- А потом что было? – Не вытерпела Полина.
- Что было? Ничего не было. – Продолжила свекровь. - Пришла однажды, а Ефима нет. Я туда тыркнулась, сюда, сгинул мой любимый. Поплакала я, а деваться некуда - о себе подумать надо. Узнают в деревне, что я без мужа забеременела - заклеймят позором, матери с отцом достанется, да братикам-сестричкам. В октябре волнения начались, они и до этого были, а тут и до нас докатились. Ну, я и воспользовалась ситуацией: собрала кой-какие вещички и двинулась куда глаза глядят, пока никто ничего не заметил. - Полина слушала, не перебивая, только в особо драматичные моменты рот ладошкой прикрывала. - Так я шла, много дорог исходила. Говорила, что деревню сожгли, одна я в живых осталась. А муж, якобы, на войну гражданскую, воевать пошёл. Люди меня жалели, помогали, чем могли: кто с ветерком на телеге домчит, кто хлеба с молоком даст, да и милостыню просить приходилось. Начало холодать, а у меня ни одежки тёплой, ни обувки сносной. Но и тут мне свезло, пришла я в дом богатый на ночлег проситься, там меня барыня приметила и при себе оставила. Жилось мне там припеваючи, там я и Феденьку родила. Только потом за той барыней пришли, пришлось опять в путь-дорогу отправляться, пристанище искать. Так до этой деревни и добралась. Здесь и осела, дом мне дали, работу. А что ещё человеку надо? Кров, да пища, а всё остальное от лукавого. - Евдокия Владленовна замолчала, задумалась.
- А как же Ефим? - Спросила Полина после паузы.
- Да кто ж его знает? То ли сам ушёл, то ли добрались до него, только больше я его не видала. Феденька как напоминание о той любви остался, вылитый отец, такой же высокий, черноволосый, да черноглазый. Потом война отечественная началась, до нас не добрались, слава богу, а вот мужиков почти что всех подчистую забрали, остались только дети, старики, да бабы. Тяжело было, выживали, как могли. Только Феденька у меня и остался, уж какой есть. – Полина обняла Евдокию Владленовну. Так их Федор и застал. Глянул из-под косматых бровей хмуро, ничего не сказал. Женщины тут же смутились проявления чувств, глаза спрятали. Полина вернулась к делам, Евдокия Владленовна лежала без дела. Шить да читать зрение не позволяло, по хозяйству помочь – здоровье. А Полине ох как помощь сейчас бы не помешала. Никто не делал скидку на ее положение: приходилось и ведра таскать, и на речке белье стирать, и в колхозе работать. Уставала так, что до кровати чуть не ползком добиралась, но не жаловалась и не роптала. Не она первая, не она последняя. Все так жили.
Ребенок родился через восемь месяцев.
- Кто там? – Спросила измученная Полина у повитухи.
- Сынок. – Полина удовлетворенно улыбнулась. А как глянула в синие, как васильки глаза, так и нарекла – Василек, Василий, значит.
Свекровь внуку обрадовалась, даже слезу пустила:
- Уж думала не дождусь. Как назовете?
- Васенька, Василий. – Радостно ответила Полина.
Только вот Федор ребенку не обрадовался, ходил темнее тучи.
- Не мой это ребенок. – Сказал он. – В городе нагуляла и мне подсунуть решила.
- Как же так? – Заплакала Полина. – Твой это сынок, Федя, твой.
- А сроки почему не совпадают, а? Что ты на это скажешь? – Шумел Федор.
- Я не знаю. – Стушевалась Полина. – Но я тебе правду говорю, свой это сын, не было у меня никого.
- А как ты объяснишь то, что он на меня не похож?
- Да он же вылитый твой отец, такой же светловолосый и голубоглазый. – Пришла на помощь Евдокия Владленовна. Но Федор все равно не верил.
- Надо мной вся деревня смеется, говорит, родила тебе твоя Полинка байстрюка, а ты, дурак, воспитывать будешь. – Кулаки Федора сжимались. Полина вжалась в угол, со страхом прижимая к себе сына.
- Полиночка, может, и хорошо, что не от Федора родила. – Шепотом сказала свекровь, когда сына не было дома.
- Это Федора сын. – Упрямо повторила Полина, сжав губы.
Но чем старше становился Василий, тем меньше походил на Федора. Полина и сама не знала, как так получилось, что Васенька был вылитый Павел, ведь до самого главного у них так и не дошло, испугалась она в последний момент, прошептала онемевшими губами: «Нет, Пашенька, нет, не по-людски это и не по-божески. Ты уж прости меня, если сможешь». Но все равно себя корила, что сынок на Федора, мужа ее законного, перед богом и людьми, не похож. Это все оттого, что слишком много она о Паше думает, мечтает его увидеть.
Василий словно знал, что отца раздражает, потому и рос тихим и спокойным, хлопот не доставлял, сам себя занимал, а как подрос – стал матери по дому помогать. Полина не могла нарадоваться, что сын у нее такой смышленый растет. Стала его грамоте и счету учить, но Федору это не понравилось.
- Ох, уж это ваше бабское воспитание. Не сметь. – Он грохнул кулаком по столу. Полина вся сжалась и если бы было можно, исчезла бы вовсе. А Василий отца не боялся, смотрел на него своими синими глазами и чему-то тихонько улыбался. – А ты чего вылупился, отродье? – В бешенстве выбегал Федор из дома, и чтобы хоть немного унять клокотавшую внутри ярость, был кулаком в стену дома, разбивая руки в кровь.
Василию было пять, когда Евдокия Владленовна померла.
- Мама, бабушка холодная. – Сказал он утром.
- Как холодная? Ты что такое говоришь? – Полина соскочила с печи, бросилась к кровати свекрови, пощупала пульс. – И правда преставилась. – Она размашисто перекрестилась. – Иди, Вася, отца позови.
Федор никак не отреагировал на смерть матери. На похоронах только Полина и плакала. Вспоминали Евдокию Владленовну добрым словом, многим она помогла, кому делом, кому добрым словом.
- И работник была хороший, передовик производства. – Важно сказал Петр Фомич, опрокинул рюмку, крякнул, занюхав рукавом.
- Мама, не плачь, бабушка сейчас там. – Василий указал глазами на потолок. – Ей там хорошо.
- Да, сынок, ты прав. – Полина улыбнулась сквозь слезы, потрепала сына по льняной головке, чувствуя, как в груди разливается нежность.
Похоронив мать, Федор совсем озверел, кидался на людей, стал прикладываться к бутылке. В пьяном состоянии становился совсем невменяемым: крушил мебель, ревел, как раненый зверь.
- Федя, ты бы не пил. – Просила Полина.
- Пошла ты, дура. – Орал Федор.
Пару раз он замахнулся на Васю, но встретившись с его ледяным взглядом, опустил руку. И Полину он больше не бил, оттого и бесился. Сидевший внутри зверь просился наружу. Повадился Федор ездить в город, напивался там до беспамятства и лез в драку. Возвращался весь избитый, зализывал раны до следующего раза.
- Федя, не доведут до добра твои поездки. – Предрекала Полина, но Федор не слушал, отмахивался от жены, как от назойливой мухи.
А давайте будем друзьями! 💖