Одно из более его 6000 видео
Физик, экономист, философ..
Физик, экономист, философ..
Из повседневного опыта прошлого известно, что жизнь человека и общества непрерывна. Любое общество не может обойтись без непрерывного поступления и постоянного применения материальных благ, необходимых для существования. В будущем, к великому сожалению, манны небесной не предполагается. Значит, придётся организовывать активное трудовое участие огромного числа людей, разбросанных в пространстве и времени, обращая его в упорядоченную структуру социальной организации, способной к воспроизводству и справедливому распределению всех необходимых материальных благ и услуг в целях сопровождения и полного обеспечения необходимых условий для исполнения и раскрытия своих индивидуальных функций каждым Человеком. Новой экономике Человечества, в альтернативу предыдущей, впервые необходимо придать целевую гуманность.
Ранее экономика не обладала ориентацией на гуманизм. Люди были выведены за рамки целевой сосредоточенности именно на них при определении путей развития экономики на всех этапах её развития. Экономика развивалась в основном для любых иных целей, но не для удовлетворения полных потребностей своего гармоничного развития и не только самих производителей, но и остальных участников общества, вынужденно или добровольно задействованных в непроизводственной сфере. Труд был вынужденно принудительной мерой, как главное условие для выживания всех и каждого, а не творческим позывом воздать пользу всем от своего профессионального применения в любой сфере воспроизведения и воплощения своих дарованных способностей. Это в корне предопределяло всё, включая процессы общего познавательного развития личности и ее творческих способностей, отдаляло людей от сущности Человека и его предназначения на Земле.
Б. В. Маков
Формула уверенности — действие, которые конвертируется в успешный опыт. Чем больше успешного опыта, тем больше уверенности. И наоборот. Чем больше неуспешного опыта, тем уверенность ниже.
Пример: парень подходит знакомиться к девушкам 5 раз и 5 раз у него получается. Значит, его уверенность растет. Если за 5 попыток он получил 5 отказов, будет развиваться неуверенность
Больше советов, цитат и правил успешной жизни в Телеграмм канале - https://t.me/+bE4I4yyLlPk5N2Uy
И почему же та речка на берегах которой я вырос именно красная, задался я как-то раз вопросом. Это было в то время, когда Латвия, получив независимость после развала империи глупости, начала возвращать улицам своих городов их настоящие названия. К примеру в Риге улица Революцияс, снова стала улицей Матиса или Матвеевской, улица Карла Маркса снова стала Гертруденской в честь старой церкви святой Гертруды, которая на этой улице находится. А район Саркандаугава, (Красная Двина) так и остался красным.
Я взял с полки энциклопедию города Риги, правда еще советского издания, в котором написано очень много всякой чепухи про всякие съезды коммунистической партии Латвии, и был сильно удивлен. Оказалось, что эта река так называлась еще со времен церковной реформации, которая в Латвии была воспринята очень радостно, как хозяевами - остзейскими немцами, так и угнетенными ими латышами, которые получили письменность для своего языка благодаря Мартину Лютеру и право не ходить в ненавистные церкви и носить кресты на шее. Красной эта река стала от крови. Именно на этой реке произошло сражение между тевтонскими рыцарями и рижскими горожанами. Рижане напали на рыцарей неожиданно, те были обращены в бегство, кинулись к своим лодкам, но ночью река покрылась льдом и удрать крестоносцам не удалось, рижане их перебили и вода в реке окрасилась кровью. Примерно так это было...
А до того, как эта река окрасилась кровью, она называлась канавой наказаний. Именно в ней проходили с момента основания Риги так называемые процессы ведьм. То есть именно на эту реку привозили из Риги человека, который был обвинен в сношении с нечистой силой, связывали его по рукам и ногам и бросали в воду, если он всплывал, то его жгли, если тонул, то пытались спасти и отпустить с миром, иногда даже удавалось человека вытащить и оправдать от тяжких обвинений. Я никак не мог понять, почему эти процессы не проводили в Даугаве непосредственно возле Риги. Лишь одно объяснение услышал - не хотели поганить воду нечистой силой возле города, потому и везли подальше.
Между Ригой и Красной Двиной лежали заливные луга, которые стали столичными пастбищами. Именно на этих пастбищах брала свое начало эта река. Со временем в это место начали приезжать на отдых жители Риги. На холмах у берега реки появилось первое имение, и воды реки снова стали красными от крови. Крепостных крестьян нещадно пороли и они ходили смывать кровь в реке. Русскому царю Петру Первому это место очень понравилось, и он велел соорудить на холмах у берега парк или второй царский сад. Выкопали несколько прудов, посадили редкие деревья, но после смерти царя реформатора, второй рижский царский сад пришел в упадок. Вскоре там был основан приют для умалишенных, ставший со временем психиатрической больницей. А с середины девятнадцатого века начали на берегах этой реки строится старейшие рижские заводы...
После Второй Мировой войны, когда столичные пастбища стали не нужны, а советское руководство начало развивать промышленность Латвийской Советской Социалистической Республики, заливные луга стали сплошной промышленной зоной. Река начала мелеть, стала узкой, но в ней еще купались. А к концу шестидесятых в эту реку многие заводы начали спускать сточные воды, а после в нее пошла и канализация. И стали воды реки уже не красными, а серыми и зловонными. Даже рядом с берегом этой реки стало противно находиться. Теперь это уже совсем не река, а действительно зловонная канава. Лишь утки с удовольствием плавают в этих серых водах, которые даже в сильные морозы не замерзают...
Не очень давно я с ужасом заметил, что все мои знакомые – это в основном великовозрастные дети. Да, где-то к сорока – пятидесяти они уже и стареть начали, так и не успев повзрослеть. Это дети одиноких женщин, а если и есть у них отцы, то отсутствующие, то есть которые лежат на диване, пьют и ни во что не вмешиваются. Некоторые из них просто нигде не работают и живут на пенсию своей мамы, иные время от времени куда-то устраиваются за мизерную зарплату валяют на работе дурака, потом выходят на пособие по безработице, на больничный. Как и тогда, когда я бросил пить в первый и второй разы, все мои «дружбы» пришли в упадок. И друзья резко потеряли желание общаться со мной, да и мне на трезвую голову стало тяжело слушать то, что они говорят. Эти люди со всеми выстраивают свои отношения так же, как со своими мамами по нехитрой схеме – внимание в обмен на вкусняшки. Конечно лет с шестнадцати вкусняшками для них стало пиво и сигареты, а то и нечто потяжелее.
Некоторые из них являются верующими людьми, но, когда они начинали объяснять мне, во что конкретно они верят, меня душил смех, но я не хотел их спугнуть и слушал весь этот вздор с серьезным видом. Один из них, выпив пива за мой счет начал объяснять мне с неким снисхождением, что бог – это та же мама, которую запросто можно перехитрить. Я пересказал это другому, тот возмутился, а уже через час понес нечто про ауры, на которых видны все проступки и благодеяния человека, и бог сразу видит по этим аурам, кому и чего давать в загробной жизни. Перевел старушку через улицу - получил молодуху в раю на час. Я, конечно, спросил, какая может быть молодуха в раю, когда там по идее тел не должно быть? А он мне ответил, что если богу надо, чтобы люди при жизни творили благое, то он сделает им тела в загробной жизни, чтобы они могли блаженствовать в оплату за свои страдания в жизни мирской.
А один бывший мой собутыльник, когда напивался вообще очень жестко разговаривал с богом, говорил, что после физической смерти взыщет с всевышнего за каждый заработанный плюсик по полной. У него был даже список добрых дел в тетрадочке. Сначала он писал о своих добрых делах на русском, но его жена случайно обнаружила эту тетрадку во время уборки и буквально ей зачиталась, а потом долго с насмешкой декламировала отрывки из нее. Чтобы это не повторилось, он не только начал свой дневник тщательно прятать на чердаке и писать там шифрами, похожими на азбуку Морзе. Надо же было ему как-то коротать дни и ночи, пока он сидел двадцать лет дома и не работал, собирался начать делать ремонт в квартире, питаясь за счет жены. Так получилось, что в его случае роль матери взяла на себя его жена, которая его и не любила-то никогда, вышла замуж только для того, чтобы закрепиться в Риге. Жить, как муж и жена они перестали через лет пять после свадьбы, когда нелюбимый муж начал регулярно пить и изменять при первой же возможности. Со временем его жена с дочерью даже переехали в квартиру его матери, чтобы не жить с ним, но приносили ему еду, и оплачивали его квартиру. Он часто целовал нательный крест, прижимал толстыми, как сардельки, пальцами к выпуклой, словно женская груди, и утверждал, что за это ему идет маленький, но плюсик. Но самое яркое его выступление произошло в пивной переполненной разгоряченным народом. Звучала песня Квазимодо в исполнении Петкуна. Он начал с того, что нельзя транслировать песню, в которой упоминается дьявол в православной стране, потом начал смеяться над тем, что «уродец» хочет переспать с цыганкой. Цыгане, заявил он, вообще не люди, и обменивать свою душу на ночь с женщиной этой национальности просто глупо. И наконец он, визгливым бабьим голосом, потряхивая объемным пузом, заявил, что уж он-то, как доктор Фауст, поимеет и бога, и дьявола и попадет в рай. Он, конечно, тут же спохватился, когда все посетители пивной молча уставились на него. Он начал целовать крестик, а потом выдал еще один перл, сказал, что если бог не отправит его в рай, то он перестанет в него верить, и тот просто исчезнет…
Другой мой бывший собутыльник был сыном очень умной женщины, занимавшей высокую должность, жившей только ради сына, а тот с детства только и делал, что свинячил, а она ему все прощала, лишь тихо и вежливо могла упрекать его часами за его ужасное поведение. Помню, он возмутился тем, что она слишком медленно несла ему пиво из магазина, когда он был с похмелья. А кончилось все очень грустно! Как-то раз маме его стало плохо, а он был пьян, дома был жуткий бардак, он некогда работал фельдшером на скорой помощи, потому он не хотел, чтобы к нему в квартиру зашли его бывшие коллеги и увидели до чего он докатился, хотя и не факт, что к нему бы приехали именно его знакомые. Наконец, он сам мог бы осмотреть свою маму, вспомнив, то, чему его несколько лет учили в школе фельдшеров. Но он, поругавшись на маму, запер ее в комнате и лег спать, а утром его очередная жена сказала, что его мама уже мертвая. И тут его начала грызть беспощадная совесть. Он решил устроить маме пышные похороны, и поставить ей памятник. Денег у него не было, и он решил одолжить их у своей тещи, естественно та поставила ему какие-то условия в отношении квартиры, доставшейся ему по наследству от мамы. После того, как он пьяный мне позвонил и рассказал о том, что случилось, я больше его не видел, телефон его был отключен несколько месяцев, а потом его номер отдали кому-то другому. Но этот хотя бы время от времени работал имел несколько образований…
Другой мой собутыльник прекрасно учился в школе, в техникуме, только поведение хромало. Но во время обучения в техникуме он был травмирован, и учебу на время лечения пришлось прекратить. А потом в техникум он не вернулся, решил заняться бизнесом, который после развала СССР начал бурно развиваться. Он перепродавал мясо и мясные изделия оптом. Учредил небольшую фирму, брал кредиты, не платил налоги, пил, употреблял наркотики. Но в один прекрасный день лафа кончилась, в его фирму нагрянула налоговая инспекция, а потом и кредиторы подтянулись. И посадили молодого предпринимателя в следственный изолятор, адвокат сказал его маме, что ему светит приличный срок тюремного заключения. Мама испугалась этого, и как бывший работник медицины решила переправить сына из следственного изолятора в психиатрическую больницу, что у нее в итоге и получилось. Отлежав год в больнице, после года в тюрьме, он получил вторую группу инвалидности и крохотное пособие, на пенсию-то он не заработал, ни дня трудового стажа. И прожил он так с мамой на ее пенсию и свое пособие до пятидесяти лет. Он выходит из квартиры только для того, чтобы купить самого дешевого пива, собрать окурки в общественных местах, и сходить на суповую кухню за бесплатным обедом. В качестве развлечения, он съедает сразу пачку психотропных препаратов, которые ему выписывает психиатр и в совершенно неадекватном состоянии делает глупости, беспокоит соседей и продавцов ближайших магазинов. А иногда даже бьет свою маму, после чего принудительно лечится в психиатрической больнице около месяца. И этот человек постоянно декларирует то, что он любит Путина и Христа. И я у него спросил, почему, если он такой православный, не ходит в церковь, почему не знает ни одной молитвы? Он ответил, что один раз все-таки собрался сходить в церковь и исповедаться, но ему сказали, что батюшка занят и он обиделся на него на всю оставшуюся жизнь…
И я знаю десятки таких «мальчиков» и «девочек», которые не то, что заработать себе на жизнь не могут, а просто вести домашнее хозяйство, мыть посуду после еды, готовить эту еду, стирать одежду, регулярно ее менять, мыться, не говоря уже о том, чтобы как-то обращаться с деньгами. Все они зависимы от никотина и алкоголя. И я, к сожалению, слишком поздно понял, что общение с такими людьми вредно для моего здоровья. Когда-то в мою голову проникла убежденность в том, что отказывать нуждающимся в общении не хорошо, что это чуть ли не грех. Недавно по радио выступал нарколог, и говорил о том, что к нему обращаются именно люди такого склада, у которых с детства были проблемы с психикой, но их родители, вместо того, чтобы начать их лечить с детства, либо балуют их, либо пытаются держать в строгости, но и то, и другое кончается одним и тем же – мама нянчит ребенка до своей или до ее смерти, а тот так и не становится самостоятельным или хоть немного более жизнеспособными.
Меня поражает реакция на необходимость психиатрического лечения даже не самих пожилых детей, а их матерей. Они отчаянно протестуют против того, что их великовозрастные дети больны. Вот человеку уже тридцать лет, окончив в девятнадцать лет двенадцатый класс, он нигде больше не учился, много куда устраивался, но нигде дольше недели не задерживался, или его просили больше не приходить, либо он сам убегал с работы через пару часов. То же самое и с учебными заведениями. Если в его родной школе привыкли к его «маленьким странностям», то в других учебных заведениях его неадекватное поведение никто терпеть не собирался. Иногда он даже агрессивным становится, в драку лезет. Лишь один раз в жизни он где-то три месяца отработал в супермаркете грузчиком, в то время, когда был строительный бум, и рабочих рук не хватало везде и постоянно. И все! Десять лет человек в расцвете сил фактически ничем не занимался. Я не буду просто перечислять то, что он в быту совершенно беспомощен, что при первой же возможности он напивается до полностью бессознательного состояния и в силу отсутствия денег вымогает сигареты у прохожих на улице. Что он постоянно роется в мусоре и захламил им всю квартиру и много чего еще он натворил. А его мама даже после того, как он долго лечился принудительно в психиатрической клинике и ему был поставлен диагноз шизофрения, не хочет, чтобы он получил группу инвалидности и лечился. Мама уже в преклонном возрасте, а он еще молодой. И что он будет делать, когда мамы не станет? Он ведь не может себе приготовить поесть, навести порядок в квартире, помыться без напоминаний. Это в лучшем случае, если его сестра в таком случае как-то оформит ему инвалидность и отправит его жить в пансионат. А часто такие люди просто оказываются на улице и у них не хватает самоорганизации даже на то, чтобы попасть в приют для бездомных и получить бесплатное питание на муниципальных суповых кухнях. В лучшем случае они идут есть к кришнаитам и в прочих независимых благотворительных организациях, но даже туда надо приходить в определенное время и более или менее трезвым и опрятным. В то же время эти люди ищут и находят на свалках цветной металл, стеклотару и таким образом достают деньги на алкоголь. А то и просто стоят у супермаркетов и просят на пропитание и сигареты. И пока их наконец полиция отправит на принудительное психиатрическое лечение, пока их лишат дееспособности, и отправят в пансионат проходит очень много мучительного для них времени. А некоторые совершают какие-то преступления и попадают в тюрьму или на несколько лет на принудительное лечение в психиатрической больнице, где условия куда хуже, нежели в пансионатах, хотя и последние бывают разные…
Главное, чего не понимают матери инфантильных стариков – это то, что если не лечить их детей добровольно, то придется лечить их уже принудительно, и последствия этого лечения могут быть весьма неприятными. Проблема не исчезнет, если ее игнорировать.
«Когда же все-таки человек становится взрослым?»
С философской точки зрения, только в момент «смерти» - в условный момент перехода к ИДЕАЛУ (=к "богу").
«Успели ли вы повзрослеть, прежде чем состарились?»
=Успели ли вы умереть, прежде чем состарились?
«Жизнь» - взросление, возмужание. В «жизни» всякий человек в любом возрасте остаётся именно (не-совершенно-летним) ребёнком.
Любой человек, как известно, не-совершенен (=не-взросл, не-зрел, инфантилен). На Земле «всё относительно» - всё не-совершенно, не абсолютно, не законченно, не идеально.
Говоря о взрослости, люди имеют в виду всегда ОТНОСИТЕЛЬНУЮ взрослость. Человек в 30 лет взросл по отношению к 5 летнему человеку (сыну), но одномоментно – (глупый) ребёнок по отношению к 60 летнему (отцу).
Любое определение (любое понятие), в том числе «взрослость» - это стакан, который наполовину пуст и наполовину полон (=и не пуст, и не полон).
Нет на Земле среди людей ни одного по-настоящему взрослого (=совершенного), а, значит, нет и ни одного ребёнка. Все люди – ни то, ни сё. «Ни богу свечка, ни чёрту кочерга».
«Когда же все-таки человек становится взрослым?»
Никогда. Человек – это «никто и ничто», которое остаётся всегда одним и тем же никем и ничем. Человек абсолютно НЕ-изменен.
«Взрослый» (или «ребёнок») - это ваша личная (самому себе) ЛОЖЬ, фантазия, иллюзия, мираж.
«Взрослый» (или «ребёнок») - это выдавание вами желаемого (=воображаемого) за действительное (=за реальность), это самоодурачивание вас вами, самообольщение, самообман.
"Я могу обнять твоё тело
И сказать тебе два-три слова,
Но зачем ведь ты лишь мираж мой,
А рассвет, рассвет очень скоро.
*
Тонкий лёд пустых обещаний
Разобьёт водою весенней,
Мой мираж плывёт надо мною,
А я опять плыву по теченью.
*Миражи - это наша жизнь,
Это наша жизнь - мираж.
Вся наша жизнь это только мираж...»
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Странный и оттого несчастный я человек! Станет ли нормальный человек жить в нечеловеческих условиях по собственной воле? А я вот ушел из родительской благоустроенной квартиры на затерянный в полях на богом забытой окраине Риги хуторок. Разваливающийся дом небрежно вымазанный из глины. Большая комната, маленькая печка и сырые дрова. Ржавая, замерзающая в мороз водокачка, сухой туалет в пятнадцати метрах от дома. Стаи одичавших собак, бомжи ищущие металл…
Плюсы, конечно, тоже были. Еще бы! Я был абсолютно один, до соседей было метров двести. Можно было слушать музыку на полную катушку. Были мыши, которым эта музыка очень нравилась. Они влезали на стол, когда я включал музыку и свет и ели из моих рук. Завод, на котором я работал находился недалече, по узкой тропке, напрямик можно было пешком за сорок минут быстрым шагом дойти, а на велосипеде и того меньше. Правда зимой приходилось протаптывать путь по сугробам и балансировать по обледенелому проселку. День у меня тогда был ненормированный и иногда я возвращался с работы близко к полуночи, а в жилище моем была минусовая температура. Вот и топил я печку еще часа четыре, читал Сервантеса, смотрел на огонь и думал о том, какая могла бы быть моя Дульсинея и где это Тобосо находится.
Иногда на заводе я смотрел на молодых коллег и мне становилось не по себе. А что я мог сделать, кроме подачи объявления в еженедельник, которым я обычно растапливал печку? Объявление было настолько поэтическим, а читательницы настолько недалекими, что не поняли сколько лет человеку, который четверть века живет в человеческом теле. Звонили мне толстые вдовушки с периферии и спрашивали сколько мне лет, первым делом сказав, что объявление мое очень красиво написано. Звонили впрочем немногие. Основная масса скидывала звонки и писала сообщения. К заботам о поддержании огня в очаге, добыванию воды, приготовлению пищи, прибавилась еще забота о сообщении своих параметров женщинам не подходящим мне во всех отношениях. Большой палец онемел от постоянного нажимания на кнопки мобильника. Потратив множество времени, денег, сил, я все же начал отсеивать не устраивающие меня варианты и остановился на нескольких экземплярах с периферии.
Одна из них была еще молода, но больна шизофренией, другая говорила, что ей нужен только собеседник по телефону и только третья пригласила меня в гости. Так получилось, что её письмо с подробностями я получил только в то утро, когда спешил на автобус. Забравшись в автобус я сначала попытался читать книгу, потом ввязался в дурацкую свару и только после стоянки в Салдусе распечатал наконец конверт и понял, что еду к бабушке, которой слегка за сорок. Была мысль доехать до лиепайского вокзала и попытаться сесть на обратный автобус, но тут моя новая знакомая позвонила мне и сказала, чтоб я выходил возле поворота в аэропорт на окраине города и шел по дороге налево. Тут я утешил себя, черт с ним, попью чаю, поболтаю, переночую, а утром поеду домой, дел-то на копейку.
На берегу Балтийского моря небо было голубым, зимнее солнце отражалось от пушистого снега и слепило меня. Дорога вела черт знает куда, я маршировал от волнения, тянул носок, сгибал руки в локтях. Впереди была полная неопределенность и дурное предчувствие. Показались строения на горизонте, среди них кирпичная пятиэтажка, в средний подъезд которой я должен был войти и, поднявшись на пятый этаж позвонить в дверь, что направо. Старушка встретившаяся мне поздоровалась. Терпеть ненавижу здороваться с незнакомыми людьми и соседями, с коллегами по работе еще куда ни шло… Я вежливо улыбнулся и отделался кивком головы. Оказавшись перед дверью на пятом этаже, я не спешил нажимать кнопку звонка. Я вдруг вспомнил, что последовало после того, как я точно так же нажал кнопку звонка в другом незнакомом городишке, после долгих раздумий, испытывая дурное предчувствие.
Я все же уже был стреляным воробьем и в крайнем случае мне можно было испортить только один вечер и ночь, в остальном я не намерен был идти на компромисс. Дверь открылась сама. Не пришлось мне стучать в неё и звонить. На пороге стояла женщина за сорок монголоидной рассы и застенчиво улыбаясь пригласила меня войти. Женщина способна постареть, но сохранить девичий голос. Черт! Пока я говорил с ней по телефону у меня и подозрений не возникло.
Пока я снимал верхнюю одежду и расшнуровывал сапоги, она разглядывала меня, как дети разглядывают новую игрушку. В моменты волнения я бываю не в меру красноречив. Сколько и о чем я говорил я не помню. Черные, раскосые глаза смотрели в мои с блеском восхищения. За свой словесный понос я был вознагражден неуместными, шаблонными, незатейливыми комплиментами и супом с магазинными фрикадельками, который я вежливо обругал. Я прочел поучительную лекцию по диетологии, направленную против полуфабрикатов. Стемнело за окнами. Кончился короткий зимний день. Новая знакомая спохватилась и пригласила меня в зал. Залом была просторная комната хрущевки. Где был широкий с четырьмя дверями шкаф, мебельная стенка, диван, ковер на полу и на стене, кресло и пуфик, телевизор на специальном столике. Мебель была серийной, советской, как у всех, как у людей, ничего необычного.
Я было уселся на диван, но хозяйка квартиры, включив телевизор, села подозрительно близко со мной, пришлось предпринять тактическое отступление на кресло, измерив для отвода внимания комнату шагами. Телевизор я попросил выключить. Я тут выступаю, распинаюсь, как тетерев на току, а она телевизор смотреть удумала! Театр одного артиста, который спешил проиграть как можно больше пьес, декламируя стихи в перерывах между ними. Ерунда, что не все доходит до зрителя, главное пьянящий аромат выступления. Пришлось вернуться на диван, дабы, проявляя уважение к …, просмотреть семейный альбом. Я заставил себя изобразить искренний интерес. Фотографии были ужасно скучными. Незнакомые люди фотографировались на фоне моря, будто на паспорт. Даже за столом, уставленным бутылками с алкоголем были напряженно улыбающиеся, сосредоточенные лица. Зачем она мне - малознакомому человеку показывает фотографии своих дальних и близких родственников? Истории, иллюстрациями к которым, служили фотографии были такими же серийными, стандартными и незатейливыми, как пятиэтажная хрущеба с плоской крышей, как планировка квартиры, мебель…
Вышли замуж три сестры за простых, работящих мужиков, которые согласились их взять. Стерпелось и слюбилось, детей-то уже обратно не родишь. А что? Все бы ничего, кабы мужики не запивали и на сторону не ходили. О своем муже, работнике дерьма и пара она отзывалась весьма нелестно, по-деревенски нелестно. Меня аж передернуло.
Посмотрев на её фотографию двадцатилетней давности я пожалел, что так поздно родился. Впрочем, жить в СССР тоже не сахарно было бы мне. То была империя сделанная для таких, как она, в доску нормальных людей, зарабатывающих свое запрограммированное счастье. И она его заработала вместе с чужим человеком рядом, хотя такие люди не могут быть никому чужими, они этого просто не чувствуют. Как же не к месту я там был со своими стихами и рисунками дилетанта, с репродукциями Брейгеля и РАММШТАЙНОМ в наушниках! Но женщина была счастлива, она сказала, что впервые видит поэта и художника в непосредственной близости. Вывеска у меня может быть и была, но за ней увы было только желание что-то делать и никакого умения, не говоря уже о признании.
В полночь, сидя на кухне, она сказала мне напрямую, что спать будем вместе. Увидев ужас в моих глазах, сказала, что я могу отказаться, чтоб не было изнасилования. Не тот смел, кто не ведает страха, а тот, кто умеет преодолевать свои страхи и упрямо двигаться вперед. Что мне было делать? Распустить нюни, как девица-недотрога, непонятым гением пойти в морозную ночь в незнакомом городе? Я смог бы забыть эту женщину и этот город, но не смог бы забыть своей трусости. Искал приключений? Вот они! В добавок она еще и предположила, что я невинный отрок, накинувший себе пяток лет. Не сказал бы, что это нелепое предположение меня задело, но я видел перед собой вызов, который должен был принять. Однако, не мог я начать так, сразу.
Много лет мама внушала мне, что заниматься сексом с человеком, с которым знаком только один день, мерзко и гадко. Что скажет мама, папа, что скажут друзья? Буду я еще соблюдать пресловутые правила приличий, этические нормы, класть в постель всех, кого я знаю и спрашивать у них совета! Был бы кто-то рядом, я наверняка сохранял бы внешнее спокойствие, натянуто шутил, пытался выглядеть бодрячком. Но рисоваться было не перед кем. Я был один на один со своим вызовом. Я был тем же самым мальчиком, который готовился сказать неправду впервые в жизни, украсть арбуз у пьяной продавщицы, взломать дверь, побить одноклассника… За двадцать шесть лет я немного узнал самого себя. Я знал, что никогда не отказываюсь от вызова нарушения запрета. Я не мог передумать, у меня не было выбора, была только одна, моя дорога.
Молча я пошел в туалет, чтобы сконцентрироваться и поговорить со своим членом, сказать ему: «Встать, именем испанской революции!» Недалекие люди могут подумать, что я думал об удовольствии, но это совсем не так. Я чувствовал себя самураем, который получил трудное и опасное задание и сомневается в своих силах, но в случае невыполнения задания - харакири.
-Я себе в другой комнате постелила, если захочешь меня, позови.
Зря я долго болтал. Нужно было сразу переходить к делу. Невежливо мучить женщину, которая знает чего хочет, своими разговорами, в которых она ни бельмеса. Молча, я взял её за руку и повел к дивану. Все точки над Ё были расставлены, мосты за спиной сожжены. Решение было окончательно принято и руки мои не дрогнули, не дрогнули и губы и все тело. Меня вызвали на дуэль! Затронут вопрос моей чести! Каждое движение должно быть безупречным. Я совершал ритуал, импровизировал, применял свой опыт по обстоятельствам. Каждое движение должно быть к месту, должно быть безупречным. Единственная поблажка, которую я себе позволил – темнота. Окна комнаты были высоко над уличными фонарями. Болтовня здесь не уместна, я просто отвел её руку потянувшуюся включить ночник. На второй минуте прелюдии я понял, что партнерша моя халтурит. Её жесты вычурны, не оригинальны, в них нет уверенности и силы.
-У тебя желание не перегорит – раздался её ровный голос в темноте, она говорила об этом будто о яичнице, которая может пригореть. От жилистого, миниатюрного тела пахло дешевым, крапивным шампунем. Растительность на лобке не была сбрита. Женщине нужен был простой, незатейливый, рабоче-крестьянский секс, без всяких извращений и чем дольше, тем лучше. Я об этом напрямую и спросил и получил утвердительный ответ. Но даже загнанный в узкий формат я импровизировал и получал совершенно идиотские, словесные похвалы. Тоска зудевшая в груди придала мне ярости и ожесточенности. Я работал на совесть без всякого допинга около сорока минут. Она переживала, что у меня не нашлось презерватива, но какой презерватив у странствующего монаха, чернеца. Не сексом же я в конце концов ехал заниматься. Спермой она намазала себе физиономию, чтоб предотвратить её старение…
Я уже давно понял, что внешность нужна для престижа, для того, чтоб мужики завидовали, когда ты мимо них проходишь с шикарной герлой. В сексе быстро привыкаешь к красоте и уродству. В сексе важно совершенно другое, умение выражать чувства оригинальным способом. Чувствовать, конечно, тоже что-то нужно.
После перекура и пития черничного компота и взаимного ополаскивания гениталий. Я начал все по новой к удивлению гостеприимной хозяйки. С усмешкой было замечено, что эта простая женщина совершенно не отличает подлинные выпады от надуманных, фальшивых телодвижений. Пару раз я даже имитировал свой оргазм и она не заметила подвоха. Пару раз я засыпал на пару часов, но просыпался потом и продолжал изнурять себя и женщину древним видом спорта. Мне стало безразлично, что она чувствует, что она обо мне думает. Только резали слух её глупые вопросы и похвалы.
Неужели она думала, что я лучше буду к ней относиться или я не знаю своей цены. Посмотрев на себя той ночью объективно, я поставил себе тройку с минусом или четверку по десятибалльной системе оценок. Трудился усердно, но безуспешно! Может она и получала какое-то удовольствие, но завести её мне так и не удалось. Ей просто было лестно, что её так долго парит в разных позициях странный мужчина годящийся ей в сыновья. Во время очередного перекура я спросил её о бывших мужчинах, о сексе с ними. И она честно призналась мне, что первый сексуальный опыт у неё был с женщиной и ощущения были посильней. Но потом она узнала, что это ужасно и решила стать правильной девочкой и спать только с мальчиками, правда с ними было что-то не то. Но уж лучше получить меньше удовольствия, чем быть извращенкой порицаемой порядочными гражданами страны, в которой секса не было, был супружеский долг и инстинкт размножения. Раньше я не выносил тех, кто знает, как надо, но потом стал относиться к ним с тупым безразличием. Я не стал ей возражать, но подумал, что её старательный в сексе муж после двадцати лет такой супружеской каторги, пришел в отчаяние и использовал повод для ссоры, дабы изменить свою жизнь к лучшему.
Спать не хотелось. Мы с утра прогулялись до магазина, где я купил продукты для щей и салата, приготовлением которых мы занимались в первой половине дня. Я был на больничном, у неё в понедельник ночная смена, так что можно было еще одну ночь покувыркаться на диване. От моего красноречия не осталось и следа. Я был молчалив, будто сидел один на хуторе. Она рассказывала мне о своих детях, о внуке, о муже, даже о своем детстве прошедшем на Алтае. Множество вопросов сыпалось в мои уши, смысл которых сводился к одному: «Что мне делать и говорить, чтобы не выглядеть дурой?» Я был в грустном восторге от такой самокритики и объективного отношения к себе. Нет, не стоили мои рассудительные ответы такого шикарного вопроса! Может я бы и ужился с этой женщиной, если бы она была состоятельной. Не смотря на свою недалекость она была ненавязчивой. Когда я сидел и болтал с ней, мне казалось, что я один. После сытного обеда мы пошли в кинотеатр, где за гроши показывали идиотский американский фильм с широкоплечей, крупной актрисой в главной роли. В одной из газет я видел её фотографию и интервью о деградации искусств. По пути из кинотеатра я ввязался в обсуждение увиденного и был собой весьма недоволен. Моя спутница защищала произведения подобного рода и призналась, что пишет стихи о любви, а еще написала прозаический роман.
Роман был написан размашистым почерком на восемнадцати листах школьной тетрадки. Я не эстет, потому и не буду давать оценок ни стихам, ни роману, только дам их беспристрастное описание. Стихи были сложены по две рифмованные строки. Глаголов там было очень мало, больше прилагательных вроде «прелестный», при этом стихи были целомудренно далеки даже от невинного эротизма. Стихи о сердце парящем утомленной чайкой над океаном несбывшейся любви, над морями слез по милому пролитым, которого все нет, хоть полночь близится. (Это не её стихи, а мой ехидный пересказ.) Я сделал вид, что все прочел, медленно перелистав тетрадь. Можете представить кем я себя тогда чувствовал? Я был стареньким учителем литературы, мудрым философом с трубкой в зубах, который рецензирует робкие стихи гимназистки. Однако, для меня осталось загадкой, как она умудрилась, отучившись в школе не познакомиться с поэзией Маяковского, Блока, не говоря уже об остальных декадентах или более современной поэзии. Поэзия для неё это только Пушкин, Лермонтов, Некрасов, впрочем последний говорил о каких-то неприятных и непонятных ей вещах и потому был в опале.
Что можно создать с таким багажом прочитанного? Вот именно! В прозе её познания были куда обширнее – Донцова, Маринина и даже одна книга Акунина, библия, конечно. Роман изобиловал перечнями предметов домашнего обихода, брэндами, адидасами, сименсами, деепричастные и сравнительные обороты отсутствовали. Зато было много долгих, натянутых объяснений, пояснений, диалоги были такими, будто разговаривали роботы, загруженные лексиконом аристократов девятнадцатого века. Одного моего знакомого журналиста этот роман явно бы позабавил, но мне лень было дословно его переписывать, ради забавы злобного пересмешника. Однако, моя цепкая память запечатлела этот эскиз сделанный с натуры. Я опустил форму и ухватил суть. События изложенные в этом романе меня потрясли.
Дело в том, что эта женщина после развода с мужем, долго и безуспешно искала себе мужчину. К ней приезжало множество алкоголиков, свежеосвобожденных заключенных, пенсионеров. Неудивительно, что после всех этих вариаций она отчаялась и схватила то, что лежало поближе и лежало плохо. А плохо лежал её зять порабощенный её дочерью. Он был еврейским бизнесменом мелкого пошиба или же самозанятое лицо. В общем он был владельцем автомойки, на которой сам и вкалывал с утра до вечера, а в свободное время читал научно-познавательную литературу, предоставляя молодой жене полную свободу. Она иногда хлопотала по дому, иногда воспитывала единственного сына, иногда сидела в баре с подругами. А бедному Якову чего-то не хватало и его теще тоже. Вот и начали они встречаться под благовидными предлогами. Однако, яблочко падает, как известно, недалеко от яблоньки. Потому мать, естественно, не смогла дать Якову того, чего ему не хватало в её дочери.
Всё бы было шито-крыто, кабы Якова не грызла беспощадная совесть, а его дочери не приснился странный сон, о котором она ему тут же, проснувшись, и рассказала. Еврейский мужчина не только вкалывал, но еще и улаживал кучу административных вопросов, старался угодить всем клиентам, в общем его нервная система была расшатана и без нечистой совести, а тут еще жене такие сны снятся, в которых её муж делает секс с её мамой. Он разрыдался и честно во всем признался, заподозрив, что его супружнице все известно, а рассказ о странном сне – тонкий намек на толстое обстоятельство.
Дочь ворвалась в квартиру к матери, когда она принимала очередного гастролера, вроде меня. Как на зло, тот оказался вполне приличным человеком, который корректно растащил женщин в разные комнаты и долго успокаивал младшую, клеймил позором малодушного изменника. Мужик был не дурак! Работал он бармэном, умел утешить человека. Вот и сказал он расстроенной молодой матери, что ничего страшного не произошло. За ночь дочь смирилась со своей долей. А куда ей деваться? К маме уйти нельзя, специальности и образования нет, зато есть маленький ребенок. С работой в малом городе дело обстоит неважно, женихов тоже не густо, а состоятельных, молодых, либеральных и красивых и того меньше. Ну нашкодил примерный мальчик не в кои веки, зато теперь он ей все должен прощать.
Так все и осталось на своих местах, только написала с натуры роман неунывающая соискательница подходящего мужчины. И после всего этого она мне предложила сходить в гости к её дочери! Я не мог нарадоваться, что я приехал не тогда, когда её дочери приснился странный сон. Провожая меня, она повторила свой очень умный вопрос, спросила, что ей говорить, чтобы не выглядеть полной дурой. Что ей надо было ответить? Молчать и слушать!
Что делать в выходной, когда абсолютно нечего сказать чистым листам бумаги? Когда на улице май чародей и одни щепки лезут на другие? Для начала я все же доел омлет с колбасой и по обыкновению сел после этого на унитаз. Во время этого мимодумного занятия я начал читать газету. Не интересно читать анекдоты, пресытился я тонким юмором, зато объявления о знакомствах читать очень смешно. А обращаться, то есть звонить по указанным в них номерам еще смешней. Как вам нравится: «Ищу человека для серьезных отношений и создания семьи, (есть двое детей), интим не предлагать, искателей приключений и болтунов прошу не беспокоить.»? А про одинокого волка, который сидит за решеткой в темнице сырой орлом молодым и мечтает встретить чернобурку в дебрях своей страсти! Настроен я был игриво и начал звонить, не вставая с унитаза. Отвечать мне никто не хотел, потом все же послышался нервный голос, который милостиво согласился увидеться со мной через час возле национального театра.
Я вышел остановкой раньше и прогулялся по парку, потом топтался у театра, принимая солнечную ванну и отравляя легкие дымом своей трубки. Прождав обладательницу нервного голоса пол часа я позвонил и вежливо, совсем не раздраженно, спросил, в чем дело. Оказалось, что есть дела и поважнее, моего дела и встреча переносится на три часа. Я сказал, что буду в художественном музее, где я бродил часа два, а потом, укоряя себя в расточительности, торчал в дорогом кафе напротив. Никого с описанием нервного, строгого голоса не появлялось у входа в музей. Тут я задумался и в очередной раз заключил, что нормальные люди не читают еженедельников, во всяком случае мои сверстницы и те, что помладше. Основная их масса сидят в чате, что тоже не лучше, чем читать еженедельник. Я разозлился на себя за то, что кидаюсь на что попало, ввязываюсь в идиотские авантюры, будто мне совершенно нечем заняться, в то время, когда... Я решительно направился на трамвайную остановку и тут кто-то начал трезвонить мне и бросать трубку. После третьего раза я все же перезвонил и нервный голос, не извинившись, повелел мне быть у цирка через пятнадцать минут.
Я отказываюсь себя понимать в данном случае! Я ведь был уверен в том, что я не получу удовольствия от такой занятой обладательницы строгого и нервного голоса. Я чувствовал, что за таким голосом и сухим, деловым, незамысловатым объявлением не может скрываться внешность способная доставить мне эстетического удовольствия. Щепка лезет на щепку! Распускаются нежные листики, яркого зеленого цвета на фоне мокрого чернозема и куч прошлогодней листвы. Чистота небесной лазури, теплый, робкий ветерок гладит бороду, несет дым от моей трубки в нос раздражительной старухи ковыляющей позади… А каковы были шансы моего влезания на щепку со строгим голосом? Да никаких и я это знал! Знал, но поспешно проталкивался сквозь толпу возле цирка. Это же надо в таком месте назначить встречу! Да в этой толпе с десяток розовых сумок! Вот у этой ведьмы, к примеру…
Неужели это мне! Нет, я заслуживаю лучшего! Но делать нечего, нужно быть вежливым и пунктуальным, чтоб не пасть в собственных глазах на уровень этой…
Темно-серые волосы были собраны на темени продолговатой и узкой головы в кучку конической формы. Покрасневшие каракули ушей, маленький, узкий рот до отказа набитый кривыми зубами разных размеров, острый и длинный, как киль подбородок, вздернутый, словно обломок сучка нос, прищуренные глаза за линзами очков в роговой оправе. Откуда она взяла такие очки? Высокий, квадратный лоб, редкие брови. Короткая юбочка из брючного материала, белая блузка с кружевами, колготки темного бежевого цвета, лаковые туфельки на низеньком каблучке, впалая грудь, большие, острые коленки…
Чтобы заулыбаться ей в ответ мне пришлось, сказать себе, что раскатал я свои пухлые, чувственные губы, готовые облобызать даже это странное нечто с розовой сумкой, но только это не девушка, которая сопротивляется только до первой капли крови, это офицер СС, которая будет сражаться до последней капли крови. Да она распнет меня за один только намек на плотские, мимолетные утехи. Она напомнила мне ту суковатую, кривую палку, которой меня отколошматили в детстве. Как недобро на меня смотрели серенькие глаза инквизитора, святой простоты, целомудренной и добродетельной девы!
-Куда пойдем, Евгений?
-Да я, собственно и не из Парижу…
-Чего!
-Да, торг здесь не уместен! Мы отходим в горы и дадим вам Парабелум…
-Я серьезно спрашиваю! Мне надоело здесь стоять. Куда вы обычно ходите?
-В бильярдную в Старом городе.
-Вы умеете играть в эту игру?
-Нет, я пью там чай.
-Но там наверное дорого…
-На Московской улице есть бар, где все очень дешево и люди душевные, поют.
-Нет, лучше пойдемте на железнодорожный вокзал. Там есть кулинария.
По дороге я закурил и она отчитала меня за то, что я не внимательно прочитал её объявление, в котором говорилось, что людей с вредными привычками просьба не беспокоить. Строгий выговор был объявлен таким тоном, будто я год жил на её полном содержании. А если взять и сказать, что она мне отвратительна, но я все же согласен вступить с ней в половой контакт сегодня и попрощаться после навсегда? Нет, я не хам и на счет контакта, передумал, не хочу, даже за деньги, даже если затронут вопрос чести. Нет! Но какого черта я тогда выслушиваю это?
-Я не люблю вокзал, я завидую уезжающим! Мне тоже все время хочется ехать, все равно куда и зачем…
-Извините, но у меня мало времени, у меня через пол часа электричка. Я еду к дедушке, помогать ухаживать за садом. Там у него очень много яблонь и…
-А! Так это меняет дело! Пол часа… Ничего…
-В смысле?
-Раз вам там так нравится, то и мне тоже понравится.
Она встала в очередь первой и уставила свой поднос двумя салатами, пирожным, соком и чаем. Я же взял себе только минералку. Когда подошла очередь, она пропустила меня к кассе, а сама направилась занимать столик. Я растерялся и заплатил за чертовы салатики, которыми мне хотелось оштукатурить ей физиономию. Принеся ей яства, мне пришлось еще и сгонять за приборами. Она оскалила свои гоблинские зубы, выражая мне свою вежливую благодарность.
-Так кем же вы работаете с такой внешностью?
-Да, собственно, нигде…
-Вы совсем не читали мое объявление! Что там было написано на счет безработных?
Она была похожа на нахмурившуюся училку, а я на первоклассника, который не выучил уроки. Её гнев был совсем не притворный, он был искренний и праведный.
-А зачем мне работать, когда я и так получаю десятку в день. Мне платят пособие по безработице…
-И вам не стыдно?!
-Нет, - выдавил я из себя. – Я на данный момент еще учусь и вообще я непризнанный писатель…
-Зря вы учитесь! Вас с такой прической и разного цвета шнурками в этих ужасных сапогах никуда не возьмут. И какой вы писатель, если двух слов связать не можете? Вы не о том пишете…
-Но вы же не читали!
-И не буду! Сколько вам лет? Двадцать шесть! И вы еще не построили дом, не посадили дерева и сына у вас нет.
-Есть! Я регулярно плачу алименты.
-Так вы еще и женаты!
-Был, теперь разведен.
-Ну знаете, вы меня за десять минут, столько раз неприятно удивили.
Наконец она поняла, что уж слишком далеко зашла с незнакомым человеком и принялась старательно поедать салаты. Я смотрел в сторону и хотел уйти и забыть это все. Утеревшись салфеткой, и, допив чай, она начала мне рассказывать о том, как жить нужно, приводя в пример своего семидесятилетнего дедулю. Я возразил, сказал, что у каждого поколения своя система ценностей, чистосердечно признался, что по своей воле размножаться далее не собираюсь. Дом строить тоже не собираюсь, ведь у меня есть хороший велосипед и палатка, двухместная палатка...
То ли поезд пришел раньше… Я смотрел на её удаляющуюся спину выгнутую дугой и думал о своем великодушии и лицемерии. Честные люди не трепали бы друг другу нервы, а сразу попрощались, поздоровавшись. А я не хотел травмировать бедную женщину, накормил её салатами и все равно травмировал своими ответами на её вопросы. Благородная скотина!
Я шел по улице разочарованный в себе, не зная куда иду, пока не уперся в едва прикрытый короткой джинсовой юбкой шарообразный зад. Толпа растекалась перед этим задом на два потока. Девица немного согнулась, опершись на длинную трость зонтика, сосредоточенно жевала жвачку. Я, проходя мимо, «нечаянно» провел рукой по заду.
-Занято! – равнодушно рявкнула девица, будто сидела в туалете, задумавшись, а я туда ломился. Продираясь сквозь людской поток, к ней спешил радостный парень державший два мороженых над головой.
Хочешь такой зад под боком? Тогда иди работай, одевай спортивный костюм, будь лживым и неискренним, притворяйся, что тебе нравиться другая музыка, гундось комплименты, соответствуй стандартам. Я так и не понял, почему эту круглозадую занял Лёлик в спортивном костюме, а не я.
А той с иксообразными ногами я потом позвонил, перепутав её номер с номером одного приятеля, который скинул мне звонок. Она наорала на меня так, будто я пытался её изнасиловать. Я молча отложил телефон в сторонку, даже хотел перед этим извиниться, но потом понял, что не извинят меня. Что-то есть во мне раздражающее женщин…