Минус 30 - авторская
Автор Натуся Шик
Здравствуйте, участники сообщества.
Честно признаюсь я не знаю зачем пишу. Скорее всего просто выговориться хочется, а некому...
Брак был неполные 7 лет; сыну сейчас 4.5 года; мне (м) 34, ей 38.
Поначалу все было отлично. 2 года жили не тужили, а потом у нас родился сын. И вот с этого момента всё пошло по одному месту.
Она познала все прелести яжматери и с головой окунулась в это время. Сын рос, всё у него было, вот только в этом треугольнике не стало места мне. Я выпал за его рамки.
Я врать не буду - я тот еще фрукт. Были скандалы с взаимными оскорблениями, она на меня поднимала руку и выгоняла из дома несколько раз.
Да, я знаю, что скажете: ты не мужик, ссыкло, давно бы сам на развод подал, терпила и т.д. И да, я с Вами соглашусь во многом. Я признаю, что я ссыкло. Ссыкло потому, что боюсь менять свою жизнь хотя и понимаю, что в этой семье мои интересы где-то там глубоко под землёй.
Как вишенка на торте: она не знает и не интересуется моей моей жизнью. Она не знает, что мне нравится и даже не хочет знать.
В общем, как закономерный итог - сейчас начинаем бракоразводный процесс.
В качестве заключения: любил её, возможно даже сейчас люблю, но дальше так продолжать уже нет сил. Да и не хочу.
Я выцепила паузу за столом и успешно втекла в неё, словно мятный ручеёк. Ласково журча, я тихо начала свой продуманный рассказ (и все прислушались, причём муж сразу стал стучать вилкой по тарелке), а потом выкрутила тумблер. В конце я говорила громко, но почти по слогам, как радио "Маяк". Меня напряжённо слушал весь зал, официанты обратились в гипс и замерли с подносами, муж уже давно гнул чужие вилки..
— Триггеры, которые запускают общие мании, это вроде любовь с первого взгляда. Ими можно заразиться, как неврозом домочадца, коллеги или пациента, на уровне восприятия и объяснения реальности, — стартанула я, переворачивая уснувшую на отсутствии доказательств дискуссию о том, что и сегодня существует "всепоглощающая любовь-порыв".
Продолжаю не менее эпично:
— Вот у меня был случай недавно. Он и она, абсолютные психопаты, встретились в морге. Он всегда мечтал рисовать не вазы с цветами, а другую "мёртвую природу" и с натуры, если прям конкретно уточнять. Она тоже считала, что это прекрасно, только рисовать не умела. И что потом??? (Муж в приступе гнева хряснул пополам случайную вилку, а у женщины напротив в бокал упали накладные ресницы с одного глаза. Пара несчастных старичков, ужинавших с нами, резко слиняла в туалет.)
— А что потом?! — вперившись в меня, как крольчонок в удава, спросила побелевшая женщина напротив, продолжая терять ресницы и приближаясь к аффекту.
— Им не хватило натуры. Они стали добывать её самостоятельно. Но вместе и навсегда. Сошлись, считай поженились. Сейчас лечатся вместе, на дому. Живут тут рядом, кстати, — эффектно закончила я.
От десерта отказались. Весь зальчик на тройку небольших столов расходился, не нарушая почти библиотечной тишины. Муж оплачивал испорченные приборы, женщина напротив (его любовница, кстати) так и ушла без ресниц. Страшная наконец-то, как моя чёрная мстительная душонка.
С утолённой злостью, независимая и сытая по уши, я покинула этот мёртвый ресторан с его прайсом Х2 за неуловимые порции и глупомордым интерьером. Какие-то львы со сплошной гривой, такое серое, как чёрствый пряник, барокко, срисованное с "Каникул Бонифация".. И пошла по самым тёмным, вилками гнутым подворотням, как очень люблю и совершенно не боюсь.
Ожидаемо встретила у подъезда своих карманных психонавтов-шизофреников. Отменила прежнюю установку и разблокировала их... Вернула им таблетки. Парочка, вся на изжоге без препаратов, собралась в лес. Пешком. Поснимать первоцветы... Я посмотрела им вслед. Как они почти летят, не размыкая объятий, свободные от моего задания и блока после гипноза. Молодожёны, весна, любовь.
От них, психически глубоко больных людей, опасных для остальных по одному щелчку, уходящих ночью в лес, который за пятнадцать километров, струился нарратив искренних чувств. Живых и непобедимых.
А мы, такие нормальные, остаёмся тут. Чтобы дальше торчать расколотой вазой в этом стрёмном и каком-то слишком школярском натюрморте.
Начало цикла: Скитальцы (история первая: "Иоланта")
Картотеку перебирал большой начальник. Константин Андреевич ничего не делал из праздного любопытства. Не имел такого недостатка. Из всего складывал свою "рыбу", даже из бейджиков-доминошек, и вправду старопахнущих не то зажаркой, не то засолкой.. Знал, что выиграет, просто не так быстро. О, уже попёрло, наткнулся глазом на что-то. Зацепился вот за вихляющую фамилию от руки на явно самодельной карточке. Фон Дидериц... Что это вдруг за баронесса нашлась? И ещё та же Дидериц вместе с "фон", и ещё.
Не жалея себя, начальник вывалил с переворотом все затхлые ящички, похожие на библиотечные. Легко просеял намётанным зрительным ситом завитушных баронесс — больше двух десятков. Почерк без экспертиз один, беленькие картонки тоже идентичные. Вырезанные из каких-то коробок со съестным и пахнущие совсем не тухлой рыбой, а сладенькой ванилькой. До сих пор.
Заведующая, в шоке от проверки с выемкой документов, смотрела на белые картонки как на фокус с материализацией, некое сотворение из воздуха. Однако на Константина Андреевича уставилась как на иллюзиониста, доставшего из рукава не гулюшку, а несуразного горбатенького лосёнка.. Секретарь в декрете, а она тут ничего не знает, это ж макулатура! Никаких Дидериц в штате она не помнит, не знакома ни с единой! Начальник налился сливой, звякнул зажимом на галстуке, будто отряхнулся в неуютной гражданской одежде, и наконец гаркнул: дурдом здесь, или что у вас за организация? Заведующая моментально шумно заплакала — словно облако постиранное выжала.
Возвращаясь к блёкло-незаметному состоянию, давая тётке показушно выплакаться, начальник, тоже на показ, отвернулся к окну. По парковой аллейке шла случайная разряженная женщина с холёным пёсиком. Фон Дидериц — "Дама с собачкой" у Чехова — фамилия героини, Анны Сергеевны, по нелюбимому мужу. Разумеется. Вот оно и вспомнилось.
Не реагируя на ойкнувшую в салфетку заведующую, Константин Андреевич профессионально достал нож из боковой портупеи. Сначала поскрёб место для фото (обрисованное по линейке простым карандашом) на толстом картоне. Не. Попробовал зачистить кучерявую подпись. Ага, под ней слой белой затирки, крошащегося под лезвием корректора. Под замазкой проступали вдавленные буквы: Замятина. Инициалы неразборчивы, но какие-то есть, в отличие от приписанной Дидериц, штыря-колючки без имени-отчества.
Замятину выдохнувшая заведующая помнила. Щурясь на крикливого начальника, ловко прибравшего нож, она уточнила, что дело крайне давнее. Тогда бейджики из тары от печенья делали, а она сама в младшем персонале только начинала.. Замятина работала вроде на пропускном контроле, руководил же охраной её муж. Между ними что-то произошло на почве ревности, так сплетничали, он её даже уволил. Но она долго ещё весной приходила ко входу. Простоволосая, в светлом плаще. Потом перестала. В коллективе, осторожно подытожила заведующая, "имелось мнение", что "дружок" Замятиной тоже работал в охране.
Константин Андреевич навис над заведующей, сразу конфузя и пугая не на шутку, и положил перед ней своё удостоверение в раскрытом виде. Стукнул по нему указательным пальцем.. Прожил по циферблату тукающих не в лад с заходящимся пульсом настенных часов тридцать секунд. Молча, лишь дыша со свистом через сцепленные зубы. А потом подполковник внутренней службы Замятин Константин Андреевич сказал, навевая прохладу, сумерки и вечный покой склепа:
— Выясни, как его звали, и мы разойдёмся мирно. Несмотря на бардак в твоей не богом — ни разу не богом! — спасаемой конторе.
Заведующая юркнула в дверь неслышно, словно неповоротливого на суше аллигатора выпустили поохотиться в бассейн Амазонки. В ожидании великого ответа, последней костяшки в скелете этой древней вытянутой "рыбы", он затёр на испорченном бейдже Замятину, сняв аж слой картона. Затем выбелил след почти сухой замазкой со стола, плюнув в пузырёк. Сгрёб все разбросанные бейджи и попихал их обратно, вставив ящики. Комнатёнка выглядела теперь как потерянная в вечности — как всегда. Осталось везде насвежо протереть, что начальник и сделал, не жалея пиджака.
А то на нескольких ящиках были борозды от его пальцев, продравшихся сквозь пыльные времена, кисейные тюльки на окошках общаги и вытянутые чернеющие пятна на её нежном горлышке... Настоящий фон Дидериц поступил бы также, если бы Чехов удосужился написать историю честно, без подковырок над мужем-болваном. А то затёр правду и думал, что забил всем баки. (И бабам головы заморочил на века.) Все чувства мужа замазал, большие, может, чувства!..
Константин Андреевич сунул незакрытый корректор в карман вместе с протоколом. Положил ноги на дряхлый низкий стол с чернильными пятнами и встретил, напевая про месть кровавую за губки алые, возбуждённую заведующую.
Одевалась я сегодня с особой тщательностью. Змеев презирал женщин в джинсах, и это было всем известно. Я заплетала дракончик, когда позвонила Люба. Я не знала, чей это номер, а потому ответила сразу. Голос у неё был официальный и натянутый. Юркина сестра испрашивала у меня аудиенции. Я предложила встретиться в кафе у нас на горах. Она согласилась и спросила, можно ли прямо сейчас. Я сказала, что вообще-то у меня экзамен сегодня, а она заверила, что не отнимет у меня много времени.
Раньше мне и в голову не приходило расспросить Юрку о сестре, а потому первый чисто зрительный контакт оказался для меня шоком. Впрочем, и для неё видимо тоже, потому что выглядела она крайне растерянной. Люба была старше моих родителей, приземистая, искусственно и густо черноволосая, модно и, на мой взгляд, неудачно одетая. Она приподнялась мне навстречу и окликнула официантку. Но ко мне уже спешила хозяйка кафе, с которой мы успешно познакомились и уже почти дружили. Из-за встречи я пожертвовала временем на завтрак, а потому попросила теперь чего-нибудь основательного. Перед Любой, ну или Любовью Георгиевной, если уж на то пошло, стояла только чашка кофе со сливками. Мне же притащили фирменный омлет с грибами и резаные фрукты. Кроме того, видимо в качестве уважения к моей гостье на столик выставили корзинку с пирожными, огромный кувшин сливок и испускающий волны тепла и аромата кофейник.
- Угощайтесь, пожалуйста, - попросила я, указав на сладости.
Люба кивнула и приняла моё предложение, потому что я не пожелала отвлекаться от еды. На этот счёт родители меня буквально выдрессировали. Кроме того, мне ещё предстояла битва с Чингачгуком, и нужны были силы. К нам за столик присела хозяйка и принялась выдуривать у меня обещание привести в заведение Артёма. По правде говоря, этот деятель меня основательно достал, но приходилось платить за любовь и ласку. Я пообещала, что как-нибудь его уговорю.
- Суворин? – переспросила Люба, когда хозяйка уплыла от нас. – Этот хорошенький мальчик из «Дипломата»? Вы знакомы?
Я кивнула. Люба едва уловимо приободрилась и расслабилась.
- Полина, - спросила она, заметив, что я взялась за кофейник. – Мне сказали, что Юрочка живёт у вас?
Сказали – это конечно же Лариска. Она как-то обмолвилась мне, что Люба ей звонила. Я беспечно кивнула и сообщила, что мне конечно жаль, что Юрка ушёл из дома, но лично для меня это очень удачно получилось, потому что, как она знает, мы работаем в одном проекте, а ещё готовиться к экзаменам с Юркой – это почти что как под руководством преподавателя. Люба сделалась досадливо польщённой. Я не стала уточнять, чем обычно заканчиваются наши занятия, но не о том она и спрашивала. Она внезапно прониклась ко мне доверием и принялась рассказывать, какой Юра сложный мальчик, какой он просто-таки гений и какое слабое у него здоровье.
- Видите ли, Полиночка, - сказала Люба. – Он в очень раннем возрасте остался без матери, и заниматься его воспитанием пришлось мне. Именно поэтому он для меня почти как мой собственный ребёнок…
Я обалдела, сообразив. А ведь правда! Между ними временная разница почти как между мной и Егором. Я немедленно представила себя в аналогичной ситуации, и мне моментально стало нехорошо. Короче говоря, ради Юрки она пожертвовала своей личной жизнью, и теперь считала себя в полном праве распоряжаться его. Ну, вот, мама была права. Я осторожно поинтересовалась, что требуется от меня.
- Уговорите его вернуться домой, - попросила Люба.
- Ой, пожалуйста, не надо, - взмолилась я. – Ну, хотя бы до конца сессии…
- Но ведь он вас наверное стесняет, - сказала Люба. – У вас ведь большая семья и ещё маленький ребёнок…
Я моментально сообразила, что в этом вопросе Лариска нас не сдала, и заверила Юркину сестру, что всё нормально, что пусть она не беспокоится и всё такое. Она покачала головой и попыталась всучить мне деньги. У меня в момент загорелось лицо.
- Что вы, - забормотала я. – Не надо. У нас всё есть, ей богу!
- Полиночка, - взмолилась она. – Он такой гордый!
- Да? – против воли вырвалось у меня.
Между прочим, поселившись у меня, Юрка пил, ел, лечился и принимал это всё как должное. Люба почувствовала моё смущение.
- Возьмите деньги! – решительно сказала она. – И уговорите его вернуться домой, прошу вас…
- Пожалуйста, не заставляйте меня, - попросила я. – Ваш брат не бедствует, честное слово! И он вернётся, сам вернётся, поверьте…
Она сменила тему.
- А что, этот мальчик, Артём Суворин, часто у вас бывает?
- Каждый день, - вздохнула я.
Это была правда. С Лариской или без Артём являлся ежевечерне. Он ещё и ревновал, откровенно и навязчиво, причём сильнее всего, когда мы сидели над прогнозами экспериментов. Юрка над ним потешался. Ад это временами был просто кромешный. Потому что Артём принимался язвить и хамить, а хуже всего было то, что он начинал вворачивать в свою речь испанские словечки и регулярно вгонял меня этим в депрессию, выйти из которой стоило труда.
- Что-то я не вижу тут салфеток, - сказала вдруг Люба. – Полиночка, вы не могли бы сходить?
Я пожала плечами и отправилась к соседнему столику за салфетками. Когда вернулась, увидела на нашем столике салфетницу за кувшином со сливками.
- Ах! – сказала Люба, заметив мой взгляд. – Я такая рассеянная. Простите, Полиночка. Я очень переживаю за Юру…
Ну, что на это можно было ответить? Я сгребла свои вещи и взмолилась:
- Любовь Георгиевна! У меня экзамен!
- Да конечно-конечно, - пробормотала она. – Простите меня, пожалуйста, - и повторила. – Я очень волнуюсь за Юру… Скажите ему об этом!
- Я передам, - пробормотала я и стала оглядываться в поисках официантки.
- Я заплачу за ваш заказ, - сказала Люба. – Не волнуйтесь.
- Спасибо, - искренне поблагодарила я и рванула в универ.
Не думал публиковать свои юношеские песни, но недавно столкнулся с одной проблемкой: хотел в качестве отзыва выложить отрывок со своими строчками, а поисковики не отражают мою страничку с ними, зато есть другие сайты, где вместо имени автора - СЕТЬ/ИНТЕРНЕТ...
Решил на всякий случай опубликовать песенку и на других сайтах, чтобы потом не обвинили в плагиате... )))
ЗВУКОЗАПИСЬ ПЕСНИ В ИСПОЛНЕНИИ SUNO AI >>
Я так устал от всех своих погонь
За птицей счастья, но куда же деться?
Я положу на правую ладонь
Своё в любви потрёпанное сердце…
Пробитое невидимой стрелой,
Оно болит, словно на части рвётся…
Я так хочу, чтоб ты была со мной,
И оттого оно так сильно бьётся!
С комочком красным тебе руку протяну…
Теперь моя судьба – в твоих руках!
В глаза твои украдкою взгляну:
Что ждёт меня? Удача или крах?
Возьмёшь ли дар мой бережно в ладонь?
Соединишь ли моё сердце со своим?
А, может быть, ты скажешь вдруг: «Не тронь!
Ведь моё сердце занято другим!»
…На землю глухо моё сердце упадёт,
Рассыпавшись на мелкие куски…
И тихо их огонь погасит лёд
Противной и безжалостной тоски.
…Осколки сердца осторожно соберу,
Испачкав руки в собственной крови…
И только одного лишь не пойму:
Как жить теперь мне без твоей любви?
Но они не пустили меня одну. На улице я заметила другую чужую машину. В салоне было темно, только тлели кончики двух сигарет. Артём тоже обратил внимание на автомобиль и взял нас с Лариской под руки.
Кошки встретили меня требовательным мявом. Почти машинально я проделала всё, что полагалось, и отправила мадам Люси СМС, что всё в порядке. Артём с Лариской не теряли времени даром, пока я работала, и отчаянно целовались, устроившись прямо на столе. Мне понадобилось трижды окликнуть их, когда пришло время возвращаться. На обратном пути мы обнаружили у подъезда продрогшего Юрку.
- Пошли, - сказала я, не слушая его лепета. – Потом.
Дома мы с Лариской занялись ужином. А Артём стал подбивать Юрика выпить с ним. Марков хмуро усмехнулся.
- Хватит с меня, - пробормотал он. – Бог любит троицу. Трижды это дело для меня уже кончалось плохо.
А Лариса вдруг вспомнила утренний прокол Вовки Баринова и принялась рассказывать о нём Артёму. Юрка эту историю тоже ещё не знал и слегка развеселился. Они втроём стали перебирать подробности вчерашнего вечера, а у меня из головы не шло сегодняшнее проникновение в квартиру. Когда мы возвращались из кошачьего питомника, я внимательно осмотрела замок. Он был в порядке. Каким-то образом Соло Хан раздобыл ключ. И ещё меня смущало это странное шипение Харькова. В чём-то он меня подозревал. Кажется, они всё-таки вычислили мою переписку с Соло.
Юрик вдруг повысил голос. Я отвлеклась от своих мыслей и прислушалась. Глупая Лариска высказывала Маркову своё отношение к его сексуальным подвигам. Я хотела вмешаться, но Артём успел раньше. Он заткнул ей рот поцелуем. А я взглянула на Юрку.
- Она сама навязалась! – отчётливо сообщил он мне.
Я пожала плечами и осторожно сказала, что это их личное с Манерой дело и никого больше не касается.
- Правильно, - Артём на миг оторвался от Лариски и снова закрыл ей рот.
Я улыбнулась. Юрка покосился на парочку и видимо мысленно махнул рукой.
- Я не хотел, чтобы ты знала, - сказал он мне. – И Машка обещала.
- Но она-то ведь слово сдержала, - сказала я.
Мне не нравился этот разговор. И снова меня выручил умница Артём.
- Ты чего такую проблему из этого делаешь? – спросил он у Юрки. – Как будто в первый раз с тёлкой перепихнулся!
А Юрка вдруг смутился чуть не до слёз.
- Что? – сообразил Артём. – В первый раз? Это в двадцать-то два года?
- Двадцать четыре, - машинально поправил его Юрка.
- Д-да-а! – восхитился Суворин. – Ну, так за это надо выпить! Девчонки, законный повод!
Он требовательно посмотрел на меня.
- Ладно, - сказала я. – Гулять так гулять!
Лариска вытаращилась на меня. Но я привыкла поддерживать Тёмкину игру. Короче говоря, мы устроили такие именины, что Юрик воспрял и почувствовал себя суперменом. Зато когда всё было съедено и выпито, я быстренько выставила всех троих по домам.
Утром я поспешила к моим кошкам. Во дворе было ещё темновато, но там уже копошился дворник со скребком и ледорубом. Дворник был какой-то новый, видимо, Михалыч пал на поле битвы с зелёным змием. Я кивнула этому парню и заскочила в тепло, мельком отметив, что вчерашняя машина с двумя наблюдателями так и торчит на прежнем месте и что снег вокруг неё густо усеян окурками.
Начиналась какая-то пасмурная полоса в моей жизни. И самое неприятное состояло в том, что от меня на этот раз ничего не зависело. В отношении же господина Харькова… Он сам предупредил меня о контроле над моей электронкой. Фактически посоветовал знакомства заводить на стороне. А теперь злился.
Я закончила и побежала в круглосуточный гастроном, чтобы запастись хоть какой-нибудь едой. Холодильник мой был практически опустошён накануне, а сегодня наверняка кто-нибудь снова заглянет на огонёк. Мама обещала. И Суворин, скорее всего, отметится, с пассией или без. Я слегка переусердствовала, и на обратном пути пакет с картошкой основательно оттянул мне руки.
Почти у самого входа во двор ношу мою перехватили. Я подняла голову и встретилась взглядом с Юркой. Был он какой-то взъерошенный и осунувшийся, да ещё и с замурзанным допотопным рюкзачком, лямки которого небрежно обвивали его плечо. Я уступила ему сумку, и мы молча пошли рядом.
- Что-то случилось? – поинтересовалась я уже в лифте.
- Я ушёл из дома, - буднично сообщил мне Юрка.
Это была новость!
- Люба меня проклянёт, - ошарашено пробормотала я.
Юрка пожал плечами.
- Можно я немного посплю? – спросил он. – А то полночи разборки чинили, а потом я по улицам шлялся…
Я печально кивнула и отправила его на диван. Потом забрала с собой ноутбук и притащила его на кухню. Мне пришло в голову, что уже пора выбираться из всей этой новогодней нервотрёпки в нормальный рабочий режим. Для начала следовало познакомиться, наконец, с условиями Юркиной задачки. В ожидании, пока машинка загрузится, я сварила кофе и сыпанула в корзинку горсть крекеров из пачки.
Устраиваясь с чашкой за столом, я бросила взгляд на экран и оторопела. Там висела записка, подмигивая мне лукавым смайликом.
- Соло, - вырвалось у меня, - это наглость…
Он извинялся за вторжение. Объяснял, что у него не было другого выхода. И… выражал восхищение моей внешностью. Я разозлилась. И испугалась. Комплименты означали, что и этот тоже с лёгкостью влез в директорию, невзирая на замысловатый пароль. Я поспешно проверила последние действия. Но Соло открывал только фотоальбом. Информационные файлы его, похоже, не интересовали. Это утешало, но не сильно. Я перестала чувствовать себя в безопасности. Это было неприятно.
Я изничтожила записку, пообещав себе, что как только доберусь до свободного интернета, отправлю этому деятелю самое ругательное письмо, какое только смогу изобрести. Потом я поменяла пароль, поступив как Сергей когда-то. Я выставила в качестве кода доступа отпечатки пальцев.
Кофе оказался великолепным и, потягивая его, я принялась изучать Юркин исходник. В процессе испытала острое чувство восхищения. Всё-таки этот парень был нереальным умницей! Я бы пошла по гораздо более замысловатому пути. Короче говоря, этой задачкой мы должны были приступить к решению той самой проблемы, на которую вышел Юрка. Начало следовало проделать безупречно. Я погрузилась в формулирование команд для компьютера. Это оказалось сложнее и интереснее, чем я думала. Я настолько отвлеклась от внешней суеты, что не услышала, как звонили в дверь. Среагировала только на настырный вяк мобильника.
Пришла моя мама. Прямо с порога она принялась щупать мне лоб и рассматривать на предмет простудных заболеваний.
- Ма, да я просто работаю, - попыталась я объяснить.
Мама не слушала. Папа, оказывается, рассказал ей вчера, что увидел меня подурневшей и, кажется, вообще больной. Мама сердито сообщила мне об этом, разыскала градусник, запихнула мне под мышку и стала рассматривать глаза, оттянув нижние веки.
- Ма, мы ведь пьянствовали два дня, - сделала я ещё одну попытку.
- Открой рот и скажи А, - велела мама.
Я смирилась. В самый разгар обследования и профилактики из комнаты выполз Юрка, помятый, зелёный и согбенный.
- Так, - сказала мама. – Ещё один. А ну-ка подите сюда, юноша…
Юрка шарахнулся в санузел. Мама вопросительно посмотрела на меня. Я в двух словах изложила причину его присутствия в этом доме. Мама покачала головой.
- Что думаешь делать?
Я пожала плечами. Юрка видимо слышал мамин вопрос. Он выбрался к нам с мокрыми волосами надо лбом и уже не такой заспанный.
- Я сейчас уйду, - сказал он. – Отец дал ключи от дачи.
Мама долго и внимательно смотрела на него, но Юрка и не подумал продолжать. Он взял себе табуретку, сел к столу и попросил у меня чаю. Я включила электрический чайник и пошла мыть заварочный.
- Дай мне руку, - попросила мама.
Я обернулась и увидела, что она считает у Юрки пульс, посматривая на экран ноутбука, где быстро крутится цифирь секундомера. Потом был изъят градусник у меня, проверен, встряхнут и передан Юрке. Мама устроила ему целый допрос по поводу перенесённых заболеваний и всякой хроники. Юрик сначала пытался уйти от темы, но не так-то просто сбить моих родителей, когда они впадают в профессиональный раж. Через пять минут я уже знала, что в детстве Марков был довольно болезненным ребёнком, а кое-что тяготило его до сих пор.
Мама попросила его снять рубашку.
- Вы и стетоскоп с собой носите? – усмехнулся Юрка.
- Сегодня захватила, - сказала мама, а потом, заметив, что он мнётся и косится на меня, увела его в комнату.
Я глянула на часы и поняла, что следует что-нибудь приготовить. Прямо какая-то семейная жизнь у меня наступила. Круглые дни у плиты. Я нехотя выволокла картофельный ящик и принялась чистить картошку и всякие другие овощи. В самый разгар пришла мама.
- Отлично, - сообщила она. – Теперь я сама. Принеси мою сумку из прихожей.
Я принесла.
Мама накатала длиннющий рецепт, выдала мне деньги, немаленькую в общем-то сумму, и велела отправляться в аптеку. До смерти не хотелось на холод и слякоть, но спорить с мамой, когда она в таком состоянии, значит, плевать против ветра. Я начала одеваться. Из комнаты вышагнул уже одетый Юрка.
- Ты куда? – поинтересовался он паническим тоном, а когда я объяснила, засобирался. – Я с тобой!
- Помоги маме, - попросила я. – Я минут на десять.
Когда я вернулась, в доме было весьма многолюдно. Пришли Лидия с Егоркой, Лариса с Манерой. Егор носился по всему дому, чрезвычайно возбуждённый и вспотевший. Он был первым, кто повис у меня на шее. Лидия о чём-то беседовала с Лариской. Манька им иногда поддакивала – то одной, то другой. Юрка прослеживался на кухне подле мамы. А над всей суетой, переходя из комнаты в комнату, царствовал Тёмка Суворин, обряженный на этот раз в белую рубаху с кружевным воротом и такими же манжетами, в какие-то жуткие кожаные штаны, и снова основательно нетрезвый.
После того, как Егор улетучился, Суворин принялся помогать мне разоблачаться и ворковать у меня над ухом всякие милые непристойности.
- Откуда ты такой? – поинтересовалась я.
Он осмотрел себя.
- Это?.. Ну не одни вы сдаёте зачёты, - сообщил он.
Артём поддёрнул манжеты чуть ли не до локтей и присел передо мной, чтобы расстегнуть сапоги.
- Не надо, я сама, - сказала я.
Артём поднял на меня глаза и улыбнулся своим неотразимым киношным оскалом.
- Не бойся, - почти шёпотом проговорил он.
В это время на моё счастье из кухни выглянула мама.
- Артём!
Суворин торопливо стащил с меня обувь и вскочил.
- Ничего же особенного, Алина Михайловна, - забормотал он.
- Принесла? – спросила мама. – Давай.
Она забрала у меня пакет с лекарствами и закрыла дверь на кухню.
- Что такое? – спросил Артём.
Я пожала плечами и прошла в комнату.
- Полиночка, - обрадовалась бабка Лидия. – Вот девочки пришли пригласить тебя на рождественский бал. У тебя будет повод надеть свои серьги…
Я кивнула, поздоровалась и спросила, на какое время Чингачгук назначил консультацию. Ответила Лариса. Мы с девчонками занялись обсуждением предстоящего мероприятия, а поганец Суворин плюхнулся на пол подле нас и прижался щекой к моим коленям. Это страшно не понравилось Егору, который оставил в покое ёлку, и забрался ко мне на руки, проехавшись пяткой в шерстяном носке прямо по физиономии Артёма. Суворин тихонько выругался, а бабка Лидия тут же принялась его воспитывать на предмет того, какие слова можно произносить в присутствии девушек, а какие лучше не надо.
Из кухни пришла мама. Она буквально тащила за собой Юрку, втолкнула его в маленькую комнату и позвала меня. Я извинилась и пошла туда. Мама уложила Юрку на кушетку, укрыла одеялом.
- Полина, - сказала она. – Ни на какую дачу ему пока нельзя. И вообще нагрузок никаких не надо. Пусть он поживёт несколько дней здесь.
Потом мама принялась объяснять, как мне придётся делать уколы этому убогому, в каком порядке и при каких сопутствующих процедурах.
- Лана, - с самым беспечным видом пообещала я.
На Юрку было жалко смотреть. Он выглядел несчастным и униженным до самого крайнего предела. Когда мама вышла, я погладила его по голове. Юрка распахнул старательно зажмуренные до этого момента глаза. У меня захватило дух. Такие это были озёра страдания пополам с благодарностью. Я присела на край кушетки и, старательно фиксируя ладонями края одеяла, поцеловала его длинным чувственным поцелуем.
- Полька, прости меня, - пробормотал он.
Я провела согнутым пальцем по его щеке и пообещала через полчасика позвать к столу.
После окончания колледжа судьба, словно щедрая волшебница, осыпала Алину дарами. Ее талант был признан, ее мечта сбылась – ей предложили работу в одном из лучших хоровых коллективов города. Это был долгожданный взлет, триумф, вершина, к которой она так долго стремилась.
Алина, словно бабочка, вырвавшаяся из кокона, парила в небесах музыки, забывая обо всем на свете. Репетиции занимали все ее время, но она не чувствовала усталости. Наоборот, каждый час, проведенный в окружении единомышленников, наполнял ее энергией и вдохновением.
В хоре она встретила Даниила. Он был талантлив, красив, обаятелен. Его голос, словно бархат, ласкал слух, его улыбка согревала душу. Их объединяла любовь к музыке, общая вера в Бога и стремление служить людям. Они проводили много времени вместе, обсуждая музыкальные произведения, делясь своими мыслями и мечтами.
Между ними возникла искра, вспыхнуло пламя, зародилась любовь. Алина, словно в сказке, верила, что Бог послал ей Даниила, что он – ее вторая половинка, ее судьба, тот человек, с которым она сможет создать крепкую христианскую семью.
Но счастье, как известно, мимолетно. Словно хрустальный замок, оно может разбиться в любой момент. И этот момент настал.
Однажды Алина случайно узнала, что Даниил скрывает от нее часть своей жизни. Оказалось, что у него есть серьезные финансовые проблемы, долги, которые он тщательно скрывал от нее. Алина была потрясена. Разочарование, обида, гнев – все смешалось в ее душе.
Ей казалось, что Даниил не доверяет ей, что он не честен с ней. Что все его слова о любви и верности – лишь пустой звук.
Между ними произошла ссора. Страшная, болезненная, невыносимая. Слова, словно кинжалы, ранили друг друга, разрушая все, что они так долго строили. Ссора привела к разрыву. К окончательному, бесповоротному разрыву.
Алина была опустошена. Ее сердце разбилось на тысячи осколков. Ей казалось, что ее предали, что ее обманули, что ее мечты о счастливой семейной жизни рухнули, как карточный домик.
Она вновь оказалась одна. С разбитым сердцем, потерянной верой и ощущением полной безысходности. Высота падения оказалась страшной. И Алина не знала, сможет ли она когда-нибудь подняться на ноги. Сможет ли она вновь обрести веру в любовь и счастье. Или ей суждено остаться навсегда лежать на обломках своих надежд и мечтаний…
Главы выходят каждый будний день в 12:00