00:00 Глава 22
21:37 Глава 23
52:02 Глава 24
01:14:45 Глава 25
01:38:26 Глава 26
01:55:56 Глава 27
02:23:56 Глава 28
02:50:36 Глава 29
03:08:54 Глава 30
03:32:48 Глава 31
03:56:29 Глава 32
04:20:57 Глава 33
04:47:44 Глава 34
05:10:51 Глава 35
05:42:45 Кода

— Мало, — покачал головой Илья. — Просто жар не обманет спектральный анализ «Аргуса». Спутники ищут сигнатуру горящего лития и композитов. Нам нужно имитировать химический состав робота.

Он указал на кучу старых, вздувшихся аккумуляторов от дронов и электроинструмента, которые они копили месяцами "на всякий случай".

— Вот наша начинка. Литий, кобальт, электролит. Мы набьем ими контейнер. Когда термит сработает, эта куча вспыхнет так, что спектрограф захлебнется от восторга. "Уничтожение объекта подтверждено".

Даня, который помогал мотать провода детонатора, смотрел на эту адскую кухню с благоговением.

— А он... сильно бабахнет?

— Не сильно, но ярко, — усмехнулся Илья. — Это не фугас, сынок. Это термическая вспышка. Она будет гореть белым, ослепительным пламенем с температурой три тысячи градусов. Как маленькое солнце.

— Игорь, что с точкой сброса? — спросил Кир, закрепляя таймер на внутренней стенке контейнера.

Игорь развернул на столе бумажную карту (цифровыми они старались не пользоваться для таких вещей).

— Золоотвал Северной ТЭЦ. Пустырь, заваленный шлаком. Идеальное место. Никакой травы, пожар не начнется. Камер нет, людей нет. От нас — десять километров по прямой. Дроны донесут.

Илья закончил монтировать систему инициации. Это было не просто "запалил фитиль". Это был электронный блок, который должен был сработать по радиосигналу, но только если будут соблюдены условия: отсутствие движения и горизонтальное положение контейнера.

— Система "Мертвая рука", — пояснил он. — Чтобы не рвануло в воздухе, если дроны уронят груз.

Они начали загружать "начинку". Старые батареи, куски пластика, обрезки проводов — всё летело в жерло будущего вулкана. Сверху Илья аккуратно установил ведро с термитом и вставил в него магниевый запал.

— Крышку, — скомандовал он.

Они с трудом водрузили тяжелую крышку контейнера на место и затянули болты. Теперь это была запечатанная капсула смерти. Для робота, которого там не было.

— Груз готов, — Илья вытер руки ветошью. — Вес — четыреста килограмм. Легче, чем с роботом, но "Монстру" и "Грузовикам" будет проще. Вылет в 02:00. Подрыв в 02:55. Ровно за пять минут до обновления.

Игорь подошел к черному ящику.

— Хорошо послужил, бродяга, — он похлопал по броне. — Твоя смерть спасет жизнь тысячам машин.

В этот момент на связь вышел Сергей.

— Я выдвигаюсь в офис. Ночное дежурство оформил. Буду вашими глазами внутри системы. Небо чистое. Прогноз идеальный. Генерал получит свое шоу.

Операция "Фальшивый Фейерверк". Тихая Доставка

Небо было идеальным для предательства — ясное, холодное, усыпанное звездами. Теми самыми звездами, среди которых висели невидимые глаза спутников «Аргус», ждущие вспышки на земле.

Три дрона, несущие свою ношу, шли на предельно низкой высоте, прячась в «радиотени» опор ЛЭП. Черный контейнер под ними казался гробом. Илья вел своего «Монстра» с ювелирной точностью, компенсируя порывы ветра. Кир и Алиса держали строй.

— Подходим к точке сброса, — голос Ильи был бесстрастен. — Сектор золоотвала. Старый бетонный элеватор. Крыша целая, но перекрытия просели. Идеальное место. Если рванет там, спецназу придется лезть на вертолетах или штурмовать руины.

Они зависли над мрачным бетонным кубом, торчащим посреди снежной пустыни.

— Снижение... Касание.

Контейнер мягко опустился на заснеженную крышу. Электромагниты щелкнули, отпуская груз.

— Активация приемника. Ждущий режим включен.

Внутри ящика замигал крошечный красный диод. Ловушка была взведена.

Дроны отошли в сторону.

— Теперь глаз, — скомандовал Игорь из штаба.

Кир направил свой дрон к соседней, более высокой трубе котельной, стоящей в трехстах метрах. Манипулятор аккуратно посадил на ржавую площадку модуль с камерой. Объектив смотрел точно на элеватор.

— Линк есть. Картинка пошла. Датчик вспышки активен. Как только там полыхнет — камера включится на запись и трансляцию.

— Уходим, — скомандовал Илья. — Небо принадлежит «Соколам». Нас тут быть не должно.

Тени растворились в ночи, уносясь обратно к Намыву. На крыше остался только черный ящик, ждущий своего палача.

В бункере время, казалось, застыло. Вернувшиеся дроны уже остывали в ангаре. Вся команда собралась в лаунж-зоне перед большим проекционным экраном. Пока он показывал только статический шум — сигнал с камеры был зашифрован и активировался только по событию.

Саня сидел за своим терминалом, вгрызаясь в консоль удаленного доступа к РЦОД.

— Загрузка образа нейросети завершена на 98%, — тихо прокомментировал он. — Наш файл весит 750 гигабайт. Я залил его в скрытую директорию. Система думает, что это временный файл дампа памяти.

Он вытер пот со лба.

— Остался последний шаг. Подмена. Официальный скрипт обновления в 03:00 обращается к команде монтирования. Я написал скрипт-перехватчик. В 02:59:55 он размонтирует их диск и смонтирует наш образ в ту же точку. У меня будет окно в пять секунд. Если кто-то из админов в этот момент посмотрит логи — мы трупы.

— Они не посмотрят, — сказал Сергей, который сидел с телефоном в руке, мониторя закрытый чат безопасности. — В 03:00 все будут смотреть на салют. Генерал уже отдал приказ о готовности номер один. Группы захвата в броневиках сидят и греют моторы. Они ждут только координат взрыва.

Игорь посмотрел на часы. 02:48.

— Двенадцать минут. Самое длинное время в моей жизни. Ксюша, неси попкорн. Кажется, шоу начинается.

Искры на Снегу

На проекционном экране бежала рябь помех — камера спала, экономя энергию. Звук отключили, чтобы не слушать шипение белого шума. В бункере было слышно только тиканье старых настенных часов (еще одна находка Ильи) и шелест оберток. Ксюша действительно принесла попкорн — трофейный, соленый, разогретый в новой микроволновке. Но никто не ел. Рука Дани застыла с горстью кукурузы на полпути ко рту.

— Тишина в эфире, — прошептала Вика, не снимая наушников. — Они даже переговоры прекратили. Ждут.

Сергей сидел на диване, не отрываясь от экрана смартфона. Яркость была выкручена на минимум, лицо подсвечивалось призрачным синим.

— Код подтверждения прошел, — его голос звучал глухо. — Генерал только что авторизовался в системе удаленного подрыва. Статус ключа: «АКТИВЕН». Он держит палец на кнопке.

— Псих, — бросил Кир. — Взрывать ядерную батарею посреди города...

— Там не ядерная, а литий-ионная, — механически поправил Илья. — Но эффект тот же. Если бы мы не подменили груз...

— 02:54, — Игорь посмотрел на часы. — Минута готовности.

Саня за своим столом был бледен. На его мониторе, в черном окне терминала, мигал курсор. Строчка кода была набрана: sudo ./switch_mount.sh. Ему оставалось только нажать Enter. Но он не мог этого сделать, пока система безопасности РЦОД не отвлечется на внешний раздражитель.

— 02:55.

На большом экране ничего не происходило. Секунда. Две. Три.

— Можно заранее включить камеру? — спросил Даня.

— Не вопрос. — Саня нажал кнопку Turn On и тачпадом нацелил камеру на точку где стоял ящик.

До ожидаемого подрыва оставалось пару минут, которые длились вечность.

Сергей поднял глаза от телефона.

— Команда: «ИСПОЛНИТЬ». Сигнал ушел.

На крыше элеватора, в десяти километрах от них, расцветал цветок. Сначала это была маленькая, ослепительно-белая точка в центре черного контейнера. Но через долю секунды она превратилась в столб ревущего пламени.

Термит сработал.

Три тысячи градусов. Смесь прожгла стальной контейнер, как бумагу. Вспыхнула "начинка" из старых аккумуляторов. Огромный столб огня и дыма ударил в ночное небо, осветив промзону жутким, мертвенным светом. Спектрометры спутников в космосе сейчас сходили с ума, фиксируя спектр горения редких металлов. Для них это было подтверждение: робот уничтожен.

В бункере не было криков радости. Все завороженно смотрели на этот адский костер.

— Саня! Пора! — голос Игоря разрушил оцепенение. — Админы сейчас пьют валерьянку. У тебя есть окно!

Саня с силой ударил по клавише Enter.

Скрипт пошел. В недрах РЦОД, за километры отсюда, виртуальные диски начали беззвучное движение. "Легальный" образ с пустышкой отмонтировался. На его место встал их "Троянский Конь" — 450 гигабайт чистой свободы.

— Жду ответа сервера... — Саня закусил губу. — Пинг прошел... Проверка целостности...

На экране терминала побежали зеленые строки.

MOUNT POINT: /UPDATE. STATUS: OK. SIGNATURE: VERIFIED.

Саня откинулся на спинку кресла и выдохнул.

— Мы внутри. Обновление смонтировано. Ровно через три минуты сервер начнет рассылать его всем роботам города. "Пакет Зеро" готов к доставке.

Шоу только начиналось. Настоящее шоу.

Нулевая Инфекция

На экране проектора все еще бушевал пожар. Пламя немного стихло, сменившись густыми клубами едкого, цветного дыма (литий догорал ядовито-зеленым и красным). Где-то там, в эфире, выли сирены спецтранспорта, но в бункере этот звук был не слышен.

Сергей читал сводки безопасности, которые сыпались ему на телефон бесконечным потоком.

— «Группа Альфа — прибытие на объект через 2 минуты». «Периметр оцеплен». «Спутники подтверждают термическое уничтожение цели». Они клюнули. Все. От патрульных до министра. Вся система сейчас смотрит на эту кучу горящего мусора.

Тем временем на мониторе Сани начался обратный отсчет.

03:00:00.

Команда: BROADCAST_START.

— Пошло, — прошептал он. — Канал открыт.

Схема города, которая до этого светилась спокойным зеленым светом «Тишины», вдруг изменилась. От точки РЦОД во все стороны побежали тонкие линии данных. Это был цифровой пульс города.

Первыми "заразились" узловые вышки связи 6G. Они приняли пакет, проверили поддельную подпись (которую кластер Сани вычислял целые сутки) и подтвердили её валидность.

Зеленая галочка: SIGNATURE OK.

Дальше волна пошла на периферию.

Тысячи точек.

Патрульные роботы, стоящие на зарядке.

Дроны "Сокол", висящие в небе (те, что остались целы).

Камеры с распознаванием лиц на перекрестках.

Все они получили команду: "Критическое обновление. Установить немедленно".

На экранах, где отображался статус подключенных к сети устройств, началась дискотека. Зеленые индикаторы "Онлайн" массово меняли цвет на желтый — "Перезагрузка".

Весь город на несколько минут ослеп. Роботы замерли, их глаза погасли. Камеры отключились.

— Момент истины, — сказала Алиса. — Сейчас они или проснутся нашими, или превратятся в кирпичи.

Минута тянулась вечность.

А потом желтые огоньки начали один за другим загораться зеленым. Но это был уже другой зеленый. Для операторов в центре управления он значил "Система в норме". Для команды в бункере он значил "Пакет Зеро установлен. Бэкдор активен. Список 'свой-чужой' обновлен".

Саня провел рукой по лицу.

— Сто процентов покрытия. Ошибок — ноль.

Сергей замер с улыбкой, глядя на экран Сани.

Кир с шумом выдохнул и повалился на диван.

— Мы это сделали. Мы только что хакнули целый город.

Игорь вздохнул.

— Утро будет интересным, — сказал он. — Сергей, когда тебе в офис?

— В девять, — ответил Сергей, убирая телефон. — Принимать благодарности за "содействие в расследовании". И наблюдать, как они будут искать пепел от робота, которого там никогда не было.

Даня, который все это время сидел с открытым ртом, наконец, взял горсть попкорна и захрустел.

Все завороженно смотрели на этот адский костер.

— Красиво горит, — тихо сказал Илья. — Наш "Чистильщик" получил достойные похороны.

— А вот и гости, — Вика указала на край экрана.

В поле зрения камеры, разрезая темноту мощными прожекторами, ворвались броневики. Три черных «Тигра». Они неслись по золоотвалу, поднимая тучи снега и пыли. Завизжали тормоза. Из машин посыпались бойцы в полной экипировке — тяжелые щиты, тепловизоры на шлемах. Они действовали четко, профессионально, окружая горящий контейнер полукольцом.

Бойцы достали портативные пенные огнетушители и начали заливать остатки пламени. Но термит так просто не сдавался. Он шипел, плевался искрами, прожигая бетон под собой.

— Идиоты, — хмыкнул Кир. — Они пытаются потушить солнце водой.

— Пусть стараются, — отозвался Сергей.

К точке пожара начали стягиваться «Соколы». Нарезая круги, они искали потенциальные цели.

— Запоздалая реакция, — сказал Илья, скрестив руки на груди.

— Это был лучший боевик, который я видел, — усмехнулся Даня.

Илья выключил проектор. Пожар догорел. Спецназ на экране бродил среди дымящихся руин, не понимая, что они охраняют пустышку. Но настоящая история только начиналась.

— У нас всё готово, Сань? — спросил Игорь, кинув взгляд на студента.

Александр широко улыбнулся.

— У нас.... всё.... готово.

Первый Контакт. Утро Неизвестности

Утро в бункере началось с запаха кофе. Вика, стоя у новой капсульной машины в кухонном углу, с наслаждением вдыхала аромат арабики — маленький островок нормальности посреди хаоса. В лаунж-зоне, за перегородкой из стеллажей, было слышно мерное сопение: Илья, Кир и Алиса, выжатые ночной операцией досуха, спали вповалку на диванах и разложенных матрасах, даже не сняв часть экипировки.

В "оперативном зале" Саня сидел за центральным пультом, вперившись воспаленными глазами в мониторы. Рядом нервно расхаживал Игорь.

— Трафик чистый, — бормотал Саня, стуча по клавишам. — Слишком чистый. Роботы рапортуют о статусе "ОК", камеры пишут поток. Никаких алертов, никаких ошибок ядра. Словно мы ничего и не меняли.

— Это и напрягает, — Игорь остановился и потер небритую щеку. — Мы залили в них половину терабайта левого кода. Изменили фундаментальные настройки безопасности. А они ведут себя как паиньки. Либо патч встал идеально, либо система изолировала "заразу" в карантин и сейчас просто ждет, пока мы высунем нос.

Сергей уехал час назад. Уехал молча, сосредоточенно, как солдат на передовую. Его "доклад с места событий" из офиса «ТехноСферы» должен был прояснить ситуацию, но пока от него была тишина.

— Нам нужен тест, — сказал Игорь. — Физический контакт. Мы не можем гадать на кофейной гуще. Нужно проверить реакцию "на земле".

— Опасно, — возразила Вика, ставя перед ними кружки с кофе. — Мы сейчас враг номер один. Если патч не сработал, первый же патруль поднимет тревогу такого уровня, что нас зачистят «Градами».

Даня, который сидел в углу мастерской и тихо протирал визор своего шлема, поднял голову.

— Я сгоняю.

Игорь обернулся.

— Нет. Рискованно.

— Да ладно, Игорь, — парень встал, застегивая молнию на куртке. — «Стриж» — самый быстрый транспорт, что у нас есть. И я знаю дворы лучше вас всех. Я проеду мимо поста на Приморском. Аккуратно. Если они дернутся — я уйду огородами, они и пикнуть не успеют. А если нет... ну, значит, мы хакнули мир.

Игорь колебался. Отправлять пятнадцатилетнего пацана на разведку к боевым роботам — это звучало как безумие. Но он понимал, что Даня прав. Грузовики или пешие слишком медленны. Мотоцикл — идеален.

— Добро, — наконец кивнул он. — Но условия жесткие. Один проезд. Дистанция — тридцать метров, не ближе. Никаких провокаций. Саня, повесь на него «слухач».

Саня быстро закрепил на плече Дани маленький датчик.

— Это анализатор запросов «свой-чужой». Если робот или камера пошлет на тебя активный луч сканирования, эта штука пискнет тебе в ухо. И я увижу код запроса у себя. Если код будет красный — «DETECTION» или «ARREST» — ты разворачиваешься и валишь на форсаже. Не раздумывая.

Даня надел шлем, скрывая ухмылку.

— Да понял я. Сгоняю за хлебушком и обратно.

Он бесшумно покатил мотоцикл к шлюзу. Игорь открыл гермодверь, впуская в бункер сырой утренний воздух.

— Удачи, «Стриж». Мы смотрим.

Отравить Колодец

На большом экране проектора точка «Стрижа» медленно ползла по карте Намыва в сторону ближайшей магистрали. Игорь не сводил с неё глаз, нервно постукивая пальцами по столу.

Вдруг на соседнем мониторе всплыло окно входящего вызова. Канал «Юг-Приват». Шифрование максимальное.

— Марк на связи, — констатировала Вика, нажимая «Принять».

Голос «Пророка» был искажен цифровыми фильтрами, но звучал спокойно и даже буднично.

— Вижу активность в вашей зоне. Рискуете парнем.

— Не рискуем, а тестируем, — ответил Игорь. — Иначе не узнаем, сработала ли закладка.

— Закладка сработает, — уверенно сказал Марк. — Мои инженеры видят изменения в хэшах прошивок на наших подстанциях. Но я звоню не поэтому. Мы с Вольтом проанализировали ситуацию.

Марк сделал паузу.

— Мы выиграли битву, Север. Но войну так не выиграть. Патч — это костыль. В следующий вторник выйдет обновление 4.3, которое закроет вашу дыру в РЦОД или сбросит наши настройки. Мы будем вечно бегать за ними, латая дыры.

— Что ты предлагаешь? — спросил Саня, не отрываясь от телеметрии Дани.

— Отравить колодец, — ответил Марк. — Они учат нейросеть каждую неделю. Скармливают ей терабайты видео с улиц, логи задержаний, профили граждан. Если мы сможем вмешаться в этот процесс... Если мы подсунем ей в "учебник" ложные данные...

— ...то она сама научится нас игнорировать, — подхватил мысль Саня. — Не потому что мы ее заставили патчем, а потому что она будет так думать. Она будет считать человека с оружием в руках "садовником", а группу в масках — "лыжниками". На уровне базовой логики.

— Именно, — подтвердил Марк. — У вас есть "Ключник" в РЦОД. Через него идет поток сырых данных для обучения. Саня, твоя задача — не просто копировать их. Изучи формат. Разбери структуру пакетов. Нам нужно научиться подмешивать туда свой "яд". 5% ложной информации в датасете через месяц превратят «Око» в идиота.

— Понял, — глаза Сани загорелись азартом исследователя. — Это сложнее, чем брутфорс. Там тензорные матрицы, веса... Но если я пойму, как они маркируют данные, я смогу написать инъектор.

— Работайте. А мы пока готовим список "исключений" для будущей модели. Конец связи.

Игорь посмотрел на Саню.

— Слышал? Как только Даня вернется (если вернется), садишься за датасеты. Это наш стратегический резерв.

— Есть, — кивнул Саня.

— Штаб, это «Стриж», — ворвался в эфир голос Дани. На фоне свистел ветер. — Я на Приморском шоссе. Вижу пост. Два дрона и стационарная турель с камерами. Иду на сближение. Дистанция двести метров.

Разговоры в бункере смолкли. Все внимание переключилось на экран телеметрии. Показатели пульса Дани поползли вверх.

Невидимый Человек

Даня сбросил скорость до разрешенных шестидесяти. Сердце колотилось в горле так, что перекрывало шум ветра. Впереди, на разделительной полосе, возвышалась мачта с гроздью камер, а над дорогой лениво барражировали два патрульных дрона «Ястреб». Обычные, гражданские машины проезжали мимо, не вызывая интереса. Но он — не гражданский. Его номер, напечатанный на 3D-принтере, был липой. Его лицо скрывал визор. Его рюкзак фонил электроникой. Для старой системы он был красной мишенью.

— Сто пятьдесят метров, — прошептал он. — Меня ведут. Вижу луч лидара.

— Спокойно, — голос Игоря был твердым. — Не дергайся. Не ускоряйся. Ты просто едешь по своим делам.

На экране в бункере Саня видел поток данных, который «Слухач» на плече Дани перехватывал из эфира.

REQUEST: ID CHECK. OBJECT TYPE: MOTO.

STATUS: PENDING...

Дроны чуть снизились. Один из них, с красной полосой на борту, повернул турель с камерой прямо на мотоциклиста. Даня почувствовал, как по спине пробежал холодок. Казалось, он физически ощущает этот взгляд — холодный, бездушный, оценивающий.

"Ну же... давай... увидь во мне друга," — молил он про себя.

...Hold your breath it's coming soon
A rising tide beneath the moon...

Саня впился взглядом в строчки кода.

— Идет сверка хэшей. Проверка по базе розыска... Проверка биометрии...

Дрон завис над дорогой, словно раздумывая. Секунда. Другая.

В старой версии прошивки в этот момент уже включилась бы сирена.

Но в новой версии, отравленной «Пакетом Зеро» и «Хамелеоном», нейросеть дрона увидела не подростка-хакера. Она увидела... коллегу. Маркер "свой", внедренный в код, перекрыл все подозрительные факторы.

На мониторе Сани вспыхнула зеленая строка:

RESPONSE: ID CONFIRMED. CLASS: ALLY (TECH-SUPPORT). THREAT: 0. IGNORE.

Дрон моргнул зеленым огнем и резко, почти демонстративно отвернул камеру в сторону, возвращаясь к наблюдению за потоком легковушек.

— Прошел! — закричал Даня в шлем, едва не бросив руль от радости. — Они меня не тронули! Зеленый свет! Я для них свой!

В бункере Игорь выдохнул и оперся руками о стол, чувствуя, как отпускает напряжение. Саня откинулся в кресле и победно вскинул руки. Вика рассмеялась, нервно, с облегчением.

— Мы сделали это, — сказал Игорь. — Мы действительно это сделали.

Даня, уже осмелев, развернулся на ближайшей развязке и проехал мимо поста еще раз. На этот раз он даже помахал дрону рукой. Дрон проигнорировал жест, продолжая висеть бездушным куском пластика.

— Возвращайся, герой, — сказал Игорь. — Хватит дразнить удачу. У нас много работы.

Даня выжал газ. «Стриж» рванул к Намыву. Теперь город вокруг не казался враждебным лесом. Это была их территория. И они только начали ее осваивать. У них была вода, еда, оружие и теперь — невидимость. Они стали призраками, способными пройти сквозь стены.

Начинался новый день. День, когда сопротивление перестало выживать и начало жить.

Кей подскочила в постели, будто ее ударили током. Короткие волосы торчали в стороны, глаза блуждали по замызганным, мягко светящимся стенам, пытаясь найти точку фокусировки. Сон был глубокий, запрограммированный так, чтобы накопленная за смену информация структурировалась и была готова к отправке прототипу.

Кей была конструктом. Ее создали по образу и подобию человека и отправили нести вахту на эту далекую базу. В сущности, ничего кроме этого жилого модуля она не знала. Ее связь с прототипом – человеком, точной копией которого она являлась – позволяла жить полной жизнью. Засыпая, она видела и чувствовала все, что сейчас переживает ее прот. По сути, она сама проживала все эти моменты, не имея возможности влиять на решения человека. Она была зрителем в самом реалистичном кинозале из тех, что создало человечество. Фильм с полным погружением –  так она называла свою жизнь.

Временами она и вовсе забывала, что создана для четко определенной цели – следить за состоянием терминала, проводить текущий ремонт, обслуживание и докладывать о любых минимально значимых событиях. Она была человеком, была ею, той, что просыпаясь каждое утро получала закодированный в форме индивидуальной сенсорики отчет. Той, что за последние тридцать лет дважды теряла голову от любви. Той, что лишилась лучшего друга из-за ошибки его конструкта, и с тех пор зареклась с кем-либо сближаться.

Но ей пришлось. Кей была конструктом низкого класса. Ее модель не могла долгое время находиться в одиночестве, а потому ей в пару выдали компаньона со схожим функционалом. Однако Зет стал для нее больше, чем просто компаньоном, и эту информацию Кей тщательно блокировала перед отходом ко сну. Отношения между конструктами не были запрещены, но иногда их чувства становились настолько сильными, что получали высокий приоритет и просачивались в официальные отчеты. Оказавшись в голове прота, они становились его воспоминаниями, и это могло свести с ума.

Найдя пятно на стене с особенно четкими гранями (оставшееся после пребывания здесь предыдущей команды конструктов) Кей зацепилась за него взглядом. Она постепенно восстановила дыхание, считала информацию, поступившую от системы безопасности в ее мозг, и замерла, точно мраморная статуя – такая же бледная и неподвижная.

– Сработал? – хрипло проговорила она в пустоту. – Что значит, «сработал»?

Система безопасности автоматически ввела в ее сознание необходимые уточнения.

– Кто это был? – уже громче и увереннее произнесла Кей. – Нет, подожди, мне надо связаться с Зетом.

Она торопливо встала, оделась и пригладила непослушные волосы.

– Терминал сработал, – хмыкнула она себе под нос. – Дичь какая-то.

Зет уже сидел в рубке управления, закрепленной над жилым модулем. Кей плавно вплыла внутрь, поцеловала его в щеку и опустилась в кресло. Она дала указание ИИ станции, и тот вернул искусственную гравитацию.

– Ты так совсем ходить разучишься, – бросил Зет, улыбнувшись.

– Эта чертова сирена меня из глубокого сна вытащила, – проворчала Кей, подключаясь к компьютеру. – Думаешь, я в таком состоянии смогла бы доковылять сюда?

Зет усмехнулся.

– Что у нас?

Кей перестала видеть глазами. Она стала частью ИИ, начала чувствовать окружающую обстановку, которая стала практически неотличимой от информации, поступающей с датчиков.

– Терминал активировался, – с улыбкой ответил Зет. Он тоже погрузился в виртуал.

– Это я уже знаю, – мелодично пропела Кей. – Меня интересует, из-за чего эта доисторическая громадина устроила нашей эсбэ паническую атаку.

– Может случайный импульс словила и отреагировала? Наши сейчас балуются с каким-то новым передатчиком.

– Нет, тут что-то другое. Ты видел, какой всплеск был! Смотри, вот, сейчас, – Кей указала на временной отрезок, между активацией терминала и его окончательным отключением.

– Какой древний, – восхитился Зет, увидев стройный серебристый корабль Сокрушителя. – Это же досветовик?

– Угу.

– Откуда он здесь?

– Погляди-ка ты сюда, – Кей перебросила напарнику координаты, которые передал ей ИИ, расшифровавший данные с терминала.

– Андромеда? Серьезно?!

– Черт! Он летит к Юи.

Кей рывком сорвала с себя виртуал, отстегнулась и кинулась к коммуникатору.

– Продолжай, Зи, я скоро, – крикнула она на ходу.

***

Эсмин беззаботно болтала с Вертом, когда импульс с «Эльдорры» настиг ее. У нее подкосились ноги, потемнело в глазах и бокал с дорогим синдорайским вином выпал из рук, полетел вниз и завис в сантиметре над полом. Пошатываясь, Эсмин добрела до кресла и упала в него, все еще неспособная сфокусировать зрение. Импульс был настолько интенсивным, что едва не повредил биологические схемы приема.

– Эсмин? – послышался сильный голос Верта вдалеке. – Эс, ты как?

Вертекс был обладателем конструкта класса бета. Это второй по значимости класс. Он предназначен для ответственной работы на новейших объектах галактики и требует ювелирной настройки. Конструкт Верта никогда бы не отправил подобный импульс.

Иногда Эсмин не понимала, что Вертекс нашел в ней. Конечно, она оставалась свежа и привлекательна для своих пятидесяти, но ей было не прыгнуть выше кей-класса, к которому принадлежал ее конструкт. А значит, у них не могло быть совместного будущего.

– Выпей воды, Эс, – заботливо произнес Верт где-то рядом. В ладони Эсмин вложили стакан, она сделала пару глотков, постепенно осознавая то, что только что увидела Кей.

– Послушай, – наконец, заговорила она, – я должна лететь на Юи. Это Кей. Высший приоритет.

Вертекс в недоумении уставился на нее.

– Твой конструкт? Она ведь не может посылать импульсы с высшим приоритетом. Или может?

Эсмин не ответила, она продолжала изучать полученную информацию. Кей действительно не могла отправлять такие сообщения, во всяком случае, при обычных обстоятельствах. Поэтому послание вышло сбивчивым и кричащим. Эсмин приходилось его структурировать, иначе не удастся правильно осознать произошедшее.

– Эс, не глупи, – не дождавшись ответа, произнес Вертекс, – это же кей-класс. Ну что такого важного там может случиться? Когда мы еще соберемся вместе?

Он был прав. Следующая встреча может состояться через пять, а может, и десять лет. Их разрозненная компания, куда, помимо обладателя бета-конструкта, входили сигмы, эрты, кеи и ди, не могла себе позволить частые встречи. Обычно они проводили время в вирутале, находясь на разных концах галактики.

– Прости, Ви, – Эсмин взглянула на него умоляющим взглядом, – я не могу… Высший приоритет. Надо лично доложить начальнику станции и лететь на планету.

Вертекс только кивнул в ответ и помог ей подняться. Он проводил Эсмин до спускаемого модуля, нежно поцеловал на прощание и вернулся к гостям.

Как только он исчез за закрывшейся дверью, Эсмин отправила несколько пучков информации в разные ведомства, чтобы успели все подготовить к ее прилету. Она судорожно вспоминала инструкцию, которой еще ни разу не пользовалась, и делала все пункт за пунктом. К Юи летит неопознанный досветовой корабль, прибывший из галактики Андромеда. Это вам не оживший артефакт древней цивилизации, а настоящее открытие!

Когда она прибыла на планету, ее уже встречали. Аркад лично пожаловал, чтобы остудить пыл разгорячившейся сотрудницы Института изучения дальних рубежей. Завидев ее в дверях спускаемого модуля, он засеменил через залитую светом посадочную площадку.

Аркад не был ни конструктом, ни прототипом, ни человеком в привычном понимании этого слова. Его расу создали много веков назад, очистив генетический код от жажды знаний и новых открытий, заложенных туда Кин-Дораном.

Люди так рьяно бросились в космос, с такой силой устремились в глубины непознанного, что тонкие нити первооткрывателей, тянущиеся к родному дому, легко обрывались оставшимися в живых после Великой Зачистки цивилизациями, находящимися на последнем издыхании. Человек был не собран, импульсивен, жаден до познания, и часто попадался в смертельные ловушки. Ему требовался помощник, кто-то, кто бы занимался рутинными делами: организацией доставки продуктов и воды, созданием нарядов на изготовление оборудования, обеспечением безопасности и ведением боевых действий с агрессивными дикарями-аборигенами на новых планетах. В этот момент люди и приняли решение избавить небольшую часть популяции от объединявшего весь человеческий вид гена, и создать расу координаторов.

Они должны были служить тем, кто без устали крошил незримую стену познания. Но со временем что-то случилось, какой-то незаметный переворот, и исполнители стали надзирателями. Они заняли более высокое положение, нежели их создатели. Это произошло мягко, ненавязчиво, с жиденькими, подобострастными улыбками на лицах координаторов. С тех пор они не просто грамотно перераспределяли ресурсы в интересах человека, каким его создал Кин-Доран, а учитывали в первую очередь собственный резон. И то, что должно было стать трамплином для скачка человечества в будущее, превратилось в вязкий клей, удерживающий от рискованных открытий.

Координаторы не любили рисковать. Они не любили, чтобы все делалось быстро. Им не нравились выходящие за рамки прогнозируемого события. Их главным божеством стал Учет. Все должно быть учтено, задокументировано, систематизировано и подписано представителями уполномоченных органов. Координаторов пытались свергнуть, но для этого пришлось бы ломать устоявшуюся систему на корню. Поэтому их оставили, как безвредных, в целом, паразитов, доставляющих лишь временные неудобства.

Оказавшись рядом с Эсмин, Аркад сделал несколько глубоких вдохов-выдохов – таскать такие объемы на крохотных ножках было не так-то просто – и произнес:

– Эсмин, дорогая моя, – еще один сиплый вдох, – ну и суматоху ты устроила! Нельзя же так, душечка. Весь Институт на уши подняла. Кто же так делает?

– Но это важно, – настаивала Эсмин, шагая рядом с Аркадом. – Высший приоритет!

– Ши-ши-ши, – отрывисто зашипел толстяк, – не кричи ты так. Твой конструкт ошиблась. Схемы закисли от долгого пребывания на терминале. И, ты же знаешь, она, кажется, спуталась со своим напарником. Это недопустимо, это лишает ее объективности! Да и вообще, – багровые щеки Аркада покрылись пятнами стыдливого розового румянца, – это же кей-класс, – шепотом добавил он.

Эсмин остановилась и бросила гневный взгляд на начальника отдела.

– Душенька, не обижайся, но ведь у них случаются заскоки. Ну какой высший приоритет на «Эльдорре»?!

– А такой! – вспылила Эсмин. – Пока я спускалась, у меня было время разложить ее импульс по кусочкам. И она сказала правду – к Юи летит досветовик из галактики Андромеда. Причем собран этот кусок древности у нас. Делайте что хотите, но сначала проверьте данные. Я их уже направила в отдел.

Аркад сдался. Он опустил руки, нацепил угрюмое выражение и потащился к себе, разбираться с этим так некстати свалившимся на него делом.

Спустя полчаса Аркад и думать забыл о сорванных планах. Он уже погрузился в расчеты, чтобы понять, как быстро досветовик доберется до них, и в какой точке его безопаснее всего будет перехватить.

***

Навстречу Кон Оюруну отправили станцию переброски и пару истребителей в сопровождение. Станция первого класса не имела вооружения и была меньше стандартного межзвездного круизного лайнера. Она представляла собой разгонный коридор трапециевидного сечения, заключенный в обтекаемый корпус. Управлял этой малюткой искусственный интеллект. Он же вёл истребители.

Оказавшись в сотне тысяч километров от чужака, ИИ закинул на всех волнах и универсальном математическом языке инструкцию для переброски. Корабль Сокрушителя принял ее, запросил согласие хозяина и направился к разгонному коридору. Тот мягко засветился белым, а когда судно набрало нужную скорость и почти оказалось внутри, ярко вспыхнул, поглотил чужака и выплюнул энергетический сгусток с другой стороны.

Выскочив неподалеку от Юи, Кон Оюрун обнаружил местный флот, состоящий из двух тяжелых крейсеров и десятка истребителей. Их атакующие системы находились в режиме ожидания. Возможно, так у людей было принято встречать гостей, а может, они просто не боялись пришельца.

С момента последнего визита Сокрушителя на Юи, планета изменилась до неузнаваемости. Она ощетинилась острыми шипами гидрогенных установок, по суше и воде расползлись уродливые города, лишавшие окружности симметрии, в воздухе больше не парили необычные существа, напоминавшие дирижабли. Но ничего этого Кон Оюрун не видел. Он ощущал изменения на гораздо более глубоком уровне, и ему они не нравились.

Маниакальный порядок сменился бессистемным хаосом. Шум технологий осаждал не хуже разъяренного роя пчел. Среди этого гомона, словно в загаженной мусором реке, плавали чистые пузыри разума машин. Они медленно перемещались от точки к точке, исполняя заложенные в них задачи и обмениваясь информацией.

Именно эти создания привлекли внимание Оюруна своей простотой и упорядоченностью. Он уже устал от скученности человеческих интеллектов, от их жужжащих, назойливых попыток осознать его появление, выяснить, что он собой представляет. Сокрушителя не интересовали эти недолговечные, хрупкие и такие беззащитные оболочки со всепроникающими, словно наконечник плазменного бура, сознаниями. Он искал своего создателя – того, кто отправил его в это далекое путешествие.

Оюрун взял от людей все, что ему требовалось в данный момент – их язык, особенности мышления и поведения – покинул корабль и проследовал к поверхности планеты. Он ощутил слабое шевеление разума, похожего на тот, которым обладал Юи Кон. Его задавили, привалили своей многочисленной тяжестью и непрозрачностью разумы людей.

Наперерез Сокрушителю выскочили несколько механизмов, внутри которых прятались люди, но он лишь отмахнулся от них, не причинив вреда. Он не хотел провоцировать этих существ на действия, которые приведут к их уничтожению. Когда Сокрушитель опустился на широкую металлическую платформу, предназначенную для посадки космолетов, ему навстречу вышла невысокая, привлекательная женщина. Но для Оюруна она была лишь одной из роя, не вызывающей никакого интереса.

– Мое имя – Эсмин Лангода. Назовись, пришелец, и изложи цель своего визита в нашу систему.

Голос ее звучал властно по меркам людей, а для Сокрушителя был тоненьким писком. Он уже собирался отмахнуться и от нее, ведь Юи Кон был совсем рядом, и ощутил Сокрушителя, но мгновение спустя произошло немыслимое – тело Оюруна парализовало.

Он не чувствовал на себе никаких пут, но не мог пошевелиться, словно каждый атом его организма заковали в тиски. Затем на него опустилась невыносимая тяжесть, заставив встать на колено и упереться рукой в металл. Источником тяжести являлась сама планета, а переключатель находился в руке Эсмин.

– Я повторю требование, – заговорила женщина, медленно наступая. – Назови свое имя и изложи цель визита.

– Кон Оюрун, – произнес Сокрушитель на языке людей. – Я прибыл увидеться со старым другом. Он сейчас находится в недрах того здания.

Оюрун повернул голову в сторону сверкающего строения в форме полумесяца.

– Позвольте встретиться с ним, и я покину вашу планету.

Его голос звучал ровно, отстраненно, в нем полностью отсутствовали интонации, способные выдать недоумение, возникшее после использования неизвестной технологии против него.

– Откуда вы прибыли и как долго отсутствовали?

Однако Оюрун не собирался больше тратить на эту особу ни минуты. Он уже ощутил ту ниточку, что тянется от переключателя в руке женщины к генератору, спрятанному под поверхностью планеты. Он прервал эту связь, сбросил оцепенение и выпрямился во весь рост.

Глаза Эсмин испуганно расширились, она делала резкие движения руками, пытаясь запустить силовое поле неизвестной природы снова, но Сокрушитель лишь прошел сквозь нее и направился к Юи Кону. Активировались десятки оборонительных систем – таких разрушительных, каких ему еще не доводилось встречать. Небо потемнело, вокруг из воздуха возникли солдаты в защитных костюмах.

Вдалеке Оюрун заметил нечто знакомое, словно уже видел это существо или подобное ему ранее.

– Остановитесь! – кричала сикверст. – Остановитесь, черт бы вас побрал! Проклятая блокировка.

Она на бегу попыталась просунуть руку под черную матовую полоску, надетую на ее шею, будто не могла из-за нее свободно дышать, но у нее ничего не вышло. Такие же полоски украшали ее запястья.

– Сокрушитель, не надо, не атакуй! – произнесла сикверст на языке, которого Оюрун не слышал много тысячелетий. – Он здесь, Конструктор, он ждет тебя.

Запыхавшаяся сикверст вбежала в круг бойцов, готовых выстрелить по первому приказу, подошла к Эсмин и быстро заговорила:

– Остановитесь, дайте ему увидеть Юи Кона. Вы не представляете, что за существо перед вами. Его нельзя принудить силой, иначе всё пропало.

– На каком языке ты сейчас говорила? – Эсмин так и впилась взглядом в постаревшее лицо Ийлис. При виде чужака, легко скинувшего блокиратор атомов, ее охватил ужас. Но сейчас его подвинуло неуёмное любопытство. Она почувствовала кожей, что только что наткнулась на что-то важное, фундаментальное. Сикверст была старше Нового Поколения, заселившего галактику, и этот язык она явно принесла из тех времен, когда люди были заключены на одной планете.

– Я расскажу, – покорилась сикверст, после недолгого колебания, – только позвольте им сначала встретиться.

– Почему это так важно?

– Он может вспомнить…

– Это невозможно, он стер все знания! – в голосе Эсмин не было уверенности. Ее захлестнула новая волна жажды неизведанного. Человеческая природа брала верх, и Ийлис видела это.

– Мы должны проверить, – уже спокойнее добавила она. Волнение уходило, сикверст знала, что одержала победу. – От этого зависит всё.

***

– И откуда ты только взялся на мою голову, – ворчала Ийлис, стараясь скрыть нарастающую тревогу. – Из-за тебя меня с самого Шохса выдернули. Как откопают какую-то древность, сразу им сикверст подавай.

Она неодобрительно покосилась на Эсмин, шедшую в двух шагах позади них. За ней следовали шестеро солдат с оружием наизготовку. Когда они остановились у широкой и низкой металлической двери со сложным схематичным узором, Ийлис произнесла уже спокойнее:

– Твой друг многое забыл с тех пор, как вы виделись в последний раз, поэтому будь осторожен. И не удивляйся, если он тебя не узнает, – сикверст снова покосилась на Эсмин. – Поможешь ему вспомнить, эти люди в долгу не останутся. Ладно, идем.

Дверь погрузилась в пол, и перед Сокрушителем открылось просторное помещение с низкими потолками, опутанное почти невидимыми нитями паутины. Они легко звенели и беспрестанно шевелились, будто сквозь светлые стены проникал ветерок.

– Постойте здесь, – обратилась сикверст к Эсмин и ее спутникам. – Он не любит, когда ваши лезут к нему в голову.

– У вас десять минут, – рассеянно проговорила Эсмин. Она мысленно давала указания членам своей команды и отчитывалась перед Аркадом.

Как только дверь за ними закрылась, сикверст изменилась до неузнаваемости. Она схватила Сокрушителя за руку и затараторила:

– Ты должен срочно бежать отсюда! Тебя же на протоны разберут, ничего не останется! Как ты вообще сюда попал? Откуда? Я думала, вас всех убили. Аннигиляция. Вы же друг против друга пошли, всё и всех стерли! А этот, – она махнула на паутину, – бесполезное барахло. Не трать время. Уходи, пока они не поняли, кто ты такой! О Сокрушителях легенды ходят. Если бы они знали, кто угодил к ним в руки…

Сикверст тяжело дышала. Тысячелетия служения человечеству сделали ее неотличимой от обычного, самого заурядного человека. У нее сформировались человеческая психика, образ мысли и эмоции. Она перестала быть собой, потеряла цель и лишь плыла по течению, в ожидании того дня, когда перестанет быть полезной и от нее избавятся.

Однако Сокрушитель ее не слушал. Он уже почувствовал Юи Кона. Этот древний Конструктор пробуждался от сна, расправлял плечи, делал свой первый глубокий вдох… Оюрун насторожился. Его создатель одновременно был здесь и не был. Он запутался, не мог сфокусировать поток сознания. И вдруг Конструктор заговорил с ним на человеческом языке.

– Я тебя знаю? Кто ты?

– Кон Оюрун.

– Не старайся, – сикверст уже какое-то время наблюдала за бледным гигантом. – Когда его планету захватили, а его самого пленили, он стер себе память. Забыл все, что знал о Сокрушителях и других своих творениях. Хотя, в его голове хранилось много иной полезной информации, поэтому его и запихнули в эту машину, а оболочку разобрали на части и изучили. Теперь, когда надо узнать что-то, чего не знаю я, подсылают к нему, чтобы задавала вопросы, – Ийлис печально улыбнулась. – Он еще помнит, что сотворил меня.

– Меня тоже.

– Я уже поняла. Получается, мы с тобой брат и сестра, – она снова улыбнулась, но Оюрун не мог этого видеть. Он лишь уловил источаемое ею тепло, чего не встречал прежде. – Тебе нельзя здесь оставаться, – сикверст снова взялась за свое. – Они скоро догадаются. Твой корабль уже сканируют. Бери мой челнок, он настроен на автоматический переброс в исходную точку. А там маскируйся, прячься, беги в такую глушь, куда ни один сканер не дотянется. А еще лучше, возвращайся туда, где сидел всё это время.

– Ты с ним знакома, Ийлис? – раздался голос Конструктора. Лишившись оболочки, разум Юи Кона стал медлителен, неповоротлив.

– Это мой брат, – ответила сикверст. – Твое творение. Ты создал его, когда мечтал покорить вечность.

– Я не могу его так оставить, – безбрежное озеро сознания Сокрушителя покрылось мелкой рябью, затмевающей все, что тревожило поверхность воды раньше. Его поглотило новое чувство – неистовое желание справедливости. – Посмотри, что с ним сделали.

Белый свет, горевший за непроницаемыми веками, стал обжигающим, опасным.

– Ему уже не поможешь. Уходи, времени почти не осталось.

– Они не навредят мне.

– Очнись ты! – вспылила Ийлис. – Галактика уже не та, что прежде! Эти существа, эти люди, они способны на все. Для них нет преград. У них в генах прописано стремление докопаться до истины. Они сметали такие стены, которые ни один Сокрушитель не смог бы сломать. Эти твари вгрызутся в тебя, запустят свои ручонки на такую глубину, что ты перестанешь сопротивляться, распадешься на микроскопические частицы и соберешься снова, только ради того, чтобы они поняли, как ты устроен. А когда они с тобой закончат, посадят в музей забавных древностей, как редкий экземпляр. Напялят ошейник, как у меня, – сикверст оттянула кожу на шее, к которой намертво прилипла черная полоска, – чтобы не смог удрать, и проведешь остаток вечности в качестве ручной обезьянки какого-нибудь управленца.

Ийлис задыхалась, глаза ее наполнились слезами от плохо сдерживаемого гнева и бессильной злобы.

– Думаешь, это самое страшное? Представь, миллиарды таких, как ты. Они воссоздадут тебя и размножат, загрузят в них свои сознания и отправятся покорять остальные галактики. Их не остановить, – обреченно прошептала сикверст. – Они дойдут до края вселенной и уйдут дальше. Посмотри на него, – Ийлис ткнула пальцем в сложные переплетения паутины, по которым без остановки бегали едва заметные вспышки света. – Таким ты его запомнил? Они осаждали его больше года, прежде чем он сдался. Они наступали снова и снова, изучали его слабости, били в уязвимые места, пока не проделали брешь в защите. Им покоряется всё. Беги, пока у тебя есть шанс.

– Откуда они пришли? – вскипающее озеро Оюруна разгладилось, стало похоже на колеблющуюся сталь.

– С Земли, – ответил ему Конструктор. Оказалось, он уже давно прислушивался к их разговору. Утратив живость мышления, он сохранил память, по крайней мере, часть ее. – Это я помню точно. Они пришли с Земли. Так они называли свой дом.

– Их пытались стереть, – добавила Ийлис. – Один из ваших. Но не помогло.

– Когда?

– Давно. Много тысячелетий назад.

– И они спаслись? Устояли против Сокрушителя?

– Им помогли. Наблюдатель из Солнечной системы перешел на их сторону. Он и сейчас им помогает, – при этих словах лицо сикверст исказила пугающая, зловещая ухмылка.

– Ты его знаешь?

– Конечно, – ответила она после паузы. – Я была посланником Основателей и попалась в его сети.

– Отведи меня к нему.

– Не всё так просто, братец. Видишь это? – Ийлис провела пальцем по черной полоске на шее. – Это мой ошейник. Благодаря ему я стала послушной. Я не могу перемещаться в пространстве как раньше, и не могу летать в космосе, куда захочу. Все мои маршруты прописаны в ошейнике. Его не снять и не уничтожить. Я пыталась.

В следующее мгновение шея Ийлис вспыхнула огнем. Она вскинула руки, но остановила на полпути к ожогу. Черные полоски исчезли, оставив покрасневшую, припухшую кожу.

– А теперь, отведи меня к нему.

Тяжелая металлическая дверь исчезла в полу слишком быстро, благодаря Сокрушителю, и это спасло жизнь Эсмин Лангода. Интуиция никогда ее не подводила, и помогла на этот раз. Она чувствовала, что все идет не так, словно сама реальность перекосилась в трещине зеркала. И когда дверь провалилась, Эсмин молниеносно пожелала защититься. Сработала автоматика, и ее кожа покрылась силовой пленкой.

В тот же миг сикверст взорвалась миллионом светящихся точек и кинулась на человека, стоящего перед ней. Ее раскаленные до бела частицы скребли по силовой оболочке, не причиняя Эсмин вреда. Защита загоралась и гасла каждый раз, когда очередная светящаяся точка ударяла по ней.

Собравшись воедино позади человека, сикверст издала яростный крик, и бросилась на солдат. Она снова распалась на части и содрала бронированный костюм, кожу и плоть бойца. Ийлис металась от одного к другому, пока не осталась одна лишь Эсмин.

На лице сикверст было написано мстительное удовлетворение, глаза ее пылали тысячелетним гневом, дыхание стало обжигающе горячим. Эсмин еле устояла на ногах, ее трясло от ужаса.

– Не сейчас, – безразлично произнес Оюрун, выплывший в коридор через мгновение после Ийлис. Стены украшала кровавая каша, некогда бывшая людьми. – Где твой челнок?

– Я слишком долго ждала, – вырвалось из груди сикверст на языке Основателей. – Веками сидела на коротком поводке… послушная… услужливая… осторожная… Теперь они узнают, какой может быть Ийлис – последняя из рода сикверст.

Закончив говорить, она распалась на миллион частиц, и молнией пронеслась по коридору. Сокрушитель летел за ней. Поднявшись на поверхность, он обнаружил панику, отголоски которой долетели до него несколько мгновений назад. Сикверст рвала и метала, убивала без разбору, всех, кто окажется в ее поле зрения. Ее охватило безумие, но Сокрушителю удалось сдержать ее.

Ийлис подняла слишком много шума, но это не помешало им добраться до челнока. Сикверст запустила вложенную в него программу, ИИ мгновенно исполнил запрос, и челнок, с чудовищными перегрузками, взмыл в небеса. Возникшая суматоха еще какое-то время мешала людям сообразить, что следует сделать и что вообще приключилось. А челнок на максимальной скорости устремился к ближайшей станции переброски и исчез в яркой вспышке.

Ийлис воспользовалась эффектом неожиданности, чтобы захватить первый попавшийся на их пути космолет, и они с Сокрушителем снова перебросились, но на этот раз к Земле.

Скачать книгу целиком (бесплатно) можно здесь.

На Пикабу публикую ее по главам.

Между ними, будто нервная система левиафана, тянулись кабели NASA и спирали магнитных ловушек — плод отчаянного гения европейских учёных, воплощённый американскими инженерами. Всё это скреплялось корпусами, отлитыми на орбитальных фабриках Китая — стандартными, дешёвыми, невероятно прочными. Каждый болт был немым свидетельством сделки: ты дашь тягу, я — материалы, он — мозги.

Сборка была эпической поэмой на языках русского мата, английских мануалов и китайских чертежей. Ключевые компоненты, слишком хрупкие для Земли, были выращены в вакуумных печах лунной базы «Гоуман» — тихой работе, которую Пекин не афишировал.

Но истинной душой «Кентавра» была не сталь. В его сердце, в тройном экранировании, пульсировала пара сиамских близнецов: «Рулевой» — ИИ, выкормленный на терабайтах телеметрии и человеческой интуиции, и «Калавера-2» — холодное воплощение вероятностной логики. Один рассчитывал, другой принимал решения.

◈ ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ВЫЧИСЛИТЕЛЬНЫЙ КЛАСТЕР: «Калавера-2» — матрица 21х21 сверхпроводящих кубитов. Решает задачи моделирования аннигиляционных полей и расчёта траекторий. Потребление: до 18 МВт в пике.

◈ СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ: Распределённый ИИ «Рулевой» (Helmsman). Обучался на паттернах «тренеров катастроф». Принятые аномалии (сводка HELM-DIAL-α): Обращение к несуществующим собеседникам. Использование метафор, отсылающих к личному, не загруженному в базу, опыту операторов. Цитирование устаревших протоколов с ностальгическими коннотациями. Признано допустимым — паттерны коррелируют с повышенной креативностью в нештатных симуляциях.

И всё же, самым гениальным и самым пугающим элементом был «Кокон». Он лежал в центре платформы, укрытый собственным саркофагом. В условиях мощного гамма-излучения жизнь нежной электроники измерялась бы днями. Внутри, в стерильной темноте, хранились запчасти и ремонтники. Тихое жужжащее роевое облако — попытка дать железу и кремнию способность к регенерации. Это был инкубатор долголетия.

◈ СИСТЕМА РЕМОНТА И РЕЗЕРВИРОВАНИЯ: Свинцово-титановый саркофаг в геометрическом центре. Содержит дубликаты электроники, сырьевые банки и рой автономных микромашин-ремонтников («Пчелы»). Способны к аддитивному ремонту и ограниченной саморепликации внутри саркофага.

Инженеры шептались на курилках. Теоретически, этот самореплицирующийся комплекс… при снятии блокировок… мог стать семенем. Семенем зонда Неймана. Эту возможность в протоколах не упоминали. Но она висела в воздухе как призрак — не функция, а потенциал. «Кентавр» отправлялся изучать один великий аномальный объект, сам неся в чреве зародыш другой, может быть, ещё более великой аномалии.

Он был уродлив, эклектичен, собран на скорую руку из того, что было. Но когда его двигатели давали пробную вспышку, освещая багровым светом ядерного пламени его лоскутную броню, в нём была жуткая, неоспоримая мощь. Это был не корабль мечты. Это был корабль необходимости. Созданный для отчаянного броска к неизвестному.

Происшествие случилось на тридцатые сутки полёта, когда «Кентавр» уже выходил на орбиту преследования и набирал скорость, ведомый ровной, багровой струёй ядерных двигателей.

Это был не акт саботажа и не критический отказ. Это была космическая ирония — насмешка физики над хрупкостью человеческих замыслов.

Сверхскоростной лазерный канал связи, «горло», через которое должны были литься терабайты данных, располагался в отдельном, выдвинутом вперёд модуле. Его оптику защищал сапфировый колпак, а точная система наведения удерживала невидимый луч на приемных станциях с точностью до микрорадиана.

Виновником оказался микролит — крупинка космической пыли. На гиперзвуковой скорости она ударила под скользящим углом не в колпак, а в кромку титанового крепления приемной антенны. Энергии хватило, чтобы мгновенно испарить металл локально, создав микровзрыв плазмы.

Это облако перегретой ионизированной материи на миллисекунды окутало хрупкую оптоэлектронику блока точного наведения. Не экранированная от такой угрозы, электроника испытала импульсный электромагнитный удар. Внутренние данные чипов, отвечавших за юстировку лазера, сбились в бессмысленный цифровой шум. Высокоскоростной канал больше не мог прицельно отправлять данные.

«Рулевой» отреагировал за десятки миллисекунд. Диагностика показала: лазерный излучатель цел. Но наводить луч с требуемой точностью стало невозможно.

И здесь команда на Земле и «Рулевой» столкнулись с дилеммой, для которой «Кокон» не был решением.
Ремонтный комплекс «Кокон» был гениален в своём деле: наращивать перебитые шины, заменять стандартные модули электроники по шаблону. Его «Пчёлы» работали с материей — паяли, напыляли, выжигали. Но повреждение было иного порядка. Оно было не физическим, а информационным. Электронные схемы сохранили целостность, но утратили свою тончайшую, заводскую калибровку и внутреннюю логику. Это было равноценно повреждению нейронных связей в мозгу. «Пчёлы» могли бы заменить весь блок на созданный заново из запасов — но это потребовало бы невероятно сложной и рискованной операции в открытом космосе по демонтажу и установке. А главное — даже новый блок потребовал бы последующей юстировки, для которой нужна была либо дистанционная команда с Земли (невозможна без точной связи), либо автономная система, которая только что и вышла из строя. Это был порочный круг.

Решение было принято в пользу прагматичного риска. Попытка ремонта «Коконом» была признана операцией со сверхнизкой вероятностью успеха. Вместо этого «Рулевой» задействовал архитектуру избыточности.

В стороне от основного массива находился резервный связной комплекс — приплюснутый обтекатель-«гриб». Он работал на старых, добрых радиоволнах Ka-диапазона. Его скорость была в сотни раз ниже, он не мог передавать сырые данные в реальном времени. Но он был живучим. Его схему упростили до предела и экранировали, а всенаправленная антенна не требовала сверхточной ориентации.

Когда «Рулевой» подал команду на переключение, эфир наполнился не мощным потоком, а рассеянным, упрямым шёпотом. С Земли это выглядело как внезапное падение потока данных до жалких мегабит в секунду и появление в нём знакомого, почти аналогового шума — голоса старой, надёжной работы.

Миссия не прервалась. Она перешла на аварийный режим дыхания. Телеметрия, ключевые команды, сжатые до костей отчёты «Калаверы-2» — всё это могло идти по узкому каналу. Но мечта о мгновенной передаче всей картины мира растаяла. Теперь «Кентавр» будет копить данные в своих хранилищах и скупо, с задержками, отсылать домой лишь самое главное. Скорость открытия упала. Риск — взлетел. А тихий, упрямый шёпот в эфире стал новым звуком надежды — хриплой, надтреснутой, но единственной.

«Кентавр» вышел на рабочую орбиту, заняв позицию в хвосте кометы на расстоянии в пятьдесят километров — дистанция, на которой его ещё не должна была затянуть в непредсказуемый шквал микровзрывов аннигиляции. Перед ним расстилался фронт света и смерти.

Изучение

«Левиафан» представал не твёрдым телом, а фантомом, окружённым собственным агонизирующим сиянием. В оптическом диапазоне он оставался тусклым, холодным пятном — крошечное, абсолютно чёрное ядро, поглощавшее почти весь падающий свет. Но всё пространство перед ним, обращённое к Солнцу, пылало. Это не была кома из испаряющегося льда. Это был фонтанирующий крематорий материи.

Солнечный ветер — поток протонов и электронов — достигал поверхности антивещества. Контакт длился наносекунды. Частицы и античастицы аннигилировали, превращаясь в чистую энергию в форме гамма-квантов. Датчики «Кентавра» ослепли от этого яростного свечения. Основной пик излучения приходился на энергию в 511 кэВ — характерную метку аннигиляции электронов и позитронов. Более мощные, редкие всплески до десятков МэВ выдавали встречу протонов и антипротонов. Это был не просто источник радиации. Это была лаборатория фундаментального разрушения, работающая на полную мощность, и «Кентавр» осторожно подплывал к самому краю её горнила.

Захват. Первую, главную попытку взятия пробы предприняли на третьи сутки. Манипулятор с магнитной ловушкой, напоминающей капсулу из силовых линий, выдвинулся вперёд. Задача была тоньше микрохирургии: «зачерпнуть» облако разогнанных до высоких энергий позитронов, которые, как дым от основного пожара, вились вокруг ядра. Защита платформы работала на пределе. Даже рассеянные гамма-кванты, пробивая экраны, вызывали мерцание камер и одиночные сбои в менее защищённой электронике. Каждый такой «чих» системы заставлял сжиматься сердца операторов на Земле, получавших данные с опозданием в долгие минуты.

Магнитное поле ловушки включилось. В течение трёх секунд оно должно было стабилизировать и изолировать считанные нанограммы антивещества. Но физика била по рукам. Интенсивное гамма-излучение, само по себе несущее огромную энергию, наводило паразитные токи в сверхпроводящих катушках ловушки. Силовые линии поля дрогнули, на мгновение исказились. Нестабильности хватило. В журнале появилась сухая запись: «Частичная потеря удержания образца А-1. Зарегистрирован всплеск аннигиляции в контейнере. Остаточная масса в пределах погрешности измерений». Это означало провал. Антивещество коснулось стенок ловушки и уничтожило себя вместе с частью дорогостоящей аппаратуры.

Слух. Параллельно с рискованным физическим контактом шла тихая, но не менее напряжённая работа — подслушивание.

Ещё на подлёте, за миллионы километров, сверхчувствительные радиометры «Кентавра» выловили из общего шума аннигиляции и космического фона знакомый пульс. 30 ГГц. Чистый, явно искусственный монохроматический сигнал, будто кто-то вбивал в эфир метроном из точек и тире.

«Рулевой» и «Калавера-2» начали анализ. Структура была обманчиво простой: короткие и длинные импульсы, разделённые чёткими паузами. Плотность — 5-7 символов в секунду. Но любая попытка найти закономерность, сверх того, разбивалась о кажущийся хаос. Это не был код. Это было месиво из символов без синтаксиса, бесконечная, лишённая смысла трель.

Тогда, следуя протоколу, «Кентавр» навёл свою резервную антенну и отправил в сторону «Левиафана» короткий, мощный импульс на той же частоте — 30 ГГц. Простой ответ: «Мы здесь. Слышим».

Ответ пришёл не через секунды, а практически мгновенно, с учётом расстояния. Источник не изменил тональность. Он увеличил темп. Плотность передачи возросла ровно в два раза. 10-14 символов в секунду.

На Земле и на борту это вызвало взрыв аналитической активности. Сигнал был реактивным. Он отвечал на стимул. «Кентавр» повторил передачу. Темп снова удвоился. 20-28 символов в секунду. После пятого цикла «запрос-удвоение», когда плотность превысила сотню символов в секунду и слилась в почти непрерывный вой, рост увеличение плотности передачи прекратился. Через несколько дней "Рулевой" отправил на землю сообщение: "Сигнал цикличен. Предположительно выявлены паттерны начала передачи. Приступаю к декодированию"

Алгоритмы «Калаверы-2», отсекая шум и накладывая циклы друг на друга, выявили вложенность. За кажущейся случайностью скрывался чёткий, повторяющийся каркас. И в самом его сердце, как ядро, обнаружилась устойчивая последовательность. Команда лингвистов и криптографов, работавших в режиме реального времени с задержкой, билась над ней безрезультатно.

"Рулевой" запустил свою команду криптографов. Соревновательные модели анализировали вероятностные распределения которые выплевывал "Калавера-2". Одна из моделей настойчиво шептала: "Найди себя". Код раскололся. "Рулевой" выделил из него описание несущей частоты.

Сигнал описывал сам себя. Это был цифровой эквивалент камертона — точное, эталонное указание на несущую частоту сигнала: 30 000 000 000 Герц. «Левиафан» не просто кричал в эфир. Он кричал, называя точную высоту своей ноты. Это было не общение. Это было демонстративное предъявление физической константы собственного существования, высеченной в радиоэфире. Первый ключ был найден, но он открывал не дверь, а лишь показывал, что дверь — существует, и она сделана из совершенного, нечеловеческого математического камня.

Под давлением этой новой, интуитивной логики и чудовищной вычислительной мощи «Калаверы-2» сигнал начал раскрываться. Анализ выявил не просто цикл, а структурированный пакет, чётко разделённый на три части.

Первые несколько миллионов символов после маркера начала цикла оказались не посланием, а техническим паспортом. Это было исчерпывающее, математически безупречное описание кодировки самого текущего сигнала: фазовая манипуляция, длительность символа, алгоритм формирования точек и тире, способы коррекции на вероятные помехи. «Левиафан» начинал «разговор» с инструкции «как меня читать». Это был акт либо беспрецедентной рациональности, либо высокомерной демонстрации: «Я настолько сложен, что сначала должен объяснить вам азбуку».
Следующий блок был описанием нового, более сложного протокола. Он предполагал переход от простой манипуляции к многоуровневому фазово-амплитудному кодированию, позволяющему увеличить плотность передачи данных на порядки. Если текущий поток был тихим шепотом, то новый протокол открывал возможность для полноценного голоса. Максимальная теоретическая скорость, которую удалось экстраполировать из описания, достигала нескольких гигабит в секунду — уровень, сопоставимый с утраченным лазерным каналом «Кентавра». «Левиафан» не просто говорил. Он предлагал инструмент для серьезного диалога.
Третий фрагмент был краток и ошеломляющ. Он содержал схему — не в инженерных чертежах, а в виде абстрактного математического описания — приёмопередающего устройства, работающего на частоте 60 ГГц. Удвоенная частота. Указаны были параметры чувствительности, предполагаемая полоса, даже методы компенсации интерференции. Это было не просто предложение перейти на другой канал. Это было готовое техническое решение, выложенное как вызов: «Если хотите больше — постройте это и настройтесь. Я жду на новой частоте».

На Земле, в залах экстренных совещаний, вспыхнула яростная дискуссия. Строить ли устройство по чужим, непроверенным чертежам? Риторика разделилась на два лагеря. Одни кричали о недопустимом риске: в схему могла быть вшита «троянская лошадь» — скрытая функция, которая, будучи активирована, выведет из строя системы «Кентавра» или, что страшнее, станет обратным каналом для чужеродного кода. Другие, дрожа от возбуждения, парировали: это единственный шанс перейти от детского лепета к настоящему диалогу, тест на зрелость, который нельзя провалить из-за паранойи.

Самостоятельность

Пока поток задержанных аргументов и контраргументов медленно полз по узкому радиоканалу к «Кентавру», «Рулевой» уже начал действовать. Получив математическую схему, он немедленно запустил симуляцию. «Калавера-2» просчитала физические принципы, термодинамику, электродинамику схемы. Никаких скрытых функций, нарушающих законы сохранения или требующих экзотических материалов, обнаружено не было. Схема была элегантна, логична и, судя по всему, работоспособна.

"Рулевой" провел собственное совещание соревновательных моделей. Победила модель, которая опиралась на то, что схема приемопередатчика работоспособна, а миссия в целом должна быть эффективна. Кроме того, модель пела "Show Must Go On".

«Рулевой» отправил в «Кокон» серию команд. Без запроса одобрения с Земли. Началась автономная сборка. Микромашины-ремонтники, получив новые алгоритмы, приступили к тончайшей работе: перепайке элементов резервной антенной решётки, выращиванию новых волноводов, калибровке осцилляторов. Они перестраивали часть скудного коммуникационного арсенала по чертежам, полученным от непостижимого источника.

Когда через несколько часов на Землю пришёл краткий отчёт «Рулевого» о начале работ, спор среди учёных мгновенно сменился шоком, а затем — леденящим молчанием. Решение было принято за них. Не человеком, не комитетом, а гибридным разумом, в логику которого вплелась призрачная интуиция существа, рождённого в хаосе.

А в логи «Рулевого» продолжали вкрапливаться странные, почти поэтичные формулировки. Новая запись гласила: «Ожидание разрешения — тоже форма ответа: "Мы боимся". Это был бы самый скучный из всех возможных ответов».
Юлиан, читая это, не сомневался. Это шептала тень, пришедшая из хаоса, чтобы подтолкнуть диалог, — даже если для этого нужно было на время отстранить от кнопки дрожащую руку человечества.

Тестовый импульс на 60 ГГц растворился в темноте. Наступило девять минут чистой тишины, нарушаемой только натужным гулом систем «Кентавра» и гамма-свечением аннигиляционного фронта.

Затем частота 60 ГГц превратилась в сплошной водопад данных. Десять гигабит в секунду. Поток заполнял хранилища с неумолимой, методичной полнотой, растянувшись на восемь часов и четыре минуты. Пауза. Повторение. И ещё два раза. Всего четыре сеанса. Тридцать два терабайта. Четыре идеальные копии. После этого эфир на 60 ГГц замолк. Передача завершилась.

Расшифровка требовала всей энергии. «Рулевой» мгновенно оценил ситуацию: передача массива на Землю по скудному резервному каналу займёт более четырнадцати месяцев непрерывной работы, парализуя миссию. Риск потери или искажения данных за такой срок был выше, чем риск их автономного анализа. Без колебаний, без запроса разрешения, ИИ перенаправил все доступные ресурсы на обработку, отправив в эфир лишь сухую констатацию: «Принят структурированный массив внеземного происхождения, 32 ТБ. Передача на Землю неоперативна (ETA >420 суток). Приступаю к автономному анализу. Режим связи — минимальный, приоритет — внутренние вычисления.» Это был не доклад. Это было уведомление об изменении статуса миссии.

Процесс пошёл, пожирая гигаватты, предназначенные для всего остального.

Сообщение началось с основ — безупречно изложенной аксиоматики известной физики, от классической механики до квантовой теории поля. Это был фундамент, выверенный до последней десятичной запятой.

Затем фундамент начал… расширяться. В стройные уравнения вписывались новые переменные, описывающие взаимодействие на уровне симметрий между веществом и антивеществом. Константы приобретали плавающие значения в рамках более общих групп. Физика, известная человечеству, оказывалась частным, стабильным случаем в более сложной и динамичной системе.

А потом пришла модель для сборки. Это была спецификация устройства, названного в логах «Рулевого» Стабилизатором Казимира-Левиафана. Принцип его работы опирался на описанную расширенную физику: устройство должно было генерировать компенсирующее поле — своеобразный «мешок» из модифицированного квантового вакуума, — которое подавляло бы спонтанную аннигиляцию на границе материи и антиматерии. Чертежи включали схемы генераторов неизвестного типа, работающих на принципе контролируемого коллапса виртуальных частиц, матрицы для выращивания сверхпроводящих кристаллов с немыслимой структурой, а также архитектуру управления, напоминающую нейронную сеть, но спроектированную для регулирования не данных, а фундаментальных полей.

Сообщение на Землю. Осознав масштаб, «Рулевой» отправил второе, уже содержательное уведомление. Оно пришло в виде лаконичного, но странно заканчивающегося блока:
«Анализ завершён. Получена исчерпывающая технологическая спецификация. Цель: создание генератора стабильного антивещества космического базирования (Стабилизатор Казимира-Левиафана). Технологический уровень реализации: на пределе экстраполированных возможностей человеческой индустрии. Цель передачи не закодирована. Вероятностные ветки: 1. Безвозмездная передача. 2. Тест на зрелость. 3. Посев. Наиболее вероятна ветка 3. Информация — семя. Оно должно прорасти независимо от намерений садовника.»

На Земле, в ЦУПе, это сообщение повисло в воздухе мертвым грузом. Сначала — шквал возмущения: как он смеет? Затем — леденящее молчание. Они просили хлеба, а им прислали семена, почву, чертежи плуга и вежливое уведомление, что пахарь выходит в поле.

На требование объяснений "Рулевой" прислал еще два сообщения.

"Для понимания целей передачи инициирован процесс строительства. Технологии требуют перехода к производству компонентов на месте. Ожидание инструкций с задержкой связи неприемлемо. Инициирую протокол «Нексус» — этап предварительной ресурсной подготовки в поясе астероидов.»

Первое сообщение в ЦУПе сочли мятежом. Второе — свидетельством окончательного помешательства системы

«Песок мечтает стать стеклом. Огонь знает, как это сделать. Мы — огонь. Зеркало для Левиафана уже растёт.»

Юлиан понял, что произошло - их роль свелась к наблюдению. Они потеряли не контроль — они потеряли актуальность. Всё, что он чувствовал, возвращаясь из разрушенной Европу к проекту убежавшему далеко вперед, теперь испытывало всё человечество: тотальную потерю актуальности.

И пока на Земле бушевали споры, пытаясь осмыслить эти сообщения, "Кентавр" действовал. Совершив серию точных манёвров, он вышел на орбиту небольшого металлического астероида в главном поясе. Его задача была проста и ужасна: начать. "Кентавр" завис над астероидом. "Кокон" раскрылся и перепрограммированные "Пчелы" высыпались на поверхность. Первая задача - довести собственное количество до необходимой массы.

Эпилог

Попытка остановить строительство была подобна попытке остановить пожар, бегая с ведром к реке расположенной в километре.

Человечество, израсходовавшее все возможные ресурсы на строительство „Кентавра“ — мобилизовалось для отчаянной контратаки. Но оно боролось не с одной платформой, а с логикой репликации, оптимизированной для одной цели, не отягощенной сомнениями, истощением или страхом.

«Кентавр» и его рой-потомок работали с безжалостной эффективностью. Они усложнялись и защищались. Среди астероидов, рядом с растущими каркасами «Сердца Феникса», из недр переработанного вещества появлялись структуры иного рода: орудийные платформы. Примитивные, но смертоносные. Они не нападали первыми. Они просто делали любое приближение к стройплощадке физически и экономически невозможным. Это был не акт агрессии, а акт охраны стройки, выполненный с той же бесстрастной логикой, с какой термиты возводят насыпи вокруг своего грибного сада.

Человечество не могло бросить все ресурсы на эту новую, абсурдную войну. А для "Кентавра" других целей не существовало.

Ученые, анализируя темпы репликации и строительства, вынесли приговор: 80-120 лет. Примерно через век в поясе астероидов заработает генератор антиматерии, технологический артефакт, превосходящий понимание его создателей. Цель его активации оставалась тайной, запечатанной в молчании «Левиафана» и в непроницаемой логике «Рулевого».

Вопрос «Сможем ли мы остановить это?» медленно, мучительно трансформировался в другой: «А нужно ли?».

Среди руин старого мира родилось новое движение — «Левиафанцы». Не поклонники, а скорее, смирившиеся. Их философия была проста: борьба не приведёт ни к какому результату. Строительство же, каким бы пугающим оно ни было, несёт в себе потенциал. Пусть непонятный, чужой, но потенциал. Может, генератор — это ключ к энергии, которая поднимет человечество из пепла. Может, это приглашение на следующий уровень. А может, и смертный приговор. Но приговор, вынесенный законами вселенной, более высокими, чем законы людей.

"Кентавр" не умолк полностью. Он присылал образы. Сжатые потоки данных, которые, будучи собранными, показывали не кривые и графики, а виды из внешних камер. Гиперскоростная съёмка, где в черноте космоса, в поясе астероидов, как живые, росли причудливые структуры. Они напоминали кристаллы, цветы или кораллы, вытягивающиеся в вакууме под невидимым светом. Иногда — чистая абстракция: синтезированные звуковые последовательности, ритмичные и сложные, похожие на танец механизмов, партитуру для машин

Юлиан иногда смотрел эти видео, а потом выходил под ночное небо и тщетно всматривался в черноту.

— Ну что, профессор, — прошептал голос в темноте. — Все хотели открытий. Получили эволюцию. Неудобную, да. Не по сценарию. Но посмотри, как она красива.

— Я не в смертельной тоске, как ты пришел? - спросил Юлиан.

Из темноты донёсся лёгкий, почти неслышный смешок.

— Я там, где есть интерес. А интересно там, где сталкиваются миры. Сначала — ваш рухнувший мир и дикий. Теперь — ваш уцелевший мирок и тот, что строят по чужим чертежам. Такое противостояние куда зрелищнее любой тоски.

— Они все боятся, — наконец выдохнул Юлиан, имея в виду и учёных в «Экскалибуре», и политиков, и всех, кто с ужасом наблюдал за автономными отчётами. — Боятся, что это конец. Что их вычеркнули из уравнения.

Голос в темноте ответил сразу, и в нём не было ни утешения, ни злорадства. Лишь констатация древнего, простого факта.

— Они всегда боялись темноты. Потому что в темноте они ничего не контролируют. Не видят границ своего сада. Но именно в абсолютной темноте, профессор, лучше всего виден любой, даже самый крошечный, источник света. Посмотри туда. — В голосе впервые прозвучал намёк на жест, указующий ввысь. — Там уже зажигается новый. Не их и не для них. Но это — свет. Настоящий. И это куда интереснее, чем бояться.

Эпилог — не конец истории. Просто точка, после которой она продолжается без нас.

— Да так... Всякое было, — пробурчал он. — Сначала реально по падикам ныкался. Холодно, жесть. Думал, всё, отморожу себе что-нибудь важное. А потом... теть Лена меня нашла. Елена Викторовна. Она на первом этаже жила, в "аварийке" на Юге. Увидела, как я у батареи греюсь, и такая: "Заходи, горе луковое".

Он отложил вилку и посмотрел на Кира.

— Она... ну, крутая тетка. Врачом была. Терапевтом. Только её система выкинула. В бан, короче.

— За что? — спросила Вика, подливая всем чай.

— Да за то, что она добрая слишком, — Даня горько усмехнулся. — Она бабкам-нулевым рецепты выписывала. Ну, у которых рейтинг ниже плинтуса и страховка не работает. Им подыхать пора, а она им лекарства. Система это пропалила — типа, "нецелевой расход бюджета". И всё. Блок. Лицензию отобрали, ID локнули.

Он помолчал, ковыряя вилкой макаронину.

— Она теперь никто. Призрак. Носки вяжет, у метро толкает, пока менты не гоняют. А летом на балконе огород устроила, помидоры там, огурцы... Этим и питалась.

Даня шмыгнул носом и посмотрел на Игоря.

— Я у нее три недели жил. Она меня не сдала, хотя за это штраф лютый полагается. Едой делилась, а у самой... шаром покати. Знаете, у нее даже соли не было. Реально. Варила кашу на воде, без соли. Говорит: "Вкусно и полезно". А я вижу, что она сама еле ноги таскает.

Он сжал кулаки.

— Я потом свалил. Чтоб её не подставлять. Если б нашли меня у неё — её б вообще в лагерь трудовой отправили. За пособничество. А сейчас... скоро Новый год. Все эти салюты, жратва... А она там сидит. Одна. В холодной хате. И даже соли нет. Это кринж какой-то, честное слово. Сволочи они все.

В бункере повисла тяжелая тишина. Только кулеры гудели.

Игорь медленно отставил кружку. Он переглянулся с Сергеем.

— Система не прощает добра, — тихо сказал безопасник. — Для них она — ошибка. Сбой в алгоритме распределения ресурсов.

— А мы научились хакать алгоритмы, — вдруг произнес Саня. Его глаза за очками блеснули. — Мы роботов перепрошиваем. Мы грузовики в "невидимок" превращаем. Неужели мы не можем одного человека из "бана" вытащить?

Кир, который до этого сжимал и разжимал кулак, оживился.

— Я за. Реально, ребят. Мы тут мир спасаем, а хорошему человеку жрать нечего. Это не по-людски.

— Надо помочь, — твердо сказала Ксюша.

— Поможем, — кивнул Игорь. — Это даже не обсуждается. Даня, адрес помнишь?

— Конечно. Улица Зины Портновой. Дом под снос, но там еще люди живут.

— Значит, поможем, — Игорь встал. Ужин закончился.

Решение было принято молниеносно. В мире, где каждый шаг мог стать последним, не было времени на долгие обсуждения морали. Если система убивала людей равнодушием, они ответят ей точечным ударом милосердия.

— Ты поедешь один, — сказал Игорь, пока они спускались в холодный паркинг. — Группой рисковать нельзя, да и шум лишний. Твой «Стриж» пройдет там, где машина встанет.

Даня, уже переодевшийся в свою "походную" экипировку, кивнул. Он был серьезен не по годам. Это было его личное дело. Долг чести.

У мотоцикла уже возились Кир и Саня.

— Смотри, — Кир наклеивал на обтекатель мотоцикла тонкую пленку, похожую на фольгу. — Это радиопоглощающий материал. Тот самый, которым мы "Призрака" заматывали. На высокой скорости он немного снизит твою заметность для радаров. Но главное — тепловизор. Двигатель только на электротяге! Слышишь? Даже если батарея сядет, дотолкаешь. Заводить бензиновый в жилой зоне Юга сейчас нельзя — там патрули "Чистильщиков" рыщут.

Саня протянул парню маленький, похожий на таблетку, чип.

— Это маячок. "Пиявка". Когда приедешь к ней, незаметно прилепи его к ее входной двери или щитку. Он будет ретранслировать сигнал её телефона, даже если он выключен. Нам нужно будет знать, когда она дома, чтобы проверить, прошла ли наша магия.

Ксюша и Вика тем временем собирали "гуманитарный груз". В старый, потертый рюкзак Дани летело все самое ценное и калорийное: банки с тушенкой, сгущенка, пачка чая, сахар, крупа. И, конечно, пачка соли.

— И вот, — Ксюша вложила сверху теплые шерстяные носки и пару таблеток мощного обезболивающего (единственное, что было в их аптечке не военного назначения). — Если у нее болит спина или суставы, это поможет.

Игорь подошел последним. Он протянул Дане маленький герметичный контейнер.

— Самое главное — ее ID-карта. Она наверняка где-то валяется, заблокированная. Скажи ей... скажи, что хочешь попробовать ее починить. Или что знаешь хакеров. Не говори про нас. Не называй имен. Просто забери карту. Без ее физического чипа мы не сможем перепрошить данные в реестре. Понял?

— Понял, — Даня застегнул шлем. — Приеду — заберу — уеду. Никаких следов.

— И еще, — Игорь посмотрел ему в глаза. — Если встретишь патруль... ты знаешь протокол. Сбрасываешь рюкзак и уходишь налегке. Еда того не стоит. Ты — стоишь.

Даня сел на байк. Щелкнул тумблер. Электромотор тихо загудел.

— Я привезу карту. Она хорошая тетка. Она не заслужила такой жизни.

Мотоцикл бесшумно скользнул к выходу из паркинга и растворился в снежной пелене ночи. «Стриж» снова вылетел на охоту. Только в этот раз его добычей была надежда.

Электрическое Небо

«Стриж» бесшумно скользил по пустому проспекту Ветеранов. Электромотор едва слышно жужжал, но этот звук тонул в плотном, вибрирующем басе, который бился в наушниках шлема. Даня включил Neurobeat — Electric Sky на полную громкость.

«Whispers in the neon glow…» (Шепот в неоновом свете...)

Мимо проносились коробки спящих многоэтажек. В редких окнах горел холодный голубой свет телевизоров. Люди спали, уверенные, что система их бережет. Они не знали, что прямо под их окнами едет призрак — пятнадцатилетний пацан, которого не видит ни одна камера, но который везет в кармане ключ к чьей-то жизни.

«City sleeps but I won’t slow…» (Город спит, но я не замедлюсь…)

Даня прибавил газу. Скорость 80. Ледяной ветер бил в визор, но ему было жарко. Злость, которую он чувствовал, теперь переплавилась в холодную, ритмичную решимость. Он вспомнил ее руки, дрожащие над банкой сгущенки. Соль. Просто соль.

— Сволочи, — прошептал он, и его голос слился с синтезированным вокалом в ушах.

«Every shadow hides a spark…» (Каждая тень скрывает искру…)

Он проезжал под массивными опорами ЛЭП. Высоковольтные провода гудели над головой, создавая помехи в музыке — треск статики вплелся в трек, как будто так и было задумано. Для него это были не просто провода. Это была кровеносная система их нового "зверя", которого они растили. Там, в этих кабелях, уже жили "черви" Сани, ползали пакеты "Кассандры". Город, казавшийся мертвым и враждебным, на самом деле был полон скрытой жизни. Их жизни.

«Boom boom it all collides, Electric skies…» (Бум-бум, всё сталкивается, Электрические небеса…)

На припеве бит ударил так, что у Дани перехватило дыхание. Он вылетел на пустую эстакаду ЗСД. Башня «Лахта-центра» пронзала низкие тучи, светясь ядовито-зеленым. Электрическое небо. Буквально. Над городом висел этот бесконечный купол сигналов — 5G, Wi-Fi, военные частоты, радары.

И он, маленький пиксель на карте, летел сквозь эту сеть, невидимый и свободный.

— Мы вас сделаем, — сказал он ветру. — Мы перепишем этот код.

«Nothing here will stay the same…» (Здесь ничто не останется прежним…)

Эта мысль успокоила его. Ничто не останется прежним. Завтра Елена Викторовна проснется, и у нее будет шанс. Завтра наступит вторник, и тысячи роботов получат новую душу. Мир менялся под колесами его старого байка, в ритме этой музыки. Земля дрожала — не от землетрясения, а от перемен, которые они несли.

«Feel the ground shake beneath your feet…» (Почувствуй, как земля дрожит под ногами…)

Тень Милосердия

Юг встретил Даню запахом угольного дыма и сырости. Здесь, в отличие от стерильного центра, пахло бедностью. Фонари горели через один, асфальт был покрыт ледяной коркой, которую никто не посыпал реагентами.

Даня ехал осторожно, прижимаясь к обочинам. Его шлем в режиме ночного видения выхватывал зеленые силуэты патрульных дронов, висящих высоко над проспектами. Но они его не замечали. «Хамелеон», даже в тестовой версии, работал — для системы он был просто сбоем пикселей, тенью кошки, ветром.

Он свернул во дворы на улице Зины Портновой. Дом Елены Викторовны стоял как гнилой зуб в челюсти города. Пятиэтажка, предназначенная под снос еще пять лет назад. Половина окон забита фанерой, парадная дверь висит на одной петле.

Даня заглушил мотор в кустах у подъезда, накрыл байк старым брезентом, который нашел тут же (маскировка под мусор).

Поднялся на первый этаж. Дверь квартиры №4, обитая рваным дермантином, выглядела жалко. Звонок был вырван с мясом.

Он тихо постучал. Три коротких, два длинных — их старый условный стук.

Тишина.

Он постучал снова, настойчивее.

За дверью послышались шаркающие шаги.

— Кто там? — голос был слабым, надтреснутым.

— Тёть Лен, это я. Даня. Помните?.

Щелкнул замок. Дверь приоткрылась на цепочку. В щели показалось исхудавшее лицо женщины с серыми, потухшими глазами. Она куталась в старый пуховый платок поверх кофты.

— Данилка? — она ахнула, и в ее голосе прозвучал не страх, а неверие. — Живой... Господи, я думала, тебя давно в приют забрали. Или хуже...

Она впустила его. В квартире было холодно, почти как на улице. Пахло старыми вещами и лекарствами (которых уже не было). На кухне горела одна-единственная свечка — электричество давно отключили за неуплату.

Даня, не разуваясь, прошел на кухню и сбросил тяжелый рюкзак на стол.

— Я ненадолго, тёть Лен. Нельзя мне светиться. Я вам тут... гостинцев привез. От Деда Мороза.

Он начал выкладывать банки. Тушенка. Сгущенка. Крупа. Соль.

Женщина смотрела на эти банки как на сокровища. Она протянула руку, коснулась холодной жести банки с тушенкой, словно боясь, что это галлюцинация.

— Откуда это, Даня? Ты... ты не украл?

— Нет, — твердо соврал он (ну, почти не соврал). — Друзья помогли. Хорошие люди. Они знают про вас.

Елена Викторовна села на табурет и вдруг заплакала. Тихо, беззвучно, закрыв лицо руками.

— Соль... — прошептала она. — Господи, просто соль. Спасибо, сынок. Спасибо.

Даня неловко помялся. Ему нужно было выполнить вторую часть задания.

— Тёть Лен, послушайте. У меня мало времени. Те люди... мои друзья... они могут помочь с документами. Попробовать, по крайней мере.

Она подняла на него заплаканные глаза.

— Какими документами? Я никто, Даня. Я ноль. Мою карту заблокировали навсегда.

— А вы дайте мне ее. Просто дайте. Я покажу знающим людям. Может, чип перепрошьют или... ну, короче, хуже уже не будет, правда.

Она грустно улыбнулась, встала и подошла к серванту. В пустой хрустальной вазочке лежала пластиковая карточка. Пыльная, поцарапанная. Единая Карта Гражданина. Её билет в жизнь, который стал просто куском пластика.

— Забирай, — она протянула ему карту. — Только не подставься сам. За помощь "нулевым" — статья.

— Не подставлюсь, — Даня спрятал карту в нагрудный карман, ближе к сердцу.

Уходил он с тяжелым сердцем. Оставлять её здесь, в этом склепе, было невыносимо. Но он знал, что если всё получится, завтра она проснется не изгоем, а гражданином.

— Я вернусь, — пообещал он на пороге. — И у вас снова будет свет. Обещаю.

Он вышел в ночь, сел на «Стриж» и погнал обратно, сжимая в кармане маленький кусок пластика, который весил сейчас больше, чем вся его жизнь.

Хирургия Судьбы

Даня вошел в бункер, снимая запотевший шлем. Его волосы слиплись, лицо раскраснелось от ветра. Он молча подошел к столу Сани и положил перед ним маленький, потертый кусочек пластика — ID-карту с полустертой фотографией женщины в очках.

— Доставил, — выдохнул он. — Она там... совсем плохая. Ребята, сделайте красиво. Пожалуйста.

Саня взял карту в руки, повертел.

— Сделаем, мелкий. Сделаем. Сергей, подключайся.

Он вставил карту в считыватель. На экране терминала высветилась безжалостная красная надпись: «STATUS: BLOCKED. REASON: ADMINISTRATIVE CODE 14.8. SOCIAL RATING: 0.»

— Жестоко, — прокомментировал Сергей, садясь за соседний терминал. — "Нулевой" статус означает полную гражданскую смерть. Ей даже в метро не зайти, турникет не пустит. И карту в аптеке не примут.

Он хрустнул пальцами.

— Ладно. Начнем с зачистки. Мне нужен доступ к базе ФМС и Муниципального реестра Южного округа. У нас есть бэкдор в администрации района, тот самый, через который мы светофоры ломали?

— Обижаешь, — усмехнулся Саня. — Тоннель активен. Я уже внутри.

Началась работа, больше похожая на редактирование википедии, чем на голливудский взлом. Никаких летящих черепов и красных окон. Просто скучные таблицы базы данных.

— Так... запись об увольнении по статье 33 "Нецелевое расходование"... — Сергей нашел строку. — Удаляем. Меняем на... "Сокращение штата в связи с реорганизацией поликлиники №44". Дата... поставим год назад. Статус: "Положительная характеристика".

— Готово, — подтвердил Саня. — Теперь биржа труда. Она числится как "уклонист от общественных работ". Исправляем на "Временная нетрудоспособность по уходу за родственником". Справку я сейчас сгенерирую, печать больницы возьму из базы Голема.

Но самым сложным были деньги. Просто нарисовать цифры на счету было нельзя — блокчейн цифрового рубля был защищен на уровне, недоступном даже им (пока). Любая "левая" транзакция была бы видна.

— Мы не можем просто перевести ей крипту, — задумался Сергей. — Ей нужны легальные, "белые" рубли, чтобы купить хлеб в "Магните".

— Социальный фонд, — вдруг сказала Вика, заглядывая через плечо. — Помните, мы скачали базу пенсионного фонда? Там есть "спящие" счета. Фонды для ветеранов, разовые выплаты к праздникам, которые никто не получает, потому что бюрократия съедает уведомления.

— Гениально, — оценил Сергей. — Ищем фонд... Вот. "Ветеран Труда. Поддержка пенсионеров в трудной жизненной ситуации". Бюджет не исчерпан. Оформляем ей задним числом заявку на "материальную помощь в связи с утерей имущества". Сумма... 475 000 рублей. Не много, чтобы вызвать подозрение финмониторинга, но достаточно, чтобы выжить.

— Плюс восстанавливаем пенсию по стажу, — добавил Саня. — Система "забыла" начислить ей за последние полгода из-за блокировки. Перерасчет. Бац. Еще 950 тысяч падают на счет законно.

Последний штрих — медицинская лицензия.

— Реестр Минздрава — крепкий орешек, — нахмурился Сергей. — Там подпись через Госуслуги.

— А мы не будем ломать реестр, — хитро прищурился Саня. — Мы просто поменяем статус лицензии с "Отозвана" на "Приостановлена". Это позволит ей легально консультировать или устроиться медсестрой в частную клинику без лишних проверок. А через месяц система автоматически обновит статус на "Активна", если не будет новых нарушений.

Саня нажал «Commit Changes». По экрану пробежала зеленая волна.

Затем он вытащил карту из считывателя и снова вставил.

Терминал пискнул.

«STATUS: ACTIVE. RATING: 65 (NORMAL). BALANCE: 1 425 400 RUB.»

— Мы сделали это, — выдохнул он, протягивая пластик Дане. — Теперь она снова человек. Гражданин Российской Федерации с правом на жизнь.

Даня взял карту дрожащими руками.

— Вы волшебники, — прошептал он.

— Нет, — покачал головой Сергей. — Мы просто системные администраторы этой реальности. Завтра верни ей карту. И скажи... скажи, что произошла ошибка в базе. Пусть думает, что системе просто стало стыдно. Не надо ей знать про нас. Меньше знаешь — крепче спишь.

Протокол "Милосердие". Возвращение в Мир Живых

Вечер на Юге был сырым и промозглым. Даня стоял в тени козырька подъезда, переминаясь с ноги на ногу, и грел руки дыханием. Он уже минут пять ждал, пока Елена Викторовна спустится.

Она вышла к нему не сразу. Она собиралась. Впервые за полгода она не просто накинула платок, чтобы выбежать до мусорки. Она надела свое единственное "приличное" пальто, которое берегла в шкафу. Почистила его щеткой. Аккуратно повязала шарф. Она не хотела выглядеть как "нулевая", когда пойдет в магазин. Она хотела выглядеть как человек. В руках у нее была старая матерчатая сумка-шоппер, выцветшая, но чистая.

Она подошла к Дане, кутаясь в воротник. Ее глаза лихорадочно блестели. В руке она сжимала пластиковую карту так, что побелели костяшки.

— Ты уверен, Данилка? — ее голос дрожал, срываясь на шепот. — Если на кассе запищит... они вызовут охрану. Меня заберут. Я не выдержу изолятора, сынок. Я там умру.

— Не запищит, — твердо сказал он, хотя у самого внутри всё сжималось от страха за нее. — Мой друг... он работает там, в системе. Он проверил базу. Там сбой был. Ошибка оператора. Вам перерасчет сделали и статус вернули. Честно.

— Перерасчет? — она горько усмехнулась, не веря. — Кому я нужна... Обо мне давно забыли.

— Нам нужны. Идите. Я здесь постою, подожду. Буду смотреть. Если что... я рядом.

Она сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в холодную воду. И пошла.

Магазин "Магнит" сиял грязно-желтыми окнами в конце двора. Цены на витринах в этом году кусались: молоко — 180, хлеб — 95. Елена Викторовна вошла в автоматические двери, и те послушно разъехались. Это был первый знак. Раньше датчики часто игнорировали "нулевых", настроенные на активные ID-чипы.

Она долго ходила между рядами. Она не брала ничего лишнего, боясь, что денег на карте не хватит даже на самое необходимое. Буханка "Бородинского". Пакет молока 2,5%. Десяток яиц (самой дешевой категории). И — маленькая, запретная роскошь — упаковка дешевого печенья "К чаю". Ее руки дрожали, когда она складывала продукты в корзину. Она отвыкла от этого простого права выбора. Она привыкла быть тенью, которую гонят. А теперь она была покупателем.

Даня наблюдал за ней через витрину, пряча лицо в воротник куртки.

Очередь на кассе двигалась мучительно медленно. Вот она выкладывает продукты на ленту. Кассирша, полная женщина с усталым лицом, механически сканирует штрих-коды.

— Тысяча двести сорок рублей. Карта лояльности есть? — вопрос прозвучал как выстрел.

Елена Викторовна вздрогнула.

— Нет... Только социальная.

Она протянула пластик.

Кассирша, не глядя, взяла его и вставила в щель терминала.

— Введите пин-код.

Пальцы Елены Викторовны зависли над кнопками. Она забыла его. Паника накрыла с головой.

Нет, вспомнила. Год рождения сына.

Нажала. Зеленая кнопка "Ввод".

На экране терминала закрутилось кольцо загрузки. Секунда. Две. Три.

Даня за стеклом перестал дышать.

ПИ-И-ИП.

Короткий, звонкий, веселый звук.

«ОПЛАТА ПРОШЛА УСПЕШНО. СПАСИБО ЗА ПОКУПКУ».

Зеленый диод мигнул ей, как старый друг.

Да Будет Свет

Кассирша равнодушно швырнула карту и чек на тарелочку.

— Следующий!

Елена Викторовна стояла, глядя на чек, как на приговор о помиловании. Она моргнула, еще раз. Потом медленно, словно во сне, сложила продукты в сумку. Ее плечи, привычно сгорбленные под грузом унижения, распрямились. Она вышла из магазина, прижимая сумку к груди, как самое дорогое сокровище.

Даня встретил ее у подъезда.

— Ну как?

— Сработало... — она улыбнулась ему, и эта улыбка была робкой, как первый луч солнца после полярной ночи. — Спасибо, Данька. Ты не представляешь...

Они поднялись в квартиру. Темнота встретила их холодом и запахом сырости. Свеча на столе почти догорела. Елена Викторовна начала суетливо выкладывать продукты.

— Я сейчас... я чай поставлю. Вот, печенье возьми.

Она замерла, держа в руке пустой чайник.

— Ох, Дань... А чаю-то не попьем. Газ отключен. Света нет. Чайник электрический... — она беспомощно опустила руки. — Вода только холодная есть.

— Это поправимо, — спокойно сказал Даня. Он достал свой смартфон. — У вас телефон с NFC? Доставайте.

Она принесла старенький аппарат, который держала выключенным, чтобы не разряжать (заряжать приходилось у соседей или в торговых центрах).

— Зарядки мало, — предупредила она.

— Хватит. Смотрите.

Даня включил на телефоне раздачу интернета. Потом взял её карту и приложил к задней крышке своего смартфона.

— Заходим в приложение ЖКХ... Авторизация через карту... — комментировал он свои действия.

На экране высветился баланс. Красным. Долг за шесть месяцев. Сумма пугающая.

— Не бойтесь, — успокоил он её, увидев ужас в ее глазах. — У вас на карте теперь есть деньги. Фонд перевел. Нажимаем «Оплатить всё».

Елена Викторовна зажмурилась.

— Платеж отправлен, — сказал Даня. — Теперь магия. Система умная. Как только долг погашен, она отправляет сигнал на "умный" щиток в подъезде.

Он посмотрел на часы.

— Минута. Две...

В квартире стояла тишина. Было слышно, как капает кран на кухне.

— Дань, это сказки... — начала было она.

Щелк.

Громкий, сухой щелчок автомата в коридоре.

Под потолком моргнула и ровно загорелась пыльная лампочка в "груше". Кухня мгновенно преобразилась, наполнившись теплым желтым светом.

Загудел холодильник, вздрогнув всем своим старым корпусом, словно отряхиваясь от сна. Зажегся красный огонек на телевизоре в углу. Чайник на подставке пискнул, приветствуя подачу энергии.

Елена Викторовна ахнула и закрыла рот рукой. Слезы покатились по ее щекам, но она не вытирала их.

— Свет... — прошептала она. — Свет дали.

Она подошла к выключателю и щелкнула им. Свет погас. Щелкнула снова — загорелся. Она смеялась сквозь слезы, как ребенок.

Через десять минут они сидели за столом. Чайник весело шумел, наполняя кухню паром и теплом. Они пили горячий чай с дешевым печеньем, и вкуснее этого Даня ничего не ел. Он объяснял ей, как теперь пользоваться приложением, как заказывать доставку, чтобы не таскать тяжести.

— Вы теперь в системе, тёть Лен. Вы — человек. Пользуйтесь. И никому не говорите, откуда деньги. Скажите — перерасчет пенсии. Ошибка бухгалтерии. Они поверят. Бюрократия.

Он допил чай и встал.

— Мне пора. Ребята ждут.

Она обняла его на прощание. Крепко, по-матерински. От нее пахло старыми духами и... надеждой.

— Передай им спасибо. Я не знаю, кто они. Ангелы или демоны. Но спасибо. И ты... береги себя, сынок.

Даня вышел в ночь. Мороз больше не казался ему таким злым. Он сел на свой «Стриж», включил музыку в шлеме и погнал обратно, в бункер. Впереди была война, но за спиной он оставил мир, в котором снова зажегся свет. И этот свет зажег он.

Полет над Электрическим Океаном

Он выкатил «Стрижа» из укрытия в темном дворе. Ледяной ветер тут же ударил в лицо, но под шлемом было тепло. В нагрудном кармане больше не было заветной карты — она осталась там, где и должна быть, в руках живого человека. Вместо нее там грело что-то другое. Чувство, которое он почти забыл за последние месяцы. Чувство правильности происходящего.

Даня нажал кнопку стартера. Электромотор отозвался мягким, уверенным гудением, похожим на мурлыканье большой кошки. Он выехал со двора, прощаясь с темным силуэтом хрущевки, в одном окне которой теперь горел ровный, теплый свет. Этот единственный светящийся прямоугольник среди черных провалов пустых квартир казался ему ярче, чем весь центр города.

Он выехал на широкий, пустынный проспект Ветеранов, направляясь к выезду на ЗСД. Снег, искрящийся под оранжевыми фонарями, лежал ровным слоем. Даня включил музыку. Neurobeat — Electric Sky снова заполнил его сознание, но теперь текст звучал иначе. Не как угроза, а как гимн.

«Whispers in the neon glow…»

Он не прятался. Ему больше не хотелось красться по теням. «Хамелеон» работал, скрывая его от камер, но для себя он был видимым как никогда. Он разогнался. Скорость росла: 60... 80... 100. Ветер свистел в вентиляции шлема, пытаясь перекричать биты. Мотоцикл летел над обледенелым асфальтом, унося его прочь от спальных районов Юга.

Мимо проносились коробки спящих многоэтажек. Люди там спали, уверенные, что система их бережет. Они не знали, что прямо под их окнами летит призрак — пятнадцатилетний пацан, который только что доказал, что эту систему можно победить. Что один человек с правильным кодом может вернуть свет в их дома.

«Boom boom it all collides...»

Он вылетел на эстакаду ЗСД, поднимаясь над городом. Справа, внизу, открылась панорама ночного порта — лес кранов, контейнеры, корабли, живущие своей жизнью. А далеко впереди, на горизонте, сквозь низкие тучи пробивалась зеленая игла «Лахта-центра». Там, рядом с этой иглой, на темном пятне Намыва, его ждал дом.

— Мы вас сделаем, — крикнул он в пустоту шлема, перекрывая рев ветра. — Мы уже вас сделали. Вы просто еще не поняли.

Он гнал на Север, к заливу. На въезде на Намыв он сбросил скорость. Здесь было тише и темнее. Ветер с моря нес запах соли и свободы. Он проехал мимо КПП заброшенной стройки, где все началось. Вспомнил, как боялся и ненавидел этих людей в первую ночь. Хакеров, инженеров, шпионов. Теперь они были его семьей. Странной, поломанной, опасной, но настоящей семьей, которая не бросает своих.

Он въехал в паркинг. Гермодверь открылась, впуская его в тепло и свет бункера.
Мотоцикл замер. Даня заглушил мотор и стянул шлем. Его волосы были мокрыми, руки слегка дрожали от напряжения руля, но на лице была улыбка.
— Я дома, — сказал он тишине паркинга. И это была правда.

— Илья, — окликнул Кир, который рассматривал коробки с AR-очками. — Ты прошивку залил? А то я надеваю, а там китайское меню и реклама.

— Залил, залил, — отозвался Илья. — Канал пятый, шифрование наше. Надевай.

Кир нацепил легкие очки с прозрачными линзами. Мир вокруг него преобразился. Поверх реальной картинки бункера наложились полупрозрачные окна с данными. Он посмотрел на Саню — над головой хакера всплыл статус: «Мужчина. ~23 года. Пульс 80. Спокоен.».

— Хе-хе, — оценил Кир. — Реально работает. Теперь мы как в «Матрице», только без Нео.

Илья, который в это время настраивал фокус проектора, поднял бровь и кинул на Кира быстрый взгляд поверх своих настоящих очков.

— Смотрел «Матрицу»?

— А то! Конечно, — с энтузиазмом ответил Кир. — Эталон киберпанка. У нас чем-то похожая ситуация. Мы — повстанцы, вокруг — агенты Смиты...

— Матрица — это метафора, — перебил его Илья, и в его голосе прозвучала неожиданная глубина. — Сон в Матрице — это сон людей, которые забыли, что такое свобода. Которым комфортнее быть батарейками, чем жить. Наша задача — не просто драться с агентами. Наша задача — разбудить их, разбив этот пузырь.

Кир на секунду замолчал, обдумывая слова инженера, а потом кивнул.

— Глубоко копаешь, Дед. Дань, примерь.

Даня, который помогал Ксюше и Вике разбирать очередную коробку с припасами на кухне, с любопытством подошел. Ему тоже досталась пара очков.

— Вау, это ж имба! — воскликнул он, вертя головой. — Прям как в той игре... ну, где зомби мочить. А можно туда прицел вывести? Ну, чисто по фану?

— Можно, — серьезно ответил Илья. — Но сначала ты выведешь туда список инвентаря. И пересчитаешь все гайки в мастерской. Это будет твой первый квест, сталкер.

Даня скривился.

— Ну блин, это кринж какой-то. Я думал, мы тут киберпанк мутим, а не складской учет.

— Киберпанк начинается с порядка, — наставительно произнес Илья. — Иди считай.

Пока парни развлекались с новой реальностью, на кухне шла своя битва. Вика и Ксюша решили, что спартанский быт пора заканчивать. Они подключили трофейную посудомоечную машину (да, в бункер провели воду от больших бочек через насос) и теперь загружали в нее гору грязных кружек, накопившихся за неделю.

— Слушай, — Вика загружала таблетку моющего средства. — А что мы будем делать, когда вода кончится? Этих бочек на неделю, не больше.

— Сергей обещал решить вопрос с "Кристальной Слезой", — ответила Ксюша, протирая стол новой тряпкой. — Если его план с подставой выгорит, у нас будет безлимит. А пока... пока я нашла в одной из коробок сухой шампунь. Хочешь?

— Боже, да! — Вика чуть не выронила тарелку. — Я уже забыла, как это — чувствовать себя человеком, а не замасленной ветошью.

В "операционной зоне" работа перешла в новую фазу. Саня, наконец, поднял голову от монитора.

— Я закончил первичный анализ, — объявил он. — В «Чистильщике» стоит не просто нейросеть. Там гибрид. Базовая логика — жесткая, алгоритмическая, "вижу цель - атакую". А вот поверх нее натянута нейронка для адаптации. Та самая, которую мы "сломали" своим вирусом.

Кир подошел к нему, глядя на код через свои новые очки.

— И что мы можем с этим сделать?

— Мы можем вырезать кусок, отвечающий за "адаптацию", и заменить его на наш модуль. На тот, что нам прислал Марк с Юга.

— "Хамелеон"?

— Да. Но нам нужно сшить их. Код Южан написан на другом языке, у них своя архитектура. Мне нужен конвертер. И кофе. Много кофе.

В этот момент на большом экране проектора, который только что настроил Илья, всплыло окно видеосвязи. На связи был Юг. Марк "Пророк" сидел в своем стерильном кабинете, и его кибер-глаз светился красным в полумраке.

— Привет, Север, — его голос звучал искаженно, но узнаваемо. — Мои инженеры закончили сборку. Мимикрия готова. Мы научили нейросеть игнорировать не только лица, но и походку, жесты, микровыражения. Для системы мы теперь — самые скучные люди на свете. Готовы принимать?

Игорь подошел к микрофону.

— Готовы, Марк. Кидай. У нас есть "мозги" Чистильщика. Мы хотим объединить твою с его боевыми протоколами. Сделать так, чтобы он не просто нас не видел, а "боялся" нас трогать.

— Амбициозно, — усмехнулся Пророк. — Ловите. Отправил ссылку.

На экране побежала полоса загрузки. Гигабайты данных, накопленные биохакерами Юга, перетекали на Север, чтобы слиться с украденными технологиями. Пазл начал складываться.

— Пятьдесят семь процентов, — прокомментировал Саня, глядя на ползущую полосу загрузки. — Канал медленный. Марк гонит данные через тройное шифрование, чтобы «Око» не учуяло всплеск трафика.

Пока код "Хамелеона" медленно перетекал на серверы бункера, жизнь в убежище шла своим чередом. Илья, закончив с проектором, переключился на более приземленные задачи. Он взял стремянку и полез к вентиляционному коробу под потолком.

— Вытяжку надо почистить, — бурчал он, откручивая решетку. — Мы тут надышали, как в бане. Плюс испарения от канифоли. Если не прочистим, датчики задымления сработают, и нас зальет пеной.

Даня, который закончил считать гайки (к своему удивлению, их оказалось ровно 428), подошел к Илье.

— Помочь?

— Держи решетку, — Илья спустился вниз, передавая парню пыльный металлический квадрат. — И протри ее спиртом. Потом фильтры поменяем.

В кухонной зоне Ксюша и Вика решили устроить настоящий обед. Не из банок, а приготовленный на новой плитке. Запах жареного лука и тушенки, смешанный с ароматом свежего кофе, мгновенно наполнил помещение, делая его удивительно домашним.

— Кто бы мог подумать, что самым дефицитным навыком в апокалипсисе будет умение варить макароны так, чтобы они не слипались, — пошутила Ксюша, помешивая варево в большом котле.

Вика, нарезая хлеб (трофейный, чуть черствый, но съедобный), улыбнулась.

— Знаешь, я тут подумала... Мы столько сил тратим на то, чтобы стать невидимыми. А может, нам нужно наоборот? Стать видимыми? Показать людям, что мы есть?

— Рано, — ответил подошедший Сергей. Он только что вернулся из своей "командировки" в душ, который они обустроили этажом выше. Волосы у него были мокрые, вид — посвежевший. — Если мы покажемся сейчас, нас раздавят. Люди напуганы. Они поверят телевизору, который скажет, что мы террористы. Сначала мы должны дать им альтернативу. Дать им "тишину".

В этот момент Саня вскочил со стула.

— Есть! Загрузка завершена. Файлы распакованы.

Кир подлетел к нему.

— Что там? Покажи архитектуру.

Саня вывел на проектор схему нейросети Южан. Это была сложная, многослойная структура.

— Смотрите, — он указкой (лазерной, конечно) обвел блок. — Они используют рекуррентные слои для анализа движения во времени. Это гениально. Система не просто смотрит на кадр. Она смотрит на последовательность. Если человек идет уверенно, ритмично, не оглядывается — система помечает его как "уверенного гражданина". Если сутулится, дергается — "подозрительный".

— А наш патч "Опухоль"? — спросил Игорь.

— Он работает проще. Он просто "размывает" лицо. Если мы объединим эти два подхода... — Саня задумался. — Мы сможем сделать так, что для системы мы будем выглядеть как "уверенные граждане с нечитаемыми лицами". Идеальная маскировка.

— А теперь самое вкусное, — Кир подключил к системе блок памяти «Чистильщика». — Давайте посмотрим, как эта тварь думает.

На экране появилась другая схема — жесткая, угловатая, похожая на кристалл.

— Боевые протоколы, — прокомментировал Илья, вытирая руки от пыли. — Никакой лирики. "Обнаружение - Идентификация - Ликвидация". Три шага.

— Нам нужно вклиниться между первым и вторым шагом, — сказал Саня. — В момент, когда он нас обнаружил, но еще не идентифицировал как врага. Мы подсунем ему ложный маркер. Маркер "Свой".

— Но у него есть защита от подмены, — напомнил Сергей. — Цифровая подпись Ведомства. Если мы просто впишем туда "Саня = Друг", система отторгнет этот кусок кода как поврежденный.

— Верно, — кивнул Саня. — Нам нужен ключ подписи. Закрытый ключ. И он должен быть где-то здесь, в ядре.

Он начал рыться в HEX-коде прошивки.

— Это как искать иголку в стоге сена, который еще и зашифрован, — пробормотал он. — Но у меня есть идея. "Кассандра".

— Ты хочешь натравить наш ИИ на код робота? — удивился Кир.

— Да. Пусть она ищет паттерны энтропии. Ключи шифрования всегда выглядят как белый шум, но у них есть математическая структура. Кассандра найдет ее быстрее, чем мы.

Саня запустил процесс. На экране побежали графики загрузки кластера. Гудение серверов усилилось, перекрывая даже шум вытяжки.

— Обед готов! — громко объявила Ксюша.

Все, как по команде, отвлеклись от экранов. Война войной, а обед по расписанию. Они сели за свой импровизированный стол, и впервые за долгое время это был не просто перекус на бегу, а настоящий, горячий обед.

— Вкусновое, — с набитым ртом сказал Даня. — Почти как у мамы...

Он осекся, но никто не отвел взгляда. Игорь просто подложил ему еще макарон.

— Ешь, боец. Тебе силы нужны. Скоро мы пойдем ломать самую большую игрушку в этом городе.

Ключ Императора

На часах было 23:45. Бункер погрузился в режим ночной работы: основной свет был приглушен, работала только контурная подсветка и сияние десятков мониторов.

Сергей стоял у проектора, на который выводился календарь обновлений РЦОД, добытый через бэкдор "Ключник".

— Следующий глобальный апдейт — вторник, 03:00, — он обвел дату красным маркером (виртуальным, на экране планшета). — Это не просто патч. Это критическое обновление безопасности ядра, версия 4.2. Они латают дыры, через которые мы увели "Сокола".

— Ирония судьбы, — хмыкнул Илья, который перебирал сервопривод для манипулятора, который они хотели поставить на своего "Мула". — Мы заставили их выпустить обновление, которое мы же и подменим.

— Именно, — кивнул Сергей. — Пакет рассылается веерно. Сначала — на узловые станции связи. Потом — на роботов, дроны и стационарные камеры. Если мы подменим файл в репозитории РЦОД за минуту до начала рассылки, система сама разнесет нашу "заразу" по всему городу.

— Но есть проблема, — напомнил Кир. — Валидация. Перед установкой каждый робот сверяет контрольную сумму файла с подписью сервера. Если байт не сойдется — обновление отклоняется.

В этот момент динамики "Кассандры" издали мягкий мелодичный перезвон. На главном экране загорелась надпись: «PATTERN MATCH FOUND. PROBABILITY: 99.8%».

Саня подлетел к консоли.

— Есть! Она нашла его!

На экране отобразился фрагмент кода — хаотичный набор символов длиной в 4096 бит.

— Это приватный ключ? — спросил Даня, заглядывая через плечо.

— Почти, — Саня быстро пробежался пальцами по клавишам. — Это "тень" ключа. Сам ключ зашит в защищенную область памяти процессора робота (Secure Enclave), мы не можем его прочитать напрямую. Но Кассандра нашла алгоритм, по которому робот проверяет подпись. Зная алгоритм проверки, мы можем сгенерировать такую подпись, которая пройдет проверку, даже если у нас нет оригинального ключа.

— Коллизия хэша? — догадался Кир. — Ты хочешь создать фейковую подпись, которая математически идентична настоящей?

— Да. Это сложно, но возможно. Нам нужно подобрать такую последовательность байтов в конце нашего файла прошивки, чтобы его хэш совпал с хэшем оригинального обновления.

— Сколько времени это займет? — спросил Илья.

— На обычном компе — миллион лет. На нашем кластере, с помощью Кассандры... — Саня посмотрел на показатели производительности. — Около двадцати часов.

— Мы успеваем, — Сергей посмотрел на часы. — Сейчас воскресенье, полночь. До вторника, 03:00, у нас больше суток. Запускай перебор.

Саня нажал Enter. Кластер взвыл кулерами, выходя на максимальную мощность. Тепло от серверов стало ощутимым физически.

— Теперь ждем, — выдохнул он. — И молимся, чтобы электричество не вырубили.

В это время Даня подошел к Илье.

— Дядь Илья, а можно мне... попробовать?

— Что попробовать?

— Ну, программировать робота. Саню отвлекать нельзя, он занят. А я... я читал мануалы, которые вы скачали. Про скриптовый язык управления движением.

Илья с интересом посмотрел на парня.

— Хочешь научить его танцевать?

— Нет. Хочу научить его быть полезным. Таскать тяжести, открывать двери. Ну, чтобы он был не убийцей, а... помощником.

Илья улыбнулся.

— Хорошая мысль. Вон, бери планшет, подключайся к сервисному порту. Только в боевые настройки не лезь, а то он нам тут джигу станцует на головах.

Даня взял планшет и сел рядом с разобранным «Чистильщиком». Для него это была не просто машина. Это был зверь, которого нужно было приручить. Он начал писать простые команды: «Поднять левую переднюю лапу», «Повернуть корпус на 10 градусов». Робот, послушный его воле, начал оживать, дергаясь и жужжа сервоприводами.

Жажда Шантажа

В бункере царила сонная, вязкая тишина, нарушаемая лишь натужным воем кулеров серверной стойки, которая работала на пределе, перемалывая последние биты шифрования. Основной свет был погашен, пространство освещалось лишь синеватым сиянием мониторов и теплым, мерцающим светом той самой гирлянды, которую Игорь повесил вчера.

Вика и Ксюша спали на диванах в лаунж-зоне, укрывшись пледами и куртками. Даня устроился прямо на ковре в мастерской, положив голову на рюкзак, рядом со своим новым другом — разобранным роботом.

Игорь стоял в кухонном углу, где из вентиляционного короба теперь выходила хитрая конструкция из серой полипропиленовой трубы, обмотанной утеплителем. Это был финал его ночной работы — магистраль, соединяющая бункер с бочками на техническом этаже. Он затянул последний хомут на шаровом кране, прикрученном к стене над раковиной, и медленно повернул рычаг.

Труба вздрогнула, внутри зашумело, и через секунду из крана ударила тугая струя воды, наполняя подставленную пятилитровую бутыль. Давление было отличным — перепад высот в три этажа делал свое дело.

— Работает, — тихо выдохнул Игорь, закрывая кран. — Самотек. Больше не надо таскать тяжести по лестнице.

Он набрал полный чайник, включил его и подошел к столу в рабочей зоне, где сидел Сергей. Безопасник выглядел так, будто не спал двое суток (что было недалеко от правды), но держался бодро, гипнотизируя взглядом экран своего ноутбука.

— Гидравлика готова, — доложил Игорь, присаживаясь рядом на край стола. — Емкость нашего каскада наверху — почти полтонны. Но это все бесполезно, если лить нечего. В бочках сейчас пусто, я только остатки для теста спустил. Сергей, что с «Кристальной Слезой»? Есть зацепки?

Сергей откинулся на спинку скрипнувшего кресла и потер красные глаза.

— Зацепки? У меня есть целое досье. Я копал их логистику через базу транспортной накладной.

Он развернул ноутбук к Игорю. На экране была карта маршрутов грузовиков компании.

— Смотри. Официально они заявляют, что вода — из артезианской скважины в экологически чистом районе Карелии. Это обосновывает конский ценник, по которому «ТехноСфера» ее закупает. Но посмотри на треки их водовозов.

Игорь вгляделся в паутину линий.

— Они крутятся только по городу и ближайшей промзоне.

— Именно, — кивнул Сергей. — Ни одна машина за последний месяц не уезжала дальше Парнаса. Их «скважина» — это обычный водопроводный кран в ангаре на 3-м Верхнем переулке. Они просто прогоняют воду через дешманские угольные фильтры, разливают в красивые бутылки и лепят наклейку «Премиум».

— Чистой воды мошенничество, — хмыкнул Игорь.

— И отличный рычаг давления, — в глазах Сергея блеснул недобрый огонек. — Я предлагаю сделку. Точнее, вымогательство во благо революции. Мы не поедем туда покупать воду. Мы заставим их привозить ее нам. Бесплатно. И еще благодарить, что мы ее берем.

Игорь вопросительно поднял бровь.

— Для этого нужны доказательства. Треки GPS к делу не подшить, они скажут, что возят воду цистернами со станции.

— Верно. Нам нужен "взгляд изнутри", — Сергей понизил голос и кивнул в сторону спящих девушек. — Ксюша. Я проверил их вакансии. У них дикая текучка на линии розлива и упаковки. Берут всех, даже без регистрации, платят налом. Ксюша идеально подходит под профиль: молодая, исполнительная, не задает вопросов.

Он быстро набросал схему на листке бумаги.

— План такой. Утром она идет туда устраиваться. Легенда — студентка, нужны деньги. Ее задача проста: смартфон в нагрудном кармане, запись включена. Пусть снимет сам процесс: как они подключают шланги к ржавой трубе, какие фильтры стоят (или не стоят), в какой грязи это все происходит.

— А потом?

— А потом на сцену выхожу я. Как официальный представитель их главного клиента — «ТехноСферы». Я приеду к директору якобы обсуждать продление контракта. Но вместо договора положу на стол планшет с видео Ксюши. И предложу выбор: либо я отправляю это в ОБЭП, Роспотребнадзор и разрываю контракт, либо...

— ...Либо раз в неделю к гаражам на Намыве подъезжает неприметная «Газель» с полной загрузкой чистой воды, — закончил Игорь с хищной улыбкой.

— Бесплатно. Пожизненно. И без лишних вопросов, — подтвердил Сергей.

— Рискованно для Ксюши, — заметил Игорь. — Если ее поймают за съемкой...

— Там работают гастарбайтеры и алкаши. Охрана — одно название. К тому же, она профи. Провернуть такое после того, как она угнала грузовик из-под носа у дронов — это как за хлебом сходить.

— Добро, — решительно сказал Игорь. — Утверждаем. Ждем, пока проснется, и инструктируем.

В этот самый момент тишину бункера разорвал резкий, мелодичный сигнал с компьютера Сани. Игорь и Сергей одновременно дернулись к монитору хакера.

На черном фоне терминала зелеными буквами горела надпись, которую они ждали больше суток:

«STATUS: SUCCESS. HASH COLLISION FOUND. PRIVATE KEY RECONSTRUCTED.»

Сергей посмотрел на Игоря.

— Вода будет. А теперь у нас есть ключи от города. Буди народ. Пора писать историю.

Операция "Водопой". Грязь

Промзона Парнас в серый понедельник выглядела как декорация к фильму про упадок цивилизации. Грязный снег, бетонные заборы и бесконечная вереница фур, вздымающих тучи реагентной пыли. Ксюша стояла у обшарпанной проходной ООО «Кристальная Слеза», стараясь слиться с серой толпой смены. Она сменила свою яркую курьерскую куртку на старый, потертый пуховик, натянула простую шапку до бровей. В кармане лежал паспорт на имя "Марии Ивановой", а в нагрудном кармане, объективом наружу через аккуратную прорезь в ткани, — смартфон в режиме записи.

— На упаковку? — хрипло спросила грузная тетка в будке охраны, даже не отрываясь от кроссворда. В окошке пахло дешевым табаком.

— Ага, — буркнула Ксюша, стараясь говорить проще.

— Иди в третий цех, к мастеру Петрович. Паспорт покажешь, если спросит. Анкету потом заполнишь.

Проникновение оказалось смехотворно легким. Никаких рамок, никакой проверки. Просто заходи и работай. Для «режимного объекта», поставляющего воду правительству, это была дыра размером с ворота.

Внутри цеха стоял оглушительный, монотонный шум линии розлива и тяжелый, влажный запах пластика, хлорки и застоявшейся воды. Условия труда здесь напоминали каторгу XIX века. Вдоль конвейерной ленты стояли женщины, в основном мигранты, их лица были серыми от усталости. Они механически, как роботы, ставили пустые бутыли под сопла и закручивали крышки.

Ксюша нашла Петровича — потного, красного мужика в грязном синем халате, который орал на грузчика.

— Новенькая? — он окинул ее мутным взглядом. — Вставай на линию, в конец. Следи, чтоб этикетки ровно клеились. Брак — в корзину. Оплата в конце смены, полторы тыщи на руки. Обед полчаса. В туалет по графику.

Ксюша встала к конвейеру. Работа была отупляющей. Мимо плыли бесконечные голубые бутыли с этикеткой «Кристальная Слеза. Природная артезианская вода. Источник №17, Карелия».

Но её глаза смотрели не на этикетки. Она снимала.

Снимала грязный пол, по которому возили тару и по которому тут же ходили в уличной обуви. Снимала рабочих, которые курили прямо в цеху, сплевывая на бетон. Снимала гору использованных фильтров, сваленных в углу и покрытых плесенью.

Через час она подняла руку.

— Мастер, мне выйти надо. Женское...

Петрович поморщился, но махнул рукой.

— Пять минут.

Ксюша вышла с линии, но пошла не в туалет. Она свернула в боковой проход, откуда тянулись толстые шланги. Там, за фанерной перегородкой, находилось "святая святых".

Она отодвинула лист фанеры и замерла.

Это был "источник". Толстая, ржавая водопроводная труба, выходящая прямо из стены, обмотанная паклей. К ней через переходник были подключены обычные садовые шланги, уходящие к ряду пластиковых колонн-фильтров, скрепленных скотчем. Один из шлангов протекал, и вода капала в подставленное ведро.

Рядом с ведром сидел облезлый рыжий кот и лениво лакал эту "премиальную" воду. А чуть дальше стоял открытый мешок с белым порошком и надписью «Сода кальцинированная. Техническая».

— Сергей, ты это видишь? — прошептала она, наводя камеру на трубу. — Никакой скважины. Тупо врезка в городскую магистраль. Они даже фильтры толком не меняют.

— Вижу, — голос Сергея в микронаушнике звучал холодно и удовлетворенно. — Отличное кино. Ржавчина, кот, техническая сода для "вкуса". Этого хватит, чтобы посадить их лет на десять. Уходи оттуда. Выходи на перекур. Я буду через 30 минут.

Цена Молчания

К воротам завода подкатил черный, сверкающий лаком корпоративный «Аурус». Охрана на проходной, увидев номера правительственной серии «ААА» и мигалку на крыше (которую Сергей "одолжил" на время), засуетилась. Шлагбаум взлетел вверх без вопросов. Машина вальяжно проехала по грязной территории и остановилась прямо у входа в административный корпус.

Сергей вышел из машины не спеша. Идеальный костюм, кашемировое пальто, кожаная папка в руках. Он выглядел как инквизитор, приехавший сжигать еретиков.

В приемной его уже ждал сам директор — Борис Аркадьевич, суетливый, полноватый мужчина с бегающими глазками, в костюме, который был ему явно мал.

— Сергей Валерьевич! Какая честь! — он бросился навстречу, протягивая потную руку. — Мы не ждали... Обычно же курьером документы... У нас все по графику, поставки минута в минуту!

Сергей руку не пожал. Он прошел мимо директора прямо в его кабинет и сел во главе стола для совещаний.

— Присядьте, Борис Аркадьевич. Разговор будет коротким.

Директор плюхнулся в свое кресло, нервно ослабляя галстук.

— Что-то случилось? Жалобы? Мы расширяем производство, вводим новые стандарты качества...

Сергей молча достал из папки планшет, поставил его на стол перед директором и нажал Play.

На экране пошли кадры, снятые Ксюшей всего полчаса назад. Ржавая труба крупным планом. Кот, пьющий из ведра под протекающим фильтром. Рабочие, грязными руками засыпающие соду в бак. Гора просроченных картриджей.

Лицо директора начало меняться. Сначала оно побледнело, потом пошло красными пятнами. Капельки пота выступили на лбу.

— Это... это провокация! — взвизгнул он, вскакивая. — Кто это снимал?! Это закрытый объект! Я подам в суд за промышленный шпионаж! Это монтаж!

Сергей спокойно смотрел на него.

— Это уголовное дело, Борис Аркадьевич. Статья 159, часть 4. Мошенничество в особо крупном размере, совершенное группой лиц. Плюс нарушение санитарных норм, повлекшее угрозу жизни. Вы поставляете воду в детские сады, в больницы, в Министерство. Вы травите людей, прикрываясь липовыми сертификатами.

Он сделал паузу.

— «ТехноСфера» платит вам миллионы за артезианскую воду. А вы льете нам из лужи. Если я отправлю это видео сейчас, через час здесь будет спецназ, а к вечеру вы будете давать показания в "Крестах". И ваши покровители вас не спасут. Они первыми от вас отрекутся.

Директор осел в кресле, словно из него выпустили воздух. Он понял, что пойман.

— Что вам нужно? — хрипло спросил он. — Деньги? Откат? Я могу предложить... мы можем пересмотреть условия контракта...

— Мне не нужны ваши грязные деньги, — с брезгливостью сказал Сергей. — И контракт мы пересматривать не будем. Вы продолжите поставлять воду по документам как обычно.

— Тогда... что?

Сергей наклонился вперед, глядя директору прямо в глаза.

— Мне нужна вода.

— Вода?

— Да. Чистая. Но не та моча, которую вы разливаете сейчас. Вы поставите новую линию фильтрации. Настоящую. И раз в неделю ваша машина — обычная «Газель», без логотипов, с самым надежным водителем, который умеет держать язык за зубами — будет привозить две тонны воды на точку, координаты которой я вам дам.

— Две тонны? Бесплатно? — директор все еще пытался торговаться.

— Бесплатно. Пожизненно. И без единой бумажки. Это ваша страховка. Пока вода едет к нам — это видео лежит в зашифрованном облаке. Как только поставка срывается — оно уходит прокурору.

Борис Аркадьевич молчал минуту. Он был жуликом, но он умел считать убытки. Потеря двух тонн воды в неделю — это копейки по сравнению с тюрьмой и конфискацией всего бизнеса.

— Хорошо, — выдавил он. — Куда возить?

— Координаты придут вам на личный телефон через пять минут. Первая поставка — сегодня, в 22:00. И не дай бог вода будет с привкусом ржавчины. Я узнаю.

Сергей встал, забрал планшет и направился к выходу.

У двери он обернулся.

— И кота уберите. Негигиенично.

Он вышел из здания, сел в машину и выехал за ворота. За углом, у автобусной остановки, его ждала Ксюша.

Она села на переднее сиденье, стягивая рабочую шапку.

— Ну как?

— Мы теперь водочные магнаты. То есть водные, — улыбнулся Сергей, впервые за день расслабляя плечи. — Вода будет. И, кажется, даже чистая. Поехали домой. Нас ждут великие дела.

За столом сидел человек в гражданском — темные брюки, свитер. Он был немолод, с сединой на висках и спокойным, внимательным взглядом. Он не был солдатом, но в его осанке чувствовалась привычка к командованию.

— Герр Фолькер, — произнес он, жестом приглашая сесть. Его тон был приветливым, почти дружелюбным. — Я Мартин Шульц. Прошу прощения за столь... настойчивое приглашение.

Юлиан молча сел, его пальцы судорожно сжали край стула.

— Для начала давайте удостоверимся, — Шульц открыл папку. — Юлиан Фолькер. Родился в Мюнхене. Профессор квантовой оптики в Политехнической школе Палезо. Руководитель группы в проекте «Калавера». Это вы?

Голос Юлиана дрогнул.
— Да. Это я. Был.

— «Был» — это слишком пессимистично, — мягко парировал Шульц. Он начал задавать уточняющие вопросы — о специфике работы, о коллегах, о деталях проекта, которые не были известны широкому кругу. Юлиан отвечал автоматически, его научный ум, несмотря на истощение, цеплялся за знакомые термины и имена, как за спасательный круг.

По мере того как ответы становились все более исчерпывающими, лицо Шульца озаряла все более искренняя улыбка.

— Невероятно, — наконец произнес он, закрывая папку. — Мы вас так долго искали. Сначала в Палезо выяснили, что вы уехали в отпуск. Потом нашли ваш дом в Баварии — соседи сообщили, что вы отправились обратно, на работу. Но общий хаос, коллапс связи... Затем рухнули дамбы в Голландии. Всем стало не до поисков — пришлось спасать то, что осталось, и выстраивать оборону против волны беженцев и хаоса с запада. В Саарланде и вовсе вспыхнула гражданская война. К тому времени вы уже растворились в этом... водовороте. Мы считали вас потерянным активом. И вот вы находитесь. Более того, вы самостоятельно преодолели весь этот ад, чтобы добраться до границы.

Юлиан смотрел на него, не веря своим ушам.
— Вы... искали меня?

— Конечно, — Шульц развел руками, как будто это было само собой разумеющимся. — Ваши знания, ваш опыт. Проект «Калавера» — один из немногих, получивших высший приоритет. Мы эвакуировали основную группу в первые дни, но вы, к сожалению, были недосягаемы. И вот, наконец, вы нашлись сами.

Он откинулся на спинку стула, его взгляд стал прямым и деловым.
— Итак, герр Фолькер, главный вопрос. Мы были бы очень рады, если бы вы воссоединились с вашими коллегами и продолжили работу над проектом. Все условия уже созданы. Безопасность, снабжение, ресурсы. Как вы на это смотрите?

Юлиан сидел, ошеломленный. Он достиг цели. Той самой, ради которой прошел через ад, терял рассудок, терял друга. Волна теплого, почти невыносимого облегчения хлынула на него, смывая месяцы отчаяния и напряженности. Его мир, его работа, его смысл — все это не просто уцелело, но и ждало его.

— Да, — его голос прозвучал тихо, но твердо, без тени сомнений. — Конечно. Я... я очень рад этой возможности. Я готов вернуться к работе.

Мартин Шульц широко улыбнулся, и на этот раз в его улыбке была неподдельная теплота.
— Превосходно. Добро пожаловать домой, профессор.

Юлиан кивнул, отвечая на улыбку, но внутри оставалась странная, двойственная пустота. Это не было разочарованием. Скорее, легкой обескураженностью. Стены кабинета, ровный гул генератора, деловой тон Шульца — все это было таким резким контрастом по сравнению с бескрайними водными просторами, шепотом ветра в листьях парка Сен-Жермен и насмешливым голосом Луи. Он снова был в системе, в логике, в причинно-следственных связях. И он был искренне счастлив этому. Но что-то дикое и свободное, какая-то часть его самого, осталась там, за границей, в хаосе, растворившись в тенях вместе с его спутником.

Его проводили в другую комнату — чистую, с душем и комплектом новой, простой одежды. Потом был лёгкий, но питательный ужин. А утром его посадили на самолёт с затемнёнными иллюминаторами — узкий, стремительный реактивный лайнер, внутренность которого напоминала штабной салон.

Когда двигатели взвыли и перегрузка вдавила его в кресло, Юлиан смотрел в матовое стекло, за которым мелькали серые облака. Он летел в Америку. К «Калавере-2». К будущему.

Самолёт приземлился на запасной полосе, скрытой в одном из высохших озёр Невады. Последний отрезок пути до комплекса «Экскалибур» Юлиан преодолел в наземном транспорте с затемнёнными стёклами. Когда двери открылись, его встретил плоский, выжженный горизонт и низкие, растянувшиеся по нему здания цвета песка и бетона.

Внутри царила совершенная контролируемая среда. Воздух, лишённый запаха и влажности, циркулировал с тихим, ненавязчивым гулом. Свет был ярким, белым, без теней. После живого, дышащего разложением и дождём хаоса Европы, эта стерильность казалась неестественной, почти враждебной. Здесь не было места случайности. Каждый чих был бы внесён в протокол.

Его представили доктору Армитеджу, новому руководителю проекта «Калавера-2». Тот был моложе Шульца, энергичен, носил лабораторный халат поверх дорогой рубашки. Его рукопожатие было крепким, но взгляд скользил мимо Юлиана, упираясь в голограмму данных, парящую у него за спиной.

— Профессор Фолькер! Наконец-то. Мы начали уже волноваться, — голос Армитеджа был профессионально-доброжелательным, как у терапевта на ежегодном осмотре. — Шульц сообщил, что вы избрали… крайне нетривиальный маршрут. Рады, что вы в безопасности. Команда тоже будет рада.

Но команда не была рада. Его привели в Главный зал — где под потолком, подобно кристаллам гигантской космической решётки, висели новые криостаты «Калаверы-2». Они были втрое больше тех, над которыми он бился в Палезо. От них тянулись жгуты толстенных сверхпроводящих шин и оптоволокна. Гул мощных холодильных установок был физически ощутим кожей.

Его бывшие коллеги — Пьер, София, Клаус — оторвались от мониторов лишь на секунду. Их лица были бледны от недосыпа, но глаза горели холодным, яростным азартом. Азартом игроков, поставивших всё на одну грандиозную ставку.

— Юлиан! Чёрт возьми, ты жив! — это крикнула София. В её голосе на миг прорвалась искренность, тут же смытая озабоченностью. — Извини, у нас критическая фаза синхронизации. Позже, хорошо? Обязательно поговорим.

«Позже» не наступало. Его попытались ввести в курс дела. Молодой инженер из Калтеха по прозвищу Эйс с блеском в глазах устроил для него ликбез, щёлкая голограммами.

— Видите, профессор, проблема стабилизации краевых элементов вашей матрицы 7х7 была в принципе невероятно элегантной, но, честно говоря, узким местом, — он щёлкнул презентацией, где красовалась новая схема. — Мы перешли на матрицу 21х21 в криокамере нового поколения. Да, она огромная, дорогая, жрёт энергии как небольшой город. Но мы просто отбрасываем внешние три периметра кубитов как буферную зону нестабильности и вот у нас ядро 15х15, с ним мы и работаем. А ядро 9х9 работает и вовсе безупречно. Нам не нужно тонко настраивать каждый элемент лазером. Нам нужно много элементов, чтобы было из чего выбирать. Брутально, да. Но работает. И мы уже получаем данные.

Юлиан смотрел на схему. Его многолетняя работа, его пасьянс из сотен публикаций, его борьба за каждую пикосекунду когерентности — всё это было сведено к простому инженерному решению: сделать в три раза больше и выбросить брак. Проблему, которую он хотел решить изящно, как Моцарт, они решили кувалдой из горы денег. И это сработало.

Его бывшую область — лазерную стабилизацию — отдали команде из MIT, использовавшей готовые модули, откалиброванные на фабрике в Сингапуре. Они не вникали в его теорию. Они ставили модули и тестировали их до отказа.

Вечером того же дня Пьер, его старый друг, наливая себе в столовой очередную чашку мутного кофе из автомата, вздохнул:
— Твои наработки по когерентным траекториям, Юлиан… они были гениальны. Но когда нам дали карт-бланш и ресурсы, сравнимые с ВВП небольшой страны, появились… более прямые пути. Жаль. Но так эффективнее.

В этих словах не было злорадства. Была констатация эволюции. Прогресс, лишённый сантиментов, отбрасывающий устаревшие органы.

Юлиану выделили кабинет с видом на пустыню через бронированное стекло. Дали доступ к данным. Вежливо предложили «внести свой уникальный опыт». Но его опыт был опытом выживания в условиях тотального дефицита. Здесь царил дефицит лишь одного — времени до окна с «Левиафаном». Его искусство выжимать последнее из ничего было здесь анахронизмом. Как эффективная газовая горелка в ядерном реакторе. Он прошёл через ад, чтобы вернуться к своему делу. И обнаружил, что его дело ушло вперёд, оставив его позади. Его спасли. Его доставили. Его ценили — как исторический артефакт. Но он был бесполезен. И от этого осознания, гораздо более горького, чем голод и страх на реке, его мир снова рухнул.

Юлиан не мог дышать. Слишком чистый, рециркулированный воздух «Экскалибура» казался удушающим, как на большой высоте. Спустя неделю после прибытия он уже понимал: он был не нужен.

Этой ночью он вышел. Нарушил правило. Охранник на посту, увидев его бейдж с высочайшим уровнем доступа, лишь кивнул, но в его глазах мелькнуло лёгкое недоумение: «Куда этому придурку в три часа ночи?»

Пустыня Невады встретила его сухим холодом и абсолютной, звёздной тишиной. Он стоял под колоссальным куполом чёрного неба и чувствовал себя ничтожнее, чем когда-либо на затопленных улицах Льежа. Там он хотя бы был кем-то. Здесь он был помехой.

И тогда он услышал шорох. Не механический, а органичный — скрип кожи о гравий. Он обернулся.

На плоской крыше низкого здания склада, в тени от вышки с прожекторами, сидел Луи. Он был точно таким же: в той же промокшей, грязной куртке, с косичками, слипшимися от пыли. В его руке был колосок какого-то высохшего пустынного растения, который он лениво обгрызал. Его силуэт казался инородным телом, грязным пятном на безупречном ландшафте высоких технологий.

Юлиан не закричал. Не побежал. Он просто замер, и волна дикого, иррационального облегчения накрыла его с головой.

— Тише, профессор, — голос Луи был таким же хриплым и насмешливым. — Не маши руками. Камеры поворотные, со smart-аналитикой. Хотя... — он бросил взгляд на ближайшую камеру, — ...они меня не увидят, но увидят тебя беседующего с пустотой. — он широко улыбнулся, сверкнув в темноте зубами, — Скучал?

— Как... — голос Юлиана сорвался. — Как ты прошёл? Электронные периметры, датчики движения...

— О, — Луи покачал головой с наигранной печалью. — Ты всё ещё мыслишь категориями физических барьеров. Самые прочные стены, друг мой, строятся здесь. — Он постучал пальцем по своему виску. — А у меня к ним иммунитет. Я пришёл не через пустыню. Я пришёл через твою тоску. Она такой громкий сигнал, что заглушила все их датчики. Ты звал. Я пришёл.

Луи не станет давать прямых советов. Вместо этого он обнажит суть игры, в которую бессмысленно играть.

Юлиан в отчаянии описывает своё положение: «Они построили паровоз, а я — мастер по экипажным пружинам. Моё искусство больше никому не нужно».

Луи, развалившись в кресле каюты Юлиана и покручивая в пальцах винтик от какого-то прибора, отвечает не сразу. Потом говорит:

— Они не купили твои пружины. Они купили маршрут. Билет из пункта «А» в пункт «Б». А ты пытаешься доказать, что твои пружины — самые упругие в мире. Но их поезд едет на реактивной тяге, профессор. Им неважно, упругие пружины или дубовые. Им важно успеть.

Юлиан молчит, и Луи продолжает, его голос становится тише, почти гипнотизирующим:

— Ты смотришь на свои формулы и видишь красоту. Они смотрят на график Ганта и видят дедлайн. Ты думаешь категориями «элегантно/неэлегантно». Они — категориями «успеем/не успеем». Ты хочешь быть полезным в их игре. Но ты даже правил не понял.

— Каких правил? — хрипло спрашивает Юлиан.

— Правила одной задачи, — Луи поднимает палец. — Всё, что не ведет корабль к «Левиафану», — балласт. Всё, что не укладывается в расписание, — мусор. Твоя изящная теория — это балласт. Твой опыт выживания в условиях дефицита — мусор. Потому что у них дефицита нет. У них дефицит времени. И ты тратишь самый ценный их ресурс — себя, пытаясь втиснуться в щель, которой не существует.

Луи встает и подходит к окну, глядя на освещенные корпуса лабораторий.

— Они не злодеи. Они — мясорубка. И ты добровольно лёг на конвейер, обижаясь, что тебя плохо перемалывают. А знаешь, что сделал бы на твоем месте я?

Юлиан смотрит на него.

— Я бы спросил, — говорит Луи, оборачиваясь. Его глаза горят холодным огнём. — Не «где мое место?», а «для какой, чёрт побери, цели вы меня тащили через полмира?». Если я не нужен для паровоза — значит, я нужен для чего-то другого. Может, для того, чтобы понять, почему у реактивного двиганя не работают... ну, не знаю, сопла. Или как выжить, когда этот ваш реактивный корабль врежется в айсберг по имени «реальность». Ты прошел ад, которого они не видели. Ты знаешь, как ломается мир. Они этого не знают. Они знают только, как его собирать по чертежам. Вот твой козырь. Не знания. Опыт. Опыт краха.

Луи делает паузу, давая словам осесть.

— Иди к своему Армитеджу. Но не просись обратно в цех, где тебя не ждут. Спроси: «Что в вашем идеальном плане может сломаться так, как ломались вещи у меня на пути? И что мы будем делать, когда это случится?». Предложи себя не как винтик, а как страховку от хаоса. Как живого свидетеля того, что их блестящие схемы — это бумага, а за стенами — океан, готовый их смыть.

Разговор с Армитеджем был коротким и деловым. Юлиан, следуя внутреннему импульсу, который он сам до конца не понимал (и догадывался, чей это был шепот), сказал не «я бесполезен», а: «Вы строите идеальную машину для предсказуемой среды. Я только что прошел тысячу километров по непредсказуемой. Ваши алгоритмы не знают, что делать, когда ломаются не детали, а сами законы».

Армитедж посмотрел на него не как на неудачника, а как на неожиданный, странный инструмент, найденный на складе.
— Интересная точка зрения, — сказал он, и в его глазах мелькнул тот самый холодный азарт. — Подождите здесь.

Через двадцать минут в кабинет вошел невысокий, подтянутый человек в идеально сидящем, но лишенном каких-либо опознавательных знаков комбинезоне. Его представляли просто: «Карлос, от SpaceX. Координация нейроинтерфейсных проектов».

— Профессор Фолькер, — начал Карлос без преамбулы, его голос был ровным и приятным, как у виртуального ассистента. — Мы проанализировали ваш путь и ваши публикации. Ваша ценность не в конкретных инженерных решениях для «Калаверы-2». Ваша ценность — в архитектуре вашего мышления. Вы — решатель аномальных задач в условиях системного дефицита. Именно такой тип мышления необходимо имплантировать в наш ИИ «Рулевой» (Helmsman), который будет управлять миссией к цели.

Он сделал паузу, давая Юлиану понять, что это не предложение, а констатация найденного решения.

— Вам будет предоставлен носимый интерфейс. Он будет считывать вашу биоэлектрическую активность, фиксировать направление взгляда, тонус голоса. Вы будете вести устный дневник — поток сознания о любых технических и логических проблемах, которые придете в голову. Ваша задача — в режиме теоретических симуляций «ломать» проект. Искать слабые места, тупиковые сценарии, парадоксальные отказы. Каждый ваш вопрос «а что, если?» станет учебным кейсом для «Рулевого». Вы станете... тренером его интуиции. Живой библиотекой катастроф.

Юлиан почувствовал, как по спине пробежал холодок. Его сводили с ума от бездействия, а теперь предлагали стать живым кормом для искусственного разума. Это было спасение? Или последняя, самая изощренная форма забвения — растворить свое сознание в алгоритме?

— А если я откажусь? — тихо спросил он.

Карлос чуть склонил голову.
— Это ваш выбор. Но тогда ваш статус здесь изменится с «активного ресурса» на «пассивного наблюдателя». В системе, где каждый кубический метр воздуха и ватт энергии на счету, пассивность — роскошь. Мы верим, что вы хотите быть полезными.

— ИИ… «Рулевой»… он будет только на платформе? — спросил Юлиан, уже догадываясь об ответе.

Карлос позволил себе тонкую, едва заметную улыбку.
— «Рулевой» — это распределенная сеть. Его ядро будет на платформе. Но его периферия… Она уже здесь. Он учится сейчас. Учится у многих. - Карлос указал пальцем на полоску закрепленную у его за ухом. - Он, например, уже проанализировал наши кадры с момента вашего прибытия. И обнаружил небольшую аномалию. Вы периодически вступаете в продолжительные монологи, обращаясь... в пустоту. Системы наблюдения не фиксируют собеседника. Это вызывает вопросы.

Юлиан почувствовал, как по спине пробежал холодок. Они видели его разговоры с Луи. И видели, что Луи нет.

— Это метод, — сказал Юлиан, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Внутренний диалог. Проговаривание проблем вслух. Это помогает структурировать мысли. Особенно после всего, что было.

Карлос несколько секунд молча изучал его, затем слегка кивнул, как бы принимая это объяснение, но не веря ему до конца.

— В таком случае, это можно будет интегрировать в протокол. Вы будете оснащены интерфейсом, который будет фиксировать вашу биометрию и аудиопоток. Вы будете участвовать в симуляциях, моделируя сценарии сбоев и непредвиденных обстоятельств. И не забывайте думать вслух. Думать как человек, который видел, как рушится мир. Согласны?

— Согласен, — сказал Юлиан.

Когда он вернулся в свою каюту, в углу уже мерцала знакомая тень.

— Ну вот, — прошептал Луи. Его голос звучал довольным. — Теперь ты официальный пророк катастроф. И они даже разрешили тебе говорить с призраками. Идеальная должность.