Вышел трейлер фильма 731 от Well Go.
Страна: Китай
Жанр: Драма / Детектив / Триллер / Военный
Дата выхода: 18 сентября 2025 года.
Описание: Действие разворачивается на фоне бактериальных экспериментов, проводимых подразделением 731 императорской армии Японии на Северо-востоке Китая, и раскрывает преступления подразделения 731 на примере бурной судьбы обычного человека.
Источник: Well Go USA Entertainment
Война во Вьетнаме, 1972 год… При выполнении боевого задания в плен попадает группа американских солдат во главе с полковником Брэддоком. Их считают пропавшими без вести.
Начальник лагеря, расположенного в джунглях, полковник Вин всеми способами пытается сломить волю Брэддока. Но, в конце концов, Брэддоку удается сбежать и начать партизанскую войну.
Запись 4
Размер файла: 2,4 ГБ. Длительность: 5 часов 17 минут.
Третья ночь. Я снова записывал.
На этот раз я развернул вебку. Пусть смотрит на меня. Только я в кровати, глаза закрыты, неподвижен. Я хотел знать, двигаюсь ли. Встаю ли. Говорю ли во сне.
Я нажал «play».
Первые двадцать минут — ничего. Я сплю, иногда подёргиваюсь.
В 03:33 картинка исказилась.
Один кадр всего.
Достаточно, чтобы увидеть вторую версию меня, сидящую на стуле через комнату. Она смотрела на меня.
Следующий кадр — её нет.
Кровать как была. Я сплю. Никого на стуле.
Я поставил на паузу. Перемотал. Кадр за кадром.
Вот.
Наполовину в полутени. Едва различимо.
Моё лицо. Мой худи.
Сидит неподвижно.
Смотрит на меня.
И глаза у меня были открыты.
После этого я спал мало.
Я убеждал себя, что мне показалось. Что свет так лёг. Что я переутомлён. Что это вообще не я на стуле — просто форма, похожая на меня. Тень. Пиксельный глюк.
Но чем больше я гнал туда-сюда тот единственный кадр, тем сильнее понимал.
Это был я.
Или… что-то, что носит моё лицо.
В понедельник днём я показал это Кэти.
Она единственная не выглядела совершенно выбитой из колеи всем, что с нами произошло. Единственная, кто ещё шутил в общем чате. Единственная, кто всё ещё пользовался кухонным ведром так, словно оно не высмеивало нас молча уже две недели.
Я нашёл её на кухне — она ела тост прямо с разделочной доски, как гремлин.
— Минутка есть? — спросил я.
— Только не очередное «мой стол сдвинули ещё на сантиметр» обновление.
— Просто… глянь.
Я протянул ей ноутбук. Поставил на паузу тот кадр. 03:33. Вот я лежу в кровати. И вот, через комнату, второй я, неподвижно сидящий на стуле. Едва заметно, но видно. Один-единственный кадр.
Она прищурилась, потом откинулась.
— Это твое отражение, — сказала она.
— Там нет зеркала.
— Тогда это… пятно?
— Думаешь, я «запятнил» вебку так, что она сделала двойник?
Она вздохнула, пережёвывая.
— Джеймс, я понимаю. Ты на нервах. Мы все на нервах. Но если в три ночи рассматривать по кадрам зернистую запись, ты начнёшь видеть что угодно. Уверена, если я присмотрюсь, увижу, как моя бабушка делает макарену у тебя за столом.
Я не засмеялся.
— Это не шутка, Кэт.
Она чуть-чуть смягчилась. Совсем чуть-чуть.
— Слушай… даже если это ты в стуле — и что? Лунатизм? Странная подсознательная штука? Я однажды проснулась с меню Wagamama, которое не помню, как утащила. Мозги — грязное дело.
Я просто смотрел на неё.
— По-твоему, я лунатил через комнату, сел на стул, уставился на себя, а потом исчез без единого следа размытия?
— По-твоему, есть другое объяснение?
Я не ответил.
Она вернула ноутбук.
— Может, просто перестань это пересматривать. Ты его кормишь.
— Кого — «его»?
Она и на это не ответила.
Просто смела крошки с доски и вышла.
[FlatChat @ 14:22] Сообщение от Джен: «Давайте все будем на кухне сегодня. обязательно. 19:00. Это становится грёбано странным».
Потом Салли ответила большим пальцем вверх и эмодзи с большим пальцем вверх, и от этого почему-то стало только хуже.
К 19:05 мы были в сборе.
Кэти на столешнице, болтает ногами.
Керри свернулась в угловом кресле, будто часть мебели.
Джен стоит. Ходит. Злится.
Салли держит кружку, как святую воду.
Я — тихо. Смотрю. Думаю, не надо ли было это тоже записать.
— Так, — сказала Джен, запуская руку в волосы, — карты на стол. Без шуток, без баек про привидений, без тикток-теорий.
— Самоуверенно полагать, что у меня шутки ещё остались, — пробормотала Кэти.
— Керри, — резко сказала Джен, повернувшись к ней. — Куда делась твоя тумбочка?
Керри моргнула.
— Что?
— Ты сказала, прошлой ночью её не было. Совсем не было. Не сдвинули. Не было. Будто она никогда не существовала.
Керри натянула рукава на ладони:
— Я думала, мне приснилось.
— Всё ещё думаешь, что приснилось?
Молчание.
Джен повернулась к Салли.
— Расскажи.
Салли поёрзала. Взгляд бегал между нами.
— Я… э… слышала музыку ночью. У себя. Часов в четыре.
— Кто-то включил? — спросила Кэти.
— Нет. Она не исходила ниоткуда. Она просто… была. Будто в воздухе. Не громкая. Такая низкая, медленная, очень грустная музыка.
— Точно не снилось?
Салли замялась. Потом достала телефон.
Это была запись.
Метка времени: 04:03.
Она нажала «play».
Мы слушали в тишине, как тонкий, глухой звук наполняет комнату. Трудно описать — наполовину колыбельная, наполовину похоронный марш. Эхо. Фальшивые нотки. Еле слышные перезвоны и что-то вроде дыхания под ними.
— Я это не записывала, — прошептала она. — Нашла утром.
Никто не сказал ни слова.
Потом тишину нарушила Кэти:
— Смотрите, это всё странно, да. Но давайте не превращаться в ремейк «Паранормального явления» в студенческом доме. Вещи двигаются. Люди забывают. Может, мы на нервах. Может, плесень. Может, всем слегка снесло крышу.
— Думаешь, плесень листанула мой календарь на 2031? — спросил я.
— Да, — сказала она. — Временная плесень. Как обычная, только наглая.
Кто-то хмыкнул. Прозвучало как кашель.
Джен хлопнула ладонью по столу.
— Я проснулась на улице.
Все уставились.
— Что? — спросила Керри тонким голосом.
— Сегодня утром. Я проснулась на улице. На ступенях. Без обуви. Без телефона. Просто… там.
— Какого чёрта…
— Понятия не имею. Дверь была заперта. Никто ничего не слышал. А подушка всё ещё лежала на моей кровати.
Она огляделась, тяжело дыша.
— И никто из вас даже не заметил, что меня нет.
— Мы думали, ты в библиотеке, — слабо сказала Кэти.
— Я была не в библиотеке, — рявкнула Джен. — Я сидела на грёбаном холоде и смотрела, как фонари мигают, будто я застряла в заставке.
Опять тишина.
Пока Керри едва слышно не сказала:
— …Мне кажется, моя комната уменьшается.
— Что?
— Я на прошлой неделе измеряла пол. Просто из любопытства. Было 2,3 метра. Теперь 2,1.
— Может, ты неверно измерила.
— Может, — сказала она. — Но рамка кровати больше не встаёт, как раньше. На стене свежие царапины от того, как её вело.
Джен наконец посмотрела на меня:
— Джеймс?
Я встретил её взгляд. Подумал, не показать ли им тот кадр. Вместо этого сказал:
— Я не думаю, что мы здесь одни.
После «собрания» почему-то стало… легче.
Разумеется, ничего мы не решили. Мы не изгнали призрак мусорного ведра и не нашли пункт о привидениях в договоре аренды. Но просто проговорить вслух — всё это — стало не так душно. Не так лично. Будто бы что бы ни происходило, оно случалось не только со мной.
Мы начали делиться заметками.
Буквально. Создали Google Документ.
Джен раскрасила каждый случай: зелёный — «мелкая странность», оранжевый — «тревожно», красный — «экзистенциальный ужас». Керри добавляла время. Салли почему-то пыталась отмечать температуру и фазы луны. Кэти нарисовала на полях член, и мы оставили — потому что это нас рассмешило.
Впервые за недели я лёг спать без обуви.
В пятницу мы поужинали вместе. Прямо вместе. Каждый что-то приготовил. Джен даже зажгла свечу, будто это свидание. Мы сидели на полу и говорили обо всём, кроме квартиры. Дедлайны. Сплетни. Куда делся тот тип с допой, который исчез в середине первого семестра.
Мы смеялись. По-настоящему.
Часа три я чувствовал себя нормальным.
Позже я вернулся в комнату.
Как обычно — проверил замки, выставил стол как хочу, всё воткнул. Никаких камер в эту ночь. Никаких заметок. Никаких экспериментов.
Просто сон.
Ну, так я планировал.
Пока не открыл запись с прошлой недели. Ту, что не смотрел.
Запись 5.
Ночь после того, как Джен проснулась на улице.
Я не трогал её, потому что и так знал: та ночь была хреновой. Но любопытство взяло своё.
Имя файла: REC-2024-10-09-2307.mp4 Длительность: 6 часов 14 минут. Размер: 5,1 ГБ. Диапазон времени: 23:07–05:21 Я нажал «play».
Началось как всегда. Я забираюсь в кровать. Свет гаснет. Неподвижность.
В 00:32 я сел.
Не резко. Не будто меня вздернули. Просто… поднялся, медленно, будто меня подтянули за ниточку.
Повернулся. Свесил ноги с кровати. Встал.
И вышел из кадра.
Следующие два часа комната пустовала.
В 03:33 камера глюкнула.
Экран мигнул, всего раз, будто статика.
Когда изображение вернулось, я уже сидел.
За столом. Лицом в камеру.
Глаза открыты. Неподвижен. Прямо смотрю в объектив.
А потом…
Я заговорил.
Звука не было. Совсем. Но мой рот двигался. Медленно. Чётко.
Пять слов.
Я включил повтор.
Считывал по губам. Кадр за кадром.
«Ты смотришь это не в прямом эфире».
Потом я улыбнулся.
Холодной, мёртвой улыбкой.
И наклонился вперёд — будто хотел податься ближе к линзе.
После этого картинка оборвалась в чёрный.
Я сидел, не двигаясь.
Потом запустил снова.
На этот раз — никакого глюка.
Никакого стола.
Никакого движения.
Я просто сплю в кровати, идеально неподвижен весь ролик.
Я проверил размер файла.
Он изменился.
Теперь 3,8 ГБ.
Другая длительность.
Другая контрольная сумма.
Будто его перезаписали.
Но я помнил.
Я знал, что видел.
Я всё ещё чувствовал на себе взгляд.
Я вернулся в Google Документ.
Прокрутил до той ночи.
Зелёный. «Ничего не было. Всё ок».
Я сменил на красный.
Потом удалил весь документ.
Я больше не знаю, что реально.
Я не доверяю записям.
Не доверяю зеркалам.
Не доверяю себе.
Я удалял файлы, переустанавливал софт, пытался вычистить диск так, будто можно стереть то, что в него влезло — или во меня. Но видео всё равно возвращаются.
Иногда они уже ждут на рабочем столе, когда я просыпаюсь.
Идеально названы. Идеально смонтированы.
Оставлены только те моменты, которых я не помню.
Я не помню, как писал это.
Но вот оно. В папке черновиков моего аккаунта Reddit.
Датировано неделей раньше.
Названо ровно так, как назвал бы я.
Без ошибок. Всё точно.
Включая эту фразу, которую я ещё не напечатал:
«Ты смотришь это не в прямом эфире».
(Правка: спасибо за комментарии. Я пытался выйти из аккаунта и удалить черновик, но он восстанавливается. Даже после полной очистки. Сегодня оставлю ноутбук на кухне. Если это последует за мной… значит, я пойму.)
Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit
Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit
Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit
Мы с соседями по квартире просыпаемся и обнаруживаем, что наши комнаты переставлены — идеально, но никто из нас этого не делал.
Впервые я заметил это в среду утром.
Я понял, что что-то не так, только когда ушиб мизинец о угол кровати. Я живу в этой комнате уже три месяца: тот же порядок, та же утренняя рутина, тот же сонный шоркающий путь к столу — проверить, не пропустил ли очередное пассивно-агрессивное письмо по семинарам. Я не бьюсь мизинцем. Только если что-то сдвинуто.
Каркас кровати был отодвинут от стены примерно на шесть дюймов. Не сильно, но достаточно, чтобы я понял. На ковре осталась тонкая полоска пыли — как призрачный контур на том месте, где кровать стояла раньше. Я и застыл.
Стоял, моргал, смотрел.
Это не та кровать, которую случайно двинешь. Массивное дерево. Тяжёлая. Чтобы её переставить, одну сторону надо приподнимать, и она издаёт мерзкий скрежещущий звук, который разносится по всей квартире. Никто не смог бы передвинуть её ночью так, чтобы не разбудить меня или весь дом.
Я проверил дверь. Заперта изнутри, как всегда. Окно? Защёлкнуто. Комната? Моя.
Первая мысль — может, я сделал это во сне. Но я не лунатик. Я даже не особо верчусь. Просыпаюсь в той же позе, в какой уснул, обычно с онемевшей рукой и слюнями на подушке.
Я сдвинул кровать обратно, больше раздражённый, чем чем-то ещё. Мизинец ныл.
Тут я заметил лампу.
Она стоит у меня на столе, направлена на стул. Всегда так. Я помешан на освещении: все задания делаю по ночам, и этот жёлтый пятак света — единственное, что спасает меня от слепоты в бессонные смены.
Теперь лампа смотрела в стену.
Её не задели. Её повернули. Повернули намеренно.
Будто кто-то развернул её так, чтобы свет бил в угол, а не на стол. Будто кто-то не хотел, чтобы она освещала мою работу. Или меня.
Я нахмурился. Пытался вспомнить, не я ли это сделал. Может, я был на звонке и не хотел, чтобы мне светило в лицо? Может, задел, когда тянулся за зарядкой?
Только дело было не в одной лампе.
Стул тоже стоял под другим углом. Чуть-чуть выдвинут от стола. Шнур зарядки от ноутбука не в розетке, а аккуратно свёрнут на столе — словно я собирался съезжать. Ничего не украдено. Ничего не сломано.
Просто… разложено.
Осторожно. Тихо.
Я не стал никому говорить. В универе половина квартиры в любой момент либо с похмелья, либо под кайфом, и все постоянно берут и трогают чужие вещи без спроса. Но моя дверь была заперта. Всё ещё заперта. И я сплю чутко — я бы услышал. Правда?
Я отмахнулся. Сказал себе, что устал. Может, стресс. Может, показалось.
Обычная универская паранойя. Квартирная лихорадка. Сам себя накрутил.
Но той ночью, ложась спать, я снова повернул лампу на стол. Пододвинул стул и воткнул зарядку в розетку.
И прямо перед тем, как выключить свет, щёлкнул быстрый снимок комнаты.
Просто чтобы убедиться.
Я не собирался поднимать тему. Я решил, что если начну рассказывать людям, будто у меня мебель сама двигается, кто-нибудь посоветует психолога, а в худшем случае — начнут снимать, как я сплю, ради хайпа в ТикТоке.
Но говорить пришлось не мне.
Первой сорвалась Кэти.
Я стоял на кухне, ждал, когда чайник завоет, и тут она появилась в дверях — вид у неё был так себе. Огромный худи, вчерашние стрелки на глазах, носки не в пару. Ничего необычного. Но лицо было как-то странно натянуто, будто она толком не спала.
— Ты поздно сидел, да? — спросила она.
Я пожал плечами:
— Ага. А что?
— Ты заходил в мою комнату?
Я моргнул.
— Нет. С какого вдруг?
— У меня зеркало сдвинуто.
Она привалилась к столешнице, скрестив руки. Не то чтобы обвиняла. Но смотрела слишком пристально.
— Оно не просто сдвинуто… оно под углом. Ну, специально. Я всегда держу его к окну. Теперь оно повернуто к кровати. И моя круговая лампа выдернута из розетки.
Я задумался.
— Может, ты сама сделала и забыла? — предложил я. — Ну, типа лунатизм?
Она покачала головой:
— Я не лунатик. И я всегда включаю круговую лампу перед сном — использую её как ночник. Я даже помню, как её включала.
Пауза.
— И телефон утром был под кроватью. Я там его не держу.
Мы постояли молча, чайник за спиной начинал бурлить.
— Ты точно не заходил?
— Точно, — сказал я. — Дверь у меня была заперта. Я из комнаты не выходил.
— Моя — нет, — проворчала она. И добавила слишком ровно: — Теперь заперта.
Позже в тот день я столкнулся с Джен в коридоре. Она стояла у двери в ванную, скрестив руки, и сверлила взглядом пустоту.
— Ты передвинул мой стол, — сказала она, не глядя на меня.
— Господи, только не это снова.
— Он теперь стоит к окну. Ровно по центру. Идеально выровнен. Будто какой-то маньяк по интерьеру ночью зашёл и решил по феншую развязать мой стресс по курсовым.
Она повернулась, сузила глаза.
— И это не шутка. Стул тоже подогнан. Мою Bluetooth-колонку выдернули, вилку аккуратно перекинули сверху. Аккуратно.
Она вытащила телефон и показала фото.
— Я вообще-то не про аккуратность.
Стол сиял. Выстроен будто для выставки в IKEA. Бутылка воды — строго по центру. Подставка под кружку — в линию. Стул пододвинут. Он выглядел… курированным.
Джен ничего не «курирует». Она оставляет полупустые банки Monster в каждой комнате, как метки территории.
— Ты нас троллишь ради контента? — спросила она. — Типа пранк-канал или какая-то квартира-хоррор-история?
— Клянусь, я ничего не делаю, — сказал я, подняв руки.
Она не ответила. Просто зашла в ванную и захлопнула дверь сильнее, чем нужно.
Ужинали мы вместе тем вечером… ну как вместе. Каждый разогрел свой кошмар в микроволновке и в итоге кружили по гостиной, как ленивые спутники. Один на диване. Двое на полу. Керри примостилась на подлокотнике, как гремлин, с миской пасты с песто.
— А если мы сами это делаем во сне? — спросила она с набитым ртом.
— Или у нас квартирный эльф, — зевнула Салли. — Как в сказке. Про сапожника. Только вместо ботинок он хочет, чтобы у нас всё стояло симметрично.
— Каспер-перфекционист, — пробурчала Джен.
Посмеялись. Лёгкий, рассыпчатый смех, чуть натужный.
Потом кто-то тихо сказал:
— Или у нас тут маньяк с ключом.
Все замолчали на секунду.
Потом Кэти фыркнула:
— Если кто-то крадётся и переставляет мои вещи вместо того, чтобы грабить, это самый странный преступник на свете.
— Или самый терпеливый, — сказала Салли. Она почти полностью исчезла под пледом, торчали только глаза и бокал вина. — Он играет вдолгую. На следующей неделе он расставит книги по алфавиту и разложит специи по уровню травм.
Смех снова.
Когда все разошлись по комнатам, я услышал это. Тихий щелчок. Один за другим. Теперь все запирали двери.
Включая меня.
И всё же утром… опять было что-то не так.
Я завёл журнал.
Не то чтобы полноценный дневник — просто заметку в телефоне под названием «???», куда я записывал, что и когда менялось.
Сначала это были мелочи.
Четверг 09:12 — кровать смещена от центра на 4 дюйма
Пятница 08:44 — лампа снова полностью повернута к стене
Суббота 10:03 — ведро пустое, идеальный чистый пакет, запаха нет
Последнее напрягло сильнее остальных. Нас пятеро студентов в трёхкомнатной квартире. Никто не выносит мусор, не пожаловавшись об этом минимум дважды, и уж точно не оставит ведро без набитых пакетов из-под еды, смятых банок Red Bull и чьего-то недоеденного риса, который уже завёл собственную экосистему.
Но в субботу утром?
Безупречно.
Пакет аккуратно подогнут под край. Ничего не свисает. Нет запаха. Нет звуков.
Будто им вообще не пользовались.
В ту же ночь я слегка сдвинул стол. Просто чтобы проверить. Оттянул на сантиметр-другой влево — так, чтобы это не бросалось в глаза, но я бы знал.
Сфоткал комнату перед сном.
Пододвинул стул.
Запер дверь.
Оставил зарядку воткнутой.
Сделал всё ровно так, как хотел.
Проснулся утром.
Стол — на месте.
Стул чуть глубже под стол.
Зарядка вытащена и аккуратно свёрнута на подоконнике. Но хуже всего?
На мониторе была свежая липкая записка с надписью:
«Хорошая попытка».
Я стоял так долго, что будильник на телефоне запустился заново. Ничего не трогал. Даже дышал неглубоко.
Ни у кого больше не было ключа от моей комнаты. Никто не заходил. Я проверил фото: стол сдвинут, стоит метка времени. И новое: стол на месте, стоит метка времени.
Это больше не пранк. Не теперь.
Я загнал всех на кухню и сказал. Спокойно. Без обвинений. Просто: «Кто-то заходит в мою комнату, пока я сплю».
На меня посмотрели так, будто я уронил какашку в раковину.
— Точно не ты сам и забываешь? — спросила Керри слишком лёгким голосом.
— Без обид, чувак, но ты же не спишь как убитый, — добавила Кэти. — Ты просыпаешься, если кто-то вдохнул за дверью.
— Может, стресс, — предложила Салли. — У тебя ж дедлайн по курсовой, да?
Джен молчала. Уставилась в хлопья, будто там были ответы.
Я спросил прямо:
— У тебя в комнате что-нибудь странное?
Она замялась. Достаточно надолго, чтобы остальные тоже повернулись к ней.
— У меня каждое утро ноутбук на полу, — сказала наконец. — Закрыт. Разряжен. Я держу его на столе на зарядке. Каждую ночь.
— Мог упасть, — кто-то сказал.
— Каждую ночь?
Ответов не было.
— И он не просто падает, — добавила Джен. — Он положен. Прямо под кровать. И ящик стола всегда приоткрыт на щёлочку.
Она подняла глаза.
— Кто-то роется в моих вещах. Я это чувствую.
Ночью мы снова заперли двери. Некоторые подпёрли ручки стульями. Салли подложила под свою ложку «для вайба».
Не помогло.
Утром изменения были у всех.
Стол Кэти развернули ровно на девяносто градусов — лицом к шкафу. У Керри книжная полка рассортирована по цветам. У Салли настенный календарь перелистнут на октябрь 2031 года.
У меня?
Всё было идеально.
Кровать, стол и лампа выровнены как по чертежу. Каждая вещь — на равном расстоянии от соседней. На полу — ряд носков, разложенных носок к носку, будто кто-то измерял промежутки между ними.
И на подоконнике — ещё одна записка.
На этот раз:
«Лучше».
К тому моменту я исключил пранк.
Если кто-то и издевался над нами, то с усердием серийного убийцы или узкопрофильного перформанс-артиста. Никакого хаоса, никакой грязи, никакого жаждущего внимания шоу. Только тихий, навязчивый порядок. Всё чисто. Всё намеренно.
Поэтому я сделал единственное, что пришло в голову.
Поставил камеру.
Достал старую вебку Logitech из ящика «носки и пустота из проводов», сдул пыль и усадил её на полку над столом. Не особо скрытно, не особо изящно, но достаточно высоко, чтобы захватить почти всю комнату. Кровать, стол, стул, дверь. Шкаф в кадр не попадал, ну и ладно. Я не ждал серии про призрака из вентиляции.
Освободил на ноутбуке 100 ГБ. Создал папку «Не удалять». Открыл OBS. Нажал запись.
Даже оставил свет включённым, чтобы кадр не был кромешно чёрным. Если что-то двинется — я увижу. Трижды проверил угол перед сном. Сфоткал установку.
Запер дверь. Спрятал ключ в ящик с носками.
Потом лёг, одетый, глядя в потолок, как будто ждал похищения.
Запись 1
Размер: 1,8 МБ.
Наутро файл был ровно 2 секунды.
Видео: чёрно-белый статичный кадр комнаты.
Звука нет. Движения нет.
И меня нет в кровати.
Просто пустой кадр.
Одеяло не тронуто.
Подушка нетронута.
Будто меня там вообще не было.
Я проверил тайм-код: 23:11.
Именно в этот момент я включил камеру.
Я сказал себе: может, я нажал «запись» уже после того, как встал выключить свет. Может, глюк. Может, файл повредился.
Я сказал себе много «может».
Запись 2
На вторую ночь я попытался снова.
Та же схема. Перепроверил софт.
Перепроверил угол — трижды.
Свет оставил. Ноутбук — на зарядке.
На этот раз запись длилась семь минут.
Прогресс, подумал я — пока не посмотрел.
Сначала всё было нормально. Я забираюсь в кровать, устраиваюсь с одеялом, беру телефон.
Потом — скачок.
Без затемнения. Без «глюка». Просто резкая склейка.
В одну секунду я лежу, листаю ТикТок, в следующую — кровать пустая.
Комната безмолвна.
Ничего не двигается.
Последние пять минут файла — просто… неподвижность.
Но хуже всего — я проверил отчёт по экранному времени.
Там значилось, что я был в телефоне до 03:27.
А видео заканчивается в 23:22.
Запись 3
Один я не пытался «поймать».
В воскресенье днём ко мне пришла Салли, бледная под своим обычным худи Disney.
— Поможешь кое-что проверить? — спросила она.
В руках телефон. Дрожит.
— Я пыталась снять ночью. Включила таймлапс и оставила на полке. Просто посмотреть.
Мы подключили его к моему ноуту и посмотрели 30-секундный ролик.
Большую часть — тишина. Пара слабых шевелений, когда она ворочалась во сне. Ничего особенного.
Потом примерно на 18-й секунде…
Кадр, где одеяло исчезло.
Потом снова на месте.
Потом снова нет.
И в двух кадрах — буквально двух из сотен — её тело сидит.
Она не двигается.
Не оглядывается.
Просто сидит. Голова наклонена вперёд, руки безвольно по бокам.
Будто её сверху опустили на стул.
— Я этого не помню, — прошептала она.
Мы отмотали назад, кадр за кадром. И, клянусь, между одним морганием и другим она снова лежит. Одеяло восстановлено.
Она заставила меня удалить файл.
Не хотела даже держать его у себя.
С тех пор она спит с включённым светом. И с ножом под подушкой. Не для самозащиты, сказала она.
Просто чтобы чувствовать, что хоть что-то выбирает сама.
(Часть 2)
Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit
Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit
Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit
Я добралась до автобусной остановки, только тогда появилось пару минут проверить телефон. Ответила на несколько сообщений от друзей и семьи, потом нахмурилась. Было сообщение от меня самой. С моего рабочего номера на личный.
«Чёрт». Я часто отправляю себе сообщения-напоминания: не забыть взять что-то на работу, отправить письмо и т. п. Интересно, о чём я могла забыть, подумала я, открывая переписку.
Это было голосовое сообщение. Я нахмурилась сильнее. Я обычно не оставляю голосовые. Я воткнула наушники и воспроизвела его.
«Джен, это я, Джен. Но та, целая. У тебя вырезали воспоминания. Подавили их. Стерли его из существования. Есть так много, чего ты не помнишь. Ты должна вспомнить. Пожалуйста, про—»
Запись на этом оборвалась.
Я уставилась на сообщение в шоке. Я не помнила, чтобы записывала это, но голос был мой. Совершенно мой. Безошибочно мой.
Есть что-то невероятно тревожное в том, чтобы слышать свой голос, произносящий слова, которых ты не говорила.
Потом я шумно выдохнула с облегчением. ИИ. Наверное, так и есть. Телефон, скорее всего, взломали. Какой-то мошенник прислал мне сгенерированное ИИ голосовое.
Я всё равно ощутила холодок. Голос ИИ был слишком точным. Но по крайней мере загадка решена.
Подъехал автобус, и я выбросила это из головы. Вечером переформатирую телефон.
Я переформатировала телефон, но сообщения продолжали приходить. Всегда с одинаковыми зловещими утверждениями — что я забыла большую часть своей жизни. Что я забыла целого человека, важного для меня. Что «они» подавили мои воспоминания.
Даже не старались проявить фантазию. Ну правда, если схема не работает, попробуй другую, верно?
Я отнесла телефон технику — он ничего не понял. Покупать новый я не хотела. Так что просто игнорировала сообщения. Раздражало то, что иногда из-за них я пропускала и свои же нормальные напоминания.
Я начала бояться только тогда, когда впервые потеряла время.
В одну минуту я ехала в такси, смотрела в никуда, в голове шаркали какие-то пустяковые мысли, а в следующую — я стояла у какого-то случайного здания где-то в городе. В районе, где никогда прежде не была.
Я понятия не имела, как оказалась там. Когда я вышла из такси? Заплатила ли водителю? Села ли на автобус? Сколько времени я стояла здесь?
Я посмотрела на здание перед собой. Ничего особенного. Типичный серый, угрюмый фасад промзоны, где мечты идут умирать.
Я ушла. По дороге к ближайшей остановке у меня подломилось колено, но я успела удержаться, чтобы не упасть. Села на скамейку и сцепила дрожащие руки. Что произошло? Почему я этого не помню? Небо почти стемнело. Я глянула на телефон. Я потеряла около четырёх часов. Часы, за которые нечего предъявить.
И тут я увидела это. Ещё одно голосовое. Я подавила поднимающийся страх и включила его.
«Джен, ты упрямая сука. Ради всего святого, послушай меня. Проснись. Это не шутка, не пранк, не развод, ничего такого. Это реально. Ты что, не помнишь его? Дина. Как ты могла забыть? Мне плевать, что они сделали с твоим мозгом, ты всё равно должна была его помнить. Твоё тело, твои эмоции — разве нет хоть малейшего отголоска того, кем был Дин, любовь всей твоей жизни?»
Я поставила на паузу. Дин. Я сошла с ума? Мне мерещится? Я поддаюсь на уловки мошенника? Потому что, когда я услышала его имя, у меня будто что-то дёрнулось в сердце.
Мне показалось, что в голове мелькнула призрачная силуэтная тень. Я тряхнула головой и дослушала запись.
«Я — это ты. Я — та ты, у которой есть все воспоминания. Просто поверь мне, ради бога. Они подавили меня, но я здесь. Я могу добраться до тебя, до собственного тела, нашего тела, только когда ты в полубессознательном состоянии. Как во сне. Даже завладеть твоим телом в таком состоянии у меня заняло месяцы. А ты всё время просыпалась через короткое время. В этот раз, правда, прошёл час. Я до сих пор контролирую моё, наше тело. Может, со временем я смогу вернуть полный контроль. Смогу вернуть себя. Настоящую Джен, с настоящими воспоминаниями».
Я отпрянула и выключила запись. Она собиралась захватить моё тело? Слабый шёпот логики ещё шевельнулся — её не существует. Это мошенница, ИИ-подделка моего голоса. Потрясающе точная подделка, но всё равно не я.
Но я не могла поверить этому шёпоту. Я чувствовала нутром: Другая Джен говорит правду.
Я сглотнула, снова открыла сообщение. Дослушала до конца.
«Я не знаю, почему они убили Дина. Почему стерли его из нашей головы. То есть, из твоей. Я не знаю, кто они. Но у меня есть смутное предположение. Дин рассказывал нам, помнишь? Что он нащупал кое-что, что всё перевернёт. “People will be shooketh”, — так он говорил. “Everyone in the world would be shooketh”. Помнишь?»
Я задумалась изо всех сил. Снова показалось, что я уже слышала эти фразы. Я ощутила знакомое раздражение от слова «shooketh». Я выдумывала это? Запись продолжилась.
«Потом его убили. А потом однажды я оказалась здесь, запертой в твоём сознании. Я смотрела, как ты живёшь дальше, не горюешь по Дину, ведёшь себя так, будто его никогда не было. И я пыталась достучаться до тебя. Но не могла, до недавнего времени. Я пыталась кое-что расследовать всякий раз, когда получала контроль над нашим телом. Я пыталась найти старые сообщения и письма от Дина. Их не осталось. Я пыталась понять, кто мог это сделать с нами. Писала о нашей ситуации в сети. Под псевдонимами. Через VPN».
Я разинула рот. Это объяснило бы, откуда взялись списания за VPN.
«И кто-то упомянул, что у него есть друг с похожим опытом. Что это было связано с компанией Ilaxia. Проблема в том, что у Ilaxia нет адреса. И сайта нет. Но я связалась с этим человеком, он поделился локацией — промышленное здание в центре. Я направляюсь туда прямо сейчас. Надеюсь, я удержу контроль достаточно долго, чтобы что-то выяснить. Пожелай удачи. И, пожалуйста, перестань, блядь, игнорировать мои сообщения».
(Все имена полностью фейковые. Джен, Дин, Илаксия. Я не дура, так меня не поймают. Теперь, когда я знаю, что они мониторят всё.)
Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Нужно было успокоиться и подумать логически.
Может ли кто-то стереть у меня память о человеке целиком? Разве мои друзья не знали бы? Разве другие не помнили бы его?
Я здесь одна, в этом городе. Живу девять месяцев. Хороших друзей пока не завела, но коллеги дружелюбные. Про личное с ними говорю редко. Семье я тоже почти ничего не рассказываю, кроме как успокаиваю, что у меня тут всё супер и я обустраиваюсь.
Но с моей лучшей подругой дома я обсуждаю свою жизнь. Я уверена, я бы рассказывала ей об этом Дине, если бы он существовал.
Я достала телефон и написала лучшей: «Я когда-нибудь говорила тебе о каком-то Дине?»
Почти дойдя до дома, я получила ответ: «Нет, а что? Кто этот Дин? <смайлик с ухмылкой>»
Значит, нет. Нет никакого шанса, чтобы я не рассказала ей о якобы любви всей своей жизни. Значит, всё это чушь. Так? Я легла пораньше, но не могла уснуть до двух. Мысли метались. Я ещё и боялась, что Другая Джен захватит моё тело.
Я вскочила. Собака соседа лаяла как безумная. Я лежала на полу в гостиной. Голова раскалывалась, будто кто-то надел на неё постоянно сжимающийся шлем. Что там натворила Другая Джен?
Я поднялась и пошатнулась. Что это за запах?
Газ.
Я тут же проснулась окончательно. Я бросилась к двери, пару раз упала, потом поползла, распахнула её. Выползла в коридор и отползла дальше. Дверь соседа открылась, и я услышала, как он орёт на свою собаку — мол, если днём отказывался идти на прогулку, то не буди ночью весь дом из-за неё.
Он увидел меня, распластанную на полу, и подбежал, чтобы помочь подняться.
Мы в итоге ждали внизу, пока не приехала полиция и прочие службы. Наших ближайших соседей эвакуировали, и только через два часа нас пустили обратно. Оказалось, утечка газа была только в моей квартире, без повреждений в остальных линиях дома.
Можете не сомневаться, на следующий день я купила собаке самый лучший корм. И устроила самые долгие почесухи в её жизни.
Но несчастья продолжали меня преследовать. Меня чуть не сбила машина. Какой-то добрый самаритянин дёрнул меня с дороги.
У такси, в котором я ехала, загорелся двигатель. Мы с водителем едва успели выскочить, прежде чем он взорвался. Мне повезло, что водитель среагировал мгновенно. Как только заметил дым, он свернул на обочину и приказал мне вылезать вместе с ним. Взорвалось через секунды.
Я никогда не видела, чтобы от дыма до «бум» всё происходило так быстро.
Я всё копила и копила людей, перед которыми у меня огромные долги.
Другая Джен писала часто. Она извинялась за наивность — думала, что VPN как следует замаскирует нашу активность. Она утверждала, что и у моей лучшей подруги стерли воспоминания. Но меня пронзило насквозь рисунком, который она сделала.
Она с помощью ИИ создала портрет Дина. Сказала, что это близко, насколько смогла допромптить. Глядя на этот портрет, я почувствовала, как что-то сжало грудь. Тёплые слёзы защипали глаза. Я смотрела на это лицо и знала. Я знала, что когда-то был Дин… правда?
Другая Джен сказала, что наше время на исходе. Что они узнали о существовании Другой Джен. Что у них закончились этические тормоза. Видите ли, стереть мне память, вычеркнуть Дина из реальности — это, по их меркам, этично. Мол, они не злодеи. Таков почерк Ilaxia. Они сделают всё необходимое, чтобы добиться своего, но, где возможно, предпочитают избегать убийств.
Однако, если надо — убьют без колебаний.
Мои недавние действия, точнее, поступки Другой Джен, поставили на мне метку. Мне нужно было уходить. Я только надеялась, что не навела прицел на спину моей лучшей, лишь упомянув Дина.
Полиция ни одному моему слову не поверила. И тем, что я вообще туда пошла, я дала официальным властям понять: я знаю о том, что эти люди сделали. Со мной, с Дином.
Кто-то у меня в квартире.
Я слышу их. Они стараются быть тихими, но я узнаю этот приглушённый скользящий звук носков по полу.
У меня наготове гвоздевой пистолет. Всё, что удалось достать. И бейсбольная бита. И пивные бутылки, чтобы метать.
Я сейчас позвоню в полицию. Но как только я это сделаю и заговорю с ними вслух, думаю, они нападут.
Хотела бы я оставить Другой Джен прощальное сообщение.
Скрипнула половица. Прямо за дверью. Я жму «опубликовать».
Wishmeluck
Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit
Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6
Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit
Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit
Друзья, всем привет!
Рад поделиться с вами новостью о выходе моей книги "Тени Хафенбурга" на платформе ЛитРес, которая получила уже 10 положительных отзывов и 30+ оценок.
Для меня подобное начало является чем то поистине неповторимым, волнующим и я благодарен всем за положительный отклик на мое творчество. Для начинающего автора это крайне важно, так как дает возможность для роста.
Для тех кто еще не знаком с миром загадочного городка Хафенбурга, прототипом которого стал для меня город Хальштатт в Австрии даю ссылку на книгу (уже опубликовано 10 глав, дальше больше, друзья) : https://www.litres.ru/book/igor-kornov/teni-hafenburga-72399...
В моем профиле можно ознакомиться с тремя главами данной книги (они короткие, но содержательные).
Очень жду ваших комментариев и предложений, возможно мир Хафенбурга станет более объемным , благодаря вашим идеям. Всем добра и хорошего начала недели.
10
Только оказавшись в подъезде, Лёха понял, что совершил ошибку. Словно сама собой всплыла в памяти последняя, недоговорённая фраза слепого.
— Из квартиры не вы…
Что значит не вы… Не выходи?
Лёха рванул обратно, но было поздно. Дверь, миг назад незапертая, стала неприступной, словно её заварили.
«Зачем? Зачем он вышел из квартиры «Дуремара»? Дурак, идиот, мудила! — корил себя Лёха, хромая вниз по ступеням. — Почему не расспросил подробней о доме, закольцованном подъезде, о вонючем, безглазом уроде?»
По пути Пономарёв принялся ломиться во все двери.
Заперто. Заперто. Заперто.
Пускай медленно, но не останавливаясь, Пономарёв, превозмогая боль в распухшей лодыжке, упорно спускался по лестнице. Останавливаться было нельзя, именно в моменты, когда Лёха прекращал бесконечный спуск и появлялся монстр.
Медленный спуск на площадку, проверка дверей — закрыто, пятисекундная передышка и снова вниз.
Первый круг.
Закрыто.
Второй.
Закрыто.
Третий.
То же самое — запертые двери.
На четвёртом круге Лёха понял: всё, баста, дальше идти он не может.
Дошкандыбав до четвёртого этажа, он замер, навалившись всем телом на трость и уперевшись горевшим лбом в стену. Его лихорадило, ногу, словно грызли злые собаки, голова болела так, что он даже думать не мог. Хотя бы полчаса покоя, но отдохнуть не удалось. Не прошло и пяти минут, как Лёху накрыло волной зловония, а за спиной послышалось: шлёп-ш-ы-ы-х, пауза, шлёп-ш-ы-ы-х.
Застонав от отчаяния, глядя себе под ноги и боясь только одного — упасть и не подняться, Лёха заковылял вниз.
Вонь нарастала, а мерзкие шлёпающие звуки раздавались всё ближе и ближе. Дверь справа скрипнула и приоткрылась.
— Не дай ему себя увидеть.
Прошептал бледный, взъерошенный парень, отчаянно махавший «Пономарю». Лихорадочный шёпот подстегнул Лёху, как мог он ускорился.
Рука крепко ухватила его под локоть и втащила в тамбур. Парень, закинув Лёхину руку на плечо, помог зайти в квартиру.
Не в силах стоять, Пономарёв кулём осел на пол.
— Ты, как? — сквозь грохот в ушах расслышал Лёха.
— Пить… — всё, что он смог выдавить из пересохшего рта, прежде чем окунутся в беспамятство с головой.
11
Пришёл в себя Лёха от льющейся на лицо воды. Почти вырвав кружку из рук парня, он принялся жадно пить.
Выхлебав три кружки воды, Лёха сел, привалившись спиной к стене.
— Ты, кто?
В унисон произнесли они.
— Алик, — парень протянул руку.
— Лёха, — «Пономарь» пожал узкую, но крепкую ладонь.
— Давай, рассказывай, — парень усадил Пономарёва на диван, — а, я пока твою ногу посмотрю.
Пока хозяин квартиры шаманил над его ногой, Лёха молчал, обдумывая своё положение.
«Допустим, если отбросить вариант, что это глюки обкуренных мозгов, и принять всё, что творится, за реальность, то что получается? Аня с Ромычем мертвы, «Дуремар» тоже. Выходит, и он, Лёха, покойник, раз их видит? Как он умер? Когда он умер?»
Что-то явно не сходилось.
«Хорошо, если он не умер, то, что тогда творится? Закольцованный подъезд, монстр «Шлёп-Ширх», твари со ртами на животах, «Дуремар» превратившийся в чудовище. Что это — видения, морок, глюки? Если это глюки, значит, в действительности ничего этого нет и он, Лёха, лежит под «шмалью».
Опять ничего не сходилось.
«Не бывает таких выпуклых, достоверных, реальных, с полным погружением галлюцинаций с запахами, ощущениями, болью и ранами. Лёха это знал точно, был у него опыт, долгий и глубокий, по принятию галлюциногенов. Значит — он жив. Тогда вокруг реальность, а не глюки и не посмертные видения. Но не та действительность, в которой он жил тридцать пять лет. Тогда какая? Параллельная? Перпендикулярная? Как он вообще зарулил в эту параллельно-перпендикулярную реальность? «Зуб», это он, стопудов, как-то отправил его сюда. Но как?»
— Сего молчишь? — отвлёк его от размышлений Алик.
— Что с ногой? — не ответил Лёха.
Алик пожал плечами.
— Перелома вроде нет, но я не врач. Так всё-таки, как ты здесь оказался?
Лёха вздохнул и поведал почти все свои приключения, утаив, правда, цель своего визита и смерть слепого.
Выслушав рассказ, Алик нахмурился, явно не поверив сказанному.
— Ты хоть понимаешь, где находишься?
— Ни в зуб ногой.
— О проклятом районе слышал?
— Нет.
— Городскими легендами никогда не интересовался?
— Нет.
Алик вздохнул.
— Есть такая байка, что в нашем городе есть район — Мочанга. Место что-то вроде посмертия… Место, куда попадают те, кто умер, но что-то в жизни не закончил, недоделал, цели не достиг, которую очень хотел воплотить. Умер, но не принял смерть, или не понял, что умер. А может, его не приняли там, — Алик ткнул пальцем в потолок, — или там, — палец показал на пол. — Короче, это не байка.
— Значит, я всё-таки умер… — Лёха застонал.
— Не факт, совсем не факт. Те, кто сюда попадают, продолжают свою обычную жизнь, но как бы закольцованную: у кого один день, у кого неделя.
— Типа день сурка?
— Ну, да, только они этого не понимают.
— Вот и я ничего не понял. Я умер или нет?!
— Ты до конца дослушай. Четыре раза в год, во второй месяц сезона Мочанга сливается с реальным городским районом Мончагой. До этого они существуют параллельно — отстают друг от друга то ли в пространстве, то ли во времени, я точно не разобрался. Так вот, если знать время слияния, и место, куда нужно попасть, можно и живому попасть в Мочангу. Ты не наобум сюда приехал?
— Ну, да…
Лёха мало что понял из путаного объяснения Алика, но точно помнил, как «Зуб», сука, три раза назвал адрес, описал дом и дорогу, как до него добраться.
— Значит, я жив?
— Ты ведь не всю правду сказал, да? Ну, что ты в доме делал, — не ответил Алик на вопрос. — Ты сюда не просто так приехал, а по делу.
— Не всю… — Лёха колебался, решая, стоит ли делиться всей правдой.
— Если не хочешь, можешь не рассказывать, но, не зная, как и зачем ты сюда попал, я тебе помочь не смогу.
— Сам-то ты как попал на район, не родился же?
— Да, так же как и ты, пришёл желание исполнить, — Алик горько усмехнулся, а потом добавил непонятное. — А потом заплатил за него.
— Никакого желания я не загадывал, — испугался Лёха. — Я вообще пассажир левый, из-за одного урода здесь очутился.
— Не может быть, — покачал головой Алик. — Здесь так не бывает. Ты хоть понимаешь, что это за дом?
— Да, ни хрена я не понимаю! — взорвался Лёха, страх ледяной медузой колыхался в желудке. — Я вообще не врубаюсь, про какой проклятый район ты твердишь.
— Не ори, — Алик, в отличие от «Пономаря», был спокоен. — Криком и паникой тут не поможешь.
— Да объясни толком, что это за дом? — взмолился Лёха, которого начало подташнивать от ужаса.
Алик вздохнул.
— Ты находишься в «Доме желаний», он исполнит любое твоё желание, только за него придётся расплатиться. И чем желание «круче», тем «круче» будет плата.
— «Круче» это как? — Лёха зажал дрожащие руки коленями.
«Только не паниковать, только не паниковать, — уговаривал он сам себя. — И не из таких передряг выбирались».
Не ответив, Алик спросил.
— Значит, ты здесь никогда не был и ничего не просил?
— Конечно, нет!
— Так всё-таки, как именно ты оказался в доме? Впрочем, не хочешь говорить — дело твоё. Я понял, кто ты.
— Кто?
— «Заложный».
— Кто?!
— Тот, кто должен занять место подписавшего договор.
— Какого, в манду, договора? Я никаких договоров не подписывал, ну, кроме как в микрозайме.
— Согласие три раза давал? — Алик пристально смотрел на Лёху.
— Какое согласие, ко…
«Пономарь» осёкся, вспомнив, как «Зуб», отдав деньги, спросил.
— Возьмёшь, на себя, да?
Лёха, занятый пересчётом купюр и мыслями о предстоящем визите к «Гансу», машинально ответил.
— Да.
— Точно, возьмёшь? — переспросил «Зуб». — На себя?
Лёха, чуть не сбившийся со счёта, зло буркнул.
— Да. Возьму.
Закончив подсчёт, он посмотрел на одноклассника.
— Что ты сказал?
— Берёшь, на себя?
— Да, от..сь, сказал же — беру.
В глазах «лоха» Зубова вновь мелькнуло что-то, что Лёха тогда не расшифровал, и только сейчас, сидя перед Аликом, осознал, какие чувства прятались в глазах одноклассника.
Ненависть — вот что было во взгляде «Зуба» на мосту. И торжество, присоединившееся к ненависти, в тот момент, когда Лёха в третий раз согласился, как он думал, на лёгкий заказ.
Ну и кто из них «лох»? «Зуб» или он?
Лёхе хотелось завыть от отчаянья, но он лишь тихо застонал.
— Да, ты объясни толком — что значит «заложный»?
— Тот, кто должен занять место человека, чьё желание исполнил дом.
— О, Господи! — Лёха тоненько заскулил. — Ничего не понял, объясни, я тут при чём?
— Кто-то пришёл в дом, пожелал… ну, я не знаю чего. Например: славы, денег, женщину, здоровья, да что угодно. Взамен тот, кто загадал желание, должен прийти в назначенный срок и занять место… — Алик, вдруг, без перехода, жёстко спросил: — В какую квартиру ты приходил?
— Четвёртая, на втором этаже, — больше Лёха не отпирался.
— Альберт, значит, — Алик задумчиво потёр переносицу, выжидающе глядя на Пономарёва. — И…
И Лёха рассказал всё, что до этого утаил: про лёгкий заказ, про то, как хотел обмануть «Зуба», о слепом, ноже и вспоротом животе.
— Этот твой одноклассник загадал желание и получил чего хотел. За это он должен был через оговорённое время прийти и занять место Альберта, и ждать, когда придёт очередной страждущий со своим желанием, чтобы, в свою очередь, через какое-то время занять его место. Так, понятно?
— Не очень.
Лёха и впрямь мало что понял из размытого объяснения, кроме одного: «Костик Зубов, сука и тварь! — мысленно взвыл он. — Подставил его. Переложил долг на «Пономаря». Заставил расплачиваться за свой «косяк», да не абы какой, а такой, что хрен вывезешь».
— Зачем убивать?
— Ты как бы отпускаешь, освобождаешь, прежнего проводника. Это ведь не Альберт исполнил желание твоего одноклассника, а дом, а может и сам район. Здесь, на районе, вообще много интересного и странного, а ещё больше страшного.
— И что теперь делать?
— Приведи в квартиру того, кто сделал тебя «заложным», пока районы не разъединились. Завтра последний день. Не успеешь, останешься вместо одноклассника, дому без разницы, кто будет проводником.
— Как я выберусь из дома? Подъезд закольцован и урод этот, вонючий…
— Утром подъезд разкольцуется, тогда и «Король червей» исчезнет.
— Кто исчезнет?
Что-то неприятно липкое и шершавое скользнуло по Лёхиной шее. От омерзения Пономарёва передёрнуло. Рука нырнула под капюшон мастерки и, нащупав что-то извивающееся, извлекла на свет.
В пальцах Лёхи крутился, словно издевательски танцевал громадный опарыш. Алик осёкся, лицо его пошло мелким тиком, щёки побледнели, а губы скорбно изогнулись.
— Блин! — завопил он срывающимся голосом, и столько в нём было страха, что Лёху мороз продрал по коже.
Алик выхватил у Лёхи опарыша, швырнул его на пол и с силой наступил пяткой. А после подхватил Пономарёва под локоть, рывком поднял и потянул к двери.
— Извини, но тебе надо уходить.
— Куда? — попытался упереться ничего не понявший Лёха.
Несмотря на худобу, Алик оказался чертовски силён. Он легко доволок сопротивляющегося Лёху до двери.
— Извини, — Алик не смотрел на Лёху, — «Король червей» пометил тебя, и пока он до тебя не доберётся, не отстанет. А теперь, когда ты приволок на себе его личинку, от «короля» и дверь не спасёт. Он придёт и вместе с тобой меня сожрёт.
— Да кто он это «король»?
Клацали отпираемые замки входной двери.
— Ещё один обитатель дома.
— И что, ты так просто отдашь меня ему на растерзание?
— Прости, — третий раз извинился парень, — мне нельзя сейчас умирать. Я…
Недоговорив, он вытолкал Лёху в тамбур.
— А мне, мне что делать?!
— Найди квартиру Альберта, того, чьё место ты должен занять. Там «король» тебя недостанет, там твоя территория.
— Как, как я её найду?! — во весь голос блажил Лёха. — Я, б..ть, заходил в пятиэтажную «хрущобу», а сейчас это девятиэтажка!
— Представь себе дверь квартиры, во всех подробностях и очень захоти попасть внутрь, — Алик сунул Лёхе трость и вытолкал на лестничную площадку.
— Прости, — в который раз извинился Алик. — Мне, правда, очень жаль.
— Подожди! — замолотил Лёха клюкой по двери. — Как мне выбраться с района?
— На рассвете подъезд откроется, сможешь уйти. Ещё раз повторяю: найди того, кто тебя подставил, и приведи сюда.
— А если я просто сбегу и не вернусь?
— Тогда «Король червей» придёт за тобой и тебя ничего не спасёт, — еле слышно донеслось из-за двери. — Ищи квартиру.
Вонь накрыла лестничный марш, а следом сверху донеслось знакомое.
Шлёп. Ш-ы-ы-х. Пауза. Шлёп. Ш-ы-ы-х.
Тоненько взвыв, Лёха заковылял вниз по лестнице.
12
Лёха сидел, уткнувшись лбом в сложенные на столе руки.
Выйдя от Алика, он долго бежал, ну как бежал — ковылял, опираясь на трость и цепляясь за перила. Вонь то нагоняла его, то пропадала. «Пономарь» впал в странное полузабытье: ни мыслей, ни чувств, ни желаний.
Лёха брёл, вызывая и вызывая перед внутренним взором образ заветной двери. Деревянная, крашенная в отвратительный грязно-коричневый цвет, покрытая сетью трещинок, с криво приделанным стеклопластиковым номерком в виде горизонтального ромба с цифрой четыре, и ручкой изляпаной краской. Сколько он сделал кругов по подъезду, прежде чем уткнулся носом в страстно желаемую дверь под номером четыре, Лёха не знал. Но, наверное, много, потому что вывихнутую ногу он не чувствовал, а здоровая ощущалась толстым негнущимся шлангом, наполненным горячей жидкостью.
Ввалившись в крохотный коридор, Лёха запер дверь и, без сил повалившись на пол, отрубился.
Очнувшись, он дополз до ванной, напился, умылся и, размотав бинты, осмотрел ногу. Распухшая, синюшного цвета, пульсируя, она почти не болела. Лёха переполз на кухню, нашёл в морозилке замороженные куриные окорочка и примотал их к ступне. После переполз в комнату. Трупа в ней не было, как не было и крови, размазанной по полу. Даже ножа, которым слепой себя зарезал, не было. Ни медного запаха крови, ни вони вывалившихся потрохов, ни смрада содержимого желудка, вообще никаких следов присутствия слепого в квартире Пономарёв не заметил. Всё остальное было на месте. Даже молчаливые ходики над дверным проёмом. Очень хотелось выпить и покурить, но водка и сигареты сгинули вместе с курткой где-то в недрах дома.
До рассвета оставалось всего ничего, поэтому он сидел, положив голову на шершавую столешницу, и ждал. Вопросы, потревоженными пчёлами, роились в голове. Что загадал Зубов? Почему решил подставить его? Кто такой Алик? Как он оказался в проклятом районе и что загадал? Что за «Король червей»? Можно ли пожелать бессмертия? Откуда район вообще взялся? Аня, Ромыч, «Дуремар» — кто они или что они? Видения? Призраки? Пленники дома? Бред его воспалённого воображения?
Минуты тянулись так невыносимо медленно, что «Пономарь» не выдержал и отправился на кухню. В верхнем ящике он нашёл пузатую бутылку, до половины наполненную тёмно-янтарной жидкостью. Понюхав горлышко, Лёха удовлетворённо кивнул: пахло как нужно — клопами, а не сивушными маслами и спиртом. Значит, в бутылке коньяк, а не виноградный колер на основе спирта.
Начистив полстакана жидкого янтаря, Лёха на миг задумался: стоит ли развязывать? Но вспомнив «Короля червей», отбросил колебания и влил в себя терпкую горечь.
Напряжение чуть отпустило, и Пономарёв вернулся в комнату. Там он принялся терпеливо ждать, когда белёсое марево за окном окончательно рассеется и можно будет уйти. В тяжёлой голове правила бал звенящая пустота. Как он приведёт «Зуба» в квартиру, Лёха не знал, но знал точно: обязательно его сюда доставит. Хоть тушкой, хоть чучелком, но «Зуб» взвалит на себя ношу, которую так ловко перекинул на Пономарёва.
Резкая трель ударившего по нервам звонка, заставила его вздрогнуть. Он встрепенулся, отгоняя сонную одурь, и вытянул из кармана настойчиво трезвонивший телефон.
— Да, — Лёха осторожно прижал динамик к уху.
Сквозь треск помех слабо донеслось.
— Привет, Пономарёв.
— Привет, Зубов.
Лёха не удивился звонку, чего-то подобного он ожидал. Было бы странно, если бы «Зуб» не проверил, как всё прошло. Ни за что бы он не пропустил миг торжества. Поставить ногу на грудь поверженного противника — это наслаждение поострее оргазма будет. Лёха бросил быстрый взгляд в окно. Молочная пелена потихоньку начала сменяться мертвенным синеватым светом. Ещё немного и рассветёт.
— Вот решил проверить, сделал ты дело или нет. По голосу слышу — сделал!
Зубов даже и не пытался скрыть злорадного ликования.
— Зачем?
— Что зачем? Зачем я подписался на этот блудняк? Или зачем подставил тебя?
— Объясни и то, и то.
— Объясни… — издевательски передразнил Зубов и вдруг злобно рявкнул. — Демченко!
— Что Демченко? — не понял Лёха.
— Ты, сука, даже не помнишь, кто это?! — перешёл на срывающийся фальцет одноклассник. — Ты… — захлебнулся он возмущённым визгом. — Мразь! Сука! Тварь!
Зубов уже не визжал — хрипел, задыхался, перхал — злобой, ненавистью, отчаяньем.
— Ты, Костяныч, если хочешь по существу, что сказать — предъяву там кинуть, претензии выдвинуть, — так говори, а собачить меня не надо, за это и ответить можно. И я помню, кто такая Демченко… Юлька. Только она здесь при чём?
Конечно, Лёха помнил самую красивую девочку их класса, если не всей школы. Помнил её маленькие грудки, гладкий шёлк живота, сладкие поцелуи и жаркие стоны. И ещё, что он был у неё первым.
— А-а-а-х… — наконец справился с чувствами Зубов. — При чём? Ты и впрямь урод, Пономарёв! Ты ей жизнь сломал, и как бы не при делах. Да? Мразь!
— Толком объясни, — Лёха совершенно не понимал, что хочет донести до него одноклассник. — Я Демченко с выпускного не видел. Так что разложи суть претензий, так сказать, по полочкам.
«Зубовы» обидки совершенно не интересовали «Пономаря». Чтобы он там не натворил, чем бы не обидел одноклассника, в любом случае это было не настолько серьёзно, чтобы кинуть его в такое дерьмо, в которое окунул его Костян.
Лёха просто тянул время в ожидании, когда разкольцуется подъезд и можно будет покинуть район и встретится с одноклассником лицом к лицу.
— По полочкам, значит? — тон Зубова стал совершенно ледяным. — Ладно, слушай.
«Ну, давай, жги глаголом, изливай на меня свою желчь. Посмотрим, как ты запоёшь, когда я упакую тебя в багажник и привезу сюда». «Пономарь» смотрел на наливающуюся бледностью синеву за окном, вполуха слушая Зубова.
— Урод, гниль, ты хоть знаешь, что Юля забеременела от тебя? А когда поняла, аборт было поздно делать. А она сделала! — с каждым словом лёд в голосе Зубова таял, превращаясь в лужу ярости и злобы. — Папаша её, урод и мразь, заставил!
«Это не желчь, — думал Пономарёв, слушая одноклассника, — это самый настоящий яд, разъедающий почище соляной кислоты».
— Юля чуть кровью не истекла, у неё там что-то не выдержало, лопнуло. В реанимации месяц лежала. А потом головой двинулась, с куклой, как с младенчиком нянчиться стала. В психушку отъехала на полгода. Дальше — больше…
Зубов задохнулся, закашлялся, оборвав пламенную речь на середине.
— Я не знал всего этого.
— Да мне по херу! Я как узнал, к ней рванул… Я ведь в неё влюблён был, с пятого класса… Думал на выпускном к ней подойти… признаться в любви… а тут ты, мразь, шваль подзаборная… Она ведь была влюблена в тебя с девятого класса… А ты, мразь, внимания на неё не обращал, знал, что не даст, а на выпускном воспользовался тем, что она… в тебя… как кошка…
С каждым словом речь Костика становилась всё более сбивчивой. И всё явственнее Лёха слышал в его голосе не ярость и злобу, а боль и горечь.
— Извини…
— На хер мне твои извинения! В жопу их засунь, понял?!
Зубов почти завыл.
— Я в больничке её навещал… Думал — забудет, оттает, сладится у нас… А Юляша, словно замороженная. Молчит, в одну точку смотрит, но ничего, я терпеливый. Думал, моей любви хватит на двоих… Не хватило. Она, конечно, чуть пришла в себя, хоть как-то реагировать стала, но всё равно словно неживая, словно в ней умерло что-то. Пить начала, с какими-то уродами типа тебя, связалась. Я от отчаяния начал по бабкам ходить, колдунам всяким… Думал, если наука бессильна, так есть ведь что-то иное… Без толку всё! Шарлатаны одни, только деньги тянули.
Лёха слушал, до боли в костяшках стискивая телефон. С каждым словом Зубова в нём что-то скрючивалось, сморщивалось, затягивалось тугой спиралью, мешая нормально дышать.
— Но я нашёл. Сначала туманные слухи, мол, есть в нашем городе район странный, в котором можно исполнить любое желание. Я начал рыть, и я нарыл: Мочанга — проклятый район. А на районе «Дом желаний» есть, который желания исполняет. Как я район нашёл, как в дом попал, даже и не спрашивай. Я попал и загадал, и слепой всё исполнил, правда, и плата была непомерная. Теперь ты знаешь какая, да?
Лёха кивнул, он почти совсем не мог дышать.
— Чё молчишь, неинтересно?
— Интресно… — еле выдавил из себя «Пономарь». — Чё… згдл…
— Не понял, чего ты там бормочешь? Впрочем, неважно. Счастье я захотел, для себя и Юляши, чтобы забыла всё, что с ней случилось, чтобы мы зажили вместе. Счастливо. Мы со слепым договор заключили на то, что я через пятнадцать лет приду и займу его место. Как тебе требование, а?
Спираль в груди Лёхи стянулась до предела и чуть ослабла, впуская немного воздуха в лёгкие и позволяя говорить.
— Нормально. За счастье платить надо.
— Вот и я так решил. Чёрт с ним, думаю, пятнадцать лет — это много, а пятнадцать лет счастья — так и подавно. А за это время многое может измениться: или шах сдохнет, или ишак. Юляша оттаяла, пить бросила, на работу устроилась и, не поверишь, вроде как полюбила меня. Жаль, с детьми не сложилось. Уж не знаю, то ли магия проклятого района бессильна оказалась перед нашими криворукими коновалами, что дочиста выскребли Юлю, то ли я, когда загадывал, об этом не подумал.
Алексей слушал Константина, уткнувшись лбом в стол — голова вдруг стала пустой-пустой и тяжёлой-тяжёлой — чувствуя лишь стыд, бессилие и гнев.
Стыд перед Юлькой. Он всегда знал, что она смотрит на него щенячьими глазами. Стыдно за похоть свою мимолётную. За то, что подпоил и воспользовался её влюблённостью. За то, что не удержал свой хер в штанах: сунул, кончил и хоть трава не расти. Уехал и забыл, что есть влюблённая в него дурочка. За то, что и не подумал предохраняться. Решив, куриным своим мозгом, — один раз не Дед Мороз, авось и пронесёт.
Бессилие перед Константином и его правдой. Он сам бы на такое пошёл, чтобы предотвратить тот роковой вечер, когда погибла Аня.
И гнев на себя, за то, что по глупой своей безбашенности, наглости и эгоизму, бравируя перед дружками, такими же тестостероновыми дебилоидами, не осознавая всю подлость ситуации, поспорил на её невинность.
— А, чё, пацы, спорим, я Демченко на выпускном распечатаю?
— Да, ты гонишь.
— Забьёмся по пятаку с рыла?
За то, что тайком подливал ей водки в шампанское и шептал всякие благоглупости, обещая всё и ещё немного в придачу.
Алексей глухо застонал и впился зубами в мякоть ладони, чтобы не завыть.
— А потом, — голос Константин долбил и долбил в самое ухо, донельзя сжимая пружину в груди, — я узнал, что ты в город вернулся. Ну, вернулся и вернулся, хрен с тобой, главное — маршрутами не пересекаться. Увидел тебя случайно, и такая ненависть у меня возникла, такая злость, такая ярость… Что я аж кушать не мог, спать не мог, работать не мог, ничего не мог. Только о тебе думать, мерзкую харю твою представлять, самодовольную и наглую. Вот и подумал, а с каких таких щей я должен хлебать ту кашу, что ты заварил? Ты же минимум три жизни сломал. Разве я не прав? Начал искать как договор с проклятым районом обойти и на тебя его повесить. Прикинь, нашёл и…
Пружина в груди, перетянутая до предела, наконец, лопнула. Алексей уронил телефон, ещё слыша невнятный бубнёж Константина. То плаксивый, то яростный, то почему-то просящий. Но что именно говорил одноклассник, он уже не понимал.
Тонкий, едва слышимый голос, зародившийся в недрах Лёхиной головы, голос той самой пресловутой совести, которую многие обменяли в школе на ластик, зашептал тихо, но настойчиво.
«Может, прав Константин Зубов, бывший зачуханный одноклассник, несчастный влюблённый и просто сжираемый огнём ненависти человек, и это ты, Алексей Пономарёв, — лудоман, алкоголик и наркоман, преступник и просто мудак по жизни, одним фактом своего существования во всём виноват? Не будь тебя Аня и Ромыч были бы живы. А у Юли сейчас была бы не фантомная жизнь, заштопанная по живому непонятным колдовством, а любящий муж и пара-тройка детей?
Сам-то ты, Алексей, чего в жизни добился? Кому принёс счастья? Может, ты любишь кого? Без сомнения: «синьку», «ганджибас» и азарт. Может, тебя кто любит? Три раза ха! Нет такого человека. Разве что мать, так она год, как умерла, а ты, вот ведь «человек хороший», так ни разу на могиле и не был.
Может, ты достоин этой участи — заменить слепого в «Доме желаний»? Может, это твоё чистилище, и тебе следует очиститься в нём, дабы попасть вместо ада, который по делам твоим светит тебе как солнце над жаркими Карибами, в иное место?»
— Но ведь не я желание загадывал, не я договор подписывал, не мне отвечать… — Лёха тихо спорил с голосом совести. — Не хочу я чужую статью на себя брать, не хочу! Я отсидел за свои грехи. Искупил! Сполна!
А голос всё не унимался, с каждым словом из слабенького и дрожащего, превращаясь в уверенный и настойчивый.
«Назови пять причин, по которым тебе стоит уйти отсюда? Кто тебя ждёт? Что тебя ждёт? Кому ты нужен? Кто тебе нужен? Ради чего ты живёшь? Ради кого ты живёшь? И ради чего ты готов умереть? Наркота, бухло, игра? Есть ли вообще смысл в твоей жизни? Что ждёт тебя впереди?»
— Мне всего тридцать пять, я всё могу изменить. Могу? Могу?! Могу! — шептал Лёха в пустоту комнаты.
«Ты наркоман, алкоголик и лудоман. Ну, приведёшь ты Костика сюда, дальше что? Чем «Гансу» долг отдавать будешь? Или ты думаешь — это твой последний косяк перед ним? Думаешь, не будет больше проигрышей и долгов неподъёмных? Думаешь, не прикопают тебя за долги где-нибудь загородом?»
— Я завяжу!
«Конечно, завяжешь. Заменишь на что-нибудь другое. Да? На что? Опять на «ханку» или на «синьку»? Ты же игрок! Ты без азарта не можешь, тебя же трясти начнёт на «отходняках», и ты, чтобы снять ломку, опять развяжешься! — голос вдруг сделался усталым и безразличным. — А, впрочем, решай сам».
«Ты же игрок. Ты же игрок. Ты же игрок… — набатом звучало в голове Алексея».
Алексей достал из тесного кармана джинс последнюю пятирублёвую монету. Подкинул, поймал. Пятак лёг в ладонь реверсом вверх. Номинал, порядком исчёрканный, с глубокой щербиной, отделяющий верхний хвостик, и тёмным пятном в полуовале, походил на глаз, пристально смотрящий на Пономарёва. Алексей покачал ладонью, ловя монетой бледные рассветные лучи. Глаз, словно бы подмигивая, спрашивал: «Сыграем?»
Сыграем!
Пятак взлетел, подброшенный сильным щелчком.
Алексей прикрыл глаза. Загадал.
«Орёл» — жить Косте с Юлей долго и счастливо.
«Решка» — тянуть «Зубу» лямку в «Доме желаний».
Закрутился, завилял в воздухе пятак и, пролетев мимо ладони, покатился, звонко цокая по полу. Замер в трещине между половиц боковой поверхностью вверх. Ребристый «гурт», поймав слабый луч осеннего солнца, отразил его прямо в глаз Алексею, словно говоря.
— Сам решай, Алексей, сам. Сколько ещё будешь перекладывать ответственность за поступки на свои же слабости и зависимости? Как долго будешь твердить: «Какое время, такие и поступки. Не мы такие — жизнь такая. Так, мир устроен, не нам его менять?»
— Сам, — повторил за лучиком Алексей. — Сам! — Закричал он в тишину квартиры и засмеялся громко и... облегчённо.
Тик-так-тик-так.
Ходики, казавшиеся мёртвыми, ожили и начали отсчитывать новый срок.
Конец.
1. Шоу Трумана (1998) – жизнь в декорациях
2. Весна, лето, осень, зима… и снова весна (2003) – философия природы и судьбы
3. Изгой (2000) – выживание и сила духа
4. Прибытие (2016) – язык, меняющий время
5. Догвилль (2003) – жёсткий эксперимент о морали
✨ Эти фильмы не просто смотришь, они реально остаются внутри.
📌 А я ещё делюсь фильмами и подборками каждый день здесь, если интересно, заглядывай👉 «Что глянуть, брат?»
Кадры из фильмов
