Удовлетворившись ответом, Варя огляделась в поисках места, куда можно присесть. Усталые ноги не слушались, но на песок садиться нельзя – он грязный и испачкает платье. Ещё сильнее…
Вдруг вспомнив, зачем она сюда пришла, Варя зашла по колено в ледяную воду, намочила подол и принялась оттирать пятно. Получалось плохо: пятно расплылось и стало заметнее. Пытаясь не обращать внимания на озябшие ноги, Варя продолжала тереть ткань непослушными пальцами.
– Что ты делаешь? – спросила Зоя, наклонив голову. Сама она стояла почти по пояс в воде, но, кажется, совсем не мёрзла.
– Стираю, – деловито ответила Варя, заталкивая поглубже подступающую панику. Лучше не думать о том, что будет, если у неё не получится. Получится, обязательно. Надо всего лишь постараться…
– А почему сейчас? – сказала Зоя, и, словно вспомнив что-то, добавила, – и почему не дома?
– Не дома, потому что бабушка спит. А сейчас… потому что надо, – насупилась Варя.
Холодная вода развеяла остатки сна. Проснувшейся Варе совсем не хотелось объяснять, отчего так важно привести платье в порядок до утра, и чтобы никто об этом не узнал.
Кожа на костяшках пальцев быстро стёрлась и начала кровоточить. К счастью, кровь не пачкала ткань, и быстро растворялась в воде. А вот проклятое пятно осталось там же, где и было, расползаясь огромной бесформенной кляксой.
Варя стиснула зубы. Нет, плакать она не станет. И домой тоже не пойдёт.
Зоя снова бесшумно подошла со спины. Белая ладонь накрыла разом две Варины ручки, вторая вытащила подол из саднящих пальцев.
– Я помогу. Но нужно его снять.
Варя без колебаний стянула с себя платьице. Зоя долго и пристально разглядывала тщедушную детскую фигурку, проступающие разноцветные синяки, но девочка не пыталась прикрыться, ещё не наученная стыду за своё тело.
У Зои дела со стиркой пошли несравнимо лучше. Уже через несколько минут Варя натянула совершенно мокрое, но чистое платье, испытывая огромное облегчение, благодарность, жуткий озноб и накатившую снова усталость разом. Не сдержавшись, она хлюпнула носом, пробормотала «спасибо», смаргивая непрошенные слёзы. Зоя вздохнула, на секунду прижала готовую разреветься Варю к себе – достаточно быстро, чтобы стало легче, но слишком мало, чтобы она успела разрыдаться.
– Можно я приду к тебе ещё раз? – спросила Варя.
Зоя в ответ покачала головой:
– Ночная река – не лучшее место для такой крохи.
Нет, Зоина помощь не пропала напрасно – всё высохло к утру, и никто так и не узнал, что кошка спала на Варином платье и испачкала его лапами. Но, к сожалению, Мурка не поняла, что лежать можно только на Вариных вещах, и в следующий раз забралась на стопку чистого постельного белья.
После того случая Варя не раз убегала искать кошку, гадая, куда она могла подеваться из деревни – ведь на десятки километров вокруг были сплошь леса и поля. Но тщательные поиски по всем соседским дворам не принесли результата.
Тревогу подпитывало то, что дедушка в тот день не жёг мусор на костре, как обычно, а направился в лес с мешком и лопатой.
Обсудить этот вопрос было не с кем. Соседские дети Варю недолюбливали: потому что она была младше и «городская». К деду подходить было страшно, бабушка только отмахнулась, а приехавшая на выходные мама сказала, что Варя выдумывает, как всегда.
Поэтому Варя всё же пошла к месту, где встретила Зою. Но та не появлялась, а проверить реку ночью не получилось – в очередной приезд мама спросила, пьёт ли бабушка вонючую воду из бутылки? Варя честно ответила, что да, за что её потом отругали все: сначала бабушка, а затем и мама, сказав, что это Варя выдумала тоже, обидела всех и поэтому ей нельзя здесь больше жить.
В городе всё пошло своим чередом: Варя привычно старалась не доставлять хлопот, послушно называла папами всех, кого мама просила так называть, и лишь изредка вспоминала месяцы, проведённые в деревне.
Через какое-то время ей и вправду стало казаться, что она всё придумала: и Зою, и даже Мурку.
А потом Варя подросла и пошла в школу.
Поначалу было страшно, но потом она освоилась. За то, что она всегда делала, о чём её просили, Варю любили учителя и недолюбливали одноклассники. Впрочем, открыто её никто не обижал, а то, что на неё не обращали внимание, не так уж и плохо.
Ещё лучше было то, что теперь Варя проводила гораздо меньше времени дома – так она почти не сердила маму и её друзей. Но когда учебный год закончился, Варе стало некуда деваться.
В деревню её отправили уже через две недели.
Там всё было почти так, как помнила Варя: потрёпанный домик с потемневшими от старости досками, большой сарай с коровой, телёнком, курами и свиньями, вкусно пахнущий сенник, внушительная поленница. Имелись даже кошки, правда, совсем не такие, как Мурка, а какие-то дикие. Они никогда не заходили в дом, и прятались, едва завидев людей.
Не было только деда – бабушка сказала, что он уехал «на калым», и больше ничего не объяснила. Варя не раз пыталась представить, что это за место, но каждая версия в итоге выглядела недостаточно убедительной.
Впрочем, без деда было лучше.
Бабушка её почти не ругала и не наказывала. У Вари впервые на её памяти прошли все синяки. Но и она старалась помогать изо всех сил, так что на попытки всё-таки подружиться с соседскими детьми времени не оставалось.
Но как-то раз к бабушке заглянули гости. Бабушка называла их смешным словом «сваты», подняла из погреба соленья, непривычно много разговаривала и шутила. А потом «сваты» достали водку – теперь-то Варя хорошо знала, что это такое. И знала, что бабушке нельзя – так говорила мама.
Но ещё Варя помнила, чем всё кончилось в прошлый раз, поэтому тихонько выскользнула из дома. Если мама спросит – Варя ничего не видела…
Гости просидели до позднего вечера. Сама вернулась с поля недоенная корова, недовольно повизгивали голодные свиньи. Варя нервничала: обычно бабушка не разрешала ей ничего трогать, и говорила, что и как делать. Но бабушка не вышла во двор и после того, как «сваты» ушли.
В доме было тихо. На столе стояла грязная посуда и лежали остатки трапезы. Лаз в погреб зиял чёрной дырой, зато дверь в спальню оказалась закрыта.
На стук никто не ответил. Испугавшись, Варя всё же решилась войти без спроса, за что её не раз наказывали дома. Но вдруг что-то случилось?..
Бабушка сидела на полу рядом с кроватью. Рядом расположились ведро, две банки солёных огурцов, и одна – помидоров. На тарелке заветривались нарезанные сало и хлеб. Но самое главное – водка. Много разномастных бутылок тянулись нестройной линией, будто старательно собранные для особого случая.
Варя замерла, не зная, что сказать. Бабушка подняла на неё мутные глаза и ласково, но неразборчиво пробормотала:
– Ну что ж ты… Иди, иди, неча тебе здесь… Не надо видеть.
Уговаривать Варю не пришлось. Едва бабушка начала вставать, Варя пулей вылетела из комнаты – это сейчас она добрая. Но затуманенный взгляд не предвещал ничего хорошего: приступы доброты и вспышки гнева сменялись быстро, и выяснять как именно это случается с бабушкой, совсем не хотелось.
Что-то заскрипело и загремело – кажется, сдвинутый с места комод. Варя прислушивалась к попыткам забаррикадировать спальню изнутри со смесью облегчения и растерянности.
С одной стороны, бабушку теперь можно не бояться.
Но что же делать ей самой?
Не в силах сопротивляться жалости, Варя вышла во двор на призыв несчастной коровы. Без труда нашла ведро для дойки, завела Маруську в стойло, пустила к ней телёнка, который быстро напился и уснул.
На этом Варины познания кончились.
Доить корову бабушка не разрешала. Но со стороны казалось, что это не так трудно. Подставив ведро, Варя ухватилась за соски и потянула.
Вторая попытка была увереннее, брызнуло тёплое молоко. Но обрадоваться Варя не успела: у коровы кончилось терпение, и она дёрнула ногой, опрокинув ведро.
– Ну же, Марусенька, потерпи… Я знаю, что делаю всё неправильно, но ты потерпи, пожалуйста…
Маруська старалась, как могла. Больше не лягалась, и всего два раза хлестанула Варю грязным от навоза хвостом по голове.
Набрав корове воды из колодца, Варя дала всем сена. Она видела, что бабушка кормит свиней специальной смесью, но не знала, как её готовить. Поэтому, поразмыслив, принесла свиньям молока, предварительно попив его сама.
Спать легла далеко заполночь, совершенно без сил.
Но утром бабушка не вышла. И на другой день тоже…
А потом к Варе заглянула соседка. По-хозяйски уверенно прошла во двор, спросила:
– Что, Ильинишна опять запила? Так чего ты к нам не пришла-то. Давай мы тебе подсобим. Молоко от Маруськи наше будет, и яйца от курей. А ещё Ильинишна за помощь порося отдавала…
– Нет! – неожиданно даже для себя воскликнула Варя. – Бабушка не пьёт. Приболела она. Но говорит, что и как по хозяйству делать надо. Мы сами справимся!
– Ну гляди. Я ж ведь с тобой по-хорошему хотела. Теперь коли сама явишься – двух поросей отдашь, поняла?
Варя стиснула зубы. Она справится. Должна.
И справлялась до тех пор, пока в колодце не кончилась вода.
Обнаружилось это вечером. Более-менее приноровившаяся Варя привычно запустила корову к телёнку, задала всем сена, насыпала зерна курам и отправилась к колодцу во дворе. Но вместо воды в подозрительно лёгком ведре обнаружилась какая-то мутная жижа.
Колонка на улице была сломана давным-давно, а идти к соседям за водой Варя не решилась – кто знает, что у неё попросят взамен, и что об этом потом скажут бабушка и мама.
Делать нечего – взяв второе ведро, Варя направилась к реке.
После первого же подхода выяснилось, что столько воды она дотащить не может при всём желании. Особенно обидно было признавать это на полпути, и выливать воду на землю, чтобы потом идти снова.
Последний подход пришлось делать уже в темноте. Набрав всего полведра, Варя села на землю и беззвучно заплакала. Даже так мало казалось слишком тяжело, а ведь утром нужно будет проделать это снова.
Подняв голову, Варя увидела Зою. И как у неё получается подходить настолько тихо?
– Я же велела тебе не приходить сюда больше.
От сердитых ноток в приятном голосе Варе стало особенно горько, и она расплакалась ещё сильнее. Заметив её слёзы, Зоя смешалась. Сделала несколько шагов к воде, но у самой кромки остановилась. Вздохнула прерывисто, подошла, села рядом, положила холодную руку Варе на плечо.
Не дожидаясь вопроса, захлёбываясь слезами, Варя выложила всё – про бабушку, которая не выходит из комнаты, полуголодных свиней, злых соседей и пересохший колодец. Зоя молчала долго, поглаживая Варю по спине, и заговорила только тогда, когда всхлипы почти стихли.
– Я не могу помочь тебе с бабушкой или соседями. Но со скотиной и колодцем – так и быть, помогу.
Варя икнула и совсем перестала плакать. Недоверчиво посмотрела на Зою, ободрённая уверенным спокойным взглядом взяла ведро, но повернулась с ним обратно к реке – зачем тащить воду, если Зоя починит колодец?
Белая красивая рука снова взяла за плечо, останавливая.
– Это всё-таки нужно взять с собой, – добавила Зоя, отчего-то смущаясь.
До дома шли молча. Варя гадала, зачем нужна вода из реки, а Зоя постоянно оглядывалась, словно боялась, что кто-то пойдёт за ними.
Двор встретил их тишиной. Кошки привычно сбежали, почему-то предварительно зашипев, из курятника и свинарника не донеслось ни звука – не иначе, все уже спят.
Зоя без колебаний направилась к сараю, и, поочередно приоткрыв бочки с кормами, замешала в корыте смесь для свиней, объясняя Варе, как сделать это самой.
В свинарник Варя зашла одна. К её удивлению, никто не спал. Поросята вели себя на редкость смирно, и не бросились к корыту, расталкивая друг друга, как делали это раньше.
– Не переживай, – успокоила её на выходе Зоя, – они поедят утром. Проводишь меня?
– А колодец? – вырвалось у Вари. Она покраснела и закусила губу. Зоя и так помогла ей больше, чем кто-либо ещё, а она даже не сказала ей спасибо.
Но Зоя не рассердилась, не назвала её неблагодарной. Только легко улыбнулась:
Варе не потребовалось и опускать ведро – воды было так много, что её было видно. Полная луна отражалась на поверхности белым глазком – близко-близко, рукой подать.
Зоя кивнула ошеломлённой Варе на ведро с речной водой.
По пути Варя собралась с духом и уже готова была засыпать Зою вопросами, но та подала знак рукой, приказав замолчать. И пока они дошли до берега, рой вопросов схлопнулся до одного-единственного, который и выпалила Варя, едва получив разрешение заговорить:
Зоя помедлила перед ответом, перебирая между пальцами длинные тёмные волосы.
– Берегиня. Дух реки и леса, хранительница рода. Знаешь о таких, девочка?
Варя помотала головой. Её познания о духах воды заканчивались просмотром мультика о русалочке. Но у Зои были ноги, а не хвост, так что этот вариант отпадал.
– Их почти не осталось. Как только люди перестали жить по заветам предков, не стало места и для берегинь. Но это долгая история, и тебе она ни к чему. И ходить к ночной реке – тоже.
Погрозив пальцем, Зоя бесшумно нырнула в воду, не издав ни звука. Вода не разошлась кругами, сомкнувшись над красивой головой.
Варя потёрла глаза, внезапно ощутив дикую усталость. С трудом добравшись до дома, она была готова поверить, что уснула на берегу, и ей всё это просто привиделось.
Но вода в колодце доказывала, что всё случилось на самом деле.
Мама приехала раньше, чем должна была.
Сначала она долго ругала бабушку, вытащив её за шиворот из спальни. Потом попало и Варе – за то, что «не углядела», «довела» и «молчала». Что именно Варя должна была сделать – она так и не поняла.
А в конце ещё влетело от деда, который вернулся из таинственного калыма. Дед был недоволен тем, что Варя не чистила коровье стойло и свинарник.
Каждый раз на крики из-за забора выглядывала соседка и ехидно улыбалась. Варя подозревала, что именно она как-то сообщила маме, и немедленно наябедничала о том, как с неё требовали молоко, яйца и поросёнка за помощь. Но ей не поверили.
В деревню её не возили много лет. А чтобы не мешалась дома, на каникулы стали отправлять в детские лагеря, если получалось достать бесплатную путёвку.
Тогда Варя с утра до вечера бродила по городу.
Поначалу часто пропадала в библиотеке, читая всё, что попадалось по славянской мифологии. Она быстро узнала, кто такие берегини, чем водяница отличается от мавки, и чем опасны лоскотухи. Но информации было мало, а поделиться – не с кем. И хотя в школе получилось завести нескольких подружек, Варе так никто и не поверил.
Но чем старше становилась Варя, тем меньше её интересовало прежнее увлечение. А летом – особенно, потому что гораздо важнее становились другие проблемы.
Друзья уезжали, библиотека закрывалась рано, а на кино не было денег. Но Варя все равно слонялась по улицам до последнего, до тех пор, пока там не становилось страшнее, чем дома.
Она никогда не знала, кого встретит там, и что будет дальше. Иногда там была только мама. Теперь, когда Варя стала почти одного с ней роста, мама её больше не била.
В такие вечера Варя засыпала спокойно.
А иногда дома бывали гости.
Сама мама пила редко, чего не скажешь о её друзьях.
Варя прошмыгивала в свою комнату быстро, стараясь не показываться никому. С тревогой прислушивалась к звукам за стенкой, плотнее закутавшись в одеяло. Чаще всего всё проходило спокойно.
И чем старше становилась Варя, тем было хуже. Она пыталась говорить с мамой, но получала один и тот же ответ.
Когда стало совсем невыносимо, Варя запросилась в деревню. Она клялась, что уже достаточно взрослая, чтобы не доставить никаких проблем. Обещала делать всё, о чём её только попросят.
Но и в деревне продержалась всего неделю.
К реке Варя шла быстро, опустив голову, не глядя по сторонам. На всякий случай – далеко вниз по течению от того места, где ей встречалась Зоя.
Лишь на секунду поморщилась от холода воды, и продолжила двигаться вперёд. Ноги вязли в иле, неприятно липла к коже намокшая одежда. Но Варе было всё равно.
Она успела зайти по пояс, прежде чем её окликнул знакомый сердитый, но приятный голос:
– Я же просила тебя не приходить!
– Я и не к тебе пришла, – пробормотала Варя сквозь зубы. Она угодила в заросли – по плечи вода, по грудь – водоросли. Они обвивались вокруг ног и тела, будто удерживая. Варя тряхнула головой и сделала ещё два шага. Осталось немного – и конец. Но сильная холодная рука схватила её сзади за плечо.
– Стой! Погоди! Не надо… Ты думаешь, что хочешь, чтобы всё закончилось. Но на самом деле, ты ищешь облегчения. А его не будет. В смерти есть избавление, но в такой – нет. Ты будешь вечно сидеть в этой реке, проклиная свой выбор, под манящие песни Чернобога. А потом поддашься, и окончательно потеряешь душу и себя. Обязательно поддашься. В конечном итоге ему подчиняются все… А ты вообще не умеешь бороться. Ну же! Хотя бы попытайся!
Холодные руки стиснули так, что последний воздух вышел из лёгких. Варя ушла под воду с головой.
В груди жгло. Вопреки изначальному замыслу, теперь отчаянно хотелось оттолкнуть Зою, вырваться на поверхность.
Но где-то глубоко властный голос шептал, что сопротивляться нельзя.
Если ей больно, она заслужила наказание. И если она будет противиться, так будет только хуже.
Не пять ударов ремнём, а десять. Не час в углу, а два и на коленях. Не день без ужина, а несколько…
Нужно терпеть, и тогда всё снова станет хорошо…
Сквозь мутную воду белело лицо Зои. Перекошенное не от гнева – от отчаяния. С печатью жалости, не презрения.
И внутри что-то взорвалось.
С очередным ударом сердца жажда воздуха, света, жизни, заглушила жестокий внутренний голос. Варя рванулась, пытаясь освободиться от крепких рук и цепких водорослей. Стебли порвались, но Зоя не поддавалась. Варя дёрнулась ещё и ещё – бесполезно. Получилось вырвать только одну руку. Тогда она попыталась ударить Зою. Замедленный водой удар вышел слабым, жалким.
Как и все её попытки когда-либо защитить себя.
В глазах темнело, становилось невыносимо. Но с болью нарастала злость. Варя начала пинаться, брыкаться, царапаться, потянулась укусить. Ей чудилось, что Зоины руки вдруг стали горячими и липкими – как все те, что трогали её раньше. Рванувшись из последних сил, Варя вынырнула на поверхность.
На берегу она кашляла до рвотных позывов. А потом плакала, навзрыд, подвывая, не пытаясь спрятать горечь и быть тихой и незаметной.
И сбросила руку со своего плеча, когда Зоя подошла с утешениями.
Больше никто не прикоснётся к ней без спроса. Иначе она его убьёт.
Прислушавшись к кипящей внутри ярости, Варя успокоилась. Вот он, её источник силы. Впредь – никто и никогда.
Повернувшись к Зое, она сама протянула ей ладонь в знак примирения. Поморщилась, увидев длинные красные полосы на белой коже. Но, кажется, берегиня не была в обиде.
– Не думаю, что ты ехала сюда из города специально, чтобы утопиться. Кто на этот раз? Дед? – спросила Зоя.
Варя содрогнулась. Вопрос прозвучал так понимающе-обыденно, словно был не о трагедиях всей её жизни, а о том, какие оценки она получила за год.
– Соседи, – всё-таки ответила она. Какой смысл был врать и отнекиваться?
– Не нужна была, пока маленькая, а теперь проходу не дают?
Варя сглотнула, вспоминая свой ужас, когда её зажали в саду во второй раз. В первый она ещё на что-то надеялась – что бабушка, в отличие от мамы, поверит ей. Заступится. Но во второй она уже знала, что никому ничего не будет – кроме самой Вари. И соседские парни это тоже знали. Пока они не наигрались и только куражились – но Варе было прекрасно известно, чем кончаются такие игры, и как далеко они зайдут со временем.
Огонь внутри вспыхнул ярче, словно в него подкинули дров.
И как ей вообще пришло в голову идти топиться в реке вместо того, чтобы дать отпор? Если уж умирать, то взять с мучителей за это немалую плату.
Будто прочитав её мысли, Зоя сказала:
– Не понадобится. Сама увидишь. Теперь я могу надеяться, что ты перестанешь соваться к реке по ночам?
Варя улыбнулась – легко, от души:
– Только по особому поводу.
Поначалу парням понравилось, что Варя стала огрызаться и сопротивляться. Их это веселило, служило поводом для шуток. Но когда они снова перешли от скабрезных замечаний к распусканию рук, быстро поняли, что в Варе что-то изменилось, всерьёз. Она вырывалась, даже если ей от этого было больно, а защищалась так, словно хотела покалечить.
Спустя несколько разбитых носов и прокушенных пальцев, Варю стали обходить стороной.
«Кошка дикая» – плевались вслед, а Варя сверкала глазами и только что не шипела.
Она понимала, что эти щенки не чета тем, кого она боялась дома.
Но оказалось, что если не лежать пластом, замирая от ужаса, то желающих наведаться в её комнату, пока мать спит, резко убавляется.
А вдобавок кричать во весь голос – и того лучше.
Тяжелее всего было привыкнуть к реакции матери. Теперь она не могла пенять Варе, что та выдумывает. В ход пошли оскорбления – но мать не смогла придумать новых слов, которыми бы Варю уже когда-то не назвали.
Гостей в их квартире становилось меньше, достаточно, чтобы Варя стала спокойно спать по ночам. В деревню она больше не ездила, потому что искала подработки на лето.
Но потом, через несколько лет, всё же появился тот самый, особый повод.
Не так давно Варе и в голову бы не пришло, что она по доброй воле захочет остаться с мужчиной наедине. Но Миша был добр и терпелив. И однажды – сама не заметив, как – Варя стала искать встреч, ждать прикосновений.
Дом в деревне уже два года стоял пустой – бабушка всё-таки проиграла борьбу со зелёным змием, а дед ушёл и того раньше. И, чуть поколебавшись, Варя пригласила Мишу поехать отдохнуть на несколько дней.
Справедливости ради, пойти ночью к реке не было её идеей. На этом настоял Миша, которому представлялось очень романтичным искупаться при свете луны. Варе же осталось надеяться, что Зоя будет достаточно деликатной, чтобы не показываться – или, хотя бы, появиться не настолько экстравагантно, чтобы её нельзя было принять за человека.
Миша зашёл в воду первый, подзадоривая Варю, повернувшись к руслу голой спиной.
Он не видел показавшейся из воды девушки – как обычно, Зоя сделала это абсолютно бесшумно.
Но не была обычной исказившая её лицо гримаса, лихорадочно блестящие глаза. И тогда, впервые в жизни, Варя действительно её испугалась.
Заметив ужас на её лице, Миша обернулся – как раз вовремя для того, чтобы увидеть, чьи руки обвились вокруг его тела, кто с нечеловеческой силой потянул его на глубину. Три крика разорвали тишину – два испуганных, и один – торжествующий.
Варя пыталась удержать Мишу, вытащить его на берег – но Зоя была слишком сильной, а руки скользили по мокрой коже, не давая тянуть что есть мочи. Тогда Варя бросила попытки удержать Мишу, вместо этого схватилась за Зоино платье и рванула его на себя.
Ткань на удивление легко поддалась и треснула. Миша потерял равновесие и упал на колени, сверху на него навалилась Зоя.
Кожа на её спине была абсолютно прозрачной. Мгновенное воспоминание заставило Варю ахнуть и отступить.
– Ты не берегиня! Ты русалка, утопленница… Мавка!
На последнем слове Зоя зашипела, оскалив зубы. Затуманенные неистовым светом глаза и гримаса ярости до неузнаваемости исказили прекрасное лицо.
Холодея, Варя подняла руку к волосам.
Как хорошо, что она их отрастила. Как здорово, что ей хотелось прихорошиться для Миши.
Намокшие волосы упали на плечи. Зоя смотрела на протянутый гребень и молчала. А Варя молилась, чтобы в книгах, что она читала, была хоть толика правды.
Зоин взгляд немного прояснился. Она схватила подарок и беззвучно скрылась в глубине.
– Ч-что это было?! – выдавил Миша.
Варя вместо ответа подала ему руку.
Когда они уходили от реки, ей почудился далёкий глухой стон.
«Я просила не приходи-и-ить…»
Полная луна дрожала на поверхности воды, шла рябью от порывов ветра. Как всегда, не было ни всплеска, ни звука – но Варя научилась различать появление Зои. За несколько минут до него тишина густела, становясь неестественной для ночного леса – умолкали сверчки и цикады, не кричали ночные птицы, пропадали даже комары.
– А ты настырная. Не думала, что ты вернёшься.
Варя завозилась, устраиваясь поудобнее на влажной от росы траве.
– Не ворчи. Тебе нравилось, когда я приходила.
Мавка засопела недовольно, но всё же села рядом.
– А какая история у тебя?
– Спроси ты меня тогда – я бы рассказывала долго. Но уже нет. Свёкор. Только муж за порог – свёкор тут как тут. Муж не знал, а свекровь – знала. И как она меня за это ненавидела! Будто я что-то могла сделать. А потом я понесла. И сама не знала, от кого – от него, или мужа.
– Пришла сюда. Такая же дурища, как и ты несколько лет назад. Думала, всё кончится. А сама застряла в этой реке на веки вечные… Обидчик мой состарился и умер. И свекровь умерла, и муж. Давно это было, очень давно… А я всё здесь, слушаю сказки Чернобога. Он покой обещает, мир. Но я видела этот покой… Почернеют зубы, сгниёт кожа, исчезнет воля. Сейчас-то я только при виде мужиков разум теряю, а покорись Чернобогу – так и вовсе его не останется… Он говорит, что когда себя помнить перестану – перестану и скорбеть, и жалеть о сделанном да утраченном. Но как ему верить? Кто согласился, уже ничего рассказать не могут…
Варя погладила холодную руку, сжала ладонь.
– Ну и не соглашайся. Зачем тебе гнилые зубы?
– Так-то оно так. Но знаешь, как это долго – вечность?..
– Не знаю. Тебе спасибо – и не узнаю. Почему ты меня не утопила? Ещё тогда, в самый первый раз? Я читала, что русалки часто детей топят. Чтобы побыли с ними, хоть какое-то время.
Зоя отмахнулась с досадой.
– Ты и так как неживая была. В чём только душа держалась! А припала ко мне, как котёнок. Не испугалась даже…
Помолчали, думая каждая о своём. А потом Варя призналась:
– Я не просто так приехала. Помнишь жениха моего, Мишу?
– Мой любимый гребень. Ловко ты тогда от меня откупилась…
– Ловко, да напрасно. Женат он оказался. А мне голову морочил, поиграть хотел… И ведь запал мне уже в душу, но как вспоминала, как он здесь верещал – и сразу легче становилось. Прогнала я его.
– Гребень не верну, – проворчала Зоя. Варя улыбнулась.
– И не надо. Не за тем пришла. Просто… рассказать хотела.
Откуда-то издалека донёсся протяжный вой. Не волчий, не собачий. Тоскливый и леденящий, до мурашек по коже. Варя глянула на Зою – та застыла, наклонив голову. Она явно слышала что-то ещё, и слушать это было ей нелегко.
– Что? – повернулась русалка. Сосредоточиться на Варе далось ей с трудом.
– А откуда берутся берегини?
– Не знаю… они есть, и всё.
– Но разве так бывает? Мавки получаются из утопленниц, домовые – из духов предков, полуденницы – из убитых невест… Никто не берётся из ниоткуда. Так кто такие – хранительницы рода? Они ведь тоже связаны с водой. Большего не знаю – после крещения Руси о духах мало правды осталось, а до нас так и сказок толком не дошло…
Зоя пожала красивыми плечами.
– О берегинях я с тобой тогда почти честна была – мало их. Я на своём веку ни одной не встречала.
– Я тебе не всё рассказала. Я нового жениха нашла, на этот раз – хорошего. Тебе спасибо – за то, что тогда не утопила. Что самой утопиться не дала, что за себя постоять научила… Не могла я не приехать и тебе не сказать. Беременная я. Если дочка родится, Зоей назову.
И без того тёмные глаза Зои стали почти чёрными. Она зажмурилась и осторожно, медленно протянула руку к ещё плоскому животу Вари.
Над их головами ухнул филин, зазвенели вездесущие комары. Эхом прокатился призывный вой, но на этот раз Зоя не обратила на него внимания, всем телом чувствуя биение крохотного сердца. Когда она снова открыла глаза, Варе почудилось, что в них появились зелёные и золотые искорки.
– Девочка, – тихо сказала Зоя, – у тебя непременно будет девочка.
