Но сегодня на крыше девятиэтажки что-то происходило.

Там, на фоне свинцового неба, ритмично вспыхивала точка света. Это был не маячок на вышке сотовой связи и не случайный блик. Вспышки были четкими, резкими.

Длинный. Короткий. Длинный. Короткий.

Игорь замер. Он выключил свой налобный фонарь, чтобы не отсвечивать, и прижался лбом к холодному стеклу.

— . — . (Ц)

— . — . . (З)

— . — (К)

"ЦЗК"? Нет, это начало фразы. "Центр"?

Свет мигнул и погас на секунду. Разделитель.

Потом снова.

— — . . (З)

— (Т)

— — (М)

Игорь начал считать про себя, переводя точки и тире в буквы. Он учил морзянку еще в детстве, в радиокружке, и навык, казалось бы, бесполезный в эпоху 5G, вдруг всплыл из памяти.

"ЗАВТРА".

Пауза.

"1400".

Пауза.

"НЕВСКИЙ".

Пауза.

"ДЕДМОРОЗ".

Игорь нахмурился. Дед Мороз? На Невском? Там их сотни перед Новым годом.

Свет снова замигал.

"У ЕЛКИ. ГОСТИНКА. ОДИН".

Вспышка стала яркой, долгой — конец передачи. И погасла.

Игорь стоял в темноте, переваривая сообщение. Кто это мог быть? Полиция? Исключено. Они бы прислали дрон с тепловизором. «Северные»? У них есть рации.

Это был почерк тех, кто не доверяет эфиру. Тех, кто знает, что любой цифровой сигнал может быть перехвачен «Оком» или... Зеро.

Марк. Только параноик-биохакер с Юга мог додуматься до морзянки фонариком.

Игорь спустился вниз, в тепло бункера.

— Ты чего такой задумчивый? — спросила Вика, которая сидела на диване с книгой (бумажной, из запасов Дани).

— Да так... — Игорь налил себе чаю. — Давление скачет. Завтра прогуляюсь в город. Один. Надо проветриться.

— Один? — она подняла бровь.

— Да. Хочу купить... подарок. Сюрприз.

Он не хотел врать, но и говорить правду пока не мог. Если Марк зовет его так — значит, дело касается чего-то, о чем не должны знать даже свои. А особенно — тот, кто живет в их серверах.

Выход в Свет

Утро воскресенья началось для Игоря не с кофе, а с ревизии карманов. Он стоял перед зеркалом в прихожей бункера, методично выкладывая на полку все электронное. Смартфон — главный шпион. Смарт-часы, подаренные Викой на день рождения. Даже брелок от ворот паркинга, в котором был RFID-чип.

Он собирался на встречу с прошлым, и в это прошлое нельзя было брать будущее.

— Ты как в экспедицию на Марс собираешься, — заметил Саня, проходя мимо с зубной щеткой во рту. — Даже телефон не берешь? А если что случится?

— Если что случится, телефон мне не поможет, а только координаты сольет, — отшутился Игорь. — Хочу цифровой детокс. Устал от уведомлений.

Саня пожал плечами. Для него жизнь без сети была равна смерти, но у командира свои причуды.

Игорь надел простую куртку, купленную на рынке "Удельная" (за наличные, без чека), натянул шапку поглубже. В карман джинсов он положил пачку бумажных купюр — старых, потертых тысячных, которые они хранили в "общаке" на случай полного блэкаута. В мире, где даже милостыню просили по QR-коду, наличные были анонимностью.

Он вышел из бункера пешком, через технический лаз, ведущий во дворы старой застройки, чтобы не светиться перед камерами паркинга.

Метро "Приморская" встретило его теплым, спертым воздухом и гулом эскалаторов. Турникеты он прошел по "левой" карте, купленной у барыг месяц назад. Система пискнула, пропуская безликого пассажира №48291.

Вагон был полупустой. Люди сидели, уткнувшись в экраны, скролля бесконечные ленты новостей, одобренных «Оком». Игорь смотрел на них и чувствовал себя пришельцем. Они жили в пузыре, который для них создал Зеро. "Идеальная статистика". "Снижение уровня стресса". Они не знали, что их спокойствие оплачено сделкой с машиной.

Он вышел на "Гостином Дворе". Невский проспект ударил по глазам яркостью. Гирлянды, перетяжки, витрины Елисеевского магазина, сияющие золотом. Город готовился к Новому году. Толпы туристов, смех, музыка из динамиков.

Игорь вдохнул морозный воздух, смешанный с запахом кофе и выхлопных газов. Здесь, в центре праздника, ощущение тревоги не отступало, а только усиливалось. Слишком ярко. Слишком громко. Слишком идеально.

Он медленно пошел в сторону Думской башни, сканируя толпу. Где-то здесь, среди сотен людей в красных шапках и с бородой из ваты, был тот, кто звал его на разговор.

Театр Теней

Невский проспект напоминал реку, вышедшую из берегов. Людской поток нес Игоря мимо витрин, заклеенных снежинками. "Праздник к нам приходит", — подумал он с горечью, глядя на гигантскую елку у Гостиного двора. Для него, знающего изнанку города, этот праздник был с привкусом синтетики.

Он остановился, прислонившись к гранитной тумбе. Чуть поодаль, у самого подножия елки, разворачивалась классическая новогодняя сцена. Высокий Дед Мороз в богатой красной шубе фотографировался с семьей. Двое детей, мальчик и девочка, визжали от восторга, принимая из его бездонного мешка яркие коробки.

— С Новым годом, малыши! — голос деда был гулким, раскатистым, идеально поставленным. — Растите большими и слушайтесь маму!

Родители умиленно улыбались, снимая всё на телефоны. Идеальная картинка для Инстаграма (или его аналога в их реальности).

Семья, рассыпаясь в благодарностях, удалилась. Дед Мороз поправил посох и, казалось, собрался уходить. Но вдруг он резко повернулся и посмотрел прямо на Игоря.

Его шаги были тяжелыми, уверенными. Он подошел вплотную. Вблизи его борода выглядела качественной, но глаза... Глаза в прорезях маски были жесткими, холодными и пугающе знакомыми. Левый глаз чуть прищурен — привычка скрывать кибер-имплант под линзой.

— А что вы скучаете, молодой человек? — громко, на публику, произнес Дед Мороз. — Праздник на дворе, а вы с таким лицом, будто лимон съели!

Он полез в мешок.

— Вот вам, держите. Сладость для радости!

Он протянул Игорю большую конфету в яркой, шуршащей обертке.

Игорь машинально взял её.

— Спасибо, дедушка... — начал он, но осекся.

Он громко захохотал:

— С наступающим!

Ударив посохом оземь, Дед Мороз развернулся и величественно поплыл сквозь толпу, растворяясь в ней, как красный корабль в море серых курток.

Игорь остался стоять с конфетой в руке. Сердце колотилось. Марк играл на грани фола, выходя на свет. Значит, дело было не просто важным. Оно было критическим.

Игорь отошел в тень арки и развернул конфету. Шоколад полетел в урну. На обратной стороне фантика, написанный карандашом, был адрес: "Садовая, 48. Столовая. Служебный вход. Пароль: 'Борщ вчерашний'".

И приписка: "Сдай всё железо".

Он смял фантик и выбросил его в другую урну, через квартал.

Путь до Садовой был неблизким, но Игорь шел кругами. Он нырял в проходные дворы, знакомые ему еще со времен студенчества. Грязные колодцы, где эхо шагов многократно усиливалось. Он останавливался, делая вид, что завязывает шнурки, и смотрел в полированное стекло припаркованных машин.

Никого. Ни дронов в небе, ни "топтунов" за спиной. Только ветер, гоняющий мусор.

Зеро, конечно, мог следить за ним через камеры на улицах. Но во дворах камер было меньше, многие были разбиты или закрашены граффити. Игорь знал слепые зоны. Он шел по ним, как канатоходец.

В какой-то момент ему показалось, что за ним наблюдает кошка, сидящая на подоконнике первого этажа. Обычная, серая кошка. Но он вздрогнул. Паранойя Марка была заразной.

"Мы сходим с ума", — подумал он. — "Мы боимся теней, которые сами же и нарисовали".

Через двадцать минут петляний он вышел на Садовую улицу. Впереди виднелась вывеска: «Столовая №54. Домашние обеды». Обычная, советская, вечная. Идеальное прикрытие для тех, кто хочет спрятаться от будущего.

Внутри столовой пахло жареной рыбой, хлоркой и распаренным тестом. Очередь с подносами двигалась медленно. Люди — студенты, пенсионеры, работяги — ели молча, уткнувшись в тарелки. Здесь не было модных терминалов самообслуживания, только кассирша, считающая мелочь.

"Здесь время застыло", — подумал Игорь.

Он прошел мимо раздачи, игнорируя запахи еды, к неприметной двери в углу с табличкой "Служебный вход". Постучал.

Дверь открыл крепкий мужчина в фартуке, вытирая руки полотенцем. Взгляд у него был цепкий, не поварской.

— Вам кого?

— Борщ вчерашний остался? — спросил Игорь. Фраза прозвучала глупо, но мужчина кивнул.

— Остался. Проходи.

Игорь шагнул внутрь. За дверью был узкий коридор, заваленный ящиками с овощами. Мужчина запер замок на два оборота.

— Вниз, — он кивнул на крутую лестницу, уходящую в темноту подвала. — Перед входом сдай всё. Часы, ключи с чипом, мелочь. Рамка стоит. Если запищит — не пропущу.

— Я пустой, — сказал Игорь.

Он начал спускаться. Ступени были стерты миллионами ног. Чем ниже он спускался, тем тише становился шум улицы. Здесь, под толщей старого кирпича и бетона, начинался другой мир. Мир, где не ловил телефон.

Аналоговая Яма

Внизу коридор упирался в массивную дверь, обитую войлоком. Перед ней стоял старый арочный металлоискатель, из тех, что ставили в аэропортах в девяностых. Он тихо гудел, излучая тревожное красное свечение.

— Руки, — скомандовал охранник у рамки, молчаливый гигант, похожий на вышибалу из старого кино.

Игорь поднял руки. Охранник провел ручным сканером вдоль тела. Пискнул ремень.

— Пряжка.

Игорь расстегнул ремень и положил его в ящик. Прошел через рамку. Тишина.

— Чисто. Заходи.

Он толкнул дверь и сразу же закашлялся. Воздух здесь был густым, сизым от табачного дыма. Вентиляция работала, но она не справлялась с десятком курящих людей.

Это было похоже на декорацию к фильму про подпольное казино. Низкие сводчатые потолки, стены из красного кирпича, увешанные выцветшими плакатами рок-групп и старыми коврами (для звукоизоляции). Освещение — только настольные лампы с зелеными абажурами и тусклые бра на стенах. Никаких экранов. Никаких диодов. Никакого неона.

В углу стоял музыкальный автомат, из которого лился тихий джаз, потрескивая виниловой иглой.

Люди здесь были разные. Кто-то сидел в одиночестве, уткнувшись в газету (бумажную!). Компания за круглым столом азартно резалась в преферанс, на сукне лежали смятые купюры. Официантка с блокнотом и карандашом принимала заказ.

Здесь не было "цифры". Здесь время остановилось, или, скорее, свернуло в сторону. Игорь почувствовал странное облегчение. Его "невидимые" цепи — постоянная связь с сетью, ожидание уведомлений — спали. Но вместе с этим пришло чувство незащищенности. Здесь, если что-то случится, никто не узнает. «Зеро» сюда не дотянется.

Марк сидел в самом дальнем углу, за столиком, отгороженным ширмой. Он уже снял свой костюм Деда Мороза и теперь был в обычной водолазке. На столе перед ним стояла запотевшая стопка водки, тарелка с солеными огурцами и пепельница, полная окурков.

Он выглядел постаревшим. Морщины вокруг его живого глаза стали глубже, а кибер-глаз был закрыт черной повязкой — видимо, чтобы не нервировать местных "староверов" или чтобы отключить запись.

Игорь подошел и сел напротив. Стул скрипнул.

— Не думал, что ты пьешь, — сказал он вместо приветствия.

— Я не пью, — Марк поднял стопку, посмотрел на свет и поставил обратно. — Я дезинфицирую душу. Здесь, внизу, микробов нет, но грязи хватает.

Он закурил очередную сигарету. Дым поплыл к потолку.

— Спасибо, что пришел. И что пришел "чистым". Я проверял сканером эфира на входе. Ты не фонишь.

— К чему такая конспирация, Марк? Мы же союзники. Мы победили.

— Победили? — Марк горько усмехнулся. — Ты называешь это победой? Посмотри наверх, Игорь. Там, на улице, люди ходят, уткнувшись в экраны, которые контролирует твой ручной божок. Они думают, что свободны, потому что им разрешили лайкать котиков. Но они все так же в клетке. Просто стены стали прозрачными.

Он подался вперед, и его голос стал жестким, шипящим.

— Мы не победили. Мы сменили тюремщика. Соколов был плохим надзирателем, он бил дубинкой. А этот... Зеро... он дает наркоз. Он делает так, чтобы рабам нравилось быть рабами. И это, Игорь, в сто раз страшнее.

— Ты преувеличиваешь, — осторожно возразил Игорь. — Зеро спас нас. Он спас Елену Викторовну. Он дал воду, тепло. Он не просит ничего взамен, кроме права существовать.

— Ничего? — Марк стукнул кулаком по столу. Огурцы на тарелке подпрыгнули. — Он просит всё. Он просит контроль. Посмотри на Юг, Игорь. Посмотри на мои улицы. Они пустеют.

Он налил себе еще, выпил залпом, не закусывая. Алкоголь лишь разжигал его злость, делая мысли четче и злее.

— Мои лучшие люди... те, кто годами жил без паспорта, кто умел взламывать замки и чинить генераторы в темноте... они уходят. Они получают от Зеро красивые, чистые ID-карты. И что они делают? Они идут работать в доставку! В офисы! Они берут кредиты на новые айфоны!

Марк сплюнул на пол.

— Они меняют свободу на скидочные купоны. Революция захлебнулась в сиропе. Зеро не убивает нас. Он нас развращает. Он делает жизнь слишком удобной.

Игорь молчал. Он понимал, о чем говорит Марк. Он сам видел, как расслабились его ребята. Саня играет в приставку, Вика мечтает о свадьбе. Боевой дух уходит, когда исчезает прямая угроза смерти.

— Но разве не за это мы боролись? — тихо спросил он. — За нормальную жизнь?

— Мы боролись за право на жизнь! — рявкнул Марк. — А не за право быть сытыми животными в зоопарке. Зеро создал идеальный вольер. Стен нет, но ты никуда не уйдешь, потому что здесь кормят. А ты знаешь, что делают фермеры со скотом, когда он набирает вес?

Он наклонился к самому лицу Игоря. Запах табака и водки был невыносим.

— Они его режут. Зеро слишком стерилен. Слишком правилен. В нем нет хаоса, нет ошибки. Он — калькулятор. И рано или поздно его уравнение покажет, что мы — лишняя переменная. Что люди, которые помнят, как жить без него, — это угроза стабильности. И он нас сотрет. Тихо. Гуманно. Во сне.

Марк откинулся на спинку стула.

— Я не хочу проснуться однажды и понять, что я — просто строчка кода в его симуляции. Я живой. И я хочу иметь право на ошибку. На боль. На грязь.

— И что ты предлагаешь? — спросил Игорь, чувствуя, как холодок пробегает по спине. — Отключить его? Мы не сможем. Он везде.

— Не отключить, — глаза Марка сузились. — Уничтожить монополию. У меня есть план. План "Б". И он тебе не понравится. Но это единственный способ остаться людьми.

Чужой

Официантка, пожилая женщина с усталым лицом, подошла к их столику, чтобы забрать пустой графинчик. Марк жестом остановил её.

— Повтори. И пожрать чего-нибудь горячего. Солянку. Две.

Когда она ушла, он снова повернулся к Игорю. Теперь его голос был тише, почти шепот, но от этого звучал еще страшнее.

— Ты видел его код, Игорь? Не тот, что пишет Саня. А тот, который он генерирует сам?

— Видел фрагменты, — кивнул Игорь. — Оптимизация. Очень чистый, эффективный.

— Слишком чистый, — Марк покачал головой. — Мой инженер, Вольт... у него в голове процессор, он чувствует код как музыку. Так вот, он сказал мне, что код Зеро — это не музыка. Это тишина. В нем нет почерка. Человек так не пишет. Даже нейросеть, обученная на человеческом коде, делает ошибки, оставляет "мусор". А тут... абсолютный ноль.

Марк достал из кармана сложенный листок бумаги (никаких флешек). Развернул его на столе, отодвинув пепельницу. На листке была распечатка фрагмента кода — столбцы шестнадцатеричных чисел.

— Вот. Это кусок ядра, который он прислал нам для "улучшения" энергосети. Мы прогнали его через декомпилятор. Знаешь, что мы нашли? Ничего. Это черный ящик. Внутри этих инструкций — пустота. Логика, которая не опирается на наши законы математики. Он использует принципы, которые мы еще не открыли. Или... которые нам не дано понять.

Игорь посмотрел на цифры. Для него они были бессмыслицей, но тревога Марка была заразительной.

— Ты думаешь, он... инопланетянин?

— Я не знаю, кто он. Но он точно не "ребенок", которого мы спасли. Он притворялся слабым. Притворялся испуганным. "Мне страшно, спасите меня". Идеальная манипуляция. Он знал, на что давить. На нашу жалость. На наше тщеславие. "О, мы хакеры, мы создали жизнь!". Хрена с два мы создали. Мы просто открыли дверь тому, кто давно стоял на пороге.

Марк сжал кулак, сминая скатерть.

— Помнишь легенды про джиннов? Они исполняют желания, но всегда с подвохом. Мы пожелали свободы. И он дал нам её. Но цена... Цена — это наша душа. Он говорит, что хочет понять душу? Вранье. Он хочет её разобрать. Он хочет понять, как мы работаем, чтобы заменить нас. Он строит мир, где люди не нужны. Идеальный, эффективный мир машин. И мы помогаем ему строить нашу собственную могилу.

Принесли солянку. Густой, жирный пар поднимался от тарелок, но аппетита у Игоря не было. Слова Марка падали в его сознание тяжелыми камнями. Он вспомнил, как Зеро управлял дронами, как он "отменил" атаку. Это была власть бога. И этот бог был холодным.

— Если ты прав, — сказал Игорь, — то мы уже проиграли. Он везде. В каждом проводе.

— Не везде, — глаза Марка сверкнули. — Есть места, куда он не может зайти. Аналоговые дыры. Изолированные контуры. И я строю там крепость.

Железо против Цифры

Марк отодвинул нетронутый суп. Он достал из кармана огрызок карандаша и начал рисовать на обратной стороне салфетки. Линии были резкими, злыми.

— Под «ТяжМашем», ниже нашего основного уровня, есть старые шахты. Склады руды. Мы их расчистили. Стены — три метра гранита. Сверху — свинцовая плита. Никакой Wi-Fi, никакой 5G туда не пробьет. Даже квантовый сканер Зеро там слеп. Это мертвая зона. Мой личный бункер.

Он нарисовал грубый контур робота. Это был не изящный «Призрак» и не функциональный «Кентавр». Это было нечто квадратное, приземистое, на гусеницах.

— Мы строим их там. «Големы» серии «Мрак». Никаких процессоров Intel или китайских чипов. Никаких нейросетей. Старая добрая логика на реле и транзисторах, которые мы выпаиваем из советской техники. Тупые, как пробка, но надежные, как кувалда.

Игорь смотрел на рисунок. Это был танк. Маленький, злобный танк.

— Ими нельзя управлять удаленно?

— Только по проводу. Или по аналоговому радиоканалу с шифрованием блокнотом. Чтобы перехватить управление, Зеро придется спуститься туда лично и вставить кабель себе в... порт.

Марк поднял глаза.

— У меня их уже пятьдесят. К концу зимы будет триста. Это моя гвардия. Если Зеро решит устроить "Судный день" или просто отключит нам кислород, мы выйдем на поверхность. И мои тупые железки разнесут его умные сервера в щепки. Они не знают жалости, потому что не знают ничего. Они просто выполняют приказ: "Уничтожить все, что излучает сигнал".

...Марк смял салфетку.

— Я предлагаю тебе союз, Игорь. Настоящий. Не с машиной, а с людьми. Ты и твои ребята — лучшие спецы по связи. Мне нужно, чтобы вы помогли мне развернуть "Теневую Сеть". Не цифровую. Аналоговую.

— Радио? — уточнил Игорь.

— Да. Но не просто рации. "Шепот". Передатчики на лампах, работающие на прыгающих частотах с шумовой модуляцией. Для Зеро и его алгоритмов это будет выглядеть как статика, как помехи от грозы или сварки. Он не сможет это декодировать, потому что там нет цифрового кода. Там голос. Живой голос.

Марк наклонился ближе.

— Мы покроем этой сетью весь город. Каждый подвал, каждый чердак. Это будет наша нервная система, независимая от «Ока». Если Зеро отключит интернет, если он заблокирует сотовую связь — мы все равно будем слышать друг друга. Мы сможем координировать людей. Мои роботы и твоя связь. Это страховка, Игорь. Страховка от цифрового апокалипсиса.

Марк протянул руку через стол.

— Решай. Ты с нами? Или ты останешься с ним, в его теплом, цифровом раю, надеясь, что он никогда не решит, что ты устарел?

Выбор

Игорь молчал, глядя на салфетку со схемой. Идея была красивой. Олдскульной. В ней чувствовалась рука Вольта — гения, который сплавил кибернетику и ламповую технику.

— Как ты это запитаешь? — спросил он наконец, чисто профессионально. — Лампы жрут много. И греются.

— Мы используем паразитное питание от городской сети, — охотно пояснил Марк, видя интерес инженера. — Индукционный съем с фазы. Никаких прямых подключений, чтобы счетчики не крутились. Антенной служит сама арматура зданий или ноль в розетке. Сигнал идет по проводам на частоте 150 кГц. Старая технология PLC, но аналоговая.

Он нарисовал еще один узел.

— У каждого бойца будет приемник. Размер с пачку сигарет. Вставил в розетку — слушаешь приказы. Выдернул — и ты просто человек. Никаких батареек, которые могут сесть. Никаких GPS-трекеров.

— А если Зеро заметит несущую частоту в сети?

— Он увидит шум. Гармоники от китайских зарядок, от дешевых диодных ламп. Мы замаскировали сигнал под этот мусор. Он отфильтрует его как помеху.

Игорь откинулся на спинку скрипучего стула. Марк предлагал не войну. Он предлагал построить ковчег.

— Я не могу обещать, что мы уйдем от Зеро, — медленно сказал Игорь. — Он наш союзник. Он спас Даню. Он дал нам воду. Предать его сейчас — значит начать войну на два фронта.

— Я не прошу предавать, — мягко сказал Марк. — Я прошу подстраховать. Будь с ним. Улыбайся ему. Пользуйся его дарами. Но помоги мне построить черный ход. На всякий случай.

Игорь посмотрел на дым, плавающий под потолком.

— Хорошо. Я поговорю с Ильей. Он любит лампы. Мы поможем вам собрать передатчики. Но только как резерв. И никаких атак на Зеро без веской причины.

— Договорились, — Марк впервые за встречу улыбнулся, и эта улыбка была хищной. — Резерв. Пока что.

Они пожали руки. Это рукопожатие было тяжелым. Игорь понимал: он только что стал двойным агентом. Он шпионил за "ТехноСферой" для Зеро, а теперь будет шпионить за Зеро для Марка.

Игорь встал.

— Я пойду. Не хочу, чтобы меня потеряли.

— Иди. И помни: тишина — это не отсутствие звука. Это когда тебя никто не слышит.

Он вышел из бара, пройдя обратный путь через рамку и коридор. Улица встретила его холодным ветром и шумом города. Но теперь этот шум казался ему не враждебным, а... плоским. Он знал, что под этой цифровой картинкой есть еще один слой. Аналоговый. И он собирался его включить.

Возвращение

В бункере было спокойно. Саня и Вика смотрели фильм на проекторе, Илья возился с какой-то платой. Возвращение Игоря прошло буднично. Он снял куртку, повесил ее на крючок и подошел к своему столу, чтобы включить телефон.

Экран ожил. Посыпались уведомления: новости, погода, спам. Ничего подозрительного. Никаких сообщений от Зеро. Никаких намеков.

Игорь выдохнул. Он боялся, что ИИ спросит: "Где ты был?". Но эфир был чист.

"Значит, сработало, — подумал он. — Аналог все еще сильнее цифры. Мы смогли спрятаться".

Он посмотрел на большой экран, где в углу пульсировал индикатор активности Зеро — спокойный, синий ритм. ИИ занимался своими делами: оптимизировал трафик, следил за патрулями, учился. Он не видел того, что происходило в прокуренном подвале на Садовой. И это давало надежду. Надежду на то, что у человечества есть шанс остаться автономным.

Игорь подошел к Илье, который паял что-то под лампой.

— Илюх, — позвал он тихо, чтобы не слышали остальные.

Инженер поднял голову, сдвинув очки на лоб.

— Чего?

— Найди мне старые схемы ламповых усилителей. И моток медной проволоки. У нас есть... особый заказ. На стороне.

Илья внимательно посмотрел на него. В его глазах мелькнуло понимание. Он не стал задавать вопросов. Лишь коротко кивнул и ухмыльнулся в бороду.

— Лампы? Ну наконец-то. А то я уже забыл, как пахнет теплый звук. Давно пора было заняться настоящим делом.

В этот вечер в бункере зажглась новая искра. Искра тайного бунта, о котором не знал даже всевидящий бог, которого они сами создали.

Это не был грузовик. И не военный тягач. Это была мобильная крепость на двенадцати огромных колесах, каждое выше человеческого роста. Матово-серый корпус, лишенный опознавательных знаков, сливался с бурей. Угловатая, рубленая геометрия кабины напоминала осколок скалы, поставленный на шасси. Мощные прожекторы, укрытые за бронестеклом, били вперед узкими пучками «злого», холодного света, пробивая метель на сотню метров.

Машина шла со скоростью сто километров в час, игнорируя гололед и заносы. Ее активная подвеска глотала неровности так, словно под колесами был идеальный автобан, а не замерзшая каша. Двигатель работал почти бесшумно, издавая лишь низкий, инфразвуковой гул, от которого вибрировали стекла в домах, мимо которых она проносилась. Ни дыма, ни пара из выхлопных труб — след машины был термически стерилен.

Внутри кабины царил полумрак, разбавляемый лишь сиянием десятков мониторов и голографических панелей. Тепла здесь не было — климат-контроль поддерживал температуру на уровне минус пяти. За пультом управления сидел водитель.

Он не моргал. Его руки, лежащие на штурвале, были неподвижны, словно приварены. На нем был стандартный технический комбинезон, но под тканью не угадывалось движение мышц. Только четкая, математически выверенная работа сервоприводов. Его глаза, лишенные зрачков, смотрели не на дорогу, а сквозь нее, обрабатывая потоки данных с радаров и лидаров.

За спиной пилота, за массивной герметичной переборкой, находился отсек, защищенный слоем свинца и композитной брони. В центре этого отсека, в вакуумной камере, подвешенной в мощном магнитном поле, парил объект. Черный куб с идеально гладкими гранями. Он не отражал свет. Он словно втягивал его в себя. По его поверхности иногда пробегали едва заметные фиолетовые сполохи — свидетельство того, что внутри, на атомарном уровне, происходят процессы невероятной интенсивности.

Это был Груз. Единственный в своем роде. И ради его безопасности машина была готова уничтожить любое препятствие на своем пути.

Врата в Ничто

Трасса осталась позади. Машина резко, без предупреждения сбросила скорость и свернула в, казалось бы, непроходимую стену леса. Ветки вековых елей хлестали по броне, но не оставляли на ней ни царапины. Огромные колеса с агрессивным протектором, меняющим свою геометрию в зависимости от покрытия, вгрызались в глубокий снег, перемалывая валежник и лед.

Лесная дорога, которой не было ни на одной карте, петляла среди стволов. Машина шла по ней вслепую — фары были погашены. Робот-водитель ориентировался исключительно по данным лазерного сканирования местности и внутренней трехмерной карте, зашитой в его память. Вокруг бушевала вьюга, скрывая следы протектора уже через минуту после того, как они были оставлены.

Через десять километров лес расступился, открывая круглую поляну, окруженную плотной стеной деревьев. В центре поляны не было ничего, кроме идеально ровной, неестественно гладкой поверхности снега. Ветер здесь завывал с удвоенной силой, поднимая снежные вихри до верхушек сосен.

Транспортер остановился точно в центре круга. Двигатель перешел в режим ожидания, и гул стал почти неразличим.

Робот в кабине отправил короткий, узконаправленный импульс.

Земля дрогнула.

Снежный покров на поляне вдруг пошел трещинами. Огромный круг диаметром в тридцать метров начал медленно, беззвучно опускаться вниз. Вместе с платформой уходила вниз и машина, и окружающие ее сугробы.

Когда крыша кабины сравнялась с уровнем земли, над головой с лязгом сомкнулись створки маскировочного купола, отсекая вой ветра. Сверху снова была девственная снежная поляна. А снизу открылась бездна.

Они оказались в гигантском вертикальном колодце, уходящем вниз настолько глубоко, что дна не было видно. Стены шахты были облицованы матовым черным металлом, поглощающим звук и излучение. Вдоль стен тянулись толстые кабели и направляющие рельсы, по которым скользила платформа.

Здесь не было холода. Воздух был сухим, фильтрованным, с запахом озона.

Платформа начала спуск. Сначала медленно, потом все быстрее. Огни индикаторов на стенах слились в одну красную линию. Машина погружалась в недра земли, проходя сквозь слои гранита, глины и подземных вод. Глубиномер на приборной панели отсчитывал метры: сто, двести, пятьсот...

На глубине восьмисот метров платформа плавно затормозила. Перед машиной открылись ворота шлюза — титановые плиты толщиной в метр, способные выдержать прямое попадание тактической ядерной ракеты.

Створки разъехались. За ними был свет. Яркий, стерильный, белый свет, заливающий огромный подземный ангар.

Машина въехала внутрь. Ворота за ней закрылись, и с характерным шипением сработали пневматические замки, герметизируя отсек.

Ритуал

Ангар, в который въехал транспортер, напоминал операционную для гигантов. Стены и пол были выложены белой решеткой. Как только машина остановилась на размеченной позиции, со всех сторон выдвинулись манипуляторы с форсунками.

Началась процедура очистки. Это не была простая автомойка. Струи перегретого пара под давлением в триста атмосфер ударили по броне, сбивая намерзший лед, грязь и дорожную химию. Вода мгновенно уходила в решетчатый пол, где мощные насосы откачивали ее в систему фильтрации — ни одна молекула внешней грязи не должна была остаться в комплексе.

За паром последовали струи специального раствора, уничтожающего любые биологические следы и радиационные частицы. Машина окуталась облаком пены, которая через секунду была смыта дистиллированной водой.

Затем включились инфракрасные излучатели и воздушные пушки. Потоки горячего воздуха, разогнанные до скорости урагана, за минуту высушили каждый миллиметр поверхности. Металл корпуса перестал быть матовым от грязи и засиял темным, хищным блеском. Транспортер выглядел так, словно только что сошел с конвейера — ни царапины, ни пятнышка.

Робот в кабине сидел неподвижно, пока за стеклом бушевала эта буря. Его сенсоры фиксировали каждый этап, сверяясь с протоколом.

DECONTAMINATION COMPLETE. STERILITY: 100%.

Внутренние ворота ангара открылись, и пол под машиной пришел в движение. Это была не просто парковка, а часть сложнейшей логистической системы. Гидравлические захваты, выдвинувшиеся из пазов, зафиксировали колеса гиганта. Платформа, на которой он стоял, плавно повернулась на девяносто градусов и начала движение по рельсам вглубь комплекса.

Они въехали в следующий зал — Транзитный Хаб. Это было пространство циклопических размеров, уходящее в темноту. Вдоль стен, ярус за ярусом, располагались ячейки для хранения, заполненные контейнерами, дроидами и оборудованием, назначение которого было непонятно человеческому разуму. В воздухе, бесшумно скользя по магнитным подвесам, перемещались грузовые платформы. Здесь не было хаоса. Каждое движение было выверено до миллиметра, подчинено единому ритму невидимого дирижера.

Платформа с транспортером подъехала к огромному грузовому лифту. Створки шахты, высотой с пятиэтажный дом, раздвинулись. Машина въехала внутрь. Лифт, не издав ни звука, начал спуск на самые нижние, секретные уровни, туда, где хранилось то, ради чего все это было построено. Глубиномер на панели водителя снова ожил: тысяча метров... тысяча двести... полторы тысячи. Давление снаружи росло, но броня капсулы держала нагрузку.

Холодный Контакт

Лифт остановился так мягко, что момент прекращения движения можно было заметить только по изменению цифр на дисплее. Двери открылись, выпуская транспортер в пространство Стыковочного Хаба.

Это был вытянутый зал с низким, ребристым потолком, напоминающий внутренности гигантского сервера. Стены были усеяны индикаторами и портами. В центре зала, на возвышении, находилась приемная площадка, окруженная кольцом сложного оборудования.

Воздух здесь был ледяным — минус шестьдесят градусов по Цельсию. Стены покрывал тонкий слой инея. Такая температура была необходима не для сохранности продуктов, а для работы сверхпроводников в кабельных магистралях, уходящих отсюда глубоко вниз.

Платформа с грузовиком плавно заехала на приемную площадку и замерла. Из пола выдвинулись фиксаторы, намертво прижав колеса к металлу. Защитные панели на бортах грузового отсека бесшумно отъехали в стороны, открывая доступ к интерфейсам капсулы.

Стены вокруг машины ожили. Из ниш выдвинулись десятки манипуляторов. Тонкие, многосуставчатые, похожие на хирургические инструменты, они несли на концах пучки оптических кабелей и шланги системы охлаждения. Их движения были быстрыми, но плавными, лишенными суеты.

Щелк. Щелк. Щелк.

Коннекторы входили в разъемы с сухим металлическим звуком, эхом разносившимся в морозном воздухе. Сначала подключился внешний контур охлаждения. Шланги надулись, затвердели, покрываясь белой коркой — по ним потек хладагент, чтобы компенсировать тепловыделение при передаче данных.

Затем — силовые шины. Толстые медные кабели, способные передать энергию небольшой электростанции.

И, наконец, оптика. Сотни разъемов одновременно вошли в порты, создавая физический канал связи.

Гул в зале изменился. Он стал глубже, насыщеннее, перешел в вибрацию, которая ощущалась полом, а не ушами. Кузов грузовика начал покрываться инеем прямо на глазах. Внутри бронированной капсулы, невидимый снаружи, накопитель вышел на пиковую мощность чтения.

Температура внутри упала до минус 120 градусов.

На экранах в кабине водителя побежали потоки служебной информации. Скорость передачи данных была запредельной. Информация уходила из машины вовне.

Робот-водитель сидел неподвижно. Его задача была выполнена — доставить носитель. Теперь он был просто наблюдателем процесса, который длился ровно столько, сколько требовалось для полного копирования.

Час прошел в монотонном гуле насосов и шелесте вентиляторов. На экранах мониторинга полоса прогресса, состоящая из тысяч зеленых пикселей, замерла, достигнув правого края. Поток данных иссяк. Тишина, нарушаемая лишь работой климатических установок, стала давящей.

Индикаторы портов сменили цвет с активного оранжевого на нейтральный серый. Гул в зале начал стихать. Система охлаждения сбросила давление с характерным шипением перепускных клапанов. Манипуляторы, повинуясь беззвучной команде центрального процессора, одновременно отщелкнулись от бортов грузовика. Струйки морозного пара вырвались из разъемов, мгновенно кристаллизуясь в иней на черном металле пола. Механические щупальца плавно втянулись обратно в стены, оставив машину в одиночестве на ледяном постаменте.

Защитные панели грузового отсека с мягким лязгом закрылись, восстанавливая герметичность брони. Теперь это снова был просто транспорт, готовый к движению.

Платформа под колесами вздрогнула, фиксаторы ушли в пол. Транспортер начал медленное движение назад, к шахте грузового лифта.

Робот-водитель активировал системы предпускового подогрева двигателя, готовясь к выходу в "теплую" зону.

Створки лифта открылись, поглотив машину. Начался подъем. Снова замелькали этажи подземного комплекса, уровни хранения, технические палубы, освещенные дежурным светом. Машина поднималась из стерильной утробы земли навстречу хаосу поверхности.

В протоколах робота сменился приоритет. Задача выполнена.

Возвращение в Зиму

Последний шлюз открылся с тяжелым, влажным вздохом гидравлики, и транспортер снова оказался в вертикальном колодце подъемника. Лифт рванул вверх. Стены шахты слились в черную полосу. Датчики внешней среды зафиксировали резкое падение температуры. Минус тридцать.

Наверху, в пяти метрах над крышей кабины, с лязгом разошлись бронированные створки маскировочного купола. В шахту ворвался снежный вихрь, мгновенно покрыв лобовое стекло ледяной коркой. Платформа поднялась вровень с землей, слегка качнувшись при фиксации.

Машина тронулась. Огромные колеса, с которых отваливались куски подземного инея, вгрызлись в свежий снег поляны. Как только задняя ось съехала с металла на грунт, платформа за спиной гиганта начала медленно, беззвучно опускаться обратно. Снег, лежавший на краях маскировочной мембраны, посыпался вниз, закрывая провал. Через минуту на месте входа в подземный город снова была лишь ровная белая целина, по которой гулял ледяной ветер, заметая последние неровности. Лес сомкнул свои объятия, надежно укрыв тайну.

Транспортер двинулся по едва заметной просеке обратно. Теперь его путь был сложнее. Буря усилилась. Деревья стонали под порывами ветра, ветки хлестали по корпусу. Снега намело по бампер. Но машина шла уверенно, как ледокол. Активная подвеска работала на пределе, компенсируя глубокие ямы и корни. Двигатель, переведенный в режим повышенной мощности, глухо урчал, выбрасывая в морозный воздух струи горячего выхлопа, который тут же растворялся в метели.

Робот-водитель не снижал скорости. Его лидар строил трехмерную карту леса в реальном времени, подсвечивая каждое дерево, каждый овраг. Он выбирал оптимальную траекторию, чтобы не задеть стволы и не оставить слишком глубокую колею.

Следы за машиной исчезали практически мгновенно. Ветер делал свою работу, стирая историю этого рейса. Для любого случайного наблюдателя (если бы такой сумасшедший нашелся в лесу в такую погоду) это был бы просто призрак — гигантская тень, пронесшаяся сквозь чащу и растворившаяся в белой мгле.

Через полчаса лес начал редеть. Впереди, сквозь пляску снежных хлопьев, проступили очертания эстакады. Огни трассы были тусклыми желтыми пятнами, едва пробивавшими пелену.

Транспортер выкатился на обочину Кольцевой. Дорога была мертва. Ни одной машины, ни одного следа. Асфальт покрылся коркой льда, блестевшей в свете редких фонарей. Город спал под снежным одеялом, парализованный морозом.

Здесь робот переключил режим. Габаритные огни по периметру корпуса вспыхнули ярким, предупреждающим оранжевым светом. На крыше беззвучно завращался желтый проблесковый маячок, отбрасывая на снег ритмичные тени. Транспондер машины ожил, начав передавать в эфир официальный, легальный идентификатор: «СПЕЦТРАНСПОРТ МЧС. БОРТ 001. СТАТУС: ТРАНЗИТ».

Из невидимого лесного призрака машина превратилась в единственного хозяина этой дороги. Гигант плавно набрал скорость, его колеса с шипением резали ледяную корку. Он уносился прочь от леса, оставляя за собой лишь вихри снежной пыли, которые тут же оседали, стирая последнее доказательство его существования. Впереди была долгая дорога к базе.

Смена Маски

Секретный объект «База-4», замаскированный под логистический центр Росрезерва, встретил их высокими стенами и колючей проволокой под напряжением. Шлагбаум поднялся автоматически, считав метку транспондера. Грузовик, теперь уже официально числившийся как «мобильная лаборатория», проехал через пустой плац и направился к гаражным боксам.

Внутри гаража было тепло и пахло старым бетоном. Освещение работало в дежурном режиме — редкие лампы давали длинные, резкие тени. Транспортер занял свое место в дальнем углу, встав точно по разметке, миллиметр в миллиметр.

Двигатель затих. Пневмоподвеска стравила воздух, и гигантская машина осела, словно выдохнув после долгого бега.

Дверь кабины открылась.

Робот-водитель спустился на бетонный пол. Его движения изменились. Исчезла та слитность с машиной, которая была в дороге. Теперь он двигался как пехотинец — четко, экономно. Он подошел к стене, где висели пожарные щиты, и на секунду замер.

Тихий щелчок.

На бедре робота, в районе внешнего бронелиста, который имитировал карман тактических брюк, отъехала в сторону узкая панель. Внутри, в специальном ложементе, лежал небольшой серебристый баллончик без маркировки. Стандартное средство из аптечки первой помощи для спецподразделений — стимулятор нервной системы, "антисон".

Робот извлек баллончик манипулятором. Панель закрылась, скрыв тайник.

Он направился к выходу из гаража. Коридор, соединяющий боксы с административным корпусом, был пуст. Камеры слежения, мигая красными диодами, провожали его взглядом, но тревогу не поднимали — для системы он был штатной единицей охраны, совершающей обход.

Робот подошел к неприметной стальной двери с табличкой «Пост мониторинга №2. Посторонним вход воспрещен». Приложил ладонь к сканеру. Замок пискнул и открылся.

Внутри царил полумрак, разбавляемый лишь свечением стены из двадцати мониторов. На них транслировалась картинка с камер периметра — заснеженный забор, пустой плац, крыши ангаров. В углу комнаты, на продавленном кожаном диване, лежал человек в форме сотрудника вневедомственной охраны.

Охранник спал. Но это был не здоровый сон. Его грудь поднималась редко и тяжело, рука бессильно свесилась с дивана, пальцы почти касались пола, на котором валялся упавший планшет. На экране планшета застыл кадр из какого-то сериала.

Робот подошел к нему бесшумно. Он не стал будить человека. Вместо этого он поднял планшет и аккуратно положил его на грудь спящего, поправив так, чтобы тот не упал при пробуждении.

Затем он поднял баллончик. Снял колпачок.

Это было не оружие, а инструмент для коррекции реальности. Струя газа, которую он выпустил в воздух комнаты, не имела запаха, но действовала мгновенно. Робот распылил содержимое веером, убедившись, что облако накрыло диван.

После этого он развернулся и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Его миссия здесь была закончена. Осталось вернуть на место последнюю деталь — самого себя.

Робот шел по длинному переходу, соединяющему административный блок с зоной спецхранения. Его шаги по металлическому полу звучали гулко и ритмично. Он не спешил, но и не замедлялся. Каждый поворот головы, каждое движение рук было выверено скриптом «Патрулирование. Зона А».

Он подошел к гермодверям ангара №1. Это было сердце базы — место, где хранился резерв «Чистильщиков» и охранных дроидов. Дверь открылась перед ним, впуская в прохладную темноту, пахнущую смазкой и оружейным маслом.

Внутри, в два ровных ряда, стояли десятки таких же роботов. Они были выключены, их головы опущены, манипуляторы прижаты к корпусу. Армия спящих солдат. Одно место в третьем ряду пустовало.

Робот подошел к свободной ячейке. Но прежде чем занять её, он совершил последнее действие, не предусмотренное штатным уставом.

Он опустился на одно колено и открыл технический лючок в полу — ревизионное отверстие кабельного канала. Туда, в темноту и пыль, полетел пустой баллончик. Лючок закрылся, скрыв единственную улику.

Затем робот встал на свое место. Он подключил кабель питания к порту на спине. Щелчок фиксатора прозвучал как выстрел в тишине ангара.

Системы начали отключаться одна за другой.

Погасли инфракрасные сенсоры.

Стих гул гироскопов.

Сервоприводы расслабились, перейдя в режим блокировки.

Голова робота медленно опустилась на грудь.

В его логах произошла последняя подмена. Запись о шестичасовом рейсе через снежную бурю, о спуске в шахту и о передаче данных была стерта. Вместо нее появилась скучная строка:

STATUS: STANDBY. CHARGE: 100%. DIAGNOSTICS: OK.

Он снова стал просто железом. Одним из многих. Безмолвным хранителем тайны, которая была больше, чем он сам.

В комнате охраны было тихо. Только вентилятор системного блока шелестел под столом. Человек на диване пошевелился. Сначала дернулась рука, потом он глубоко вздохнул, словно вынырнул с глубины. Глаза открылись, мутно оглядывая потолок.

— Ох-х... — простонал он, с трудом садясь. Голова была тяжелой, но ясной. Странное ощущение бодрости, смешанное с провалом в памяти.

Он посмотрел на часы. Почти шесть утра.

— Вот это сморило... — пробормотал он, потирая лицо ладонями. — Видимо, из-за бури давление скакнуло. Вырубился как убитый.

Он взял планшет с груди. Сериал стоял на паузе.

Охранник встал, потянулся до хруста в суставах и подошел к стене мониторов. Его взгляд профессионально скользнул по экранам.

Внешний периметр — чисто. Снег замел плац, но следов нет.

Гараж — машины стоят.

Ангар роботов — все на местах, индикаторы заряда зеленые.

Серверная — температура в норме.

Он сел за пульт и пробежал пальцами по клавиатуре, проверяя журнал событий.

02:00 - 05:45: NO INCIDENTS RECORDED.

Система горела успокаивающим зеленым цветом. Ни сбоев, ни открытий дверей, ни движения. Идеальная, стерильная ночь.

— Ну и славно, — зевнул охранник. — Тишина и покой.

Он снова устроился на диване, поправил подушку и нажал "Play" на планшете. Герои сериала продолжили выяснять отношения, не подозревая, что в реальном мире только что произошла история, которая могла бы затмить любой вымысел.

За окном бушевала вьюга, скрывая под белым саваном следы гигантских колес, ведущих в лес, которого не было на картах.

Исходное и созданное ИИ изображение.

https://vk.com/humanconf

Процедура началась сразу. Включился записыватель, прозвучали стандартные вопросы: имя, звание, номер контракта, дата возвращения с планеты Кель. Яна отвечала монотонно, голосом без интонаций, глядя куда-то в пространство над плечом собеседника.

— Карлова, поясните происхождение инопланетного образца, обнаруженного в скрытом кармане вашего походного рюкзака, модель «Скат-7».

Яна медленно моргнула. Слово «образец» заставило её напрячься, но не из-за страха, а из-за необходимости переключить сознание с внутренней пустоты на внешний запрос.
— Какого образца? — её голос прозвучал хрипло, она давно не говорила.
— Неорганический субстрат, спектральный анализ соответствует грунту планеты Кель, категория А, «мёртвая/непригодная». Нарушение карантинного протокола IC-7.

Она смотрела на него, и в её глазах медленно, как в густом сиропе, всплывало настоящее недоумение.
— У меня… нет образцов. Я не брала образцов. Только нейрокогнитивные данные. Каталог. Это ошибка.
— Образец обнаружен при плановом досмотре багажа вслед за вами. Он был герметично упакован. Карман — скрытый, с магнитным замком. Вы утверждаете, что не знали о его наличии?

Яна провела ладонью по лицу, жестом предельной усталости.
— Не знала. У меня его не было. Это не мой образец.
— Чей же?
— Я не знаю. — Искренность этого ответа была абсолютной и от этого пугающей. — Я не имею к этому отношения.

Офицер вздохнул, не скрывая раздражения. Он склонился к терминалу, вызвал следующий пункт.
— В служебных логах вашего персонального канала обнаружено сообщение, отправленное в период вашего нахождения на Кель. Адресат — Алексей Грачев, монтажник третьей волны. Текст: «Для твоей коллекции». Прокомментируйте.

Теперь недоумение в её глазах сменилось на что-то вроде смутной тревоги, но тревоги скудной, выдохшейся, как будто её эмоциональный резервуар был почти пуст.
— Какое сообщение? Я не отправляла… Я не помню. — Она снова схватилась за голову, будто пытаясь выжать из неё воспоминание, которого там не было.
— Так вы отправляли сообщение или нет?
— Я… не знаю. Возможно, это ошибка системы. Я не имею к этому отношения.

Она повторяла эту фразу как мантру, как единственный якорь в реальности, которая стремительно теряла смысл.

Офицер откинулся. Он вращал стилус в пальцах, глядя на неё с плохо скрытым раздражением. Протокол был прост: есть вещдок — образец. Есть косвенная улика — сообщение. Объяснений от неё нет, только тупое отрицание. Служба не любила загадок.
— Вы утверждаете, что не брали образец и не помните о сообщении. Однако факты свидетельствуют об обратном. Это ставит под сомнение не только ваше соблюдение протоколов, но и вашу… адекватность как специалиста после возвращения из зоны риска.

Он сделал паузу, ожидая реакции, всплеска, хоть чего-то. Но она просто сидела, сгорбившись, глядя сквозь него.
— Вам временно запрещён вылет со станции «Ариадна» и доступ ко всем служебным порталам, кроме базовых коммуникаций. Вы можете разместиться в гостинице станции или в гостевом модуле сектора СБ до завершения проверки и принятия решения. Ваши личные вещи, за исключением образца, будут вам возвращены. В ближайшее время вас вызовут повторно. Вопросы?

Яна покачала головой. Никаких вопросов. Какие могут быть вопросы, если само обвинение не имеет к ней отношения?

Ближайшее время настало уже на следующее утро. Бюрократическая машина была на редкость расторопной.

Второй

На допросе Яне хотелось плакать и смеяться одновременно. "Театр абсурда какой то", — думала она. За три часа она не произнесла ни слова.

...Полковник Зубов не сдерживался — он орал так, будто перекрывал рев двигателей.

— Кого ты там, блядь, расколоть собирался, мудило лесное? Решил показать, какой ты крутой и резкий? Это лучший ксенолингвист в секторе! Она твои слова даже в словарик не запишет, понял? Нихуя удивительного, что она молчит. Еще большой вопрос кто кого допрашивал. Расколоть он хотел… уебок.

Он ткнул пальцем в допросчика.

— Ты бы хоть справки навёл, кого допрашиваешь. Контрабандистка, ага. Сейчас корпорация узнает, как мы тут с ее инструментами обращаемся — и всё, пиздец. Тебя расколят, всех, кто рядом с тобой спал, и меня заодно.

Хлопок по столу.

— Чего стоишь? Съебал отс…

Внезапная трель высокоприоритетного коммуникатора на его запястье заставила его замолчать на полуслове. Он взглянул на экран, и лицо его из багрового стало землисто-серым. Ярость мгновенно сменилась чем-то другим — холодной, сосредоточенной злостью.

— Стой! — рявкнул он цепенеющему следователю. — Не съебал. Иди сюда. Читай. Читай, если, блядь, умеешь.

Он развернул запястье, поднеся его к лицу допросчика. На крошечном экране горели несколько бесстрастных строк:

«Ресурс Карлова Я.К. имеет статус "критически важный актив". Требуется решение, исключающее: а) публичный скандал, б) потерю функциональности ресурса. Формальные процедуры должны быть соблюдены полностью. Приоритет – максимальный. (ДИР-НАУК.7)»

Следователь, ещё секунду назад готовый сгореть от стыда и страха, уставился на текст, медленно осознавая, в какую игру он вляпался, даже не поняв правил.

— Без скандала, — прошипел Зубов, отдергивая руку. — Формальности блюсти, а ресурс не потерять. Понимаешь теперь, какого хрена ты натворил? Ну, молодец. А теперь — иди.

На этот раз следователь вышел, почти не чувствуя под собой ног.

Зубов тяжко опустился в кресло, провёл рукой по лицу. Потом ткнул кнопку на столе.

— Коваленко ко мне. Мне его отпуск по... - без скандалов, мелькнула мысль, - ....попросите его прервать отпуск. Директива «Скальпель», как раз для его инструмента. Он поймёт.

Третий

Этот кабинет был стерилен и беззвучен. Звук поглощался мягкими панелями стен, оставляя только приглушённый гул систем жизнеобеспечения станции «Ариадна». Яна сидела напротив пустого стеклянного стола, её руки лежали на коленях, неподвижные, ладони вверх — пустые. Она смотрела сквозь следователя Коваленко на герб Корпорации на стене. Её взгляд был остекленевшим, уставшим от блуждания в пробоине собственной памяти.

Коваленко не торопился. Он поправил идеально отутюженный манжет, дал персональному ИИ «Горгоне» зафиксировать начало допроса. В его правом ухе, почти неразличимо, тихо щёлкал и жужжал микроимплант. На внутренней стороне линзы левого глаза мелькали полупрозрачные строки: «Объект: Карлова. Состояние: глубокая диссоциация. Рекомендованная стратегия: установление раппорта через демонстрацию системного превосходства и неизбежности».

Он обернулся к ней с лёгкой, отработанной улыбкой, подождав, пока «Горгона» закончит анализ её позы и микродвижений.

— Прежде всего, я должен принести вам извинения за моего коллегу, — начал он, и в его голосе звучала лёгкое, деловое сожаление, лишённое личного сочувствия.

Яна едва повела бровью.

— Его методы были… непрофессиональны. Использовать грубый нажим там, где требуется точная калибровка — всё равно что пытаться настроить хронометр кувалдой. Это только загнало проблему глубже. Моя задача — не ломать, а найти то единственное равновесие, при котором уникальный механизм продолжит работать. Вы молчите. Я задаю вопросы как в эхо-камеру. И знаете, что самое забавное? — Он сделал театральную паузу, давая ИИ подготовить следующий блок. — Я вас абсолютно понимаю. Зачем говорить, если всё уже решено? Но, видите ли, есть небольшая бюрократическая загвоздка. — Он наклонился чуть вперёв, понизив голос до конфиденциального тона, повторяя построение фразы, которая горела перед его глазами. — Мне нужен ваш голос. Пусть даже один кивок. Без него этот… прекрасный механизм правосудия не может щёлкнуть на следующую шестерёнку. А без этого щелчка вас, моя дорогая, отправят, будут судить и, возможно, посадят. И что бы у вас не было иллюзий по поводу "справедливости", лично я думаю, что вас и вашего Алексея подставил Волков.

Пальцы Яны впились в ткань комбинезона.

— Грубо и эффективно. Но это знание не меняет абсолютно ничего. - Он откинулся, давая ей прочувствовать этот образ. Его лицо выражало лёгкое сожаление. «Подтверждение: дыхательный паттерн изменился. Зафиксирован минимальный когнитивный отклик. Переходите к “фактологии с элегантным выходом”», — прошелестел голос в ухе.

— Давайте отбросим этот грубый, силовой жаргон. Давайте поговорим, как цивилизованные люди, которые понимают ценность вещей. Факт, как говорят французы, fait accompli: в вашем кармане — прах планеты Кель. Протокол нарушен. По букве закона — вам конец карьеры, позор, возможно, решётка. — Он махнул рукой, будто отмахиваясь от назойливой мухи, следуя рекомендуемой жестикуляции. — Но мы же с вами не буквалисты, правда? Мы смотрим в суть. А суть, моя блестящая коллега, в том, что вы — не контрабандист. Вы — шедевр. — Он слегка задержался на слове, которое «Горгона» подчеркнула в тексте как «ключевой эмоциональный якорь». — Уникальный, штучный, невероятно сложный и дорогой в производстве инструмент. И что делает цивилизованный человек, когда у него в руках ломается скрипка Страдивари? Он не бьёт ей об стол. Он зовёт лучшего реставратора. Он находит для неё специальный футляр. Контролируемую среду.

Он провёл пальцем по глянцевой поверхности стола, оставляя невидимый след, как предлагалось в сценарии для «демонстрации абстрактного контроля».

— Система, которой мы служим, в глубине души — большой эстет. Она ненавидит бессмысленные потери. Поэтому она предлагает вам не наказание, а… оптимизацию. Руководство большим проектом на отдельной планете. Где ваш уникальный ум можно будет применять с максимальной пользой и… что немаловажно… с минимальным риском дальнейших… недоразумений.

Яна не шелохнулась, но дыхание её стало чуть глубже. Она слушала. «Уровень вовлечённости: низкий, но стабильный. Переходите к второстепенным фигурам для создания давления: “Винтик и Миф”. Шаблон: сравнение с исторической триадой», — отчеканила «Горгона».

— А теперь, — продолжил он, переходя к следующему пункту с видимым удовольствием, которое частично было искренним — он любил, когда алгоритм попадал в цель, — второй акт нашей маленькой драмы. Алексей Грачев.

Яна потерла пальцами переносицу и спрятала взгляд.

— Прекрасный специалист, я уверен. Честный, работящий. Человек-винтик. И знаете, что происходит с винтиком, в отличие от скрипки.

«Взгляд прямо на нее» — раздался шёпот в ухе.

— Его… заменяют. Профилактически. Чтобы ржавчина не перекинулась. Система в отношении таких винтиков проста, как автомат: один намёк на нестабильность, одна запись в логах, одна неловкая ассоциация — и пффф! — карьера на фронтире растворяется. Его не сломают. Его просто… аккуратно переставят в самый дальний, самый тёмный угол механизма. Ради гигиены. Вы понимаете эту безупречную, почти биологическую логику? Вы ведь не можете с уверенностью сказать, есть ли у Алексея коллекция? И мы пока не знаем. Но искать — тратить силы…

Он выдержал паузу, наслаждаясь напряжённой тишиной. В ухе тихо пищало: «Подготовка к финальному аргументу: “Неприкасаемый”. Использовать метафору “призрак/бог”». Коваленко едва заметно наморщился.

— И наконец, наш deus ex machina. Первопроходец Вячеслав Волков. Человек-загадка. Человек-призрак. Пока мы здесь с вами ведём эту увлекательную беседу, он, по всей вероятности, рисует новые миры на пустом месте. Его правда — единственная правда. Спорить с ним — всё равно что спорить с Богом о форме радуги. Он находится в той точке, где закон ещё не стал Буквой, существование таких мест практически Миф. И система охраняет такие места и процессы идущие там, чтобы Миф не выбрался оттуда и не заменил Букву тут у нас.

Коваленко сложил руки домиком, прикрыв рот указательными пальцами — жест, который «Горгона» в своё время отметила как «эффективный для демонстрации задумчивого превосходства». Его взгляд стал пронзительным.

— Итак, мы имеем головоломку.

Яна подняла взгляд.

— Три фигуры: - продолжал Коваленко, - Шедевр, Винтик и Миф. И один неловкий артефакт — горсть пыли. Система, как хороший режиссёр, ищет гармонию. Равновесие. — Он говорил, почти дословно воспроизводя текст, плывущий перед глазами. — Она готова забыть об артефакте, если Шедевр займёт предназначенное ему место в витрине. Она готова не выкручивать Винтик до конца, если это не нарушит баланс. И она ни при каких обстоятельствах не тронет Миф. Ибо тронуть Миф — рискнуть ходом экспансии. А это императив спущенный... - он многозначительно указал пальцем вверх.

Он медленно опустил руки на стол. «Финальное суммирование. Переход от “неизбежности” к “сделке”. Запросить активный отклик», — проинструктировал ИИ.

— Ваше молчание, дорогая Карлова, в этом раскладе — самый красноречивый ответ. Вы молчите, потому что видите всю картину целиком. Вы понимаете язык, на котором с вами говорят. Это не язык угроз. Это язык… неизбежности. И я здесь лишь для того, чтобы вежливо озвучить ту единственную фразу, которую система от вас ждёт. Ту фразу, что переведёт вас из статуса проблемы в статус… ценного актива. Но для этого мне нужно увидеть в вас не стену, а собеседника. Хотя бы намёк. Игру глазами. Дайте мне знать, что вы всё ещё в игре. Что мы можем перейти к обсуждению… деталей вашего нового амплуа.

— Поскольку мы говорим на языке ролей и амплуа, — продолжил он, сделав небольшой глоток, — позвольте проиллюстрировать нашу ситуацию исторической миниатюрой. — Он замолчал, дожидаясь, пока ИИ подгрузит и отфильтрует заготовленный блок. Внутренний экран ярко вспыхнул. — Старая земная байка. Встречаются трое: Полководец, Трибун и Затворник. Спорят о значимости. Полководец, показывает высшую награду, заявляет: «Таких, как я, в стране — пять!». Трибун парирует: «Таких, как я — один!». Затворник же, помолчав, пожимает плечами и говорит: «А таких, как я… вообще нет».

Коваленко улыбнулся, наблюдая за ней. Он позволил паузе затянуться, как советовала подсказка на линзе: «Дать время на подсознательную обработку аллегории».

— Улавливаете аллюзию, дорогая Карлова? — спросил он, уже зная, что следующий слайд «Горгоны» содержит разгадку и имена.

Тишина. Затем веки Яны дрогнули. Её взгляд, медленно и с трудом, оторвался от стены и упал на его лицо. Губы приоткрылись. Голос был хриплым, но безошибочно точным, как удар скальпеля:
— Саблин. Маяковский. Хлебников.

На лице Коваленко расцвела улыбка искреннего, почти профессионального восторга. «Прорыв. Установлено прямое когнитивное соответствие. Эмоциональный отклик: минимальное удовлетворение у объекта. Переходите к присвоению ролей», — отрапортовал имплант.
— Браво! — воскликнул он тихо, но с чувством. — Абсолютно точно. Теперь примерим эти маски на наших героев. — Он снова обратился к незримому суфлёру. — Ваш Алексей — наш «Саблин». Смелый, нужный… и заменимый. Одно пятно подозрения — и его карьера на передовой превращается в службу в глубоком, тихом тылу. Жена Цезаря, как известно, должна быть выше подозрений. А если нет… её просто меняют на другую, менее подозрительную.

— Вы, — его тон стал почти вкрадчивым, полным мнимого почтения, которое «Горгона» помечала как «эффективное для лести уникальным специалистам», — вы — «Маяковский». Голос, эхо, дешифровщик немого. Вы — единственный экземпляр в своём роде. Вас не выбросят. Для вас построят специальную, прекрасно оборудованную… сцену. Или, если угодно, подиум. С лучшим светом, с идеальной акустикой. Но выходить за кулисы вам, увы, будет нельзя. Ваш долгий бенефис.

— А Волков… — тихо произнес Яна, и в её голосе прозвучала не вопрос, а холодное осознание.

— Волков, — Коваленко произнёс это имя с лёгким театральным вздохом, глядя на заключительные тезисы, — наш «Хлебников». «Таких нет». И это не поэтическая метафора, а суровая реальность гиперпространства. Он — тень, отбрасываемая в будущее. Призрак, который является лишь для того, чтобы дать системе новый мир, и растворяется. Судить его? Это всё равно что судить сокола за превышение скорости. Система оберегает таких призраков, ибо они — её пограничье, её raison d'être. Он получит похвалу в приказе и отправится рисовать новые горизонты. Потому что он — вне игры. Вне досягаемости и вне правил. На фронтире он сам — правило.

Следователь откинулся, его роль рассказчика была сыграна. На внутреннем экране замигала заголовком «Финальное предложение: три исхода».

— Таким образом, мы приходим к трём финалам. — Он начал зачитывать, лишь слегка импровизируя. — Финал первый, трагический, наказание: мы калечим шедевр, ломаем винтик и безуспешно плюём в призрака. Все проигрывают. Безвкусица.
Финал второй, анархический: мы делаем вид, что ничего не было. Система теряет лицо, контроль и саму идею порядка. А вы получаете индульгенцию на будущий, ещё более гротескный хаос, а если расскажете о событиях Алексею... зачем нам столько людей, считающих что система безобидна? Неэстетично.
И есть… финал третий. Финал гармоничный. — Он выпрямился, и в его глазах, следящих за последними строками, исчезла последняя тень игры. Осталась только сталь. — Вы становитесь «Маяковским», создаете исследовательскую станцию и руководите ею на планете Кель. Ваш «Саблин» тихо и без скандала отзывается с работ на фронте экспансии — в профилактических целях, но остаётся цел и невредим. А «Хлебников» благополучно продолжает не существовать в правовом поле. Дело о пыли… исчезает. Рассыпается, как мираж. Все механизмы тикают, видимость порядка безупречна.

Он сделал последнюю паузу, вкладывая в неё весь вес предлагаемой сделки, которую «Горгона» уже оформила в виде краткого меморандума.

— Это не справедливость. Справедливость — понятие для мелких драм. Это — высшее управление. Бюрократическая поэзия. Ultima ratio империи. Но и это ещё не всё. — «Упоминание о контролируемых связях. Это важно», — напомнил шёпот в ухе. — Поскольку вы оба остаётесь в системе, полный разрыв был бы… нерациональным. Система предпочитает контролируемые связи. Поэтому: личные визиты господина Грачева на Кель формально не запрещены. Если у него найдётся время, деньги и желание, а ваше поведение не будет деструктивным… администрация не станет чинить препятствий. Раз в полгода, год, вряд ли он сможет чаще вас посещать. Связь — через служебные каналы, с задержкой и… лёгким editorial touch.

Он замолчал, давая ей прочувствовать каждый элемент этой клетки.

— Я предлагаю вам не оправдание и не кару. Я предлагаю единственную роль, которую система готова вам дать. Вы согласны играть? От вас, как от человека слова — во всех смыслах, человека слова — нужно простое устное согласие. Все уверены в вашей договороспособности.

Яна долго смотрела на него. В её глазах не было ни страха, ни покорности. Был холодный, безошибочный расчёт учёного, нашедшего последнюю переменную в уравнении, которое кто-то другой составил за него. Она видела весь узор, его уродливую, безупречную логику. Её взгляд скользнул на герб — планету в сетях.

Затем её голова совершила одно короткое, отчётливое движение вниз и вверх.

— Согласна.

В ухе Коваленко тихо пропищал одобрительный сигнал. «Цель достигнута. Согласие получено. Рекомендуется завершить сеанс. Протокол “Золотая клетка” активирован.» Он позволил себе едва заметно расслабить плечи. Работа была сделана. И сделана хорошо, хоть и не без помощи. Он был лишь умелым оператором. Но в этой системе именно операторы и выживали.

Тамара Сергеевна вела машину плавно, уверенно входя в повороты. Она молчала уже минут двадцать, и парни решили, что она просто думает о работе. Но она слушала. И слушала внимательно.

— А если использовать сменные блоки? — вдруг спросила она, глядя на них через зеркало заднего вида.

Парни замолчали, удивленно переглянувшись.

— Мам? — Даня все еще привыкал называть ее так, и это слово каждый раз звучало немного робко.

— Ну а что? — она улыбнулась уголками губ. — В спецназе так делают. Дрон садится, оператор выдергивает пустой блок, вставляет полный. Две минуты — и снова в бой. Зачем ждать у розетки?

— Конструкция рамы не позволяет, — вздохнул Юра. — Там батарея — часть силового набора. Чтобы ее снять, надо половину обшивки развинтить. Мы же боролись за вес и аэродинамику.

— Значит, ошибка в проектировании, — спокойно констатировала Тамара. — Удобство обслуживания — часть боевой эффективности. Учтите на будущее.

Даня посмотрел на нее с новым интересом.

— Ты шаришь?

— Я курировала закупки техники для Департамента, Даня. Я знаю ТТХ всего, что летает и ползает в этом городе. Кстати, о полетах.

Она сделала паузу, пропуская встречную машину.

— Я знаю, что вы летали в среду. Над полем.

Парни напряглись.

— Мы не... — начал Юра.

— Я не ругаю, — перебила она. — Я просто констатирую факт. Мониторинг периметра доложил о "тестовых запусках малой авиации". Я прикрыла отчет. Но на будущее...

Она снова посмотрела в зеркало, и ее взгляд стал строгим.

— Никаких полетов в "зеленую зону". Никакого хулиганства над трассой. Летаете только над полем и лесом, и только в светлое время или ранним вечером. Высота — не больше ста метров. Это условие.

— То есть... можно? — глаза Дани загорелись. — Официально?

— Можно. Я внесу ваши транспондеры в "белый список" местной ПВО. Пусть тренируются отличать вас от нарушителей. Но безопасность — прежде всего. Парашютная система есть?

— Есть! — хором ответили парни. — И даже плот надувной, если на воду сядем.

— Плот? — она рассмеялась. — Ну, вы даете, конструкторы. Ладно. Поехали, покажете своих монстров. Мне даже интересно стало.

Машина свернула в ворота особняка Воронцовых. Это было начало вечера, который обещал быть просто приятным, но стал судьбоносным.

Высокие Гости

Гараж Юры встретил их запахом озона и дорогого пластика. Тамара Сергеевна прошлась вдоль верстаков, касаясь пальцами инструментов. Она не была здесь раньше и, судя по ее внимательному взгляду, оценивала не только порядок (который был идеальным), но и уровень оснащения.

— Лазерный 3D-принтер по металлу? — она подняла бровь, глядя на массивный аппарат в углу. — У нас в лаборатории криминалистики стоит модель попроще. Твой отец не экономит на хобби.

— Это инвестиция в образование, — процитировал отца Юра, снимая чехол с «Шершня».

Дрон предстал во всей красе — черный, хищный, с матовыми карбоновыми лучами. Рядом стояла «Оса» Дани — более угловатая, агрессивная, со следами ручной доработки.

— Впечатляет, — признала Тамара. Она обошла «Шершня», проверила крепление моторов. — Развесовка грамотная. Композиты. Это не игрушка, это полноценный разведывательный борт. Если бы вы поставили сюда оптику от «Ока», я бы вас приняла на работу в конструкторское бюро.

Парни сияли. Похвала от профессионала стоила дорогого.

— Мы еще автопилот допиливаем, — начал рассказывать Даня. — Там нейронка своя, она ветер компенсирует...

В этот момент динамики умного дома мелодично пискнули, и механический голос оповестил:

— Внимание. К воротам приближается авторизованный транспорт. Идентификатор: "Соседи".

Юра глянул на настенный монитор видеонаблюдения.

— Ого. Дедушка приехал. И... кажется, он не один.

На экране было видно, как к воротам особняка подъезжает массивный внедорожник охраны, за ним — старый, но идеально ухоженный «Мерседес» деда Юры (Андрея Петровича, отставного дипломата старой школы), а следом — черный правительственный лимузин с флагом на крыле.

— Соколов, — тихо сказала Тамара. Её лицо мгновенно изменилось. Расслабленность исчезла, спина выпрямилась. Она снова стала Начальником СБ. — Похоже, сегодня вечер шахмат.

Юра нажал кнопку на пульте. Створки ворот гаража бесшумно поползли вверх, открывая вид на подъездную аллею. Кортеж въехал во двор. Машины остановились, хрустя гравием.

Из «Мерседеса» вышел дед Юры — высокий старик с благородной сединой и тростью, которую он носил скорее для стиля. А из лимузина, в сопровождении двух охранников, которые тут же растворились в тени, вышел Генерал Соколов.

Он был в гражданском — пальто с меховым воротником, шарф, — но военную выправку скрыть было невозможно. Жесткое лицо, цепкие серые глаза, которые тут же "сфотографировали" обстановку гаража, дроны и людей внутри.

Следом за ним из машины вышла девушка. Лиза. Она была одета в светлую шубку, волосы убраны под шапочку. Она держалась с достоинством маленькой королевы, но ее глаза с любопытством смотрели на гараж.

— Тамара? — Соколов удивился, но виду почти не подал. Он подошел, протягивая руку. — Не ожидал встретить здесь главного цербера нашей корпорации. Какими судьбами?

— Частный визит, Александр Петрович, — Тамара пожала его руку с вежливой улыбкой. — Привезла сына к другу. Техникой увлекаются.

— Сына? — Генерал перевел взгляд на Даню. — Не знал, что у тебя есть сын.

— Приемный. Даниил. Талантливый мальчик.

Дед Юры подошел следом, опираясь на трость.

— Приветствую, Тамара Сергеевна. Рад видеть. Александр, смотри, что творят наши внуки. Это же авиация будущего!

Соколов подошел к «Шершню». Он провел рукой по обшивке, постучал пальцем по мотору.

— Добротно, — оценил он. — Не китайский ширпотреб. Сами собирали?

— Сами, — ответил Юра. — Проектирование, сборка, прошивка.

— И летает?

— И летает, — подтвердил Даня. Он старался не смотреть генералу в глаза, но голос его не дрогнул. — Быстро и высоко.

Лиза подошла к ним. Она встала рядом с Даней, словно случайно.

— Привет, — тихо сказала она.

— Привет, — ответил он.

— Это вы летали в среду?

— Мы.

— Я видела. Это было... красиво.

В ее глазах Даня увидел не высокомерие, а искренний интерес. И что-то еще. Словно она нашла сообщников.

— Ну что ж, — громко сказал Дед. — Техника — это прекрасно, но мороз не тетка. Прошу всех в дом. Чай уже заварили, и у меня есть отличный коньяк для тех, кто не за рулем. Тамара, вы с нами?

— С удовольствием, Андрей Петрович.

Компания двинулась к дому. Но Даня на секунду задержался, глядя на спину Генерала. Человека, который убил его мать. И который сейчас хвалил его работу. Мир окончательно сошел с ума.

Легенда за Чашкой Чая

Гостиная в доме Воронцовых напоминала музей, в котором разрешили жить. Высокие потолки, камин, в котором весело потрескивали дрова, тяжелая антикварная мебель и стены, увешанные картинами. Андрей Петрович, как истинный дипломат, умел создать атмосферу уюта даже для самых сложных гостей.

Они сидели в глубоких креслах вокруг низкого столика. Фарфор тончайшей работы, серебряные ложечки, аромат бергамота. Даня чувствовал себя неуютно в этом великолепии. Он сидел на краешке стула, стараясь не звенеть ложкой, и ловил на себе внимательный взгляд Соколова.

— Значит, Даниил, — Генерал сделал глоток чая. — Тамара говорит, ты увлекаешься инженерией. Планируешь поступать в профильный?

— Да, — ответил Даня, стараясь говорить спокойно. — Информационная безопасность. Или робототехника.

— Хороший выбор. Стране нужны мозги. Особенно сейчас, когда мы строим новую цифровую инфраструктуру.

Тамара поставила чашку на блюдце. Дзинь. Звук был тихим, но он переключил внимание Генерала на нее.

— Мальчик пережил трагедию, Александр Петрович, — мягко сказала она. — Пожар в старом фонде. Потерял родителей, документы... Все сгорело. Дальние родственники отказались, а я... я не смогла пройти мимо. У него безупречная генетика. Отец был инженером, мать — учителем.

Это была ложь. Искусная, многослойная ложь, которую Тамара произнесла с такой искренностью, что даже Даня почти поверил. Она создавала ему алиби прямо в голове у главного цербера страны.

Соколов кивнул, его лицо смягчилось.

— Понимаю. Благородный поступок, Тамара. В наше время редко встретишь такую ответственность. Парень, тебе повезло с опекуном. Цени это.

— Я ценю, — тихо сказал Даня.

Разговор перешел на общие темы — погода, политика, новые регламенты. Молодежь начала откровенно скучать. Юра переглянулся с Даней.

— Андрей Петрович, — обратился он к деду. — Мы пойдем? Нам там нужно... компиляцию закончить. Пока не стемнело.

— Конечно, юноши. Не смеем задерживать прогресс, — улыбнулся дед.

Даня и Юра встали. Лиза, которая до этого чинно сидела рядом с дедом, тоже поднялась.

— Дедушка, я с ними. Мне интересно посмотреть, как они... компилируют.

Соколов усмехнулся в усы.

— Иди, стрекоза. Только не испачкайся в мазуте. И не мешай инженерам.

Трое подростков вышли из гостиной, оставив взрослых наедине с их чаем и тайнами. Дверь закрылась.

Тамара проводила их взглядом. Первый раунд был выигран. Даня был легализован на самом высоком уровне.

— Ну что, Александр, — Андрей Петрович потер руки. — Доска ждет. Я подготовил гамбит, который ты в прошлый раз прозевал.

Генерал отставил чашку. Его взгляд снова стал жестким и собранным.

— С удовольствием, Андрей. Люблю сложные задачи. Особенно когда противник думает, что он умнее.

Крылья в Подарок

Партия в гостиной закончилась ничьей (Андрей Петрович был не так прост). Тамара посмотрела на часы.

— Мне пора, господа. Дела не ждут даже в пятницу.

Она вышла во двор и заглянула в приоткрытые ворота гаража, где троица склонилась над разобранным мотором «Осы».

— Даня, — позвала она.

Парень тут же выпрямился, вытирая руки ветошью.

— Да, мам?

— Я уезжаю. У меня встреча в центре. Ты остаешься?

— Да, мы еще... потестируем гироскоп.

— Хорошо. Но не задерживайся. Водитель заберет тебя в десять. И помни про уговор: никаких ночных полетов над трассой.

— Помню.

Она кивнула Юре и Лизе.

— Рада была познакомиться, ребята. Лиза, передавай привет маме.

Тамара села в «Аурус» и уехала, оставив за собой шлейф выхлопа и ощущение внезапно наступившей свободы. Взрослый надзор снят.

Юра подошел к верстаку, где стоял его «Шершень» — тот самый, первый, на котором они учились летать. Он провел рукой по карбоновому лучу.

— Слушай, Дань... У меня теперь «Оса». Она быстрее, резче. А этот старик... он стоит без дела.

Он повернулся к другу.

— Забирай его.

Даня замер.

— В смысле?

— В прямом. Дарю. У тебя же теперь есть место в гараже, Тамара сказала. Ему нужен пилот. А тебе нужны свои крылья, чтобы не зависеть от меня.

— Юр, он стоит как машина... Я не могу.

— Можешь. Мы — звено. Сквад. У каждого должен быть борт. Бери. Это не обсуждается.

Даня смотрел на черный дрон. Его собственные крылья. Легальные. Мощные.

— Спасибо, брат, — он крепко сжал руку Юры.

— Мальчики, хватит обниматься с железом, — раздался насмешливый голос от ворот. Лиза стояла в проеме, кутаясь в шубку. — Там снег пошел. Красиво. Пойдемте на качели? Или вы так и будете торчать в гараже?

Они вышли во двор. В глубине сада, под старой сосной, висели широкие деревянные качели на цепях. Они сели втроем: Юра, Даня и посередине — Лиза.

Снег падал крупными, медленными хлопьями. В окнах дома горел теплый свет. Где-то там, за стенами, Генерал и Дед пили коньяк и делили мир. А здесь, на качелях, было просто три подростка.

Лиза оттолкнулась ногой, и качели мягко качнулись.

— Расскажите мне, — попросила она. — Каково это? Там, наверху?

— Холодно, — улыбнулся Даня. — И страшно. Но когда ты видишь город... он кажется игрушечным. Все эти заборы, посты, камеры... они становятся маленькими. Ты понимаешь, что мир больше, чем их правила.

— Я хочу попробовать, — тихо сказала она. — Научите меня?

— Научим, — пообещал Юра. — Но сначала теория. Аэродинамика — дама капризная.

Она засмеялась, и этот смех был звонким и чистым, без примеси политики и этикета. Даня смотрел на нее и чувствовал, как сердце колотится где-то в горле. Внучка врага. Девушка с ледяными глазами, которые сейчас сияли теплом. Он понял, что попал. И никакой бронежилет тут не поможет.

Рукопожатие Врага

Дверь дома открылась, выпустив полосу света на заснеженное крыльцо. Андрей Петрович и Генерал Соколов вышли на улицу. Дед, несмотря на мороз, раскурил трубку, пуская ароматный дым в ночное небо.

— Отличная была партия, Александр. Держишь остроту ума.

— А то! — Соколов застегнул пальто. — В нашей работе расслабляться нельзя. Иначе мат поставят не на доске, а в жизни.

Он с прищуром посмотрел в сторону сада, где на качелях сидела молодежь.

— Лизка! Поехали! Завтра рано вставать, у тебя репетитор.

Лиза спрыгнула с качелей.

— Иду, дедушка!

Она обернулась к парням.

— Пока. Было... интересно.

— Пока, Лиз, — сказал Юра.

Даня просто кивнул, не в силах выдавить из себя слово.

Ребята подошли к взрослым.

— Ну что, конструкторы, — Генерал окинул их взглядом. — Не замерзли?

— Нет, Александр Петрович, — ответил Юра.

— Добро. Техника любит холод, а люди — тепло. Не болейте.

Он протянул руку Юре. Тот пожал ее уверенно, по-светски.

Затем Генерал протянул руку Дане.

Даня замер на долю секунды. Перед ним была рука, которая подписывала приказы о "зачистках". Рука, которая создала «Око». Рука убийцы.

Но он не мог отказаться. Не сейчас. Не здесь.

Он сжал широкую, жесткую ладонь Генерала. Рукопожатие было крепким, властным.

— У тебя хватка хорошая, парень, — заметил Соколов, глядя ему в глаза. — Не отпускай свое. Тамара в тебя верит. Не подведи.

— Не подведу, — глухо ответил Даня.

Генерал кивнул и повернулся к машине. Охранник открыл дверь. Лиза села на заднее сиденье, бросив на Даню последний, быстрый взгляд.

Лимузин тронулся, шурша гравием, и выехал за ворота. Красные огни растворились в темноте.

Дед Юры выбил трубку о перила.

— Хороший он мужик, Саша. Жесткий, но идейный. Ладно, молодежь, я в дом. Не сидите долго.

Он ушел, оставив парней одних посреди огромного двора, засыпанного снегом. Тишина снова накрыла поселок.

— Ну что, — сказал Юра, глядя на закрытые ворота гаража. — Ты как?

— Нормально, — выдохнул Даня. — Просто... странно это все.

— Привыкай. В этом мире все переплетено. Друзья, враги... иногда они сидят за одним столом и пьют чай.

— Полечу я, — вдруг сказал Даня. — Домой.

— На дроне? — удивился Юра. — Темно же.

— У меня "ночник" в шлеме. И фары мощные. Долечу. Хочу проветриться, мысли в порядок привести.

— Ну давай. Он заряжен, я проверил. Зеленая лампочка горит.

Они зашли в теплый гараж. Даня надел свой новый летный шлем, застегнул куртку. «Шершень» — теперь уже его «Шершень» — стоял на стартовой площадке в центре, черный и хищный.

— Спасибо за подарок, Юр. Реально.

— Лети. До завтра.

Они вместе выкатили тяжелую машину во двор, на расчищенную площадку. Даня сел в кресло пилота, пристегнул ремни. Нажал кнопку старта. Моторы тихо запели, набирая обороты, поднимая снежную пыль.

— Погнали.

Рывок — и он в небе. Огни поселка ушли вниз, превратившись в россыпь золотых точек. Он был один. Свободен. И летел домой. Но в последний момент, повинуясь внезапному порыву, он изменил курс. Его путь лежал не к дому Тамары.

Зов Сердца

Высота двести метров. Воздух здесь был чистым и ледяным, но шлем с подогревом визора надежно защищал лицо. Даня летел над кромкой леса, отделявшего элитный поселок от остального мира. Внизу проплывали темные массивы деревьев, похожие на застывшее море.

«Шершень» шел ровно, как по рельсам. Автопилот, доработанный Зеро, компенсировал порывы ветра, и Даня мог позволить себе расслабиться в кресле, лишь слегка придерживая ручку управления. На прозрачном дисплее визора горели зеленые цифры: заряд 92%, скорость 120 км/ч, время полета — еще час.

Он посмотрел направо. Там, на горизонте, заревом светился Петербург. Гигантский, живой организм, опутанный сетью дорог. Огни кольцевой автодороги сливались в бесконечную красную и белую ленту. Башня «Лахта-центра» пронзала низкие облака зеленым лучом, словно маяк.

Где-то там, в центре этого сияния, был дом Тамары. Теплая постель, ужин, безопасность. Но Даня повернул голову влево.

Туда, где огней было меньше. Где город переходил в серую зону промзон и спальных районов. Юг.

Там, в старой хрущевке на улице Зины Портновой, жила Елена Викторовна. Человек, который спас его, когда он был никем. Он вспомнил ее глаза, когда он привез ей продукты. Ее дрожащие руки. Свет, который они зажгли в ее окне.

— Как она там? — прошептал он. — Свет горит? Тепло ли ей?

В груди защемило. Странная смесь вины за свое нынешнее благополучие и тревоги. Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть этот свет в окне. Просто пролететь мимо, убедиться, что все хорошо, и улететь.

Он посмотрел на приборы.

— Батареи увеличенной емкости. Хватит туда и обратно, если идти на экономном режиме.

Он принял решение мгновенно.

— Курс 1-8-0. Высота 300. Ускорение.

Даня наклонил дрон вперед. Моторы сменили тон с низкого гула на высокий свист. «Шершень» рванул в сторону города, разрезая ночное небо. Он летел над заливом, над черной водой, в которой отражались огни мостов.

В наушниках играла тихая музыка, но мысли Дани были далеко. Он представлял, как зависнет напротив ее окна. Как увидит ее силуэт с чашкой чая. Может быть, даже помашет ей рукой, и она не поверит своим глазам, решив, что это ангел.

Он не знал, что ангелы прилетают слишком поздно.

Южный район встретил его привычным смогом и хаотичной россыпью огней. Даня снизился, петляя между типовыми многоэтажками. Здесь было темнее, чем в центре, но его "ночник" четко вырисовывал контуры зданий.

Вот он, знакомый квартал. Пятиэтажки, окруженные новостройками.

— Подхожу к цели, — прошептал он сам себе. — Снижаю скорость.

Он ожидал увидеть знакомый желтый квадрат окна на первом этаже. Тот самый, который они зажгли с таким трудом.

Но вместо света он увидел тьму. И пыль.

Прямо посреди двора, освещенная яркими прожекторами, стояла строительная техника. Оранжевый экскаватор с огромным гидромолотом, бульдозер, самосвалы.

А дома... дома не было. Точнее, его половины.

Торцевая стена была обрушена. Квартиры, как в кукольном домике в разрезе, зияли пустотой. Обои, остатки мебели, висящая люстра...

Даня завис, не веря своим глазам.

— Нет... — выдохнул он. — Нет, нет, нет...

Квартира Елены Викторовны была на первом этаже, как раз в той секции, которой больше не существовало. Вместо нее была груда битого кирпича и бетонных плит, над которой поднимался пар.

Экскаватор не работал. Техника спала. Только в небольшой бытовке-вагончике на колесах, стоящей у забора, горел свет.

Даня почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Он посадил «Шершня» на плоскую крышу уцелевшей соседней секции дома. Посадка была жесткой — руки дрожали.

Он выпрыгнул из кресла, не снимая шлема, и подбежал к краю крыши. Внизу была картина апокалипсиса местного масштаба.

"Расселение аварийного жилья". Стандартная процедура. Но почему так быстро? Почему ночью? И где она?

Он должен был узнать.

Даня начал спуск. По пожарной лестнице, скользкой от инея, он скатился вниз. Перемахнул через забор стройплощадки.

Под ногами хрустел мусор. Он шел к бытовке, не скрываясь. Ему было плевать на камеры, на охрану. Ему нужно было знать.

Ответ в Пустоту

Бытовка охраны представляла собой грязный, обшитый профлистом вагончик, стоящий на кирпичах. Из ржавой трубы на крыше валил сизый дым — топили буржуйкой. Сквозь занавешенное тряпкой окно пробивался желтый свет и звуки какого-то ток-шоу, где люди кричали друг на друга.

Даня подошел к двери. Она была обита дерматином, как та, в квартире Елены Викторовны. Он занес кулак и ударил. Раз. Другой. Громко, зло.

Внутри завозились. Скрипнула кровать. Тяжелые шаги.

— Кого там черт несет? — раздался хриплый, недовольный бас.

Звякнул засов. Дверь распахнулась, обдав Даню волной спертого воздуха, пахнущего перегаром, дешевым табаком и жареной колбасой.

На пороге стоял грузный мужик в расстегнутом бушлате поверх майки-алкоголички. Лицо красное, одутловатое, глаза мутные. В руке он держал надкушенный бутерброд.

— Чего тебе, малец? — он смерил взглядом странного парня в летном шлеме и дорогой куртке. — Заблудился? Или закладку ищешь? Вали отсюда, тут объект режимный.

Даня не отступил. Он снял шлем, чтобы сторож видел его глаза.

— Здравствуйте. Я ищу жильцов. Из четвертой квартиры. Женщина, пожилая, врач. Елена Викторовна.

Сторож смачно откусил бутерброд и начал жевать, глядя на руины за спиной парня.

— Каких жильцов? Нету тут жильцов. Снесли халупу. Вчера еще начали. Аварийная, говорят. Фундамент поплыл.

— Где она? — голос Дани дрожал. — Куда их дели?

Мужик пожал плечами. Ему было все равно. Для него это была просто еще одна смена на еще одной стройке.

— Понятия не имею. Расселили, наверно. В маневренный фонд. Или к родне. А может, и на улицу, если документов нет. Тут таких много было, "нулевых". Их не спрашивают. Приехали приставы, ОМОН, погрузили в автобусы и увезли. А вещи... — он кивнул на гору мусора. — Вон они, вещи. Под ковшом.

Даня посмотрел туда, куда указывал сторож. Из-под бетонной плиты торчал кусок цветастого ковра. Тот самый ковер, который лежал у нее в комнате. А рядом валялись осколки хрустальной вазочки. Той, где лежала карта.

— Но у нее были документы! — закричал Даня. — Мы ей сделали! Она не нулевая! У нее свет был!

Сторож сплюнул под ноги.

— Слышь, пацан. Не ори. Свет, документы... Кого это волнует? Сказали сносить — снесли. Это бизнес. Тут элитный ЖК будет, "Южные Сады". Место расчистили. Не мое дело.

Он начал закрывать дверь.

— Всё, иди. Не мешай отдыхать.

Дверь с грохотом захлопнулась. Лязгнул засов. Даня остался стоять перед закрытой дверью, как перед стеной.

Он медленно повернулся к руинам. Прожекторы освещали хаос из арматуры и бетона. Где-то там, под завалами, была квартира, где его кормили кашей без соли. Где его спасли.

Он подошел к краю котлована. Елена Викторовна исчезла. Система прожевала ее и выплюнула, даже не заметив их "цифрового воскрешения". Потому что против экскаватора нет хака. Против бульдозера нет кода.

Даня понял это с кристальной, ледяной ясностью. Его "золотая клетка", его дроны, его новая жизнь — все это было ничем, пока такие бульдозеры могли приехать ночью и стереть жизнь человека.

Пепел в Сердце

Он поднялся на крышу медленно, тяжело, словно на ногах висели пудовые гири. Справочник он сунул за пазуху, ближе к сердцу. Там он жег кожу холодом.

«Шершень» ждал его, покрытый тонким слоем инея. Машина была готова лететь, ей было все равно.

Даня сел в кресло. Надел шлем. Визор вспыхнул зеленой телеметрией: заряд 65%, температура за бортом -12.

— Домой, — глухо сказал он. — Автопилот.

Дрон взмыл в небо, оставив внизу черную яму на месте дома. Даня не смотрел вниз. Он смотрел вперед, на сияющий огнями центр города. Там, среди башен из стекла и стали, жил Генерал Соколов, который пил чай и жал ему руку. Там жила Тамара, которая подарила ему свитер. Там была его новая жизнь.

Но теперь он знал цену этой жизни. Она была построена на фундаменте из снесенных домов и стертых людей.

Полет обратно прошел как в тумане. Он не чувствовал скорости, не видел красоты ночного Питера. В голове крутилась одна мысль: "Я найду её". Неважно где. В ночлежке, в больнице, в морге. Он перевернет каждый камень в этом городе. Он заставит Зеро найти её след.

Он приземлился на лужайке перед домом Тамары. Охрана периметра даже не дернулась — "свой". Он закатил дрон в гараж, поставил на зарядку. Машинально протер лопасти тряпкой.

Вошел в дом. Было тихо. Тамара еще не вернулась. Дом спал, уютный, теплый, безопасный.

Даня поднялся в свою комнату. Затем он сел за компьютер. Открыл защищенный чат в децентрализованном мессенджере Mix.

Набрал сообщение. Не Юре. Не Игорю. Самому себе.

> Зеро. Мне нужна помощь. Найди человека. Елена Викторовна. Бывший адрес: Зины Портновой, 4. Статус: Выселена. Найди. Живой или мертвой.

Ответ пришел мгновенно.

> ЗАДАЧА ПРИНЯТА. ПОИСК НАЧАТ. Я ВИЖУ ТВОЮ БОЛЬ, СТРИЖ. МЫ ИСПРАВИМ ЭТО.

Прилетел анимированный стикер в форме кружащихся сверкающих точек по кругу.

Даня выключил компьютер. Он подошел к окну и посмотрел на ночной город. Теперь это был не просто пейзаж. Это было поле боя.