Москва изменилась. Прежде в мыслящей её половине жили немцы; теперь мыслящие люди православны в высшей степени. Изучение памятников <...> произвело род православного фанатизма, который дошёл до того, что умные люди почитают нужным давать разумный смысл всему нелепому, застывшему в Москве. Молодёжь всецело поглощена этим <...> Между тем учёные по обязанности <...> отыскивают допотопную Русь.
<...> В некотором царстве, в некотором государстве жил был город Москва, в котором жили немцы и весело грезили в поэтических туманах <...> философии; из этих немцев вышли люди разного звания: русские, полурусские и никакие; в Москве живут люди не полурусские, но и не русские, а православные, дельные и недельные; одни с фанатизмом роются в рукописях, другие стараются придать разумный смысл философии <...> Запад и всё западное предано анафеме, и, как говорит Чаадаев, "православие производит ужасные опустошения в Москве"; читаются лишь книги, писаные славянскими буквами, поздравляют друг друга с именинами Кирилла Туровского, многие дамы прочли Карамзина раз шесть сряду.
Тут штука простая, мои друзья. Вас обуяла лень, которая, как квас, сродна русскому человеку; вам наскучила эта ежечасная борьба <...> Hе легко при каждом шаге спрашивать себя: согласен ли я с моими убеждениями? не подаюсь ли я в ту или другую сторону?..
Вам захотелось полениться; но как вы люди умные, то вы не могли не приискать какого-либо основания для своей лени <...> Тогда дело сделалось очень лёгким; всё настоящее показалось вам столь скверным, что вы предали его полному презрению <...> весь положительный мир, успехи наук, искусств, промышленности для вас исчезли <...> Но [стремлению к покою] ведёт вас прямо — ужаснитесь — к католицизму <...>
Какой бы ни был вопрос, на всё есть ответ <...> ибо, как говорит св. Тереза: "Если бы Иисус Христос сам говорил мне что-нибудь, то я бы ему отвечала: "Простите, Господин, но я должна подчиняться своему наставнику!""
Вот удочка, на которую паписты словили столько людей, рассчитывая на самую постоянную и сильную страсть человека: рукавоспустие, а чтобы обмануть потребность деятельности <...> они заняли её празднословием.
<...> Москва в 1849-м году — торжественное праздношатательство, нуждающееся еще в Петровой дубинке; болтовня колоколов и пьяные мужики довершают картину.
<...> Вот разница между Петербургом и Москвою: в Петербурге трудно найти человека, до которого бы что-нибудь касалось; всякий занимается всем, кроме того, о чём вы ему говорите. В Москве нет человека, до которого что-нибудь бы не касалось; он ничем не занимается, кроме того, до чего ему никакого нет дела.