Сборник рассказов: три шизофазические (в хорошем смысле) истории, сплетающиеся в нечто похожее по ощущениям на «Школу для дураков», но с огроменной скидкой — такое мог бы написать Саша Соколов, если бы он был бездарностью. История про отца, гейскую любовь, финские ночи — всё это сливается, брызжет тебе прямо в лицо: правда, тебе от этой струи мути, извергнутого душевным сфинктером автора, ни холодно, ни жарко.
Если поток Соколова долбил твою лодку из черепной кости о пласты языка, грани реальности, но таки приводил судёнышко к цельной картине, то речушка Снытко приводит… Да, в целом, плевать, куда: окунаться в автобиографичное болото внутреннего мира автора не хочется совсем, равно как и выуживать оттуда смыслы.
Читая Соколова, несмотря на перезвоны голосов, дисгармонию звуков, ты, всё-таки слышал эпоху. Читая Снытко, ты слышишь только голос его эго. И да, возможно, рассуждать о тексте, противопоставляя его другому тексту, не слишком правильно, однако автор сам упоминает Соколова в тексте и, как мне показалось, пытается ему подражать. Что ж, попытка неудачная.
Наверно все девушки грешили влюбленностями в книжных героев в свое время. Всякие Вронские, Онегины, Дарси и прочие. Да-да, Дарси и в фильме ничего такой вышел, а в книге и вовсе сама брутальность, а эти его благородные поступки, покоряющие сердечко. Для меня такие герои существуют и по сей день и многие из них сошли со страниц книг Ремарка. Не потому, что война, не потому что они какие-то уж больно слащавые, нет, совсем наоборот, они реальные. Многие видят в книгах Ремарка избыток алкоголя, пустые разговоры и прочее раздутое страдание потерянного поколения. Не многие наверно замечают за этим, как глубоко и как детально Ремарк описывает мужскую любовь. Наверно не все дамы, а точнее никто из нас не может до мелочей понять, как умеют любить мужчины. Мы видим зачастую результат этой любви: поддержку, помощь, подарки и терпеливое внимание к нашим склочным от природы характерам. Однако живое мужское нутро для нас закрытая книга.
В книгах Ремарка можно лицезреть воочию, как проходит все этапы любви мужское сердце. Как зарождаются первые ростки влюбленности, бережно цепляющуюся за внешность, как переходит это легкое и пока ненавязчивое чувство во что-то более глубокое и серьёзное. Может только я не задумывалась об этом раньше, но судя по книгам Ремарка, мужчинам не чужды серьёзные внутренние дилеммы по поводу любви. Не то чтобы речь о страданиях, речь скорее о том, что мужиков похоже тоже не плохо так выворачивает от избытка чувств. И это вам не хождения по мукам Вертера, не эгоистичность Онегина и не холодность Дарси. Это живое трепещущее переживание души, трансформирующееся на протяжении всей книги.
Мы привыкли влюбляться в яркие образы сильных, решительных мужчин, что готовы рисковать жизнью во имя любви, эти рыцарские мотивы будто отголосок варварского периода, когда завоевание женского сердца было на уровне кровопролития. И совсем иное дело влюбленный мужчина Ремарка. Это в первую очередь человек, не лишенный своих обыденных проблем, повязанный путами прошлого и слабо понимающий, как шагать в будущее. Он осторожно ступает по первым следам набухающих бутонов любви, воровато присматривается, постоянно обращаясь к своему внутреннему Я и словно задается вопросом, а то ли это? Герой Ремарка — это сформировавшаяся личность, не идеализированный образ героя-любовника, а человек загнанный в рамки условий жизни, времени и личных травм, душевных и не только. Он растет и развивается от страницы к странице, а вместе с ним растет и любовь. Любовь бережная, осмотрительная, не лишенная страстных порывов, но в тоже время близкая читателю.
Прекрасный пример Роберт из книги «Тени в раю». Книга шедевр, как и все книги Ремарка, она описывает безвыходное положение эмигрантов, бежавших от войны, и Роберт один из них. Скрывающийся в путанных улочках Нью-Йорка, он привык прятаться, бояться, остерегаться и любовь его не бомба, не салют, пущенный в небо. Его любовь как дикий хищник, загнанный в ловушку охотниками. Он принюхивается, проверяет, боясь пораниться, а потом падает, падает в свои раскрывшие объятия чувства. Роберт не самоуверенный, не порывистый мачо, он мужчина с эмоциями знакомыми каждому. Он умеет ревновать, заталкивая обиду поглубже и мусоля её в своей голове. Он чувствует себя по временам жалким на фоне более броских конкурентов.
Отмечу, что тема любви в книгах Ремарка словно слита со всеми остальными темами, не менее важными, но здесь я больше уделила внимание именно любовной тематике, тому, как умеют любить мужчины внутри себя, как переживают это, как смиряются или борются. Эти простые чувственные и близкие нам образы заставляют многое переосмыслить.
Иллюстрация создана по мотивам панно, которое я сляпала из подручных материалов (вплоть до сыночкиного зуба))), и картинки из старого календаря
Васёна глухо застонала и тоже задрожала. Но тут Одуванчик скинула одеяло. ̶ Под одеялом ещё страшнее. Вдруг она уже стоит рядом, а мы и не видим, ̶ прерывающимся шёпотом прошелестела она. Девочки сели в кровати и уставились на картину. Постепенно их глаза стали различать детали изображения. В раме была выложена пещера из настоящего ракушечника, а в глубине пещеры старуха с ухватом в руках ставила в печь глиняный горшок. В углу за печкой стояла прялка. На бревенчатой стене висела полка, а на ней располагались склянки, бутылки, большой зуб и два черепа. Из-за занавески на печке тоже выглядывал череп. На самой занавеске сидела летучая мышь. ̶ Ну зачем нагнетаешь? А с чего ты вообще взяла, что старуха во что бы то ни стало должна возле нашей кровати стоять? ̶ удивилась Василина. ̶ Чтобы посильней меня напугать? ̶ Так ты первая пугать начала! ̶ парировала Одуванчик. ̶ Но ведь всем известно, что если в ужастиках на стене висит картина, то значит, из неё обязательно выйдет существо, которое там нарисовано! ̶ Она на нас посмотрела! ̶ взвизгнула окончательно запуганная Васёна. ̶ Я видела, как старуха повернула голову! ̶ Пойдём-ка отсюда! ̶ решительно предложила Лена. ̶ Но картина висит рядом с выходом! Нам придётся пройти очень близко к ней! ̶ стала сопротивляться Васёна. ̶ У страха глаза велики! ̶ услышали девочки голосок Лютика. В панике они совсем забыли про него, а он уже стоял у двери. ̶ Вот! Видите, ничего страшного не случилось. Старуха из картины не вышла. ̶ В таком случае, где сейчас старуха? ̶ осипшим от ужаса голосом потребовала ответ Васёна. Лена вновь посмотрела на картину, и Лютик тоже покинул дверь и подбежал к картине. Старухи там не было. Ухват валялся на полу, горшок стоял в печке. Бедный Лютик перепугался ещё больше, чем его спутницы. С пронзительным писком он прыгнул к ним на кровать и зарылся поглубже в одеяло. ̶ Что будем делать? ̶ уже не надеясь услышать от друзей спасительные идеи, риторически спросила Одуванчик. Они с Васёнкой уже тоже снова дрожали под одеялом. …Топ… топ… ̶ А-а-а! ̶ во весь голос заорали девчонки, пулей выскочили из-под одеяла и ринулись к выходу. Но выход уже загораживала какая-то мутная фигура. Конечно же, это была старуха. Теперь из комнаты выйти было невозможно. И через секунду перепуганные бедолаги снова сидели на кровати. ̶ Окно… лопасти… ̶ совсем тихо прошептал Лютик и кинулся к окну. Прыжок ̶ и он поехал вниз, уцепившись за проплывающую мимо лопасть. Девочки кинулись за ним, но тут случилось невероятное: в окно с перекошенной страхом мордой влетел Лютик! Его как будто кто-то внизу поймал и швырнул обратно! Но старуха ведь никуда не делась! Она так и стояла неподвижно напротив двери. Васёна подхватила Лютика. ̶ Кто тебя забросил обратно? ̶ Никто. Там, внизу, тоже старуха! Не знаю, как у меня получилось так высоко прыгнуть, но я это сделал. И поэтому влетел обратно в окно. ̶ Или тут обитает несколько старух, или она одна, но умеет находиться в нескольких местах одновременно, ̶ попыталась найти объяснение Одуванчик. А старуха так и стояла в дверях. И страх у пленников потихоньку стал уменьшаться. А зачем бояться, если чудище не трогает? ̶ Может быть, это голограмма? Может быть, Полевик так развлекается со своими гостями? Может быть, он просто любит пугать? ̶ вслух подумала Василина. Набравшись смелости, Лютик засеменил в сторону неподвижной фигуры. ̶ Осторожно! ̶ пискнула Леночка. ̶ Вдруг она тебя сейчас схватит? Но ничего не произошло. Лютик потрогал старуху лапой. Лапа прошла сквозь фигуру. ̶ Очередной призрак, ̶ представил Лютик девочкам старуху. ̶ Ничего она нам не сделает. Наверное… ̶ Или правда голограмма, ̶ ответила Одуванчик и медленно подошла к мыши. Лютик забрался по её рубахе на плечо и стал разглядывать лицо старухи поближе. А Васёна осталась на месте. И тут случился очередной кошмар: старуха широко развела руки и схватила Лену в охапку! И через мгновение залетела обратно в картину вместе со своей добычей. От неожиданности и потрясения Васёна на минуту онемела и сидела без движения, разинув рот и выпучив глаза. А когда очнулась, то бросилась к двери, выбежала из комнаты и с грохотом поскакала по ступеням вниз. Она наделала столько шума, что Полевик проснулся и уже бежал посмотреть, что же случилось на мельнице. Выскочив на улицу, Васёна чуть не сбила его с ног. ̶ Что случилось??? ̶ в волнении прокричал мельник. ̶ Там! Там! Там такое… Там старуха… Она украла Лену и Лютика! ̶ Что ты несёшь? Приснилось тебе, наверное? Какая старуха? ̶ не понял старичок. ̶ Пойдём! Сам всё увидишь! Мельник кликнул собак и поспешил наверх. Собаки помчались впереди, за ними хозяин, потом Васёна. Зайдя в комнату, Полевик не увидел ни Лютика, ни Одуванчика. Василина указала пальцем на картину. ̶ Эта старуха! Старик подошёл к картине. Как и прежде, там была нарисована старуха, которая ставила в печь глиняный котелок. ̶ Это шутка такая? ̶ насупился старичок Полевичок. ̶ Что за неудачный розыгрыш? По ночам в прятки играть… Он обшарил всю комнату, но шутников не нашёл. ̶ Я же говорила! Я видела всё своими глазами! Старуха вышла из картины, потом схватила их и прыгнула обратно! И я побежала за тобой… ̶ рассказала Васёна. Каспер и Венди бегали по комнате, обнюхивая все предметы. Потом подбежали к картине и стали на неё лаять. ̶ Кажется, ты говоришь правду… ̶ глубоко задумался Полевик.
Приготовьтесь к захватывающему продолжению серии "Миры темных эпох" с выходом третьей главы черновика "Нового королевства"!
Приключения юного Тери-Диона Балиона продолжаются! После получения своего первого самостоятельного задания Тери-Дион сталкивается с чередой неожиданных препятствий на планете Прима Мунди. Но не бойтесь, его разумность и дерзость позволяют ему найти выход из каждой непростой ситуации.
Однако трудности растут, и каждая новая проблема становится все серьезнее. От загадочных подземных миров до просторов космоса Тери-Дион будет прокладывать свой путь через бесчисленные испытания.
Не пропустите продолжение эпического путешествия Тери-Диона! Ничто не может остановить его настойчивость и решимость. Присоединяйтесь к нему и преодолевайте опасности на земле, под землей и среди звезд.
19 апреля исполнилось 300 лет со дня смерти Джорджа Гордона Байрона, английского поэта, возмутителя спокойствия и одной из самых влиятельных фигур в мировой культуре.
Будучи истинным романтиком, он не разделял искусство и жизнь, поэтому строил свою биографию, как роман или поэму, с обязательной трагедией в конце. Одни считали его самовлюбленным позером, другие – демоном в человеческом обличье, третьи – великим поэтом и супергероем. Но, самое удивительное, Байрон, в отличие от подавляющего большинства героев своей эпохи, не утратил актуальности и по сей день, причем и как поэт, и как ролевая модель.
Безумная родня
Спустя 30 лет после смерти поэта Николай Чернышевский писал, что «Байрон в истории человечества лицо едва ли не более важное, чем Наполеон». Как и Наполеон, Байрон «сделал самого себя», и это выстраивание собственной личности, публичного образа и биографии завораживало не меньше, чем стихи. Для него жизнетворчество было искусством не менее важным, чем поэзия, и он довел его до совершенства, так что Пушкин мог написать другу: «Тебе грустно по Байроне, а я так рад его смерти, как высокому предмету для поэзии».
По отцу и матери Джордж принадлежал к старым аристократическим родам Байронов и Гордонов, но богатства в детстве не знал. Отец поэта капитан Джон Байрон по прозвищу Безумный Джек в молодые годы лихо воевал в Америке, потом женился на маркизе и продолжил куролесить на английской земле. После смерти первой супруги быстро нашел себе вторую, Кэтрин Гордон, прельстившись главным образом ее деньгами, которые к моменту рождения сына Джорджа подчистую промотал. После этого надобность в Кэтрин отпала, и Безумный Джек растворился в тумане, вскоре погибнув: Байрон утверждал, что отец перерезал себе горло.
Несмотря на неджентльменское поведение родителя, Байрон восторгался им. Джорджу нравились неуправляемость и харизма Безумного Джека, и он старался перенять эти качества. Подражать он пытался и еще одному человеку – папиному дяде Уильяму Байрону по прозвищу Злой Лорд. Тот славился своими чудачествами, порой довольно жестокими. Среди прочего на совести Злого Лорда было убийство двоюродного брата, графа Чаворта, во время спора на охоте. Тюрьмы он избежал, поскольку был признан невменяемым. Несколько десятилетий спустя юный Джордж Байрон влюбился во внучку убиенного графа, Мэри Чаворт. Она вышла замуж за другого, но то была сильная любовь, которую поэт помнил до конца жизни.
Поскольку внук Злого Лорда погиб в сражении при Корсике, его наследником стал внучатый племянник Джордж. Так наш герой в десятилетнем возрасте получил титул барона и Ньюстедское аббатство в придачу – бывший католический монастырь в готическом стиле, отданный Байронам Генрихом VIII в качестве имения.
Гордость и хромота
Денег от наследства в семье не прибавилось: полуразрушенный дедом Ньюстед требовал ремонта. Но юного Джорджа очаровала атмосфера мрачной готики и упадка, царившая в поместье.
Отношения Байрона с матерью были непростыми. Нервные, импульсивные, оба они легко переходили от нежностей к истерике и рукоприкладству. Кэтрин могла назвать Джорджа хромоножкой. Было обидно, ведь он и так-то ни на минуту не мог забыть о врожденном увечье.
Хромота из-за слегка завернутой внутрь стопы так уязвляла Джорджа, что он подумывал даже об ампутации ноги, словно это могло бы улучшить его положение. Этот комплекс он пронес через всю жизнь, несмотря на то, что со временем прихрамывание сделалось его фирменной чертой, которой многие пытались подражать. Хорошо знавшая его Мэри Шелли, автор «Франкенштейна», свидетельствовала: «Ни один поступок Байрона и, может быть, ни одна строчка из всего, им написанного, не свободны от влияния его физического недостатка».
Другим телесным изъяном поэта была склонность к полноте, с которой он боролся отчаянными диетами, голоданием и спортом. Лицо же Байрона что в детстве, что во взрослые годы было, по общему мнению, ангелоподобным.
В Кембридж с медведем
Несмотря на это лицо, юному Джорджу было еще далеко до того успеха у дам, который он познал после публикации «Паломничества Чайльд-Гарольда». В школе он был неуклюжим гадким утенком, чьи ухаживания с насмешкой отвергла его кузина Мэри Дафф. Спустя десять лет она будет заискивать перед ним, теперь уже героем девичьих грез.
И не только девичьих – не секрет, что Байрон был бисексуален, чему способствовали своеобразные нравы Харроу, одной из старейших английских школ, куда был отправлен свежеиспеченный лорд. Старшеклассники там нередко навязывали «древнегреческую любовь» тем, кто помладше. Многолетней сердечной привязанностью Байрона стал юный певчий Джон Эдлстон – ему посвящено стихотворение «Сердолик»; перстень с этим камнем поэт всегда носил в память о друге, погибшем в молодости.
Эдлстона Джордж встретил уже в Кембридже, где постигал не только науки, но и искусство саморекламы, стараясь выделиться среди студентов экстравагантными выходками. Сначала он ходил по университету с бульдогом на поводке, но, когда заметил, что собака уже никого не удивляет, умудрился где-то раздобыть медведя.
Стараясь не отставать от ровесников, Джордж пил и играл в карты. В отличие от сынков богачей, это было ему не по карману, и приходилось влезать в долги. Изображая отчаянного кутилу, Байрон все свободное время проводил за чтением. Он утверждал, что в юности прочитал четыре тысячи книг.
Как стать рыбой
Стихи Джордж сочинял с детства, но без особой цели. А вот его подруга Элизабет Пигот отнеслась к творчеству Байрона очень серьезно. Она помогла ему скомпоновать первый сборник, тираж которого по совету знакомого священника Байрон сжег – стихи выглядели чересчур интимными.
Наконец в 1807 году 19-летний Байрон выпустил книгу стихов «Часы досуга». Солидный журнал Edinburgh Review высмеял ее. Поэт не остался в долгу, отозвавшись на рецензию сатирическим стихотворением «Английские барды и шотландские критики», наделавшим гораздо больше шума, чем сама книга. Несколько известных критиков приняли сатиру на свой счет и захотели вызвать Байрона на дуэль. Все это хорошо иллюстрирует отношение к поэзии в те времена: искусство могло разжечь нешуточные страсти.
Окончив кембриджский Тринити-колледж, Байрон отправился странствовать, что было типичным для молодого аристократа того времени – поездка по миру как бы завершала образование. В Европе шли Наполеоновские войны, так что Джордж устремился на Восток, к которому тогда относили Грецию, колыбель европейской культуры. По дороге побывал в Португалии, Испании, Албании, Малой Азии.
Спарринг Байрона и чемпиона Англии по боксу Джона Джексона
К тому времени поэт уже не был тем толстоватым увальнем, каким его знали сокурсники в первые университетские годы. Он буквально перековал себя физически и духовно, занимаясь боксом и фехтованием. Во время путешествия Байрон из озорства переплыл Дарданеллы, за что местные жители прозвали его «англичанином-рыбой».
Некуда бежать
Трехлетнее путешествие помимо экзотических впечатлений, например, от общения со славившимся жестокостью Али-пашой из Янины, укрепило Байрона в состоянии романтической обреченности: на свете счастья нет, люди в большинстве своем вульгарны, и лишь единицы могут оценить тонкие душевные порывы молодого умного аристократа.
Эти настроения он передал в начальных двух песнях поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда», опубликованных по возвращении в Англию. В первые недели разошлось 14 тысяч экземпляров – сегодня поэты могут только мечтать о таком успехе. «Проснулся знаменитым» – эту расхожую теперь фразу сказал именно Байрон, описывая свалившуюся на него славу. Причем он сомневался в необходимости публиковать эти стихи, так как в них опять было слишком много личного, но издатель Джон Мюррей уговорил поэта.
Чайльд-Гарольд стал первым в галерее байроновских героев (Корсар Конрад, Гяур, Каин, Дон Жуан и т. д.), в каждом из которых угадывалось лицо автора. Прекрасен, харизматичен, умен, при этом демонически сумрачен, отчужден, высокомерен, свободен от моральных норм, не подчиняется ничему, кроме порывов своей души. Общество людей его не устраивает, ему он предпочитает гордое одиночество.
Романтизм с его неприятием «низкой» действительности и стремлением к недостижимому идеалу вырос на почве разочарования в результатах Французской революции: террор и наполеоновская диктатура похоронили идею справедливого государства, с которой носились в эпоху Просвещения.
Позиция романтика такова, что он смотрит вокруг, видит одно лишь вырождение, и ему хочется бежать куда подальше. Ранние романтики «Озерной школы» (Вордсворт, Кольридж) искали спасения в природе. Байрон противопоставил им свой новый романтизм: агрессивный, мятежный, трагический, в котором и убежать-то герою некуда, кроме как в героическую гибель. В общем, как мы помним с детства, «а он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой». И этот настрой завораживал читателей.
В защиту ткачей
Выходу поэмы предшествовало дерзкое выступление Байрона в английском парламенте, где ему как лорду было положено кресло. Неожиданно для чинного собрания поэт устроил бурю, вступившись за луддитов – ткачей, которые ломали станки, считая, что механизация труда лишит их работы. Парламент собрался принять жестокий закон о смертной казни для луддитов, и молодой лорд со всей своей страстностью вступился за загнанных в угол работяг. Его почти никто не поддержал, закон приняли, а Байрон заслужил репутацию чуть ли не революционера.
Когда открылось, что революционер еще и потрясающий поэт, он стал персоной номер один в Лондоне. Его наперебой приглашали в гости: все хотели познакомиться с автором «Чайльд-Гарольда». Байрон оброс кругом почитателей и почитательниц, в буквальном смысле сходивших по нему с ума. Так, леди Каролина Лэм, супруга ставшего впоследствии британским премьер-министром Уильяма Лэма, заметив, что в ее отношениях с поэтом наступает охлаждение, попыталась зарезать себя прямо на одном из светских приемов. Байрон к тому времени уже прочно вошел в образ «байронической личности» и, узнав о несчастном случае, обронил: «Леди Каролина сыграла сцену с кинжалом» (намекая на сцену из «Макбета»).
Он стал своим в компании короля лондонских денди Джорджа Браммелла, хотя темперамент поэта был слишком горяч для невозмутимой прохладцы истинного дендизма. Как и Браммелл, Байрон служил объектом для подражания: люди пытались выглядеть, как он, вести себя, как он, думать, как он.
Сумасшедший муж
Байрон был не из тех, кто тяготится успехом. «Желание славы волнует меня: пусть всей жизнью моей вдохновляются внуки», – писал он откровенно. Тщеславие приводило к тому, что «он часто выдумывал о себе небылицы исключительно с целью шокировать публику», как утверждал хорошо знавший лорда Вальтер Скотт.
Были и настоящие скандалы, например, роман поэта с единокровной сестрой Августой Ли, дочерью той самой маркизы, которую некогда соблазнил Безумный Джек. Любовных похождений было столько, что в какой-то момент Байрон пресытился всеобщим обожанием и решил попробовать нечто новое – жениться.
Выбор пал на Анну Миллбэнк, образованную и воспитанную девушку из знатной семьи. Однако она не спешила принимать предложение руки и сердца от человека с одиозной репутацией. Байрон упорствовал, и Анна сдалась; говорят, у нее был наивный план перевоспитать «демонического поэта», наставить его на путь истинный.
Но Байрона было не переделать. Отношения между супругами быстро испортились. Не помогло и рождение дочери – Ады Лавлейс (со временем она стала знаменитым математиком).
Дочь Байрона Ада Лавлей
Судя по описанию, сделанному приятелем нашего героя доктором Джулиусом Миллингеном, тихая и чинная жизнь с Байроном вряд ли была возможна: «За день он преображался по нескольку раз, словно в разные часы мы видели перед собой в его лице четырех и даже более людей, каждый из которых наделен решительно несовместными свойствами; от природы присущая ему импульсивность побуждала в каждой метаморфозе доходить до возможных пределов. Он становился то безмерно угрюм, то безудержно весел; глубокая меланхолия сменялась самой непринужденной шаловливостью; вслед царственной щедрости являлась прижимистость скряги; он умел быть и бесконечно жизнерадостным, и мизантропичным беспредельно». Анне начало казаться, что она вышла замуж за сумасшедшего.
Отменить Байрона
Начавшаяся с речи в парламенте скандальная популярность Байрона раздражала английский истеблишмент. То была не слава светского льва или придворного художника, а триумф поэта, пишущего дерзкие стихи, лезущего в политику, насмехающегося над высшим светом и при этом соблазняющего всех аристократок, до которых он способен дотянуться. Этого смутьяна следовало поставить на место. В статье о Байроне Стендаль писал о «тирании высшего лондонского общества, которое при помощи магического слова improperly («ненадлежащим образом») властвует над умами 19 англичан из 20». Байрон же как раз был олицетворением «ненадлежащего образа».
Возможно, планировалось физическое устранение неугодного лорда. Друг Байрона офицер и денди Джеймс Уэдерберн-Уэбстер рассказывал, как однажды поэт позвал его на прогулку в карете; при этом рядом с Байроном на сиденье лежало несколько заряженных пистолетов, а сам он всю дорогу сохранял на лице «свирепейшее выражение». На вопрос друга, в чем дело, лорд ответил, что его рано или поздно попытаются убить. Не исключено, впрочем, что это была одна из его мистификаций.
В конце концов его все же убрали. Воспользовавшись бракоразводным процессом, который инициировала Анна, аристократия устроила Байрону то, что сегодня называется «кэнселингом», или «отменой». Чем дольше бывшие супруги молчали о причинах расставания, тем активнее множились самые диковинные слухи (говорят, не без помощи родственников жены), в которых Байрон представлялся натуральным чудовищем. Тот же Стендаль писал: «Не удивлюсь, если английские журналы будут утверждать, что «сатанический» лорд Байрон виновен в убийстве».
В это же время вышел роман леди Каролины Лэм «Гленарвон», главный герой которого, как все догадались, был карикатурой на Байрона. Лэм также принадлежит знаменитая характеристика лорда «ужасный, безумный и опасный», которую с удовольствием повторяла Англия.
Байрона подвергли остракизму – при его появлении в обществе люди разбегались, как от чумы. Духовный отец Онегина и Печорина, он оказался в прямом смысле лишним человеком в Англии. Для романтика, воспевавшего изгойство, такой расклад не мог стать большой проблемой. Весной 1816 года поэт покинул родину навсегда.
Британский официоз еще много лет и даже веков не мог успокоиться насчет Байрона. Университетское литературоведение всячески принижало его роль в поэзии, а всю его многообразную деятельность, в том числе и политическую, пренебрежительно сводило к психическим отклонениям и фрейдистским теориям.
Франкенштейн и армяне
Перед тем как обосноваться в Италии, Байрон провел лето в Швейцарии, где встретил поэта Перси Шелли и его будущую жену Мэри. Байрон снял виллу Диодати и жил там вместе с Шелли и своим другом врачом Джоном Полидори. Лето выдалось дождливое и сумрачное, и компания развлекалась тем, что читала немецкие рассказы из антологии «Фантасмагориана», а также пыталась придумать что-то свое в том же духе. Так появились первые рукописи «Франкенштейна» Мэри Шелли и «Вампир» Полидори – рассказ, задавший моду на литературу о потусторонних кровопийцах. Главный герой рассказа был списан с Байрона.
Байрон и Шелли на Женевском озере
Затем к компании присоединилась сводная сестра Мэри Клер Клермонт, с которой у Байрона был роман еще в Лондоне. Отношения возобновились, и, как следствие, у поэта появилась вторая дочь, Аллегра. Увы, она прожила всего пять лет, скончавшись от лихорадки.
Зимовать Байрон отправился в Венецию, где его по традиции ждало несколько бурных романов с замужними дамами. Но поэт умел совмещать любовные приключения с серьезной работой. Посетив расположенный недалеко от Венеции остров Сан-Ладзаро-дельи-Армени с его монастырем армян-католиков, он так проникся армянской культурой, что выучил язык и несколько лет трудился над составлением англо-армянского словаря (издан в 1821 году) и учебника по грамматике, а также переводил «Историю Армении» Мовсеса Хоренаци и проповеди святого Несеса Ламбронского.
Вооруженный романтик
Лорд Байрон и графиня Гвиччиоли
В изгнании Байрон впервые смог позволить себе жить на широкую ногу, так как продал за круглую сумму имение. По свидетельствам друзей, он много и бескорыстно помогал разного рода нуждающимся, причем, в отличие от других своих поступков, никогда не афишировал благотворительность, придерживаясь правила тратить на нее четверть доходов.
Беспокойный поэт обрел что-то вроде семейного счастья, став любовником молодой графини Терезы Гвиччиоли, живя под одной крышей с ней и ее престарелым мужем, пока те не развелись.
Отец и брат Терезы, графы Гамба, приобщили Байрона к тайному обществу карбонариев, боровшемуся за объединение и независимость Италии. Байрон помогал карбонариям деньгами и даже сам стал руководителем одного из их отрядов. Однако их попытки организовать революции провалились.
Но вооруженная борьба пришлась лорду по вкусу, и он переместился в Грецию, где набирало силу освободительное движение против турецкого владычества.
Поэт возглавил военный отряд из 500 человек. Отдельные отряды греков часто не ладили между собой, провоцируя хаос и умножая бестолковщину, но Байрон умел воздействовать на повстанцев, напоминая им, что они борются за общее дело.
Однажды к берегам Греции прибыл корабль с оружием – все было куплено на деньги поэта, – и между греческими командирами начался спор о том, кто же будет разгружать ящики. Тогда лорд сам бросился к кораблю, устыдив неорганизованных повстанцев.
Картина Теодороса Вризакиса «Прибытие лорда Байрона в Месолонгион»
Смертельный дождь
Готовясь к штурму турецкой крепости Лепанто зимой 1824 года, Байрон простудился. Принятое в то время лечение кровопусканием не помогало, а, наоборот, ослабляло его иммунитет. Тем не менее он провел на ногах еще два месяца, пока не попал под дождь и не подхватил лихорадку, окончательно доконавшую недавно отметившего 36-летие лорда.
Судя по всему, этой финальной болезни могло не случиться, но поэта подвело упорное стремление держать байроническую позу. Находившийся тогда подле него граф Гамба предлагал переждать ливень, но Байрон гордо заявил, что он солдат и не станет пасовать перед такой мелочью, как дождь. Оказалось, что и такая мелочь может отправить человека в могилу.
Некоторые, особенно в Англии, сочли смерть Байрона нелепой: поехал в чужую страну заниматься не своим делом, умер от простуды. Для других поэт, взявший в руки оружие, стал такой же ролевой моделью, какой он был в компании лондонских денди.
Вопреки завещанию, останки Байрона захоронили в Англии. Случились вещи и похуже: близкий приятель поэта Джон Хобхаус и издатель Джон Мюррей уничтожили рукопись его автобиографии вместе с другими архивными документами. Они побоялись, что их друг был слишком откровенен в своих писаниях.
«Врете, подлецы!»
Пушкин убеждал Вяземского не горевать из-за уничтожения байроновского архива. Его слова, сказанные по этому поводу, стали крылатыми: «Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением. Толпа жадно читает исповеди, записки, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего. При обнаружении всякой мерзости она в восхищении: «Он мал, как мы! Он мерзок, как мы!» – «Врете, подлецы! Он мерзок, но не так, как вы, – иначе!»
Вроде всё так, но гений-то как раз очень даже желал публикации. Говорят, Байрон переживал, что его популярность идет на спад, и рассчитывал произвести своими мемуарами фурор.
Словами Пушкина часто оправдывают некрасивые поступки знаменитостей, в том числе и те сомнительные приключения, которых хватало в жизни самого автора «Онегина».
При этом по поводу грибоедовского архива он мог написать противоположное: «Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок!» Почему же такое разное отношение? Да потому, что Байрон, по мнению Пушкина, «исповедался в своих стихах, невольно увлеченный восторгом поэзии». То есть он все рассказал о себе в своих текстах – прямо или косвенно.
Байроновское творчество действительно было очень личным и задало тон для многих последователей. Это не классицизм с его уравновешенной отстраненностью и не постмодернизм с его играми. Байрон мог говорить, что Чайльд-Гарольд – это не он, а потом всеми своими поступками доказывать обратное.
Лорд Байрон на смертном одре
Байронизм 2.0
Хотя великий Гёте называл Байрона лучшим английским поэтом, главным подарком мятежного лорда человечеству стали не столько сами великолепные его стихи, сколько рожденный им байронический герой, после «Чайльд-Гарольда» тысячи раз в том или ином виде воспроизведенный в поэзии, прозе, кино и музыке разных культур.
Не только Онегин, Печорин или тургеневский Рудин обязаны своим появлением Байрону. Байронизма много и в таких, казалось бы, далеких от романтизма персонажах, как Шерлок Холмс (особенно в версии Бенедикта Камбербэтча), Бэтмен (в версии Кристиана Бэйла) и даже Джеймс Бонд (в версии Дэниела Крэйга). Доктор Хаус, Раст Коул из «Настоящего детектива», Северус Снейп из «Гарри Поттера» – всех не перечесть. Байроническими героями наполнены японские манга и аниме – это и Гатс, и учитель Онидзука, капитан Харлок и другие.
На байронизме, противопоставлении себя враждебному миру, построено многое в рок-музыке. Такие, казалось бы, мало похожие друг на друга певцы, как Моррисси и Мэрилин Мэнсон, а также многие артисты постпанка, готического и эмо-рока – все они могут сказать «спасибо» нашему герою.
Аристократ и сноб Байрон, наверное, очень бы удивился, узнав, что повлиял даже на российскую попсу: совсем недавно умы подростков будоражил такой вполне себе байронический артист, как Элджей. В русском роке наследие романтического лорда успешно перерабатывали группы «Агата Кристи», «Пикник» и, конечно же, вечно актуальный для России Виктор Цой с его пессимистическим героизмом и персонажами песен, уходящими в дождь, в бой и туда, где их никто не ждет.
С ума ты сходишь от Берлина; Мне ж больше нравится Медынь. Тебе, дружок, и горький хрен — малина, А мне и бланманже — полынь.
Так в 1854 году закончили авторы один из стихов Козьмы Пруткова.
Кому-то коньяк пахнет клопами, кому-то клопы пахнут коньяком. Для одних стакан наполовину полон, для других наполовину пуст... ...а великий мультипликатор Юрий Норштейн много лет назад в интервью Юрию Росту рассказал вот что.
Давно-давно, где-то за год до Олимпиады-80, корреспондент газеты «Комсомольская правда» получил задание — пройти от Владивостока до Калининграда пешком. И периодически он слал в «Комсомолку» свои статьи. У него было много всяких приключений, но я запомнил одну историю. Вот он идёт, уже ночь, кругом тишина, никого. Зима, мороз 30 градусов. И он понимает: если сейчас не найдёт жильё, то просто погибнет. Вдруг видит где-то далеко впереди огонек. Подходит — написано «Гостиница», кругом никакого жилья. Заходит в эту гостиницу, там сидит какая-то бабуля. Чайник кипит, она вяжет. И он понимает, что спасен.
Он у неё спрашивает: «А как же вы тут одна, не боитесь?» «Да, — говорит, — чего мне, сынок, бояться? Что у меня тут брать?» — «А что же, чайник у вас так и кипит?» Она говорит: «Да. Кипит на случай, что кто-нибудь придёт. Вот ты пришёл». Он потом написал: «Теперь я точно знаю, что такое рай».
Я был читателем "КП" во времена СССР, водил знакомство с много-многолетним главным редактором газеты уже в новой России — она стал первым издателем супербестселлера "Тайна трёх государей", — поэтому сильно сомневаюсь, что слова корреспондента о рае опубликовали... ...но это никак не умаляет их ценности. И ценности увиденного. И ценности того, как комсомольский путешественник воспринял, казалось бы, примитивную житейскую ситуацию.
Красота в глазах смотрящего, как ни крути.
Леонардо да Винчи знал три типа людей: одни видят, другие видят, когда им показывают; третьи не видят.
Это и писателей касается, и читателей, и вообще кого угодно.
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
1. Запойные Это те самые психопаты, которым обычно все книги попадают в руки случайно и слава богу, потому что нельзя им на регулярной основе держать в руках книги. Среди своего окружения вы можете распознать их по красным глазам, после бессонных пяти ночей в обнимку с каким-то шедевром, и движениям пальцев, имитирующим листание страниц. Читать до тех пор, пока не дочитал – вот их девиз. Часто от них можно услышать фразу «ещё одну главу и всё» и обнаружить данного персонажа через пару месяцев абсолютно выжатым эмоционально, со стопкой серии книг величиною в человеческий рост. Есть, конечно, более слабые степени запойных чтецов, кто ещё не перешел грань легкой литературной психопатии, но сегодня только крайности*.
2. Педанты Мирный тип читателя с четким списком книг на сто лет вперед. Я думаю, они и на загробную жизнь распланировали пару томиков. Данный тип не берется за что попало, завсегдатаи всяких форумов, те самые люди, которые рецензий читали больше, чем самих книг. Имеют вкус, читатель с претензией и часто используется запойниками в корыстных целях в качестве справочника. Помимо списка книг имеют график чтения, с учетом множества факторов: погодные условия, время суток, положение Меркурия относительно созвездий.
3. Недочитальцы Тип праздного читателя с огромным багажом недочитанных книг. Настоящие боги коллекционирования, они не могут спокойно пройти мимо книжного магазина, потому часто строят свой пеший маршрут в обход них, дабы не спустить месячную зарплату на пополнение без того забитых полок в доме. Все мы имеем в арсенале с десяток недочитанных книг, но эти книжные извращенцы порой могут дойти до последней главы, даже до предпоследней страницы и плюнув на развязку пуститься в новый поиск. Тогда как запоец при подобных условиях спятит окончательно, недочиталец вполне с этим уживается, оставляя себе широкое поле до фантазии.
4. Поликнижники Те самые ребята, что не знают, как уместить десять книг разом в своем дорожном рюкзаке. «Ну не бросишь же» говорят они и сокрушаются, что все-таки пару книг придется оставить. Этот тип читает в лучшем случаем десять книг параллельно, в худшем - больше. Что творится у них в голове одному богу известно, но каким-то образом они умудряются умещать в мозгу сюжеты, линии и персонажей множества книг. Самые извращенные ещё и запоминают страницы на коих остановились, не прибегая к закладкам.
5. Всеядные Всеядный чтец - и Канта полистает, и поваренной книгой не побрезгует. Всё в топку! – кричат они, погружаясь в очередную интуитивно взятую книгу. Странные люди, с которыми, однако можно обсудить любую литературу, вкус у них широк и жаден до всего, что отпечатано на бумаге. Обладают уникальной способностью читать и с позолоченных страниц коллекционного издания, и с куска туалетной бумаги, не ощущая при том принципиальной разницы. Полная противоположность недочитальцев. Дочитывается всё до самой корочки, вплоть до указания адреса издательства и тиража книги. Те самые любители предисловий от автора в пару сотен страниц. Любимые уши таких как я, так как это исключительная группа читателей просто обожает рекомендации к прочтению.
Читатель разный, читатель пестрый, с претензией и без, но самое важное – читает. И к какому бы типу вы себя не отнесли, сколько бы не сокрушались от забитых книжных полок, мозг будет безмерно благодарен вам за чудную тренировку извилин, путем наслюнявливания пальчика и листания шершавых страниц.
*Крайние степени литературного психоза, описаны с толикой юмора и любые совпадения не более чем случайность.