"Эти господа исходили из того правильного расчета, что чем чудовищнее солжешь, тем скорей тебе поверят. Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придет им в голову.
Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов. И даже когда им разъяснят, что дело идет о лжи чудовищных размеров, они все еще будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что, вероятно, все-таки здесь есть доля истины.
Вот почему виртуозы лжи и целые партии, построенные исключительно на лжи, всегда прибегают именно к этому методу. Лжецы эти прекрасно знают это свойство массы. Солги только посильней - что-нибудь от твоей лжи да останется.
Казалось бы, это отводит от подозрения от фашистов в технологическом первенстве, но тот, кто когда-нибудь открывал для себя новые закономерности, легко опознает в этой тираде признак "внезапного понимания", которое открывает возможность для методического повторения. И это проявление "внезапного понимания", на деле, не бывает внезапным, оно всегда является следствием намеренного исследования вопроса.
В приведённом тексте мы обнаруживаем уши более обширной теоретической разработки, которая была лишь засвечена Гитлером для получения авторитета. Гитлер обвиняет евреев, но именно он увидел здесь закономерность. И, не взирая на пылкую обвинительную речь, эту закономерность он планирует и будет дальше применять на широкую ногу, вполне осознанно.
Впоследствии при Берлинском университете Геббельсом создаётся Институт газетоведения, который занимался вопросами теории пропаганды и мы уже можем понимать, что произошло это не на пустом месте - они должны были развивать начатки некой, уже наклюнувшейся теории.
На первый взгляд может показаться, что "чудовищная ложь" - это тоже всего лишь ложь, просто, вот, "чудовищная". Но на деле, такая ложь обязана выйти за свои границы и описать целый мир, который на ней был бы основан. Мир вымышленный, но в котором демонстрируется своя собственная логика и поддерживающая ей вымышленная фактология. Именно детали фактологии и подтверждают чудовищную ложь, учат реципиента думать в новых категориях и фиксируют его внимание в когнитивной ловушке.
Иными словами, нам недостаточно сказать, что в стране за морем живут псоглавцы. Нам необходимо объяснить, как они друг друга понимают, если они не говорят, а гавкают, как они носят каски, если у них уши торчком и как они научились делать хорошую помаду, которую мы у них импортируем, если им её некуда мазать.
Чудовищная ложь будет только тогда устойчива, если приняв её отправной точкой, внимание человека неизменно будет к ней же и возвращаться, не встречая на своём пути тревожных, или просто незакрытых вопросов.
Иными словами, чудовищная ложь - это уже не ложь, а следующая по сложности категория искажения реальности, которую мы и назовём "миф".
Главные мифы прежнего периода, такие, как, например, религиозные, герметические, научные, весьма ограничены в своём количестве. Они занимают только достаточно ёмкие ниши социальных ожиданий и пестуются поколениями. Даже марксизм можно ещё отнести к этой категории. Строго говоря, поэтому, "старый миф" в меньшей степени содержит преднамеренную ложь и в большей степени содержит искажения, диктуемые той нишей, в которой он зародился. Т.е., искажения эти, можно сказать, носят природный характер и имеют естественные причины.
Нацистская пропаганда открывает новую эпоху мифотворчества. Она рождает "экспресс-миф", который можно создать из ничего под задачу, а затем, когда задача будет решена, выкинуть на помойку. Аналитики информационных полей Второй мировой войны отмечают, что примерно так Геббельс и поступал, ежегодно переиначивая свои тезисы и постепенно теряя авторитет среди людей мыслящих.
Впрочем, людей мыслящих всегда не так много, их опасливое ворчание мало кому в моменте интересно и ещё меньше тех, кому оно вообще понятно. Таким образом тактический информационный успех нацистами долгое время достигался вполне убедительно.
Академическая мифология
Другим наследием Геббельса стали заказные труды расово верной теории, что в историческом, что в биологическом плане. Конечно, историческим подлогом до него занимались тоже много и со вкусом, те же иезуиты, например, но это делалось тихо, исподволь и данная работа была подчинена общему контексту обстоятельств. Геббельс же начал на широкую ногу менять сам контекст, что не могло не быть замеченным пытливой прослойкой ширнамасс. Массы эти, после того, как пришли в себя, округлили глаза и спросили: "а что, так можно было?".
Поэтому, после того, как пыль большой войны улеглась, падающий флаг мифологии был подхвачен и следующими заврались те, кто должен был заниматься наукой.
Каждая новая научная теория проходит период гипотезы, когда в голове учёного формируется новая картина, не опирающаяся на прежние. Затем ищутся её подтверждения и опровержения, по принципам, предписанным научным методом. Эта, вторая фаза позволяет встроить новую теорию в контекст науки, связать её с фундаментом. Но в какой-то момент это стало не очень важно и научное дело пошло вразнос.
В 1955, в США фармакологи начудили с прививками от полиомиелита, которые массово привели к параличу и смертям, но дело быстро замели под ковёр. Аналогичная история была со фтором, с упреждающим удалением аппендикса и аденоидов. Сейчас эти инциденты уже не кажутся связанным с мифологией, но не будем упускать из виду, что научные теории - это тоже один большой старый миф, который держится только лишь на кредите доверия к учёной братии. Этот миф всегда непогрешим в текущем моменте. Потому что творится он квадратноголовыми, поверяется другими квадратноголовыми, а остальным предлагается принять выводы на веру, потому что профану они для проверки недоступны. И не важно, будет ли это знание о рождении мух из навоза, о планетарной модели атома, или о том, что 95% ДНК имеет "мусорный" характер.
Однако каждые 100 лет, под звуки очередного научного срача этот миф переворачивается с ног на голову и, под торжественные аплодисменты, превращается в тыкву. Но 100 (условно) лет - это период, за который целая жизнь проходит, а упомянутые масштабные медицинские опыты, так же, как и их идейный вдохновитель, скатились к экспресс-мифологии.
На фарме, естественно, дело не остановилось и в 1960х возникла повестка перенаселения, затем - озоновые дыры, климатическая повестка, зелёная повестка, а за ними - зелёная энергетика.
Торговая мифология
Видится вполне естественным, что бизнес нашего стремительно развивающегося глобуса не мог пройти мимо подобных успехов на академическом фронте. Таким образом родился маркетинг.
В 90е в наших непуганых Пенатах было модным цитировать Филиппа Котлера о том, что "рынки надо создавать". Глядя сегодня на то, что в это понятие вкладывалось, видим, что речь шла именно о создании мифа. Уже тогда прямолинейное враньё о том, что ваш товар самый лучший, хотя и работало, но давало более слабый результат, чем создание целостного образа его потребления, в котором уже было не важно, лучший он, или нет, потому что он был в этом мифе единственный.
Миф яппи, миф надёжных немецких автомобилей, миф ЗОЖ, миф среднего класса, миф кредитного потребления. Всё это достаточно целостные нишевые конструкты из сферы маркетнига, которые ловят внимание потребителя.
Аналитическая мифология
Манипулятивность продвижения всего этого академического наукообразия и потребительского мозгоклюйства заставила людей задуматься о том, как им различать слова от реальности и как получить над своей картиной мира хотя бы какой-то контроль. Попытка решения этого вопроса и привела к развитию искусства критического бреда, т.е., конспирологии.
Конспирологи научились серийно проектировать в голове версии прошлого и примерять их к известным фактам. В России массовым обучением конспирологическому мышлению занимались Фоменко и Носовский, затем Задорнов. Вне зависимости от верности транслируемых ими теорий, они научили множество людей задавать вопросы и строить альтернативные версии происходящего. Но это не уникальное российское явление - на Западе были свои пионеры этого движения.
Популяризация конспирологического метода позволила, путём перебора версий, нащупать не только современные неглубокие мифы, но и крепкие старые исторические подлоги, а так же действующие широкомасштабные заговоры, осуществляемые по-старинке, более профессионально.
С конспирологией, на первый взгляд, есть большая беда: она рождает множество версий и как отличить угаданные от фантазийных, не до конца понятно. По этой причине над конспирологами долго и со вкусом потешались. Однако потом случился КОВИД, который заставил многие группы вполне реальных заговорщиков либо открыто вступить в игру, чтобы половить рыбу в мутной воде, либо начать открыто защищаться. Скандалы, разразившиеся на этой почве, показали, что около половины широко известных конспирологических теорий внезапно подтвердились. После этого в адрес конспирологов все как-то разом заткнулись, а дискурс общественного обсуждения сменился с "это всё смешно!" на "что тут поделаешь?".
Кстати, весьма занятно, что фазы гнева и торга теория заговора проскочила.
Эта результативность конспирологического дела могла бы быть довольно неожиданной, если, конечно, не понимать природу мифа. Чтобы вскрыть предполагаемую общественную ложь, конспиролог вынужден создавать миф, как проверочный конструкт, более сложный, чем эта ложь. Конструкт, который позволит рассмотреть ложное утверждение в разных системных аспектах и выявить ракурс, который не будет сходиться с реальностью.
Конечно, конспирологи бывают разные и многие удовлетворяются неглубокими моделями. Однако возможность достраивать версию, которая это позволяет, является очень азартным делом и привлекает массу последователей. Тем больше, чем глубже можно проводить достройку.
Одновременно, чем более глубоко миф позволяет копать версию прошлого, тем более редкой птицей он будет. И, похоже, что действительно глубоких версий в отношении любой реальности существует не так уж много. Поэтому, при всём кажущемся богатстве выбора, реальных, практичных альтернатив для заговоров было не так уж много, и часть их, вполне ожидаемо, оказалась реализована разного рода жуликами.
Розничная мифология
Что геббельсовские институты, что их послевоенные последователи, что конспирологи, окрасившие весь 20 век цветами новой мифологии, были, тем не менее, лишь переходными формами, всё ещё умытыми, прилично причёсанными и только нащупывающими мифологический инструментарий. За каждым мифом всё ещё стоял основатель со сподвижниками, чей-то большой интерес и неплохая подборка доказательной базы.
В 21 веке, с развитием информационной связности, практическая мифология попала на благодатную почву и приобрела розничный характер. В начале мы обнаружили себя в пространстве, сотканном целиком из мифов. Если ещё 25 лет назад, выходя на улицу, мы действительно выходили на улицу, то сегодня мы выходим в миф. Сегодня на одной лестничной клетке можно встретить соседей, живущих в полностью параллельных реальностях. Например, глядя на одни и те же реалии нашей жизни, на ту же улицу, и даже описывая события аналитически одинаково, одни видят свидетельства величия страны, становящейся в новом качестве, а другие её окончательного разрушения.
И это не про эфемерные материи, это про вполне конкретную покрашенную скамейку: условный государственник увидит в ней свидетельство поднятия великой страны с колен, потому что 25 лет назад покрашенная скамейка казалась навсегда утраченным благом, либерал увидит кровавый комфорт, а патриот начнёт бдительно подсчитывать сумму откатов. И вот, мы видим одну и ту же скамейку, но наше поведение, наше волеизъявление давно уже определяет не сама эта скамейка, а наша персональная мифологическая конструкция, которая способна подогнать под себя практически что угодно.
Прежняя наука, как, впрочем, и религия, была единой и стремилась всё свести в одну общую картину. Описанные выше манипуляции были, скорее, исключением из правил, заигрыванием с технологией мифотворчества. Сегодня этого единства уже нет. Фундаментальная наука, почувствовав эту коррозию, стала говорить о конвергенции (межпредметности). Простые граждане, почувствовав коррозию науки, начали говорить о плоской Земле. Но более всего начали резвиться политики, призвавшие себе на помощь фабрики заказной мысли (think tanks), чтобы научить незрелые умы усердно копать Чёрное море.
В общем, если в прошлом веке, чтобы оказаться в чём-то похожем на объективную, или, хотя бы, консенсусную реальность, было достаточно отказываться от предлагаемых мифов, или критически на них смотреть (поругаемое диссидентами советское двоемыслие предназначалось именно для этого), то сегодня отказываясь от мифа мы оказываемся... просто в другом мифе.
Критикуя миф, мы критикуем его с позиции другого мифа.
Если, выходя на улицу, или в интернет, мы не имеем собственного мифа, то в глаза и уши нам обязательно нальют какой-то произвольный когнитивный продукт.
Ни один блоггер, или иной лидер общественного мнения сегодня ничего не достигнет, если не будет иметь собственного мифа, или чётко понимать того мифа, на мельницу которого он будет лить воду. Он будет просто не интересен, а его попытки вместо полноценного мифа выстроить лишь однобокую ширму будут мгновенно вскрыты, поскольку все мы сегодня оцениваем их уже с позиций одного из мифов.
Экосистемная мифология
Конечно, чем больше мифов, тем они жиже. Поэтому, если поставить себя в те, прежние, обстоятельства 20 века и посмотреть от туда вперёд, в наше настоящее, то мы увидим крах системного мышления и деградацию мировоззрения. Картина мира фрагментируется, а глубина анализа падает. Фактически, в каждой области появляется толпа дятлов, миф которых имеет неглубокие, но очень агрессивные интеллектуальные табу, цементирующее когнитивные разрывы навязываемого ими мировоззрения.
Мы уверенно движемся к неограниченному, я бы даже сказал, взрывному росту числа таких "реальностей". Каждая из них соткана своим мифом. И каждый такой миф есть не просто ложь (не будем здесь сортировать - намеренная она, приспособленческая, или во спасение), а целый клубок лжи. И чем более этот клубок консистентен, чем более он замкнут и отделен в своей системе тезисов, тем качественнее и устойчивее будет миф, тем сильнее он будет держать тех, кто в него вляпается.
Каждый такой миф тяготеет к созданию своей экосистемы: системы деятельностей, со всех сторон подтверждающей и обслуживающей данную мифологию, оправдывающей её самим своим существованием. Это тот уровень, который не был доступен ни Геббельсу, ни его поздним подражателям: они использовали миф лишь как инструмент разового, или целевого воздействия. Современные мифы, не все, но многие из них, не смотря на свою невеликость, будут претендовать на долгий срок службы. Самое интересное начнётся, когда многие из них начнут реализовывать способность передачи в поколениях носителей.
И вот если мы на всё это смотрим уже не с позиций прошлого, а с позиций тех вызовов, которые это явление ставит перед нами уже сегодня, то обнаруживаем, что если бы наш разум действительно катился к деградации, то он не то что нескольких мифов, но и одного нормально обработать бы не смог. А мы как-то вынужденно в них ориентируемся. Да, нам стало заметно тяжелее. Но и когнитивной нагрузки стало кратно больше. Хотим мы, или не хотим, а чтобы вести мало-мальски осмысленную социальную жизнь мы давно уже начали думать в категориях мифов, даже если не вполне осознаём этого.
Мифология, как двигатель эволюции
Существует антропологическая теория, что одним из толчков к развитию мозга человека стала ложь, т.е., преднамеренный акт искажения информации при социальной коммуникации для получения выгоды. Считается, что лжецу приходится быть более изобретательным, изворотливым, помнить, что он кому соврал, интерпретировать несколько версий картины происходящего в головах своих визави. Всё это приводит к развитию умственных способностей по сравнению с теми, кто не имеет необходимости врать. Данная гипотеза была подтверждена экспериментально.
Так вот, сложность создания и поддержание картины при помощи лжи не идёт ни в какое сравнение по сложности с созданием и поддержанием мифа. Потому что картина лжи - это лишь картина, фасад, а миф объёмен, он замкнут и консистентен со всех сторон.
Как будто в подтверждение этого, преподаватели старой закалки сегодня отмечают, что молодые люди стали гораздо быстрее распознавать ложь и ложью их уже не побудить к действию. Неудивительно, ведь простая ложь не вписывается в миф, вызывает в нём хорошо заметные искажения и её стало легче распознать. Сегодня лжи для манипуляций больше недостаточно, необходимо творить целостный миф.
И, вероятно, люди в этом вскоре преуспеют. А нас с вами ждёт эпоха бытовой мифологии, более сложная, чем эпоха лжи, разнообразная и требовательная.
Предположительно, миф окажет на мозг человека то же воздействие, что когда-то ложь, заставив его ещё сильнее напрягаться и этим стимулируя наше дальнейшее развитие. Со временем человек научится видеть множественность мифов, не замыкаться в одном, даже если он выбран им "для жизни", а учитывать их все и вписывать свои действия в несколько доктрин одновременно.
Более подробно тему мифа, когнитивных коконов и новых моделей мышления мы обсуждаем в авторском канале "В ракурсе складности" https://t.me/dmi_skladost/. Хотя мы там далеко не только это обсуждаем.
Материал подготовлен под эгидой Школы складности и Института стратегического управления социальными системами.
