Мы ходили к маминым родителям и её бабушке, и сколько мама мне о них ни рассказывала — никаких чувств ей у меня пробудить не удалось. Я родился после их ухода, и для меня это были просто наши могильные плиты, к которым мы регулярно ходили с мамой прибираться. Каждый раз наступал момент, когда нужно было идти на колодец за водой — и это было для меня главным событием. Сначала меня ведро перевешивало, и мама мне не доверяла ходить за водой. Но я рос, тяжелел, набирался сил. Пару раз я получил по морде этой изогнутой ручкой — а это лучший урок и возможность выработать правильную тактику при опускании и поднятии ведра.

Сам колодец стоял в низине, между холмов, но всё равно был глубоким. Он тогда был деревянным, и я считал, сколько брёвен осталось до воды, чтобы понять — поднялся уровень или упал. На цепи было пару узлов, помню, и мне очень хотелось их распутать. Просто для порядка — ведро доставало до воды и так. Эта колодка, на которую наматывалась цепь, повидала на своём веку, и у основания была трухлявой. Но середина всё ещё выполняла свои обязанности, и я поправлял цепь подальше от края, чтобы не разрушить старинную конструкцию.

Доставать ведро мне уже было относительно легко и даже интересно, а вот нести ведро к своим бабушкам и дедушкам было тяжело. Но я был пацаном настырным — рычал, пыхтел, менял руки, нёс двумя руками, но на землю не ставил, чтоб отдохнуть. Ну, такое силовое развлечение у меня было — плюс проверка характера на вшивость. Потом мозг доработал систему, и я научился набирать неполное ведро, чтобы не корячиться каждый раз. Я, иногда, с колодцем разговаривал. Не то чтобы я был сумасшедшим ребёнком, но если туда наклонить голову — там голос звучал гулко и с эхом.

Пару раз я немного увлекался и начинал кричать в колодец, но рука какой-то бабули, пришедшей за водой, приводила меня в чувство настолько, что я был близок к тому, чтобы присоединиться полежать к родственникам. Ну, представьте: вы ведёте беседу сам с собой, наклонившись в колодец. Беседа переходит на повышенные тона и близка к апогею, как вдруг в наши непростые отношения с колодезной водой бесцеремонно врывается бабуля и нежно так постукивает по плечу морщинистой рукой. Ещё и спросила, помню: «Мальчик, с тобой всё нормально?!» А у меня пульс — 120, аж по ушам долбит. Но так было всего два раза — обычно мы с колодцем общались тет-а-тет.

Иногда я набирал воду для других людей, и мне говорили: «Ой, какой хороший мальчик». Делал это я именно ради этих слов, потому что, то ли я хорошим мальчиком не был, то ли мне просто этого никто не говорил.

Однажды я пришёл, а и колодку, и цепь поменяли. Я прямо стоял и смотрел на новую блестящую цепь с какой-то грустью. Все, наверняка, радовались новому колодцу, а я расстроился. Он больше не скрипел так по-особенному, цепь ложилась ровно и не перескакивала из-за узлов, ручка крутилась легко и ровно. Они нарушили баланс в моём дисбалансе. Потом и сам колодец сделали из бетонных колец, и он вообще потерял свои былые очертания. Невозможно было определить высоту воды, и вообще — он перестал быть живым, как раньше.

Сейчас там, наверняка, уже стоит колонка, а может, и цивильный кран с водой. Но вот тот колодец — тот блеск воды, ни с чем не сравнимый скрип, те ощущения детства, запахи — всё осталось там. Эта всегда влажная тропинка, поросший мхом колодец, вереница людей, которых уже, скорее всего, нет — почему-то остались в моей памяти. А мне уже 51, и рано или поздно кто-то пойдёт за водой, чтобы поменять воду в вазах и протереть оградку влажной тряпочкой уже для меня. Ну и чтобы не заканчивать на минорной ноте — однажды я немного заигрался у колодца и оторвал ведро. Оно с брызгами плюхнулось вниз, и я убежал. Хороший мальчик не всегда был хорошим. Причём чем дальше, тем хуже. Уж я-то знаю.

Сейчас выезда из пункта пропуска «Козловичи» на польском направлении ожидают 2100 грузовиков, и «Григоровщины» на латвийском — 520 грузовых машин, уточнили в пресс-службе. Там отметили, что после того, как Белоруссия приняла ответные меры и разрешила литовским грузовикам следовать только через белорусско-литовский участок границы, количество авто, ожидающих выезда в Польшу и Латвию, вернулось к «стабильным для нынешнего времени цифрам».

В конце октября власти Литвы закрыли два последних пункта пропуска на границе с Белоруссией — Мядининкай и Шальчининкай. Решение будет действовать до 30 ноября. Литовское правительство объяснило это решение угрозой, которая якобы исходила от метеозондов из Белоруссии, которые использовали для контрабанды сигарет. При этом позже литовская сторона разрешила пропускать через КПП некоторые категории граждан, в том числе дипломатов и лиц, следующих транзитом в Калининград или из Калининграда.

BLESAVARIS GROUP была основана Антоном Аджиевым, родом из Москвы. В 2016 году он переехал на постоянное место жительства в Украину и получил украинский паспорт. В течение 1999–2023 годов Аджиев активно вел бизнес в России, особенно в Чеченской республике, где поддерживал связи с представителями ФСБ и местным руководством.

Белорусский филиал компании возглавляет Валерий Мазуров, который ранее занимал руководящие должности в Министерстве внутренних дел Беларуси и сейчас организует деятельность на криптовалютном рынке.

Если Министерство финансов США наложит санкции на BLESAVARIS GROUP, возможно, к ним присоединятся и официальные структуры Европейского Союза. Это связано с тем, что обход санкционных ограничений может способствовать российской военной агрессии против Украины, что представляет прямую угрозу безопасности ЕС.

Источники:

• ABCmoney

• Ukranews

• Eurointegration

• Meinbezirk