– Вас, наверное, коробит от всего увиденного? – заговорщицки подмигнув ему, спросил мужик.
– Честно говоря, да. Хотя после объяснения Катерины стало немного понятнее.
– Да брось, – по-дружески махнул рукой мужик, – все эти объяснения – просто ширма, как и в любом коллективе. Здесь 20 процентов энтузиастов, ярко придерживающихся той самой «искренности», ещё 50 процентов – сочувствующих…
– Остальные просто принимают то, что есть. Хотя согласны далеко не со всем. Плюсы от занятости здесь, пусть и в таком виде, пока перевешивают всё это, – мужчина широким жестом обвёл опен-спейс, полный полуобнажённых работающих людей на расслабоне.
– Я так понимаю, – усмехнулся Антон, – вы как раз к ним и относитесь?
– По большей части – да, если уж так глобально посмотреть. Было немало коллег, кто не согласился и в итоге ушли. Я же отчасти согласился с этой философией и принял прошедшие изменения. Хотя с первой частью про «быть самим собой и искренним» у меня не всегда получается, не могу себя на это перестроить.
– Если рассуждать в целом, – скривился мужик, – то возраст у меня уже не тот. Воспитание, образование другое – мы же с вами понимаем, что, если два человека ведут себя только как им хочется, рано или поздно начнутся конфликты.
– Катерина говорит, что такие люди смогут договориться.
– В теории или в какой-то долгосрочной перспективе – да, а здесь и сейчас – начинаются обиды и недопонимания. Энтузиасты и сочувствующие просто забьют на это, а у других останется затаённая обида, но…, – развёл дядька руками, – всё продолжится, как есть.
– Отчасти это и есть принятие других, – задумчиво почесал подбородок Антон. – Может, всё не так уж и плохо?
– Затаенный конфликт и обида, – с улыбкой глядя на него, как на маленького ребёнка, продолжил мужик, – это – не принятие. Ой, простите, – спохватился дядька и протянул руку Антону, – Алексей Михайлович.
Внезапно проходящая мимо них невысокая женщина худощавого телосложения, на которой из одежды была только длинная чёрная мантия, делавшая её похожей на Малефисенту, остановилась и, уперев руки в бока, обратилась к лысоватому мужику.
– Алексей Михайлович, опять прохлаждаетесь? Вообще работать собираетесь? Как не пройду мимо – вы либо чай пьёте, либо лясы точите. Компьютер за весь день хотя бы включаете?
– Ольга Марковна, – снисходительно посмотрел на неё Алексей Михайлович, – опять вы ко мне придираетесь? Может быть, уже займётесь своей работой? У нас с вами, слава Богу, общих проектов нет, поэтому я не очень понимаю, какого рожна вы до меня докапываетесь…
– У нас коллектив весь настроен на эффективное решение задач, а коллеги жалуются, что работать с вами невозможно. У вас постоянно срыв сроков и убогое качество подготовки договоров.
– Ну что ж поделать. А я, например, слышал, что и на вас коллеги жалуются. Говорят, что невозможно работать с вами: вы всегда выглядите так, как будто бы только что проснулись, не слышите никого. Вам показывают на ваши косяки, а вы продолжаете дальше настаивать на своей глупости.
– Глупости и откровенный бред можно только в ваших документах встретить, – продолжала источать яд подошедшая женщина. – С вами находиться рядом неприятно: выглядите так, как будто не знаете, как в ванной пользоваться.
– Ну насчёт внешнего вида не вам мне выговаривать. Как говорится, свиньи чистоте не учат…
Антон, стоявший рядом, слушал их диалог в полнейшем шоке, ошалело глядя то на одного, то на другого собеседника. Стало понятно, что люди в компании в силу приверженности искренности и откровенности считают абсолютно нормальным нарушение границ личного пространства и норм общения. Эти двое даже не пытались фильтровать свои слова и не задумывались о том, как на них отреагируют собеседник.
– Как обычно, любой разговор с вами, Алексей Михайлович, пустая трата времени, – завершила пререкания женщина и, горделиво взмахнув плащом, удалилась вглубь коридора.
– Королева ссученная…, – негромко вслед ей сказал Алексей Михайлович с усмешкой.
– А это вообще нормальная форма общения между коллегами? – удивленно спросил Антон.
– У всех по-разному. В основном народ более позитивный. Но поскольку считается, что нужно быть искренним, принимать себя таким, какой есть, то люди не стесняются в выражениях.
– То есть получается, если мне кто-то не нравится, я могу просто подойти и обхаять его с головы до ног?
– В принципе – можете. И никто вам на это ничего не скажет. Другое дело, насколько вам это важно – выговаривать. Мне кажется, нормальный человек на пустом месте не будет «опускать» другого. Тем более публично.
– Но вот эта женщина же наехала на вас просто так?
– Это у неё характер такой склочный. Она не только меня так грязью поливает при встрече. Мы уже все привыкли.
– Можно и так сказать, – рассмеялся Алексей Михайлович. – Энтузиасты приняли, как есть. Такие, как я, просто забили.
– Мне кажется, такая бескомпромиссная честность не всегда бывает конструктивной. Получается, вы в общении полностью игнорируете важность эмпатии и уважения к личным границам?
– Ого, – удивился Алексей Михайлович, – слышу разумные мысли в ваших речах. Но в нашем коллективе их лучше не произносить.
– Почему? Начнут спорить?
– Да кому вы нужны? – махнул новый знакомый рукой. – Все улыбнутся вам в глаза и примут ваши мысли к сведению, и на этом всё закончится. Ноль процентов осуждения, но и ноль процентов понимания. Пойдёмте на кухню кофе попьём, а то мне кажется, некоторые коллеги начинают уши греть об наш разговор. Кстати, вас не смущает, что я без одежды?
– Да куда же деваться… Ничего страшного.
Корпоративная кухня была довольно обширной, в глубине стояли уютные диванчики. В самом помещении было с десяток столов, удобный кухонный гарнитур, на столешнице которого в ряд стояло 5 или 6 кофемашин разных марок.
– У нас здесь договорённость, – едко заметил новый знакомый, указывая на кофемашины, – слева направо: сорта кофе с разной степенью обжарки. Слева – самая низкая, справа, соответственно, самая сильная обжарка.
– Удобно, – пожал плечами Антон.
– Ага, – с иронией подтвердил Алексей Михайлович, – два месяца договаривались. Какой кофе покупать, и куда какой засыпать. Никто друг друга не слушал. Главное было свои искренние и честные мысли высказать.
Они налили себе по чашке американо и оглядели кухню в поисках свободных мест. А вот свободных мест, несмотря на то, что стояла глубокая ночь, в кухне почти не было. Основная проблема заключалась в том, что все диванчики были заняты, но не сидящими, а лежащими на них людьми. Кто-то дремал, кто-то лёжа держал перед собой телефон, просматривая на нём явно нерабочие материалы.
– Да, как видите, у нас во всю идёт «рабочий» процесс, – скептически заметил Алексей Михайлович, – О, вон Лариса сидит. Пойдёмте к ней, – он указал стаканом в сторону углового стола, за которым одиноко сидела возрастная женщина с роскошной рыжей шевелюрой.
– Привет, Ларис. Не против, если мы присядем?
– Садитесь, конечно, – безэмоционально ответила она, с интересом разглядывая Антона.
– Знакомься, это Антон Викторович, – Алексей представил Антона своей коллеге, – он здесь посетитель. Изучает нашу корпоративную культуру.
– Вы серьёзно? – дама изумленно приподняла бровь.
– Да я в общем-то домой ехал, – начал объяснять Антон, – а лифт на вашем этаже остановился. И дальше не ехал. Вот я и решил зайти, спросить о помощи. А там девушка на ресепшене без одежды. Ну и дальше как-то увлекла она рассказами…
– Да, Катерина своими рассказами…, – женщина сделала руками характерный жест, обозначающим большую грудь, – кого угодно увлечет. Даже без экскурса в корпоративную этику.
– Честно говоря, от этого…, – Антон повторил жест Ларисы, – потом отвлекаешься, слушая рассуждения про принятие себя.
– Да уж такое «принятие себя» при первой встрече шокирует, – согласилась женщина.
На ней самой тоже не было одежды, если не считать пышного пушистого боа, небрежно накинутого на плечи. Несмотря на свою обнаженность держалась она с достоинством и, казалось, не сильно переживала, что сидит голышом перед неизвестным мужчиной.
– Антон из нормальных, – доверительно негромко сказал Алексей Ларисе, – судя по всему, тоже не на сто процентов согласен с канонами нашей утопии. Мы с Ларисой из числа тех самых несогласных, – объяснил он уже Антону, – сидим, работаем себе потихоньку. Принимаем, скажем так, странности окружения.
– Я смотрю, что у вас, несмотря на всю искренность следования своему истинному «Я», есть какое-то негласное деление на касты? Вы не обижайтесь, это только моё наблюдение. Мне кажется, неспроста вы сидите одна за столом, в то время как остальные столики забиты.
Женщина чуть заметно усмехнулась.
– То, что вам кажется, на самом деле не кажется. У нас хоть корпоративная концепция основана на принятии, всё равно внутри коллектива есть неформальное деление на тех, кто не хочет быть столь открытым и прямолинейным.
– Ага, – подхватил Алексей Михайлович, – такие, как мы с Ларисой, несмотря на внешнее согласие, постоянно чувствуем, что раз не готовы делиться всем, что происходит в нашей жизни и не хотим быть настолько откровенными, как остальные, то остальное большинство считает нас, скажем так, не совсем подходящими для этой компании.
– Вот поэтому ощущение моей изоляции, на которое вы обратили внимание, на самом деле и является такой реальной изоляцией. Понимаете, – начала рассуждать Лариса, – если у нас вы не будете говорить о своих чувствах и переживаниях с каждым, кто вас окружает, если не будет напрямую выговаривать собеседнику своё мнение без каких-либо рамок, то рано или поздно вас начнут воспринимать как неискреннего человека. А кто-то даже будет откровенно считать, что вы плохой человек. Ненадёжный, от вас можно ожидать подвоха…
– А потом, – продолжил Алексей Михайлович, – это негативное отношение к вам будет распространяться на всю работу, которую вы делаете. И несмотря на то, что за последнее время качество вашей работы не изменилось, вы будете встречать в коридоре людей, которые будут вам рассказывать, какое оно убогое, – с улыбкой завершил Алексей, явно намекая на только что прошедшую встречу с истеричной женщиной.
– Да, все кругом помешаны на откровенности и честности, – пожаловалась Лариса. – Вот только я понимаю, что вынуждена всегда быть открытой, хотя, сказать по правде, не всегда горю желанием общаться на личные темы.
– Но тогда получается, – нахмурился Антон, – что у вас какая-то культура избыточной откровенности. И одни люди навязали свои стандарты открытости другим.
– Всё верно, – развёл руками Алексей Михайлович.
– Тогда это какая-то не очень приятная история, если я не могу выбирать, сколько и какими аспектами своей жизни делиться.
– Вот именно! – воскликнул Лариса. – Поэтому-то многие коллеги испытывают постоянно сильный дискомфорт и предпочитают избегать общения.
– Правда, такое молчание отдельные «просветлённые», – Алексей Михайлович посгибал в воздухе указательными и средними пальцами рук, изображая знак кавычек, – воспринимают как нежелание общаться с ними. Как слабость! И начинают ещё больше наезжать и вешать негативные ярлыки.
– Интересно услышать оппозиционные точки зрения, – в Антоне проснулся внутренний спорщик, и он расслабленно облокотился на спинку стула и вытянул ноги. – А я уже было поддался иллюзии, что идеальное принятие себя и других привело ваш коллектив к счастью и гармонии. Екатерина мне в переговорке долго и упорно рассказывала, как вы стали счастливы, и ваша эффективность повысилась в разы. А послушав вас, складывается впечатление, что такой подход рождает ещё большую неудовлетворённость и беспокойства.
– Само собой, – кисло ответила Лариса. – Люди-то все разные. У всех свой культурный и социальный код. Коллеги помоложе – они более гибкие, более открытые к экспериментам. А мы вот с Алексеем – более косные. Так уж получилось, что мы оказались воспитанными в ключе того, что не хотим и не можем быть абсолютно честными и идеальными в своей откровенности.
– Да, из-за этого постоянно чувствуешь себя белой вороной в коллективе. Не получается у нас по-настоящему принять себя и стать частью этой среды, – добавил Алексей, хотя в тоне его не угадывалось какое-либо сожаление от того, что он не вписывается в окружающую культуру.
– А вот вы, Антон, – обратилась к нему Лариса, – согласились бы на стопроцентное принятие, без всяких фильтров и самого себя, и своих желаний, и, что не менее важно – поступков, мыслей и слов ваших коллег?
– Не знаю, – честно признался Антон. – Это ситуация, в которой я не могу вам дать честный ответ, потому что его не существует. Послушав и вас, и Катю у меня всё ещё не сложилось личного мнения обо всём происходящем. Не могу сходу сказать, насколько идеально смог бы влиться в ваш коллектив.
– Честный и искрений ответ, – продолжая ехидничать, похлопал его по плечу Алексей, – может быть, у вас бы всё получилось и вам понравилось бы у нас.
– Но при этом вы же отдаёте себе отчёт, насколько это психологически сложно и утомительно – постоянно быть собой на виду у всех? Как это транслируется, но при этом, на самом деле, не соблюдается, – заметила Лариса. – Вы же понимаете, что каждый раз будете вынуждены показывать лучшую версию себя – идеально откровенного, честного и открытого?
– Понимаю, – кивнул Антон. – Мне кажется, я бы не чувствовал себя в комфорте, находясь под этим постоянным давлением. Честно признаться, иногда хочется закрыться, побыть просто наедине с собой. Накинуть на себя какую-то скорлупу что ли… И не заниматься этим социальным эксгибиционизмом.
– Да, эта абсолютная открытость и искренность сильно утомляет, – кивнул Лариса в ответ. – Вам, наверное, Катерина рассказала, как наши сотрудники «страдают» дома или в обществе, где есть рамки, а сюда на работу приходят и отдыхают душой? Так я вам откровенно скажу – душой я отдыхаю как раз дома, где в неё никто не лезет.
– А если полезет, – добавил Алексея Михайловича, – то у меня есть полное и незыблемое право послать этого человека куда подальше, безо всяких объяснений.
– Да, вам бы сюда в коллектив поместить команду социологов, – предложил Антон. – Они бы тут шикарные исследования могли бы проводить. Может быть даже и не одно… На тему нормальных социальных границ и контекстов, а то получается, что в теории может быть сколько угодно рассуждений. Ведь в реальной жизни есть ситуации, когда откровенность или полное принятие своей сущности может быть уместным, а может – неприемлемым или даже травмирующим для других.
– Причём это же работает в обе стороны, – подтвердил Алексей, – то есть нам важно сохранить личные границы и приватность, а потому сложно контактировать с нашими энтузиастами. А им, в свою очередь, сложно адаптироваться к общению с более скрытыми и сдержанными окружающими людьми.
– Получается, – Антон допил кофе и, сцепив руки замком на затылке, снова растянулся на стуле, как на шезлонге, – что ваши постоянные откровенность и принятие могут быть не только освобождающими, но и нарушающими нормальные социальные механизмы взаимодействия.
– Как приятно общаться с умным человеком, – улыбнулась Лариса. – Который не просто болтать может, но и мысли грамотно излагать.
– Надеюсь, это вы сейчас не ехидничаете, а говорите искренне? – «подколол» её Антон.
– Что вы? – подхватила она его шутку. – Я всегда говорю, что чувствую, и не считаю нужным врать только ради того, чтобы понравиться вам!
– Мне кажется, постоянно быть самим собой в тысячу раз сложнее, чем быть обычным человеком, который что-то скрывает и не договаривает или намеренно сдерживает себя, чтобы адаптироваться под другого.
– Разумеется, – фыркнул Алексей Михайлович. – Именно таких людей можно назвать более человечными по сравнению с фанатиками, которые в какой-то момент в пылу своего принятия себя совершенно забывают, как важно уважать потребности других в личной приватности.
– Поэтому трижды подумайте, Антон, прежде, чем переходить к нам на работу или тащить нашу корпоративную культуру в свою компанию, – предостерегла Лариса.
– Да вы что?! – воскликнул Антон. – Даже и не планирую! Моя девушка будет первой, кто меня заставит уволиться, если узнает, что у меня на работе все ходят голые!
– Ай, да брось… Отсутствие одежды– это самое безобидное, что есть в нашем коллективе. Честно признаться, – пожал плечами Алексей, – в какой-то момент к этому привыкаешь и даже не обращаешь внимания.
– Ну я бы здесь поспорила…, – скептически возразил Лариса.
– А вот вы где! – раздался восклик в углу, и Алексей увидел, что к ним направляется Катерина. – Я смотрю, вы уже вовсю общаетесь с нашим коллективом! Проникаетесь и погружаетесь в нашу корпоративную культуру? Что скажете о ней? Согласитесь – намного приятнее, чем в обычных компаниях, где царят постоянные рамки и правила?
Антон краем глаза, заметил, как Лариса и Алексей синхронно закатили глаза, но тут же натянули дежурные улыбки на лицо. Теперь стало понятно, что именно открытость является для них маской, от которых, по рассказам Катерины, их компания так старалась избавиться. Сработал принцип, открытый давным-давно Ньютоном: сила действия равна силе противодействия – избыточная искусственная честность, наоборот, только усилила закрытость отдельных людей.
Но, тем не менее, вслух он сказал другое:
– Да, Катерин, очень интересный опыт. Вот ваши коллеги как раз делились рассказами, как сильно поменялась их жизнь с тех пор, как они перешли на новые принципы.
– Я считаю, – авторитетно заявил Алексей Михайлович, с трудом удерживая на лице серьезное выражение, – что культурный код нашей компании нужно постепенно распространять и на другие корпорации.
– Причём начинать, – вступила в разговор Лариса, – лучше с руководителей, чтобы они с помощью мягкой силы ускорили принятие открытой культуры в своём коллективе.
– Вы расскажете в своей компании, Антон, всё, что видели и слышали у нас? – у Катерины даже глаза загорелись.
– С удовольствием! – Антон ответил таким напускным энтузиазмом, что Алексей Михайлович даже хрюкнул, едва сдержавшись от смеха, а Лариса срочно поднесла пустой стаканчик из-под кофе ко рту, чтобы скрыть улыбку.
– Пойдёмте на ресепшен, – предложила Катерина. – У меня, по-моему, осталось несколько корпоративных журналов, где мы описываем поэтапное внедрение принципов перехода на искренность и честность и принятия себя и коллег.
Антон встал и пожал руки Алексею и Ларисе.
– Коллеги, я ещё не член вашего коллектива, но абсолютно искренне и честно могу вас заверить, что очень рад знакомству с вами, и было очень приятно с вами побеседовать.
– Абсолютно взаимно! Приходите ещё, будем рады поделиться своей искренностью! – с таким же избыточным энтузиазмом воскликнул Алексей, а Лариса, уже не скрывая улыбки, добавила: «Очень рада, что вам у нас понравилось!».
Антон двинулся вслед за Катериной, но теперь, глядя на её формы, не испытывал какого-то чрезмерного плотского желания (хотя, чего лукавить, выпуклости девушки все же были приятными для рассматривания). Спорщик в его душе ликовал: ситуация с рассинхронизацией жизни и теории была на лицо. Теперь он глядел на сидящих в опен-спейсе людей как на каких-то подопытных кроликов.
«Интересно» – подумал он. – «А у нас кто-нибудь из руководства вообще в курсе, что в дочке такая субкультура процветает? Пете расскажу, так он здесь двери выломает ради того, чтобы без одежды среди голых девок побегать. Уж он-то здесь девчонкам не устанет демонстрировать свою «искренность» – ухмыльнулся Антон, вспоминай бабнический характер приятеля.
– Катя, скажите, а где-то за пределами компании знают о той культуре, которая у вас процветает?
– Насколько мне известно, пока ещё нет. Да и мне кажется, редко какие организации согласятся с нашим подходом и будут готовы его внедрять.
– Почему, если, как вы говорите, он повышает эффективность?
– Сначала нужно людям рассказать, почему и как он повышает эффективность. Иначе они так же, как и вы, заметят только, что у нас в офисе ходят без одежды. Кстати, я так и не уточнила у вас, с какой целью вы к нам зашли?
– А, так с лифтами какая-то проблема, – спохватился Антон. – Я с тридцать третьего ехал на первый, и лифт почему-то у вас на этаже остановился. Двери открылись, а закрываться снова не хотят.
– Серьёзно? – удивилась Катерина. – Первый раз такое слышу.
– Клянусь! – заверил ее Антон. – Пойдёмте покажу, если хотите.
Они вышли в лифтовой холл, и Антон зашёл в кабину всё ещё стоявшего открытым на этаже лифта.
– Вот видите – кнопку закрытия дверей нажимаешь…, – Антон не успел договорить, потому что после нажатия кнопки двери лифта начали закрываться.
Последнее, что можно было заметить между створок закрывающихся дверей, был ошалевший взгляд Антона и чуть насмешливый взгляд обнажённой девушки.
