О переходе на четырехдневную неделю уже объявляли "Ростсельмаш", "Тихвинский вагоностроительный завод", Ярославский моторный завод и Ярославский завод дизельной аппаратуры, Челябинский электрометаллургический комбинат, "КамАЗ", группа ГАЗ, ЛиАЗ. Схожее решение осенью может принять "АвтоВАЗ". Большинство этих предприятий прямо указывают на снижение спроса на продукцию из-за жесткой денежно-кредитной политики Центробанка, который, как известно, занят "охлаждением экономики". И вот — доохлаждались до четырехдневок?
При этом глава ВТБ Костин рассказывает про то, что ничего страшного, если будут банкротиться "неэффективные предприятия" — так даже лучше. Не идет ли все к новой волне банкротств и добровольно-принудительному переходу предприятий в "нужные руки"?
Своим мнением об этом с Накануне.RU поделился первый заместитель председателя комитета Госдумы по экономической политике, депутат от КПРФ Николай Арефьев.
— Насколько серьезная ситуация с уходом предприятий на четырехдневку?
— Это серьезно. И это продиктовано многими факторами, у каждого предприятия, у разных отраслей разные причины к этому. Причин достаточно много.
Ну, допустим, у Ростсельмаша причина в том, что наше налоговое законодательство и наша денежно-кредитная политика не позволяет делать сельхозтехнику дешевле китайской, и китайская оказывается почти в полтора раза дешевле, чем наша. Из-за этого нашу не берут, покупают китайскую, а наши предприятия вынуждены останавливаться. Ростсельмаш даже построил новый тракторный завод, но при нашем налоговом законодательстве делать дешевые трактора невозможно, даже получая государственную субсидию.
Что касается металлургов, то у металлургов своя причина — для них сейчас очень низкий курс валют. На самом же деле, у металлургов высокая себестоимость продукции, и их сегодня не устраивает курс доллара, они металл продают практически по себестоимости, потому что их экономика экспорто-ориентирована, тогда как у нас промышленность была загублена, заводы были закрыты, а металлургические предприятия работали в основном не на нашу промышленность, а на зарубежных потребителей. Теперь, когда ввели санкции и "партнеры" у нас металл перестали покупать, а своей потребности в стране нет, или она значительно не выросла, в этой ситуации металлургические предприятия не могут нарастить оборотные фонды.
Меня немножко удивляет то, что у нас заниженный курс валют, но он низкий, скорее всего, потому, что власти хотят торпедировать инфляцию. Недавно прошла информация, что у нас поступает 75% импорта от потребности, а это значит, если импорт мы будем закупать в Индии, в Китае — по низкому курсу, то значит, мы инфляцию разгонять не будем. Если курс повысится, то для металлургов это будет хорошо, а для всех остальных потребителей цены поднимутся тут же и инфляция начнет разгоняться, а это значит, и ключевая ставка, и все прочее опять будет подниматься, и инфляция будет разгоняться. Поэтому здесь для одних что-то хорошо, а для других — плохо.
Вот ключевую ставку понизили на 1%, но это в принципе ничего не дало. И надо сказать, что за 1 квартал у нас кредиты банков сократились довольно сильно по сравнению с прошлым годом из-за того, что высокая ключевая ставка и коммерческие кредиты довольно дорогие. Но хуже того, у нас высокие ставки по депозитам.
— Предприятия предпочитают вкладываться в депозиты?
— Да, сейчас многие предприятия разных отраслей, те, которые умеют получать оборотные средства или выручку, они вместо того, чтобы вкладывать в развитие производства, начинают работать по принципу рантье: кладут деньги на депозит и получают высокие проценты, ничего не делая. Об этом тоже все знают, но, кстати, мер никаких не принимают.
Поэтому у нас получается так, что предприятия вынуждены закрываться временно или постоянно от того, что нельзя взять кредит. А с другой стороны, останавливаются, потому что получают дармовые деньги за счет депозитов.
Ну, то есть там причин достаточно много и разных, но, тем не менее, для экономики это довольно сильный бич. Поэтому правительству надо принимать какие-то меры по данному вопросу, но, к сожалению, в 1 полугодии мы никаких мер от правительства не видели. И ведь уже даже министр экономического развития говорит, что мы на грани рецессии — да, мы на грани рецессии, потому что экономика за 4 месяца дала 1,5% роста, и по году все считают, что будет 1,5-2%, а это рост на уровне математической погрешности и, в общем-то, никакой не рост. Поэтому надо принимать какие-то меры.
— Но почему-то мы никаких мер не видим. Тонешь — тони?
— У нас правительство не может отойти от рыночных догм, не хочет ничего регулировать. Они ждут, когда бизнес сам опамятуется и что-то будет делать. А бизнес все делает в своих интересах. Вот сейчас есть у них деньги, они кладут деньги на депозит вместо того, чтобы закупать станки, расширять производство. Плохо, что ли? Для экономики это плохо, а для бизнеса это хорошо. Они получают деньги, ничего не делая. Ну так мы всю экономику можем перевести в статус рантье, производить ничего не будем. Все будут с мешками денег, а купить нечего. Но так же нельзя.
Поэтому мы рекомендуем правительству брать экономику под управление государства. Это называется мобилизационная экономика. Они этого делать не хотят, говорят, что нарушатся какие-то там рыночные догмы. Но если не возьмем сейчас ситуацию под контроль, то начнется рецессия, будет еще хуже. Надо тогда в любом случае направлять экономику так, чтобы она выполняла государственные задачи, развивалась.
— Но в Центробанке уверяют, что наша экономика перегрета, поэтому ее надо охлаждать.
— Да, в Центробанке говорят, что экономика перегрета — да ничего она не перегрелась. Во-первых, было 4% роста — а это далеко не перегрелась. Китайская экономика в 12 раз больше, чем наша, и у них рост и 8%, в прошлые годы и по 15% был, и они не перегревались. А у нас вместо того, чтобы говорить, что банки перегрелись и 4 триллиона чистой прибыли получили, заявляют, что экономика перегрета. Экономика не перегрелась, она дала рост благодаря тому, что в 2023 году забили склады сырьем и материалами, а в 2024 году, в декабре посмотрите, рост экономики в некоторых отраслях, почти во всех — на 30%- 40%. Весь год тянули по 2%, а в декабре дали 30%-40%. А в январе опять нулевые. То есть ясно, что приписки были, а раз приписки были, то вот теперь надо наверстывать то, что упущено.
Поэтому я считаю, что нужно брать под руководство правительства и ключевую ставку, и курс валют. Тем более, что он у нас сегодня назначается, он не рыночный, а назначаемый Центральным банком. Нужно брать под управление экономику и делать то, что нужно государству, а не то, что выгодно бизнесу. Взять под контроль рост цен, особенно на товары широкого потребления. Мы давно об этом говорим: если этого не сделать, то перспективы будут очень неважные.
— Глава ВТБ Костин рассказывает про то, что ничего страшного, если будут банкротиться неэффективные предприятия, так даже лучше.
— Это рыночники так говорят, которым важно, что если ты денег не приносишь, то надо тебя закрыть. А то, что продукция этого предприятия нужна, это кого-нибудь интересует или нет? Ведь мы сегодня под санкциями находимся. Если мы закроем все предприятия, то нам никто ничего не продаст. Мы чем жить будем? Это негосударственный подход. Совершенно не государственный.
Вот у нас в 1990 году было, согласно статистике, 36 тыс. 600 крупных промышленных предприятий — сейчас осталось 6 тыс. Таким образом, около 30 тыс. предприятий мы потеряли. Нам для того, чтобы не зависеть от импорта, надо вот эти 30 тыс. восстановить. Ну пусть не 30 тыс., сейчас есть новые технологии, пусть 20 тыс., но их надо построить, а мы не строим. А это значит, мы не получим продукции, ту, которую раньше делали сами.
Сейчас, согласно статистике, у нас 30% предприятий убыточные. Давайте их закроем? Это треть предприятий. Мало того, что у нас их осталось 6 тыс., да еще треть закроем, и что будет? Мы просто лишимся экономики. После этого дефолт и больше ничего — и государства не будет.
Нет, предприятия как раз не надо закрывать. Надо импортозамещать, надо, наоборот, строить предприятия, и даже если они будут убыточные, все равно они должны работать и выпускать ту продукцию, которая нам необходима и которую нам не дают из-за рубежа. Это надо делать в государственных интересах. Ну а рыночные догмы на сегодняшний день не всегда подходят. И в большей части они даже вредят, чем создают какие-то условия для нашего бизнеса.
— Факторов много, один из них ключевая ставка, может ли этот фактор быть решающим в вопросе банкротств?
— Тут много разных факторов. Дело в том, что есть себестоимость продукции, есть прибыльность продукции. И все зависит от этого. Ну, допустим, высокая ключевая ставка, и если у предприятий небольшие оборотные фонды, то им нужны кредиты для того, чтобы продолжать деятельность. А если кредит брать невозможно, если уровень рентабельности не позволяет тебе заплатить за кредит, то тогда предприятие вынуждено закрываться.
Но у каждого предприятия разные условия. Вот металлургические заводы — они рентабельные, но курс доллара для них не такой. Ключевая ставка тут даже не причем, их ключевая ставка не волнует — они рентабельны, им некуда девать продукцию, эта продукция никем не покупается. Здесь либо надо повышать уровень потребления внутри страны, а это долго, это надо производить, надо строить новые предприятия, которые бы потребляли металлургическую продукцию, либо находить потребителей на стороне, либо повышать курс валют, который действует двояко. На экспортно-ориентированном направлении он поможет, но зато импортно-ориентированному предприятию он загубит все производство и повысит инфляцию. Поэтому здесь много факторов и для каждой отрасли все это видится по-разному.
А тут у правительства должна быть золотая середина, чтобы и тем было хорошо, и другим. Ну, а самое главное, если правительство под свой контроль и под свое управление не возьмет регулятивные функции ключевой ставки, курса валют, потребления и спроса, то сама экономика не вылезет из этой проруби, тем более, что каждый день мы видим новые экономические санкции.
И в этом случае правительству надо помогать экономике и направлять ее в нужное русло, иначе она сама, как ежик в тумане, просто не вылезет.
— И все-таки, массовые банкротства в этих условиях реальны? И возможно ли, что крупные предприятия могут намеренно выводить из игры, чтобы они затем попали в "нужные руки"?
— У нас государству просто все равно — банкротится, ну и пусть банкротится — какая разница? У нас СВО началось, восемь военных предприятий взяли и обанкротили то ли с умыслом, то ли без умысла. Ну и что? Написал я и в правительство, в прокуратуру — бесполезно. А что, они считают, что это экономическая ситуация.
И у нас делается все для того, чтобы обанкротить как можно больше предприятий. По какой причине? А просто мы до сих пор живем в девяностых годах, никого ничего не интересует. Вот есть такое понятие, как демография предприятий: сколько родилось предприятий, зарегистрировалось, сколько снято с регистрации. К сожалению, у нас на сегодняшний день больше закрывается предприятий, чем рождается. Ну, так надо бить тревогу по этому поводу. А у нас никому ничего не надо. У нас банкротство работает в автоматическом режиме.
Самое главное, что правительство должно наконец вклиниться — ему нужно это предприятие или не нужно? А правительству все равно, частный собственник — что хочет, то и делает со своим предприятием: хочет банкротит, хочет — не банкротит. Вот это меня больше всего беспокоит.
Евгений Иванов
Вот и бизнес то же говорит.
