Родителей Валерия Яроша почти сразу разлучила война, когда ему был всего год. Отец ушел на фронт, и более от него не пришло никаких известий. А летом 1941 года семья Ярошей: бабушка, дед, молодая мать с годовалым ребенком и его дядя, который был ненамного старше племянника, бросив в спешке даже вещи первой необходимости, вынужденно отправились из родного Днепропетровска в тыл — вглубь России. Временно пришлось задержаться на станции Возы в Курской области. Но, как известно, нет ничего более постоянного, нежели временное. Обстановка на фронте менялась быстро, и все уходящие эшелоны были отданы под эвакуацию войск, а гражданское население оказалось предоставлено самому себе. Так фактической первой родиной Валеры стала курская станция Возы, где прошло и детство, и отрочество, и юность.
Был такой случай: трехгодовалый Валера шел с мамой, когда их окликнул дойче солдат: «Ты есть кляйн коммунист,
— указал на ребенка немец. — Коммунист, пей водка. На, бери!». Немец протянул стопку шнапса и захохотал. Немецкая шутка.
Первый рисунок и старое перо на дороге
Свой первый рисунок Валера сделал в четыре года. Его дядя, брат мамы — Сергей Демьянович служил на границе с Японией и на новый 1944 год прислал письмо, куда племяннику вложил персональный подарок — нарисованную елочку.
Мама предложила: «Давай и от тебя дяде отправим рисунок», — вспоминает Валерий Иванович. — Положила на тетрадный лист мою ручонку, дала в другую химический карандаш обводи. С ее помощью я кое-как обвел свою руку. Это был мой первый, если можно так выразиться, рисунок.
После Победы дядя вернулся с Сахалина на побывку и привез целый ящик трофейных сувениров
- множество замечательных японских красок в баночках и карандашиков-пастелей. Дядя Сережа увлекался рисованием, хотя больше копированием, Валера стоял рядом и зачарованный смотрел на то, как работают рисовальщики. Но вскоре дядя завербовался на восстановление и строительство Ленинграда как мастер-строитель и переехал в северную столицу на постоянное место жительства.
Сельская школа находилась в соседней деревне — за три километра от станции Возы, и он с другом проделывал каждый день шестикилометровый путь как по лужам, так и по снегу. Рисовать было не на чем, да и нечем, но искра страстного желания творить уже теплилась в душе.
Где удавалось перехватить немного дешевой сухой акварельной краски, где выменять у тряпичника за сдачу цветмета — гильз, которых здесь было в изобилии, листочки бумаги, простые карандаши - цветных не было. Да и школьными перьями обзавестись было не просто — мама получала гроши, которых едва хватало на хлеб.
- Однажды учительница предупредила, чтобы мы принесли по три копейки на перья, - припоминает Валерий Ярош. — Я даже не стал говорить об этом маме, понимая, что каждая копейка в доме на счету. Вообще я никогда в жизни старался ни о чем никого не просить — привык с детства. Утром понуро бреду в школу, соображаю, что же я отвечу учительнице. Вдруг вижу, на дороге лежит потемневшее от времени старое перо. Я даже запрыгал от радости — ведь теперь есть, чем писать.
Как-то в гости приехал дядя Сережа и сказал, что привез в подарок племяннику профессиональные акварельные краски «Ленинград».
Валера был на седьмом небе от счастья. Но дядя погостил и увез краски, которые так и остались лежать в вещ-мешке — он их забыл выложить, а племянник постеснялся спросить.
- Для меня это было потрясение, я упал ничком в подушку и долго не мог прийти в себя от горя. Но через некоторое время дядя все же выслал краски посылкой.
А рисовал Валера все, что видел - природу, одноклассников, друга. Тот, бывало, по пути в школу примет позу: «А нарисуй меня вот эдак».
У Валеры при себе всегда карандаш и блокнот. Из хороших репродукций в школе были разве что портреты Ленина и Сталина, да еще в учебнике мавзолей со Спасской башней.
Но и этому радовался, старательно повторяя картинки. Уже в старших классах ему говорили: «Зачем ты рисуешь вождей, узнают, поедешь с родителями мерзлую землю рыть».
Но стукачей ни в деревне, ни на станции не нашлось, и художественные пробы прошли без последствий.
Чужие картины — это чужие мысли
- Многие дети, да и взрослые просят меня научить их рисовать, - говорит Валерий Иванович, — Я интересуюсь, а сами-то раньше пробовали. Нет, отвечают, вы нам по-кажите, тогда мы и будем рисовать.
Я считаю, что учить тогда без толку.
Желание рисовать живет в душе.
Пусть самостоятельный рисунок будет пока беспомощным, на человек должен прежде иметь потребность рисовать. Только тогда будет толк.
Валерий Ярош - самоучка, как говорят, в таких случаях, сделал себя сам. Ведь вокруг никто и не слыхивал про художественные школы. Учась в старших классах, он рисовал людей, природу, декорации для спектаклей, делал карнавальные костюмы. Со всего района к нему стали обращаться сельчане: кому набросок сделать, а кому иконку обновить.
— Я подновлял старые иконы и даже рисовал их, но мне было невдомек, что не все можно делать без специальной подготовки, нужно бережно работать с цветом. Соседка понесла освятить подновленную иконку в церковь, и священник сказал, что мне надо учиться.
- Вообще только копированием чужих работ рисовать не научишься, — уверен Валерий Ярош. — Это все равно, что копировать чужие мысли, чужое восприятие объекта.
Научиться рисовать, писать цветом можно, только работая с натурой: тогда учишься ощущать предмет, разговаривать с ним, а главное, работаешь не только руками, но и головой.
— Если открыть, к примеру, книгу стихов Пушкина, сколько бы ты этих стихов-шедевров не переписывал, вряд ли научишься сам хорошо писать стихи. Так и в рисунке: чужие картины — это чужие мысли.
Однако после школы нужно было как-то определяться со своим будущим, с профессией. Валерий отправился в Ленинград, где жил дядя, поступил в железнодорожный механический техникум и параллельно по вечерам занимался в художественной студии на проспекте Обухов-ской обороны в ДК им. Ленина.
В 1961 году он окончил и техникум, и обучение в студии, получил распределение на железную дорогу в Бологое. Но тут его настиг армейский долг защитника Отечества, которому пришлось отдать три «волшебных» года.
«Ярош, а ты зачем в окно залез?»
Валерий попал служить на объ единенный командный пункт в радиотехнические войска в Омске, где шло наблюдение за небом Западной Сибири, а все изменения строго фиксировались на огромном планшете из оргстекла. На боевом дежурстве в любую свободную минуту он продолжал рисовать, также параллельно учился в московском заочном университете искусства, куда регулярно посылал свои работы. Рядовой Ярош даже студию организовал среди солдат, но ее вскоре разогнал старшина — нечего тут, мол, мазней на стульях заниматься, не для того солдату руки приделаны.
Как-то Валерий написал автопортрет и, чтобы его не запачкали, пока он сохнет, поместил подрамник в окно на планшете в центральном зале — оно аккурат подходило по размеру. Вставил живопись и вышел. Пока он отсутствовал, к стене-планшету со стороны коридора подошла девушка-планшетистка, увидела портрет и сердито воскликнула:
«Ярош, а ты зачем в окно залез?».
Из-за одной скверной задачки чуть жизнь не поломалась
После срочной службы Валерий определенно решил связать судьбу с художественным творчеством.
Когда он учился еще в ленинградской студии в ДК им. Ленина, один из наставников преподавал на только что открывшемся художественно-графическом факультете Ленинградского педагогического института им.
Герцена. Он и присоветовал своему ученику этот вуз и этот факультет.
Именно туда в приемную комиссию и направился Валерий Ярош прямо в военной форме. Он знал, что надо писать сочинение, будут экзамены по рисунку, черчению и иностранному языку. Но в приемной комиссии его сразили наповал: «Вам надо будет сдавать еще физику и математику».
— Как физику и математику? А я иностранный учил...
Настроение — хоть топись. Но делать нечего, засел Валерий за справочники, пошел на подготовительное отделение — до самых экзаменов с семи утра до десяти вечера не поднимал головы от учебников.
Но это теория, с физикой проскочило, а по математике задачки же нужно решать. А с математикой как раз Валерий был не в ладах.
— Сижу над билетом, теорию написал, поскольку зазубрил, а к задаче даже не знаю с какой стороны подобраться, - рассказывает он. - Все, думаю, пропала мечта жизни из-за одной-единственной задачки, будь он неладна. Тут меня толкает в спину сидящая сзади абитуриентка: «Ну что, не получается, солдат?».
Не получается, говорю, горю синим пламенем. Через некоторое время опять толкает - бери, переписывай решение. С моих плеч как будто сизифов камень свалился — это было спасение. А между тем, я вроде бы как ей конкурент. Вообще мне всю жизнь везло с хорошими людьми.
Вышел на берег реки и остался...
В 1969 году Валерий Ярош с отличием защитил диплом, по спецпредметам у него также стояли отличные оценки. Кроме того, на четвертом курсе он женился на однокурснице Валентине Соколовой, которая стала верным спутником и помощником в работе на всю последующую жизнь.
Как отличник «художественной подготовки», Валерий стоял на распределение на факультете вторым и ему предложили работу под Красным Селом на станции Можайская. Однако второго места для молодой жены не нашлось, и он был вынужден отказаться, отказался и от места в Киришах — не понравилась унылая природа.
Через месяц, в мае, его вызвал ректор и говорит: «Валерий, есть места в перспективном городе, который сейчас интенсивно строится Кингисепп. Поезжай, посмотри.
- Я и слыхом не слыхивал, что есть такой город. Приехал, прошел по проспекту до моста, постоял у реки рядом с разрушенным собором, полюбовался природой — живописные берега, лес, майский аромат цветущих кустов и деревьев.
Постоял — и на автостанцию. Приезжаю в Ленинград говорю: «Ну, Валя, собирайся, поедем в Кингисепп».
Так Валерий Иванович и Валентина Александровна 41 год назад оказались в Кингисеппе. Первые три года работали преподавателями рисования, правда, супруга через год ушла в декрет, и пришлось мужу работать сразу в трех школах: первой (основное место работы), где он четыре года преподавал рисование и черчение, во второй, которая находилась тогда в двухэтажном деревянном здании у пожарки, и в третьей, вместо супруги. Здесь теперь размещается Пушкинский университет.
- Нагрузка, конечно, громадная
- беготня из школы в школу, по 42 ученика в каждом классе, 44 часа занятий в неделю. Но я же сам выбрал свою профессию.
А в 1971 году отдел культуры назначил его первым директором образовавшейся в Кингисеппе детской художественной школы, которую Валерий Иванович успешно возглавляет до сих пор.
