Славянская мифология и сказки

В представлении славян бесы населяли весь мир - леса, поля, реки, жилища, иногда самих людей, и даже православные храмы.

Около сорока их имён есть в словаре Даля. Вот лишь некоторые из них:

Нежить, нечисть, сатана, демон, шайтан, не-наш, дьявол, змий, кромешный, враг, тот, он, недруг, неистовый, лукавый, нелёгкая, недобрый, нечестивый, (со)блазнитель, мóрока, марá, лихой, игрец, шут, чёрный, хохлик, шиш, шишига, шиликун, летучий, рогатый, немытый, идол, окаяшка, нехороший

Их незримое присутствие, можно было почувствовать в любом доме.

Например, не бывало такого, чтобы сосуд, будь то крынка с молоком или кувшин с водой, не был защищён крышкой, тряпкой или просто доской, положенной сверху. Казалось бы, это защищало от пыли и насекомых, и мы сами сейчас так делаем, но накрыть могли и двумя лучинками, положенными крест-накрест, "чтобы чёрт не влез":

Встретил как-то святой подвижник беса, всего выпачканного и сказал ему:
- Иди обмойся речной водой, что ты таким пакостным ходишь.
А бес ему ответил:
- К реке меня не пускает ангел, а велит идти в ту первую избу, где стоит непокрытою кадка с водой, и где она не ограждена крестным знамением. Туда я и иду. Мы все там всегда и обмываемся.

По той же причине крестили рот, когда зевали - чтобы черт не влетел внутрь.

Во время грозы на каждый раскат грома говорили "свят, свят, свят" из-за убеждения, что черти боятся и прячутся за спины людей, чтобы Господь не поразил их молнией.

Больше всего черти любили населять дремучие леса и болота, куда редко заходили люди. А если какой охотник и заходил, то стоило ему ступить одной ногой, как его засасывала подземная сила и укрывала сверху трясиной, как гробовой доской.

Отсюда и поговорки:

"В тихом болоте (омуте) черти водятся"

"Было бы болото, а черти будут"

"Не ходи при болоте: черт уши обколотит"

"Всякий черт (кулик) своё болото хвалит"

"Вольно черту на своем болоте орать"

"Гнилого болота и черт боится"

"И вылез бы черт из болота, да пошёл бы к мужику на свадьбу, да попа боится"

Чертям приписывали самые обычные человеческие качества, вкусы и слабости. Например, считалось, что черти ходили друг к другу в гости и закатывали шумные пирушки. На своих любимых местах - перекрестках и росстанях - они праздновали свадьбы, и от их плясок вихрями поднималась пыль. В такой вихрь нужно было бросить нож или топор, чтобы разогнать бесовскую свадьбу, и после этого на земле обычно находили следы крови.

На праздниках, посвященных победам над людьми, черти пили и курили, играли в карты и кости. Полагали, что все это изобретено чертями - и спиртное, и табак, и карты. И даже чай и картофель, потому что очень поздно эти продукты вошли в обиход, и, видать, неспроста. Впрочем, конкретно с этим соглашались не все.

Бесы могли превратиться во что и в кого угодно. Из самых любимых образов - черная кошка, поэтому если у кого такая в доме жила, то во время грозы её обязательно выбрасывали из избы на улицу, чтобы в неё не вселился нечистый. Отсюда и поговорка, что при ссоре между людьми "(чёрная) кошка пробежала". Черные собаки тоже могли стать вместилищем черта, но реже.

Конечно же, черти обожали вселяться в людей. Одной из любимых их забав было прийти к какой-нибудь бабе в виде вернувшегося из отлучки мужа. А мужику бес мог явиться хмельным кумом или сватом, а потом оказывался этот мужик на краю глубокого оврага или в колодце, или в помойной яме, или у дальнего соседа, или даже на ветке дерева.

Другие варианты образов в порядке убывания: свинья, лошадь, змея, волк, заяц, белка, мышь, лягушка, рыба (щука), птица (сорока или ворона), клубок ниток, ворох сена, камень.

А вот кем черт никогда не решится стать, так это коровой, самым дорогим, любимым и полезным домашним животным, петухом, вестником рассвета, голубем, памятуя, Кто удостаивал принимать на себя этот невинный образ, и ослом, поскольку сам Господь избрал его для въезда в святой град.

Основная работа чертей - искушать людей. Если зазвенело в левом ухе, значит это черт летал сдавать сатане твои грехи, и теперь вернулся, чтобы продолжить нашептывать недоброе. "Черт (бес) попутал" - это объяснение любого прегрешения именно отсюда.

Был случай, что один парень - работящий, непьющий, добрый - поджигателем стал. К счастью, огонь сразу увидели, быстро потушили, парня прямо за руку со спичкой схватили. И тогда парень сказал, что это не он, это какой-то черный человечек прикурить у него попросил, он спичку протянул, и - глядь! - уж первая изба горит. Парню поверили, оправдали всей деревней и отпустили, потому что ну не мог такой человек сам чужой дом поджечь! Черт попутал.
Если кто-то умирал грешником, это было поводом для большого праздника у чертей, а уж если человек сам себя жизни лишал, то это уж было победой над самим Господом.
Не было Митьке житья после встречи на лесном озере. То и дело вспоминались ему безумные зелёные глаза, чёрные мокрые волосы и белёсые костлявые Анькины руки. Вернее, не Анькины, а того холодного и склизкого существа, так жутко напоминавшего его бывшую невесту.
А ещё, то и дело встречал Митька Афанасия, как бы ни старался он избегать несостоявшегося тестя. Афанасий его не бил, не трогал, даже не смотрел в его сторону. Но каждый раз при нём Митька чувствовал себя то жалким пьяницей, то жестоким убийцей. И до того он не бывал трезвым больше трёх дней в неделю, а теперь и вовсе перестал просыхать. От людей кроме насмешек и ругани уже и не чаял ничего услышать.
И решил Митька наложить на себя руки.
"Некому обо мне плакать, - решил он. - Ещё и все рады будут."
В тот же день напился, да всем с хмельного глаза и разболтал.
"Удавлюсь! - кричал. - "Опростаю руки!"
Никто его особенно не слушал, всё больше посмеивались. Может, думали, что и пускай, всем только легче станет. Может, просто не верили. Неизвестно, жалел ли кто его загубленную душу, а только один старичок его под локоток взял и стал учить:
- Ты вот что, друг. Уж не знаю, удавишься ты или утопишься, - при этом слове Митька вздрогнул, но к старику прислушался внимательнее, - но перед тем как начнёшь, скажи вслух: "Душу свою отдаю Богу, а тело - чёрту!"
На другой день Митька умылся, причесался, оделся получше, взял в сенях вожжи и отправился в лес. Ни о чем не думал Митька, только шагал и шагал вперёд. Когда за его спиной окончательно сомкнулись тяжёлые ветви, тут же появились два чёрта, подхватили его под руки и повели к громадной осине.
Смотрит Митька, а около осины уже собралась целая толпа нечисти. Прямо на земле сидят утопленники, зелёные глаза горят как болотные огни в лесном полумраке, а ноги их и руки глодают черви. У кого уже пальцев нет, у кого рытвины в теле проедены, а лица ничего не выражают - ни боли, ни страха, ни тоски. На ветвях висят удавленники, тихонько шевелясь, и то открывая, то закрывая рты, будто хотят сказать что-то, а в тёмных глазах у них безразличие, вековая усталость и мука.
Вокруг, на осинках поменьше, сидят черти и шепчут:
- Иди скорее к нам, мы тебя давно ждём!
Одна осина ветку наклоняет, зовёт. А Митька слова сказать не может.
Тут бесы пустились в хоровод вокруг него, закружили, завертели, а один выхватил у Митьки вожжи, сам их на ветку накинул, петлю затянул. Другой подскочил, взял петлю и поднёс поближе к Митькиной голове. Третий обхватил Митькины ноги и приподнял его над землёй.
Тут Митька понял, что вот-вот поздно будет и прокричал, что ему старик в деревне велел.
Страшный вой поднялся, Митьку швырнули в сторону, завертелись вихри, так, что ничего не видно стало на несколько мгновений, а когда всё стихло, ничего больше не было. Только трава под большой осиной мокрая, и петля висит. Снял её Митька и поплёлся обратно в деревню. Может, ещё можно что-то сделать, чтобы не плясали черти, радуясь его кончине...

Начало истории

Не помнил Афанасий, как пережил базарный день. Каждый миг ему мерещилось, что с Аксюткой что-нибудь да случится. То пьяница мимо пройдёт, пошатываясь, - вдруг у него нож за пазухой? То конный вдруг лихо проскачет совсем рядом, да так что ленты на Аксюткиной косе взовьются, - вдруг собьёт, затопчет? Только и думал несчастный отец, как ему беду отвести, не сводил глаз с дочери, орлом вокруг ходил, чуть не крыльями её закрыть старался.
К обеду всё купили, только белая материя осталась. Аксютка встала возле лавки и говорит:
- Отец, всё мы обошли, нет лучше ткани, чем тут.
- Не нравится мне, - буркнул Афанасий, озираясь по сторонам.
- Да что ж такое? - Аксютка вскинула брови, - смотри какая тонкая да гладкая. Буду как царевна в таком платье...
И вдруг воскликнула совсем по-другому, сама испугавшись своей догадки:
- Или слишком дорого, батюшка? Тогда пойдём скорей отсюда, другую найдём...
- Нет, Аксютка, не дорого. Но ткань купим в другой раз. Идём, - он схватил дочь за руку и повёл прочь с рынка, в сторону телеги, где на месте проданных товаров уже лежали тюки с обновками.
Обратный путь прошёл в тишине. Аксютка размышляла о том, что раз не выполнил отец наказ от призрака, неужто передумал её замуж выдавать? Никак позволит ещё немного пожить ей с сёстрами, в их светлой горнице, без печалей и забот? Но боялась сама заговорить да спросить. А отец перебирал одной рукой вожжи, другой бороду, жгла его сердце лютая печаль. Не знал он, как дочь спасти от злой погибели.
Дома Афанасий грозно приказал старшим дочерям распрячь коня, почистить, покормить-напоить, и затем только гостинцы смотреть. Аксютке строго-настрого велел в доме сидеть, отдыхать и ничего не трогать, а сам быстрым шагом покинул двор и скоро исчез за поворотом улочки.
На месте его первым из-за забора приветствовал звонкий лай, следом на крыльце показался хозяин.
- Здорово, Афанасий, - Богдан подошёл, открыл калитку и погладил пса по голове. Тот сразу притих и лизнул хозяйскую руку.
Афанасий зашёл во двор и выдохнул:
- Беда у нас, Богдан. Зайдём в дом.
В избе Афанасий всё рассказал, что утром было. Как только закончил и дух перевел, из-за печи выглянул незнакомый мужик.
- Это ещё кто такой?
- Да это Никита, он в город шёл, у нас в бане заночевал, да мы с утра разговорились, вот он и остался ещё на денёк, - ответил Богдан.
- Не серчай, - начал Никита, - что я подслушал, но я кое-что в этих делах смыслю. Когда-то и я встречал Белую бабу, и нагадала она смерть моей невесте. Красивая была она у меня... Эх, тьфу, да что там... Тогда я не знал, а теперь вот знаю, и тебе скажу. Купи белую материю, как она сказала, да приезжай туда, где её видел в первый раз. Как доедешь, бери нож, и начинай материю резать, как можно мельче, до лоскутов. И молись как в последний раз.
- Спасибо, Никита, - Афанасий поднялся, - завтра с утра значит опять в город поеду. И тебя, стало быть, подвезу.
На том и порешили, так и поступили. Купил Афанасий в городе белую ткань, ту самую, на которую Аксютка заглядывалась, а на обратном пути остановил коня там, где им с Аксюткой белая баба показалась, взял ткань, и начал её ножом кромсать со всей силы. Тут-то баба и выскочила на него из лесу, и давай кричать:
- Что ж ты делаешь, смертный? Разве не знаешь, зачем я велела тебе купить материю на белое платье?
- То-то что знаю, - ответил Афанасий. - Дочку я и в домотканом под венец отведу, ни к чему нам шелка-атласы твои, забирай их себе!
И начал про себя христову молитву читать.
Стояла-стояла баба, смотрела-смотрела на то, что от ткани осталось, руки заламывала. Наконец, бросилась к мужику, вырвала у него лоскуты и унеслась обратно в лес.
Доехал Афанасий домой, а там Аксютка похлебку варит, Анька вышивает, Агашка с котом играет. Благодать! Но на душе у отца всё-таки было неспокойно.

Привидение белой женщины - образ довольно известный в мировом фольклоре.

В кельтских легендах, например, такая женщина часто является людям в тихой проселочной местности, и, вероятно, связана с Банши, мрачной разновидностью фей, предвещающих смерть. Они тихо бродят среди деревьев, а время от времени издают пронзительные вопли. В некоторых поверьях они не кричат, а молча плачут. Возможно, это призраки женщин-плакальщиц, которые и после смерти продолжают заниматься тем, что делали при жизни. А возможно, это пережиток культа предков, и таким жутким образом хозяйка рода предупреждает своих потомков о возможной гибели.

У славян встречается следующее описание:

"Женщина с кажущейся молодой фигурой, в белом одеянии, будто свадебном. Внезапно возникает перед человеком, столбом вырываясь из земли, откидывает вуаль и показывает лицо мертвой старухи. Человеку такая встреча предвещает скорую смерть. "

Чтобы не зашла белая баба в дом и не принесла несчастье, под порогом закапывали голову кобылы, цепляли косу над воротами или над косяком дверей, прибивали к порогу подкову. Иногда под конёк крыши клали можжевеловые ветки.

Обычно Белая баба с людьми не разговаривала, только закрывала глаза и молча плакала, что может косвенно свидетельствовать о том, что она сама не рада людским смертям. А белый цвет тогда был траурным: снег зимой накрывает землю как саван, в таком же хоронят покойников.

Возможно, Белая баба у славян пересекается с образом Марены (Мары). Этот женский образ в аграрных обрядах тоже был связан со смертью и с умиранием природы, а её чучело часто наряжали в белое платье. Во время обрядов его уничтожали разными способами, и это символизировало возрождение природы.

А может быть, отголосок этого культа - снеговики?:)

t.me/lang_witch_ | vk.com/lang_witch

Наутро Афанасий с рассветом запряг в телегу любимого коняшку, нагрузил цыплят, яиц, и молока на продажу, зашёл обратно в дом и кликнул Аксютку. Из горницы сразу, будто ждали под дверью, выбежали все три дочери и встали рядком у крыльца. Две старшие поглядывали исподлобья на отца, а Аксютка только внимательно изучала кончики своих новых сапожек - подарок Богдана.

- Чего вам? - спросил Афанасий сурово, но в уголках глаз затаил смеющиеся морщинки.

- Возьми нас с собой, - тихо проговорила Агашка, её пальцы нервно накручивали кончик толстой русой косы.

- Лисоньки мои хитрые, - отец ласково нахмурился. - Вчера всё сказано было. Вот когда кого из вас замуж позовут, тогда ту в город и свезу. А пока сидите тут да ждите гостинцев.

- Меня вот Митька тоже замуж зовёт, - глядя в сторону сказала Анька.

Афанасий резко выпрямился и вмиг стал серьёзным.

- Вот когда он ко мне с этим придёт, тогда и будет разговор. А может, и всё равно не будет, если я ещё раз его хмельным увижу. Брысь в избу, неугомонные!

Анька и Агашка поспешили исчезнуть в сенях от греха подальше, а Аксютка подошла к отцу и сказала:

- Я готова.

- Вижу, что готова. Садись, давай.

Аксютка быстро залезла в телегу и закуталась в шерстяной платок - раннее летнее утро было ещё зябким. Афанасий взял коня под уздцы, ласково погладил его по бархатной морде и вывел со двора. На улице он тоже забрался в телегу, перехватил вожжи и пустил коня рысцой.

Аксютка радостно глядела по сторонам - знакомые деревенские избы стремительно проносились справа и слева от неё. Кое-где уже проснулись, а где-то было ещё совсем тихо.

Над полями за околицей стояла белёсая дымка, окрашенная местами в розовый цвет рассветными лучами, а небо уже превратилось из тёмно-синего в голубоватое. Но когда телега поехала по лесной дороге, её поглотила совсем ещё ночная тьма, и Аксютке стало не по себе. Однако присутствие отца, топот копыт и звук тяжёлого лошадиного дыхания придавали ей мужества не зажмуриться, а вглядываться в дремучую чащу леса. Мерещились ей там то волки и медведи, то лешие да кикиморы.

Впрочем, уже через четверть часа утреннее солнышко дотянулось лучами до дороги, и стало совсем не страшно.

- Чего хочешь на рынке? - спросил Афанасий.

- Не знаю.

- Ну как не знаю? Думай. В кои веки везу её в город, а она не знает.

- Гребень новый хочу. У старого зубцы пообломались.

- Так, хорошо... Э, да что это там, тпру-у-у, хороший мой!

Конь замотал головой вверх-вниз, замедлил шаг и остановился. На дороге виднелся чей-то светлый силуэт. Находясь прямо в солнечных лучах, он слепил глаза и резко выделялся среди тёмных стволов. Афанасий протёр глаза, привстал и сощурился, чтобы лучше рассмотреть, а как рассмотрел - обомлел и сел обратно. Прямо перед телегой стояла баба, она не шевелилась и ничего не говорила. Глаза у неё были закрыты, а из-под век ручьём по лицу текли слёзы. Сама она вся была белая, и одета полностью в белое.

Аксютка перепугалась, увидев эту бабу, а потом ещё больше перепугалась, увидев, что отец сидит, не шевелясь, рядом с ней, и молчит. От испуга она, сама не помня себя, произнесла:

- О чём ты, тётенька, плачешь?

Афанасий будто очнулся от этих слов и дёрнул Аксютку за рукав, молчи, дескать, - но было поздно. Баба медленно открыла глаза, а они как два уголька - так и жгут.

- Отец, - проскрипела она, - купи дочери материи на белое платье, - и вмиг исчезла, только ветер прошелестел по лесу. Афанасий перекрестился и ещё больше побледнел.

- Батюшка, ты чего испугался? - Аксютка, напротив, почти успокоилась, - я же замуж выхожу, и венчаться пойду. Выходит, буду в белом платье, как городская, - она говорила больше обычного, чтобы убедить и себя, и отца, что всё в порядке, - купим белой материи, сошью себе венчальное платье.

Афанасий ничего не ответил и вновь пустил коня рысью. Он-то знал, что это было не просто видение, а Белая баба, предвестник чьей-то неминучей смерти, а материя нужна, знать, не на платье, а на саван. Ехал Афанасий молча, только тихонько слёзы утирал, чтобы Аксютка не видела.

Продолжение истории и статья о Белой бабе - в следующих постах

t.me/lang_witch_ | vk.com/lang_witch

По пыльной дороге шагал мужик. Лес с обеих сторон был редким, а вдали, за поворотом, сквозь тонкие стволы уже проглядывали поля. С последнего привала он шёл без остановки долгие часы, и сейчас, в надежде на скорый отдых, почувствовал прилив сил.
И действительно, через несколько мгновений на горизонте показался первый дымок из печной трубы, затем ещё и ещё, и вот уже целая деревня лежала перед путником как на ладони.
Дойдя до околицы, он увидел стайку мальчишек, проскользнувших при виде незнакомца в подворотню. У одной из калиток стояли две женщины, увидев неизвестного мужика, они прервали свой разговор и стали настороженно за ним наблюдать.
Путник приветственно махнул им рукой и двинулся вглубь по улице, заглядывая во дворы и окна. На одном из крылец сидел парень и что-то строгал, у его ног спал громадный бесформенный пёс.
- Доброго вечера! - обратился к нему путник.
- Здорово!
- Я иду в город, говорят от вас уже недалеко, это верно?
- Верно. Только засветло теперь уж не дойдёшь.
- Укроешь меня на ночь?
Парень бросил строгать и первый раз внимательно осмотрел незнакомца.
- Пусти ночевать, - повторил тот свою просьбу.
- Вишь, у самого теснота. Ступай в баню, сегодня топили, - парень указал рукой на ветхую постройку, пёс от этого движения встрепенулся, сел и принялся яростно чесать ухо.
- Ну, вот и спасибо, - радостно сказал путник. - Там и переночую.
- Если чё, меня Богданом зовут. Утром зайдёшь, дам тебе еды в дорогу.
- Благодарствую. А меня Никитой.
В бане было тепло и тихо, а Никита был таким уставшим, что едва лёг на полок и коснулся головой голых досок, как сразу и уснул. Но скоро ему пришлось проснуться от скрипа двери. Отрыв глаза, Никита увидел, что в баню залез какой-то маленький злой мужичок. Никогда ещё он не видел домовых, потому обомлел и затаился.
- Эй, хозяин, - пробурчал мужичок утробным голосом. - На беседу к себе меня звал, а сам пущаешь ночлежников. Я вот его задушу.
Тут приподнялась половица, и наружу вылез ещё один мужичок-кряхтун. Он мрачно проговорил:
- Я его пустил, так я его и защищаю. Не тронь.
Понял Никита, что этот, из-под половицы, это банник. А второй-то - непонятно кто, страшный, что сам чёрт. Перекрестился, а дальше не знает, что делать. Тем временем мужички начали бороться друг с другом, да кряхтеть пуще прежнего. Только ни один не мог одолеть другого.
И тогда банник крикнул Никите:
- Сыми крест, да хлещи его, - таким тоном, что Никите стало стыдно, что он сам до этого не додумался. Снял крест, слез на пол и ударил крестом его противника. Тут оба беса и исчезли. А Никита такой уставший был, что не стал уходить, решил, что раз хозяин бани за него, то можно дальше спать. Так и поступил.

Самый злой домовой черт, по сравнению с которым даже банник - друг человека, это овинник. Он же гуменник.

Овины никогда не отличались особым изяществом архитектуры. Эти бревенчатые сооружения нужны были исключительно для хозяйственных целей, а со стороны и вовсе могли выглядеть как чудища, готовые поглотить человека, особенно тёмной ночью. Их неуклюжий вид всегда будил в человеке суеверный страх и фантазию. Например, загадка описывает овин так:

Лютый волчище, выхвачен бочище, не дышит, а пышет.

Просушивали овины огнём, поэтому со временем они чернели, создавая вокруг себя ещё более мрачное настроение. А где огонь, да ещё и с сухими снопами, там обязательно и пожар. Кого же ещё обвинить в пожаре, как не злой дух - овинника?

А поскольку овины вообще строили в тех местах русской земли, где не хватало солнечных дней для обычной сушки снопов, то и характер их хозяев был более чем нордическим.

Сидел овинник обыкновенно в нижней части строения, где находилась печь. Днём деревенские детишки ходили туда печь картошку в углях, а вот с заходом солнца наступало время нечисти. Увидеть овинника можно было только раз в год - на Пасху: глаза у него как угли, и похожи на кошачьи, а сам чёрный и лохматый.

Своей обязанностью овинник полагал слежку за правильной сушкой снопов. Правильность заключалась в том, что сушка не должна была происходить под большие праздники, а также в ветреные дни. В случае нарушения этих правил, он запросто кидал угольки прямо в солому, и хозяевам оставалось только постараться не допустить пожар до соседних домов, а с овином приходилось прощаться.

Подружиться с овинником, в отличие от других домовых духов, было практически невозможно, уж больно он был лютым. Некоторые верили, что можно умилостивить овинника, если оставить ему пирогов и окропить петушиной кровью углы здания (и самого петуха оставить, разумеется). Но другие знали, что если уж овинник рассердился, то не то что пироги не спасут, а даже и иконы, и святая вода.

Под Брянском рассказывали историю, как две бабы пошли в овин трепать лён. Едва они вошли, кто-то затопал ногами как лошадь и жутко захохотал. Одна баба испугалась, передумала трепать лён и убежала домой, а другая осталась. И так долго её не было, что домашние забеспокоились и пошли ее искать. Когда пришли в овин, увидели такое, что кровь застыла в их жилах - от бабы одна кожа осталась, как тряпьё, причем можно было различить и лицо, и волосы, и следы пальцев на руках и ногах.

А под Калугой один мужик пришёл топить овин в неположенный день, и его согнуло дугой на всю оставшуюся жизнь. Рассказывал он потом, что овинник напал на него и хотел сунуть в печь, гнул, гнул, да мужик отбился, убежал, только разогнуться больше уж не смог. Но не простил ему этого овинник, выместил на сыне: тот сгорел прямо в овине спустя несколько лет.

Однако как и все домашние духи, овинник любил похвалу и почет. Всё-таки можно было ему угодить, если каждый раз перед входом в овин просить у него позволения зайти. А после сушки нужно было повернуться к овину лицом, снять шапку, низко поклониться и поблагодарить за службу.

А самые смелые девицы даже ходили гадать о браке не к баннику, а к страшному овиннику. Совали внутрь оголенное мягкое место, и ждали: если погладит голой ладонью, то жить в браке бедно, а если мохнатой - богато. Если же никто не тронет - век в девках сидеть (пожалуй, этот вариант и был самым страшным).

t.me/lang_witch_ | vk.com/lang_witch

https://www.instagram.com/justinonealart/