Ведь лудомания является психическим расстройством, следовательно человек не отдает себе отчет о своих действиях, да и влияние мошенников в этих случаях никто не отменял.

Вопросы философии и психологии. Год XX. Книга II (97) Март-апрель 1909 г.

Среди патологических личностей, у которых можно говорить о прирожденных особенностях нервно-психической организации, выделяется своеобразная группа индивидуумов, представляющих характерные отличительные черты, где на первом месте стоят аномалии в мыслительном аппарате и те или иные изъяны в высших моральных чувствованиях. Я имею в виду сейчас субъектов, относящихся к категории патологических резонеров. Так как не существует в этой сфере резких и определенных границ между тем, что принято называть нормою и тем, что относится к категории патологических проявлений, то мне и приходится дать сначала описание суммарной картины, где болезненные признаки обнаруживаются заметнее, но где нет еще того, что можно бы назвать психозом в тесном смысле этого слова. Когда вы имеете дело с лицами данной категории, т.-е. с индивидуумами, у которых наблюдается патологическое резонерство, то прежде всего вы замечаете, что здесь существует односторонне и не совсем правильное мышление; вам бросается в глаза, что эти индивидуумы любят об всем «судить и рядить». Они могут смело и самоуверенно рассуждать о предметах, мало доступных их пониманию и умственному развитию и даже плохо им знакомых; но это последнее обстоятельство их не смущает нисколько. Нередко бывает так, что о многом они думают не так, как большинство обыкновенных людей и это касается самых простых и несложных суждений по поводу того, что считается непреложным и не подлежащим сомнению. При обсуждении какого-либо вопрос резонер становится на особую точку зрения, и его мнение может показаться даже с первого взгляда оригинальным; но при этом легко убедиться в том, что за этою оригинальностью мысли, за этой своеобразностью взглядов скрывается существенный недостаток в мыслительном аппарате, логический изъян, неспособность широко взглянуть на интересующий вопрос, неспособность стать на точку зрения другого и усвоить и понять так, как нужно, то, что высказывают другие. В разговоре с лицами, наклонными к патологическому резонерству, вы нередко поражаетесь тем, как нелегко, как трудно разъяснить им самый простой вопрос, если он не усвоен ими раньше почему-либо в такой форме, как он решается большинством обыкновенных людей. И в этих случаях вовсе нельзя иной раз говорить о слабости интеллекта; тут на первом месте надо поставить односторонность мышления. Посмотрев на дело с односторонней точки зрения, резонер начинает нередко свою мысль, свое положение в данном направлении; если он обладает начитанностью, если он не лишен образования, он обнаруживает способностью не без ловкости и не без искусства возражать своему собеседники; он представляет доводы и доказательства иной раз в такой форме, что способен поставить в затруднение своего собеседника.

...Такой индивидуум не в состоянии обсудить интересующий вопрос во всей его целости, полности, сложности и со всех точек зрения; он не может, а не только не хочет, поступить иначе; и тут мешает ему, без сомнения, прирожденная ему односторонность мышления. Стоит только человеку с патологическим расстройством стать на какую-либо определенную, часто неправильную точку зрения, и возникающая в его сознании мысль лишает его способности воспроизводить в своем сознании иные точки зрения, другие взгляды; и это сказывается, между прочим, в том, что суждения резонеров, о которых идет сейчас речь, отличаются большой субъективностью; элемент же объективности становится для такого индивидуума почти невозможным в этих случаях; взгляды его, производя иной раз впечатление внешней оригинальности, останутся, в сущности, поверхностными и неглубокими.

Аннотация: В данной статье проводится многоаспектный анализ большого депрессивного расстройства (БДР) как системного психопатологического феномена. Рассматривается историческая эволюция концепта меланхолии и депрессии, от античных гуморальных теорий до современных биопсихосоциальных моделей. Детально анализируются методологические основы ключевых этиологических парадигм: биологической (нейрохимическая, нейроэндокринная, нейровоспалительная), когнитивной, психодинамической и интерперсональной. Проводится сравнительный анализ диагностических критериев, подчеркивающий разрыв между феноменологическим описанием и лежащими в их основе нейрокогнитивными процессами. Критически оценивается эмпирическая база и методологические ограничения современных терапевтических подходов – фармакотерапии, психотерапии (КПТ, интерперсональной, психодинамической) и соматических методов. В заключении формулируется интегративная, иерархически организованная модель БДР, намечаются перспективы для будущих исследований, акцентирующие необходимость персонализированной медицины и преодоления узкодисциплинарных границ в понимании психической жизни.

1. Введение: От меланхолии к большому депрессивному расстройству – историко-концептуальная трансформация

Феномен, известный в современной нозографии как большое депрессивное расстройство, представляет собой не культурный артефакт эпохи постмодерна, а сложный психофизиологический конструкт, чья история уходит корнями в глубь веков. Уже в античных трактатах Гиппократа мы находим детальное описание «меланхолии» – состояния, связываемого с избытком «черной желчи», проявляющегося в «удрученности, бессоннице, раздражительности и беспричинном страхе». Эта гуморальная модель, просуществовавшая в различных модификациях вплоть до XIX века, заложила основы для понимания депрессии как целостного расстройства организма, а не лишь как моральной слабости или одержимости.

Кардинальный сдвиг в осмыслении произошел на рубеже XIX-XX веков с выделением Эмилем Крепелином «маниакально-депрессивного психоза» в отдельную нозологическую единицу, основанную на клиническом течении и исходе. Однако именно психоаналитическая школа Зигмунда Фрейда, в частности его работа «Печаль и меланхолия» (1917), впервые предложила глубинно-психологическую структурную модель. Фрейд провел фундаментальное различие между нормальной печалью, направленной на утрату внешнего объекта, и меланхолией, где утрата интроецируется в Эго, что приводит к самоуничижению, самобичеванию и утрате самости. Этот анализ сместил фокус с внешних симптомов на внутренние, бессознательные конфликты и механизмы интроекции, открыв путь для психодинамической терапии.

Современная операционализация БДР, закрепленная в диагностических руководствах DSM-5 и МКБ-11, является продуктом не столько теоретического прорыва, сколько методологической необходимости стандартизации. Акцент на проверяемых поведенческих и когнитивных симптомах (ангедония, нарушения сна и аппетита, усталость, суицидальные мысли) позволил повысить надежность диагностики, но, как будет показано ниже, одновременно привел к известной реификации синдрома, отрыву его от многообразия этиологических путей.

2. Многоуровневая этиология: деконструкция биопсихосоциальной модели

Этиология БДР не может быть сведена к единственной причине; это скорее сеть взаимовлияющих факторов, где биологические уязвимости активируются психологическими и социальными триггерами.

2.1. Биологический уровень: за пределами моноаминовой гипотезы

Доминирующая на протяжении полувека моноаминовая гипотеза, постулирующая дефицит серотонина, норадреналина и дофамина, сегодня признана грубым упрощением. Хотя антидепрессанты, направленные на коррекцию этих систем, демонстрируют эффективность, превышающую плацебо, их терапевтический эффект развивается с задержкой, что указывает на вторичные, адаптационные процессы. Критика данной модели методологически обоснована: она строится largely на корреляционных, а не каузальных данных (фармакологическое вмешательство как доказательство этиологии).

Современные биологические исследования сместились в сторону более комплексных моделей:

Нейроэндокринная модель: Дисрегуляция гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой (ГГН) оси является одним из наиболее воспроизводимых находок при БДР. Хронический стресс приводит к гиперкортизолемии, которая, в свою очередь, оказывает нейротоксическое воздействие на гиппокамп – структуру, критически важную для регуляции эмоций и памяти. Это создает порочный круг: стресс -> гиперкортизолемия -> атрофия гиппокампа -> нарушение негативной обратной связи ГГН-оси -> дальнейшее повышение уровня кортизола.

Нейровоспалительная модель: Растет объем данных о роли провоспалительных цитокинов (IL-6, TNF-α) в патогенезе депрессии. Цитокины могут нарушать синтез моноаминов, активировать ГГН-ось и индуцировать «поведение болезни» (sickness behavior), феноменологически сходное с депрессией (апатия, ангедония, когнитивная заторможенность).

Нейропластичность: Снижение уровня нейротрофического фактора мозга (BDNF) связывают с атрофией в префронтальной коре и гиппокампе при БДР. Эффективность как антидепрессантов, так и немедикаментозных методов (например, физической нагрузки) частично объясняется их способностью стимулировать выработку BDNF и нейрогенез.

2.2. Психологический уровень: когнитивные и психодинамические конструкции

Когнитивная модель Аарона Бека: Это, пожалуй, наиболее эвристически мощная и операционализируемая психологическая модель. Бек постулировал, что в основе БДР лежат дисфункциональные схемы – устойчивые когнитивные паттерны, формирующиеся в результате негативного раннего опыта. Эти схемы активируются стрессовыми событиями и порождают негативную когнитивную триаду: негативный взгляд на себя («я неудачник»), на мир («мир враждебен») и на будущее («ничего не изменится»). Производными являются когнитивные ошибки (катастрофизация, черно-белое мышление, сверхобобщение), которые искажают обработку информации и поддерживают депрессивное состояние. Сила модели – в ее прямой связи с техниками когнитивно-поведенческой терапии (КПТ).

Психодинамическая парадигма: В отличие от когнитивного подхода, фокус смещен на бессознательные конфликты, аффективную регуляцию и историю объектных отношений. Современный психодинамический взгляд рассматривает депрессию как следствие:

Нарциссической уязвимости: Хрупкое самоуважение, зависящее от внешнего подтверждения.

Интроекции агрессии: Как описывал Фрейд, гнев, направленный на утраченный объект, обращается на себя.

Нарушений привязанности: Небезопасный стиль привязанности, сформированный в детстве, создает модель дезадаптивных интерперсональных отношений во взрослом возрасте, что является центральной темой интерперсональной психотерапии.

2.3. Социальный и культурный уровень: контекстуальные модераторы

Распространенность и феноменология БДР варьируются across cultures. В западных индивидуалистических обществах доминирует чувство вины и самообвинения, в то время как в коллективистических культурах на первый план могут выходить соматические симптомы (головная боль, слабость) и социальная дисгармония. Социальные факторы (бедность, дискриминация, отсутствие социальной поддержки) выступают не столько прямой причиной, сколько мощными стрессорами, взаимодействующими с биологической и психологической уязвимостью.

3. Феноменология и системный анализ функционирования личности

Симптомы БДР не являются случайным набором, а представляют собой системный сбой на всех уровнях функционирования личности.

Когнитивная сфера: Нарушения проявляются как на базовом уровне (снижение концентрации, замедленность мышления – «когнитивная вата»), так и на высшем (исполнительные функции: планирование, инициация действий). Центральным является феномен руминации – навязчивого, повторяющегося мысленного пережевывания негативных тем, который выступает ключевым механизмом поддержания депрессии, блокируя активное проблемное решение.

Эмоциональная сфера: Характерна не просто печаль, но ангедония – утрата способности испытывать удовольствие, и эмоциональный паралич – ощущение оцепенения и пустоты. Аффект не только негативен, но и маломодулирован, обеднен.

Поведенческая сфера: Выученная беспомощность (Селигман), первоначально описанная в рамках бихевиоризма, трансформировалась в когнитивную концепцию пессимистического атрибутивного стиля. Индивид склонен приписывать негативные события внутренним, стабильным и глобальным причинам («Это произошло из-за того, какой я есть, и так будет всегда и во всем»), что полностью лишает его мотивации к действию.

Межличностная сфера: Депрессивное поведение (поиск постоянного подтверждения, негативизм, социальная изоляция) провоцирует отвержение со стороны окружающих, что, в свою очередь, усугубляет чувство одиночества и никчемности, замыкая порочный круг, детально описанный в интерперсональных моделях.

4. Терапевтические парадигмы: сравнительный анализ эффективности и методологических ограничений

4.1. Фармакотерапия: Селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС) стали «золотым стандартом» благодаря более благоприятному профилю побочных эффектов по сравнению с трициклическими антидепрессантами. Однако мета-анализы (например, работы Ирвинга Кирша) демонстрируют, что значительная часть эффекта антидепрессантов объясняется эффектом плацебо. Более того, остро стоит проблема терапевтической резистентности (около 30% пациентов) и отдаленных последствий длительного приема.

4.2. Психотерапия:

Когнитивно-поведенческая терапия (КПТ): Имеет мощную доказательную базу. Ее сила – в структурированности, ограниченности по времени и направленности на конкретные, операционализируемые цели (выявление и модификация автоматических мыслей и базовых убеждений). Критика, однако, указывает на то, что фокус на когнициях может игнорировать глубинные эмоциональные и межличностные проблемы.

Интерперсональная терапия (ИПТ): Сфокусирована на разрешении текущих межличностных проблем (горе, ролевые споры, смена ролей, межличностный дефицит). По эффективности сравнима с КПТ, что подчеркивает важность социального контекста в генезе и поддержании БДР.

Психодинамическая терапия: Современная краткосрочная психодинамическая терапия (КПТП) эмпирически подтверждает свою эффективность, особенно при рецидивирующей депрессии и коморбидности с расстройствами личности. Ее цель – не столько симптоматическое облегчение, сколько трансформация внутренних, часто бессознательных, конфликтующих структур, лежащих в основе уязвимости к депрессии.

4.3. Соматические методы: Электросудорожная терапия (ЭСТ) остается наиболее эффективным методом при тяжелой, резистентной к лечению депрессии, особенно с психотическими симптомами и высоким суицидальным риском. Ее механизм действия связывают с мощным нейропластическим и нейроэндокринным эффектом. Транскраниальная магнитная стимуляция (ТМС) и стимуляция блуждающего нерва представляют собой менее инвазивные альтернативы с растущей доказательной базой.

5. Заключение: Критический синтез и перспективы интеграции

Анализ большого депрессивного расстройства раскрывает его как парадигмальный пример сложности психической жизни, где биологическое, психологическое и социальное не просто сосуществуют, а находятся в отношениях непрерывной рекурсивной причинности. Ни одна из рассмотренных моделей – биологическая, когнитивная, психодинамическая – не обладает монополией на истину; каждая освещает один из граней многогранника БДР.

Слабость современной исследовательской парадигмы заключается в ее продолжающейся фрагментарности. Генетические исследования (поиск генов-кандидатов) сталкиваются с проблемой «недостающей наследуемости». Рандомизированные контролируемые испытания (РКИ) психотерапии, являясь «золотым стандартом» доказательности, зачастую используют гомогенизированные выборки, что ограничивает экологическую валидность и затрудняет перенос результатов на реальную клиническую практику с ее коморбидностью и сложностью.

Перспективы будущих изысканий видятся в нескольких направлениях:

Разработка интегративных, иерархических моделей, где биологические маркеры (например, показатели воспаления или профиль ГГН-оси) будут не противопоставляться, а сопрягаться с психологическими профилями (тип атрибутивного стиля, структура привязанности).

Смещение в сторону персонализированной медицины. Вопрос должен звучать не «Что эффективнее при депрессии: КПТ или СИОЗС?», а «Какой метод или их комбинация будет наиболее эффективна для данного конкретного пациента с его уникальным биопсихосоциальным профилем?».

Изучение превентивных стратегий, направленных на группы риска, выявленные по совокупности биологических и психосоциальных markers. Это требует масштабных лонгитюдных исследований.

Преодоление стигмы требует не только просветительской работы, но и более тонкого культурологического анализа, признающего многообразие депрессивного опыта.

Большое депрессивное расстройство, таким образом, остается не просто клиническим диагнозом, но и вызовом для всей психологической науки, призывая к методологическому смирению, междисциплинарному диалогу и постоянному пересмотру самих оснований нашего понимания человеческой психики в ее болезни.

Порой людям кажется, что один_человек очень сильно влияет на другого человека, от чего у последнего возникают психологические расстройства или отклонения. А потом этот один_человек уходит и все начинают понимать что нет, там фляга и так свистит дай боже. А этот один_человек как раз таки сдерживал этот пи**ец.
Предлагаю ввести термин «Синдром БС» и (при необходимости) регулярно пополнять список больных.

Общество продолжает равнодушно смотреть на то, что законотворчеством в России занимаются люди со спящим интеллектом. Они вносят неадекватные предложения, а потом принимают преступные законы, из-за которых нескончаемо страдают люди. Сколько можно это терпеть?

Опять, меня пригласили на «Место встречи». Тема: один депутат предложил ввести ограничение на количество животных в квартирах. Опять, скрепя сердце, я отказалась, сказав, что смогу прийти только тогда, когда на передаче прекратится дискриминация экспертов и им будут гарантированно давать говорить, не обрывая на полуслове. То, что в итоге вышло в передаче, можно смело назвать дезинформацией. Никто даже не сказал главное, что люди вынуждены содержать большое количество животных, потому что они их спасают. Даже дама, корчащая из себя зоозащитницу, заявила, что люди, у которых много животных, возможно психически не здоровы.

Отвечаю на поставленный вопрос: Надо ли ограничивать число животных в квартире?

Нерешенная проблема бездомных животных, это один из маркеров, отличающий цивилизованную страну от отсталой. Но в отличие от России, все остальные отсталые страны, в которых не решена проблема бездомных животных, расположены ближе к экватору. Поэтому, из-за особенностей климата, там отсутствует такой вид жестокой казни животных, как воздействие низких температур, то есть замораживание заживо. Из-за того, что в России, ко всем мучениям бездомных собак и кошек прибавляется еще и холодный климат, Россия прочно удерживает первое место в мире по жестокости к животным.

При этом в России нет приютов, обязанных принимать животных. Нет служб спасения животных. Пристроить куда-то животное, которое человек спас с улицы, практически нереально. Единственное место, куда человек может его забрать, это его собственный дом или квартира.

Но ведь проблема бездомных животных существует в России вот уже четвертое десятилетие. Как может человек, у которого есть сердце, за все эти годы спасти только одно животное? А остальные? Или он должен ходить мимо трупов разорванных собаками кошек и не обращать внимание? Море слез и страданий повсюду. Но депутат с одной извилиной в голове, думал-думал, и придумал: Что-то животных в квартирах слишком много, надо запретить.

А если говорить о психическом здоровье, то люди, которые имеют сострадание, это единственные здоровые люди, хоть их и меньшинство. Вопросы у психиатров должны вызывать не они, а те «оловянные солдатики», которые, идя на работу, никогда не остановятся, даже на минуту, чтобы покормить замерзающих птиц, боясь покинуть строй себе подобных, и не дай Бог, не выйти из колеи социального рабства.

В общем, если отвечать на вопрос: надо или нет вводить ограничения на количество животных в квартирах, то я уже отвечала не раз: Да, можно вводить такие ограничения на вновь приобретаемых животных в многоквартирных (не в частных) домах, но только после того, когда в стране полностью решиться проблема бездомных животных, будут работать государственные службы спасения животных и государственные приюты неограниченного приема.

Светлана Ильинская

Центр правовой зоозащиты