Что такое 'пикабу'
Игра, позволяющая развлечь ребенка, постоянно скрывая свое лицо или тело и снова появляясь в поле зрения с восклицанием «Пикабу!»
Игра, позволяющая развлечь ребенка, постоянно скрывая свое лицо или тело и снова появляясь в поле зрения с восклицанием «Пикабу!»
На следующий день, я пошел по банкам делать себе счет, потому что ужасно хотел поскорее начать работать. В городе оставался только один банк, в котором я еще не был, в него я и направился. У молодого консультанта, который мне попался были какие-то странные манеры, мне он показался гомосексуалистом. Он долго и вежливо мне объяснял, что он имеет право открыть мне счет, только после того, как у меня будет справка из агентства о том, что я что-то заработал, а тогда у меня был только документ, свидетельствующий о том, что я зарегистрирован в двух агентствах. Я ему упорно твердил о том, что на работу меня не отправят до тех пор, пока у меня нет счета в банке. В итоге случилось чудо, и он мне открыл счет, но только сберегательный и карточкой от этого счета я даже не мог расплачиваться в магазинах и пополнять телефонный счет в банкомате, как все это делали. Все, что я мог делать – это снимать триста фунтов в день со счета в банкоматах.
Получив реквизиты своего банковского счета, я тут же пошел в агентства, чтобы сказать им, что я теперь готов к работе. В том агентстве, куда водила меня Александра, мне назначили день прохождения инструктажа. Я явился в назначенный день и еле нашел место в зале, битком набитом людьми с разных уголков земного шара, кого только там не было, черные, славяне всех мастей, португальцы, латиноамериканцы, индийцы. Работница агентства включила проектор и показывала какие-то схемы на экране. Говорила она очень тихо, то и дело отвечала на разные вопросы из зала. За час её болтовни я понял только то, что если начались проблемы с пищеварением, то на работу выходить запрещено и три дня следует сидеть дома с тех пор, как проблемы с желудком кончились. В заключении своей лекции она сказала, что теперь нам надо ждать инструктажа непосредственно на фабрике. Я был разочарован тем, что опять нужно чего-то ждать.
Почти каждый день Люба приглашала меня к себе в гости и угощала алкоголем, иногда я заходил к ней вместе с Ричардом, с которым меня отправляли гулять. Ричард сказал мне как-то раз, что ему не нравится играть с Никитой, потому что он часто ведет себя очень глупо. Я сказал, что он прав, но Никита не виноват в том, что он такой, просто его дурно воспитывают и он может помочь ему стать более или менее приличным ребенком. Это, конечно, был нечестно с моей стороны – принуждать парня к общению, которое ему не нравилось, но отказать Любе, которая обладала важной для меня информацией я боялся. Каждый день она обещала мне спросить мужа о съемном жилье, и каждый раз ничего не узнавала. Что меня начинало сильно раздражать. Зато мне приходилось иногда петь для неё народные песни, предварительно напившись до нужной кондиции, часто она требовала потанцевать с ней под ужасную эстрадную музыку.
Однако все эти песни и танцы были не так болезненны для меня, как смотреть на её отношения с сыном. Это был тот самый кошмар, который мне приснился в Стокгольме про моего сына, только теперь я видел его во всех чудовищных подробностях. Ричард тоже был частью этого кошмара со своей тоской по общению с отцом. Как-то раз он мне признался в том, что я ему чем-то напоминаю его отца. Как-то раз я играл с ним в бадминтон на поляне около дома. Мимо нас прошли Александра под руку с Кеном, и он сказал мне, что из меня получится очень хороший отец. На это я только мрачно покачал головой и сказал, что у меня есть сын, и я очень плохой отец, потому что не могу даже познакомиться с ним. И этот комплимент, и мой искренний на него ответ, который просто неожиданно, помимо моей воли слетел с моего языка, очень расстроили меня. Ричард сказал, что больше не хочет играть, и начал расспрашивать меня о моем сыне, и я не мог ему не рассказать свою грустную историю.
То и дело в моей голове мелькала мысль о том, что я обязан заявить в органы опеки о том, что Люба ужасно обращается со своим сыном, чтобы его у неё забрали и отдали в другую семью. Я гнал эту мысль прочь, говорил себе, что это не мое дело, что мне незачем вмешиваться, что мне никто не поверит, а доказать то, что я постоянно наблюдал практически невозможно. А эта ужасная мамаша как-то с гордостью сказала, что её муж бьёт своего пасынка. Я спросил зачем, а она ответила, что так он учит его драться, чтобы он с детства мог за себя постоять и не был такой размазней, как Ричард. Один раз она мне пожаловалась на то, что в школе ей сказали, что её сын ведет себя не совсем адекватно, что он дерется с другими детьми, провоцирует их на агрессивные проявления. Она утверждала, что агрессивное поведение её сына – это нормально, а вот жалобы педагогов – это чепуха. Однако, как я заметил, самое болезненное для Никиты было не то, когда его мать его била. В истерику он начинал впадать, когда она обещала отвезти обратно в Латвию и сдать в детский дом. Она довольно часто его этим пугала, когда он не слушался. Пока он рыдал, она в мелких подробностях описывала ему, как ему трудно будет жить в детском доме и мне казалось, что она получает от этого садистское наслаждение.
Я был вынужден безучастно все это наблюдать и меня не покидала мысль о том, что с моим сыном вполне могут обращаться точно так же, и я ничем не в состоянии ему помочь. Единственное, что я могу сделать – это все бросить, приехать к нему и так же наблюдать за его мучениями. Как-то я спросил Любу, зачем она привезла сына в Англию, ведь её муж от этого был явно не в восторге, а её бывший сожитель очень любил своего сына, рано или поздно он выйдет из мест лишения свободы. И тут она сказала, что любит своего сына, что нормально его воспитывает, что у него отличные условия проживания. Я немного слышал о её матери от её отца, и подумал, что возможно для неё такое воспитание действительно являются нормой. Её отца, брата моей бабушки, женили сёстры на её матери буквально насильно. Зачем-то привезли его в Ригу из Новороссийска и женили, чтобы был под присмотром. Прожили вместе они совсем недолго, развелись. С дочками, как я понял, он общался не очень охотно, да и Люба про своего отца толком сказать не могла.
Пил я в то тревожное время достаточно много, но практически не пьянел, так, как у меня было состояние постоянного ожидания удара от всех окружающих. Единственной отдушиной было общение в интернете. Об ужасных подробностях своей жизни я не хотел писать своей маме, но не писать об этом я не мог, потому писал одной женщине. Я не видел её фотографии, не знал её имени и фамилии, знал только то, что она, как и Александра из Абакана, но уже очень давно живет в Украине и работает программистом. Ни минуты я не мог остаться один, вечно меня кто-то о чем-то спрашивал, о чем-то просил, что-то приказывал. Возможно, что от нервного перенапряжения, у меня иногда начинались приступы неконтролируемого смеха без причины. Конечно, я их подавлял, но делать это было очень трудно.
Проблему с уединением в шумной квартире Александры я все-таки решил. Как-то раз она попросила меня убрать свой спальный мешок с матрасом в кладовку под лестницей. Я обнаружил, что там очень много свободного места и залез туда сам, улегся на свой матрас, положил ноутбук на живот и принялся смотреть кино. Так я там под лестницей и поселился, протянул туда удлинитель, освещал это небольшое помещение своим навороченным дорогим фонарем, который купил еще в Норвегии. Александре и её семье понравилось, что я больше не сидел ни на кухне, ни в гостиной. Конечно, печатать на компьютере было не очень удобно, но там я был один. Не смотря, на то, что я платил ей за питание и помогал в приготовлении пищи, я норовил поесть какой-нибудь сухомятки, а не ту бурду, что она готовила.
Виктор дал мне адрес сайта, на котором были опубликованы все адреса рекрутинговых агентств в Норидже. Утром я спланировал по карте свой маршрут, намереваясь зарегистрироваться во всех агентствах, где получится это сделать. Для начала я добрался до центра и тут мне позвонили из агентства, в которое меня водила Люба. Меня спросили, через сколько я смогу добраться до них. Я ответил, что минут за десять, ибо был я совсем рядом. Звонил мне Драгомир, и говорил на английском, чтобы проверить, мои познания в этом языке. Он сразу же усадил меня в машину и повез на фабрику вегетарианских продуктов в город Фекенхам. Путь был долгим, двадцать миль, по узкой забитой автомобилями дороге, бессмысленно извивавшейся в полях, надо было ехать примерно час.
За этот час он подробно расспросил меня о моем опыте работы, сказал, что в Восточной Англии хорошо, потому что в ней живут в основном гастарбайтеры из Восточной Европы и совсем мало черных, только ямайцы. Я не выразил радости по этому поводу, потому что уже тогда я осознал то, что с жителями Восточной Европы мне как раз работать не нравится. Так же Драгомир сказал, что у меня очень колоритная фотография на паспорте. Я там был с ирокезом и длинной бородой, заплетенной в косичку. Он спросил, какую музыку я слушаю, и я первым делом назвал польские панковские группы, которые я знал. Оказалось, что не так давно он тоже носил ирокез и бороду, а панк слушал и в тот момент, просто должность заставила носить костюм и галстук.
В Фекенхаме на ресепшене фабрики красовалась огромная табличка, гласящая о том, что вакансий нет. Вакансий не было, а я с Драгомиром пошел вокруг здания, чтобы начать работу на этой фабрике. Сначала он познакомил меня с тремя коллегами, с которыми я впредь должен был ездить на работу. Он пошутил, сказав, что они из Узбекистана, Азербайджана и Армении. Потом они пошли в раздевалку, а я в кабинет к супервайзеру, который провел инструктаж в ускоренном порядке. Я ответил на несколько простых вопросов, главным из которых был о том, умею ли я читать латинскими буквами, и считать. Он сказал, что мне надо будет читать рецепты. Дело было в том, что агентство обещало фабрике пятерых работников к тому дню, но из пятерых явились только трое. У одного был слишком большой размер ноги и на фабрике не нашлось для него безопасной обуви, без которой работать нельзя, а другой получил работу по контракту на другой фабрике и не предупредил об этом агентство.
Супервайзер Мартин, худощавый низкорослый англичанин, с большими грустными глазами выдал мне безопасные ботинки и проводил в раздевалку. Трое моих новых коллег заговорили со мной на русском. Двое были из Латвии, а третий, на машине которого мне предстояло ездить на работу из Литвы. Мне эти трое как-то сразу не понравились. Шкафчики были положены только тем, кто работал по контракту. Тем, кто работал, как мы, через агентство, надо было вешать куртки на крючки на стене, и натягивать белые комбинезоны поверх своей одежды. На голову мы должны были одеть сеточки розового цвета. Там были так же сетки красного цвета для супервайзеров, белые для инспекторов, синие для тех, кто работал по контракту, желтые для учеников, и зеленые для тех, кто мог оказать первую медицинскую помощь. Мне, пришлось еще одеть сетчатый намордник, потому что у меня были усы. Потом мы пошли к начальнику цеха сдавать телефоны, ношение которых на производстве было строго запрещено. Мне пришлось еще снять все свои кольца и сдать вместе с телефоном.
При входе в цех надо было помыть руки и одеть одноразовые перчатки. Одного из нас отправили на участок, где взвешивались мука, сахар, и прочие компоненты для замешивания теста. А остальных повели к линии, в зону повышенной санитарной безопасности, что значило зайти в еще одну раздевалку, в которой надо было поменять ботинки на резиновые сапоги, одеть белые халаты поверх комбинезонов, всполоснуть руки и одеть новые перчатки. Наш водитель, Томас, сказал, что, чтобы сходить в туалет или на обед, нужно сначала переодеться обратно в ботинки и снять халат, потом зайти в первую раздевалку, снять комбинезон, сетку с головы, одеть уличную обувь и только после этого можно идти в туалет, а потом все эти переодевания проделать еще раз, и три раза помыть руки. Я поблагодарил его за информацию и спросил, что мы будем делать на линии, на что он только пожал плечами.
Около конвейерной линии нас встретили три супервайзера ближневосточной внешности. Самый низкорослый из них представился Мухаммедом с сказал, что он главный на линии, меня он отправил с Айдином учиться работать на миксере, чтобы готовить тесто для английских пирогов. Томас остался на линии, а последний мой коллега пошел готовить начинку из яблок или ревеня для этих крамблсов. На первый взгляд работа показалась мне совсем не хитрой. Около миксера в ряд стояли контейнеры на колесах с мукой, сахаром и прочими компонентами, на поддоне лежали кубы сливочного масла, которое надо было нарезать струной, измерить его температуру, взвесить нужное количество и кинуть в миксер вместе с содержимым контейнера, который туда выгружался с помощью электрического подъемника. Месить тесто надо было по секундомеру, не больше и не меньше, точно столько, сколько было указано в рецепте. Хотя, как мне объяснил Айдин, если температура масла была выше, чем в рецепте, то месить надо было меньше по времени, и наоборот, если масло было слишком холодным, то месить надо было подольше.
Контейнеры с готовым тестом я должен был везти или сразу на линию или ставить в холодное помещение. Полученное тесто должно было получаться сыпучим, но слипаться, если его сжать в ладони. Я спросил своего нового начальника, что делать если я все-таки получится не то, что нужно, слишком липкое. Он строго посмотрел на меня, но повел показывать, куда отвезти контейнер с испорченным тестом, и потом надо было еще сказать весовщику чтобы он по этому рецепту отвесил мне еще муки, сахара и прочих компонентов. Так же он показал, где морозильник, в котором хранилось масло, сказал, что его нужно заблаговременно размораживать, примерно часа за два до начала замешивания. Так же я должен был следить за тем, чтобы оно не слишком нагрелось и ставить поддон охлаждаться в специальное помещение. Периодически я должен был еще споласкивать миксер из шланга. Через час я остался один, без присмотра, и на этом мое обучение закончилось.
Конечно, не всегда я месил тесто для пирогов. После того, как заказы на них выполнялись, надо было идти выполнять другие работы на другие участки, по большей части это была работа на линиях, приходилось часами выполнять одно и то же движение в определенном ритме, становясь придатком машины. К примеру, два последних часа в первый рабочий день я и еще десяток работников от агентства резали батоны хлеба ножами. Из разговора двух своих коллег, с которыми мне предстояло добираться на работу в одной машине я узнал, что агентство направило нас на эту фабрику работать постоянно, операторами, то есть, вызывать нас будут регулярно по четыре дня в неделю на семь часов, и зарплата была около восьми фунтов в час. И если мы хорошо себя проявим, то через пару месяцев фабрика с нами заключит контракты.
Рабочий день закончился в десять вечера, я переоделся вместе со своими попутчиками, и мы загрузились в машину Томаса. Он сказал, что проезд стоит пять фунтов туда и обратно. Я сразу заплатил ему два с половиной фунта за проезд. На обратном пути Томас рассказал о том, что ранее он жил и работал то на Кипре, то в Швеции, клал плитку, работа была неофициальной, и непостоянной, что ему надоело, и он приехал в Англию к двоюродному брату, хотя у него были и другие варианты. Он мог так же поехать к одной двоюродной сестре в Испанию или к другой в Америку. Потом он, как и многие литовцы, встречавшиеся мне, начал хвастаться.
Он рассказал, что на Кипре было много украинок, молдаванок, россиянок, которые работали там по визе и хотели выйти замуж за европейца, чтобы получить постоянный вид на жительство в Европе. Он обещал им брак, но только не фиктивный, предлагал им для начала просто пожить вместе гражданским браком, на что они соглашались. И тут он начал рассказывать, как он заставлял их не только готовить ему есть, но и покупать продукты на их деньги, и они на это шли, только бы он взял их замуж. Потом их терпение и виза кончались, и он их выгонял и находил других. Все, кроме меня ржали над глупостью доверчивых женщин и хитроумием Томаса, а я делал вид, что не слушаю его. Потом он сказал, что одна из этих женщин все же обокрала его на прощание, унесла его золотой браслет, одеколон, телефон и немного наличности с кошельком.
Меня высадили в центре города и сказали, что заберут меня ровно в час дня на этом же месте. До дома от центра мне было совсем не далеко идти. Я был рад по уши, ведь я уже заработал около пятидесяти фунтов и совсем не устал. Конечно, неприятно было добираться домой, слушая истории хитроумного плиточника из Клайпеды, но это было терпимо по сравнению с разговорами, которые иногда приходилось вести с Александрой или Любой. Мне очень понравился и график работы, когда я приходил домой Александре уже пора было ложиться спать, и Люба тоже работала в первой половине дня. Я ненадолго заскочил к Любе, рассказал о своей удаче, и она сказала, что мне действительно крупно повезло так сразу устроиться оператором на постоянной основе. Обычно сначала агентства посылают новичков только стоять на линиях, и то непостоянно, то есть по вечерам нужно было ждать сообщения на телефон, в котором были приглашения на работу. Иногда эти приглашения не приходили, иногда приходили приглашения на другие фабрики из других агентств. Часто случалось так, что каждый день недели работник проводил на разных фабриках.
Александра как-то опечалилась тем, что мне так сразу повезло, что я уже вряд ли пойду работать на её фабрику. Особо разговаривать я с ней не стал, сказал, что сильно устал после рабочего дня и очень хочу спать, заперся в своей кладовке под лестницей, включил компьютер и еще несколько часов переписывался с мамой и друзьями. Утром я вышел прогуляться по парку перед работой, после завтрака, зашел в магазин, вернулся домой, спокойно посидел с компьютером за столом в гостиной, и потом только пошел в центр, на то место, где меня должны были подобрать на работу.
По дороге на работу Томас сказал мне, что в центре ему меня забирать неудобно, сказал, чтобы на следующий день я подошел к литовскому магазину, у которого он меня высадит вечером, чтобы я узнал, где он находится. Мне очень хотелось добираться на работу в тишине, но попутчики мои не могли без болтовни. На этот раз о себе рассказал Алан, который помимо латышского и русского языка еще хорошо знал польский. Вероятно, он был латвийским поляком. Он сказал, что живет в Англии уже пять лет, пожил и в Лондоне, и в Ливерпуле. В Латвии он сначала работал в полиции, потом охранником в супермаркете, потом в фирме, которая занималась монтажом сцен для концертов, а перед отъездом у него даже была своя строительная бригада.
Его рассказы о работе на различных английских фабриках меня заинтересовали. Он рассказал, как это агентство сначала отправляло его работать на мясокомбинат в другом городе, там хоть и платили больше, чем на этой фабрике вегетарианских продуктов, но там было холодно, и младшие супервайзеры были не курды и турки, а поляки и литовцы, и относились к своим подчиненным не так уж демократично. Один раз он пронес свой телефон в цех, супервайзер это заметил и тут же позвонил в агентство, попросил его на фабрику больше не присылать и вместо него привезти нового в течении часа, а ему велели немедленно покинуть фабрику. Время было уже позднее, на улице было прохладно, шел дождь, а одет он был очень легко. Пришлось ему идти домой пешком, потому что у него то ли денег на обратную дорогу при себе не было, то ли транспорт уже не ходил. На дороге его подобрала какая-то сердобольная африканка и довезла до Нориджа, хотя ей было и не по пути.
Потом Томас начал спрашивать Алана о том, как ему открыть счет в банке и только тогда до меня дошло, что на работу можно было устроиться и без банковского счета. Следовательно, Александра, её семейство, её подруга и Люба ни черта не знали об английских порядках, а может кто-то из них и знал, но не сказал мне. А в раздевалке я так же узнал, что можно устроиться на работу и без номера национальной страховки и получить его в течении трех месяцев. То есть, я зря ждал две недели, и мог в первый же день приезда зарегистрироваться в нескольких агентствах и через пару дней уже где-то работать, если бы меня с самого начала не начали дезинформировать. Я как бы между прочим сказал, что мне удалось открыть счет в банке, до устройства на работу и все были очень удивлены.
Первая рабочая неделя прошла без особых происшествий, я быстро вошел во все тонкости своей основной работы и более или менее привык к работе на конвейерных линиях. А у Александры случилась беда тем временем. Кен вдруг начал её избегать, а от другого коллеги она узнала, что он всем рассказал о том, что она его постоянно использует в своих корыстных целях, вечно просит, чтобы он всюду возил её на своей машине, собирается переселиться в его квартиру, постоянно намекает ему на то, что он должен ей что-то подарить. В общем, вся фабрика узнала о том, что она заводит отношения с мужчинами, чтобы поиметь материальную пользу, практически проституцией занимается. Многие начали посмеиваться ей вслед, это был позор и это было унижение для неё.
Все это она рассказала мне, и потребовала, чтобы я ей посочувствовал и дал как можно больше самых мелких монет, если у меня есть. Я послушно отдал ей горсть мелочи, не зная, что она с ними собирается делать. Оказалось, что она подстерегла бедного англичанина в столовой, когда там было много народу, проорала заранее заученный текст обвинений, швырнула ему в лицо несколько горстей мелочи. Помимо заученного текста на английском, она еще обматерила его на русском. После чего по фабрике поползли слухи об этом скандале. А Александра сразу после этого еще и пожаловалась на Кена в агентстве, сказала, что он ей воспользовался, обманул, а потом бросил и еще и распустил про неё гадкие сплети. Клонила она к тому, что ей теперь противно работать с ним на одной фабрике.
В финале этой истории она торжествующе рассказала мне о том, как Кен пытался попросить у неё прощения, хотя и не понимал, в чем он виноват, зачем она устроила этот скандал, почему нельзя было расстаться по-человечески, как воспитанные люди, что у него был стресс после этого. Она сказала, что на её фабрике он больше не работает. В то же время ей было очень горько оттого, что она требовала от него так мало – всего лишь возить её на машине туда, куда она захочет, жить в его доме и немного подарков. Она даже не собиралась забирать у него всю зарплату, она готова была готовить ему еду. А он, мало того, что хотел тихонько от неё ускользнуть, так еще и рассказал всем о её скромных требованиях. После этого я понял, что от неё будет не так-то и просто отделаться, и начал серьезно опасаться, что теперь она начнет склонять к сожительству меня, а на счет квартиры Люба так ничего и не узнала.
На выходных я пошел к Любе, опять с ней пил, и настырно просил её помочь мне сбежать от её пожилой подруги, которая все еще не теряет надежды к кому-то пристроиться и жить за чужой счет. Но вместо информации о съемном жилье она выдала мне бланки заявления на получение пособия по малой зарплате, которое выплачивали тем, у кого доход не превышал тысячи фунтов в месяц. Я сказал, что не знаю, сколько я буду получать в ближайшем будущем, возможно, что после получения контракта буду работать больше часов и тогда зарплата будет выше тысячи фунтов в месяц, потому это пособие придется возвращать. Я хотел отказаться от этого пособия, но Люба сказала, что я могу его просто откладывать на черный день, и, если оно мне действительно не понадобиться просто вернуть его в конце финансового года. Я нехотя согласился, запечатал заявление в оплаченный конверт с гербами и кинул в почтовый ящик.
Вскоре на работу с нами стал ездить еще один коллега, которого звали Каспар. Ростом он был выше двух метров, родом он был из Даугавпилса, у него было высшее образование, но английский он знал очень плохо. До приезда в Англию у него была своя фирма, которая занималась установкой громоотводов. Успех его бизнеса был основан на том, что его друг работал в пожарной инспекции. Только заканчивалось какое-то строительство, как являлся пожарный инспектор, говорил о необходимости громоотвода и давал координаты фирмы, которая может его установить по либеральным ценам. До кризиса этот бизнес процветал, но потом, когда стройки остановились, дела пошли хуже, а когда друга сократили из пожарной инспекции, стало совсем плохо. И тогда он закрыл фирму и поехал в Англию. Пару месяцев он поработал с индюками, на той фабрике, где работала Александра, и ему там очень не понравилось, потому что супервайзеры там постоянно покрикивали на рабочих, как на скотину, штрафовали за малейшую оплошность, и перерывы были такие короткие, что не возможно было ни покурить, ни поесть.
Это был единственный нормальный человек из моих попутчиков, с которым мне было не противно находиться. Ему я проболтался о своем затруднительном положении, и он тоже обещал мне поспрашивать знакомых о съемном жилье. Другие попутчики, узнав о том, что я живу со старухой, начали постоянно отпускать сальные шутки по этому поводу. Да и вообще юмор был у них еще тот. Демисс, пятый наш товарищ, по утрам в раздевалке часто занимался тем, что рвал комбинезоны и халаты, после чего аккуратно складывал их и клал обратно на полку. Как-то раз он спрятал мои ботинки в подвесной потолок. Мне пришлось ехать домой в рабочих, и только на следующий день он показал, где лежит моя обувь. Но больше всего он издевался над англичанином Крисом, который работал недалеко от меня, мыл бадьи для начинки. Этот Демисс сразу сказал Крису, что на русском его имя означает, что он крыса и с тех пор начал называть его крысой. Часто он обзывал его геем, выключал свет в помещении, где тот работал, кидался в него моим слипшимся тестом.
Впрочем, этот Демисс как-то раз начал предлагать мне и Томасу срубить денег без каких-либо усилий. Он предложил нам открыть счета в нескольких банках, дать ему их реквизиты и потом каждый день снимать с этих счетов деньги в банкомате и отдавать ему, оставляя себе небольшой процент с этих денег. Я отказался сразу, а Томас начал его расспрашивать, кому и зачем это надо, сколько денег надо будет снимать и сколько можно оставить себе и какое грозит наказание, если об этом узнает полиция. Тот ответил, что в основном это деньги хакеров или других криминалов, что с каждого счета можно иметь по двадцатке в день, что полиция за это только закроет эти банковские счета, что он таким образом очень долго не работал и неплохо жил и сейчас он устроился на эту работу только для того, чтобы ему со временем разрешили снова открыть счета в банках после предъявления справки об официальной зарплате. Томас сказал, что подумает и потом даст ему знать о своем решении.
Как-то раз за обедом Демисс заговорил со мной о том, что курды вообще-то нормальные ребята в отличии от уроженцев Восточной Европы. И он рассказал мне, что пару лет жил и работал в небольшом городке, где жили только курды. Ему даже нравилась их народная музыка и танцы, их кухня. Так же он сказал, что возможно заключить фиктивный брак с курдской женщиной и получить за это две тысячи фунтов. Я уточнил эту информацию у Любы, и она это подтвердила, только было две неприятные детали в этом деле – надо было лететь к ним, хотя и за их счет, и надо быть православным, католиком или мусульманином, а я креститься не хотел. Вскоре Демисс лег в больницу, на операцию, у него было смещение позвоночных дисков. Он сказал, что в Латвии эта операция стоит бешеных денег, а в Англии ему её сделают бесплатно. После операции он так и не вернулся к работе. Вероятно, снова занялся отмыванием денег, не иначе как.
Неожиданно произошла очень неприятная вещь. Велосипед мой был пристегнут к перилам на террасе. В доме Александры подъездов не было, была открытая лестница, а от неё до входов в квартиры вели террасы. Велосипед мой был пристегнут как раз напротив окна из кухни, на расстоянии полутора метров от него. Форточка была всегда открыта и постоянно по вечерам на кухне кто-то сидел. К тому же к Виктору приехала из Нарвы его сестра, немного погостить. Одним вечером я зашел в квартиру с каким-то странным чувством, что что-то не так. Когда я еще ужинал, с работы вернулись Андрей с Виктором и сообщили мне, что мой велосипед угнали и предъявили мне разбитую каленую цепь, с сильно искореженным, но не сломанным замком, сказали, что цепь нашли внизу, на газоне.
Мне это все показалось подозрительным, перекусить кусачками каленую цепь воры не смогли, и разбили её, а это нельзя было сделать тихо, а такой шум под окнами кто-то должен был услышать. И зачем Андрею было искать сломанную цепь в траве по темноте? Внешне я был спокоен, не подавал виду, что я расстроился, только помянул о том, сколько стоил велосипед. И тут у Александры и Андрея буквально глаза на лоб полезли. Сначала они говорили, что я вру, что такого быть не может, что он купил свой велосипед за сто фунтов. Я принялся долго и убедительно объяснять, что такое рама из авиационного алюминия, сколько стоят только тормоза с гидравлическми приводом и так далее. В заключение я предложил ему просто зайти в магазин велосипедов и посмотреть, сколько стоит подобный агрегат. Александра вдруг спросила меня, почему я сразу ей не сказал, что мой велосипед такой дорогой. Она выглядела очень расстроенной, и мне не верилось в то, что она так переживает из-за меня. На следующий день я рассказал об этом на работе и все в один голос говорили мне, что велосипед у меня украли Андрей и Виктором, или же Александра навела каких-то других воров. В то же время я понимал, что доказать я ничего не смогу, и в полицию обращаться бесполезно.
Я понял, что какие-то тучи начали сгущаться над моей головой, когда мои друзья по социальной сети начали писать мне о том, что в мой аккаунт кто-то заходит в том время, когда я на работе. По своей беспечности, я ничего не предпринял, в связи с этим, да и не знал, что тут можно предпринять, ибо понятия не имел о том, кто бы это мог быть. Потом дочка Александры с каким-то злорадством сообщила мне о том, что её мама в последнее время стала совсем какой-то раздражительной и вообще ведет себя странно. Но и этот сигнал я как-то оставил без особого внимания, сказал, что это все вероятно из-за скандала с Кеном.
Глава тридцать седьмая. Чужой в аду.
Утром я решил уехать немедленно, даже с растянутой цепью, которую можно было купить по пути. Когда я собирал вещи, руки у меня сильно дрожали, непонятно почему болели ноги. Я чувствовал себя тяжко раненым после всего пережитого за тот месяц, и понимал, что в Англии мне придется биться за место под солнцем, что там мне тоже будут трепать нервы и лучше не показывать своей слабости, потому что люди вроде Александры просто звереют, если видят, что кто-то не в силах им сопротивляться. Да и не хотелось мне жить в Англии, в этой перенаселенной стране, где практически нет дикой природы, где везде заборы, ограждающие главную святыню – частную собственность. Там нельзя путешествовать на велосипеде и бесплатно ночевать в лесу, за такое там могут и наказать. Перспектива работать год в замкнутом пространстве, чтобы на месяц выйти в отпуск и покататься на континенте меня не очень грела.
Я сокрушался по поводу того, что я так и не научился рисовать портреты на улице и играть на каком-то музыкальном инструменте, чтобы зарабатывать деньги на пропитание, странствуя на велосипеде по Европе. Кочевая жизнь была моей мечтой, от которой мне вечно приходилось отказываться. Перед отъездом я зашел в магазин и купил себе новые брюки и теплую майку с длинными рукавами, стоило это слишком дорого, но я отвык смотреть на ценники и считать деньги, пока жил в Норвегии. Цепь я купил в первом попавшемся на моем пути городке и тут же поставил её на велосипед. В Конгсингере я купил побольше норвежских продуктов, которые успел очень сильно полюбить, да и надо было потратить оставшиеся норвежские кроны. Шведские кроны я купил заранее в банке, когда закрывал свой счет. Я часто останавливался и ел бруснику, которой в том году было очень много. Вечером я пересек границу с Швецией и оказался в Шарлоттенберге – городе супермаркетов, в котором принимали так же и норвежские деньги, потому что туда на выходных ездили затариваться по дешевке норвежцы.
Проехал я в тот день немного больше сотни километров, ночевал недалеко от совсем маленькой реки в лесу. Почти всю ночь я не спал, терзаемый невеселыми мыслями, было прохладно. Под утро пошел дождь и к палатке прилипли первые желтые опавшие листья. Долго мне пришлось ехать под дождем, и сушить палатку то под мостом, то на ветвях деревьев у дороги, пока ненадолго выглядывало солнце из-за туч. Я выехал к городу Омоль и поехал по сорок пятому европейскому шоссе, которое шло вдоль берега огромного озера Венерн. С одной стороны я любовался красотами природы, скалистыми горами, реками и озерами, с другой стороны я прощался со всем этим, понимая, что неизвестно когда я в следующий раз вот так покатаюсь на велосипеде, посплю в палатке.
Впрочем, одной ночью я в том путешествии палатку не ставил, а переночевал под мостом через очень грязную реку. А на следующий день я встретил шведского велотуриста, который побывал и в Америке, и в Африке, не говоря уже про Азию и Европу. Какое-то время мы ехали с ним вместе, за обедом он угостил меня своим картофельным пюре с котлетами. Он рассказал мне, что в одном из своих путешествий он искал в Украине следы шведских солдат воевавших на стороне нацистов во время Второй Мировой войны, и его поиски увенчались успехом, он нашел нескольких стариков, которые ему рассказали о шведах и даже вспомнили несколько шведских слов. Потом он принялся рассказывать, как опасно было путешествовать по Африке, но зато какие там красивые и добрые женщины. И ему, как и многим велотуристам не понравилось в США, особенно на Юго-Востоке страны. Прощаясь, он дал мне свой адрес и телефон, просил позвонить, если еще раз судьба занесет меня в Стокгольм.
Благодаря одному указателю я узнал, что шоссе Е-45 идет до самой Сицилии. Мне было очень жаль, что на острове Сицилия для меня нет работы, и английский там знают, вероятно, не очень хорошо. Мне с этого шоссе надо было съезжать в центре полуострова Ютландия. Поздним вечером, когда лил дождь, а на шоссе шел ремонт, я подъехал как можно ближе к Гётеборгу, в котором я уже бывал однажды. Я заночевал на вершине скалы, там нашлась небольшая площадка, чтобы поставить палатку. И справа и слева от этой скалы были дороги, от которых меня слегка заслоняли кустики. Однако, когда я проснулся утром и вылез из палатки, то мне стало ясно, что кустики меня совсем не заслоняют, и дорожные рабочие мне даже приветливо помахивали руками. Пока я доехал до центра Гётеборга меня изрядно облило холодным дождем. Мне не хотелось мочить ноутбук, чтобы посмотреть в карту, и поэтому я очень долго плутал пока нашел морской вокзал, там у меня не хватило шведских крон для того, чтобы купить билет, пришлось ехать искать обменный пункт, чтобы купить сто крон, которых мне не хватало.
В Дании, когда я сошел с парома, который шел через пролив совсем не долго, была хорошая солнечная погода. День пути был потерян на блуждание по Гётеборгу, но я все-таки немного отъехал от Фредериксхавна в сторону Ольборга и хотел, было, заночевать в небольшом лесу, но какая-то старуха с собакой зорко следила за мной, никуда не уходя. Я психанул в итоге и пошел ночевать в кемпинг за восемьдесят датских крон. За пару дней я проехал без каких-либо приключений города Виборг, Хернинг в котором видел огромный памятник Ленину, лежащий на огромных козлах. Потом узнал, что это был антикоммунистический музей. Традиционных датских мазанок с соломенными крышами и мансардами попадалось немного. Вдоль дороги тянулись сплошные возделанные поля, в некоторых местах убирали картофель. Впрочем, на моем пути встретились и настоящие грибные леса, где я вволю наелся брусники.
В Эсбьорг или Эшбьёрг я прибыл утром, очень спешил, чтобы успеть на паром, но на морском вокзале меня ждал неприятный сюрприз, оказалось, что паром на этом маршруте только один, то есть он отходил из Ешбьёрга через день и в тот день он был в Харуиче, касса была закрыта, и мне пришлось остаток дня шляться по городу. Впрочем, пока я осматривал город мне удалось набрать целый пакет банок и бутылок, которые я сдал и купил в немецком супермаркете Алди несколько бутылок дешевого пива. Так же я там купил несколько готовых блюд. С утра и до вечера я ничего не ел, просто забыл об этом. Кемпинг там был шикарный даже с бассейном, хотя микроволновой печи для готовых блюд там не оказалось. Пришлось разогревать их в кипятке, и они были отвратительны на вкус, но я съел все, что купил. От дешевой еды мне стало дурно, но я все равно выпил пиво и пошел под душ, после чего мне стало совсем плохо, в результате чего я совсем не выспался ночью. Вообще датская еда мне как-то не очень понравилась, даже дорогая. Я скучал по норвежской и шведской еде.
Не особенно торопясь, утром поехал я к кассе на морском вокзале, и там меня ждал совсем неприятный сюрприз – судно было очень слабо загружено, и мне пришлось купить билет на целую каюту с четырьмя койками. В итоге билет мне обошелся в триста пятьдесят фунтов. Конечно, я мог найти трех попутчиков, чтобы разделить с ними плату за каюту, но где я их мог найти в незнакомом городе? Я грубо прикинул, сколько я потратил на паром в Гётеборге, сколько ушло на еду за десять дней пути, за кемпинги в Дании и понял, что долететь на самолете было бы гораздо дешевле, особенно, если бы я заказал билет заранее. Паром отходил только вечером, у меня было много времени, чтобы пофотографировать город. Особенно меня впечатлили огромные белые истуканы на пляже, которые сидели в своих белых креслах и смотрели в морскую даль. Я опять заехал в этот дешевый супермаркет и купил там литровый пакет дешевого вина, которое пил, сидя на пляже, греясь на солнце.
На паром я вошел изрядно пьяненький, и с еще одним пакетом противного дешевого вина, который взял с собой в каюту, как и другие ценные вещи. Я долго там мылся в душе, потом гулял по палубе, чувствуя себя совсем несчастным, среди веселящихся людей. Я не мог понять, чему они радуются, ведь утром они окажутся в Англии. Где только фабрики, фермы, пабы, супермаркеты и немного парков и к тому же левостороннее движение. На мягкой койке я почему-то очень долго не мог заснуть, пришлось втащить из сумки свой спальный мешок с матрасом и лечь на полу.
Проснулся я поздно, пришлось перевести часы на час вперед, в Англии было другое время. Я поел все датские продукты и не насытился, потому первым делом, как сошел на берег поехал в супермаркет, где накупил хамона, мёда, мюсли, орехов, сухофруктов и все это я торопливо ел буквально на ходу. Времени было мало, а дорога предстояла сильно запутанная и долгая. Иногда лил дождь, впрочем, не очень долго. Ноутбук пришлось доставать постоянно, чтобы сориентироваться на местности. Из-за того, что движение было левосторонним, пару раз я повернул не в ту сторону и намотал лишние километры. Очень трудно было проехать город Ипсуич, но я все-таки справился с этим. Только к полуночи я въехал в Норидж и еще час искал там вокзал, на котором меня должен был встретить сын Александры Андрей. Только когда я выехал на вокзальную площадь я позвонил и сказал, что на месте и он может меня встретить и проводить до её дома. Хотя мне было бы проще найти сразу её дом. По дороге я пару раз порывался заночевать в кустах на обочине, но Александра требовала, чтобы я приехал именно вечером.
Прямо на пороге она раскритиковала мой наряд, сказала, что мужчинам нельзя носить трико, даже если они ездят на велосипеде. Она предложила мне поесть супа из куриных ног и фасоли. Чтобы её не особенно раздражать, я согласился есть её ужасный суп. Я переоделся в другую свою одежду, но и её она раскритиковала. Категорически сказала, что для начала я должен купить ту одежду, которую одобрит она, иначе она ничего мне про работу и все остальное не расскажет и вообще выпрет из дому. К тому же я должен был ей заплатить за неделю вперед за жилье и питание семьдесят фунтов. Спать я должен был на коротком диване в гостиной, на другом диване там спал её внук Ричард. Относительно работы она сказала, что надо будет сначала сделать номер национальной страховки, потом открыть счет в банке и только потом можно будет идти регистрироваться в агентство, которое со временем направит меня работать на фабрику.
Её дочери с внуком и новым зятем не было, но они должны были со дня на день вернуться из Латвии. На следующий день она, как и обещала, потащила меня в магазин, чтобы купить мне там за мои деньги ту одежду, которая ей нравится. Этот большой магазин одежды назывался «Праймарк», там одевались английские маргиналы и гастарбайтеры. Пару часов препирательств со старой советской женщиной из глубинки, восемьдесят фунтов и я был одет, как гастарбайтер. Осталось только снять свои серебряные кольца и сбрить усы, и я бы уже совсем не выделялся из толпы. Потом она зачем-то долго ходила по магазину женского нижнего белья, а я ждал её снаружи. На обратном пути, она захотела, чтобы я пригласил её в паб. Я безропотно повел её в тамошний ирландский паб, но там было слишком шумно, она в последний момент засмущалась и решила, выпить со мной пива дома. В супермаркете я взял пару связок ирландского пива, и мы пошли домой.
Ирландское пиво ей совсем не понравилось, она сказала, что я очень глупо поступил, потратив на это пойло столько денег, лучше бы купил сладкого вина по три фунта за бутылку. Я зачем-то начал ей объяснять, что то, что она пьет – это не совсем вино, что нормальное вино просто не может столько стоить. Её возмутил тот факт, что я заговорил без её разрешения, и сказал не то, что она хотела слышать. После этого разговаривать мне совсем расхотелось, и я принялся молча пить пиво. Но тут она сказала, чтобы я слишком много пива не пил, ведь Андрей ушел на работу, и она хотела бы, чтобы я её ублажал часок-другой, как раньше. В тот момент мне стало очень плохо, но я старался этого не показывать. Я упомянул о том, что мы с ней договорились о том, что ничего интимного между нами не будет, что у неё в конце концов отношения с каким-то англичанином и скоро дойдет до свадьбы. На это она мне сказала, чтобы я не выкаблучивался, что немного секса для здоровья это очень хорошо.
Я понял, что отвертеться у меня никак не получиться, и начал жадно поглощать пиво, заявив, что это мне просто необходимо для повышения потенции. Сначала она отправила меня в ванную, но не включила горячую воду, так что пришлось мне мыться еле теплой водой. Во время соития она, как раньше, говорила всякие пошлости, но тогда она начала еще и приказывать то одно, то другое, и постоянно напоминала, что закончить я должен только по её команде. Но ни по её команде, ни по собственному желанию закончить я не мог, никак. Пришлось притвориться, что это якобы произошло и прекратить акт изнасилования наконец, который длился пару часов.
Я оделся и попросил у неё код от вай-фая, а она сказала, что не знает, что это такое, но хочет, чтобы я показал ей фотографии Норвегии и это можно сделать, войдя в свою социальную сеть с её компьютера. И я вошел и показал, а потом забыл выйти из своего аккаунта, когда пошел спать. Денег у меня осталось совсем мало, на обратную дорогу уже могло и не хватить, да и ехать в Латвию ни с чем было просто недопустимо, как и ехать туда вообще, даже в отпуск. Ситуация у меня тогда была очень отчаянная и раскиснуть я себе не позволил, хотя и было совсем тошно.
На следующий день сначала мы зашли к её польской подруге, которая хорошо знала английский и местные порядки, и та сказала, куда надо идти, чтобы записаться на интервью для получения номера национальной страховки. Там надо было заполнить какие-то бланки, и указать свой домашний адрес в Англии и потом ждать звонка на домашний телефон по этому адресу и письменного приглашения, которое должно прийти по почте. С этим приглашением мне надо было потом явиться на интервью, после которого опять ждать пока примут решение о присвоении мне этого номера. Отвела она меня и в банк, чтобы я открыл там счет. В банке на нас как-то странно смотрели и сказали, что счет я могу открыть только предоставив справку с работы. Она английский знала очень плохо, и не поняла, почему я не могу открыть счет и повела меня в другой банк, где мне тоже было отказано в открытии счета.
Я очень сильно занервничал из-за того, что попал в некий порочный круг – на работу я не мог устроиться потому, что у меня не было банковского счета, а банковский счет мне не открывали, потому что я не работал. Но она сказала, что мне все-равно надо ждать, пока мне присвоят номер национальной страховки, потому торопиться некуда. В тот вечер приехали её дочь с зятем и внуком. Мне как-то совсем не хотелось в тот момент ни с кем знакомиться и общаться, но пришлось поговорить с её дочкой о её рисунках, сказать, что талант у неё определенно есть. С зятем я поговорил о том, как живется в Эстонии, он был из Нарвы и похвастался тем, что совершенно не говорит по-эстонски. А с её внуком Ричардом пришлось даже пойти погулять. Впрочем, я был рад уйти из дому, и погулять по старому городу вечером. Пацан оказался вполне любознательным и с удовольствием слушал и комментировал все, что бы я ему ни рассказывал. Оказалось, что он постоянно скучал по своему отцу, не мог подружиться со своим отчимом, а маме часто было не до него.
Александра сразу сказала мне, что пока я не работаю, мне надо будет заниматься с Ричардом, так же помогать ей по хозяйству – убирать в квартире, готовить есть, носить ей сумки, когда она будет ходить в супермаркет. Ходить с ней по магазинам было самой неприятной повинностью, потому что с ней надо было постоянно о чем-то разговаривать, а она часто не понимала, что я говорю, и начинала меня упрекать в высокомерии. Раньше она как-то прятала свое невежество, а тогда она начала возводить его в ранг своей главной добродетели. О чем я только ни говорил, рано или поздно это приводило её к приступу раздражения, то из-за слова, значения которого она не понимала, то из-за того, что становилось очевидным то, что она не знает элементарных вещей. К примеру, она не понимала, чем деревья отличаются от травы, после раздумий она решила, что высотой. Или она не понимала, что означает слово достоинство, ей казалось, что это мужские гениталии.
Код от вай-фая мне все-таки дал Виктор, её зять, он даже предложил мне бесплатно сделать вебсайт, на котором я мог бы публиковать свои произведения, когда узнал, что я печатаю рассказы. Я вежливо отказался, долго объяснял ему, что чтобы на вебсайт начали заходить, нужна очень серьезная реклама, что выгоднее публиковать свои произведения в группах социальных сетей. Я спросил его на счет работы и он сказал мне, что на том фармацевтическом складе, где работает он, его жена и Андрей, требуется человек на двадцать часов в неделю, по четыре часа в день, зарплата пятьсот фунтов в месяц. Мне такая зарплата показалась слишком маленькой, и я отказался, хотя работа была не через агентство, а по контракту. Так же он обещал мне показать другие агентства, но потом. Человеком он был не злобным, простоватым, изредка грубым, когда его жена начинала его пилить. Ему было трудно поддерживать беседу с Ричардом, который привык получать познавательные сведения от своего отца.
Семья Александры проживала в социальной квартире в многоэтажном доме, квартира была двухэтажной – на первом этаже кухня и гостиная, а на втором санузел и три спальни. Зачем было делать в многоэтажке двухярусные квартиры я так и не понял, ведь лестница занимала очень много места. Насколько я понял, отношения с дочерью у неё были не очень тёплые, после истории с её бывшим мужем, но она её пригласила в Англию с ребенком, чтобы быстрее получить государственное жилье, чтобы это жилье было большой квартирой, а не какой-то студией. Поразило меня то, что за воду ничего не надо было платить, а за газ и электричество нужно было расплачиваться картой предоплаты, которая вставлялась в счетчик и пополнялась в магазинах. Она похвасталась мне, что, когда год сидела на пособии по безработице, то вообще ничего за квартиру не платила, и получала шестьдесят пять фунтов в неделю, мне такого пособия показалось маловато.
Наконец, где-то через неделю, мне пришло приглашение на интервью. Я пришел в государственную контору в назначенное время, меня направили к столу, за которым сидела не очень опрятная тетка, которая взяла у меня паспорт, долго его разглядывала, а потом положила его в ящик своего стола. Она первым делом спросила, нужен ли мне переводчик и с какого языка. Я ответил, что могу говорить на английском, что, как сказала подруга Александры, дает мне больше шансов получить этот номер страховки. Потом она спросила, были ли у меня судимости, и предупредила, что информацию эту она может проверить. Потом спросила почему я прожил с женой только один год и развелся. Я ответил, что до свадьбы моя бывшая жена скрывала от меня свое психическое заболевание, а в процессе совместного проживания это выплыло наружу, что и стало причиной развода. Напоследок она у меня спросила будет ли мой сын жить со мной в Англии. Я ответил, что очень хотел бы этого, но бывшая жена никогда не допустит, чтобы я его вывез из Латвии. На этом интервью закончилось, но я не собирался уходить без паспорта, а служащая, как ни в чем ни бывало, сказала, что я смогу забрать его через несколько дней, но пошла сделала его копию и вернула мне его, когда увидела, что я запаниковал. Еще через несколько дней я получил конверт с обычным печатном листом, на котором был мой номер национальной страховки.
И только тогда Александра повела меня в агентство, через которое работала на фабрике, которая занималась разделкой индюков и индюшек. И там от меня потребовали рекомендательного письма с последнего места работы и положительные характеристики от трех друзей. Пришлось мне связываться с Олегом по Скайпу и попросить его рассказать Сигбьёрну о том, что мне нужно рекомендательное письмо. Олег сказал, что передаст шефу мои пожелание, но сильно сомневается в том, что тот мне что-то пошлет. И тогда я связался с мамой и попросил у неё, чтобы она написала мне рекомендательное письмо и дала его подписать своему директору. Письмо было сделано в тот же день, подписано, и отправлено мне по почте.
Чтобы написать положительную характеристику для меня Александра пригласила своего коллегу и жениха Кена. Не знаю, как они общались наедине, но пока я был рядом, мне почти все приходилось переводить, чтобы они поняли друг друга. Он часто залезал в гугловский переводчик, пока писал это письмо, чтобы узнать, как пишется то или иное слово. Его невеста, увидев это, начала говорить мне на русском, что он совсем безграмотный и не удивительно, что он работает за пять фунтов с копейками в час через агентство на фабрике, называла его идиотом и говорила, что английские школы очень плохие. Я не совсем понял, почему она не могла попросить написать письмо вместо себя своего сына или зятя, а потребовала это делать своего суженого. Оказалось, что Кен тоже жил в Дублине и в том же районе, что и я. Меня он не узнал без панковской одежды, и прически, а я вспомнил, что пару раз видел его в супермаркете. Он восклицал, что мир чертовски тесен, что наша встреча – это нечто невероятное. Я в этом ничего удивительного не видел, мне в тот момент было совсем не до этого.
Ситуация складывалась совсем не выгодным для меня образом. Я не очень хотел работать на одной и той же фабрике с Александрой, и совсем не хотел жить у неё в гостиной, где жил Ричард, куда заходили посидеть все, кто хотел и когда хотел. А где снять жилье и сколько это стоит она мне не говорила. Как-то раз, когда я гулял с Ричардом, я зашел в одно легальное агентство, которое занималось продажей и сдачей жилья в аренду. Сдавались там только дома с тремя и более спальнями не меньше чем за тысячу фунтов в месяц, причем за услуги агентства надо было заплатить около сотни и еще внести залог за два месяца вперед. В интернете я никакой полезной информации об этом найти не мог. И чувствовал, что выберусь из этой западни не скоро. Деньги кончались, а банковского счета у меня не было и из агентства никаких звонков.
Мне казалось, что я пропал до тех пор, пока не произошло еще одно просто фантастическое совпадение. Как-то вечером, когда я сидел в кухне за своим компьютером и переписывался с одной подругой по интернету, и описывал ей все свои злоключения, Александра вдруг зашла туда и скомандовала мне уйти в гостиную, потому что должна явиться её подруга портниха, чтобы снять с неё мерки и взять на перешивку какую-то её куртку. Я взял компьютер и вышел, и вернулся, когда она меня позвала обратно. Зачем-то она решила мне сказать, что эта её подруга Люба ходит все время подвыпившая, так же что муж у неё курд, который женился на ней, только для того, чтобы зацепиться в Англии. Без какой-либо задней мысли, я спросил, как фамилия у этой Любы. Александра назвала её фамилию, а я спокойно, сообщил ей, что это моя родственница, что у неё еще есть сестра двойняшка, которая тоже замужем за курдом, только еще и ислам приняла и родила дочку.
Александра долго повторяла, что этого не может быть, а потом позвонила Любе, попросила её вернуться, обещав ей сюрприз. В Латвии я видел Любу только раз на дне рождения у её тёти, сестры моей бабушки. А вот с её сестрой я виделся много раз, мы даже вместе гуляли, и я хотел познакомить её в Покемоном. Про Любу я услышал много нелестных отзывов от её сестры, знал о том, что она жила с каким-то уголовником и наркоманом, который в итоге сел надолго в тюрьму. У них был маленький сын, которого она оставила бабушке этого наркомана, поехала в Англию к сестре, где вышла замуж за курда и только потом приехала забрать сына. Общаться с этой родственницей мне не очень-то и хотелось, потому я не очень-то удивился и обрадовался этому совпадению поначалу. Но когда она зашла, мне ничего другого не оставалось, кроме изъявления бурной радости. Александра по такому случаю вытащила из своих запасов бутылку бренди, и мы эту бутылку выпили, поражаясь тому, как тесен мир.
Люба сказала, что, когда у неё будет выходной, она ко мне зайдет и окажет помощь в поиске работы. Этот день быстро настал, и первым делом она повела меня в клиентский центр телефонной компании, где собиралась купить мне телефон с английской сим-картой, объяснив, что англичане не станут звонить на иностранный номер. От нового телефона я отказался, как и от постоянного подключения, сам купил себе анонимную карту предоплаты.
Потом она сказала мне очень важную вещь, оказалось, что можно было зарегистрироваться одновременно хоть во всех агентствах сразу. Александра сказала мне, что это недопустимо, вероятно она осознанно дезинформировала меня, чтобы я работал именно на её фабрике. И вот я зарегистрировался в еще двух агентствах, в других в еще двух меня регистрировать не стали, в одном сказали, что уровень знания английского у меня слишком низок, а в другом сказали, что я им не нужен потому, что у меня нет автомобиля. Причем в тех агентствах, где я зарегистрировался никаких рекомендательных писем с последнего места работы, у меня не просили, как и характеристик от друзей.
Люба сказала, что на индюшачей фабрике платят минимальную зарплату – пять фунтов в час с какой-то мелочью и условия работы там не очень хорошие, и потому что там надо работать фактически в холодильнике, рабочий день длиться десять часов и только три перерыва по двадцать минут, за которые можно успеть или только поесть или только покурить. Публика там была не самая интеллигентная, часто происходят скандалы и даже драки. И супервайзеры там не самые добрые могут не засчитать час, если, к примеру лишний раз в туалет сходишь. После её рассказов о любимой фабрике Александры, я как-то расхотел там работать. И решил узнать у Виктора адреса других агентств и тоже там зарегистрироваться.
И наконец Люба завела меня в банк, чтобы сделать мне счет, там на нас начали как-то недобро смотреть после того, как Люба вместо меня обратилась к консультанту и сказала, что мне нужен банковский счет. В итоге мне дали какие-то бланки, которые я должен был заполнить и отправить по почте в этот же банк. Вслед за банком мы пошли в поликлинику, где я зарегистрировался у какого-то врача терапевта. После всего этого я в качестве благодарности купил родственнице несколько банок её любимого крепленого сидра, а себе пару банок пива. Все это мы распивали у неё дома. Её муж практически круглосуточно работал у земляков в точке общепита. Она предложила на закуску несвежие блюда, которые её муж принес с работы.
Её сын ластился к ней, а она его грубо отпихивала и ругалась на него нецензурными словами. Чем больше она его отталкивала и орала на него, тем настойчивее и грубее он к ней приставал, тем сильнее она его пинала ногами. Вскоре он привык ко мне и начал лезть уже ко мне, настойчиво требовал, чтобы я с ним поиграл. В отличии от Ричарда, этот Никита был груб и часто не понимал, что творит, было видно, что у него мало опыта общения. Русский язык он как бы уже начал забывать, английский еще не освоил. В общем рос весьма трудный подросток. Насколько я понял, он часто и надолго оставался заперт дома один, что было запрещено в Англии. В квартире было очень сильно накурено, а окна закрыты наглухо, мне тяжело было дышать, но Люба сказала, что нечего открывать окна, а то станет холодно.
Потом она рассказала, как приехала к сестре, как муж сестры нашел ей жениха из своих земляков. Она рассказала, что за свадьбу она получила полторы тысячи фунтов, но вскоре их пришлось потратить на оплату жилья, потому что у мужа кончились деньги. Своим браком она была не вполне довольна, так как подозревала, что в Иране он совершил какое-то серьезное преступление, и в Англии живет под чужим паспортом. Оказалось, что и её паспорт и паспорт её мужа уже год находится у адвоката, который занимается видом на жительство для её мужа. В Англии почему-то считалось нормальным оставить где-то свой паспорт и всюду ходить с его копией. Потому чиновница и удивилась тому, что я занервничал, когда он захотела оставить мой паспорт себе на какое-то время. То есть, его пребывание в Англии было еще под вопросом.
Английский язык она знала не очень хорошо, как и её муж, непонятно, как они общались. Она сказала, что он совсем не молится, и часто пьет алкоголь. Рассказала, что они часто ссорятся из-за того, что она ходит по городу с сигаретой в зубах и банкой сидра наперевес на виду у его земляков, а как-то раз она даже врезала ему при его родственниках, который пришли к ним в гости. И тут же она начала хвастаться золотыми украшениями, которые он ей подарил на свадьбу, рассказала, что брак у них церковный и свадьба была пышной в лучших курдских традициях. Похвасталась она и тем, что в отличии от сестры она не принимала ислам, потому что узнала, что возможно заключение браков между мусульманами суннитами, православными или католиками. Далее она сказала о том, что спят они с мужем в разных комнатах, потому что у мусульман так принято. И заявила, что курдские мужчины совсем никудышные любовники, и она из-за этого страдает.
Пить с ней под русскоязычную эстрадную музыку было тяжело, да еще её сын постоянно требовал, чтобы я с ним поиграл, а ей не нравилось, когда я слушаю её невнимательно. Но мне нужно было еще многое у неё узнать. Выпивка кончилась, и я побежал в магазин за добавкой. Мне очень хотелось получить информацию о том, где можно снять студию или комнату в квартире. Она обещала поговорить на счет квартиры с мужем, сказала, что один его земляк сдает пару квартир в центре и недорого берет. Я откровенно сказал, что её подруга обошлась со мной не самым лучшим образом, и уже успела меня конкретно достать, что мне надо куда-нибудь срочно от неё уйти, как только я найду работу. Она поначалу попыталась сказать, что Александра очень приятная и интеллигентная женщина. Я спросил в чем заключается её воспитанность и интеллигентность и Люба ничего мне ответить не смогла. Я рассказал, что она вопреки нашему уговору угрозами заставила меня с ней заниматься сексом, а Люба была удивлена тому, почему я этого не делал по собственному желанию.
В Лондоне проигнорировали распоряжение главы МВД Британии Суэллы Браверман не приносить с собой флаги и символику Палестины на сегодняшнюю демонстрацию в поддержку палестинцев.
Соответствующее видео журналист Владимир Корнилов разместил в своем телеграм-канале.
«Лондон сейчас выглядит так. Впечатляющее зрелище. Как видите, на призывы главы МВД Британии Браверман арестовывать за палестинские флаги наплевали все — и демонстранты, и полиция», — комментирует журналист картину дня.
Отмечается, что ранее в прямом эфире Sky News директор организации «Палестинская солидарность» Бен Джамал открыто призвал всех, кто намерен сегодня прийти на демонстрацию в поддержку палестинцев в Лондоне, ослушаться приказа Браверман и захватить с собой на мероприятие флаги и символику Палестины.
«Он же призвал полицию не выполнять незаконного распоряжения, поскольку палестинская символика является легитимной и никем официально не запрещена. Я даже не помню, когда на британском телевидении так открыто призывали к неповиновению властям», — резюмирует Корнилов.
Английская королева Елизавета I, как известно, так и не вышла замуж и не имела законных детей, благодаря чему за ней закрепилось прозвище Королева-девственница. С ней, в общем-то, и закончилась династия Тюдоров. В действительности, конечно, никакой девственницей она не была и перетрахала половину Лондона, однако официально это все подавалось именно так. Но что если бы она вышла замуж?
Старшая сестра Елизаветы и предыдущая королева из дома Тюдоров, Мария, была замужем за королем Испании Филиппом II до своей смерти в 1558 году. Была вероятность, что Елизавета выйдет замуж за вдовца своей сводной сестры, но ни один из них не был особенно заинтересован в этом браке, а Филипп вообще был готов жениться только при условии, что его жена перейдет в католичество. Это условие было заведомо невыполнимым, кроме того Елизавета прекрасно знала, что испанец Филипп был крайне непопулярен в Англии, пока был мужем Марии, так что этот брак был возможен только на бумаге. Другим кандидатом на руку королевы был Эрик Шведский, но ее советники полагали, что союз с домом Васа принесет мало пользы. Елизавета также настаивала на том, чтобы никогда не выходить замуж за человека, которого она раньше не видела, поэтому сыновья германского императора эрцгерцоги Карл и Фердинанд Австрийские сразу отпадали, как и Иоганн Фридрих, герцог Саксонский. Никто из них не рискнул бы подвергнуться публичным насмешкам, отправившись в Англию и получив отказ. Что касается потенциальных женихов внутри королевства, то сэр Уильям Пикеринг и граф Арундел никогда не рассматривались всерьез, в то время как Роберт Дадли, считавшийся настоящей любовью Елизаветы, никогда не претендовал на роль жениха из-за слухов о том, что он убил свою жену. Лучшим кандидатом в мужья для Елизаветы I был бы Франсуа, герцог Алансонский, младший сын французского короля Генриха II. Заключив такой брак, Англия могла объединить усилия с Францией и вместе нанести сокрушительное поражение Испании. К тому же, Алансонский уже дважды встречался с Елизаветой и в январе 1579 года даже послал своего слугу Жана де Симиера ухаживать за королевой от своего имени.
Так что же могло случиться, если бы Англия и Франция заключили династический брак? Безусловно, такой союз шокировал был Испанию, и Филиппу II пришлось бы отказаться от идеи захвата Англии с моря – в проливе Ла-Манш его корабли оказались бы между молотом и наковальней. Никакой Армады 1588 года не было бы. Однако побочным эффектом такого союза становится то, что католическая Франция начинает оказывать все более сильное влияние на Англию. Король-католик даже в качестве консорта (монарха-супруга, не имеющего реальной власти, как было и с Филиппом II, когда тот был женат на Марии Тюдор) практически наверняка вызвало бы сильные социальные конфликты внутри Англии, где католичество было фактически под запретом, а католики преследовались едва ли не как государственные преступники. Другим важным обстоятельством была разница в возрасте – Елизавета была старше своего потенциального мужа на 22 года, так что, вероятнее всего, умерла бы первой, оставив страну своим малолетним наследникам, при которых их французский отец был бы регентом и фактическим правителем королевства.
Практически наверняка это привело бы к гражданской войне, в которой победу, вероятнее всего, одержал бы король, за спиной которого стояла бы вся мощь Франции. Династия Стюартов так и осталась бы шотландской династией, и никогда не претендовала бы на английскую корону. А в Новом Свете Англия и Франция вместо того, чтобы воевать между собой за Северную Америку (что они и делали на протяжении всего XVII и первой половины XVIII века), практически наверняка совместными силами действовали бы против Испании, уничтожая ее колониальное могущество.
Еще больше контента - на моем канале в Телеграм! Подпишись!
Также я провожу исторические стримы - подпишись, чтобы получать уведомления. Записи доступны на моем канале.
А еще я перевожу темное историческое фэнтези с польского - обязательно посмотри!
Из тг-канала Easy Travel
Вы, наверняка, знаете лицо Гая Фокса - одного из участников провалившегося Порохового заговора с целью убить короля. Взрыв планировалось совершить 5 ноября 1605 года. А следующее 5 ноября был официально признан праздничным днем в честь чудесного спасения Якова I.
В этот день жгли костры и чучело Гая Фокса, запускали фейерверки, шли массовые гуляния. Позже этот день использовали для протестов и беспорядков. Праздник пытались запретить, но он становился всё более народным. И сегодня, спустя 418 лет его всё ещё отмечают по всей Англии и за её пределами🎆🎉
Появление первых стационарных дульнозарядных орудий на кораблях относится в 1336-1338 годам. Одно из первых упоминаний говорит о некоей пушке, стрелявшей миниатюрными ядрами или арбалетными стрелами, которая была установлена на английском королевском судне «Когг Всех Святых»
Первое применение корабельной артиллерии зафиксировано в 1340 году во время морского сражения при Слёйсе, которое, впрочем, было безрезультативным.
Битва при Слёйсе. Миниатюра из «Хроник» Жана Фруассара. XV в.
На протяжении всего XIV столетия, а также и на протяжении XV века артиллерия на флоте представляла собой сравнительно редкое и малоиспытанное оружие. Так, на крупнейшем судне того времени, английской каракке «Грейс Дью», было установлено всего 3 крупных пушки.
Первым корабельным артиллерийским орудием стала бомбарда, которая является предшественницей корабельных пушек. С середины XV века в артиллерии начинают применять чугунные ядра, а также стали использовать раскаленные ядра для поджога кораблей противника.
Размеры орудий в первое время были небольшими – вес ядра не превышал 2,5 кг. В те годы не существовало какой-либо стандартизации вооружения, поэтому все последующие, более крупные орудия также называли бомбардами.
Средневековые мастера в этот период еще не умели работать с литым железом, градус плавления которого в 1,5 раза больше, чем у бронзы или меди. Поэтому орудия изготавливали из кованых железных пластин, их крепили к деревянной цилиндрической форме.
В эпоху парусного флота потопить деревянный корабль, даже загруженный пушками и боеприпасами, оказывалось не так просто. К тому же эффективная дальность стрельбы орудий того времени оставляли желать лучшего. Во многих случаях исход сражения решал абордаж, поэтому основной целью корабельной артиллерии было поражение экипажа и такелажа корабля для лишения его возможности маневрировать и боеспособности.
На абордаж!
Суда тех времен пусть и строились из дерева, но имели уже отработанную конструкцию и получались достаточно прочными. Так что запросто выдерживали не одно попадание, а учитывая скорострельность современной артиллерии, можно представить, сколько бы тянулись морские баталии, если бы моряки решили полагаться только на мощь орудий. Поэтому, пока с пушками было грустно, военные корабли никак не избавлялись от высоких надстроек на носу и корме – сюда набивали стрелков всякого рода, перед которыми ставилась задача очищать палубу неприятельского корабля от всего живого – приходилось делать упор на абордажную схватку.
Бомбические пушки.
В XIX веке мудрый француз Пексан додумался стрелять бомбами не по навесной, а настильной траектории, скрестив мортиру и короткоствольную карронаду. Потребовалось просто заряжать пороха поменьше, чем в пушку, а ствол сделать большого калибра, а по длине средним между пушкой и мортирой – как у современной гаубицы. Назвали это бомбической пушкой и быстро ввели в состав всех флотов. И подобный тип артиллерии оказался могильщиком для деревянного флота – ни один деревянный борт не выдерживал такой разрушительной силы. Вот только на смену дерева в судостроение скоро придет металл, и весь арсенал гладкоствольной артиллерии быстро переходил в разряд бесполезного.
Автор: сообщество "Пути Истории"
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Вы когда-нибудь слышали про шотландские колонии? А они были. Вернее, была. Вернее, почти была. В общем, «все сложно». Итак, конец XVII века, между Англией и Шотландией уже почти сто лет существует личная королевская уния – это когда король Англии по совместительству является еще и королем Шотландии. Поэтому Шотландия (на правах «младшей сестры») целиком и полностью следует курсом Лондона, однако формально она – все еще независимое королевство.
Европейские страны в это время активно ведут захват и освоение колоний. Многие лакомые куски уже давно заняты, но погулять пока еще есть где. И вот умные господа из шотландского парламента решили, что и им, любителям хаггиса и виски, тоже было бы неплохо замутить себе какую-нибудь колонию в Америке. И чтобы называлось как-нибудь красиво – например, Новая Каледония (Каледония – это древнеримское название земель, где впоследствии возникло шотландское королевство). И чтобы был там Новый Эдинбург, в котором можно было бы продавать аборигенам разную шотландскую продукцию – ткани там всякие, бухло. И престижно, и для казны польза.
Новую Каледонию решили основать недалеко от Дариена в современной Панаме, а руководить процессом поставили успешного шотландского коммерсанта сэра Уильяма Патерсона. Помимо того, что Патерсон был одним из соучредителей Банка Англии, он также проложил несколько торговых маршрутов через Атлантику и активно вел дела на разных континентах. В 1693 году была учреждена торговая корпорация, известная как Шотландская Компания (Company of Scotland), которая должна была стать ядром новой колонии – градообразующим предприятием, если угодно. Патерсон под это дело начал привлекать инвестиции от аналогичных торговых компаний в Англии и континентальной Европе. И поначалу все шло неплохо, денег собрали прилично, но тут вмешалась большая политика. Английский (и шотландский!) король Вильгельм III воевал с Францией и очень не хотел, чтобы в эту войну на стороне французов вступила еще и Испания. А испанцы очень не хотели, чтобы разные вшивые колонисты с британских островов лезли в Южную Америку, которую благородные доны считали исключительно своей сферой интересов. Да и английская Ост-Индская компания хотела быть монополистом внешней торговли на британских островах, поэтому северные конкуренты из Шотландии им были не нужны. В общем, король и лондонские дельцы нажали на инвесторов Патерсона, и те быстренько вывели все свои деньги.
Но и Патерсон был не пальцем делан. Вместо того, чтобы закрывать лавочку, он стал искать новых инвесторов, на этот раз не в Лондоне и Европе, а у себя на родине, в Шотландии. Да, денег там было меньше, зато надежнее – земляки не кинут. Для гордой Шотландии, которая давно уже жила в тени своей южной соседки Англии, это был вопрос чести. Примерно как для СССР – первенство в космической гонке. Ну, или хоккейное противостояние с Канадой. Деньги на первую шотландскую колонию собирали всем миром – тысячи простых шотландцев несли свои кровные, и насобирали в итоге более полумиллиона фунтов стерлингов. Более того, сотни человек вызвались быть моряками и первыми колонистами, и отправиться в далекую Америку, чтобы поднять там знамя с крестом святого Андрея. К моменту отплытия флота из гавани Лейт в Эдинбурге 12 июля 1698 года Патерсон собрал более 1200 добровольцев и вложил в свой проект почти половину имеющегося национального капитала всей страны. Казалось бы, что могло пойти не так?
Все. К тому времени, когда несколько недель спустя шотландский флот прибыл в Панаму, многие члены экипажей были больны, а некоторые (включая жену Патерсона) даже погибли во время тяжелейшего трансатлантического перехода. Поэтому, высадившись на берег, новоиспеченные колонисты первым делом приняли не дома строить, а рыть могилы для тех, кто не вынес этой погони за национальной мечтой.
Но беда, как известно, не приходит одна, и, покончив со всеми траурными мероприятиями, колонисты внезапно осознали, что их заочные представления о Панаме абсолютно не соответствуют реальности. Доступные им карты оказались в лучшем случае очень условными, а зачастую – просто неверными. Выяснилось, что никто не имеет никакого понятия ни о местном климате, ни о географии, ни о топографии. Людей просто высадили в совершенно незнакомой и непонятной им местности и сказали: «Ну, давайте, постройте нам второй Нью-Йорк». Только вот Панама – это ни разу не Манхэттен. Это болота, кишащие комарами, и обширные участки бесплодной земли, совершенно непригодной ни для сельского хозяйства, ни для строительства. А все сколь-либо пригодные участки земли уже были заняты кем? Ну, конечно же, испанцами, это же Южная Америка, они там уже почти два века тусуются, еще со времен Кортеса и компании.
Ну и вот, жили эти испанцы, обустраивались, крестили аборигенов по католическому обряду, и тут приплыли какие-то шотландские нищеброды, которым, видите ли, тоже свою колонию хочется. Естественно, прием был, мягко говоря, холодным. Испанцы периодически нападали на шотландских поселенцев и отбирали у них даже то немногое, что тем удавалось собрать или вырастить на новом месте. Со временем многие шотландцы заболели лихорадкой, и у них осталось слишком мало людей, достаточно здоровых, чтобы основать какую-либо базу. Те, кто еще оставался в живых, посовещались и решили – гори она огнем, эта Новая Каледония, не жили хорошо – нечего и начинать. Живыми бы уйти. Сели на оставшиеся на ходу корабли, да и были таковы. Больше шотландцы колоний не основывали.
Уильям Патерсон, который потерял в этой авантюре не только жену, но и ребенка, и сам переболел лихорадкой и был на грани смерти, однако выкарабкался и вернулся в Шотландию. Там он занялся тем, что стал (вместе со многими) продвигать идею объединения Англии и Шотландии в одно королевство, что для шотландской короны, находившейся на грани банкротства, было бы спасением, путь и ценой утраты суверенитета. В 1707 году была подписана новая уния, объединившая два государства в одно – королевство Великобритания.
Еще больше контента - на моем канале в Телеграм! Подпишись!
Также я провожу исторические стримы - подпишись, чтобы получать уведомления. Записи доступны на моем канале.
А еще я перевожу темное историческое фэнтези с польского - обязательно посмотри!