— Это цинизм! — выдохнул Артём. Он подошёл ближе, его лицо под холодным светом люминесцентных ламп было бледным. — Вы говорите о нём, как о вещи. «Он тяжёлый». Это же человек!

Я вздохнул и откинул угол брезента. Под ним лежало обнажённое, восковое тело с синеватыми пятнами на спине. Безликое, пустое.

— Где ты видишь здесь человека, Артём? — спросил я как можно мягче. — Человек — это личность, мысли, чувства. Это его смех, его память, его любовь к кофе по утрам. Всё это ушло. Осталась лишь биологическая оболочка, сосуд, который треснул. Наша задача — понять, где и почему образовалась трещина.

— Но это неуважение! Тащить его, как мешок с картошкой… Он заслужил большего.

— Большего? — я посмотрел на него поверх очков. — Какого? Цветов и траурного марша? Его близкие, возможно, устроят ему это. Наша же задача — тихая, грязная, неприглядная. Но без неё врачи так и не узнают, отчего умер этот и не умрут десятки других. Уважение — в поиске истины. Даже если он пахнет и выглядит отталкивающе.

Я взял его за плечи, почувствовав, как он напрягся.

— Послушай. Тот, кем он был, уже не здесь. Его душа, его сущность — где-то там, — я махнул рукой в сторону заоконной тьмы. — А это… это просто сложный пазл. И мы с тобой — те, кто его собирает. Это не кощунство. Это последняя, возможная для него помощь.

Артём смотрел на неподвижную спину на столе, и я видел, как в его глазах борются ужас и решимость. Он пришёл сюда спасать жизни, а не возиться со смертью. Он думал, что будет героем в белом халате, а не теневым жрецом в подвале.

— Я… я, наверное, не смогу, — прошептал он, и его плечи обмякли.

— Это тоже выбор, — кивнул я. — И он достоин уважения. Иди. Выйди наверх. Подыши воздухом. Посмотри на живых людей.

Он кивнул, развернулся и почти выбежал из покойницкой, хлопнув тяжелой дверью.

Я остался один. Тишина снова сомкнулась, нарушаемая лишь техническими звуками моего царства. Я подошёл к столу, поправил свет.

— Ну что, коллега, — тихо сказал я бездыханному телу, беря в руки скальпель. — Приступим. Найдём твою трещину.

И в холодном свете ламп началась наша одинокая, безмолвная работа — диалог с молчанием, в котором ответом была лишь безжалостная ясность анатомии. А за стеной шёл дождь, смывая с земли всё, что было несущественно.

— Камень не имеет интеллекта, но он хранит миллиарды лет истории вселенной. Он участвовал в рождении звёзд и является важной частью общей материи.

Аллочка замерла. Капля дождя за окном медленно сползала по стеклу, повторяя траекторию её вчерашнего мазка.

— Ты хочешь убедить меня полюбить камни? — широко раскрыв глаза, спросила она.

Внезапно она выбежала на улицу. Мокрая трава леденила босые ноги. Подхватив серый булыжник с клумбы — тот самый, о который она постоянно спотыкалась на пробежках, — прижала его к груди.

— Ты живой? — прошептала. — Если живой… подай знак!

Камень оставался ледяным, но под пальцами Аллочка вдруг ощутила… вибрацию. Тонкую, как дрожь комара в паутине.

— Что это? — воскликнула она, рассмеявшись и прижав камень к щеке. — Ты был когда-то звездой? Горячим, светящимся… А теперь… лежишь здесь и мешаешь мне бегать!

Прибежал Мио и начал бегать вокруг, делая кульбиты в воздухе. Аллочка улыбнулась, присела у дерева, положила камень рядом с собой и задумчиво уставилась в небо. Она просто смотрела и ни о чём не думала. Время пролетело незаметно. Начинало темнеть. Вечерний парк задышал прохладой. Последние лучи солнца цеплялись за верхушки старых деревьев. Раскинувшись на потёртом пледе, Аллочка наблюдала как Мио носится за светящимся голубым мячом. Он был похож на причудливую летучую мышь, которая парит над землёй. Его большие сенсорные уши задорно подрагивали, когда он останавливался и начинал движение. Мио мог светиться неоновыми узорами, и сейчас он был похож на живой арт-объект, танцующий в наступающей темноте.

— Мио, лови! — крикнула Аллочка, подбрасывая мяч. Он молнией метнулся вверх, перехватил его и завис в воздухе, издавая довольный звуковой сигнал — нечто среднее между чириканьем и тихим гудением. Аллочка рассмеялась. Мио был её островком спокойствия — технологичный друг, который никогда не требовал прогулок в дождь и не портил тапки. Ещё важнее было то, что он идеально понимал её настроение и во всём её поддерживал.

Творческий порыв внезапно захватил Аллочку, как волна. Её взгляд упал на прореху в листве, где зажигались первые смелые звезды на небе. Неожиданно вспомнился подарок Матильды — ночная ультрамариновая гуашь. Она ждала особого момента для ночных экспериментов с краской и похоже, что сегодня был тот самый случай. «Вот бы порисовать этими красками прямо сейчас, под наступающими звёздами, вместе с Мио. Схватить этот ультрамарин и выплеснуть ночь на бумагу.» — подумала она и тут же скомандовала, резко вскакивая.

— Мио, мне надо срочно домой!

Питомец резко приземлился рядом. Его сенсоры вопросительно мигнули голубым.

— Я сбегаю за красками и мы будем с тобой рисовать. Жди меня здесь! — сказала Аллочка и убежала.

Быстро собрав всё необходимое в рюкзак, она вернулась и начала раскладывать. Доставая из рюкзака складной мольберт, бумажный блокнот на жёсткой основе, баночку для воды и кисти, Аллочка почувствовала, как адреналин щекочет кончики пальцев. Она выбрала небольшой лист плотной бумаги, достаточно большой, чтобы развернуться, но не громоздкий. И с почти религиозным трепетом, извлекла тюбик с краской «Ультрамарин полночный». Название звучало как обещание.

Тьма сгустилась окончательно. Фонари парка бросали жёлтые островки света далеко в стороне. Под сенью старых деревьев царил полумрак. Аллочка выдавила на палитру щедрую порцию краски. Она была не просто синей, а по-настоящему глубокой — как омут, как космическая бездна, как сама ночь, сгущённая в пигмент.

«Мио, свет! — скомандовала Аллочка, макая широкую плоскую кисть в воду, а затем в краску. — Режим… лунного света!»

Мио тихо взмыл в воздух и завис чуть позади и слева от мольберта. Его корпус вспыхнул изнутри, но не ярким голубым, как во время игры, а мягким, рассеянным серебристо-фиолетовым сиянием. Он стал живым, парящим источником света, идеально подсвечивающим палитру и лист бумаги, не слепя глаза. Это был не просто свет, а настоящий лучик творческого озарения. Волшебство началось. Аллочка сделала первый мазок. Широкая полоса густого, сочного ультрамарина легла на бумагу. Она ахнула про себя. Краска ложилась бархатисто и при этом обладала удивительной кроющей силой, слегка просвечиваясь.

Она работала быстро, почти интуитивно. Широкие мазки создавали фон в виде темной бездны. Потом, более тонкой кистью она стала вытягивать силуэты деревьев на дальнем плане, используя почти чистый цвет, лишь слегка разбавляя его для создания далёкой дымки. Мио, словно чувствуя её потребности, плавно перемещался, меняя угол освещения. Когда Аллочке нужно было увидеть деталь, свет становился чуть ярче и холоднее, а когда она наносила фон, он приглушался до таинственного мерцания.

— Левее, Мио, чуть-чуть, — шептала она, вжимаясь в процесс. — Да, так. Идеально.

Мио послушно смещался, а его мягкое сияние скользило по влажной бумаге, выхватывая из тьмы рождающийся мир. Аллочка добавила каплю белил, создав призрачные лунные блики на воображаемой речке внизу листа. Тончайшей кистью наметила звезды — не точки, а крошечные вспышки света, используя почти чистый белый, но с легчайшей подцветкой ультрамарином, чтобы они не казались инородными.

Она забыла о времени и о холоде, подступающем от земли. Были только она, кисть, гипнотизирующий ультрамарин и верный Мио, создающий световую сцену для этого ночного действа. Его мягкое гудение сливалось с шелестом листьев, становясь саундтреком творчества. И вот, последний мазок. Аллочка отступила на шаг, вытирая кисть о тряпку. Мио, словно понимая важность момента, завис неподвижно, направив свой фиолетово-серебристый свет прямо на картину.

Аллочка замерла. Лист бумаги больше не был просто бумагой. Он был окном. Окном в бесконечно глубокую, насыщенную синеву ночи. Деревья были не нарисованными силуэтами, а стали темными стражами, растворяющимися в бесконечности. Звезды не просто светились — они дышали холодным светом, а лунная дорожка на воображаемой воде казалась настоящим путём в иное измерение. Ночная ультрамариновая гуашь раскрылась во всей своей мистической мощи, а свет Мио придал ей невероятный объем и таинственное мерцание. Это был не эскиз, не набросок. Это был законченный, дышащий ночью шедевр. Эмоция, пойманная в момент падения с кисти, застывшая в совершенной гармонии цвета и света.

Читать книгу "Минутный город" полностью >>

(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

10 октября - день рождения Владимира Афанасьевича Обручева (1863 - 1956), русского и советского учёного-геолога, географа, писателя-фантаста и популяризатора науки, академика Академии наук СССР.

Владимир Обручев занимался исследованием геологии Сибири и Центральной Азии, темами его научных трудов были оледенение и вечная мерзлота, вопросы тектоники, геология месторождений золота в Сибири.

Литературные произведения учёного, основанные на его идеях, принесли ему популярность среди широкой аудитории. Многие зачитывались в юности его фантастическими и приключенческими романами "Плутония" и "Земля Санникова".

В память о вкладе Владимира Обручёва в науку и литературу его именем были названы астероид, кратер на Луне, минерал обручевит, горы, вулканы и перевалы, имеется река Обручева, пик Обручева в горах Тянь-Шаня и множество других топонимов, включая улицы в разных городах и район в Москве.

Источник: Телеграм-канал https://t.me/vse_DR

— Смотри, «суп гидравлический» и «котлеты синтетические»! — решил изучить меню Павлин. — Это точно еда?

— Технически — да, — втянув носом воздух, ответил Виктор. — Это паста из водорослей и воссозданного белка. Должно быть съедобно…

Он заметил, как робот у плиты «чистил» картошку разрядами тока — кожура испарялась, оставляя идеальные кубы. Интересно, как они предотвращают потерю питательных веществ…

Когда Виктор получил свою порцию «пыльного супа», очередь к раздаче внезапно расступилась. Евгений, окружённый тремя фанатами, прошёл без очереди, тыча пальцем в голограмму.

— Мне два протеиновых батончика, — обратился он к роботу-повару. — И чтобы без сои — у меня аллергия на убогость.

Робот мигнул жёлтым, выдавая стандартный набор. Евгений бросил взгляд на Виктора.

— О, электрик! — сказал он. — Тебе бы паёк с проводами — грызть и не отвлекаться.

Его друзья засмеялись. Один из них намеренно толкнул поднос Павлина — миска с супом полетела на пол. Робот-уборщик тут же вынырнул из-под стола, всасывая лужу щупальцем-шлангом.

— Эй, рыжая голова! — сжимая кулаки, воскликнул Павлин. — Это мой обед!

— Не стоит, — удерживая его за локоть, сказал Виктор. — Смотри…

Он указал на робота-повара. Тот, готовя новую порцию для Павлина, незаметно положил в суп двойную порцию моркови — единственного яркого пятна в бледной жиже. Странно, обычно они просто выдают стандартный набор.

Неужели кто-то запрограммировал их на сочувствие? Или это глюк?

Они заняли первый попавшийся свободный стол, больше напоминавший перевёрнутую вагонетку — весь в царапинах и непонятных граффити, которые безуспешно пытался вытереть маленький робот-уборщик паук с отсутствующей лапкой. Виктор смахнул паучка и поставил поднос, глядя в сторону столика Евгения.

— Первый день в школе, а этот Динами уже ведёт себя так, будто он член Агоры, а не такой же ученик, как и мы, — с силой сжав ложку, проговорил Виктор. Костяшки пальцев на его руке побелели.

— Не думаю, что члены Агоры так себя ведут, — констатировал Павлин. — Скорее, он больше похож на рассерженного петуха без гребня, который пытается что-то кому-то доказать. Смотри!

Они увидели, как паук-уборщик подполз к Евгению, пытающемуся что-то доказать своей соседке магу света. Паук на секунду замер над его столом и, издав шипящий звук, начал угрожающе пищать на Динами.

— Прекрати, я не нарушаю! — резко отстраняясь, сказал Евгений. — Вот видишь, Анна, эти железки ни на что не годны!

Паукобот уполз, оставив на скатерти след в виде звезды. Наверное так помечают нарушителей — подумал Виктор. Он наконец отвёл взгляд от Динами и начал есть «суп». Павлин уже ковырял ложкой в своём.

— О, смотри-ка! — вдруг оживился Павлин.

Он выудил из миски металлическую шестерёнку, покрытую карамелью.

— Странно, — осматривает находку Виктор. — Наверное, сбой в системе.

— Может, это секретная начинка для мозгов? — игриво крутя шестерёнку, спросил Павлин.

Евгений, проходя мимо, ядовито бросил в их сторону:

— Наслаждайтесь мусором. Скоро вы будете его заслуживать.

— Уже заслужили, — хладнокровно парировал Виктор. — Мы едим, а ты жуёшь зависть.

Павлин фыркнул, пуская радужный пузырь из соломинки.

Они направились к конвейеру для грязной посуды, не заметив на стене за ними голограмму-предупреждение: «Не оставляйте личные вещи. Шестерни в питании — признак технической неисправности».

Следующий урок — Мировой Язык.

***

Кабинет языка находился в дальнем крыле, противоположном кабинету Гарадаева. На всё той же деревянной табличке было написано: «Кабинет Мирового Языка: Языкова М. Н.». Под ней была ещё одна запись на чёрном дереве заковыристым почерком: «Фидеранский — язык порядка. Ошибешься — нарушишь баланс». От неё у Виктора по спине пробежали мурашки.

Дверь в кабинет распахнулась, и ученики сначала уловили запах старых книг, а потом перед ними предстала женщина преклонных лет в старомодных, вышедших из моды ещё век назад, одеяниях. Без каких-либо предисловий она злобно сказала: «Ну, чего встали? Каждое ваше промедление — кража времени у смысла. Входите. Или признайте, что ваш разум — пустошь, где слова гибнут без звука».

Дети зашли в тусклое помещение. Света от единственного запылённого окна не хватало, и его скудные лучи тонули в полумраке, который едва разгоняли навесные лампы. Многие из них мерцали, будто на последнем издыхании. Внимание Виктора привлёк удивительно чистый и опрятный стол из тёмного дерева, на котором стояла ваза с высохшими чёрными розами.

— Пав, ты видишь этот стол? — прошептал он Павлину.

— Вик, разве чёрные розы существуют? — пролепетал Павлин.

— Я про то и говорю, эта ваза очень странная, а розы — явно какой-то гибрид не из Нищура... — ответил Виктор.

Языкова подошла к Виктору, её чёрные глаза с животной яростью посмотрели на него.

— Виктор Таранис. Сегодня ваш первый учебный день, поэтому вам стоит усвоить мой первый урок: на моих занятиях должна быть абсолютная тишина, отвечать только по поднятой руке и никаких перешёптываний!

Виктор хотел что-то сказать, между пальцев непроизвольно пробежала молния, но Языкова прервала его.

— Что я сказала про руку? Я знаю, что вы хотите спросить — ваше выступление в Атриуме Стихий произвело впечатление на многих, поэтому имя известно. Надеюсь, разговариваете вы также хорошо, как и рушите школьное имущество.

Она развернулась к классу, намереваясь что-то сказать, но услышала язвительный шепоток Евгения, явно направленный против Виктора, принявшего правила игры и демонстративно севшего по стойке смирно.

— А это у нас Евгений Динами, сын капитана Легиона, — сказала она. — Вы не хотите рассказать своим одноклассникам о правилах Фидеранской грамматики? Нет? Ну тогда садитесь! Ваш статус ничего не значит в стенах этого кабинета!

Евгений гневно посмотрел на учительницу, но промолчал.

Успокоившись, Языкова начала свой урок, обращаясь к классу:

— Меня зовут Марина Никитична Языкова. Вы будете обращаться ко мне по имени и отчеству или «учитель». «Бабка»... — она поправила сползший воротник, обнаживший шрам в форме петли, — ...останется в ваших мыслях. Если осмелитесь.

Она указала тростью на меловую доску, на которой появился список правил:

Молчание — основа закона.

Ошибка — предательство Агоры.

Язык переживёт ваши сомнения.

Языкова указала на Евгения:

— Прочтите Статью 9 Устава: «Права магов дуалистов». Но помните — в Фидеранском даже пауза имеет вес.

Евгений прочитал, нарочито растягивая слова:

— Маг, владеющий двумя стихиями... имеет приоритет в распределении ресурсов...

Тень от мантии Языковой упала на его парту:

— Не «приоритет», а обязанность. Минус балл за высокомерие.

Увядшая роза в вазе задрожала, но не расцвела. Виктор наблюдал за этим представлением и вспоминал урок Городоведения: энергичный и понимающий Гарадаев в контрасте с этой злобной старухой... Его теория о «классных учителях» рушилась на глазах — как минимум, Языкова уже входила в его личный список «ужасных учителей». Зато у них с Евгением появилось что-то общее — ненависть к Марине Никитичне.

Так прошёл целый урок, кажущийся бесконечным: Языкова объясняла материал, то и дело огрызаясь на незадачливых первокурсников, посмевших перебить её. Павлин пытался разговорить Виктора, но у того не было желания снова навлечь на себя гнев «бабки».

В конце урока Языкова раздала ученикам жетоны с гербом Агоры:

— Произнесите фразу «Сила в единстве» на диалекте Восточного Нищура. Если жетон нагреется — вы поняли суть.

— А если заморозит? — прошептал Павлин.

— Значит, единство разорвёт вас, — не поворачиваясь, ответила Языкова, будто у неё были глаза на затылке, а может, так и было. — Минус балл за иронию.

Жетон Виктора раскалился докрасна, а чернила в его конспекте потемнели, как будто выжглись. Это был провал. Он осмотрелся вокруг — неудача постигла не только его: жетон Павлина покрылся инеем, у Евгения он взорвался, а у девушки с шрамом-спиралью — треснул, издав звук сломанной шестерни.

Даже у Марка, который учился тут третий год, жетон нагрелся, но почернел.
Только у незаметной девушки с блокнотом в идеальной школьной форме жетон нагрелся без каких-либо других эффектов.

Языкова одобрительно кивнула ей:

— Ирина — единственная, кто понимает суть Закона. 5. Марк получает 4, — она с нескрываемой ненавистью посмотрела на него, — а все остальные — 3.

Спасительный звонок возвестил об окончании урока. На доске осталось домашнее задание:

«К завтрашнему дню: перевести Указ №47 о метках. Предупреждаю — Агора не прощает опечаток».

— Помните, что Фидеранский — Мировой Язык, — сказала Языкова напоследок. — Изучите его — сможете познать весь свет.

Ученики поспешно покинули ужасный кабинет, даже Виктор решил не задерживаться. К нему подошёл Павлин, вертя заиндевевший жетон.

— Чувствую, скоро мы будем не слова учить, а эпитафии себе сочинять, — сказал он.

— Интересно, это её способ напоминать, что ошибки... сжигают? — разглядывая почерневшие чернила, ответил Виктор.

За дверью послышался скрип трости — будто кто-то чертил ею магические символы.

***

Они шли на урок Физического Развития по узкому коридору между поглощённых кольцами Всезнания учеников в отдельное крыло школы, где располагался спортивный зал.

— Ух, после разминки языка пришло время размять тело, не так ли, Вик? — воодушевлённо спросил Павлин.

— Ну да, я надеюсь, что это не будет Языкова 2.0, которая скажет нам: «Сделайте 100 приседаний с соблюдением техники и прямой спиной». — скептично ответил Виктор.

— Да брось ты, думаешь, учителями физры идут работать старушки? — Павлин достал флягу и сделал простенькую карикатуру бабки, которая в попытках поднять штангу превратилась в лужу. — Наверняка это будет какой-нибудь крутой накачанный мужик, который скажет нам сделать 100 приседаний с соблюдением техники и прямой спиной! — лужа превратилась в крепкого мужчину, с лёгкостью поднявшего штангу.

— Хах, это всё меняет — с таким учителем даже такой очкарик как я сможет стать «качком», — Виктор щёлкнул пальцами, и микро-разряд чиркнул по карикатуре Павлина, превратив воду в щуплого парня в очках с огромными мускулами.

Когда приступ смеха отпустил их, они уже стояли у высоких дверей в спортивный зал. Мимо них прошёл Марк «Шрам», первым зайдя в просторное помещение, напоминавшее Атриум Стихий, но если бы за ним не следили: купол был усыпан множественными микро-трещинами и в некоторых местах потемнел, а стены были покрыты вмятинами от интенсивных тренировок. Посреди зала стояли старые промышленные ветряки. Интересно, для чего они — подумал Виктор. Пол под ногами был мягким и неустойчивым.

— Похоже, это какой-то эластичный гель! — проговорил Виктор, пытаясь удержаться.

— Эй, Вик, смотри! — Павлин дёрнул Виктора за рукав и куда-то указал.

Виктор повернул голову и увидел в центре зала надпись: «Сила — не в мышцах, а в умении летать против ветра».

— Видимо, он не качок, — констатировал Виктор.

— Зато он фанат полётов, судя по описанию! — добавил Павлин.

Внезапно все пропеллеры синхронно взревели, поднимая вихрь. Из центра смерча на воздушной волне вылетел мужчина в спортивном костюме с капюшоном-парашютом. Его волосы торчали вверх, как будто он постоянно был под напряжением.

Спортин лавировал снизу-вверх, переворачиваясь в воздухе.

— Собирайте челюсти с пола, новички! — прокричал он. — Я — Спортин Парат Андреевич, ваш проводник в мир, где гравитация — это мнение, а не факт!

Он щёлкнул пальцами — гелевый пол поднялся волной, мягко подбрасывая учеников. Павлин вскрикнул, пытаясь удержать равновесие на водяной подушке, его галстук смешно поднялся в воздух, стукнув его по носу. Ирина выронила ручку, зачем-то притащив на урок физры свой блокнот, а Виктор случайно зацепился за Евгения, который яростно оттолкнул его.

— Не смей меня трогать, электрик! — прошипел Евгений.

Только Марк, явно знавший фокусы учителя, стоял неподвижно, притянутый тенями к полу. Он улыбался, чего раньше Виктор никогда не замечал — похоже, этот предмет он любит больше, чем Мировой Язык — промелькнуло в его голове.

Спортин рассёк воздух рукой в перчатке, создавая торнадо.

— Правило первое: здесь нет «не могу». Есть «пока не научился». Правило второе… — он резко остановил вихрь.

Ученики упали в гель, который мгновенно затвердел, фиксируя их в позах йоги.

— Если упал — смейся, — продолжил учитель. — Смех уничтожает скуку. Доказано наукой!

Павлин, застывший в позе «собаки мордой вниз», выдохнул пузырь воды.

— А если я… э-э… случайно затоплю зал?

Спортин парил над ним, подкручивая его струю в мини-фонтан.

— Значит, будем нырять, — ответил он. — Вода + воздух = вечеринка!

Он взмахнул рукой, и пропеллеры ожили, создав вихревые кольца, через которые надо пролезть; платформы из сжатого воздуха, исчезающие через 3 секунды; «грозу» — зону, где шаровые молнии, безопасные голограммы, бьют в случайные точки.
Спортин кружился на воздушном скейте.

— Ваша цель — добраться до выхода, — произнёс он. — Но секрет в том, что выхода нет… пока вы его не создадите!

Он снова щёлкнул пальцами, вернув ученикам подвижность.

Зал превратился в хаос.

Павлин использовал водяные струи как реактивные двигатели, но воздушные потоки разбрызгивали воду в абсурдные узоры. Его футболка покрылась надписью «Мокрый цыплёнок», нарисованной каплями.

— Креативно, но ты не изучил окружение, — сказал пролетавший мимо Спортин.

Виктор анализировал паттерны вихрей, прыгая с платформы на платформу с хирургической точностью. Его очки запотели и он, не заметив надвигающийся вихрь, упал.

— А ты полагаешься только на разум, игнорируя инстинкты, — добавил Парат Андреевич, воздушной струёй очистив очки Виктора.

Евгений пытался проложить путь огнём, но пламя гасло в воздушных потоках. Разъярённый, он расколол созданный им для защиты от потоков воздуха каменный барьер, но вихрь унёс обломки прямо в него. Анна создала перед ним световой щит, отражая их.

Спортин, смеясь, поймал Евгения за шиворот.

— Огонь + камень = лава. А лава + ветер =… летающий бутерброд. Неудобно, да?

Марк умело уворачивался от вихрей, его тело на миг растворялось в тенях прямо перед столкновением, чтобы тут же материализоваться на шаг впереди. Пройдя с помощью «теневой инверсии» зону с «грозой» и достигнув последней платформы, он первым завершил испытание.

— Третий раз как первый, да, Марк? — похлопывая его по плечу, сказал Спортин.

Когда все добрались до «финиша», Парат Андреевич развёл руки — купол раскрылся, впуская настоящий ураган. Ученики вцепились в перила, но учитель спокойно стоял в эпицентре.

— Сюрприз! Физическое развитие — это не контроль над стихией. Это умение танцевать с хаосом…

Спортин хлопнул в ладоши и ураган рассыпался на миллиард конфетти, сложившихся в надпись:

«Домашнее задание: Найти свой ветер. Не то чтобы я проверю… но вселенная заметит!»

Он взмыл ввысь, растворившись в облачном небе Нищура.

Павлин, выжимая воду из волос, сказал:

— Ты видел, как он заставил молнии рисовать смайлики? Этот Спортин прям полная противоположность Языковой!

Виктор, разглядывая гель, который теперь светился там, где он наступал, пробормотал:

— Интересно… Он подстраивал плотность под наш вес.

Евгений, проходя мимо, пробормотал:

— Клоунада. Настоящие маги не прыгают, как обезьяны.

— Настоящие маги летают против ветра! — бросил ему вслед Павлин.

Хотите поддержать автора? Поставьте лайк книге на АТ