Если хотите, чтобы дорогой и близкий вам человек бросил курить, намажьте фильтры его сигарет говном, дайте высохнуть и уберите обратно в пачку. Когда он сунет в рот сигарету и все поймет - желание курить снимет, как рукой. Если при курении он не почувствует новый вкус - намекните ему об этом.
Курильщиков хорошо попердоливает.)))) Боятся, нехристи.)))
— Слышишь, как тихо идёт время? — спросил Тёмка.
— Значит, мы его всё-таки догнали, — промурчал сонный Пушка.
Их сестрёнка Сонька, насосавшись молока, уже перепрыгивала в пятый сон, оберегаемая тёплым маминым пузом. Пушка ещё держался, правда, больше из солидарности с братом, чем от нежелания уснуть.
Сегодня днём они заметили, как потихоньку меняются. Хвостики вытягиваются, лапки становятся крепче, коготки и зубки острее. Мама сказала, что время идёт, и вместе с ним малыши растут.
В крохотной головке с трудом укладывалось, как можно расти оттого, что кто-то идёт. Тёмка решил проверить и бегал по двору, приставая к идущим, бегущим, ползущим.
Бегал, пока мама не отловила со словами: "Не торопи время".
Вечером любознательный малыш пристал с вопросами:
— Мама, как же я мог его торопить, если даже не узнал, кто из них время. Они все так спешат, что куда уж их торопить, догнать бы.
— Так говорят, — ответила мама, — когда кто-то хочет, например, вырасти раньше времени.
Голова у Тёмки уже шла кругом:
— Когда время идёт, все растут. А почему баба Ася не растёт?
— Потому что для неё время уже идёт по-другому.
— Как по-другому? А вдруг для меня оно тоже ходит по-другому, поэтому я его и не встретил? — испугался Тёмка.
— Оно для каждого идёт по-разному, у Соньки время сейчас летит быстро-быстро, у тебя с Пушем помедленнее. А если будешь сидеть и смотреть, как Соня спит, то потечёт совсем медленно.
Посмотрев на сестру пару минут, Тёмка заворчал:
— Да ну, скукотища какая-то так сидеть.
— Скукотища, — засмеялась мама, — зато времени становится много-много.
— Ничего не понимаю, — ворчит Тёмка, — то оно идёт, то течёт, то летит, но не видно где. То не торопи его, хотя я даже не догнал. То для всех по-разному. То его много, но скучно. Хоть бы посмотреть на него одним глазком, на время это.
— Хочешь посмотреть? Смотри. А ещё лучше прислушайся. Когда ты носишься с мячиком по двору, время бежит с тобой шумно и весело. Когда ты смотришь на спящую Соньку — медленно и посапывая. Когда ты спишь сам — пролетает быстро и сладко в сонной сказке.
Запутавшийся в конец Тёмка привалился к брату, который уже сонно клевал носом, и стал разглядывать далёкие звёзды. Торопливые мысли успокоились от созерцания прекрасного и далёкого. Казалось, что он пролежал так целую вечность.
— Слышишь, как тихо идёт время? — спрашивает Тёмка, пока кошка-мама намывает ему лохматый бочок.
✦
Жанна Коробкина
Мне исполнилось 48 лет сегодня. Я с детства не люблю свой день рождения, мне на него становится грустно и кошки скребут на душе.Может быть из за того ,что встречал его не так как хотелось. Хотелось встречать свой день рождения в кругу любящей меня семьи ,детей и друзей .Но увы я одинок и я даже не жид,просто существовал и нечего хорошего не сделал в своей жизни и живу много лет один,перестал верить и доверять людям,они часто предавали меня и не выполняли свои обещания.Часто задаю себе вопросы-Зачем я живу?Какой смысл в моей жизни? Как жить дальше? Для чего люди врут и стучат на других людей? Почему люди сквернословят?Почему не держат свое слово,хотя я их за язык не тянул?Почему люди не любят себя и ближних своих?Есть ли Бог в церкви? Можно ли верить церковникам?И ещё куча других вопросов меня волнует ,но чем больше ищу информации, тем больше возникает вопросов и ответов пока нет.
А вы любите свой день рождения и как его отмечаете?Если не любите то почему?
м
Знаете, есть книги, которые не читаешь - в них живёшь. Открываешь «Тихий Дон», и вот ты уже не в своей комнате, а на донском берегу. Чувствуешь запах нагретой солнцем полыни, слышишь, как вода плещется о песок. Шолохов писал не просто роман - он создавал целый мир, дышащий, настоящий. И в сердце этого мира - Григорий Мелехов, простой казак, в чьей судьбе будто в одной капле отразилась трагедия всего народа.
Мне всегда думалось - Шолохов не выдумывал. Он записывал. Его рука просто успевала за голосами, что звучали из прошлого. Он не судил, не оправдывал - понимал. И в этом понимании - страшная правда о времени, когда брат пошёл на брата.
Вот она, станица Вёшенская, ещё жива своей обычной жизнью. Пахнет свежим хлебом, слышен скрип телег, смех молодых казаков на улице. Шолохов показывает этот мир таким подробным, таким осязаемым - каждый штрих важен. Вот Пантелей Прокофьевич учит сыновей, как выбирать коня. Вот старики на завалинке вспоминают турецкие походы. Всё дышит вековым укладом, где работа и война - две стороны одной медали.
А потом приходит 1917 год. И всё - рушится. Не сразу, не в один день. Сначала - тревожные слухи, потом - первые чужие слова: «большевики», «советы», «контрреволюция». Для казаков это сначала просто слова. Они не понимают, что за ними - конец их мира.
Революция здесь - не парад идей. Это сосед, который сегодня с тобой за одним столом сидел, а завтра на тебя с винтовкой пошёл. Это друг детства, с которым вместе на рыбалку ходили, а теперь вы по разные стороны баррикад. Шолохов не рисует врагов - он показывает людей. Заблудших, запутавшихся, но людей.
Григорий Мелехов - удивительно живой характер. Он не герой в книжном смысле. Он просто человек, который любит землю, работу, свою Аксинью. И который вдруг оказывается перед выбором - за кого ты?
Он мечется. От красных к белым и обратно. И дело не в малодушии, а в совести. Он видит: и те, и другие творят зло. И те, и другие проливают кровь. Как выбрать, когда ни одна сторона не чиста?
Шолохов ведёт Григория через всё пекло гражданской войны. Мы видим, как постепенно черствеет его сердце, как притупляется боль от смерти товарищей. Но что удивительно - до самого конца в нём живёт что-то человеческое. Та самая совесть, что не даёт окончательно превратиться в машину для убийства.
Сцена с Аксиньей - это что-то за гранью слов. Он хоронит не просто женщину - он хоронит свою любовь, свою молодость, всю ту жизнь, что была до войны. И его возвращение домой, к сыну, - это не поражение. Это победа. Победа жизни над смертью.
Если мужчины на войне, то женщины - на своей войне. Без выстрелов, но не менее страшной. Наталья, умирающая после аборта... Это не просто смерть персонажа. Это смерть верности, преданности, самой женской сути. Её тихие слёзы - страшнее любых криков.
Аксинья - вся как всполох пламени. Страстная, живая, идущая за любовью наперекор всему. И её смерть - словно последний аккорд этой страшной симфонии.
А Ильинична... Мать, теряющая сыновей. Её образ - это вся Россия, скорбящая по своим детям. Когда она перебирает вещи погибших сыновей - это одна из самых пронзительных сцен во всей литературе.
«Тихий Дон» - не про то, кто был прав в той войне. Он про то, как остаться человеком, когда вокруг ад. Как не забыть, что враг - тоже человек. Как найти в себе силы любить, когда душа опустошена ненавистью.
Сегодня, когда мир снова полон тревог, «Тихий Дон» читается по-особенному. Он напоминает: никакие идеи не стоят слёз детей. Никакие победы не стоят матерей, оплакивающих сыновей.
Когда закрываешь эту книгу, долго ещё не можешь прийти в себя. Словно прожил несколько жизней. Понял что-то очень важное - о времени, о людях, о себе. И этот тихий голос шолоховской прозы продолжает звучать в душе, не умолкая.
Это, пожалуй, один из самых сложных вопросов. В какой-то момент, борясь за что-то, справедливость, уважение, своё место, человек сам начинает брать приёмы тех, кого презирал. Грубость становится защитой, недоверие нормой, холодность привычкой. И вот уже ты смотришь в зеркало и видишь не врага, но слишком знакомый взгляд.
Чтобы не стать таким нужно не терять цель. Важно помнить, зачем ты боролся. Не ради того, чтобы быть правым, сильнее или выше, а ради того, чтобы сохранить человеческое. Иногда это значит остановиться, промолчать, выбрать не ответить злом на зло.
Главное - не забыть себя. Мир давит, но если каждый раз проверять, кем ты становишься после каждого шага, шанс остаться собой остаётся.
Вчера вечером я повесил кисть. В прямом смысле. Старую, щетину стертую до пластика, деревянная ручка потемнела от лет и пота. Повесил ее на медный гвоздик над раковиной. Ритуал.
А сегодня утром, как всегда, ровно в 06:00, я стоял перед зеркалом. И забавлялся тем, что брился не я. Вернее, не совсем я. Рука двигалась сама – плавные, выверенные движения, которые я оттачивал годами. Сначала это было упражнением: правильный угол, нужное натяжение кожи, экономия движений. Потом – медитацией. А вчера… вчера это стало просто фактом. Как дыхание.
Я смотрел, как крем ложится ровным слоем, как лезвие счищает его, оставляя идеально гладкую кожу. И понял. Это был последний мазок на картине, которую я писал всю жизнь. Картине под названием «Я».
Вы думаете, самосовершенствование – это когда ты заставляешь себя бегать по утрам или учить иностранный язык. Нет. Это – когда ты становишься скульптором самого себя. Каждое утро, собирая ланч-бокс для дочери, я следил, чтобы уголки салфетки совпадали. Не потому, что я перфекционист. А потому, что в этом был ритм. Гармония. Каждый отчет, который я готовил в офисе, был не просто таблицей цифр. Это была симфония логики, где каждая цифра занимала свое, единственно верное место. Я водил машину, как дирижировал оркестром – плавные перестроения, точные интервалы, предвосхищение ритма светофоров.
Я не работал. Я творил. Я наносил мазок за мазком на холст своей личности. Сначала я перерисовывал: сегодня был слишком резок, вчера – слишком мягок. Искал баланс. Оттачивал реакции. Шлифовал мысль.
И вот, вчера, заваривая вечерний чай ровно тем же движением, что и тысячу раз до этого, я вдруг ощутил… тишину. Внутреннюю полную тишину. Не пустоту, а насыщенное, гулкое спокойствие. Как в зале после того, как отзвучал последний аккорд великой симфонии.
Картина была закончена. Добавлять было нечего. Не потому, что она идеальна в вашем понимании. А потому, что она – цельная. Она – это я. Любой новый мазок будет лишним, будет попыткой стать кем-то другим. А зачем?
Сегодня я ехал на работу тем же маршрутом. Парковался на том же месте. Но я не «ехал на работу». Я просто… являлся. Я смотрел на суетящихся людей, на их озабоченные лица, и мне было их жаль. Они все еще перерисовывают свои эскизы, бегают по холсту, пачкая его случайными мазками. Они еще не поняли, что творчество – это не в том, чтобы нарисовать другую картину. А в том, чтобы сделать эту картину – своей единственной и законченной версией себя.
Я подошел к окну своего кабинета. Город шумел внизу. И я улыбнулся. Не затем, чтобы что-то кому-то доказать. Просто потому, что улыбка была тем самым последним, завершающим штрихом, который уже был нанесен.
А вы? Ваша картина еще пишется? Присмотритесь к своим мазкам. К вашему утреннему кофе, к пути на работу, к тому, как вы кладете спать ребенка. Возможно, вы не просто живете. Возможно, вы творите шедевр. Просто еще не знаете об этом.
