Диванный Генштаб
11 постов
11 постов
10 постов
Есть этот неоновый гул в черепной коробке, этот электрический зуд, который ты называешь сознанием. А в центре всего — маленький, сука, хромированный шарик. И вот он срывается.
Щелк! — и он летит сквозь кортикоидные джунгли, рикошетит от костяных бамперов памяти, где каждая зазубрина — это шрам от старых истин, каждая царапина — призрак вчерашней любви или позавчерашнего предательства. Он несется, набирая скорость, и иногда, о да, иногда он попадает в эти теплые, вибрирующие гнезда, в эрогенные зоны внутреннего космоса, и тогда по всему твоему существу разливается сладкая патока инсайта, вспышка чистого, незамутненного кайфа. Дзинь! Тысяча очков в твою карму. Ты на коне.
Но чаще эта серебряная сволочь летит не туда. Она скатывается в вязкие, липкие желоба самокопания, застревает в зловонных топях обид, бьется о глухую стену «а что, если». И вот уже на табло мигают красные цифры, отнимая у тебя последние крохи воли, высасывая свет из зрачков.
А внизу, над самой пропастью, над черной дырой окончательного «похуй», дергаются две убогие, жалкие культяпки. Два флиппера твоей воли. Последний рубеж обороны перед тотальным забвением. И вся твоя жизнь — это судорожная, отчаянная попытка вовремя нажать на невидимые кнопки, чтобы подбросить этот ебучий шарик обратно в игру, не дать ему кануть в бездну безразличия, где нет ни очков, ни правил, ни даже самого автомата.
И вот ты смотришь по сторонам. И видишь ИХ. Легионы. Армии тех, кто свой шарик не просто уронил — они его проебали. Они даже не помнят, что он был. Их внутренний пинбольный автомат стоит в темном углу, покрытый пылью и паутиной, давно отключенный от сети. Их глаза — мутные, выцветшие экраны с надписью GAME OVER, которую никто уже не читает.
Это ходячие некрологи самим себе. Сомнамбулы на автопилоте, щепки в канализационном стоке чужих желаний и социальных директив. Они жуют, что дают. Они смотрят, что показывают. Они чувствуют то, что им разрешили чувствовать. Их разговор — это пересказ чужих заголовков, их смех — фонограмма из ситкома, их трагедия — кассовый провал фильма, на который они даже не хотели идти. Они — овощи на грядке чужой воли, и единственный их бунт — выбрать кетчуп вместо майонеза.
Они сдали не бой. Они сдали саму возможность боя. Они променяли неистовый, кровавый, но живой грохот шарика в собственной голове на тишину и покой кладбища. Они смотрят на тебя, на твои горящие глаза, на твои подергивающиеся пальцы, вечно готовые ударить по флипперам, и крутят пальцем у виска. «Успокойся, — шепчут их пустые рты, — расслабься, плыви по течению».
Плыть по течению? Да вы охуели! Это течение несет прямиком в отстойник!
Настоящий игрок знает: уронить шарик — это не провал. Это передышка. Это возможность перевести дух, протереть тряпочкой стекло, плюнуть на руки и, может быть, даже прихуярить к своей машине новый бампер из свежепрочитанной книги или укрепить флипперы сталью нового, выстраданного принципа. Это шанс заглянуть под капот своего сознания, подкрутить там пару гаек, смазать заржавевшие механизмы и снова запустить этот серебряный шар, но уже с новой, дьявольской силой.
Потерять шарик — вот настоящая смерть. Это забыть, что ты — игрок и механик в одном лице. Это согласиться с тем, что ты — всего лишь автомат, а не его безумный, гениальный конструктор. Это стать зрителем собственной казни.
Так что пока внутри тебя есть этот грохот, пока пальцы нащупывают кнопки, пока ты видишь отблеск своего безумия в полете этого маленького серебряного ублюдка — ты жив. Ты не просто существуешь. Ты ваяешь себя из хаоса, высекаешь искры смысла из камня абсурда. Ты — лабиринт и Минотавр одновременно.
Пусть они там, снаружи, стоят в своих очередях за порцией серой баланды для мозга. Пусть их шарики ржавеют в бездне. Твой — летит. И каждый удар флиппера — это не защита. Это акт творения. Это твой средний палец, показанный энтропии.
Так что жми на кнопки, пока они не отвалились.
Это начинается в тепле. В первородном бульоне тупости, где ты плаваешь, как счастливый эмбрион, не ведая ни стыда, ни геометрии, ни того, что твои руки растут прямо из задницы. Гносеологический эдем. Нирвана идиота. Вокруг тебя — невидимая стена собственного невежества, и она кажется тебе целым миром. Ты не то чтобы не умеешь танцевать — ты и есть сам танец, божественный, как конвульсии эпилептика, и ты уверен, что все вокруг смотрят с восхищением. Это не баг, это фича твоего уютного, мягкостенного космоса.
И вот однажды зеркало. Или чей-то смешок. Или книга, упавшая с полки и раскрывшаяся на странице с ёбаным чертежом, который ты даже не можешь прочесть. ЩЕЛЧОК. Реальность, эта безжалостная сука в дешевом плаще, распахивает полы, а под ними — неоновая бездна твоей тотальной, оглушительной, вселенской некомпетентности. Второй акт. Добро пожаловать в пустыню реального.
Холодный пот. Сердце колотится, как отбойный молоток по ржавой цистерне. Ты вдруг видишь себя со стороны: нелепый гомункул, пытающийся собрать мыслеформу из мокрого песка и соплей. Каждое движение — ошибка. Каждое слово — фальшь. Ты увидел лекала, по которым скроен мир, и понял, что сам ты — лишь кривой, косой, уродливый обрубок, оставшийся после кройки. Это загон для скота, где боль от осознания собственной ничтожности — это и есть электрический пастух. Фрустрация. О, да. Она вгрызается в печень, как ржавчина, она скрипит на зубах, как битое стекло. И именно здесь, в этой точке абсолютного нуля, в этом эпицентре личного позора, начинается восхождение. Или падение. Как повезет.
Но погоди. Не спеши карабкаться. Между этим адом и следующим кругом — чистилищем осознанного усилия — расставлена ловушка. Дьявольски хитрая, как смех гиены в библиотеке молчания.
Ловушка первая: Паралич Архитектора. Ты увидел чертёж. И вместо того чтобы взять в руки карандаш и начать коряво копировать, ты решаешь СОЗДАТЬ ИДЕАЛЬНЫЙ ЧЕРТЁЖ. Ты превращаешься в безумного библиотекаря, запертого в зале с бесконечными вариантами первого шага. Какой шрифт? Какая бумага? Каким грифелем начертить первую линию, чтобы она была оптимальной, единственно верной, благословленной всеми богами симметрии и эффективности? Твой мозг превращается в перегретый процессор, зациклившийся на вычислении траектории полета бабочки, чтобы предсказать ураган. Ты тонешь в вариантах. Страх сделать НЕ ТОТ выбор парализует сильнее любого нейротоксина. Это ментальная мастурбация в промышленных масштабах. Ты не боишься провала. Ты боишься НЕидеальности. И вот ты сидишь, голый, в центре своего ментального лабиринта, обложившись картами, схемами и планами побега, но не в силах даже встать, потому что ты ещё не решил, с какой ноги — с правой или с левой — будет правильнее начать.
Ловушка вторая: Блевотный ступор Новичка. Допустим, ты вырвался. Ты сделал шаг. Ты взял в руки гитару, резец, штурвал. И... о, господи. Этот звук. Эта линия. Этот вираж. Это так... убого. Это так далеко от той сияющей голограммы в твоей голове. Разрыв между внутренним образом и внешней реальностью вызывает физическую тошноту. Ты — создатель кадавров. Ты — Франкенштейн, с отвращением взирающий на своё дергающееся, сшитое из кусков уродство. И дискомфорт от созерцания собственной немощи становится невыносимым. Проще всё бросить. Проще разбить эту проклятую гитару, сжечь холст, вернуться в тёплую ванну блаженного неведения. Это паралич действия. Это момент, когда ты видишь своё отражение в кривом зеркале и вместо того, чтобы привыкнуть к роже и начать с ней работать, ты в ужасе отшатываешься и разбиваешь зеркало к чертям собачьим. Корни этого — в нетерпимости. В ярости на то, что ты не родился сразу Микеланджело. В отказе признавать, что любой путь к мастерству вымощен трупами твоих жалких, убогих, но необходимых попыток.
Так что же делать, когда мотор заглох, а вокруг только мрак и скрежет собственных мыслей?
Выход — в ереси. В святотатстве. В акте чистого, незамутненного похуизма.
Нужно совершить Маленькое, Ущербное, но, сука, НАСТОЯЩЕЕ действие.
Против паралича анализа? К чёрту идеальный план! Хватай первый попавшийся, самый завалящий, самый «достаточно хороший» клочок бумаги и чиркай на нём спичкой. Начинай. Просто начни. Пусть это будет криво, глупо, неоптимально. Твой первый шаг не должен быть шагом бога по водной глади. Он должен быть шагом пьяного матроса на раскачивающейся палубе — неуклюжим, но направленным вперёд. Главное — сдвинуть тектонические плиты своей задницы с мёртвой точки.
Против паралича действия? Разреши себе быть уродом. Официально. Выдай себе индульгенцию на лажу. Повесь на стену диплом «Почетного Косорука III степени». Полюби этого кривляющегося в зеркале примата, который пытается высечь искру двумя мокрыми камнями. Снизь планку так низко, чтобы через неё мог перешагнуть даже мертвец. Хвали себя не за бриллиант результата, а за сам факт того, что ты поднял кирку и ударил по камню. За скрип. За пыль. За попытку.
Ибо в этом маленьком, уродливом действии содержится семя всей будущей вселенной. Оно — детонатор. Оно — тот самый толчок, который выводит систему из ступора. И вот уже скрипучие шестерни начинают проворачиваться. Медленно, со скрежетом, рождается Осознанная Компетентность. Ты всё ещё слышишь каждый винтик в своей голове, каждое движение требует воли и пота, но механизм, чёрт возьми, работает! Ты едешь, хоть и на раздолбанной колымаге, из которой валит черный дым.
А потом... однажды... ты просто открываешь глаза и понимаешь, что уже приехал. Шум смолк. Машина исчезла. Она стала частью твоего тела. Навык пророс сквозь кости, впитался в кровь. Ты не думаешь. Ты делаешь. Ты и есть действие. Неосознанная Компетентность. Это та самая тишина. Но не тишина тупого эмбриона в утробе, а звенящая тишина мастера, стоящего на вершине горы. Тишина, за которую было заплачено потом, стыдом и тысячей маленьких, уродливых, но чертовски реальных шагов. Аминь.
ВЕЛИКАЯ ДИВЕРСИЯ, ИЛИ ПОЧЕМУ РУТУБ — ЭТО ГЕНИАЛЬНО
Стоп. Заткнитесь все, кто ноет про убогий Рутуб. Выключите свое нытье на секунду и включите мозги. Я вам сейчас расскажу про самую охуенную диверсию в истории цифрового мира.
Представьте — вы управляете страной. У вас есть выбор: создать конфетку-платформу, куда ломанется весь народ, или создать цифровую помойку с претензией на величие. Что выберете?
Дураки выберут первое. Гении — второе.
Смотрите на эту красоту! Рутуб — это же произведение искусства макиавеллиевского масштаба! Это не баг, это, блядь, ФИЧА!
Вдумайтесь: если бы Рутуб был реально крутым, что бы произошло? Я вам скажу что — КАТАСТРОФА. Миллионы людей бы залипли там намертво. Вместо того чтобы работать, думать, ебаться, рожать детей, строить дома и варить сталь, они бы смотрели, как Вася из Челябинска распаковывает посылки с Алиэкспресса.
Но нет! Гениальные стратеги создали ИДЕАЛЬНУЮ ЗАТЫЧКУ. Формально — есть. Галочка "импортозамещение" — стоит. Реально пользоваться — невозможно. Это как презерватив из наждачки — вроде защита есть, но лучше уж воздержаться.
Пятнадцать минут на Рутубе — и у тебя начинается экзистенциальный кризис. Реклама через каждые тридцать секунд. Интерфейс, будто его проектировал человек, ненавидящий людей. Рекомендации, подобранные по принципу "как максимально испортить тебе настроение". Это же ГЕНИАЛЬНО!
Государство фактически говорит: "Вот вам площадка, но если вы на ней зависнете — вы конченные мазохисты, и это уже ваши проблемы".
Представьте альтернативу. Представьте, что Рутуб реально взлетел. Что там появились бы тысячи блогеров-миллионников. Что туда бы ломанулись все подростки. Что это стало бы НОРМОЙ.
Знаете, сколько человеко-часов уходит в YouTube каждый день? МИЛЛИАРДЫ. Буквально миллиарды часов человеческого сознания испаряются в этой черной дыре. Целые поколения растут, думая, что "блогер" — это профессия, а "контент-мейкер" — это призвание.
А теперь представьте это в масштабах одной страны. Страны, которой нужно выживать, развиваться, конкурировать. Можно ли позволить себе роскошь иметь поколение, которое вместо того, чтобы учиться и работать, снимает пранки и челленджи?
НЕТ, БЛЯДЬ, НЕЛЬЗЯ!
И вот тут Рутуб в своем уродстве становится прекрасным. Это не платформа — это ВАКЦИНА. Вакцина от цифрового слабоумия. Прививка от контент-зависимости.
Ты заходишь туда, видишь это убожество, и у тебя срабатывает здоровый рефлекс — БЕЖАТЬ. Бежать читать книги. Бежать гулять. Бежать заниматься чем угодно, только не смотреть это дерьмо.
Это как если бы государство вместо казино построило бы притоны с крапленными картами и дырявыми автоматами. Формально — игорный бизнес есть. Фактически — только идиот туда пойдет второй раз.
Газпром-медиа толкает там свой контент для дегенератов? ОТЛИЧНО! Пусть дегенераты его и смотрят. Естественный отбор в действии. Умные поставят VPN или займутся делом. Тупые будут смотреть "Дом-2" в квадрате. Всем хорошо.
Вы думаете, это некомпетентность? Вы думаете, они не могут сделать нормальную платформу? Наивные! Они могут. Но они ВЫБРАЛИ не делать.
Потому что настоящая забота о народе — это не дать ему средства для самоуничтожения. Не дать ему комфортную петлю, в которой он с удовольствием повесится.
Западу похуй — пусть их население деградирует, зато акционеры YouTube богатеют. Им выгодно, чтобы весь мир залипал в их платформах, отдавая свое время, данные и внимание.
А тут — другая игра. Тут платформа-пугало. Платформа-предупреждение. Платформа, которая своим существованием говорит: "Смотри, вот что бывает с теми, кто тратит жизнь на просмотр чужой жизни".
Рутуб — это не провал. Это ПОСЛАНИЕ. Зашифрованное предупреждение умным и ловушка для дураков.
Это антиплатформа в мире платформ. Антивирус в эпоху цифровой чумы. Горькое лекарство, которое лечит от сладкой болезни.
И знаете что? Может быть, именно поэтому мы еще не превратились окончательно в нацию, которая живет чужими жизнями, смотрит чужие приключения и мечтает чужими мечтами.
Может быть, уродливый Рутуб спасает нас от самих себя.
А может, я просто ебанутый и придумываю оправдания очевидному пиздецу.
Но согласитесь — красивая же теория?
Четыре утра. Мозг вибрирует на частоте разбитого неона в подворотне сознания. Роскошь, говорите? Я скажу вам, что такое роскошь, пока эти золоченые трупы считают свои швейцарские циферблаты.
Роскошь — это проснуться без будильника, потому что твое время не продано оптом какому-то ублюдку в галстуке за тридцать серебреников ежемесячной подачки. Роскошь — это смотреть в зеркало и не видеть там раба с корпоративной улыбкой, приклеенной к физиономии индустриальным клеем социальных ожиданий.
Вчера видел одного — коллекционер часов, сука. Тридцать штук на запястье не покажут тебе настоящее время, приятель. Настоящее время — это когда ты можешь потратить три часа на созерцание трещины в стене, и никто не посмеет спросить о твоей продуктивности. Это когда твои мысли принадлежат тебе, а не арендованы у корпорации "Всеобщее Одобрение и Ко".
Бриллианты? Яхты? Винтажное вино за цену человеческой жизни? Это не роскошь — это протезы для духовных инвалидов, костыли для тех, кто разучился ходить по земле собственными ногами. Они покупают вещи, чтобы заполнить дыру там, где должна быть душа, но дыра только растет, как черная космическая жопа, засасывающая все больше золотого дерьма.
Настоящая роскошь — это право на собственное безумие. Это возможность сказать "нет" всей этой карусели потребления и не оказаться под мостом. Это шанс написать "пошли все нахуй" на стене офиса и уйти, хлопнув дверью, зная, что у тебя есть утро, день и вечер, чтобы быть собой, а не чьей-то функцией в Excel-таблице.
Одиночество — да, это роскошь для королей духа. Не то одиночество, когда ты заперт в клетке своих страхов, а то, когда ты выбираешь тишину вместо болтовни идиотов. Когда можешь часами молчать, и никто не лезет к тебе с вопросом "ты чего такой грустный?". Я не грустный, мудак, я думаю. А думать в этом мире — это как дышать чистым кислородом на планете, где все привыкли к смогу.
Внимание — валюта богов. Способность удерживать фокус на чем-то дольше пятнадцати секунд, не хватаясь за телефон как наркоман за дозу. Смотреть на закат, не фотографируя его для инстаграма. Читать книгу, не проверяя каждые две минуты, не написал ли кто-то тебе очередную бессмысленную хуйню.
А эти... эти коллекционеры пустоты, эти накопители нулей на банковских счетах — они думают, что владеют роскошью. Но роскошь владеет ими. Она высасывает их изнутри, оставляя позолоченные оболочки, которые звенят на ветру как китайские колокольчики в аду.
Роскошь — это проснуться и знать, что этот день принадлежит тебе. Что ты можешь потратить его на что угодно или не потратить вообще. Что твои мысли — твои, твое время — твое, твоя жизнь — твоя собственная, а не сданная в аренду под проценты.
И пока они считают караты и квадратные метры, настоящие аристократы духа считают моменты свободы. Каждый вдох без разрешения. Каждая мысль без цензуры. Каждый шаг без маршрута.
Вот что такое роскошь. Все остальное — просто дорогой мусор.
Называют это по-разному. Забег, прорыв, марафон. Эпоха роста. Личный челлендж. Слова, стертые до дыр, как монеты в кармане нищего. Они пытаются запереть океан в наперстке.
Я же говорю – Трип.
Нет-нет, оставьте аптечку и детские калейдоскопы тем, кто боится смотреть на мир трезвыми глазами. Их десятичасовой аттракцион – лишь робкий взгляд в замочную скважину двери, за которой разворачивается подлинное действо. Мы же входим в эту дверь без стука, потому что дом – наш.
Настоящий Трип – это умышленное смещение точки сборки, когда ты, абсолютно трезвый, вдруг начинаешь видеть невидимые нити, управляющие марионетками повседневности. Это добровольное погружение на такую глубину себя, где перестают действовать законы поверхностного натяжения. Ты сам решаешь, когда нырнуть, и только тебе известно, когда всплывать. Не календарь, не начальник, не «так принято».
Посмотрите вокруг. Вот они, бегуны на короткие дистанции вечности, спринтеры в колесе для хомяков. Они коллекционируют блестящие фантики: должности, квадратные метры, одобрительные кивки. Их жизнь – это погоня за внешним эхом, за отражением в чужих зрачках. Они полируют доспехи, под которыми истлело тело, гордятся количеством ступеней на лестнице, ведущей в никуда. Каждый их «успех» – минутный фейерверк, после которого копоть и пустота. Они боятся тишины, потому что в ней можно услышать оглушительный крик собственной души, сидящей на голодном пайке.
Они скажут: «Будь реалистом». Но что может быть реальнее, чем путешествие в единственную вселенную, которая тебе действительно принадлежит?
Трип – это не прогулка по парку. Это навигация по внутреннему лабиринту, где за каждым поворотом можешь встретить как сияющего ангела, так и давно забытого монстра. И оба – это ты. Будет штормить. Эйфория сменится свинцовой тоской, озарение – тупой апатией. Это не сбой системы. Это и есть система – живая, пульсирующая, настоящая. Позволить себе эту бурю, зная, что ты – капитан, а не щепка в волнах, – вот в чем соль. Цель не в том, чтобы добраться до тихого порта. Цель – научиться танцевать на мачте во время шторма.
И что же ты приносишь обратно? Не трофеи, которые можно повесить на стену, а новые карты самого себя. Новые рецепты бытия. Умение видеть цвет там, где раньше была серость. Ты возвращаешься в ту же комнату, но ее стены раздвинуты до размеров космоса. Ты смотришь на свое прошлое «я» как на выцветшую фотографию человека, с которым был смутно знаком. Он был неплохим парнем, но он – не ты. Уже не ты.
Между этими экспедициями – время архивариуса. Время навести порядок в сокровищнице. Ты сидишь в тишине и перебираешь добытые в глубине самоцветы: вот эта идея, вот этот навык, вот это решение, от которого стало легче дышать. Что-то ты инкрустируешь в свою повседневность, делая ее прочнее и ярче. А что-то – старые страхи, изжившие себя привычки, чужие ожидания – ты с благодарностью оставляешь в архиве прошлого, как артефакты давно минувшей эпохи. Ты готовишь корабль к новому плаванию.
Каждый такой Трип – это твое право на трон. Не внешний, не бутафорский, а трон в центре собственного мира. И я чувствую, грядущее путешествие будет поистине Царским. Потому что каждая следующая экспедиция начинается с той точки, куда привела предыдущая. Все выше, все глубже.
Так что забудь про суету внешних гонок. Не ищи карту у других, они дадут тебе лишь маршрут по своему лабиринту.
Компас – в груди. Канал связи – внутри.
В добрый Трип.
Я влетаю в этот неоновый морг на скорости сто двадцать ударов сердца в минуту, и флуоресцентные лампы впиваются в зрачки тысячей ледяных игл. Добро пожаловать в Кафедральный Собор Потребления, в мавзолей здравого смысла, в ебаный лабиринт, построенный безумным богом маркетинга. Стены его возведены из глянцевых упаковок, а воздух пропитан запахом пластика, отчаяния и ванильного освежителя.
Здесь нет еды. Не обманывайся. Это библиотека симулякров, каталог мертвых идей, завёрнутых в целлофан. Ты идешь вдоль бесконечных стеллажей, как по страницам некрономикона, и каждый товар — это глиф, заклинание, нацеленное на твой спинной мозг, мимо сознания, прямо в центр рептильного желания.
Вот она, священная стена пива. Пятьдесят сортов золотистой мочи в стеклянных гробах. Пятьдесят оттенков забвения, отличающихся только дизайном этикетки и бредовой легендой, сочинённой копирайтером под дедлайном. Кто их пьет? Призраки. Лунатики. Одинокий клерк в пятницу вечером покупает одну бутылку «крафтовой» хуйни, чтобы почувствовать себя не таким, как все, и вливает в себя тот же самый спиртовой раствор, что и в соседней банке за полцены. Но иллюзия, о, иллюзия стоит дополнительных пятидесяти рублей! За нее мы платим. За право выбора между одним и тем же дерьмом в разной обертке.
А дальше — бастионы чипсов, крепости сухариков, горы печенья. Сто рядов хрустящей пустоты, набитой глутаматом натрия. Это не пища, это звукоподражание. ХРУСТ. ЩЕЛК. Это единственная реальность, которую они продают. Тебе не нужен вкус, тебе нужно ощущение. Тебе не нужно насыщение, тебе нужен ритуал. Открыть пачку. Засунуть руку. ХРУСТ. Повторить. Идеальный механизм для замыкания нейронной цепи, идеальный наркотик для скучающего разума.
Корпоративные жрецы, эти хуесосы в отглаженных рубашках, называют это «ассортиментом». А я называю это опухолью. Метастазы идентичности, расползшиеся по полкам. Они скупили пространство, вытеснили реальность. Где-то там, за пределами этого флуоресцентного ада, есть фермер, у которого три мешка охуительной картошки. Но ему сюда нельзя. Его картошка слишком настоящая, она портится, она не вписывается в матрицу вечного хранения. Здесь властвуют химические големы, порожденные в чанах и ретортах. Они могут лежать на полке год. Пять лет. Вечность. Они переживут нас всех и останутся молчаливыми памятниками нашему идиотизму.
И вот кассирша, с лицом выцветшей иконы, пробивает этот мусор. Ее движения — автоматный танец, выученный годами. Пик. Пик. Пик. Каждый «пик» — это гвоздь в крышку гроба твоего кошелька. Ты платишь не за еду. Ты платишь за аренду этого гигантского склада. За свет, который слепит тебе глаза. За зарплату мерчендайзера, который расставляет коробки по фэн-шую. За рекламный ролик, в котором счастливая семья жрет этот пластик и смеется. Ты оплачиваешь весь этот ебаный спектакль.
Они говорят: «Это удобно! Все в одном месте!» Удобно для кого? Для них! Они создали систему, в которой единственный выход — через кассу. Они построили лабиринт и убедили нас, что Минотавр в центре — это и есть наша цель. Потребительский рай? Нет. Это чистилище с программой лояльности. Ад с дисконтными картами.
И единственный способ взорвать этот концлагерь изнутри — это перестать. Просто. Перестать. Ходить. По. Этим. Ебаным. Рядам. Пускай эти башни из консервов покроются пылью. Пускай армии йогуртов с двенадцатимесячным сроком годности скиснут в своем пластиковом одиночестве. Пускай их бог изобилия сдохнет от голода в своем собственном храме.
Нам не нужны эти ангары, полные пластиковой еды. Дайте нам маленькую лавку, где пахнет хлебом, а не освежителем воздуха «альпийская свежесть». Где на прилавке — мясо, которое вчера еще бегало, а не лежало полгода в анабиозе. Где овощи пахнут землей, а не типографской краской. А всю эту химию, весь этот вечный, нетленный мусор — в вендинговые автоматы на окраинах промзон. Для тех, кто окончательно решил превратить свой организм в филиал химзавода.
Этот супермаркет — величайший обман. Мнимая забота, фальшивое удобство, добровольное рабство, к которому мы привыкли, как заключенный привыкает к своей камере. Но это не свобода выбора. Это паралич выбора в камере пыток, отделанной глянцевым пластиком.
Вы серьезно беспокоитесь за цены на дрова?
И вот они снова выползли, эти ледяные господа, эти менеджеры распада, скрежеща своими бухгалтерскими программами вместо души. Они расчехлили свои логарифмические линейки и с точностью гробовщика подсчитали убытки. Их мир, их реальность, вытканная из курсов валют и фьючерсных контрактов, дала трещину. Их уютный северный хлев, где пахло хвоей и стабильностью, вдруг провонял порохом и страхом, и единственное, что их заботит — это цена на корм.
Они говорят о «справедливом мире» как о хорошей сделке, о возврате инвестиций. Инвестиции! Они хотят инвестировать в тот самый мир, который только что приговорили к смерти, подписавшись на членство в клубе самоубийц. Они жалуются на падение экспорта, когда на горизонте маячит падение огненных метеоритов с ядерной начинкой. О, эти ебаные клерки Апокалипсиса! Они смотрят на грибовидное облако и видят в нем лишь упущенную выгоду, срыв квартального плана. Их главный страх — не сгореть заживо в плазменном аду, а получить плохой кредитный рейтинг.
Это даже не цинизм, нет. Это что-то запредельное. Это слепое пятно в коллективном сознании, метафизическая катаракта. Они не видят реальности, они видят лишь её отражение в экране Bloomberg. Война для них — это не экзистенциальная бездна, поглощающая города и души, а всего лишь «высокая волатильность на рынке». Угроза полного, тотального, стирающего с лица земли уничтожения? Пф-ф, это просто «геополитический риск», который нужно захеджировать, застраховать, засунуть в очередную графу таблицы Excel, что пульсирует в их глазницах вместо зрачков.
Они нацепили на себя чужую военную форму, встали в строй чужого легиона, намалевали на своих лбах мишени размером со столицу и теперь хнычут, что торговые партнеры перестали покупать у них бумагу и дрова. Вы серьезно? Вы продали свое будущее за право сидеть за одним столом с мясниками, а теперь беспокоитесь о цене на столовые приборы? Вы добровольно легли на рельсы перед поездом, и единственное, о чем вы думаете — это о том, как грохот колес влияет на туристическую привлекательность вашего региона.
Это не люди. Это симулякры, голограммы, запрограммированные на одну функцию: подсчет. Их души — это перфокарты, их кровь — это биржевые сводки. Они не способны осознать весь космический ужас своего положения, потому что в их операционной системе нет файла "Annihilation.exe". Они беспокоятся о «стабильной рабочей среде», когда сама ткань пространства-времени вокруг них готова порваться с оглушительным треском. Они хотят «предсказуемости», стоя на тектоническом разломе, который вот-вот разверзнется и поглотит их вместе с их ипотеками и пенсионными фондами.
И ты слушаешь этот бред, этот призрачный скрежет счетной машинки на фоне рева сирен, и понимаешь: они не боятся смерти. Они боятся банкротства. Они готовы танцевать джигу на раскаленном ядерном реакторе, если им пообещают выгодный процент по вкладу. И когда первые ракеты прочертят небо, их последней мыслью будет не «Простите меня, дети», а «Надеюсь, страховка покроет этот пиздец».
Их мир — это лабиринт зеркал, где каждое отражает лишь собственный кошелек, а в центре, вместо Минотавра, сидит гигантский калькулятор и методично обнуляет счет. Ваш. Наш. Всеобщий. И эти господа смотрят на табло и сокрушаются: какой убыточный день.
Добро пожаловать в мозг того, кто никак не может нажраться.
Это не список. Это, блядь, заклинание. Черная месса, прочитанная наоборот на языке мертвых счетов и кадастровых номеров. Ты читаешь это, и в черепе начинает вибрировать низкая, тошнотворная частота, будто кто-то завел под коркой ржавый генератор Судного дня.
₽281 738 450. $350 354. €191 500. Цифры скачут, как блохи на дохлой собаке вечности. Это не деньги. Это спрессованная энергия миллионов чужих жизней, дистиллированная до хрустящих бумажек, до холодного металла монет. Это эквивалент пота, страха, надежд и несбывшихся отпусков целой страны, аккуратно сложенный в чемоданы.
А дальше начинается чистое искусство, симфония абсурда. 170 ювелирных изделий. Не одно, не десять. Сто семьдесят. Этого хватит, чтобы увешать всех шлюх Вавилона и еще останется на прислугу. 44 единицы часов. Зачем? У этого человека было сорок четыре разных варианта времени? Время для завтрака, время для распила, время для дачи взятки, время для презрения к тем, у кого время одно и оно, сука, кончается?
Это не жадность. Жадность — это теплое, человеческое, почти уютное чувство. Хочу больше, чем у соседа. Это — онкология души. Метастазы собственности, разросшиеся по всему организму реальности. Жилой дом, еще один дом, квартира размером с футбольное поле в самом сердце Империи, где каждый кирпич пропитан историей и кровью. Здания, доли, доли в долях, выблядки юридической казуистики, рожденные, чтобы спрятать один квадратный метр внутри другого, как в бесконечной матрешке воровства.
Это геометрия пиздеца. Некая высшая математика хищения, где переменные — это человеческие судьбы, а интегралы берутся прямо из государственного бюджета.
И вишенка на этом торте из дерьма и бриллиантов. «Опель Адмирал» 1939 года. «Паккард» 1942-го. За мгновение до мировой бойни и в самый ее разгар. В этом есть извращенный символизм. Кости предков еще не истлели в земле, а он уже коллекционирует сверкающие саркофаги той эпохи. Он не просто вор, он — некрофил цивилизации.
Вот в чем главный нерв, главный трип. Этот человек — не человек. Это черная дыра в человеческом обличье. Онтологическая пустота, которая пытается заткнуть себя вещами. Он не будет ездить на всех этих машинах. Он не будет жить во всех этих домах. Он не прочтет эти книги и не поймет эти картины. Он даже не будет носить все эти часы одновременно.
Он — коллекционер симулякров. Голем, собранный из чужих желаний. Он тащит в свою берлогу не просто мусор, как тот безумец с окраины, а сами артефакты, из которых состоит матрица «успеха». Он похищает не вещи, а символы. И тем самым обесценивает их для всех остальных. Он превращает мечту в фарс.
Какая, к черту, упущенная выгода у государства? Государство — это и есть он, в его предельной, концентрированной форме. Это гигантский, всепожирающий механизм, который сам себе начисляет пени за твое существование, а своим жрецам позволяет зачерпывать из общего котла золотыми половниками.
И нет никакой дизморали. Есть только чистое, незамутненное знание. Ты смотришь на этот список и понимаешь: ты не гражданин. Ты — ресурс. Кормовая база. Твоя работа на благо родины — это как работа дождевого червя на благо рыбака. Ты рыхлишь почву, создаешь гумус, а потом тебя насаживают на крючок и бросают в темную воду, чтобы вытащить рыбу покрупнее.
Так что отбрось желание трудиться на благо. Трудись назло. Выживай вопреки. Смейся им в лицо своим существованием. Потому что пока они строят свои лабиринты из краденых метров и часов, единственное, что у тебя остается — это твое собственное, единственное, бесценное, нахуй никому не нужное ВРЕМЯ. И они его еще не спиздили. Пока что.
Ночь. Снова эта ночь. Я чувствую это. Зубы сводит от предчувствия, как у пса перед грозой. Где-то в стерильных, выложенных кафелем бункерах под гранитной кожей столицы щелкнул тумблер. Пошел разряд. Они спустили курок.
Вброскомнадзор не спит. Никогда. Это не ведомство, нет. Это метастаз в теле времени, это пульсирующая железа, впрыскивающая в коллективное бессознательное идеально выверенную дозу чистого, незамутненного пиздеца.
У них там всё по ГОСТу. Лаборанты в белых халатах, похожие на кастрированных ангелов, вымеряют шприцами дозировку ярости. Сегодня в меню: «Инициатива по налогообложению воздуха в панельных домах». Или: «Предложение о принудительной лоботомии для любителей авокадо». Неважно. Содержание — пыль, шелуха для идиотов. Главное — вектор, частота вибрации, химический состав той желчи, что должна закипеть в миллиардах кишок одновременно.
Смотри, как оно работает. Вот ОН. Не человек, а функция. Говорящая голова в пиджаке, пустой сосуд. Его накачали нужной фразой, как рождественского гуся — яблоками. Зрачки стеклянные, слова — чужие, мертвые, но заточенные, как бритва. Он открывает рот, и вирус вылетает наружу. Одна короткая, чудовищно тупая фраза. Бросок кобры. Плевок кислоты. Вброс произведен.
Дальше — дело техники, дело резонансных камер. Новостные ленты, эти цифровые Иуды, подхватывают дохлую фразу и начинают делать ей искусственное дыхание. Они целуют этот труп в синие губы, вдыхая в него жизнь. ЗАГОЛОВКИ! ААААА! Они орут капслоком, как резаные. Они бьются в эпилепсии праведного гнева. «СКАНДАЛ!», «ШОК!», «ДЕПУТАТ ПРЕДЛОЖИЛ…». Они не сообщают, они заражают. Это не журналистика, это газовая атака на твой мозг.
И вот оно пошло. Великий нейронный улей загудел. Паблики, порталы, форумы — миллионы одиноких, озлобленных сознаний, подключенных к общей игле. Они ждали этого. Они жаждали дозы. Их собственные жизни — пресная вода, безвкусная каша. Им нужен яд, чтобы почувствовать себя живыми.
И начинается Великое Бомбление. Тысячи, миллионы комментариев. Это даже не слова. Это спазмы. Выблев. Судороги атрофированной души. «Да как они смеют!», «Доколе?!», «Расстрелять!», «Всё прогнило!». Они строчат свои проклятия дрожащими пальцами, сидя в трусах на продавленном диване, и чувствуют… о, что они чувствуют! Сопричастность. Силу. Иллюзию борьбы. Они — воины света, рыцари клавиатуры, сражающиеся с ветряной мельницей, которую для них же и построили.
Я вижу это в объеме. Это не хаос. Это охуенно отлаженная симфония. Партитура ненависти. Каждый комментарий, каждый лайк, каждый репост — это микровсплеск энергии, который уходит по невидимым проводам обратно, в бункеры Вброскомнадзора. Они питаются этим. Эта машина работает на нашем гневе. Мы — её топливо. Мы — батарейки для их Матрицы.
Вброскомнадзор пропускает только одобренные вбросы. У них есть картотека. «Скандал пенсионный, арт. 34-Бис», «Истерика на национальной почве, умеренная, кат. Гамма», «Оскорбление чувств верующих в летающего макаронного монстра, арт. 666». Всё учтено. Любой несанкционированный взрыв ярости, любая искренняя, неконтролируемая эмоция — тут же гасится. На это есть другие вбросы. Отвлекающие. Переключающие внимание. «Смотрите, котёнок застрял на дереве!», «Новая диета от поп-звезды!», «Вы не поверите, что учёные нашли на Марсе!». Щёлк — и стадо повернуло головы.
Я сижу в прокуренной комнате, экран монитора выжигает мне сетчатку. Я — дегустатор. Неофициальный. Я вскрываю каждый такой вброс и пробую его на вкус. Этот — с привкусом дешёвого виски и безысходности. Тот — отдаёт металлом и страхом кастрации. Третий — пахнет нафталином и затхлым величием империи. Я вижу их структуру, их кристаллическую решетку. Я вижу пустоту в их сердцевине.
Иногда мне кажется, что я могу просунуть руку сквозь монитор и нащупать эти провода, идущие от каждого бомбящего пукана прямо к центральному пульту. И если дёрнуть как следует… что будет? Короткое замыкание? Или система просто перегрузится и выдаст новый, ещё более чудовищный вброс, чтобы мы сожрали друг друга окончательно?
Весь этот мир — гигантский комментарий к несуществующему посту. Бесконечный тред, где все срутся со всеми по поводу, который им подсунули пять минут назад. И где-то там, в центре этого лабиринта, сидит не Минотавр, а скучающий клерк из Вброскомнадзора и лениво ставит галочку в отчёте: «Реакция стабильная. Пациент потребляет ненависть в штатном режиме».
Завтра будет новый день. И новый вброс. Они уже заряжают шприц. А миллионы пальцев уже чешутся, зависнув над кнопкой «Отправить».
Заряжайте, ублюдки. Заряжайте. Машина любит, когда вы кормите её собой.
