Три месяца вахты в заповеднике «Седой Увал» подходили к концу, но последняя неделя стала для Ильи Громова настоящим испытанием. Он почти не спал. Каждую ночь, как только сгущалась темнота, вокруг его трейлера появлялись странные звуки, словно что-то живое бродило вокруг.

Это «что-то» было тяжелым. Илья слышал, как под его шагами — если это были шаги — хрустел мерзлый грунт и ломался хворост. Дыхание было хриплым, с мокрым присвистом на вдохе. От него пахло мокрой шерстью и сырой землей, как из глубины старого подвала. Существо методично обходило трейлер, и скрежет когтей по металлической обшивке впивался в сознание, не умолкая даже в тишине. Потом шаги замирали у двери. Воцарялась полная тишина, нарушаемая лишь тем самым хрипом у самой щели под порогом. Возникало стойкое ощущение, что оно стоит с другой стороны и вглядывается внутрь, прислушиваясь к каждому звуку.

Утром приехал егерь Семён с провизией. Илья, стараясь говорить спокойно, спросил, не замечал ли тот у трейлера крупного зверя. Семён замолчал, перестал перекладывать консервы и посмотрел на Илью прямым, тяжелым взглядом.

— Это не зверь, — сказал он без эмоций. — Леший это. Он так новичков проверяет. Свою проверку ты прошел, раз вахту закончил. Ты же завтра уезжаешь, вот он и приходит попрощаться. Только запомни: не выходи к нему. И не пытайся смотреть на него. Ему это не нравится.

Илья почувствовал, как по спине пробежал холодок.
— А раньше предупредить не мог?
— Ты не спрашивал. Да и не ко всем он приходит. Только если почувствует неуважение к лесу.

На следующий день прибыл сменщик — молодой практикант Артём, самоуверенный и пахнущий городским одеколоном. Передавая ключи, Илья подробно проинструктировал его, уделив особое внимание возможным ночным визитам.

— Медведь-шатун? — снисходительно усмехнулся Артём, оглядывая уютный, современный трейлер. — Слышал, они боятся громких звуков. Можно ракетой от сигнального пистолета под хвост пустить.

— Это не медведь, — мрачно ответил Илья. — Здесь есть правила. Главное: если услышишь странные звуки, не выходи и не выглядывай в окно ни при каких условиях. И помни — ты здесь всего лишь гость, уважай природу.

Артём лишь пожал плечами, всем видом показывая, что слушает эти байки лишь из вежливости.

— Ну хорошо. Вроде всё закончил. — тихо произнес Илья, оглядываясь вокруг и собираясь уже в путь.

Вернувшись в город, Илья первым делом принял душ. Он натирал кожу мочалкой, пытаясь смыть ощущение постоянного чужого взгляда, въевшийся запах дыма и тот сладковатый запах тления, что витал вокруг трейлера по ночам. Выбравшись из ванной, он почти без сил рухнул на кровать и мгновенно уснул.

Сквозь сон ему почудился знакомый звук. Негромкий, но отчетливый: металлический скрежет, точно кто-то провел чем-то острым по ребристой поверхности батареи. Илья резко вскочил, осматриваясь вокруг. Сердце колотилось где-то около горла. Он замер, прислушиваясь. В квартире было тихо и темно. С трудом переводя дыхание, он подошел к батарее и провел по ней ладонью. Чугун был холодным и гладким.

— Почудилось что ли? — Пробормотал он себе под нос, направляясь обратно в кровать, затем, с трудом успокоившись, снова заснул.

Утром, потягивая мышцы и заварив кофе, он сел разбирать архив, осознав, что забыл в спешке свой старый фотоаппарат, лежавший на полке. Карту памяти, к счастью, забрал. Он скачал фотографии на компьютер — сотни снимков тайги, зверей, неба. Пролистывая их под монотонное жужжание системного блока, он почти в самом конце наткнулся на одно странное изображение.

Это был кадр, сделанный в ту самую ночь. На тёмном, смазанном фото что-то виднелось. Снимок был сделан явно изнутри трейлера, словно с верхней полки, но в кадре был не вид из окна, а интерьер, где он сам спал в своей койке. Приглядевшись, Илья увидел, что в нижний угол кадра попали чьи-то пальцы — нечеловечески длинные, с толстыми, потемневшими, как старая кора, ногтями. Будто кто-то взял аппарат и навёл его на спящего хозяина.

Сердце Ильи ушло в пятки. Он бросился звонить в администрацию заповедника.

— Добрый день, вы с Артёмом на связи!? — почти крикнул он секретарше.

— Нет, Илья Петрович, второй вечер как молчит, с самого вашего отъезда. Беспокоимся, уже вертолёт готовим на проверку.

Илья не мог ничего сказать. Он просто положил трубку, понимая, что байка Семёна могла оказаться правдой.

— Лишь бы ничего не случилось… — тихо пробубнил он себе под нос, поглядывая на странный снимок.

Через несколько часов раздался звонок. Директор. Его голос был пустым и напряженным, словно он говорил из-под толщи воды.

— Илья... Вертолёт вернулся. Трейлер цел, но дверь... её вырвало с корнями. Артём мёртв. Врачи предварительно говорят — разорвал медведь... Но разве медведи... могут вырвать дверь?

Илья молчал, сжимая телефон вспотевшей ладонью.

— Илья, — голос директора дрогнул. — Там твой фотоаппарат нашли. Посреди комнаты, включённый. Мы посмотрели... Сегодня ночью было записано какое-то видео, но файл поврежден... На секунду лишь мелькает какая-то размытая картинка... Можешь приехать? Может, ты знаешь, как его восстановить?

— Думаю да, скоро приеду. — ответил Илья и сразу подорвался с места.

Он натянул куртку и вышел из квартиры, захлопнув дверь. В тишине пустого жилья щелкнул замок.

Через секунду из глубины коридора, из спальни, донесся тихий, но совершенно отчетливый звук. Скребущий, металлический. Как будто по ребру чугунной батареи провели одним твердым, длинным ногтем. Один раз. Затем еще один. После чего в квартире вновь воцарилась кромешная тишина.

Дверь открылась без стука. На пороге — Кейт.

Она сменила амуницию: чёрные кожаные брюки, тёмно-бордовый свитер, но та же медь в волосах и те же зелёные глаза, что сканировали его с бесстрастной точностью сенсора. В руке дымился бумажный стаканчик.

— Выглядишь так, будто тебя переехал грузовик с иллюзиями, детектив, — её голос, низкий и с лёгкой хрипотцой, заполнил тишину. — Кофе? Чёрный, без всего. Прямо как твои перспективы, если продолжишь в том же духе.

Рэй не пошевелился. Его правая рука, лежавшая на колене, медленно, почти незаметно, соскользнула вниз, и пальцы нашли знакомую насечку на рукояти трости у стола.

— Гильдия Теней решила разгрузить совесть оптом? — спросил он, не меняя интонации. — Или у тебя внезапно открылся рвотный рефлекс на грязь, в которой ты плаваешь?

Уголки её губ дрогнули, создав не улыбку, а лишь намёк на неё.

— Совесть — это балласт. А я предпочитаю оставаться на плаву. — Она сделала шаг вперёд и поставила стаканчик на стол. Бумага шипяще шуршала о полировку. — Тот, кого ты ищешь... он свихнулся. Нарушает контракты. Оставляет следы. Для Гильдии это как плевать в святой источник.

Рэй наблюдал. Не просто слушал, а впитывал. Напряжение в её скулах, чуть учащённое дыхание, едва уловимое дрожание ресниц, когда она лгала, приукрашивала или опускала детали. Она говорила правду. Ту, что была выгодна ей в эту секунду.

— И ты, значит, возжелала помочь Фемиде? — в его голосе запрыгали стальные занозы насмешки.

— Я возжелала помочь своей шкуре, — парировала она, её взгляд упал на кристалл, и зрачки на мгновение сузились. — Он теперь охотится на бывших. На тех, кто, как я, попытался выпрыгнуть из карусели. Сейчас его мишень — я. Твоя — он. Наши векторы... сошлись.

Она обвела кабинет взглядом, медленным, оценивающим. Взгляд скользнул по стерильным стенам, минималистичной мебели, по полному отсутствию личных меток.

— Уютно. Если ты, конечно, фанат атмосферы клубов анонимных аскетов.

— У меня нет времени на интерьерные изыски, — отрезал Рэй, и его пальцы сжали рукоять трости чуть сильнее. — И на вербальные. Если есть информация — выкладывай. Нет — не загораживай выход.

Кейт улыбнулась. Это был не оскал, а обнажённый клык, прикрытый тонкой кожей учтивости.

— Всякая информация имеет цену, детектив. Даже та, что... взаимовыгодна.

— Условия? — спросил он, уже предвидя развязку.

— Иммунитет. Полное и официальное прощение за все прошлые... разногласия во взглядах. И защита. Твоя личная. Круглосуточная.

Рэй медленно поднялся. Кости похрустывали, мышцы ныли. Его тень, отброшенная светом лампы, накрыла её, поглотила в себе. Он был больше, тяжелее, но она не отпрянула, лишь чуть откинула голову, чтобы встретить его взгляд.

— Ты входишь в мой кабинет, — его голос прозвучал не громко, но с давлением водолазного колокола, — и пытаешься торговаться? Ты — ходячее вещественное доказательство по трём делам об убийстве.

— Я — твой единственный билет на эту охоту, — не моргнув, парировала она. — Без меня ты утонешь в бумагах, пока он не выжжет дотла пол-Аэтриума. Выбор за тобой. Гордыня или результат?

Они замерли по разные стороны стола. Не лёд и пламя, а два клинка, упирающихся друг в друга остриём.

Внезапно Рэй протянул руку, взял стаканчик. Пластиковый край обжёг пальцы. Он сделал медленный глоток. Обжигающая горечь опалила нёбо и язык, прочищая сознание, как удар тока.

— Говори, — приказал он, ставя стаканчик с глухим стуком. — Всё, что знаешь. И запомни: если твои слова пахнут ложью, никакой иммунитет тебя не спасёт. От меня.

В её глазах, в самой их глубине, что-то дрогнуло — не уважение, может, признание равной опасности.

— Его зовут Морфей, — начала она, и её голос стал сухим и деловым, будто она зачитывала отчёт. — Он был нашим лучшим художником в жанре тихого ухода. Но в нём что-то щёлкнуло. Он заговорил о «чистке», о том, что Гильдия «заболела». Уверен, что должен стереть с карты всех, кто, по его мнению, опорочил идеал.

— Идеал наёмного убийцы? — Рэй с силой поставил стаканчик, и кофе расплескался через край.

— Для нас это не убийство, — её голос стал ледяным. — Это высшая форма хирургии. А он скатился до уровня мясника. Работает топором.

— Где он сейчас?

— Не знаю. Но я знаю, где он будет. — Она вынула из кармана смятый клочок бумаги, положила его перед ним, будто делая ставку в покере. — Сегодня ночью. В старом индустриальном квартале. Он назначил встречу... следующей жертве.

Рэй взглянул на бумагу, затем снова на неё, пытаясь найти подвох в каждом порыве кожи.

— Почему не идешь сама?

— Потому что, — она посмотрела на него прямо, и в её зелёных глазах, на секунду, мелькнула не расчетливая тень, а первобытный, животный страх, — я хочу жить. А выйти против Морфея один на один — это не дуэль. Это самоубийство. Даже для меня.

Он изучал её лицо — россыпь веснушек, упрямый изгиб бровей, лёгкую дрожь в руке, которую она тут же убрала за спину. Она боялась. И этот страх был единственной валютой, которой он мог пока верить.

— Хорошо, — Рэй резко развернулся, накидывая пальто. Ткань тяжело легла на уставшие плечи. — Едем. Но запомни: одно неверное движение — всего одно — и твоё следующее пристанище будет камерой с каменным полом и решёткой вместо двери.

— О, детектив, — она снова улыбнулась, и теперь в её улыбке плескалась опасная, почти весёлая игра, — я как раз специалист по неверным движениям.

Он распахнул дверь, пропуская её вперёд. Два хищника, связанные временным договором, шагнули навстречу ночи. Охота началась. И Рэй отчётливо понимал, что в этой игре роли добычи и охотника могут меняться быстрее, чем мигают неоновые вывески.

Сегодня хочу рассказать вам о трёх простых, но цепляющих произведениях, которые меня впечатлили. Я часто ищу такие истории для вдохновения или просто чтобы провести время с удовольствием. За последнюю неделю я прослушал более десяти аудиокниг, и эти три, на мой взгляд, определённо стоят вашего времени.

Каждый рассказ хорош по-своему, но я всё же расставил их в порядке личного предпочтения.

1) Конец пути (М. С. Парфёнов):

Интересные детали: Постапокалипсис, триллер, голод, канибализм, интересная концовка.

2) Фаза ходячего трупа (Источник: Youtube)

Интересные детали: Триллер, радиация, реалистичная история, нагнетающая концовка.

3) Последний рубеж (Роман Чёрный):

Интересные детали: Мистика, подростки, виновные получают по заслугам.

Ссылки на ресурсы пришлось удалить, по правилам площадки, но вы всегда сможете найти данные произведения по названию.

Если хотите прочувствовать эти истории так же, как и я, то очень советую озвучку от «АБАДДОНА».

Листок 1. 23 сентября.

«Отец пришел поздно, пьяный и злой. Я мгновенно почувствовал это по тому, как громко захлопнулась входная дверь, заставив меня вздрогнуть.

Я вжался в стул, пытаясь стать невидимым, но он сразу направился ко мне. Я слышал его шаги по скрипящей лестнице, ведущей в мою комнату. Запах перегара и злобы был таким густым, что им можно было подавиться. Появившись в проеме, он сразу начал кричать, что я никчемный, что я во всем виноват.

Я не понимал, о чем он, и лишь прижал к груди тетрадь с ручкой. Отец схватил меня за волосы и потащил к подвалу. Глаза невольно заслезились от тянущей боли. Казалось, он сейчас их вырвет.

Я цеплялся за косяки дверей, кричал, но его пьяная ярость была сильнее. Тетрадь с ручкой я не отпускал, крепко сжимая их в правой руке. Он толкнул меня, и я кубарем скатился вниз по бетонным ступенькам, ударившись головой о холодный, покрытый липкой сыростью пол. Дыхание перехватило, а голова закружилась. В ушах прорезался резкий звон.

Прежде чем сознание окончательно вернулось, я услышал, как со скрипом задвигается ржавая щеколда.

Теперь я здесь один. В полной темноте. Ледяной холод тут же начал пробираться под тонкую куртку, а по затылку пробежали мурашки.

Может… Завтра он меня выпустит?»

Листок 2. 24 сентября.

«Я бил в дверь кулаками, пока они не заболели, кричал, умолял меня выпустить. В ответ — лишь тишина. Горло сдавил спазм от плача и пыли.

Когда сил стучать уже не осталось, я пошел на ощупь вдоль стены и наткнулся на старую полку. Пальцы нащупали картонную коробку.

Спички — все отсырели, рассыпались в труху. Но ещё там были две толстые восковые свечи, облепленные пылью, и лёгкая пластмассовая зажигалка, почти пустая.

Я чиркнул, и она выбросила жалкое оранжевое пламя. Сердце забилось чаще. Я поспешно прикоснулся огнём к фитилю, и тьма отступила, оставив после себя пляшущие тени.

Они были слишком густыми, слишком глубокими. Мне показалось, что в них кто-то есть.

С этого дня я решил записывать в тетради всё, что происходило, чтобы не сойти с ума в этой темноте. Начал со вчерашнего дня, как можно заметить.

Жажда уже давала о себе знать — я облизал пересохшие губы и заметил, как с холодной трубы, идущей вдоль стены, медленно стекают капли.»

Листок 3. 25 сентября.

«Первая свеча уже наполовину сгорела. Теперь я экономлю свет, сижу в темноте и зажигаю её лишь на минуту, чтобы сделать запись.

Живот сводит от голода, а во рту стоит противный металлический привкус. Единственное, что удается пить — это капли с той холодной трубы. Я подставляю под них крышку от какой-то банки, жду по полчаса, чтобы сделать всего один глоток ледяной, ржавой на вкус воды.

Сегодня я услышал… не просто тишину. Из угла, где сложены старые оконные рамы, донёсся тихий, едва уловимый треск. Точно угли в потухающем костре.

Но углей здесь нет и быть не может — только сырость и холод.

Я чиркнул зажигалкой, поджег свечу и решил проверить. Как только я подошел к углу, звук мгновенно прекратился. Вокруг ничего, кроме этих оконных рам.

Неожиданно я услышал, как где-то в стороне упала стеклянная банка. Она подкатилась прямо мне под ноги, словно давая себя разглядеть. Всматриваясь в угол, откуда она прикатилась, мне показалось, что мелькнуло движение.

По затылку пробежали мурашки, а плечи заныли от напряжения. Глаза невольно намокли, а дыхание стало прерывистым. Казалось, я вот-вот заплачу.

Медленно подойдя к тому углу, всхлипывая, я увидел, что там оказалось пусто. Видимо, мозг решил сыграть со мной не очень хорошую шутку.»

Листок 4. 26 сентября.

«Этот треск теперь со мной всегда, стоит только погаснуть свету. Он не уходит. Он словно наблюдает.

Я чувствую его взгляд на своей спине — тяжёлый, холодный, давящий на грудь, хоть и сижу облокотившись о стену. Дрожь от холода уже не прекращается, я постоянно ёжусь. Голод притупился, превратился в ноющую слабость.

В полной темноте потрескивание становится громче, отчетливее. Будто что-то большое и совершенно чуждое медленно двигается по подвалу. Но сколько бы я ни проверял, вокруг ничего не было. Я тут один…»

Листок 5. 27 сентября.

«Последняя свеча. Отец так и не пришёл. Он или забыл обо мне, или…

Я снова стучал и звал, но голос мой быстро сменился хриплым шепотом. Видимо, заболел. В ответ — всё та же звенящая тишина, которую теперь сопровождает лишь этот треск.

Он стал отчётливее, ближе. Казалось, я вот-вот должен увидеть что-то. Теперь он похож на тиканье часов, но не механических, а живых, дышащих.

К горлу подкатился ком.

Неужели он правда обо мне забыл? Я тут умру?»

Листок 5. Позже.

«Свеча внезапно затрепетала и едва не потухла. И тут я, кажется, заметил источник треска.

Из тени выползла огромная, непомерно вытянутая рука — тонкая, дымящаяся, будто высохшая, чернее самой ночи. Она медленно скользила по пыльному полу прямо ко мне, словно желая ухватить меня за ногу.

Но стоило лишь направить дрожащий свет свечи туда, откуда она появилась, эта отвратительная конечность мгновенно исчезла во мраке, будто испугавшись...

Теперь я задерживаю дыхание, дышю в ладони, пытаясь издавать меньше звуков и заодно согреться. Здесь что-то есть. И оно ненавидит свет. Я чувствую эту ненависть — она исходит из того угла.

Сил почти не осталось. Даже писать тяжело.»

Листок 6. 28 сентября.

«Оно прикоснулось.

Я задремал, истощённый голодом, и свеча погасла. Меня разбудил леденящий холод на щеке — точь-в-точь как от прикосновения промёрзшего насквозь камня. И прямо у самого уха — тот самый треск. Громкий, влажный, будто совсем рядом.

Я вскрикнул и чиркнул зажигалкой. Огонёк вздрогнул, осветив пустоту передо мной.

Я только мельком успел увидеть что-то, не уверен… Но перед глазами зависла всего одна картина: пугающий силуэт, похожий на очень длинного и худого человека без лица и одежды.

На щеке осталось онемение, а в воздухе витал знакомый запах старой, сырой земли и меди.

Здесь определенно что-то есть. Это не воображение. Я не схожу с ума. Оно реально… Правда ведь?»

Листок 7. 29 сентября.

«Оно забрало отца.

Он ворвался сегодня в подвал, пьяный и злой. Кричал на меня матом, говорил, что мама от нас ушла из-за меня. В ярости он смахнул свечку со стола, которая тут же погасла.

Как вдруг послышался треск. Затем донесся скрежет откуда-то издалека, привлекая внимание. Отец не закричал. Он лишь ахнул — тихо, с недоумением.

Потом послышался странный звук — будто кто-то проводит когтями по бетону, но слишком быстро, слишком жадно.

Я лихорадочно пытался зажечь зажигалку, и в мимолётной вспышке увидел, как на отца набросилось нечто огромное и чёрное, словно состоящее из самой тьмы…

Раздался отчаянный крик, звук жестокой возни и… что-то похожее на то, как давят спелый арбуз.

Когда мне наконец удалось поджечь свечу почти пустой зажигалкой, вокруг никого уже не было. Лишь в воздухе медленно кружилась мелкая, тёмная пыль, мерцающая в свете, словно пепел от костра, и пахло железом.

Дверь… Дверь в подвал теперь открыта.

Я могу выйти?»

Листок 8. Без даты.

«Я вышел. Дверь была распахнута настежь. Я бежал по тёмному коридору, натыкаясь на стены. Сердце колотилось, вырываясь из груди, а по щекам невольно потекли слезы. Рывком распахнул входную дверь, готовый закричать, позвать на помощь соседей или... Хоть кого-то, но замер.

В высотке напротив не было света. Ни единого намека на то, что тут кто-то есть. Я подбежал к окну в гостиной, сорвал штору, вжавшись лбом в холодное стекло. От дыхания оно запотело.

Снаружи царила кромешная тьма. Ни в одном окне соседних домов не было света. Ни уличных фонарей, ни фар машин. Ничего. Только непроглядная, густая чернота, в которой тонул весь мир.

Как вдруг я услышал приближающийся треск из приоткрытой двери подвала. Резко подбежав, я захлопнул её и задвинул щеколду, подпер её всем, что нашёл — ящиками, стульями, притащил стол с кухни. Но это, казалось, ничего не значит. Изнутри послышался гулкий удар, словно кто-то бьет кувалдой.

С каждым ударом дверь вздрагивала, и щели вокруг косяка становились чуть шире. Оттуда, из-за двери, доносится этот жуткий треск вперемешку с чем-то, что похоже на рычание.

Я убежал в свою комнату на втором этаже, спрятался за диваном и поджег то, что осталось от свечи. Получилось не с первого раза, зажигалка уже была почти полностью пустой. Последний огонёк фитиля, уже плавающего в воске, дрожит у меня перед лицом. Моё тело онемело от страха.

Пламя такое маленькое, такое хрупкое. Я знаю, что стоит ему погаснуть…

Стук прекратился.

Тишина. Глухая и давящая.

Оно ушло?..

…

Нет…

Тихий, ясный треск послышался на лестнице, за ним протяженный скрип, словно что-то очень тяжелое ступило прямо перед моей комнатой.

Оно уже здесь.

Мама, мне так страшно…

…

Пламя погас... — Незаконченное, криво написанное предложение, от которого идет длинная линия, рвущая нижнюю часть листа.»

ОМВД по г.о. Домодедово

Уведомление об отказе в возбуждении УД

По факту: исчезновение Орлова Сергея Владимировича и его несовершеннолетнего сына Орлова Ивана Сергеевича, проживавших по адресу: г.о. Домодедово, ул. Садовая, д. 4.

Результат проверки: Состава преступления не обнаружено. Вещественные доказательства не подтверждены. Пятна биологического происхождения не идентифицированы.

Решение: Отказ по ст. 24 ч. 1 п. 2 УПК РФ (отсутствие состава преступления).

Запрос СМИ: Отклонен.

Ст. л-т юстиции Петров И.В.

02.10.2025

[Печать]