Неужели все юные цивилизации такие? Несмышленые слепыши! Ползают, натыкаются друг на друга, плачут и дерутся из-за игрушек. Только у этих слепышей в подгузниках есть ружья, есть пушки, ракеты, наконец. И они стараются ударить побольнее, чтобы кровь пошла, чтобы другой младенец заплакал навзрыд, упал и начал молить о пощаде. И если бы они пощадили! Нет, весь их детский садик превращается в логово диких зверей. Они рвут или отщипывают понемногу, в зависимости от важности конкретного слепыша. И всё это на крохотном шарике, несущемся сквозь бескрайнюю пустоту.

– Это невозможно, – тихо проговорила сикверст, вынырнув из архива с информацией о человечестве, который бережно собирал Наблюдатель. – Я отказываюсь верить, что из этого… – она брезгливо поморщилась, указывая пальцем на безликую, черную коробочку архива, – происходят все цивилизации галактики.

– А много ты их видела? – устало спросил Кин-Доран.

Они уже третий час ждали решения еще одного правительства, и ему это начинало надоедать. Каждый последующий президент задерживал их дольше предыдущего. Иногда приходилось покопаться в местных обычаях, чтобы понять, к кому именно следует обратиться. К удивлению сикверст, часто страной или группой стран управлял человек или же несколько, отношения к этим странам не имеющие. Единственное, что оставалось неизменно – это реакция очередного правителя.

Их принимали насторожено, допускали до того, кто все решает, после череды проверок. На их слова реагировали сдержанно, с недоверием. Но Кин-Доран неизменно добивался своего. Он умел это делать.

– Нет, конечно же, – ответила почти сразу сикверст, – моя оболочка не видела ни одной цивилизации, кроме той, которую в скором времени уничтожат. Но это и не важно, во мне есть базовая информация о Старых и Высших мирах, и ничего подобного там не увидишь.

Эрнетт хмыкнул, поудобнее уселся в мягком кресле цвета красного вина, и закурил. Он огляделся в поисках пепельницы, и, не найдя ее, стряхнул пепел себе на ладонь.

– Старые миры на то и старые, что они прошли долгий путь, – заговорил Наблюдатель. – Я видел многие из них в зародыше. Они все суетятся, тревожатся и лезут в драку при первой возможности. И так век за веком, поколение за поколением, пока не улягутся в землю все горячие головы, пока не возобладает разум – чистый, холодный, проницательный. Только так, либо… – Эрнетт вздохнул, – либо пришлют стирателя, и всё по новой.

– Ты их видел, Сокрушителей?

– Однажды видел их корабль. Остался на планете дольше необходимого, хотел дождаться, когда начнется. Лучше бы я этого не делал. Стиратель начинает с орбиты. Уничтожает всё, что болтается в космосе рядом с планетой, если это оставили ее обитатели. Меня он тоже едва не распылил, пришлось уносить ноги. Тогда-то я и задумался…

–  О чем?

Кин-Доран сделал последнюю затяжку, затушил окурок о ладонь, не оставив на ней следа, и ссыпал все это в карман пиджака.

– О том, что делать, если стиратель прилетит, а я еще буду на планете.

Сикверст какое-то время смотрела на собеседника, ожидая продолжения, но Наблюдатель уже думал о чем-то другом. Он вообще стал задумчив и необщителен с тех пор, как они покинули особняк в горах. Сикверст знала, что мыслительные процессы у Наблюдателей протекают на нескольких уровнях одновременно, и могут пересекаться, если того требует ситуация. Но сейчас казалось, что Кин-Доран сплёл все уровни воедино, скрутил их в тугую веревку и подвесил на нее неподъемный груз.

Наконец, сикверст решила нарушить тишину. Обстановка комнаты, где их заставили сидеть, ее мало интересовала. Всё в этом мире казалось ей зыбким и ветхим, всё было покрыто пылью и рассыпалось на глазах.

– Как давно ты уже наблюдаешь?

– Очень давно, – вздохнул Кин-Доран. – Миллионы лет. Тысячи цивилизаций.

– Получается, ты старше многих разумных видов.

– Получается так.

– Тогда ты должен помнить, что делали с мирами, которые сейчас уничтожает Сокрушитель.

– А их и раньше уничтожали, – задумчиво произнес Кин-Доран. – Просто не так гуманно.

Казалось, беседа наскучила ему, а ожидание гнетёт сильнее, чем в кабинетах предыдущих правителей. Но он все же продолжил говорить, понимая, как важно удержать сикверст при себе.

– Наблюдатель получал сигнал от Аналитика, и в течение нескольких веков производил микроскопические вмешательства, которые приводили к самоуничтожению цивилизации. Они просто истребляли друг друга. Надо было только подтолкнуть и замести следы, когда все закончено. Вот так, – он щелкнул пальцами и невесело улыбнулся.

Сикверст догадывалась, что это не было «вот так», что это было чертовски сложно. Какой же тонкий и точный должен быть хирургический инструмент, чтобы можно было произвести микроизменения, приводящие к краху цивилизации! И этот инструмент – ядро Наблюдателя, в котором до самой смерти хранится вся его суть, неизменная, нетронутая, за непроницаемой оболочкой, защищающей от любых внешних воздействий.

А любых ли?

Сикверст снова взглянула на Кин-Дорана. Сумел ли он сохранить себя или за такой долгий срок оболочка его ядра обветшала, начала трескаться и осыпаться, как этот крошащийся камень, из которого построили здание, или как эти уродливые картины на стенах? И если так, то в ядре начали смешиваться ключевые признаки тех цивилизаций, в чьей среде оказывался Наблюдатель. Это, как если бы в сосуд с кристально чистой жидкостью влить краски – безусловно красивые поодиночке, но превращающиеся в темную жижу при смешении. И если ее догадка верна, может ли она доверять Кин-Дорану?

А у меня есть выбор?

Дверь распахнулась и в комнату вошел неприятный человек с цепким взглядом, мнящий себя средоточием всего сущего в этой вселенной. Он не был правителем планеты, не был даже президентом – обычный муравей, которому хватило хитрости и изворотливости, чтобы забраться выше других. Если захочет, сикверст раздавит его мгновенно, одним легким движением. Вот насколько мал этот человек. Совсем скоро его сотрут в пыль, и не останется воспоминаний ни о нем, ни о его хозяевах.

– Прошу прощения, – заговорил он суетливо (судя по всему, этому человеку дали понять, что обращаться с гостями нужно осторожно), – совещание затянулось, вы же понимаете.

Неприятный человек смущенно улыбнулся, намекая на важность сложившейся ситуации, и сделал паузу, рассчитывая, что Кин-Доран спросит, что они решили по поводу его предложения. Но он не спросил. Он не примет ничего, кроме согласия. Если президент и его свита решат отказаться, Наблюдатель заставит их принять его условия.

А просил он немного – завершить все текущие вооруженные конфликты немедленно. Конечно, Кин-Доран не говорил всей правды, он вообще говорил мало. Просто эффектно появлялся в яркой вспышке света, наводя ужас на тех, к кому он приходил. Он объяснял, что некие высшие силы раздумывают над уничтожением всего живого на Земле. Единственная возможность сохранить планету и человеческую расу – это прекратить воевать.

Каждый раз, когда Наблюдатель озвучивал это, происходило одно и то же. Первое впечатление остывало быстро, подключалась логика, за ней желание получить выгоду от этой ситуации. Глаза многочисленных земных правителей загорались при упоминании высших сил. Многие напрямую требовали встречи с этими существами, так опрометчиво решившими пойти против людей. Другие действовали исподволь, пытаясь задобрить Кин-Дорана или наладить с ним доверительный контакт. Третьи угрожали, и с ними разговор был самый короткий.

Так или иначе, Наблюдатель всегда добивался своего.

И этот раз не стал исключением.

– Могу я говорить откровенно? – посредник между Кин-Дораном и президентом сел напротив, наклонился вперед и вцепился взглядом в железобетонное лицо Тал’Эмот. Тот едва заметно кивнул. – Вся эта ситуация, скажем прямо, выглядит нереалистично. Мы связались с нашими восточными коллегами и знаем, что вы их уже посетили и убедили согласиться на ваши условия. Но в данный момент все несколько иначе. Видите ли, не имея прямых доказательств, мы не можем свернуть столь масштабную кампанию… все наши кампании. Да и времени на это уйдет слишком много, мы никак не уложимся в два-три года, а вы просите сделать это немедленно. Дело пойдет куда быстрее, если мы сможем прийти к соглашению…

Он монотонно бубнил еще пару минут, но сикверст уже перестала его слушать. Она смотрела на посеребренные кучерявые волосы посредника, которые когда-то были густыми и черными. Незаметно для себя она тронула прядь своих волос, и это движение показалось ей настолько человеческим, что она содрогнулась.

Они с Кин-Дораном путешествуют не больше суток, а она уже начала перенимать привычки, языки и способ мышления людей. Когда задача, заложенная Основателями, была исполнена, сикверст перешла в режим обучения и подражания. Так она могла ассимилироваться и незаметно провести остатки своих дней на обреченной планете. Но с ней это происходило слишком быстро, словно грязные океанские волны накатывают на нее одна за другой, оставляя на одежде и коже обрывки водорослей, пластик и скелеты дохлых рыб. И все это налипает на нее, заставляя неуютно ежиться, испытывать отвращение.

Сикверст взглянула на посредника – приземистого, стареющего и жаждущего власти человека – и задумалась о мотивах Наблюдателя. Неужели этот кучерявый опарыш заслуживает спасения? И не только он, а весь его вид, все эти неотесанные гниющие куски мяса с непомерно раздутым самомнением. Они не вызывали ничего, кроме омерзения. А ведь те, кого видела перед собой сикверст, являлись элитой общества, его моральным ориентиром. Что же тогда говорить об остальных, о тех, кто стоит ниже элиты?

Внезапно она вспомнила существо, создавшее ее. Это был, конечно же, не один из Основателей. Он лишь выполнял их волю. Бесконечно мудрая гуманоидная форма жизни, внешне отличающаяся от людей наличием дополнительной пары конечностей, цветом кожи и размерами.

Дополнительные конечности росли у него из спины и больше походили на длинные клешни, закованные в броню. Иногда он отклонялся назад и опирался на них, будто не замечая, что делает. Сикверст любила разглядывать его оранжевую кожу или мех, она так и не поняла до конца, чем покрыто его тело. В то время она уже существовала и могла размышлять, правда, мысли ее были простыми и двигались линейно.

Этот гигант действовал с безупречной точностью, его глаза выражали бездну понимания, когда он конструировал ее разум. Он называл ее Ийлис. Это был единственный мир, который она знала, и он кардинально отличался от того, что она видела теперь.

Посредник закончил говорить, но Кин-Доран его уже не слушал. Сикверст видела, что он лишь позволяет собеседнику сохранить достоинство, когда придется уступить. Но эти существа не умеют уступать. Ни с достоинством, ни без него.

Наконец, Наблюдатель взял слово.

– Все, что я вам сказал ранее, остается неизменным. Вы должны немедленно прекратить все вооруженные конфликты, которые спонсирует или открыто ведет ваше правительство на Земле и в других мирах системы. Добавлю только, что вы можете рассчитывать на мою лояльность в будущем.

– Позвольте выразить благодарность от лица президента и…

– Ваш президент ничего не решает, – жестко оборвал его Кин-Доран, демонстративно взглянув на часы. – Говоря с вами, я надеялся донести мысль до ваших хозяев. Если все это время вы совещались с президентом, мы зря к вам обратились. Мой просчет. Позвольте, – добавил Наблюдатель, вставая, – у нас с коллегой еще много дел.

Посредника бросило в жар, глаза полыхнули сталью, но он быстро взял себя в руки. Сикверст так и видела, как он раздувается и краснеет, прежде чем закричать, и отвращение к этому человеку внутри нее смешалось с желанием рассмеяться.

– Позвольте уточнить…

– Вы получите мою поддержку в будущем только в одном случае – закончите все войны немедленно. Выбора у вас нет.

Кин-Доран попытался уйти, но посредник сделал движение рукой, и перед Наблюдателем возникли трое бойцов с оружием наизготовку. Их тела были закованы в легкую броню, лица скрыты масками со светящимися круглыми объективами на месте глаз.

– Думаю, мы еще не закончили, – человек расправил плечи, взгляд его изменился, как и выражение лица. Он чувствовал себя хозяином положения. – Одно движение, и они, – он указал на бойцов, – сделают так, что вы больше не сможете двигаться. Вас не убьют, – уточнил посредник, – вы нам еще нужны. Поэтому, давайте еще раз обсудим условия, на которых будет строиться все наше дальнейшее сотрудничество.

– Вы совершаете ошибку, – бесстрастно проговорил Кин-Доран.

– Ее совершили те существа, от имени которых вы говорите, – лицо посредника покрылось красными пятнами, глаза выпучились, как у жабы. – Вы хоть представляете, какой арсенал оружия мы против них выставим? Войны окончатся, будьте уверены. Мы объединимся против внешнего…

Он не успел договорить. Кин-Доран сделал неуловимое движение, и человек взорвался миллионом кровавых капель. Но ни одна из них не упала на Ийлис или Эрнетта. В следующее мгновение сикверст распалась тысячей крохотных частиц и устремилась к солдатам. Они умерли, не успев осознать случившегося.

А затем Кин-Доран ушел. Сикверст держалась чуть позади него. Когда они оказались в коридоре, она взяла Наблюдателя за руку, и перенесла их обоих назад в особняк.

– Это был последний?

Кин-Доран устало опустился в свое кресло и закурил.

– Да.

– И что дальше?

– А дальше будем ждать.

– Они согласятся?

– Нет, – усмехнулся Наблюдатель, – конечно же нет! Тех, кто согласится, сожрут с потрохами остальные. В этом мире любое стремление к гармонии жестко пресекают. Этот мир – управляемый хаос, способный перемолоть в труху всё прекрасное, что есть в галактике.

– Тогда почему ты за них так бьешься? Ты же их видел! – сикверст передернуло при воспоминании о кучерявом опарыше, окрасившем приемную президента своей кровью.

– Это только верхушка, – отмахнулся Кин-Доран. – Самые чистые алмазы прячутся внизу. Захочешь на них взглянуть – придется хорошенько поискать. Да и все остальные, те, кто не рвется наверх, стоят того, чтобы за них бороться. Ты не представляешь, насколько сильное стремление к жизни кроется в этих хрупких оболочках! Я нигде такого не видел. Они много раз могли себя уничтожить, но каждый раз, оказываясь на краю пропасти, останавливались. Всю эту многомиллиардную громаду тянуло в другую сторону от бездны то самое стремление выжить. Если их сотрут, галактика потеряет последний шанс стать прежней.

– Что ты все-таки задумал?

– Не сейчас, – Наблюдатель лукаво улыбнулся, как могут только люди, – об этом слишком рано говорить. Но ты все узнаешь, если к тому времени не передумаешь.

– А войны, как быть с ними?

– Войны закончатся к завтрашнему вечеру, – Кин-Доран потушил недокуренную сигарету, и это движение показалось сикверст настолько весомым, словно Наблюдатель превратил в пыль целую планету. – Пока что, это единственное, в чем я абсолютно уверен. А вот дальше… дальше, посмотрим.

Сикверст и Наблюдатель сидели молча несколько минут, пытаясь осознать масштаб происходящего. Для каждого из них он был своим. Наконец, сикверст заговорила.

– Сегодня я вспомнила свое имя.

– И как же тебя зовут? – оживился Кин-Доран.

– Ийлис.

Книга целиком на литрес: https://www.litres.ru/book/vladimir-v-krivonogov/sokrushitel...

Здесь буду публиковать ее по главам.

Когда Землю приняли в Межгалактический Союз в 2040-м, человечество ликовало. Наконец-то! Технологии! Путешествия к звёздам! Контакты с иными цивилизациями! Нам помогут восстановить экологию! Эх-х… заживём! Но очень скоро оказалось, что в галактическом сообществе даже по истечении ста лет подобного членства у людей так и остался примерно тот же статус, как у неудачливого стартапера в Кремниевой долине: все вежливо улыбаются, но заказывают кофе через тебя. Да и помогать никто не спешил.

И если за определённую сумму в земной валюте можно было получить знание межгалактического языка в рекрут-центрах, установленных пришельцами по всем крупным городам планеты, то вот земное образование в иных мирах вообще не котировалось. У нас просто не выпускались нужные специалисты. Диплом МГУ для альфа-центаврианцев был как для нас грамота от племени мумба-юмба. А увидеть далёкие миры — ой как хочется.

Вот так планета Земля стала для инопланетян эдаким космическим офшором. Ведь жители иных миров не желали работать за скромное вознаграждение в галактических кредитах. Не хотели терпеть начальников-самодуров, которые кричали оскорбительно: «Ты что, с Земли?» Отказывались спать и жить в капсулах размерами чуть больше гроба. А земляне на это соглашались. Они готовы были работать даже за питательные пайки из биомассы «№ 3» (по слухам, их делали из космических тараканов), но лишь бы поскорее свалить со своей долбанной и загаженной планеты.

Денису Колесникову, в возрасте двадцати семи лет и имеющему диплом физика, так робот-гуманоид и сказал в том самом рекрут-центре:

— Ваши земные знания устарели минимум на триста лет, но у вас же есть руки?

— Да… есть…

— Моторика нормальная? Чувство равновесия стабильное?

— Вроде как да, — опешил от подобных вопросов Дэн.

— Вот и прекрасно! Могу вам для начала предложить работу в «КосмоБургерс» на планете Блюк. Это такой межгалактический хаб, где постоянно требуются разносчики. Карьерный рост, достойная зарплата и даже жильё на первое время предоставляется!

Робот, формой похожий на человека, сиял металлическим лицом, как надраенный самовар. Колесников, не зная, куда сунуть пакет с земными документами, сидел на неудобном круглом стуле, который качался так сильно, будто землянина уже проверяли на профпригодность. Да и вообще дизайн такого рекрут-центра вызывал лёгкое недоумение. Мало того, что он нарушал все принятые архитектурные каноны, так и мебель внутри здания была малопригодной для землян. Словно их уже заранее ставили в невыносимые условия. Но достойно оплачиваемой работы для физика-аспиранта Колесников не нашёл. Идти преподавать в школу — так учителя до сих пор с трудом выживали на более чем скромную зарплату, а дети вели себя настолько распоясанно, что он на практике еле сдерживал себя, чтобы не распустить руки. А особо наглые ученики ещё и грозили, что могут подать на него в суд за сексуальные домогательства, и тогда практиканта посадят, так как закон на стороне детей.

Идти дальше в науку? Но он там уже был и понял, что без связей нечего делать. Самые умные давно улетели с планеты, а подавать кофе престарелым профессорам-маразматикам Денис не желал. Папу он уже стал забывать (несчастный случай), мама недавно умерла от рака. Ближайших родственников он в жизни не видел, и чего ему терять? Ждать, когда Землю полностью изгадят? И так уже с погодой чёрт-те что творится. Натуральные продукты дорожают чуть ли не ежедневно, да и синтетика тоже. Все кричат об очередном энергетическом кризисе. И главное — вроде бы начали внедрять инопланетные технологии, но как раз они и сулят большие неприятности. Старые производства придётся закрывать, а новые некому пока осваивать. Экономика трещит по швам, политики выдвигают планы один абсурднее другого. И ничего хорошего в ближайшие сто лет не стоит ожидать. Вот народ и сваливает потихоньку с «тонущего корабля».

Билет экономкласса в один конец на космический лайнер можно было купить, продав свою оренбургскую двухкомнатную квартиру. Колесников так и планировал, придя в рекрут-центр, но предложение идти доставщиком в космический «Макдональдс» он даже не рассматривал.

— А других вакансий у вас нет? — закинул он пробную удочку, надеясь на более благоприятный вариант.

— Почему нет! — продолжал сиять металлической улыбкой робот. — Есть вакансия ловца «джугги» на планете Квырк. Но там невозможно жить без скафандров, и смены по году длятся. Космический корабль туда пролетает раз в год. Есть возможность работать няней в семьях моноглавов, но я бы вам не советовал. Чуть что не так — могут съесть. Очень большая текучка кадров, хотя оплата более чем достойная. Требуются шахтёры астероидов, но вы по физическим параметрам не пройдёте. Работа тяжёлая и изнуряющая. Да и психику требуется иметь соответствующую. В одиночку жить на астероидах — это, я вам скажу, не каждому дано. И знаний подходящих у вас пока нет. Вот если выучитесь, тогда… У нас много кого требуется, но образование у вас, скажем так, неподходящее. Накопите деньжат, выучитесь на кого захотите, и милости просим, а пока — только разносчик. Ну так что, оформляем контракт?

— Оформляйте, — устало махнул рукой Дэн…

Когда Колесников вышел из рекрут-центра, его сразу окатило волной уличного шума. Над головой медленно проплывал голографический баннер: «Земляне! Ваш шанс в галактике!». Реклама показывала улыбающихся людей в блестящих комбинезонах, с важным видом изучающих звёздные карты. Внизу мелким шрифтом была еле различимая надпись: «Условия контракта могут отличаться от представленных».

Дэн достал из кармана пикнувший смартфон, информирующий его, что продажа квартиры прошла успешно и вся сумма зачислена на его счёт. Теперь у Колесникова было ровно сорок восемь часов до старта «Галактик Шаттла № 742». Двое суток, чтобы попрощаться с планетой, которую он, как оказалось, даже не любил. И Колесников решил промочить горло напоследок.

Бар «Последний шанс» был переполнен. Здесь собирались те, кто уже оформил контракты, и те, кто ещё сомневался. Денис протиснулся к стойке и заказал виски — настоящий, не синтетический. Это был его маленький бунт против будущего, где, вероятно, придётся пить что-то вроде «Квазарного бурбона».

— Слышал, на Блюкваке в прошлом месяце троих землян разорвало от перепада давления, — доносились за его спиной голоса многочисленных посетителей заведения.

— Да ладно, это же единичные случаи. А вот на Альфе Центавра в прошлом году… Мой брат устроился там техником. Говорит, если не лезть куда не надо — проживёшь!

Колесников прислушивался к этим разговорам, как студент перед экзаменом прислушивается к тем, кто уже сдавал. Никто не говорил о звёздных просторах, о величии космоса. Только о зарплатах, условиях и шансах выжить. Ему тоже захотелось поделиться своими переживаниями хоть с кем-нибудь. Но опасаясь, что его могут отговорить, он залпом выпил порцию и пошёл в квартиру. По договору он ещё два дня перед отлётом мог там находиться. Так что требовалось избавиться от старой мебели и собрать свои вещи.

На следующий день парень пришёл прощаться с университетом. Кабинет, где он когда-то защищал диссертацию, теперь занимал новый аспирант — юнец с горящими глазами, уверенный, что его ждёт великое будущее. Денис не стал парня разубеждать.

— Знаешь, Дэн, — сказал его бывший научный руководитель, разливая пахнущий клопами коньяк в лабораторные мензурки, — я тебя понимаю. Если бы мне было двадцать пять… Или сколько там тебе?

— Семь…

— Да… Именно! Но ты хотя бы понимаешь, на что идёшь?

Денис в ответ лишь пожал плечами:

— Да на что угодно, лишь бы не это всё!

Он показал рукой на окно, за которым громыхала очередная гроза, вырывающая с корнями деревья и срывающая ветхие крыши со старых домов.

— Да, — опрокидывая мензурку в рот, согласился его «бывший». — Природа вообще с катушек слетела. А тут ещё ледники опять начали интенсивно таять. Обещают мировое наводнение. Но наш Оренбург стоит высоко над уровнем моря, и нам затопление не грозит. Так что давай ещё разик дерябнем за твою будущую галактическую карьеру звёздного курьера. Ха-ха! Карьера — курьера! Однако… Ну… будем!..

В день его отлёта на столичном космодроме царила неразбериха. Сотни людей с чемоданами и контейнерами толпились у терминалов. Где-то плакали дети, кто-то кричал в истерике, требуя вернуть деньги за билет. Денис стоял в очереди на регистрацию, держа в руках единственный чемодан — всё, что он решил взять с собой.

— Контракт подписан? — спросила его усталая женщина за стойкой, даже не глядя на пассажира.

— Да.

— Вот ваш бортпаёк. В нём всё необходимое на две недели полёта. Не теряйте. Следующая выдача — только в космопорте прибытия.

Бортпаёк представлял собой серую коробку размером с небольшую посылку и надписью: «Не вскрывать до старта». Денис сунул его в пакет и, прихватив чемодан, направился к месту выхода на посадку.

Когда пассажирский шаттл оторвался от земли, парень не почувствовал ни страха, ни восторга. Только странное ощущение пустоты — будто он оставил что-то важное, но не мог вспомнить, что именно. Земля за иллюминатором медленно уменьшалась, превращаясь в голубую точку, а затем и вовсе исчезла из виду.

Шаттл доставил пассажиров на межгалактический лайнер, а там уже его привели в крохотную каюту на одного человека, объяснив, что это место его проживания на всё время полёта и спасательная капсула на случай форс-мажора.

Узкая кровать и крохотная душевая с выдвигающимся унитазом и раковиной вызывали небольшую клаустрофобию у землянина. Но выбирать не приходилось. Билет он брал самый дешёвый. Матрос судна сообщил, что воду можно пить из крана и что пассажир может покидать каюту в строго отведённое время для часовой прогулки и посещения бара на нижней палубе, где, естественно, всё продавалось за деньги. После покупки билета у Дениса на счёте оставалось всего двести кредитов. Пришлось дополнительно потратиться на прививки от иных микроорганизмов. Атмосфера и гравитация на Блюке была почти земной, а вот микрофлора могла доставить неприятности. Этих скромных остатков ему едва хватит, чтобы добраться из космопорта прибытия к месту будущей работы. Поэтому о выпивке на ближайшие две недели можно было забыть…

… Время полёта в межзвёздном лайнере «Звездочёт-7» напоминало жизнь в шкафу с иллюминатором: тесно, жутковато и поговорить практически не с кем, ну, если только с молью. Моль или какая-то инопланетная муха оказалась назойливой соседкой землянина. Она не жужжала, но постоянно норовила усесться на открытые участки его кожи и щекотать их своими многочисленными усиками. И как Дэн ни старался, убить её не получалось, увёртливая зараза попалась. Невесомости на борту лайнера не было, так что страдать Колесникову не приходилось.

Первые пять дней Денис почти не выходил из каюты, изучая и тестируя на вкус бортпаёк. В серой коробке помимо инструкции оказались: питательные батончики со вкусом «чего-то мясного», которые, опять же по инструкции, требовалось употреблять по одному в день. Гигиенический гель, пахнущий лекарствами, мытьё с которым даже забавляло. Он, сука такая, никак не желал намыливаться. Потом лежала упаковка таблеток от космической тоски, побочный эффект от которых был яркими снами о доме. И электронная планшет-брошюра с материалами: «Как не умереть в первый день на новой работе».

На шестой день его выгнал наружу зверский голод — батончики лишь дразнили желудок. Жрать хотелось неимоверно. И Денис, уже махнув рукой на остатки денег, целенаправленно шёл в бар, чтобы хоть ещё чем забить свой бурчащий живот.

Бар «Нулевая-Г» оказался забавным местом. Прозрачный купол заведения искривлял реальность, как линза. Стулья здесь парили в полуметре от пола, пристёгнутые невидимыми магнитами, а стёкла стаканов были толщиной в палец, чтобы напитки не улетали при турбулентности. Колесников огляделся по сторонам, различая, что активные изображения на стенах бара содержат даже земную тематику. Например, голограмма знаменитого кораблекрушения — «Титаника» — соседствовала с «Центаврианским скитальцем», разорванным чёрной дырой. Барная стойка светилась изнутри, как топливо в реакторе, а на потолке висел настоящий метеорит с табличкой: «Уронишь — платишь пять тысяч кредитов. Да, мы серьёзно».

По разным сторонам от барной стойки располагались практически земные столики. За самым дальним группа ксеноморфов пила что-то зелёное через трубки — их щупальца обвивали стаканы, как виноградные лозы. В углу две девушки-близняшки в обтягивающих тела серебристых комбинезонах играли в «космический покер», где карты прилипали к перчаткам. С другой стороны стойки сидел угрюмый мужик гигантского роста, медленно выпивая кувшин с пивом. Чуть дальше устроилась ветхая старушка, поглощая сиреневую пасту из тарелки. Денис ещё удивился — неужели она тоже летит по контракту? Ведь, по его предположениям, все, кто купил билеты экономкласса, — гастарбайтеры. Ему было уже всё равно, что жрать — да хоть сиреневые или цвета детской неожиданности, но… макароны. Правда, где здесь смотреть меню и цены, Колесников не понимал, поэтому решил обратиться к роботу-бармену.

— Прошу прощения, любезный, а где можно меню увидеть?

— Нажмите вот эту кнопку! — предложил ему робот с табличкой на груди «Бармен-3000».

Дэн и нажал. С потолка прямо в его лицо ударил синий луч, и перед глазами появилось вожделенное меню. «Проекция прямо в сетчатку глаза!» — догадался Денис, знакомясь с ассортиментом. Но увидев, что даже скромный бутерброд с колбасой тут стоил сто кредитов, моргнул от негодования. И тут же цена изменилась, став на десять процентов дороже!

— Да ну нафик! — произнёс он на русском языке, догадавшись о подставе. — Сами жрите такие бутеры! А выпивка здесь почём? — перешёл он вновь на межгалактический. Меню мгновенно сменилось, показав роскошный ассортимент. Но цены по-прежнему не радовали. Правда, Денис нашёл один напиток с названием «Выдох дьявола», и цена за сто грамм была всего сто пятьдесят кредитов.

— Может мне «Выдох дьявола» заказать? — с сомнением в голосе произнёс он, собираясь нажать виртуальную кнопку заказа, когда чья-то рука в перчатке с синим энергетическим узором резко перекрыла проекцию.

— Если закажешь эту гадость, завтра проснёшься с головой в унитазе, — раздался женский голос с лёгкой хрипотцой. — Хотя, учитывая твой вид, тебе и не привыкать.

Он обернулся. Перед ним стояла девушка в потрёпанном оранжевом комбинезоне с нашивкой «Грузчик-5000». Обликом она напоминала его любимого киношного персонажа Эйприл О’Нил из сериала «Черепашки-ниндзя». Её тёмно-русые волосы оказались собраны в небрежный пучок, несколько прядей выбивались и плавали в воздухе, как щупальца медузы в невесомости. Но больше всего Дениса поразили её глаза — один голубой, другой зелёный с золотистым ободком.

— Лера, — представилась она, присаживаясь на соседний стул. — Ты же с Земли, да? По контракту?

Денис кивнул, не решаясь признаться, что у него осталось всего двести кредитов.

— Вижу, первый раз на лайнере, — усмехнулась девушка. — Эти сволочи специально делают проекцию чувствительной к морганию. Каждый раз, когда новичок возмущается ценами, они поднимают стоимость. Классический развод.

Девушка ловко поймала пролетающего мимо официанта-дрона и, пока тот балансировал с подносом, быстрым движением сняла с него две капсулы с розовой жидкостью.

— Держи, — протянула одну Денису. — «Розовый рассвет». Дешёвый, но не убьёт. В отличие от твоего «Выдоха дьявола» — это чистый технический спирт с красителем.

Колесников осторожно пригубил напиток. На вкус тот оказался как малиновая жвачка с привкусом бензина, но после нескольких дней голодного пайка даже это казалось нектаром.

— Спасибо, но… — он покосился на дрона, который начинал беспокойно пищать, — разве это не воровство?

Лера закатила глаза и достала из кармана кредитный чип:

— Успокойся, я заплачу. Просто эти болванчики запрограммированы сначала пугать клиентов, а потом предлагать «премиум-обслуживание» за двойную цену. Она щёлкнула пальцами перед сенсорами дрона, и тот сразу замолчал. — Трюк с задержкой сигнала. Работает только в первые 30 секунд после заказа.

Девушка придвинулась ближе, и Денис уловил странный аромат её тела, как будто озон после грозы смешался с чем-то металлическим.

— Слушай, земляк, — понизила голос Лера, — если хочешь поесть досыта и не разориться, у меня имеется план. Видел тот пищевой автомат у тренажёрного зала?

Колесников кивнул. Он действительно заметил его по дороге в бар — огромную хромированную коробку с надписью «Галактик-Жратик».

— В нём есть баг, — продолжила девушка делиться секретной информацией. — Если одновременно нажать на кнопку «Отмена» и «Срочная доставка», а потом трижды плюнуть в сенсор оплаты… — она оглянулась и достала из рукава странное устройство, похожее на гибрид отвёртки и лазерной указки, — …или использовать вот это, можно получить двойной заказ. А система спишет деньги только за один.

Денис судорожно сглотнул. Это было откровенное воровство. Но его желудок сводило от голода уже третий день.

— И… часто ты так делаешь? — спросил он, чувствуя, как розовый коктейль ударяет в голову. Лера заливисто рассмеялась, и её зелёный глаз странно сверкнул:

— Только на рейсах «Галактик-Лайнс». Эти жадюги поднимают цены в пять раз выше орбитальных станций. Считай, это восстановление социальной справедливости.

Девушка внезапно схватила Дениса за руку (её пальцы оказались удивительно тёплыми для космического холода) и потянула за собой, приговаривая:

— Пошли, пока смена охраны. Сегодня как раз день «космических тефтелей» — их даже есть можно!...

По пути к автомату Лера рассказала, что работает грузчиком на межорбитальных перевозках уже два года. Её родители — учёные из новосибирского Академгородка. Но они до сих пор думают, что их дочка — ассистентка на исследовательской станции.

— Главное правило космоса, — шептала девушка, пока они пробирались мимо спящего техника в сером комбинезоне, — никогда не рассказывай семье, чем занимаешься на самом деле. Мама моя до сих пор верит, что я «провожу эксперименты с гравитацией». Хотя на самом деле таскаю ящики с запчастями от одного жадного инопланетянина к другому.

У пищевого автомата Лера быстро проделала свой трюк с устройством. Автомат завибрировал, на дисплее мелькнуло сообщение «Ошибка системы», и через секунду из двух отверстий одновременно выехали два подноса с дымящимися тефтелями в зелёном соусе.

— Бинго! — вскрикнула Лера, хватая подносы. — Бежим в мой кубрик, у меня есть смотровое окно с отличным ракурсом на туманность Андромеды. Ужин с видом на звёзды, как считаешь — нормалёк?

Денис, держа в дрожащих руках свой поднос, вдруг осознал, что это его первый настоящий момент в космосе — не страх, не тоска, а странное, почти детское чувство приключения. И пока они пробирались по коридорам, уворачиваясь от камер наблюдения, он не мог отделаться от мысли, что эта девушка с разноцветными глазами — его первый настоящий друг в новом, безумном мире за пределами Земли…

Доктор Элиас Ричардс никогда не чувствовал запах апокалипсиса. Он пахнет антисептиком, страхом и детской присыпкой, пропитанной потом агонии. «Некрофаг». Так люди его окрестили. Пришелец, беззвучный убийца, спустившийся на метеоритной пыли и выбравший самую беззащитную мишень - детей. Он не просто убивал. Он разбирал их изнутри, встраивался в ДНК, как садист-часовщик, и методично рвал цепочки нуклеотидов. Дети угасали неделями, их клетки расползались, как гнилая ткань, под микроскопом это было похоже на взрывающиеся галактики боли. Мир замер в ужасе, слушая тихий плач, переходящий в хрип умирающих малышей.

Лаборатория «Прометей», вырубленная в скале под уровнем моря, стала последним бастионом. Ричардс, с лицом, изрезанным бессонницей и горем (у него самого умерла внучка, Софи), возглавлял отчаянный проект. Идея была дерзкой, почти кощунственной: использовать одного убийцу против другого. Они взяли старый, хорошо изученный ретровирус, «Цербера» - уже безвредного для человека, но невероятно агрессивного. Генетически перепрограммировали его. Задача «Цербера» была проста: найти уникальную сигнатуру «Некрофага» в зараженной клетке, встроиться в него, активировать каскад самоуничтожения патогена и тихо умереть вместе с ним. На бумаге теория выглядела безупречно.

Не взрыв, не саботаж. Ржавый клапан в системе охлаждения биореактора уровня BSL-5, микроскопическая трещина. Струйка пара, несущая миллиарды модифицированных "Церберов", просочилась в вентиляцию. Системы фильтрации сработали на 99.9%. Но 0.1% оказалось достаточно. Достаточно для того, чтобы вирус вырвался в мир через выхлопную шахту, подхваченный холодным атлантическим ветром.

Первым заразился Бенджи Картер. Пятилетний мальчик из Портсмута, уже несущий в каждой клетке смертельный груз «Некрофага». Его тело было хрупким судном, дрейфующим к небытию, когда «Цербер» нашел его и все пошло не по плану.

Вместо того чтобы атаковать «Некрофага», два вируса узнали друг друга. Не как враги, а как долгожданные половинки разбитого зеркала. Инопланетный и земной убийца слились в чудовищном, непостижимом симбиозе. Это был не конфликт, а свадьба во тьме, свадьба, на которой гостями были клетки Бенджи.

Ричардс наблюдал через спутниковую трансляцию (Портсмут уже был под карантином). Бенджи лежал в изоляторе, подключенный к мониторам, пищавшим тревогу. Потом мальчик сел, его глаза, прежде тусклые от боли, засветились странным, холодным бирюзовым светом. Кожа начала пульсировать, не как при судорогах, а как будто под ней копошились тысячи червей, перестраивая ландшафт плоти.

- Что с ним? - прошептал ассистент Ричардса, Лиза, ее лицо было белее халата.

Бенджи открыл рот. Звук, который вышел наружу, не принадлежал человеческому горлу. Это был скрежет ломающихся костей, смешанный с влажным бульканьем и высоким, пронзительным визгом, от которого кровь стыла в жилах. Его челюсть удлинилась с резким, хрустящим звуком, обнажая ряды острых, игловидных зубов, растущих прямо на их глазах. Позвоночник выгнулся дугой, лопатки выпирали, как крылья под кожей, которая темнела, покрываясь грубой, серой, хитиновой тканью. Пальцы сплелись в когтистые лапы, ноги скручивались и утолщались, ломая кости и сращивая их заново в чудовищных пропорциях.

Это была не смерть, это было превращение. Мука, возведенная в абсолют. Клетки не умирали - они переписывались, перекодировались на язык чужой, непостижимой биологии. Через десять минут там, где лежал Бенджи Картер, корчилось что-то. Существо с глазами, как мутные аквамарины, горящими холодным интеллектом, которого не должно было быть. Оно повернуло голову (слишком гибкую, на слишком длинной шее) и посмотрело прямо в камеру. Взгляд был не диким, а оценивающим. Потом оно издало новый звук - низкий, вибрирующий гул, от которого задрожали стены изолятора.

Новый штамм - «Химера», как его мгновенно окрестили в панике, - оказался заразнее некрофага, чумы и гриппа вместе взятых. Воздушно-капельный, контактный, водный. Он не убивал, он преображал. Взрослые, дети, старики... Собаки на улицах, птицы в небе, крысы в подвалах - все были восприимчивы. Вирус работал с чудовищной скоростью, используя исходный материал каждой жертвы, но направляя его по единому, инопланетному шаблону. Мир погрузился в хаос, сравнимый разве что с самым кошмарным судным днем. Города горели под вопли трансформирующихся людей. Леса выли от боли перерождающихся зверей. Океаны кипели, выбрасывая на берег кошмарных гибридов рыб и моллюсков.

Ричардс, запертый в «Прометее», смотрел последние спутниковые снимки перед тем, как отключилось все. Всего спустя пол года земля, некогда голубая жемчужина, была усеяна движущимися пятнами серой, хитиновой плоти. Гигантские, многосуставные существа, похожие на помесь пауков и кальмаров, ползали по руинам мегаполисов. Стаи крылатых тварей с кожистыми перепонками и множеством глаз бороздили закопченное небо. Из глубин доносился гул, не природный, а организованный, словно планета сама завывала на новом, чужом языке.

Тишина. Глубокая, абсолютная, как в могиле. Ни гула машин, ни криков птиц, ни шепота ветра в листьях - деревья либо сгнили, либо превратились в нечто жуткое, покрытое шипами и сочащееся слизью. Воздух был густым, с запахом озона, разложения и чего-то чуждого.

На вершине холма, где когда-то стояла детская площадка, качались качели. На них сидело существо. Оно было ростом с десятилетнего ребенка, но на этом сходство заканчивалось. Серо-зеленая, бугристая кожа, напоминающая кору ядовитого дерева. Длинные, тонкие конечности, заканчивающиеся тремя костлявыми пальцами-клешнями. Голова - вытянутый овал без видимого рта, увенчанный тремя щелевидными глазами, мерцающими тем самым бирюзовым светом. Оно раскачивалось, издавая тихое, ритмичное пощелкивание - звук, похожий на стук камешков в пустоте.

Это была Земля. Колыбель человечества. Теперь она стала инкубатором, детской площадкой для чего-то иного и могильником для природы которую мы знали. Планета дышала чужими легкими, билась чужими сердцами. Где-то в глубине континентов, в бывших земных океанах, возможно, уже начинали строить свои первые, непонятные города из костей и хитина новые хозяева. Потомки «Химеры». Потомки ошибки доктора Ричардса.

Существо на качелях резко остановилось. Его три глаза уставились в тусклое, вечно затянутое пеплом солнце. Оно издало новый звук - не визг, не гул, а что-то вроде мурлыканья, но леденящее, лишенное тепла. Звук удовлетворения, звук существа находящегося у себя дома.

Тишина снова сомкнулась, тяжелая и окончательная. Качели замерли. Эра человечества была окончена навсегда.