Ответ на пост «Попадайте, как хотите!»
Как невыносимо жаль, когда люди не могут быть вместе от того, что один из них дура...
Как невыносимо жаль, когда люди не могут быть вместе от того, что один из них дура...
На планшет поступил новый вызов: Ребёнок, 8 лет. Болит живот.
Подъехав к Ж/Д переезду, мы увидели что он перекрыт. Товарный поезд, остановившись на путях, преградил нам дорогу, и вариантов объехать его не было.
-Включи свет в салоне, я пока карты попишу. - попросил я водителя. Так, незаметно для нас, прошло сорок минут. За это время я успел написать две незаконченные карты, а моя помощница уснула, уткнувшись лицом в боковое стекло.
-Пятая, вы где? - прервала наш отдых, включенная на полную громкость, рация.
Извернувшись, до хруста в позвонках, я протиснул руку через форточку в салон автомобиля. Нащупал рацию, взял тангенту и ответил диспетчерской.
-Это Пятая. Стоим на ж/д переезде.
-Поняла. С адреса перезванивали, спрашивали, где вы. Как переезд откроется, поторопитесь - попросил диспетчер.
-Хорошо! Мы Вас поняли.
Спустя двадцать минут шлагбаум поднялся, и мы смогли продолжить поездку
***
Подъезжаем к адресу. Проезд во двор нам преградил высоченный забор с автоматическим воротами.
-Господи! Как они уже надоели!Поставят заборы,фиг проедешь! -стал возмущаться наш водитель.
-Завязывай. Целый день уже нудишь. Ты лучше скажи, я один домофон не вижу?
-Ага! Нет ни домофона, ни номера телефона охраны. Ничегошеньки! Звони диспетчеру, пусть вызванивают.
-Галина Ивановна, это Пятая.Мы во двор попасть не можем! На воротах нет домофона.
-Сейчас, наберу. - сказала Галина Ивановна и сбросила звонок.
-У неё нет пульта от ворот. Объезжайте двор, с другой стороны будет калитка с домофоном. - сказала внезапно ожившая рация.
Объехав двор мы увидели неприметную калитку, сливающуюся в темноте с забором. Остановившись в паре метров от неё, мы вылезли на улицу под накрапывающий дождь. Набрав нужный номер, мы услышали короткие гудки. На экране высветилась табличка, оповешающая об ошибке. Звонки к соседям успеха не принесли. В два часа ночи, никто не отвечал. Все спали.
-Пошли обратно. Я уже вся промокла. - сказала Алёна.
Вернувшись к машине, я набрал номер опер-отдела и поставил телефон на громкую связь.
-Да! Что хотели? - услышали мы недовольный голос диспетчера.
-Галина Ивановна, это снова Пятая. Через калитку попасть не смогли. Домофон в квартире не работает. Соседи не отвечают, ночь на дворе!
-Соединяю.
Через несколько гудков мы услышали женский голос.
-Да, кто?
-Это Скорая Помощь. Бригада стоит у калитки. У Вас не работает домофон!
- У меня его нет. Пусть звонят соседям!
-Сейчас ночь, ваши соседи не отвечают. Спуститесь, пожалуйста, вниз и откройте дверь бригаде.-пыталась объяснить диспетчер.
-Слушайте, у меня дома маленький ребёнок. Я никуда не собираюсь выходить! - стала повышать голос женщина.
-А как бригада к Вам попадёт? Вы как себе это представляете?
- Это ваши проблемы! Попадаете как хотите! Я выходить никуда не буду! - крикнула женщина и бросила трубку.
-Бригада. Вы сами всё слышали. Возвращайтесь на подстанцию.
В палате для безнадежно больных, умирающих раковых пациентов, лежали двое: женщина сорока пяти лет и девочка четырех, а может, пяти лет. У девочки был рак мозга, запущенная четвертая стадия. Девочка была сирота и недавно привезена из детского дома в лечебницу. Когда в детском доме поняли, что больше не могут слышать ее стоны, крики, и приступы болезни стали повторяться с пугающей скоростью, было принято решение отвезти девочку в эту недорогую лечебницу, где обычно и собирают всех безнадежно больных, уже умирающих и просто бедных, никому из родственников не нужных людей. Девочке оставалось жить в общей сложности где-то неделю - семь дней, когда в ее, отделенную ото всех, палату, положили еще одну пациентку, женщину сорока пяти лет с раком легкого, перешедшим уже во вторичный рак кости, с прогрессирующим метастазированием. У этой женщины тоже никого не было из родных и близких. Ну, как не было...
Когда она была молода, у нее был жених, но когда она забеременела, жених отреагировал крайне отрицательно, сказав, что сейчас самое время делать карьеру, а не детей, и настоял на аборте, во время которого были повреждены детородные органы женщины, и она осталась бесплодной на всю свою дальнейшую жизнь. Жених спустя какое-то время «рассосался», как хирургический рубец, также мучительно, болезненно и не бесследно. Мать этой женщины умерла, отца она никогда не знала, да и не хотела знать, так вот и жила с тех пор - одинокая и раненая душой, постепенно стала ненавидеть всех замужних и беременных женщин, потом стала ненавидеть всех детей, потом, вообще, всех. Курила много и страшно. И вот она, безнадежно больной пациент, находится в клинике для «умирающих». Скоро ее никчемная жизнь наконец-то закончится, но почему ее обязательно надо было класть в одну палату с этим вечно стонущим, кричащим, зовущим маму без конца, ребенком?! Женщина не понимала. Девочка ее очень сильно раздражала, злила, в сердце женщины давно не жило уже сочувствие к чьему-либо горю и боли, только собственные боль и обида на жизнь и жили в ее душе.
На второй день их совместного проживания в палате стоны девочки становились все нестерпимее и нестерпимее для женщины, а ее плач по маме, такой любимой и желанной, и вовсе рвал сердце и раны женщины до крови и в клочья.
«Нет, я больше не могу это терпеть, - сквозь зубы бормотала женщина, - когда же эта несносная девочка умрет? Мне тошно от своих болей и приступов, а тут она и день и ночь ноет, стонет, зовет маму... Перевести меня из этой палаты никто не переведет, я же из «скоро умирающих» пациентов. Эта маленькая девочка не приходит в сознание, и совсем меня достала... Не могу так больше, не могу. Слышь, Господь, может, хватит издеваться надо мной? Ты мне даже умереть спокойно не даешь, но я покажу тебе, я покажу! Со мной шутки твои не пройдут!» - так скрежетала женщина, потом у нее начался приступ, и она потеряла сознание от боли.
Ночью, на третьи сутки, когда женщина пришла в себя, она решила отключить тот аппарат, что поддерживал еще видимость жизни в девочке, и тем самым, избавить и себя, и эту несчастную от совместных страданий. Женщина подошла к кроватке девочки. Та тихо стонала. Казалось, что стон стал как воздух для этой малышки. Чтобы отключить аппарат, поддерживающий жизнь в ребенке, женщине надо было наклониться над девочкой, и у самой шейной артерии, рядом, вытащить клапан. Когда женщина наклонилась и взяла пальцами нужный ей клапан, девочка впервые за все эти дни замолчала, затихла, потом радостно открыла свои глаза и сказала: «Мама. Мама, ты пришла, наконец». Обняла дрожавшую над собой женщину и заснула тихо, безмятежно, ни разу не застонав.
Женщина застыла на месте. Все еще держа злополучный клапан в руке. Ей было очень неудобно стоять в такой позе над обнявшей ее за шею девочкой, но она стояла. Долго стояла. Ноги затекли, и руки тоже. Она плакала, тихо плакала, чтобы не разбудить девочку. Девочка рук своих не разнимала. Казалось, она никогда вообще их не разнимет. Спустя некоторое время женщина нашла возможность аккуратно прилечь рядом с ребенком среди всех этих трубок и катетеров. Потом и она заснула.
Проснулась женщина от непривычного для нее чувства пристального внимания. И правда - на кровати сидела девочка, вся в трубках, нечесаная, со смешными всклокоченными волосиками, и пристально, почти не мигая, смотрела на женщину. Когда женщина проснулась, девочка серьезным голосом спросила:
- Мама, ты где так долго пропадала? Я уже заждалась тебя здесь!
Что поделать, а отвечать-то надо как-то. И женщина сказала:
- Дочь, твоя мама много работает. Я только вчера из командировки. Может, прекратишь меня отчитывать и обнимешь?
Тут же вся серьезность девочки пропала без следа, она улыбнулась всем своим ртом с молочными неровными зубами, и бросилась маме на шею.
- Я знала, что ты придешь за мной! Я знала! Я одна тебя ждала! Все говорили, что у меня нет мамы, нет тебя, ты представляешь? Но я им не верила.
Пока девочка шептала слова и прижималась к груди женщины, последняя горестно думала о том, что болезнь рядом, притаилась, и ждет своего часа, только на краткий миг дав девочке счастье обрести мать, пусть и не настоящую, и такую же безнадежно больную и измученную.
«Боже, что за новую уловку ты придумал мне на прощание?! К чему этот сарказм, а?» - думала женщина. Но одной, свободной рукой, она безостановочно и нежно поглаживала пушистые взъерошенные волосики на голове девчушки.
На минуту девочка замолкла - начинался приступ головной боли. Яростный и мучительный. Малышка никаким видом не показывала, что у нее что-либо болит, но женщина-то знала. Она сказала девочке:
- Доченька, ты давай, тихонечко приляг со мною рядом, и я тебя вот так обниму, и мы будем лежать вместе, хорошо? Давай отдохнем!
- Да, мам, давай, только я глаза закрывать не буду, такая ты у меня красавица!
Малышка легла на бочок так, чтобы все время видеть маму, смотрела, стараясь пореже мигать, и улыбалась, стараясь не показать, что у нее болит и разрывается изнутри голова. Это можно было понять только по сильно сжатым челюстям малышки: неровные молочные зубки крепко стиснули «воротца» рта, и не позволяли ни единому стону вырваться наружу. Так и заснула девочка, с сомкнутыми челюстями, все время улыбаясь. Ночью начался кризис. Врачи пришли, развели руками, помахали сочувственно головами над телом девочки, сказав, что конец близок, и они ничего не могут сделать. Им очень жаль.
Девочка металась в бреду, не приходя в сознание. Женщина все время сидела рядом, не выпуская из своей руки ручонку малышки. Все собственные приступы и боли женщины отошли куда-то на далекий план, а она не чувствовала их совсем. Вся ее жизнь, все ее оставшиеся еще в теле чувства сейчас были отданы девочке, и принадлежали уже не самой женщине, но малышке, что металась в бреду. Женщина запоминала каждую черточку тела своей долгожданной дочери. «Боже, какая она у меня хорошенькая, - думала женщина, - какая смешная и сильная в то же время. Маленькая, правда, но разве это беда». Женщина попыталась помолиться, но ни одной молитвы не помнил ее мозг. Зачем ей были нужны молитвы, когда не было в ее жизни смысла? Раньше. Но теперь. Ах, как все не вовремя, невпопад. Тогда женщина снова заговорила с Богом на том языке, что знала. Теми словами, что употребляла и раньше в беседах и обидах на него, но только теперь что-то изменилось. Не было упреков и обид, не было угроз и проклятий в словах женщины, но были выстраданная мудрость, чистота смирения и ... росточек могучей любви:
- Бог, я много раз говорила тебе плохие, обидные слова. Если можешь, прости. Я ненавидела жизнь и себя, прости. Я не умела и не хотела любить - прости. Ничего не прошу для себя, и нет в моем сердце жалости к себе, что так долго отравляла жизнь мою. Хочу только сказать: что бы ты ни решил, пусть будет так, как тебе надо. Если можно, то забери боль доченьки моей, и позволь мне разделить ее боль со своей, ибо ничего страшнее нет на земле человеческой, чем матери видеть муки детей ее. Спасибо, Бог, что выслушал, я знаю это.
На следующее утро девочка затихла совсем. Не металась, не стонала, не двигалась. Женщина поняла, что ребенок умер, но снова не родилось в сердце женщины обиды на Бога, ибо теперь она была истинной матерью, и хотела только одного: чтобы ее дитя не знало мучений, будь то на земле или еще где-либо. Тихо смотрела она на лицо девочки своей, такое чистое и спокойное. И улыбалась.
Девочка открыла глаза и сказала:
- Мама, ты можешь найти мне рисовальный альбом и цветные карандаши? - вид у нее был очень серьезный, бровки нахмурены, в глазах - мысль.
«Мой ребенок жив, - подумала женщина, - жива моя девочка». Радость, что прилила к ее сердцу, была такой силы и мощи, что, казалось, ее сейчас разорвет на месте от счастья, и это несмотря на то, что женщина не спала несколько суток подряд, перенервничала. Ну, о том, что она сама из умирающих раковых больных, женщина просто забыла. До болезни ли ей сейчас, когда ее малышка так настойчиво требует себе рисовальный альбом и карандаши...?
- Солнышко, ты как себя чувствуешь? - ласково и необыкновенно нежно спросила она.
- Мамочка, как никогда хорошо, а теперь, когда ты вернулась из командировки, вообще, только и делаю, что чувствую себя хорошо, но вчера мне снился сон: прилетело два черных дракона ко мне, и хотели сжечь мою кроватку. Я сказала одному из них, что у меня есть мама, и показала кулак. Даже два кулака! - девочка крепко сжала кулачки и выставила их яростно вперед, - вот так именно ему я и показала! Тот дракон, что изрыгал на меня огонь, испугался и сказал, что ему здесь больше делать нечего.
Женщина попросила медсестру купить все то, что просила ее дочка.
- Вот он мой дракон, что все время жарил меня в своем огне, пока ты не вернулась из командировки. Он очень черный и грязный, у меня даже карандаш закончился, пока я зарисовывала его. Вот второй дракон: он серый и рыхлый, этот дракон летал над твоей кроваткой, мама!
Прошла неделя, прошла вторая, врачи взялись делать томографию и рентгеновские снимки с обоих пациентов, что все еще жили, вопреки установленным врачами срокам и графикам. Снимки показали, что опухоли мозга, метастазы в костях и наросты на легочной ткани рассасываются с невероятной скоростью! Непонятный процесс... Чудо! Может быть?!
P.S.
✒️ Я перестал отвечать здесь на комментарии к своим постам. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Семья и дети
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Ох, как меня триггернуло. Автор, от души желаю справиться со всем. Верю, что всё будет хорошо.
И да, расскажу свою немного похожую историю. Только все мои нервы были вытрепаны ещё до родов. Наверное, поэтому сейчас депрессия меня и не накрывает (вроде бы).
Долгие попытки забеременеть, обследования и меня, и мужа - все разводили руками, мол, всё хорошо. "Попробуйте лучше отслеживать овуляцию, а ещё - худейте, лишний вес мешает забеременеть". Постоянные намёки родителей, что хотят внуков. Постоянные расспросы родственников, "а чо такое, вон у Маши-Паши-Глаши уже семеро по лавкам". Разговоры о том, что "часики то тикают".
Январь, и новогодним подарком от мироздания - долгожданные две полоски. ЖК, учёт. Месяц я летаю на крыльях. А потом - кровотечение, скорая, УЗИ и отсутствие сердцебиения. Замершая беременность и вакуум аспирация. И депрессия.
Вылезти из неё я заставила себя только мыслями о том, что если получилось один раз после стольких лет, значит, шанс есть. И мы снова взялись за анализы, походы к врачам и подготовку. У меня были великие планы! Я была полна решимости не наступить на те же грабли второй раз. Но жизнь во всë вносит свои коррективы.
Помимо прочего в этой череде подготовки я таки решила всерьез взяться за похудение под надзором эндокринолога (отличный, к слову, дядька, один из немногих, кто потом был искренне рад за мою наступившую беременность и не нагнетал, но об этом позже). В рамках курса он прописал мне магические таблеточки с сибутрамином и метформином. И в побочных эффектах у них чётко были обозначены тошнота и рвота. А ещё у меня случилось нарушение цикла, но об этом меня предупреждали после вакуум аспирации - мол, организм восстанавливается после вмешательства, всë придëт в норму максимум через полгода после операции. Думаю, вы уже поняли, куда я клоню.
В определённый момент я всë-таки заподозрила неладное и на всякий случай сделала тест, который показал мне чëткие 2 полоски. Эта новость ударила обухом по голове: мы предохранялись, т.к. после чистки организму нужно было прийти в себя, и точно не планировали даже планировать ещë хотя бы пару месяцев. Помню, что у меня случилась натуральная истерика - я одновременно была рада, но при этом понимала, что беременность случилась далеко не в самый хороший период. И что риск развития нарушений при приëме сильнодействующих препаратов в первом триместре возрастает в разы, а потерять ещë одного ребëнка я бы, кажется, не смогла морально. А муж бегал вокруг ревущей меня, пытался успокоить и кричал что-то в духе "It's a miracle!"
Естественно, я сразу прекратила принимать препараты. Хотела бы написать, что перестала и реветь тоже, но это была бы неправда - последующие несколько дней меня накрывало везде, я ревела дома, на работе, в кабинетах у врачей. Сделала ХГЧ-тест и УЗИ, на котором огорошили ещё больше: срок был уже 13-14 недель. В итоге на учëт в ЖК я пришла становиться с уже сделанным платно первым скринингом (в целом вполне нормальным, не считая высокого риска преэклампсии).
Так прошëл наш первый триместр - в полнейшем неведении. Очасти это было даже к лучшему: если бы я узнала о беременности раньше, то на фоне предыдущей замершей съела бы себя живьëм морально, ожидая худшего. Моя психика (в отличие, видимо, от организма) точно была не готова к новой беременности.
Мне в целом дико повезло с гинекологом в ЖК. Когда я пришла к ней с уже готовым скринингом, она села напротив, посмотрела на меня и сказала что-то вроде: "У тебя в анамнезе замершая, тебе 34, ты в предистерическом состоянии и срок уже 14 недель. Вот тебе направление в стационар, иди собирай вещи, забив на всё, и завтра утром ложись". Что я и сделала.
2 недели в отделении гинекологии, гормональная терапия, обследования, выявленный гестационный сахарный диабет с корректировкой диетой. К 18 неделе диета перестала помогать в полной мере - тощаковый сахар начал зашкаливать. Меня (уже выписавшуюся из гинекологии) направляют на консультацию в НИИ Акушерства и педиатрии, где прямо из кабинета гинеколога, выявив многоводие, снова отправляют в уже другой стационар. Спойлер: в нём я проведу почти 2 месяца.
Многоводие волшебным образом больше ни разу не показывается за всю беременность, зато находят укорочение шейки и зашивают. Ещё начинают инсулинотерапию с ежедневными уколами в живот. Ставят анемию и гипертонию. Всё это я выношу стоически, не жалуюсь, пью таблеточки, колю укольчики и даже не истерю. Я идеальная беременная - делаю всё, что говорят врачи.
Но потом начинается мой личный ад: на УЗИ мне ставят фето-плацентарную недостаточность 3 степени. Да простят местные светила медицины за погрешности в описании, но если коротко, то это самая лютая степень нарушений кровотока в цепочке "мать-плацента-плод", когда кровоток в пуповинной артерии либо отсутствует в целом, либо вообще движется реверсивно. Кровоток в нашей пуповинке в целом был, но был значительно ниже нормы и, что самое страшное, время от времени пропадал. На медицинском языке это звучало как "Эпизодическое отсутствие диастолического компонента в артерии пуповины", и Боже мой, я столько раз слышала эти ужасные слова на ежедневном допплер-контроле, что до сих пор могу выпалить их, если меня разбудят среди ночи.
Допплер мне делали ежедневно, чтобы отследить наличие кровотока. Если всё было бы совсем плохо - меня бы родоразрешили "здесь и сейчас". Понимать это, когда идёт 19 неделя беременности - да лучше бы словить резкий тупняк и не понимать вообще. Следующие недели стационара прошли именно так - с ежедневным допплером, на котором ждëшь чуда. С чтением статей в интернете - с какой недели спасают недоношенных детей, может ли 3 стадия ФПН перейти в менее опасную и как вообще жить, если кажется, что скоро ты сойдёшь с ума. А ещё они проходили не то чтобы с лечением (потому что никакого лечения у ФПН нет), но с его попытками. Мне проверили гемостаз, выявили незначительное загустение крови и решили его разжижать. Прописали очередные таблетки и очередные уколы в живот (дорогущий фраксипарин, но на деньги было в целом плевать). Благодаря лечению сначала кровоток пришел в норму по показателям - сначала маточных артерий, потом и пуповины. А потом, намного позже, начал устраивать свистопляску и диастолический компонент - кровоток то пропадал, то появлялся, расшатывая мои и так расшатанные нервы.
Это было очень страшно - уже чувствовать, как ребёнок внутри тебя шевелится, но понимать, что в любой момент ты можешь его потерять. А ещë было страшно от своего бессилия. Я привыкла, что у любой проблемы должно быть решение, но у этой его не было. Я была готова сделать всë, что угодно: если бы мне сказали стоять на голове каждый день, я бы стояла, лишь бы это помогло и спасло ребёнка. Но только в данном случае от меня почти ничего не зависело и сделать я ничего не могла - только принимать лекарства, в результативности которых сомневались даже сами врачи. Это была русская рулетка - они могли помочь, а могли не помочь, и оставалось только надеяться на лучшее. Но они помогли.
24 недели - срок, который называется пределом жизнеспособности плода. Срок, когда выживаемость плода при преждевременных родах начинает превышать 50%. Это я вычитала тогда в википедии и до сих пор не знаю, случайно ли меня выписали именно в 24 недели, или это был точный расчёт врачей. Впрочем, при выписке моя лечащий врач и по совместительству заведующая отделением патологии предрекала, что я выйду из стационара и обязательно потеряю ребëнка из-за своей безалаберности.
Впереди были самые счастливые месяцы беременности - да, я горстями пила лекарства, сама себе колола уколы в живот, бесконечно измеряла сахар, постоянно бегала по врачам и обследованиям. Но я была дома, с мужем, кошкой и пинающимся внутри меня ребëнком, и ФПН у нас официально была в стадии компенсации. Я даже умудрилась месяц поработать, ушла в декрет, отпраздновала дома Новый год, что тоже было приятным бонусом.
В 30 недель на УЗИ опять начал сбоить кровоток. Гемостазиолог при этом не стал увеличивать дозы принимаемых лекарств, гинеколог поругалась на него и снова предложила лечь на сохранение, уже в районный роддом. Рожать я должна была по показаниям (и договоренности с врачом) в другом роддоме, но в него принимали только с 37 недель (т.е. мне нужно было доходить ещё почти 2 месяца). Естессно, я легла, хотя после 1,5 месяцев вольных хлебов очень не хотелось. В роддоме ещё раз обследовали по всякому, ничего нового (слава богам) не выявили и оставили просто лежать и овощиться с ежедневными ктг и узи. Допплер (опять же слава всем богам) показывал только стадию 1б (нарушения в кровотоке пуповины, но без пропадающего диастолического компонента). А после укола дексаметазона вообще морально отпустило.
Потом роддом закрыли на мойку, меня хотели отправить снова в НИИАП (где я лежала 2 месяца), но я подписала отказ от госпитализации после некрасивой сцены с заведующей - это было сложное решение, но в конечном итоге правильное. Была на ежедневной связи со своим врачом и продолжала, как герой Абдулова, видеть цель и верить в себя.
В 36 недель УЗИ, по мнению гинеколога из ЖК, показало совсем нехороший результат, но моя врач с нею согласна не была. И тогда они устроили за меня схватку: заведующая ЖК написала официальное письмо главврачу роддома с требованием принять меня раньше срока. Врач спорить особо не стала, но сдвинула срок приема на госпитализацию незначительно. Врач в ЖК возмутилась и начала звонить. В общем, они бодались, а я между двух жерновов пыталась ловить дзен, но признаться, так устала, что опять начали сдавать нервишки. В итоге с горем пополам меня положили в 37 недель. За 3 дня до ПКС меня догнали диабетические осложнения - выявили незначительную отёчность плода. И тогда меня наконец внепланово прокесарили.
Я точно помню, что испытала нереальное облегчение, когда это случилось. Потому что: вот ребенок, она девочка, у неё голова с глазами, две руки и две ноги. Она закричала, она живая и здоровая. Мне дали её потрогать, она тёплая и пищит. И нас никто больше не будет мучить пугалками об асфиксии из-за ФПН. И она доношенная - мы доходили до 38,1 - выкусите все. Всем и всему назло - выкусите!
И когда через 3 часа после операции я с двумя другими подругами по счастью ползла из интенсивной терапии на другой этаж в палату, мне даже хватило сил пошутить про "Блиц - скорость без границ". Хотя смеяться, когда тебя разрезали и вынули ребенка - это такое себе.
Так вот к чему я это всё. Должно же быть какое-то логичное завершение этой простыни текста.
На протяжении всей беременности я слышала почти от всех врачей и других мед работников только негатив: ты не выносишь, асфиксия, с 3 стадией не вынашивают, дай бог до 30 доходить, ты выйдешь из стационара и потеряешь ребенка, хватит реветь, как можно не заметить беременность в 13 недель, ребёнок будет недоразвитым, старородящая. Это только малая толика всего того, что мне говорили. И я уж не говорю про совсем некрасивые сцены, когда мне в лицо истерили, что я вот прямо сейчас потеряю ребенка. Да, могут быть хоть какие показания, но есть же какая-то врачебная этика и психология. Если так долго и упорно настаивать, что ничего не получится, то даже морально здоровый человек без буйства гормонов пойдет ко дну. И это странное чувство по отношению к ряду врачей - одновременно благодарность за то, что благодаря им ребенок родился здоровым и даже доношенным, и желание больше никогда с этими людьми не встречаться.
На фоне всего я как-то действительно ждала, что меня накроет послеродовой. Но нет. Да, было всякое: и ранний отказ от ГВ, и недовес, и некоторое количество приобретенных болячек у дочки, и период притирания с мужем (не, он молодец, помогает во всём, но всё же +1 человек в нашем устоявшемся мирке).
Тревожность, гиперопека первое время. Внезапно проснулся синдром отличницы - всё должно быть идеально, всё должно быть самое лучшее. Дурацкие карточки Домана, грудничковое плавание, прогулки по 5 часов в день. Сравнение с другими детьми, чтение интернетов на тему "Что должен делать ребенок в 1-2-3 месяца". Не любит лежать на животике - с ней что-то не так. Не поползла в 5 месяцев - да как так то?! Другие дети же ползут!
Не выходит с ГВ - я плохая мать. Первое падение - я ужасная мать, хуже меня никого нет! Все вокруг всё делают неправильно: папа неправильно меняет подгузник - на каторгу его, бабушка переложила присыпку в другой ящик - линчевать!
Да, это было сложно и ненормально :) Но это точно была не депрессия. Потому что несмотря на всё, я была и остаюсь очень счастливой. И стараюсь, чтобы дочь тоже была счастливой, без всяких этих мамских закидонов.
Отпустило, кстати, где-то месяцев в 6-8. Видимо, гормоны поутихли. Или просто привыкла, что вот она - рядом, с ней всё хорошо, никто не заберёт. Помогли здоровый пофигизм на мнение окружающих, приложение GoodMama с советами и полезной инфой (и больше никаких интернетов я не читаю) и тёзка по имени/отчеству моей дочери - Евгений Олегович Комаровский с его "главное для ребёнка - это спокойная и счастливая мама".
И да, вечные нравоучения со стороны старших родственников тоже были.
Но нет, идут все лесом. Это наш ребенок, наша семья, моё личное выстраданное счастье. И я не позволю никому вмешиваться в него и его портить.
Спасибо, что прочитали. Всем добра :)
К сожалению, Олеськина мама была очень тяжело больна. Возможно, просто смертельно. И все свое не слишком счастливое детство Олеська прожила с жутким чувством не проходящего страха за ее жизнь. Она всегда знала, что мама в любой момент может умереть, - или, в лучшем случае, стать обездвиженным инвалидом, за которым потребуется постоянный уход.
Этого Олеся, в принципе, не боялась и, разумеется, готова была, если такая беда приключится, верно и преданно ухаживать за своей любимой мамочкой. Лишь бы только она жила!.. Потому что другой вариант даже и представить себе было немыслимо…
Уход за мамой порой требовался уже и сейчас, потому что у нее регулярно случались тяжелейшие сердечные приступы, во время которых мама была совершенно беспомощна. Она лежала пластом, практически не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и, бессильно глотая слезы, прощалась с родственниками. В первую очередь, с ухаживающей за ней непутной и непослушной дочерью, которая и была, на самом деле, извечной причиной ее плохого самочувствия.
Что поделать, - с дочуркой маме, явно, не повезло. Ведь это из-за нее, из-за ее безобразного поведения и отвратительного характера, у мамы сердце не выдерживало. И мама очень старалась донести это до Олеси, - пока у нее еще были силы говорить. Она просила ее взяться, наконец, за ум и стать хорошей девочкой, иначе она попросту загонит свою маму в могилу и останется совсем одна на всем белом свете.
Олеська тоже глотала слезы в ответ и клятвенно заверяла маму, что обязательно исправится, станет хорошей и послушной, - лишь бы только с ней, с мамой, все было хорошо. Родительница печально вздыхала, давая понять, что не верит ни одному ее слову, - потому что Олеся уже столько раз обещала ей, что исправится, а на деле все ее клятвы оказывались одним сплошным враньем. К сожалению, она знала, что ее дочь не умеет держать свое слово…
А ее дочь действительно совершенно искренне пыталась выполнить свои обещания и просто никак не понимала, почему это у нее никак не получается?.. Очевидно, она уже изначально была настолько испорчена, что это не подлежало исправлению…
Олеся старалась учиться еще лучше, - но, поскольку она и так была практически круглой отличницей, это было весьма проблематично. Она с удвоенным пылом бросалась наводить чистоту в квартире, - но, поскольку в их дочиста отдраенной квартире и прежде всю работу по дому выполняла именно она, то мама тоже словно и не замечала этого. Если бы это было возможным, Олеся напрочь отказалась бы от прогулок с подружками и прочих развлечений. Но вот беда, - ни подружек, ни прогулок, ни развлечений у нее никогда и не было. Все свое время, свободное от школы, она посвящала приборке квартиры. И маме. И Олеся просто не понимала, что еще может сделать, чтобы угодить ей.
Конечно, теоретически она могла бы стать еще более послушной, не препираться с мамой, выполнять все ее советы и рекомендации… Может быть, тогда ее мамочка стала бы более счастливой и прекратила болеть… Но даже и это было бы весьма затруднительно, потому что Олеся и без того с колыбели слушалась каждого маминого слова, - не то, что не смея даже возражать, а попросту, в принципе, не зная, что с мамой можно хоть в чем-то не согласиться. Своего мнения у нее не было и быть не могло. Мамино слово было неписаным законом. И Олеся в детстве даже и представить себе не могла, что она хоть что-то имеет право сделать по-своему.
Глядя правде в глаза, Олесина мама имела в наличие совершенно забитого закомплексованного ребенка, для которого она всегда была единственным лучом света в темном царстве. Дочь даже дышала только ради нее, - и лишь в том ритме, который мама позволяла. Но и это не мешало маме постоянно обвинять ее в грубости, черствости, жадности, эгоизме, - и еще во многом. И требовать немедленно, - вот сию минуту!.. - брать себя в руки и исправляться…
Олеся очень старалась. Она совершенно искренне пыталась стать хорошей. Но просто уже не знала, как. Она попросту не понимала, что еще может сделать, чтобы утешить и порадовать маму.
А мама совсем умирала…
Помимо сердечных приступов, у нее регулярно пропадал аппетит, и она не в силах была запихать в себя ни кусочка. А потеря аппетита, как всем известно, является первым признаком тяжелой неизлечимой болезни… Так что сомнений даже и быть не могло… При этом мама катастрофически худела, - что, в принципе, было совершенно даже и не удивительно, ведь она практически ничего не ела!.. Потом у нее, кажется, начинали отказывать внутренние органы, поднималось высочайшее давление, учащались сердечные приступы, отнимались руки и ноги, - она не просто переставала их чувствовать, порой у нее бывала парализована вся левая половина тела. И мама, - а вместе с ней, и все остальные, - понимала, что это - конец…
Едва способная ворочать языком, мама шепотом отдавала распоряжения убитым горем родственникам на случай ее внезапной, но уже давно ожидаемой смерти… Не забывая при этом попутно лишний раз напомнить Олеське о том, что это именно она, своим безобразным поведением, довела ее до такого состояния…
В семье воцарялся траур…
Олеся росла с постоянным неподъемным чувством вины. Она изо всех сил старалась быть хорошей девочкой, прилежно учиться, слушаться маму и помогать ей, но все ее усилия были тщетны. Мама все равно умирала. Олеська и сама без раздумий отдала бы свою никчемную, никому не нужную жизнь за то, чтобы она была здорова и счастлива, но ничего не помогало. И мама просто тихо угасала…
Олесин отец - мамин муж - был глупым грубым человеком, с которым мама, разумеется, была глубоко несчастна, любил выпить, - хоть и нечасто, к счастью,- а выпив, становился совсем дурак-дураком. Но при этом он почему-то не был причиной страшных маминых страданий. Олеськин младший брат вообще подрастал порядочным негодяем; он открыто хамил родителям, посылал их во всех известных направлениях чуть ли не с детсадовского возраста, воровал у них вещи и деньги, но мама лишь восторгалась с упоением любыми его подлостями. И только при взгляде на прилежную дурочку Олесю, бегающую вокруг нее с лекарствами и примочками, глаза ее изнеможенно закатывались, руки прижимались к останавливающемуся сердцу, и мама падала - точнехонько на удачно оказавшуюся рядом кровать - в очередном сердечном приступе…
Только став уже достаточно взрослой и научившись смотреть на всю эту ситуацию со стороны, Олеся поймет, что на тот момент, когда у ее матери начались такие серьезные проблемы со здоровьем, ей на самом деле было чуть больше двадцати лет…
Однажды Олесина одноклассница пришла в школу в слезах, и на вопрос, что случилось, рассказала о том, что у ее мамы накануне был сердечный приступ, и она чудом осталась жива.
- Да не переживай ты так!.. - попыталась поддержать девочку Олеся. - У моей мамы каждый день такие приступы случаются, но, слава богу, все обходится!.. Это еще не самое страшное!..
Ошарашенный взгляд одноклассницы Олеся запомнила на всю жизнь, хотя так и не поняла его значения. Ведь она всего лишь сказала правду, пытаясь утешить расстроенную девочку…
Мамина болезнь обычно заканчивалась одинаково. Ее непосредственная начальница, обладающая на заводе огромным влиянием, никогда не стеснялась пользоваться своим положением. Рано или поздно она уставала смотреть на мучения своей подчиненной, тающей на глазах и, очевидно, пожираемой изнутри страшным недугом. И тогда она организовывала машину, чуть ли не силой отвозила ее в медсанчасть завода и договаривалась там со всеми врачами, чтобы ее полностью и досконально обследовали. Многочисленные всевозможные анализы, рентгены, УЗИ, - которое тогда, более тридцати лет назад, сделать можно было в их городе только по великому блату, - и прочие серьезные исследования, проводимые, по просьбе маминой начальницы, чуть ли не под руководством главного врача больницы, неизменно показывали, что мама совершенно и абсолютно здорова.
Как бы ни старались врачи, понукаемые со всех сторон, им никак не удавалось найти у нее ни малейших отклонений, которые позволили бы им хотя бы прописать ей какие-либо таблетки… Кроме, разве что, валерьянки на ночь, чтобы успокоиться и поверить в то, что она вовсе даже и не при смерти…
Когда мама узнавала, что она, оказывается, полностью здорова, она на радостях действительно выздоравливала. Обычно года на два. А потом ее самочувствие снова почему-то начинало стремительно ухудшаться, и она опять начинала умирать. И снова обвиняла в своем состоянии Олеську, которая опять вынуждена была бегать вокруг нее с лекарствами…
Потому что это, разумеется, именно дочь, как всегда, довела маму до очередного приступа своим невыносимым поведением и ужасным характером, и это из-за нее у нее опять сердце болит, давление зашкаливает, а руки и ноги отнимаются…
Сама Олеся, к счастью, росла довольно здоровой девочкой. Ей приходилось такой быть, потому что даже головная боль у нее, если признаться в ней маме, могла спровоцировать у той очередной сердечный приступ, - а ее нужно было беречь и не позволять ей волноваться!..
Но только в девятнадцать лет, безо всякой видимой на то причины, Олеся вдруг буквально свалилась. У нее начались дикие головные боли, - жуткие до такой степени, что даже глаза было открыть нельзя, - не говоря уж о том, чтобы читать или писать. Потом практически сразу начались боль и ломота во всем теле, - по ощущениям, нечто вроде сильнейшего остеохондроза; любое движение вызывало такие страшные ощущения, что хотелось просто в голос выть от боли…
Врачи предполагали, что у нее нейроинфекция, осложнение после перенесенного месяц назад на ногах гриппа. Но точно никто ничего сказать не мог. Олеське становилось все хуже. Диагнозы ставились и снимались, но никто не мог сказать ничего конкретного. Олеську то укладывали в больницу, заявляя, что она чуть ли не при смерти, и ей уже вот-вот потребуется реанимация, то вдруг преждевременно выписывали из нее, не позволив даже закончить курс лечения и обвиняя в симуляции… Она чувствовала себя на протяжении многих недель совершенно беспомощной, по квартире ходила с закрытыми глазами, придерживаясь рукой за стены, и не понимала, что с ней происходит…
Ей мама, разумеется, тут же бросилась лечить дочь, забыв о своих собственных непроходящих болячках. Слава Богу, помогло. А может, просто молодой здоровый организм справился с недугом. Олеся оклемалась и теперь уже могла вспоминать обо всем об этом, как о дурном сне. Она так и не поняла точно, что такое с ней было…
А потом в Олесиной жизни воистину началась черная полоса. Сначала было ее неудачное замужество. Кто бы сомневался в том, что она так нелепо сходила замуж с одной-единственной целью, - свести свою маму в могилу, разумеется. Потом рождение ребенка, проблемы, развод, безденежье… Определенно, она просто упорно и всеми способами добивалась маминой смерти, проявляя в этом завидное упорство… Проблемы с ребенком, проблемы с бывшим мужем, со свекровью, с работой, - проблемы, проблемы и еще раз проблемы… Олеся была в полнейшем отчаянии; она просто не представляла, как ей выкарабкаться из этого болота и снова взять жизнь в свои руки, ведь становилось все хуже и хуже…
А ее любимая мама, вместо поддержки, - хотя бы моральной, не говоря уж ни о чем другом, - только продолжала усугублять ситуацию и нагнетать панику, не забывая попутно обвинять неудачную дочь во всех смертных грехах, и регулярно умирая в жутких мучениях…
Что же делать, - такова, очевидно, была ее судьба. И бедной женщине, которую непутевая дочь всеми силами сживала со свету, приходилось тащить свой крест…
И вот тут Олесин организм, очевидно, уже просто полностью истощенный непрекращающимся двадцатипятилетним стрессом, дал серьезный сбой. И она попросту начала разваливаться на глазах. Без преувеличения, в буквальном смысле этого слова.
Все началось с того, что Олеся посчитала каким-то кожным заболеванием. На ее ноге появились странные пятна, которые в первое время были похожи то ли на аллергию, то ли на раздражение. Замордованная жизнью Олеся не сразу обратила на это внимание. Потом такие же пятна появились и на руках; область поражения начала разрастаться, менять цвета; кожа словно отмирала, истончалась и становилась деревянной на ощупь… Одновременно с этим Олесю начали изводить жуткие мигрени, от которых она просто волком готова была выть; суставы распухли и воспалились, появилась слабость, проблемы с внутренними органами…
Диагноз ей не могли поставить три года. Она переходила из больницы в больницу; прошла всех имеющихся в наличие в городе врачей, и каждый из них сделал свое предположение и дал свои рекомендации… Опять же резко переставшая болеть мама все эти годы была рядом, помогала, поддерживала, ободряла. Установленный, наконец-то, - после кучи исследований, - диагноз Олеся восприняла уже, как благословение судьбы. И ее даже уже почти не напугало, что это оказалось довольно редкое системное заболевание, которое в нашей стране не умеют толком ни диагностировать, ни уж, тем более, лечить. По крайней мере, теперь враг был известен, хотя врачи и говорили откровенно, что пытаться бороться с ним бесполезно…
После долгих мытарств Олесе дали инвалидность. Ее мама почему-то была счастлива, как никогда. Олесю просто передергивало от ужаса, когда она слышала, с каким искренним, чуть ли не детским, восторгом ее мама гордо заявляла окружающим: “У меня дочь - инвалид!!!”” Олесе было жутко осознавать и сам этот факт, и, тем более, то, как радуется ему ее мама. А той безумно нравилось рассказывать всем, кто готов был ее слушать, в подробностях о том, как она спасает свою любимую доченьку, как лечит ее, ухаживает за ней, поддерживает, - и, конечно же, никогда и ни при каких обстоятельствах не бросит!.. Господь дал ей такой крест, и она с гордостью понесет его по жизни!..
На момент всего этого Олесе не было еще и тридцати. И у нее на руках был ребенок-дошкольник, который, кроме нее, никому в этом мире не был нужен. И ей совершенно не хотелось превращаться в овощ, требующий ухода заботливой мамочки. А уж перспектива протекания подобных заболеваний, - то, что ожидало ее всего лишь через несколько лет, - вообще не внушала оптимизма и была способна лишь навеять мысли о том, чтобы разом положить всему этому конец…
А ведь ее жизнь еще и начаться-то толком не успела, и она еще не видела в ней ничего хорошего…
И Олеся просто решила выздороветь.
В какой-то момент ей пришло в голову, что нужно попросту плюнуть на то, что ее болезнь неизлечима и смертельна, и выжить любой ценой.
И, в первую очередь, разумеется, это следовало сделать для того, чтобы ни в коем случае не обременять любимую маму уходом за дочерью-инвалидом.
Интернета тогда еще не было, книг никаких на эту тематику в их городе было не достать. Приходилось довольствоваться редкими статьями, которые удавалось где-то откопать, чтобы собрать все возможные сведения о своей болезни. Зачастую Олеся действовала просто чисто интуитивно и методом тыка. У нее аутоиммунное заболевание?.. Значит, нужно укреплять иммунитет, чтобы заставить его работать правильно и справиться с недугом!
С точки зрения официальной медицины это, кстати, совершенно ошибочное решение. При аутоиммунных заболеваниях, при которых иммунные клетки атакуют клетки собственного организма, принято, наоборот, подавлять иммунитет полностью. Так лечат официальные врачи во всем мире. Этот метод, к сожалению, не излечивает заболевание полностью, но помогает облегчить симптомы и даже перевести его в стадию ремиссии. Вылечить его до конца невозможно.
Олесе это удалось. Ее действия оказались, в конечном итоге, прямо противоположными тому, что рекомендует официальная медицина.
В первую очередь, она начала всеми силами укреплять иммунитет. Постепенно она исключила из своего рациона все лекарства, которые до этого пила горстями, и оставила только иммуномодуляторы, да и то постепенно самостоятельно заменяя их на природные аналоги. Постоянно принимала различные витамины и рыбий жир. И очень скоро начала ощущать положительный эффект.
При подобном заболевании вообще нельзя выходить на солнце, - даже на улице врачи рекомендуют выбирать теневую сторону, - а уж загорать вообще противопоказано. Но только вот Олеся заметила, что летом, в солнечную погоду, - а тем более, под жгучим солнцем, как это ни странно!.. - она чувствует себя гораздо лучше. Солнце словно разогревало ее и разгоняло кровь по венам, - и ей становилось намного легче.
И тогда она, на свой страх и риск, стала загорать. Занялась бегом на стадионе, - да и вообще стала уделять спорту гораздо больше внимания. Сначала это было тяжело, больно, вызывало слезы от слабости и беспомощности. А потом процесс пошел, и Олеся даже и сама не заметила, как втянулась. И осознала, как это здорово, - пробежать десяток километров, чувствуя себя здоровой, сильной и выносливой.
На этом же этапе Олеся начала обливаться холодной водой, - ледяной водой из-под крана в любое время года, даже зимой. Хотя врачи предупреждали ее, что переохлаждаться ей вообще нельзя. Но раз уж и так, и так, - конец один, - то почему бы и не посопротивляться?.. Уж помирать, так с музыкой!..
Как говорится, если человек хочет жить, то медицина бессильна… Организм борется и словно сам подсказывает, что нужно делать.
Инвалидность у Олеси сняли через год, потому что все анализы были в норме, и в наличие не имелось никаких видимых признаков заболевания. Мама была очень расстроена, мягко говоря… На самом деле, она рвала и метала, упрекая непутную дочь в том, что она не сумела на медицинской комиссии достаточно правдоподобно сыграть роль умирающей, и теперь ее лишат и пенсии по инвалидности, и субсидии на оплату коммунальных услуг. Олеся тоже была слегка опечалена потерей всех этих чудесных льгот от государства, - хотя пенсия изначально ей была начислена минимальная, - но, что поделать, сыграть эту роль она действительно не смогла. Потому что не хотела больше умирать.
Врач-ревматолог в поликлинике, - очень хорошая женщина, настроенная по отношению к Олесе по-доброму, - с улыбкой разводила руками и каждый раз выспрашивала, как ей удалось достичь таких результатов?.. А однажды прямо сказала:
- Конечно, я, как представитель официальной медицины, не должна одобрять такие методы лечения… Но, я думаю, вас это не должно беспокоить, - тем более, что вы все равно меня не послушаетесь… Что бы вы ни делали, - наверное, самое главное, что вам это помогает! А значит, вы все делаете правильно!
А у Олеси с тех пор все пошло в гору. Она устроилась на работу и привела в порядок свою жизнь.
Ее мама очень долго не желала смириться с тем, что ее дочь больше не инвалид. И положительные изменения в жизни Олеси ее тоже почему-то не особенно радовали. Сама-то Олеська поначалу наивно полагала, что мама будет гордиться ею и ее достижениями, - тем более, что они реально того стоили. Но, как ни странно, мама не только не гордилась и не радовалась успехам дочери, - она просто с ума сходила от злобы и ненависти к ней. Олеся словно обманула все ее ожидания и надежды, почему-то не пожелав спокойно и безропотно помирать. По крайней мере, именно так это и выглядело со стороны…
И, разумеется, все мамины собственные болезни тут же обострились, без малейшей надежды на благополучный исход…
В конце концов, все закончилось тем, что Олеся вынуждена была прекратить всякое общение со своей мамой.
С тех пор прошло уже много лет. Олеся по-прежнему много занимается спортом, - и на стадионе, и в тренажерном зале, и даже просто дома. Она искренне полагает, что именно спорт помог ей излечиться окончательно, потому что сейчас она в гораздо лучшей физической форме, чем даже двадцать лет назад. О больницах и всем остальном, связанном с ними, она давно забыла. О своем грустном прошлом тоже старается не вспоминать. И искренне полагает, что ее жизнь еще и начаться-то толком не успела, и у нее все еще впереди!..
Видео
Я знаю, что здесь не очень любят читать про смерть близких. По этому, я расскажу о жизни...
Рожко Ирина Николаевна
Моя мама в начале 90-х окончила Мирское художественное училище. Я этого помнить не могу, т.к. был только в планах на далёкое и светлое будущее) Но как говориться, покой нам только сниться, после моего рождения и выхода из декрета мама рванула покорять высшее образование в БГПУ им. М. Танка на Факультет народной культуры.
Уже тогда, ей очень импонировало кукольное мастерство. А потом понеслось...
Выставки, ярмарки, редкие заказы. С 2006 года вместе с подругами организовала мастерскую авторской куклы. Придумала и продвигала в массы курсы по созданию авторской куклы.
Время шло, а душа требовала действа. Наш народ не очень-то и в курсе что такое авторская кукла и с чем это едят. Так что собрав единомышленников мама принялась за организацию выставок ( “Балаганчик”, “Заветные желания”, “Премьера”, “Госпожа кукла”, “Тайны волшебного леса”, “Теплые недели”, “Принцесса на подушечке”, “Песня северных богов”, “Беларусь - страна драконов” и другие.)
Конфетные феечки
Не всё шло так как она хотела, бывали и провалы и трудности. Да и у кого их собственно нет. Но тот кто связан с искусством, знает насколько тернист этот путь. Моя мама не сдавалась и шла своим путём. На котором ей встречалось множество друзей, подруг и просто хороших людей.
Сейчас её куклы, созданные самостоятельно или в сотрудничестве с другими мастерами, хранятся в частных коллекциях Беларуси, России и Германии, а также в музее кукол Санкт-Петербурга. Их также можно увидеть в декоре интерьера несвижского кафе “Батлейка”.
Музы
Так уж сложилось, что здоровье было немного не в курсе далеко идущих планов моей мамы.
В 2021г. ей диагностировали рак желудка с последую щим его удалением.
Мастер-класс по изготовлению колядной маски козы
И вы знаете?
Она не сдалась. Не опустила руки.
Она решила для себя, что жизнь нужно жить сейчас.
Интервью о обережных куклах и обрядах наших предков
Обережные куклы
Она пошла учиться, съездила в египет, снялась в нескольких фотосессиях. Начинала новые курсы и генерировала новые идеи. Она жила для себя...
Окончание обучения
Но, к сожалению, беда грянула откуда не ждали. В конце ноября этого года мама ложиться в больницу с полностью жёлтой кожей. После недельных обследований, врачи ставят неутешительный диагноз, метастазы в печени.
На первых порах, никто даже мысли не допускал что это начало конца.
Как протекает рак я думаю многие знают, но всё же кратко расскажу.
Мама начала стремительно терять в весе. А если учесть, что организм не восстановился после удаления желудка, терять было особо нечего. Накатывающая постоянная усталость. Невозможность что-либо съесть...
На это было больно смотреть. Больно видеть, как жизнерадостный и весёлый человек угасает на глазах...
01.01.2024г. мамы не стало. Не стало Рожко Ирины Николаевны.
Извините если кого задел, я не писатель, но старался рассказать хоть немного интересно для вас. Да и выговориться было нужно.
В этом новом году, я желаю вам почаще быть с близкими. Я желаю вам здоровья и счастья. Пусть каждый из вас не побоится позвонить своим родителям, и скажет в трубку - Я вас люблю...
Не факт что это получиться сделать в следующий раз.
Мама очень любила драконов и очень ждала этот год...
Мама умерла в 2017 году от отека легких. Совсем не та болезнь - врачи прогнозировали любое другое, но не отек.
Сильно болеть она начала после моего рождения в 1991 году. Камчатка, кесарево сечение, низкая квалификация врачей и, как следствие, заражение крови. Первый год меня растил отец, мама изредка на неделю домой, а потом обратно в больницу. Обострился сахарный диабет (в последствии инсулин, II группа инвалидности), сердце, проблемы по женской части и куча всего сопутствующего.
С 1998 года стабильно 2-3 раза реанимации по части эндокринологии.
В 2006 или 2007 году 8 часовая операция в брюшной полости. Ездили вместе с отцом в госпиталь, где он подписывал отказ от претензий. Мне было дико страшно в тот момент. Врачи сказали, что мама будет лежать в реанимации после операции не меньше недели.
Через два дня я сидел на уроке химии (преподаватель - наш классный руководитель). У меня звонит телефон - номер мамы. Я не успеваю взять, денег перезвонить нет. Вспоминая врача, что семь дней в реанимации - первая мысль, мама умерла и звонят врачи сообщить.
Поднимаю руку - можно выйти? Объясняю ситуацию. Химичка говорит - сиди, на перемене выйдешь. Я психую и молча ухожу с урока, спускаюсь на улицу. Следом выбегает одноклассник и дает позвонить. Отвечает мама - сынок, все хорошо, я жива. Камень с сердца.
Потом вызывали к директору. После объяснений, все встали на мою сторону.
В 2009 году у мамы разрыв связок голеностопа. С этого момента меньше передвигается.
В 2013 я ухожу в армию. У мамы начинается восполение диабетической стопы - сильное повреждение тканей. В госпитале принимают решение - ампутация. Стопа мало, решают всю ногу. Заведующий отделением, Яков Владимирович, говорит, что все идиоты. Она диабетик, инсулинщик, такая рана никогда не зарастет. И берет ответственность на себя - оперирует стопу. Обошлось без ампутации.
В это время командир моего подразделения со словами "У него мать умирает, а вы его домой не отпускаете"? Отпускает меня на 2 дня в Москву, увидеть маму. Мама выбралась, стопа изуродована, инвалидное кресло. На ногах только дома, кое-как.
В 2016 году транзитарная ишемическая атака. У меня на глазах. Проснулась - пытается что-то сказать, а последнее слово в предлодюжении как буд-то забыла. Проверяю на улыбку - кривая. Скорая - госпиталь. По результатам обследований - следы микроинсульта.
2017 год. Январь. Мама сильно хрипит. Вызываем скорую. Врач осматривает - ставит бронхит. Делает укол выписывает таблетки, уезжает.
7 января мама просит чай. Приношу, она пьет сидя на кровати. Выхожу из комнаты и через пару минут слышу падение кружки. Забегаю - кружка на полу, вокруг чай, мама спит сидя и хрипит. Бужу - ой, что-то я уснула. Потом просит отвести в туалет. Засыпает и там. Снова скорая - подозрение на острую пневмонию. Госпитализация. Мчусь на машине следом за скорой. Приемный покой - не пускают. Карантин. Ждите врача. Через 2 часа приглашают. Мама на коляске, взгляд ясный. Врач говорит - осмотрели легкие, все чисто. Но пусть неделю в эндокринологии полежит, полечится. Мама отдает мне куртку и говорит мне: "Береги себя". Это последнее, что я слышал от мамы.
8 января - 00:30 с чем-то. Брату сообщают, что мама скончалась. После укола, через некоторое время ее затрясло, пошла пена изо рта. В срочном порядке в реанимацию. При реанимационных действиях умирает.
Сначала ставили тромбоэмболию легких. Вскрытие показало отек легких. Мама задохнулась. Всю жизнь мучалась и умирала мучаясь.
Врачи потом сказали - вам повезло, что так быстро. А то бы с ее болячками вы бы долго мучались. Тогда заднии умом соглашался. А сейчас... я бы мучался, лишь бы она была рядом.
62 года. Непозволительно мало для столь доброго и столь любимого человека. Я люблю ее, всегда. И я слишком мало был рядом с ней, когда я ей был необходим.
Моя мама, начала чудить. Забывает о том, что было пять минут, два дня назад. Но, помнит о том, что было, ещё очень давно. К врачам идти, отказываться. Порой, в разговоре, ведёт себя крайне не адекватно. Что делать? Повторюсь, она думает, что все, её жеиствия, подчиняются логике. Какой то, только ей понятной. То дихлофос достанет, то тряпу подожёт. При этом считает, что я наговариваю, на неё. Что делать, не знаю.