Отождествлять актера и персонажа — насколько распространенная, настолько и порочная практика, но в случае с «Энни Холл» сошлось слишком многое. Роль, которую для Китон написал Вуди Аллен, так точно совпала с темпераментом актрисы, ее манерой говорить, ее жестикуляцией, ее, в конце концов (или в первую очередь?), чувством моды, что разделить их впоследствии казалось невозможным. Разумеется, по паспорту фамилия Дайан была Холл (Китон — девичья фамилия матери).

Знаменитый гардероб Энни, который Китон носила с некоторыми вариациями следующие полвека — федоры, галстуки, жилетки, бежевые брюки и так далее (Ральф Лорен плюс street fashion 1970-х), — был очевидной инверсией гардероба мужского. И сама Энни Китон до известной степени была Алви Алленом в юбке (пусть и в брюках): умная, смешная, патологически неуверенная в себе, не умеющая водить машину, боящаяся лобстеров. Но в ней было и что-то сверх того — Алви не стал бы влюбляться в себя. Его драма в этом уморительном и бесконечно грустном фильме (написанном, понятно, с точки зрения мужчины) заключается в том, что в конечном счете он перестает понимать Энни и теряет ее, поскольку с проекцией невозможно найти общий язык. Китон играет какую-то новую, невиданную прежде форму женского освобождения. Энни Холл воздушной походкой выходит за пределы мужской рационализации.

В том же 1977 году Китон сыграла и куда более мрачную версию эмансипации. В картине Ричард Брукса «В поисках мистера Гудбара» ее героиня — учительница в школе для слабослышащих, по ночам цепляющая в сомнительных барах еще более сомнительных мужчин (иногда, правда, с внешностью Ричарда Гира). Процесс порой утешительного, но чаще болезненного, мазохистского самопознания заканчивается трагически: очередной незнакомец (дебют Тома Беренджера) ее убивает. И если бы не свет, исходящий от Китон, через тьму этого фильма было бы просто не продраться. Лет на двадцать позже «Оскар» ей дали бы скорее за «Гудбара», но в тот счастливый момент победила «Энни Холл».

Китон прославилась, сыграв в «Крестном отце» Кей Адамс — многострадальную жену Майкла Корлеоне, девушку из хорошей протестантской семьи, связавшуюся с сицилийской мафией. По словам Копполы, приметившего Китон в комедии «Любовники и другие незнакомцы», она использовала в качестве модели его собственную жену Элинор. Роль Кей в трилогии про мужские страсти по большей части пассивная, но во многом ключевая, особенно для первой части: именно ей Майкл лжет в финале, завершая таким образом свой переход на темную сторону.

В остальном 1970-е прошли для Китон под знаком Вуди Аллена. Они впервые встретились в кадре в комедии «Сыграй это еще раз, Сэм» Херберта Росса — экранизации алленовской пьесы, которую Вуди и Китон уже играли на Бродвее. Подначиваемый воображаемым Хамфри Богартом, он влюбляется в нее, жену своего лучшего друга. Похожая коллизия повторится в «Манхэттене», где непередаваемо претенциозная журналистка («Борхесу со мной было очень комфортно») превращалась в элегантную тень на фоне моста Куинсборо или в полутемном планетарии (лучшие фильмы Аллена снял тот же оператор Гордон Уиллис, что делал и «Крестного отца»).

Совсем другую Китон можно увидеть в «Интерьерах», где она старшая из трех сестер, поэтесса в неудачном браке. Аллен вступил в бергмановский период, и актрисе, соответственно, пришлось быть немного Лив Ульман. Куда более легкомысленные приветы шведам есть в «Любви и смерти», где Китон с косой убедительно отвечает за женские образы классической русской литературы («Борис, у меня идея: давай убьем Наполеона!»).

В Россию Китон еще вернется через несколько лет в эпосе Уоррена Битти «Красные». Там она играет Луизу Брайант — левую журналистку, которая изменяет Джону Риду с Юджином О’Нилом (первый, не последний роман Китон с Джеком Николсоном), но потом героически едет за мужем в северные снега. Их встреча на вокзале незадолго до финала — одна из самых пронзительных сцен в карьере что Китон, что Битти.

Китон доводилось играть и других политических активисток — от алленовского «Спящего», где она присоединялась к Сопротивлению в тоталитарном будущем, до фильма Джорджа Роя Хилла «Маленькая барабанщица» по Джону ле Карре. В этом кособоком эротико-шпионском триллере о молодой актрисе-радикалке, оказавшейся между «Моссадом» и палестинцами, почти сорокалетняя Китон явно была не на своем месте, но сегодня фильм выглядит интересной капсулой эпохи (оставаясь тематически актуальным).

С начала 1990-х и до самого недавнего времени Китон снималась главным образом в комедиях (из исключений с ходу вспоминается разве что «Комната Марвина», где все болеют и умирают). Мать невесты в «Отце невесты». Прощальный фильм с Алленом — милейшее «Загадочное убийство в Манхэттене»; стоит заметить, что Китон, несмотря на все давление, до конца говорила, что относительно известных событий верит своему другу. Хиты с заслуженными женскими ансамблями от «Клуба первых жен» в 1996 году до «Книжного клуба» в 2018-м. Пенсионерские ромкомы, самый знаменитый из которых — «Любовь по правилам и без» Нэнси Майерс. Между плейбоем-инфарктником Николсоном и пылким врачом, которого играет Киану Ривз, героиня Китон умудряется выбрать первого. Редкий выход на телевидение — коварная и невероятно стильная монахиня в «Молодом папе».

Фильмы в последние десятилетия были в основном не очень хорошие, но Китон, можно не сомневаться, была хороша в каждом. Всегда демонстрировала безупречный комический тайминг, достоинство, интеллект, самоиронию — с какого-то момента в карьере актеру бывает достаточно быть самим собой. Уму непостижимо, как ее не позвали в «Убийства в одном здании». Вероятно, просто не успели.

Китон снимала сама (среди прочего очень нарядную серию во втором сезоне «Твин Пикс»). Написала несколько книг мемуаров, фотографировала, пела, профессионально занималась дизайном интерьеров, издавала модные альбомы. Встречалась с лучшими мужчинами в профессии. Взяла на воспитание, когда ей было за 50, двух приемных детей. Сыграла в клипе бабушку Джастина Бибера. Энни Холл не поймешь, но, наверное, она была бы довольна.

источник https://www.kinopoisk.ru/media/article/4011954/

Одна из главных детективных историй не только 90-х, но и всей сериальной индустрии разворачивается в небольшом городке под названием Твин Пикс. Там на берег озера волнами выносит тело убитой Лоры Палмер, завернутой в полиэтилен. За дело берется агент Купер, специально прибывший в провинциальный Твин Пикс.

По мере расследования убийства Лоры перед ним раскрывается ужасающая и мистическая суть города. Еще сериал славен тем, что между вторым и третьим сезоном прошло 26 лет — третью часть доснимали уже в 2017-м.

2. Дживс и Вустер / Jeeves and Wooster

Дуэт Стивена Фрая и Хью Лори веселит зрителей в антураже Великобритании 1920-х годов. Известный нам больше по «Доктору Хаусу» Лори здесь отыгрывает беспечного молодого аристократа Берти Вустера, всюду опекаемого мудрым и хитрым камердинером Дживсом.

Стиль, британский акцент, отличные актеры и конечно английский юмор — вот из чего состоит «Дживс и Вустер».

3. Мистер Бин / Mr. Bean

Снова юмор из Британии, но на этот раз далеко не такой утонченный. Роуэн Аткинсон в образе нелепого мистера Бина, который попадает в глупые ситуации и пытается также глупо из них выбраться — уже классика английской комедии. Сериал крутится вокруг обыденных занятий: похода в библиотеку, занятий в бассейне или парковки машины, — Бин превращает любую рутину в феерию.

4. Беверли-Хиллз 90210 / Beverly Hills, 90210

Благодаря этому сериалу вся страна узнала не только название фешенебельного района в Лос-Анджелесе, но и его почтовый индекс — 90210. Беверли-Хиллз рассказывает о взаимоотношениях друзей, которые вместе преодолевают как классические подростковые проблемы - любовь, дружба, оценки, так и серьезные вызовы, вроде наркомании, СПИДа и ранней беременности. Спустя восемь лет после окончания оригинального сериала создатели решились на перезагрузку.

5. Секретные материалы / The X-files

«Секретные материалы» соединили в себе все: мистику, детектив, немного sci-fi и шпионской драмы. История об агенте ФБР Фрэнке Малдере, который с напарницей Даной Скалли разыскивает инопланетян и прочую нечисть на просторах США, стала одной из главных мистических историй 90-х. Ну а заглавная музыкальная тема с первых нот вызывает острое ощущение, что сейчас будет нечто таинственное.

6. Друзья / Friends

Мало кто подозревал, что можно снять сериал про взаимоотношения шести друзей и на выходе получить один из самых популярных сериалов в истории. Джо, Моника, Рейчел, Чендлер, Фиби и Росс в течение десяти сезонов проживали свои жизни на экранах, и за этим наблюдали миллионы.

7. Зена — королева воинов / Xena: Warrior Princess

Сериал с классической завязкой для фэнтези — есть злобные боги, которые ни во что не ставят человека, и есть герой, который защищает от них всех нуждающихся. Главная «фишка» сериала в том, что на главных ролях не перекачанные атлеты, а две боевые барышни — Зена и ее помощница Габриэль. К слову, сам сериал — это спин-офф «Удивительных странствий Геракла».

8. Гордость и предубеждение / Pride and Prejudice

Экранизированная история из британской классики — английская провинция, семья с пятью дочерьми и внезапно появляющийся богатый жених мистер Бингли. Вместе с ним — его друг, загадочный мистер Дарси; вмести они вносят хаос в размеренную жизнь селян.

9. Сабрина — маленькая ведьма / Sabrina, the Teenage Witch

Прежде чем стать современной Сабриной в довольно темных тонах, оригинальное шоу из 90-х было по сути молодежным ситкомом. В нем магия была замешана с подростковой любовью, проблемами в школе, отношениям с двумя тетушками Хильдой и Зельдой, ну и, конечно, говорящим котом Салемом.

По сюжету главная героиня узнает, что она ведьма и в течение сериала пытается справится с магическими силами, успевая при этом быть обычным подростком.

10. Баффи — истребительница вампиров / Buffy the Vampire Slayer

Сериал рассказывает историю о старшекласснице Баффи Саммерс, которая переехала из шумного Лос-Анджелеса в захолустный Саннидейл. Вместо обычных подростковых забот Баффи начинает охоту на вампиров, демонов и прочую нечисть, так как она — Избранная. Образ Баффи — охотницы на вампиров так пришелся по вкусу публике, что после оригинального шоу вышли анимационный сериал и анимированный комикс.

11. Зачарованные / Charmed

История о жизни трех сестер-ведьм в Сан-Франциско, которые привычные дела совмещают с борьбой против вселенского зла. На протяжении восьми сезонов состав сестер Холлиуэл меняется, но Алиса Милано и Холи Мэри Комбс остаются с нами.

В 2018 году вышло переиздание »Зачарованных», уже гораздо менее тепло принятое публикой.

12. Секс в большом городе / Sex and the City

Сериал вращается вокруг четырех подруг, принадлежащих к высшему свету Нью-Йорка: Кэрри Брэдшоу, Миранды Хоббс, Шарлотты Йорк и Саманты Джонс. Четыре необычных характера — четыре подхода к сложностям жизни в мегаполисе.

13. Клан Сопрано / The Sopranos

В сериале соединяются два мира одного героя, мафиозного босса Северного Джерси Тони Сопрано. С одной стороны, он держит все нити криминального мира штата, с другой — в семье проблемы, дети не слушаются, брак разваливается. И вот, могучему мафиози уже нужна помощь психотерапевта.

источник https://myshows.me/news/115/12-serialov-90-h/