"Видимо, товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем."

( цитата на заседании 16 мая 1985 года на встрече с активом Ленинградского горкома партии.  )

Утром 17 мая 1985 года советские граждане по привычке раскрыли газеты и увидели на первых полосах 2 объёмистых документа – Постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма и искоренению самогоноварения» и Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством».

В этих документах суровым официозным языком говорилось о том, какой страшный вред наносит употребление алкоголя экономике страны, трудовой дисциплине, общественному порядку и здоровью трудящихся.
А также предлагались меры по искоренению этого вселенского зла.
Указ и постановление запрещали употребление спиртных напитков во всех общественных местах и на производстве.

Ограничивалась продажа горячительных напитков в магазинах и в системе общественного питания, ужесточалась борьба с самогонщиками.
Вообще документы настолько изобиловали всякими устрашающими мерами, что народ по всей необъятной стране поневоле загрустил, а поскольку широко объявленная антиалкогольная кампания имела точную дату начала – 1 июня, то эти 2 оставшиеся недели превратились в настоящий праздник жизни.

Люди закупали алкоголь ящиками, каждый день устраивали шумные вечеринки, словно хотели, как говорится, «надышаться перед смертью».
Зато в редакциях всех советских СМИ в те дни царило небывалое оживление: высшее партийное руководство требовало от журналистов освещения начавшейся борьбы с алкоголем по полной программе.

Начавшаяся кампания очень скоро отобьёт у всех граждан желание шутить на антиалкогольную тему.
С каждым днём она набирала всё более крутые обороты и стала выходить на уровень всесоюзного административного безумства.
В рамках выполнения сухого закона в стране повсеместно закрывались магазины, торгующие алкоголем.

Возле оставшихся точек люди собирались уже с 7 утра, хотя официальный старт продаж спиртного начинался в 14:00, а заканчивался в 19:00.
Чтобы прорваться в магазин и купить что-нибудь на праздничный стол, многие брали отгулы.
Стоимость вина и водки резко выросла, но при этом доходы бюджета стремительно падали из-за резкого снижения продаж.

Но главный удар эта кампания нанесла по виноделию и виноградарству – вместо того чтобы  переориентировать аграриев на производство столовых сортов ягод, началась варварская вырубка виноградников.
Например, только в Молдавии из 210 тыс. гектаров виноградников было уничтожено 80 тыс.
На Украине вырубили 60 тыс. гектаров виноградников.

В РСФСР за 5 «безалкогольных» лет площади виноградников снизились с 200 до 168 гектаров, а среднегодовой сбор ягод сократился почти в 2 раза – с 850 до 430 тыс. тонн.
Только к концу 80-х годов руководство страны сообразило, что сделало драматическую ошибку и вместо реальной борьбы с алкоголизмом, который действительно был большой проблемой, фактически «выстрелило себе в ногу».
А ведь как всё весело и духоподъёмно начиналось!..

Умерла легенда советского телевидения Калерия Кислова

Она была на день старше чужестранной королевы Елизаветы II - зато на добрый десяток лет моложе душой. Никакой королеве не снилось - что ей довелось по своей должности успеть увидеть, пережить и пропустить через себя. Почти 30 лет Калерия Венедиктовна Кислова была главным режиссером главной информационной программы страны - программы "Время".

Это она транслировала московскую Олимпиаду, где придумала кадр, облетевший весь мир, - взмывающего над Москвой мишку. Это она снимала похороны генсеков, парады и демонстрации. И она же записала последнее обращение Бориса Ельцина - со второго дубля, потому что на первом по лицу уходящего президента текли слезы.

Конечно, вместе с ней была команда, и все равно: прежде всего это была - она.

Когда-то у нас случился разговор с легендой телевидения - и вышел он особенно доверительным по простой причине: Калерия Кислова была сибирячка, а я с Дальнего Востока. Земляки, знаете ли. То, что она рассказывала о себе и своем "Времени", сегодня уже наша общая история.

Вот, что она рассказывала о себе и своей жизни на телевидении:

От обожаемого до жалкого - один шаг

Честно скажу, я не понимаю напыщенных фраз типа таких, что "по телевизору нечего смотреть". Такие слова больше характеризуют говорящего, а не телевизор. Нечего смотреть - не смотри. Никто же не заставляет. Одновременно вещают сотни каналов, идут тысячи программ, на любой цвет и вкус. Выбрать может каждый, кто хочет.

У меня в доме телевизор работает всегда, я не люблю тишину, поэтому врубаю телевизор. Ну вот идет программа про ведущую программы "Время" Катю Андрееву, как я ее могу не посмотреть? Я Катю знаю много лет, и мне она интересна. Знаю ее мужа Душана, он югослав, замечательный человек. Его все близкие по праву зовут Душкой.

Не мной замечено, что работа на телевидении часто сносит головы тем, кто там работает. Телевидение дает узнаваемость, симпатии аудитории, внимание, улыбки и комплименты.

Телевидение как цианистый калий. Люди отравляются им и до последнего вздоха хотят быть на экране.

Человек из телевизора в силу вышеперечисленных моментов может быть приглашен в какие-то властные кабинеты, перед ним иногда открываются высокие двери. Но телевидение, как ничто другое, требует ума. От обожания до смешного и жалкого - один шаг. Бывает, что и полшага. Об этом надо всегда помнить.

Мне благодаря профессии довелось побывать в разных кабинетах, от генерального секретаря ЦК КПСС до президента России. Я всегда знала и понимала, что это временное явление…

Телевидение, как никто другой, требует формы. В том числе и физической.

Скажу вам как на духу, я никогда не была на экране, я режиссер и поэтому всегда за кадром. Но я ушла из программы "Время" только потому, что мне стало неудобно в многочисленных анкетах писать год своего рождения.

Думаю, вот придут документы, люди скажут: "Ну ничего себе... тетенька…" Я ушла из главных режиссеров программы "Время", когда мне было под восемьдесят. Вовремя надо уходить, вовремя. И это первой сказала не я.

Тракторист, которого обожал весь мир

Мой Михаил Горбачев? Он был колхозный тракторист, которого потом признал и зауважал весь мир. Так иногда бывает.

Когда Михаил Сергеевич пришел к власти, он поменял всех: официанток, секретарей, охрану, фотографа, всех корреспондентов, которые были в пуле, заставили поменять. Не тронули только меня, но я была в полной уверенности, что случилась некая заминка, и ждала "отбой" со дня на день. По сей день не догадываюсь, почему меня оставили.

Кстати, свою первую поездку в качестве генсека Горбачев совершил в Ленинград. Он никого из телевизионщиков с собой не взял. Никого! Можете сегодня представить, чтобы руководитель страны поехал с рабочей поездкой и без телевидения? А тогда так было…

Горбачев, как и Андропов, в начале своей работы на посту руководителя страны не понимал, что такое телевидение. Я помню, как убеждала Андропова, что телевидение - это хорошо. Он привык работать только с фотографом. Понимаете, руководить КГБ - это же закрытая специфика. Юрий Владимирович мне так и говорил: "Мы перекормили телезрителя…"

А потом Горбачев запросто мог позвонить мне на работу и сказать: "Калерия, здравствуй! Мне нужно с тобой посоветоваться, сможешь часам к восьми приехать ко мне, в Кремлевский кабинет?"

Я приезжала, он мог показать мне какую-нибудь телевизионную запись, узнать мое мнение. Иногда туда приезжала и Раиса Максимовна, один раз мы с ней просидели чуть не до полуночи, его ждали. Он был на переговорах с какой-то иностранной делегацией, а переговоры затянулись.

Имела ли Раиса Максимовна на него влияние? Нет, мне кажется там была настоящая любовь. Это была любовь больше, чем жизнь.

Поражало то, что семья для Михаила Сергеевича была святым понятием. Поверьте, я давно живу на свете и мужчин видела много. Он был предан Раисе Максимовне, в самом лучшем смысле этого слова. По-моему, у него никаких "левых" мыслей никогда не было. Мыслей, а не шагов…

Я просто видела это по его глазам. Последняя наша поездка с ним была в Вашингтон. Это был май 1991 года. Раиса Максимовна улетела на вертолете с Барбарой Буш на какое-то мероприятие. Я зашла к нему перед съемкой, воротник поправить, припудрить, мы же гримеров с собой не брали. Все сами делали. Вижу, на нем лица нет, бледный как полотно.

"Понимаешь, Раиса должна была час назад прилететь, а ее все нет", - с дрожью в голосе говорит он. Я стала его успокаивать, говорить, что встреча затянулась. А он был сам не свой.

Началось мероприятие с его участием. Вдруг вижу, он просиял, говорю оператору: "Быстро бери крупный план". Смотрю, в дверях стоит Раиса Максимовна, он увидел ее и просто расцвел.

Горбачев запросто мог позвонить мне на работу и сказать: "Калерия, здравствуй! Мне нужно с тобой посоветоваться, сможешь приехать в Кремль?"

Еще запомнила, как хоронили Раису Горбачеву.

Меня ребята из его охраны хорошо знали и проводили к Михаилу Сергеевичу еще до того, как привезли гроб с телом покойной.

Подошла к нему, он мне все рассказывал, как боролись за ее жизнь, как она тяжело уходила. Он был такой несчастный, такой раздавленный, вы себе даже представить не можете.

В день ее похорон Михаил Сергеевич был просто сломлен. Казалось, под ним земли не было. Помню, он стоял у окна и смотрел на улицу, чуть отодвинув штору. Потом неожиданно говорит мне: "Знаешь, она должна была умереть, чтобы ее люди полюбили. Посмотри, какая очередь!" И заплакал…

Слеза Ельцина

Есть какие-то моменты, которые остались в памяти навсегда. Один из них - это последнее новогоднее поздравление Бориса Николаевича Ельцина в качестве президента России. Ельцин в отличие от Горбачева всех без исключения называл на "вы". Помню, мы записали праздничное обращение. И Борис Николаевич мне говорит: "Калерия, вы тут все оставьте, я думаю, что вы ко мне еще приедете…" Я говорю: "Борис Николаевич, да все хорошо, нет никаких проблем, все нормально смонтируется, все хорошо записали.." Он многозначительно кашлянул и промолчал.

А 30 декабря 1999 года, вечером, нам сообщили, что Борис Николаевич хочет завтра в 10 часов утра перезаписываться еще раз.

Я собрала опять всю группу, мы поехали в Кремль. Обычно он выходил сначала здороваться со всеми. Меня обнимет, чмокнет. А потом уйдет причесываться, попудриться. А тут он не выходит. Странно, думаю...

Без четверти десять Валентин Юмашев вынес текст для телесуфлера, и только тогда я увидела знаменитую фразу: "Я ухожу…"

Все стало понятно в одну секунду. Борис Николаевич вышел молчаливый и предельно собранный. Обращение записали со второго дубля. На первом дубле у него потекла слеза…

Источник