- Попробуй угадать, маленькая бунтарка.

- Купер, - простонала она.

- Угадала, - обрадовался мужчина. – Гляди-ка, с первого раза! Когда я узнал, что директриса хочет отправить кого-нибудь с ночным визитом к тебе и твоему советнику, я вызвался первым. Ведь мы с тобой так и не закончили наш разговор, помнишь? Ты сбежала раньше, чем я смог снова до тебя добраться.

- Насколько я помню, ты не разговаривать со мной пытался, - с ненавистью в голосе произнесла Роксана. – Убирайся отсюда, Купер. Как только я закричу, у тебя будет тридцать секунд, чтобы сбежать, поджав хвост.

- Кричи, - пожал плечами мужчина. – Только ты ведь знаешь, что мне хватит десяти секунд, чтобы убить тебя, и еще двадцать, чтобы сбежать. Посчитаем? Или сначала порезвимся? Я соскучился по тебе.

- Иди к черту, - прошипела девушка, поднимаясь с кровати.

Ненависть к этому человеку заглушила страх, и Роксана наконец-то смогла двигаться. Нет уж, так просто она ему не дастся, пусть помучается. Купер, уверенный в беспомощности своей жертвы, поздно заметил ее перемещение. Увидев, что девушка ускользает, он метнулся к ней с быстротой молнии, Роксана успела увернуться. Жизнь на улице кое-чему ее научила. Двигаясь зигзагами, она ринулась вперед, в надежде добежать до выхода, посланник директрисы сделал еще один мощный рывок и схватил ее за ногу. Повалившись на пол, они начали безмолвную борьбу, но чем дольше девушка отбивалась, тем больше понимала, что надолго ее не хватит, ведь противник был намного сильнее. Охваченная паникой и злостью, Роксана громко закричала, но Купер тут же зажал ей рот.

- Ты же знаешь, что сопротивляться бесполезно, - прошипел он и тут же взвизгнул – Роксана от души укусила его за руку.

Воспользовавшись тем, что убийца ослабил хватку, она поползла к двери, но Купер уже успел прийти в себя. Снова поймав девушку за ногу, он подтащил ее к себе и перевернул на спину.

- Давай, сопротивляйся, этим ты еще больше разжигаешь мой инстинкт охотника, - рассмеялся он.

Роксана продолжала отбиваться, хотя сил уже не осталось. Почувствовав, что жертва больше не может сопротивляться, Купер потянулся за ножом, но передумал и положил руку на бедро девушки.

- Хочу продлить удовольствие, - прошептал он.

Это его и погубило. Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге показался советник. Подлетев к Куперу, он отшвырнул его от Роксаны и крикнул в темноту коридора:

- Хватайте, не то убежит через окно!

В комнату ворвались еще несколько человек. Они успели перехватить убийцу, который действительно чуть было не выпрыгнул в распахнутые створки. Заломив ему руки, крепко сложенные парни, видимо, из личной охраны советника, подтащили его к Александру. Он помог Роксане подняться и аккуратно отодвинул ее к кровати, чтобы она оказалась подальше от убийцы. Окинув посланника директрисы тяжелым взглядом, советник процедил:

- В темницу его. Я скоро приду.

- Подождите, - Роксана с трудом справилась с дрожью в голосе. – Пусть его обыщут, вряд ли он пришел сюда только с ножом. У бойцов директрисы всегда при себе целый арсенал.

- Я до тебя доберусь, мерзавка! – яростно выкрикнул Купер, рванувшись к девушке.

- Это мы еще посмотрим, - спокойно откликнулся Александр. – Уведите его и обыщите. – Когда за мужчинами закрылась дверь, он повернулся к Роксане.

- Ты в порядке? Тебе не нужен врач?

- Вроде нет, - ответила она, опускаясь на пол – после всего пережитого силы резко оставили ее. – Я думала, он меня убьет. Как вы здесь оказались? Вы же давно ушли спать.

- Я не настолько глуп, чтобы оставить тебя без защиты после всего, что сегодня произошло, - сказал советник. Он закрыл окно и повернулся к камину, разжигая еще не успевшие остыть угли. – Я догадывался, даже знал, что госпожа Клод попытается тебя убить. Вряд ли ее остановил бы тот факт, что ты под моей защитой.

- То есть, я была в качестве приманки? – задохнулась от возмущения Роксана. – Вы специально меня здесь оставили?

- А что тебя удивляет? – повернулся к ней Александр. – Мне нужен человек, чтобы узнать, что на самом деле происходит в этом приюте. Просто так арестовать я никого не мог, теперь же, благодаря этому нападению, у меня есть повод.

- Меня же могли убить, - тихо произнесла Роксана, поднимаясь на ноги. – То, что вы сделали, только доказывает, что я для вас лишь средство достижения цели, вы даже за человека меня не считаете.

- Это не так, - мягко возразил советник. – Никто бы тебя не убил, мы держали все под контролем.

- Знаете, что? Разбирайтесь сами с вашими наручами, королем, приютом, а с меня хватит! – Роксана попятилась к двери. – Никто не имеет права обращаться со мной как с вещью, даже советник короля!

- Куда ты собралась? – спросил Александр, приближаясь к ней. – За тобой охотятся люди директрисы, тебе сейчас просто необходимо укрытие.

- Я как-то выживала на улице до встречи с вами, выживу и сейчас, - огрызнулась Роксана. – Не переживайте так за какую-то воровку, вам это не к лицу.

Она развернулась и выскочила за дверь, стремясь как можно быстрее покинуть этот дом. Выругавшись, советник рванул за ней, а Роксана, услышав его шаги позади себя, перешла на бег. Прочь из этого дома, прочь из города, надо уйти как можно дальше, чтобы ее больше никто не смог найти. Буквально слетев с лестницы, она помчалась через холл, обернулась и увидела, что советник уже добежал до верхних ступеней. Радуясь, что в такой поздний час все слуги спят, и задержать ее некому, Роксана запрыгнула в первые попавшиеся сапоги, схватила подвернувшееся под руку пальто, с трудом оттащила засов, открыла тяжелую входную дверь и выскочила на улицу. Непокрытую голову тут же охватила кружившая вокруг дома метель. Оскальзываясь и спотыкаясь, девушка спустилась с еще одной лестницы и понеслась к воротам. Но далеко убежать она не успела. Из-за заснеженных елей вдруг вылетел человек и, повалив девушку на землю, прижал ее своим телом. Роксана вскрикнула, больно ударившись затылком о наледь.

- Не знаю, как ты вырвалась из рук Купера, но от меня не уйдешь! – раздался голос Рамера.

Он взмахнул рукой, и в отдаленном свете фонарей сверкнула сталь. Роксана поняла, что теперь ей точно конец, Рамер сделает все быстро и четко. Но тут в руку, державшую нож, прилетел увесистый снежок. Охнув от неожиданности, парень выронил оружие, и оно вонзилось в снег в миллиметре от лица девушки. А на Рамера в прыжке уже набросился Александр. Мужчины покатились по снегу, нанося друг другу удар за ударом. Кое-как поднявшись, Роксана на всякий случай схватила нож и уже направилась в сторону ворот, но ее взгляд упал на дерущихся. Если она сейчас уйдет, это будет черной неблагодарностью по отношению к советнику. Пусть он и поступил как последний мерзавец, сделав из нее приманку, но за этот день он уже трижды спас ей жизнь. Понимая, что потом будет жалеть о своем решении, девушка развернулась и осторожно приблизилась к клубку тел, готовая при первом удобном случае напасть на Рамера. Но ее помощь не понадобилась. Советник, увернувшись от увесистого кулака, ответил парню таким ударом, что тот, пошатнувшись, упал в снег и больше не поднялся.

- Что, все еще хочешь уйти отсюда? – раздраженно спросил Александр, поворачиваясь к Роксане. – Ну, так иди, вдруг тебя еще парочка друзей в темноте поджидает. – Но, заметив затравленный взгляд воровки, он смягчился. – Послушай, ты права, я не должен был так с тобой поступать. Зато у нас есть результат. Обещаю, больше не буду использовать тебя в качестве приманки.

- Вы могли хотя бы меня предупредить, - обиженно произнесла Роксана.

- Я об этом даже не подумал, прости. – Советник подошел к девушке и, приподняв ее за подбородок, внимательно осмотрел лицо. – Вроде бы цела. Пошли в дом, что-то тут не так тепло, как я рассчитывал.

Только сейчас она заметила, что он выбежал за ней в одной рубашке, и на сердце у нее потеплело. Даже одеваться не стал, так торопился ее остановить. Может, он и в самом деле не такой уж плохой? Развернувшись, Роксана направилась к дому, Александр, еще раз внимательно осмотрев все затемненные участки подъездной аллеи, пошел за ней.

***

Утром девушка проснулась поздно – сказались волнения прошедшего дня. Кто-то вошел в комнату, и она резко подскочила в постели, готовая отразить любой удар. Но это была всего лишь Лана. Раздвинув портьеры, она повернулась к кровати, чтобы подать Роксане чистую одежду. И тут девушка заметила, что ее новая знакомая горько плачет. Мигом оказавшись на ногах, она подбежала к служанке.

- Лана, что случилось?

- Вчера на нас напали грабители, - всхлипывая, ответила девушка. – Прежде чем влезть в дом, они убили двух охранников, патрулировавших территорию поместья… И среди них был мой жених…

Не в силах больше говорить, Лана разрыдалась. Роксана усадила девушку в кресло и принесла ей воды, борясь с приступом дурноты. Если бы ее здесь не было, парень был бы жив. Теперь из-за нее погиб невинный человек, а она даже не может ничего сделать. Опустившись на корточки перед несчастной девушкой, Роксана, как могла, утешила ее, продолжая терзаться муками совести. В дверь постучали, и на пороге возник дворецкий.

- Господин советник ждет вас, - сказал он, обратившись к юной воровке.

Бросив виноватый взгляд на Лану, она последовала за ним по уже знакомому коридору. Альберт проводил ее до кабинета советника и закрыл дверь. Немного постояв у входа, Роксана медленно пошла к столу, за которым сидел Александр. Она никак не могла отойти от горя служанки, ее терзало острое чувство вины и сожаления. Советнику хватило одного беглого взгляда, чтобы это понять.

- Не вини себя, - произнес он. – И не мучайся понапрасну. Скорее, это я должен себя винить. Ведь, если бы я не разозлили директрису своим визитом, она бы вряд ли отправила сюда убийц.

- Но убить-то они хотели меня, - возразила Роксана, рассеянно поигрывая кисточками на торшере. – Вы тут не причем, у нас с ней старые счеты.

- Тебе в любом случае не стоит увлекаться самобичеванием, - ответил Александр. - Сейчас для нас главное – выудить из этих мерзавцев всю необходимую информацию. Пока они молчат. Кстати, благодаря тебе мы тщательно их обыскали, и действительно нашли у каждого по комплекту метательных ножей и пару кинжалов, пропитанных сильнейшим ядом. Продуманные ребята.

- Даже чересчур, - процедила сквозь зубы девушка. Она резко вскинула голову. – Хорошо, если вы запрещаете заниматься самобичеванием, найдите мне другое занятие.

Александр хмыкнул. Он уже подумывал о том, чтобы действительно сделать эту девчонку своим тайным агентом. В ней было все, что его привлекало в людях: острый ум, способность быстро соображать и ориентироваться в сложных ситуациях, умение выживать. Такие агенты в его широко раскинувшейся по королевству сети были на вес золота.

- Вот что мы сделаем, - сказал советник, вставая из-за стола. – Сейчас мы позавтракаем и отправимся в приют.

- Опять?! Но зачем? – испуганно произнесла девушка.

- Как зачем? Чтобы задать неприятные вопросы госпоже Клод. Мы знаем, что эти парни – воспитанники ее приюта. И мне очень интересно, как она теперь выкрутится.

- Она найдет, что вам сказать, - покачала головой Роксана. – Например, что эти «несчастные мальчишки» просто хотели отомстить бросившей их подруге и действовали без ее ведома.

- А у меня будет, что на это возразить, - улыбнулся Александр. – Но если ты так уверена в ее способности изворачиваться, давай заключим пари? Если окажешься права ты, я сделаю тебе новогодний подарок.

- Хмм… А если я проиграю? Что потребуете вы?

- Даже не знаю, - пожал плечами советник. – Может, желание?

- Только без пошлостей! – строго посмотрела на него Роксана.

Хмыкнув, Александр позвонил в колокольчик. Когда в кабинет вплыл невозмутимый Альберт, он раздал ему указания и повернулся к юной воровке.

- Теперь давай обсудим наши дальнейшие действия. Ты едешь со мной и заходишь тоже вместе со мной. И держишься с госпожой Клод высокомерно, как будто перед тобой самое последнее отребье. Справишься?

- Думаю, да, - кивнула девушка. – Но зачем вам это? Так мы еще больше ее разозлим.

- На то и расчет, - объяснил Александр. – Чем больше человек злится, тем больше ошибок совершает. Как бы ни вела себя Роберта, она такой же человек, как и мы, и рано или поздно она обязательно споткнется.

Роксана задумалась. Было еще кое-что, что она так и не рассказала советнику. И теперь ее мучили сомнения, нужно ли об этом упоминать.

- Если тебе есть, что сказать, прошу, говори, - произнес советник, как будто почувствовав ее сомнения.

- Да, есть кое-что, что вы, наверно, должны знать. – Роксана немного помялась. – Купер, который напал на меня в спальне, - родной сын директрисы.

- Что? – удивился Александр. – Но в таком случае, почему он воспитывался в приюте? И почему это тайна?

- Никто не знает, кто его отец, директриса тщательно это скрывает. Даже о том, что Купер – ее сын, мало кто знает. Большинство воспитанников находятся в неведении. Вроде бы информация не такая уж и важная, но Купера так тщательно обучали, как будто… как будто к чему-то готовили. Возможно, я просто ошибаюсь. В любом случае, внимательно следите за реакцией госпожи Клод, когда скажете ей, что посланные приютом наемники схвачены.

- Я понял, спасибо за информацию, Роксана, - кивнул советник. – Но ты помнишь, что я тебе сказал? Веди себя высокомерно, обжигай ее презрением, пусть побесится.

- Хорошо, - вздохнула девушка. – А теперь можно мы уже позавтракаем? Я умираю от голода.

Усмехнувшись, Александр раскрыл перед ней дверь кабинета и предложил руку. Присев в церемонном поклоне, Роксана протянула ему руку и с гордым видом вышла в коридор. Они уже почти спустились с лестницы, когда входная дверь вдруг распахнулась, и в холл, румяная от мороза, вошла Элика. Увидев своего жениха под руку с Роксаной, она нахмурилась.

- Похоже, я снова не вовремя, - произнесла она, прожигая взглядом юную воровку.

- Нет, ты как раз вовремя, дорогая, - спокойно ответил Александр. – Мы собирались завтракать. Составишь нам компанию?

- О, как это мило, - холодно улыбнулась невеста, откидывая с фарфорового лба прядь каштановых волос. – Но мне бы не хотелось мешать вам. После неспокойной ночи аппетит разыгрывается просто зверский, не так ли?

Произнося это, она с невозмутимым видом скинула шубу прямо в руки дворецкого и легким, изящным движением стянула длинные перчатки. Посмотревшись в зеркало, Элика стряхнула с волос снежинки и снова повернулась к Александру и Роксане.

- Итак, я вам не помешаю?

- Конечно, нет, - ответил советник, стараясь не реагировать на поведение невесты. – Мы будем рады твоему обществу.

- Вы позволите, если я пойду рядом со своим женихом? – спросила Элика, подходя к Роксане.

Растерявшись, девушка отошла в сторону. Эта дама вызывала у нее раздражение, смешанное с восхищением: она еще не видела, чтобы кто-то так вежливо и невозмутимо втаптывал других в грязь. С другой стороны, она ее понимала – явилась какая-то неизвестная девица, живет в доме ее жениха, проводит с ним время. Какая женщина такое вынесет? Бросив смущенный взгляд на дворецкого, Роксана направилась за советником и его невестой, лихорадочно соображая, как ей вести себя с этой снежной королевой.

- Дорогая, у тебя были на сегодняшний день какие-то планы? – спросил Александр, когда слуги расставили еду и тихо покинули помещение.

- Хотела пригласить тебя на прогулку по парку, - нежно улыбнулась ему Элика. – Кстати, ты заметил, что я надела гарнитур, который ты мне подарил?

- Да, и он очень тебе идет, - ответил советник, почувствовав легкий укол совести. Он не сразу увидел, какие украшения сегодня надела его невеста, а ведь она хотела сделать ему приятное. – Но прогулку по парку придется перенести. Мне нужно уехать по одному важному делу.

- А замарашка с тобой поедет? – невинно поинтересовалась Элика, накладывая себе фруктовый салат.

Роксана подавилась паштетом и бросила возмущенный взгляд на Александра. Его же эта ситуация, видимо, забавляла, потому что он, хмыкнув, ответил:

- Да, замарашка поедет со мной. Пока я не закрою дело государственной важности, она будет меня сопровождать.

Фыркнув, Роксана нарочито громко поставила стакан и принялась громко скрести вилкой по тарелке, собирая остатки паштета и намазывая его на хлеб. Советник с трудом сдерживал смех, глядя на это представление, но Элика, видимо, приняла все за чистую монету.

- Ты мог хотя бы научить это несчастное создание элементарным правилам приличия, - брезгливо произнесла она. – Или тебе нравится позориться?

В ответ Роксана, отложив вилку, наклонилась к тарелке и начала усердно ее вылизывать. Советник резко отвернулся, чтобы Элика не увидела, что он смеется.

- Прекрати немедленно, это мерзко! – не выдержала сестра короля. – Александр, как ты это терпишь?!

- Просто не смотри на нее, - ответил жених.

Он метнул в Роксану быстрый взгляд, умоляя ее остановиться. Пожав плечами, девушка снова взялась за вилку.

- Скажи, какие дела вас связывают? – подавив злость, спросила Элика. – И где ты вообще ее нашел?

- Роксана – один из моих агентов, - ответил Александр. – И, кстати, твой брат остался от нее в восторге. Он заходил ко мне вчера.

- Да? – удивилась девушка. – Надо будет подробнее расспросить его об этом визите. Что ж, раз вы оба так заняты, придется мне погулять одной. Но учти, я не собираюсь долго терпеть такое отношение.

- Может, обсудим это позже? – спросил Александр. По голосу Роксана поняла, что он начинает терять терпение. – Я не твоя игрушка и не собачка, чтобы бежать по первому зову. В первую очередь, я советник короля, Элика. Пожалуйста, не забывай об этом.

- Я помню, - ответила его невеста. – Но помню и то, что это ты пришел ко мне с предложением вступить в брак. Я ведь могу и передумать. Удачной поездки. Вам обоим.

Гордо вскинув голову, девушка ушла, тихо шелестя длинным шлейфом по полу. Закрыв глаза, советник откинулся на спинку стула, успокаиваясь. Эта женщина умела выводить его из себя, как никто другой. А ведь они даже еще не женаты.

Он помнил, как сделал Элике предложение руки и сердца. Эта девушка, расцветая с каждым днем, слыла не только одной из первых красавиц королевства, но была еще умна и образованна. Король Реслав души не чаял в своей двоюродной сестре, и как-то раз, выпив вина больше, чем следовало, он признался Александру, что давно мечтает поженить их – своего лучшего друга и любимую сестру. И что он до сих пор не понимает, почему советник не сделал предложение такой завидной невесте, ведь у него есть все шансы породниться с королевской семьей. Несмотря на хмель, окутавший голову правителя, голос его звучал жестко и непререкаемо. И Александр понял, что может навлечь на себя гнев, если не сделает нужный шаг. Элика на его предложение согласилась сразу – советник давно ей нравился. Но сам он не чувствовал к своей невесте того, что хотел бы чувствовать к будущей жене. Но разве это так уж важно в союзах подобного уровня?

Открыв глаза, Александр встал и велел подавать карету. Сначала надо разобраться с этим сложным и запутанным делом, а уже потом возвращаться к своим личным проблемам.

***

Карета королевского советника подъехала к приюту со всей возможной помпой. К этому визиту он подготовился тщательно, чтобы госпожа Клод ни на секунду не засомневалась в том, что он найдет на нее управу, и никакие влиятельные друзья ей не помогут. Его экипаж сопровождал еще один, поскромнее, в котором приехал его помощник Энтэ. А за каретами ехали восемь стражников на великолепных гнедых конях, с лоснившейся от здоровья и сытости шерстью.

Выйдя из экипажа, советник, облаченный в мундир, сверху покрытый отороченным мехом плащом, подал руку Роксане. Она изо всех сил пыталась сохранить гордый вид, несмотря на то, что ей было дико неуютно в наряде, который Александр лично для нее подобрал. Чересчур длинное платье светло-голубого цвета расстилалось из-под прекрасной белой шубки тяжелыми складками. Светлые волосы прикрывал теплый капюшон, а замысловатую прическу, которую соорудила ей Лана, украшала шелковая повязка в тон платью.

- Я что, зиму буду изображать?! – возмутилась Роксана, увидев себя в зеркале. – К чему эти холодные оттенки? Терпеть их не могу!

- Боюсь, ты будешь недостаточно четко показывать высокомерие, - ответил Александр, придирчиво осматривая свою протеже. – Поэтому мы подобрали для твоего наряда именно такие цвета. Небольшой психологический прием.

Фыркнув, девушка покачала головой. Такой напыщенной она себя еще не видела. И теперь, с трудом стараясь не вывалиться из кареты прямо в объятия советника, она поняла, что больше высокомерия смогла бы показать в своих лохмотьях. Но она постаралась взять себя в руки. Директрисе незачем знать о ее страданиях.

В сопровождении Александра, его помощника и восьмерых стражников, Роксана направилась ко входу в приют. Воспитанники, расчищавшие крыльцо от ночного снегопада, удивленно посмотрели на пышную процессию. Сюда приезжало много знатных людей, но обычно они вели себя намного скромнее. Бросив на подростков быстрый взгляд, Роксана не увидела знакомых лиц и, еще выше вздернув нос, поднялась по лестнице, опираясь на руку советника.

- Можешь чуть-чуть опустить нос, - насмешливо шепнул ей Александр. – Так и споткнуться недолго.

- Много вы понимаете, - высокомерно фыркнула Роксана, входя в роль.

Усмехнувшись, советник подал знак, и один из сопровождавших их стражников торжественно постучал в дверь. Створки распахнулись, и на прибывших удивленно воззрился паренек лет семнадцати.

- Вы к госпоже Клод? – с трудом выдавил он из себя.

- Да, мы к ней, - ответил Александр. – Позови ее, пожалуйста.

- Но она сказала, что на сегодня у нее не запланировано никаких визитов, - растерянно промолвил юноша.

- И что с того? – Александр начал терять терпение. – Скажи, что ее ждет советник короля. Вряд ли она осмелится отказать мне во встрече.

- Но...

- Римуру, ты узнаешь меня? – вдруг произнесла Роксана.

Она знала этого парнишку, в детстве он был очень застенчивым и тихим, поэтому быстро стал козлом отпущения для более наглых мальчиков. Роксане было его жалко, и она часто вытаскивала Римуру из драк. Хотя драками то, что происходило в приюте, сложно было назвать – обычно толпа более сильных мальчишек нападала на одного или двух слабых и лупила их от всей своей детской души.

- Роксана? – парень так удивился, что выронил метлу, которую все это время держал в руках.

- Да, это я, - улыбнулась девушка. – Очень рада тебя видеть живым и здоровым. Послушай, Римуру, нам действительно нужно встретиться с директрисой. Дело очень серьезное, понимаешь?

- Ладно, - сдался парень. – Придется спуститься в подземелье, она сейчас там.

- Не надо, - остановил его Александр. – Мы сами спустимся.

Кивнув, Римуру пропустил процессию и хотел было продолжить работу, но не выдержал и пошел за ними, с удивлением и восхищением глядя на свою бывшую защитницу.

Спустившись по лестнице и вступив в короткий туннель, визитеры услышали приглушенные голоса. Сделав стражникам знак остановиться, Александр осторожно прошел вперед, прислушиваясь к разговору. Но толстые стены не давали звуку распространяться. Вздохнув, он махнул сопровождающим, потянул за собой Роксану и сделал последний шаг вперед. Они оказались в том же самом подземелье, только теперь все бочки и мешки были сдвинуты к дальней стене, а посередине сумрачного зала стояла одна-единственная клетка. Вокруг нее сгрудились воспитательницы во главе с госпожой Клод.

- Не нужно оправданий, - говорила директриса, обращаясь к сидевшему в клетке мужчине. Роксана сразу узнала торговца, у которого она украла наручи. – Ты навлек на нас большие неприятности, за такое не прощают, Аброр!

- Но вы же сами просили от них избавиться, - простонал мужчина.

- На базаре рядом с городской площадью? – прошипела директриса. Взвизгнул рассекаемый воздух, и по спине пленника полоснул хлыст. – Признайся, ты хотел подставить нас?

- Да ничего бы не произошло, если бы та девчонка их не украла! – воскликнул Аброр, содрогаясь от боли.

- Не надо было кричать и привлекать внимание стражников! – директриса снова взмахнула хлыстом. – Замял бы это, и никто бы ничего не узнал!

- А можно мы тоже поучаствуем в вашем интересном разговоре? – произнес Александр, выходя вперед.

Вздрогнув, госпожа Клод выронила хлыст. Стоявшие возле клетки воспитательницы бросились врассыпную, но удалось сбежать только двоим – они выскользнули через черный ход, и стражники не успели их поймать.

- Ведите всех в кабинет госпожи Клод, - приказал советник. – Нам предстоит долгая беседа, не правда ли, Роберта?

Пронзив его и Роксану взглядом, полным ненависти, директриса в сопровождении стражников направилась к выходу из подземелья.

- А как же я? – взвыл сидевший в клетке мужчина. – Выпустите меня отсюда!

- Посиди пока здесь, - подумав, ответил Александр. – С тобой у нас будет отдельный разговор.

• Ночь первая: любопытство и влечение. Вместо того чтобы устремить взгляд внутрь себя и в текст молитвы, он рассматривает красоту мертвой панночки. Он допускает в свое сердце греховное любопытство и плотское влечение. Это первая брешь в его защите. Он не устоял перед искушением — и этим приоткрыл дверь для воздействия ведьмы.

• Ночь вторая: уныние и пьянство. Осознав угрозу, он не ищет спасения в искренней молитве или в том, чтобы обратиться за помощью к Церкви. Нет. Он выбирает самый человеческий и самый губительный путь — залить страх вином. Грех уныния и чревоугодия ослабляет его дух и рассудок ещё сильнее. Он добровольно топчет свою и без того слабую веру.

• Ночь третья: отчаяние. К финальной ночи в Хоме не остаётся ни веры, ни надежды. Он рисует защитный круг уже механически, сам не веря в его силу. Им движет животный ужас и отчаяние — смертный грех, означающий полную потерю надежды на Бога. Круг защищает его тело, но душа уже давно незащищена.

И вот появляется он — Вий. Существо, чей взгляд убивает. Но ключ к разгадке вот в чём: Вий — слепой. Он не может сам найти Хому. Его нужно подвести и поднять ему веки.

И здесь — главный философский момент всей повести. Хома делает это сам.

Он слышит команду: «Поднимите мне веки!» — и поддается ей. Из любопытства? Из ужаса? Из последней искры того самого «не поверю, пока не увижу»? Он сам смотрит в глаза своей гибели.

Вий — это не причина, а следствие. Это материализовавшееся отчаяние, неверие и грех самого Хомы. Монстр приходит не потому, что его позвали, а потому что душа философа была уже готова его принять, была опустошена и лишена защиты.

Так о чём же эта притча?

Гоголь создал не историю про внешнего злодея. Он написал притчу о том, как внутренняя слабость, малодушие и отсутствие истинной, сердечной веры делают человека уязвимым для тьмы.

Зло проникает не через щели в дверях, а через бреши в нашей душе, которые мы сами создаём: любопытством к запретному, уходом в грех вместо молитвы и, в конечном счёте, отчаянием.

Мы нередко возводим вокруг себя защитные барьеры из ритуалов, убеждений или наставлений, веря, что они обеспечат безопасность. Однако повесть «Вий» предостерегает нас: когда сердце опустошено сомнениями и неуверенностью, даже самая мощная преграда окажется бессильной. Одна лишь слабость духа способна разрушить любые стены и открыть путь злу.

Однако, если взглянуть внимательнее, гибель Хомы Брута представляется не случайной западнёй, а закономерной трагедией медленного нравственного упадка, состоящего из трёх основных этапов.

Акт первый: Грех убийства — начало падения

Фундамент трагедии Хомы заложил именно акт насилия. Несмотря на угрозу, исходящую от потусторонних сил, его решение убить панночку становится роковым. Независимо от природы жертвы, этот поступок ложится тяжёлым бременем на совесть героя. Преступив библейское предписание «не убий», богослов теряет статус невинной жертвы обстоятельств и превращается в пособника зла. Руки его осквернены кровью, и моральное очищение, которое могло бы служить защитой в дальнейшем, оказывается утраченным навсегда.

Второй акт: грех сомнения — путь духовного падения

Хома вновь оказывается внутри круга, начертанного молитвенным ритуалом. Внешне он исполняет всё верно, однако Гоголь намеренно выделяет важное обстоятельство: герой произносит молитвы сухо, автоматически, лишённые подлинной веры и душевного участия. Будучи философом, человеком, получившим образование в области богословия, Хома так и не принял эти знания сердцем. Священные тексты воспринимаются им лишь как механические формулы, волшебные чары, которые сработают независимо от внутренней силы убеждения. Его надежда покоится исключительно на обрядовых действиях, а не на истинной вере. Именно эта внутренняя пустота создаёт уязвимое место в духовной обороне героя, позволяя злым силам проникнуть внутрь.

Третий акт: Чревоугодие и уныние — путь добровольного падения

Осознавая всю тяжесть ситуации, Хома принимает судьбоносное решение. Вместо молитвы, раскаяния и ясности мысли он выбирает иной способ забыться. Просит спиртного и огромную порцию пищи, надеясь заглушить собственный страх едой и питьём. Таким образом обнажаются две известные страсти — чревоугодие и уныние.

• Обжорство проявляется как стремление найти успокоение через физическое наслаждение, попытка скрыться от внутренних проблем за счет плотских удовольствий.

• Отчаяние выражается в отказе бороться, в пассивности духа и принятии своего положения как неизбежного и безнадежного.

Герой не пытается закалять силу духа, а намеренно предаётся душевному расслаблению, становясь пассивной марионеткой судьбы. Его добровольный призыв взгляда Вия становится закономерным итогом такого разрушительного жизненного выбора.

Три года уже вожу, а все никак не привыкну: к раздражающему молчанию, к неподвижной фигуре, к равнодушию в глазах. Как можно быть равнодушным, когда видишь все это безобразие? Мужики в гараже болтают, что - чекист. Бывший конечно, они все теперь бывшие. Все, как один – предатели. Пусть болтают - я молчу. У меня сынишка дома ждет, когда вернусь, когда подкину, посажу на коленки и поглажу по белобрысой голове. Жена может испекла чего. Чекист, значит чекист. Времена такие, каждый крутится, как может.

Черный автомобиль свернул с проспекта, проехал по пустынному проезду и повернул во двор.

— Прибыли, милсдарь.

Начальник уже взял в руки кожаный портфель и потянулся к ручке двери. Он никогда не ждал, что я открою, и никогда не просил. Другие раньше, все сколько их было, даже не шелохнулись бы, а если я чуть замешкался, смотрели на меня недоуменно. И странным мне всегда казалось такое поведение. Все же люди советские, а гляди-ка, словно буржуа клятые сидят и ждут. Этот не такой. Чекист! Что там у них в голове у чекистов, кто разберет.

***

Я не уверен, можно ли даже думать так в его присутствии, но как же раздражает этот супчик у окна.

В комнате темно, окно маленькое - смотрит на обшарпанную стену подъезда, а слева высокий старый тополь. Ветки лезут во все стороны, закрывают последний просвет, солнце садится и в квартире темно, как в подвале.

Боже, почему этот тип не возьмет один из двух дрянных табуретов у стола и не сядет где-нибудь в углу. Тогда бы света стало гораздо больше, и я смог хоть что-нибудь рассмотреть.

В глубине комнаты у другой стены кровать с балдахином. Пыльная ткань скроена из цветастых лоскутков. Пятна с разводами, гнилые нитки тут и там. Как под этим можно спать?

Из-под балдахина свисает тонкая рука. Синюшный оттенок кожи, длинные ухоженные ногти и ни одной мозолинки. Запястье опоясывает татуировка из пляшущих и изгибающихся не букв и не цифр – знаков, и эти знаки танцуют на руке, без шуток, они движутся на коже, как на экране. Просвещенная свалилась на мою голову. Что ты здесь делаешь - дамочка с разукрашенными коготками, среди пыли и гнилой нищеты? Некому ответить. Спящей на кровати под цветастым балдахином уже все равно, что над ней – кружева воздушные или замызганная тряпка.

«Может кто-то пригласил ее на ужин при свечах»? – ухмыльнулся я про себя, - «Ага, а на столе лишь две кружки с чаем, да пыль».

В дверь постучали, стоявший у окна резко обернулся и пристально посмотрел на меня. Я с трудом подавил желание скривиться от отвращения.

«Актуарий, кто же еще» – подумал я. Если только не убийца решил вернуться, тогда он должен быть чокнутым на всю голову. С другой стороны, никто другой кроме умалишенного не мог убить просвещенную деваху. Гори они все в аду и эти и просвещённые и чокнутый псих, прикончивший почти подростка, и актуарий вместе с ними.

Я в два широких шага оказался у двери. Никого не могло быть за ней кроме актуария, но старая, въевшаяся привычка заставила чуть сместить тело ближе к стене и, наклонившись, посмотреть в зрачок.

— Заходи, ваше благородие, - сказал я, даже не посмотрев на посетителя. Насмотрелся уже в зрачок на его ненавистную рожу.

- Добрый день, - сказал человек среднего роста с хищными чертами узкого лица, орлиным носом и проницательным взглядом серых глаз.

— Какой уж там, - проворчал я негромко в ответ.

— Актуарий! Вы наконец здесь, - вступил в разговор до сих пор молчавший супчик у окна, и как только зазвучал негромкий, но отчетливо слышимый голос, отвращение сменилось страхом. Так, наверное, чувствует себя заяц перед волком, нет перед стаей волков, а позади стена, высокая гладкая, не зацепиться, стена – не допрыгнуть до края, как не старайся.

Голос прокатился по углам комнаты, то затухая, то вновь становясь громче, как будто балуясь, как будто нет никаких законов физики, и впился прямо в уши и звучал долго не переставая, а затем с громким протяжным эхом затих.

Дрожь прошлась по всему телу, я хотел было прикрыть уши руками, но справился с позорным желанием. Актуарий же стоял, как раньше чуть наклонив голову, его поза никак не изменилась. Затем он склонился еще ниже, выпрямился, и глядя прямо в глаза долговязой фигуре в старомодном сюртуке, произнес:

— Вы звали, мой лорд. Я пришел.

— Да, да, хорошо, очень хорошо, - ответил он голосом чванливого манерного доходяги. Так говорили всякие бароны и прочие в бантиках и лосинах из старых фильмов про Европу времен какого-то там Карла.

Он глянул на меня, мне показалось с ехидцей, и сел на табурет закинув ногу на ногу. Спина, прямая как палка, не желала сгибаться и сутулиться, и давалось такое положение лорду в старомодном сюртуке удивительно легко.

Лорд сидел на своем табурете казалось уже несколько минут. Он положил на ногу трость и время от времени перекатывал ее от коленки к поясу, придерживая за маленький, прямо крошечный череп в набалдашнике. Череп не сверкал полированной сталью, не отсвечивал янтарными боками, просто кость, иссушенная временем кость с желтоватыми пятнами и волнистыми швами между долями.

— Что вы можете сказать о том, что здесь увидели, комиссар? - Спросил он вдруг. Теперь его голос стал вкрадчивым и глубоким, - Записывайте, актуарий, - бросил он в сторону человека с кожаным портфелем.

Я оглядел комнату еще раз, остановился взглядом на хорошенькой когда-то ручке и ответил:

— Здесь произошло убийство, несомненно. Скорее всего яд в одной из кружек на столе.

— Вот как, - приподнял тот брови в этакой наигранной театральной манере, - Почему не самоубийство?

— Я простой служивый, я не очень сведущ в делах веры, - с опаской посмотрел на сидящего на табурете, - Но я хорошо знаю свое дело. На столе две кружки и в них чуть больше половины… чая, судя по запаху. Вряд ли дамочка на кровати пила из обеих и не допила из каждой поровну. Думаю, ее собеседник, а здесь второй табурет недалеко от стола, тоже не вдруг решил уйти, одновременно с девчонкой, неожиданно захотевшей прилечь.

— У вас все, комиссар?

— Нет. Девочка, если я правильно понял, просвещённая?

— Верно, - ответил долговязый. Казалось его заинтересовал разговор, он даже забыл про свою игру с черепом и наклонился в мою сторону. – Но, что с того?

— Я не сведущ в делах веры, - повторил я, — Вот только, просвещённые, они же будущие святые? Сосуды божие во плоти, зачем, таким как она совершать самоубийство, если ее мечта вот-вот должна сбыться?

- Очень хорошо, комиссар, очень хорошо, - улыбнулся лорд неожиданно нежно. Я с удивлением наблюдал происходящие с его лицом метаморфозы – оно стало женственнее, черты смягчились и округлились, губы стали пышнее и даже их уголки поднимались совсем по-другому. Голос вновь поменял тембр и теперь был успокаивающим, обволакивающим, наполненным поддержкой и пониманием.

Я испугался. Честно, я испытывал самый сильный страх в своей жизни, а тот (или та) продолжал.

— Вы говорили, что не знаете веры, но ваши познания очень глубоки. Хорошо, - голос снова менялся. От женского к мужскому, от сопрано к тенору и даже басу, от поддержки и участия к повелительным ноткам. -  Естественно, Приходу известны и причины произошедшего, и виновник богохульства, и то, как именно совершено преступление, но мы в милости своей, дозволяем человеческому роду найти преступника. Доказать свою преданность и подтвердить веру.

Актуарий отложил ручку, поднял взгляд от исписанного листа, и посмотрел на фигуру в сюртуке на табурете.

— Каким образом, мой Лорд?

Легкий порыв ветра, секундное замешательство, а сюртук уже не сидит, а стоит рядом с орлиным носом и серыми глазами.

— Найдите его, - шипит как змея, - Ты и ты.

В другой момент он уже рядом со мной, его глаза напротив и в них пустота. Нет, правда, я старый человек, видел многое в жизни: упоротых наркоманов и жестоких убийц, парочку маньяков даже довелось, но вот такую пустоту вижу впервые. Словно передо мной кукла, ни человек, ни животное, ни даже, господи прости, божественная сущность. Что-то неживое. Не мертвое, но и не живое. Оно не жило никогда.

Я отпрянул, оступился и чуть не упал. Со стороны, наверное, выглядело забавно – грузный старик с тяжелым взглядом и вдруг шарахается от долговязого задохлика.  Будь я на месте лорда, не уверен, что сдержал бы усмешку – ехидную, злую, уничижительную.

На его лице не дрогнул ни один мускул. Он даже не моргнул. Холодный взгляд, бесстрастное выражение лица.

— Найдите его. Приведите ко мне, и я накажу его.

***

Сегодня внутри, за стеклом, также неуютно, как снаружи. Один молчаливый угрюмый пассажир – куда не шло, но, когда их уже двое.

Сергея Борисовича я узнал сразу же, как только он сел на заднее сидение. Десять лет назад, мы с женой только-только переехали в большой город, и Рудник нам очень помог. Лейтенант милиции – суровый мужик средних лет, а мы с женой наивные деревенщины, впервые увидевшие столицу. Конечно же, пока мы с открытыми ртами бродили по вокзалу, нас успели обокрасть. Не то чтобы кражи обычное дело, но оставлять багаж на скамейке в зале ожидания все же не стоило. В то время как мы, задрав головы, гуляли по широким купольным залам, расписанным один другого лучше, багаж ушел. Ушел так хорошо, что нам оставалось в растерянности озираться и надеяться хоть на чью-нибудь помощь.

Сергей Борисович не посрамил родную милицию - багаж нашелся и вор вместе с ним. Что там с вором сделали я не стал узнавать, а багажу очень обрадовался. В тот день из меня выдуло часть наивной уверенности в непогрешимости вообще всех советских людей, выпестованную на клубных занятиях по полит. просвещению, но на освободившейся жилплощади прочно поселилась убежденность, что уж государственные-то люди не подведут. Никогда.

Потом, много позже, комиссар Рудник стал считай, что легендой, как Дядя Степа, только для взрослых. Его фамилия не сходила с первых страниц газет: «Рудник поймал похитителя картин!», «Злостный мошенник разоблачен», «Никакому преступнику не скрыться от нашего Рудника» и все в таком же духе. Так продолжалось пару лет, пока не стихло, и вот в машине рядом со мной сидит живая легенда, мой личный спаситель и герой – Сергей Борисович Рудник.

Не знаю, что на меня нашло - может воспоминания о наивной юности, может невысказанная вовремя благодарность, а может просто нельзя всегда быть настороже и не лопухнуться однажды, вот как сейчас. Как только за начальником в салон забрался второй пассажир, я не сдержался и в нарушении всех правил, воскликнул:

— Ба! Сергей Борисович, Вы ли это?

На меня посмотрели сначала в недоумении, затем с раздражением, а потом он просто отвернулся к окну и пробормотал чуть слышно что-то вроде: «Одни проклятые идиоты вокруг, Господи! За что»?

Мой начальник выглядел бесстрастно, как и обычно.  Казалось его нисколько не тронула развернувшаяся в салоне глупая сцена. Он лишь сказал:

— Нам нужно отвезти комиссара домой, друг мой, - он повернулся к Руднику, - Уже поздно, продолжим завтра.

Тот, не оборачиваясь, пробормотал еле слышно адрес.

Я услышал, завелся и тронулся – все почти машинально, как будто кто за веревочки дергал.

За покатым лобовым стеклом тянулся серый с черными проплешинами заплаток асфальт, мимо проезжали редкие автомобили. Прохожие, несмотря на солнце, светившее весь день, к вечеру кутались в плащи и куртки.

Холодный нынче в август. Странный. Как и все вокруг – странное. Гадкое время и люди гадкие. Я не удивлюсь, если в воздухе найдут яд или еще какую пакость, которая разъедает людей, делает их злыми, завистливыми, безучастными.

Всю дорогу я бросал быстрые взгляды на зеркало заднего вида, и никак не мог понять, как могли бульдожьи щеки со старческими пятнами, брезгливое раздражение на лице, мутные безжизненные глаза принадлежать герою. Что с Вами сделало гадкое время, Сергей Борисович?

Начальник вдруг заговорил, и мне не пришлось всю дорогу решать загадку превращения кумира в обрюзгшего сварливого старикана.

— Вы так и будете молчать, Рудник?

— Не понимаю, о чем вы, ваше благородие, - комиссар продолжал смотреть в окно так пристально, будто надеялся что-то отыскать среди мелькающих деревьев вдоль дороги. Только его губы сильнее сжались, раздув и так пышный подбородок.

— Полно же, сударь – глупо вести себя, как обиженная на неверного кавалера девица.

Рудник вскинулся и резко развернулся к соседу. На его щеках разливался багрянец гнева. Он уже открывал рот, видимо готовый ответить со всей своей яростью, но не успел – его перебили.

— Уже лучше, Сергей Борисович, - усмешка исчезла с лица начальника так же стремительно, как появилась, - Наши с вами чувства взаимны. Будьте уверены, мой водитель тоже не любит меня, как, впрочем, и Вас начиная с сегодня.

Комиссар впился взглядом в мою спину. Сразу стало как-то неуютно.

— Но это не имеет никакого значения, - продолжил начальник, - Мы с Вами теперь в одной лодке - Лорд высказался более чем ясно. Как вы собираетесь искать преступника?

Снова взгляд в спину, затем на соседа. В его глазах мне почудилось недоумение и осуждение. Наверное, он не хотел, чтобы я стал свидетелем разговора.

- Бросьте, комиссар. В поездках пройдет много времени, переговоры придется вести и здесь -в салоне. У вас есть автомобиль, Рудник?

Комиссар покачал головой.

— То-то и оно, а у меня есть, но я не могу водить, - начальник усмехнулся, и я окончательно понял – случилось что-то совсем уж из ряда вон, потому что дальше последовало что-то вроде попытки пошутить, - Религия не позволяет.

Сергей Борисович мгновение смотрел в лицо собеседнику, затем откинулся на сидение и закрыл глаза. Он просидел так около минуты, я успел свернуть с площади на проспект, который пронизывал почти всю западную часть города и теперь оставалось только ехать по прямой минут пять шесть.

— Хорошо. Ваша взяла, ваше благородие, - сказал он после долгого молчания.

Это его «вашеблагородие». Я не услышал в нем уважения, зато плохо скрытой издевки – хоть отбавляй. Мне даже как-то обидно стало. Начальник все-таки, а к нему так, не по-доброму.

— Ваша взяла, ваше благородие. Я стар, и бояться мне вроде уже нечего, да я и не боялся раньше никогда, а теперь вот отчего-то боюсь. Ваш лорд нагнал на меня жути.

— Лорд Ивани, божественный наместник Его Святейшества на нашей земле. Он милостив и мудр. Он внушает благоговение, а не страх.

— Да, конечно, все так, - с раздражением ответил Рудник, - по-другому и быть не может.

Он вдруг наклонился ближе к начальнику схватил его за отворот плаща, и почти ему в лицо сказал:

— Вы люди Прихода все такие правильные, благоверные. Только не думай, Клим Вячеславович, что я не знаю кем ты был раньше, до всей дьявольской канители. Чем занимался. Мы люди закона немножечко тоже посвящены во всякие важные государственные тайны. А теперь вы вот как устроились, ваше благородие, хорошо же, ничего не скажешь.

Я думал начальник ударит старого хрыча, бывшего когда-то лучшим милиционером города, я, наверное, ударил бы, но серые глаза смотрели все так же безучастно. Фигура его застыла без движения, но не скованная страхом, а как-бы в вежливом ожидании, когда старик наконец успокоится, выговорится.

И тот успокоился, боязливо зыркнул и убрал руку от воротника.

— Вы же понимаете, Сергей Борисович, что убийство просвещенной совсем нерядовое событие. Оно безусловно повлечет за собой реакцию, и на сколько сильной будет реакция – зависит только от нас с вами.

Я даже присвистнул мысленно: посвященная, убийство. Вот, что он имел в виду!

— Я как никто другой понимаю, - ответил комиссар, —Ваше «событие» случилось в моем городе. Как будто нет других проблем, Боже мой! Мусорская чуйка говорит мне, что дело непросто не рядовое, как вы изволили выразиться, ваше благородие, а еще и воняет, будто трехдневная рыба на солнце. Непростое дело, и закончится непросто, ох непросто.

Он замолчал, и больше никто не заговорил до конца пути.

Я крутил баранку и думал, что, несмотря на паршивое время несмотря на то, что нет никакой уверенности в завтрашнем, дне, и человек – скотинка этакая, ко всему привыкает, но нет же, смотри-ка, все еще чему-то да удивляется. Все еще заботит его что-то иное, нежели просто выживание.

Я все думал, отчего начальник такой самоуверенный, бесчувственный засранец? Ну точно – чекист поганый.

Да, будешь тут бесчувственным, если встретишься с подобной тварью, как Лорд Ивани, чаще чем один раз. Мне одного раза вполне хватило.

Лорд Ивани Таи. Лорд Ванька – так его назвал паренек лет шести, который стоял рядом со мной.

Молодая женщина – видимо мать, вскрикнула и со слезами на глазах прикрыла парнишке рот. На всякий случай. Она, конечно, не знала, тогда, стоя с сыном в толпе в центральном универмаге у огромного экрана, растянутого над галереей, как все обернется, не могла знать, но инстинктивно сделала единственно верное. Не стоит кому бы то ни было, даже ребенку, с пренебрежением относится к сиятельному лорду Ивани Таи, божественному воплощению и всеблагому наместнику Его, властителю территории бывших Советов. Одному из двенадцати тварей, спустившихся с небес за сорок лет до начала третьего тысячелетия.

***

В квартире, конечно, тишина. Нечему в ней шуметь. Массивный короб с округлыми обводами из лакированной древесины и решетчатой дырой динамика в середине давно замолчал. Пожалуй, включи его и в комнате станет не продохнуть от пыли, которая выстрелом взвеется от первой вибрации.

Клятая старая радиола. Как и все вокруг. Как и я сам.

Бросил кипу каких-то бумажек из ящика в подъезде на стол. Потом разберу. На столе початая бутылка коньяка, грузинского, еще с тех времен, когда уверенность, и в себе, и в мире вокруг жила во мне. Рюмка зашла без скрипа – хороший коньяк! Вторая, за ней третья. Грузин жалко - для заглубленных баз использовали Колосса. Надеюсь, он страдал, когда горы впивались в ступни.

Матушка учила, что бог всеблагой, и сын его – спаситель, всегда услышит, поможет. Скрывал ее, как мог, да и не интересовался никто глухой деревней в три дома с пятью стариками.  Матушка говорила, что незачем скрываться – бог поможет, а в город не стремилась, бог миловал. Советские рьяно взялись за веру – мол опиум для народа, и вот результат! Дьявол со свитой сошел с неба и всех поработил, а как иначе, если все богохульники.

Гори они все в аду. Девчонка эта еще. Что-то резко я опьянел. Возраст, усталость, актуарий со своим богомерзким патроном.

«Кто же убил тебя, маленькая»? – подумал я.

И, что ты делала в той дыре? Ты же знаменитость. Просвещенные девочки и мальчики – баловни судьбы, любимцы толпы – тех, кто принял новый порядок, покорился ему, влился и уверовал, что действительно – боги сошли с небес на землю, дабы покарать зарвавшихся в своей гордыне безбожников, вернуть человека на путь истинный.

И совсем неважно, зачем ты согласилась на посвящение. Тут как раз никакого секрета нет – миллионы принцесс по всему миру и во все времена мечтали быть не как все, возвыситься, стать исключительными. И ты не исключение.

Но зачем пить чай из немытой кружки, за грязным столом, в гнилой замусоренной квартире, в самых запущенных трущобах столицы? Тебя заставили? Может тебя убили не там, а где-то в другом месте, а туда принесли? Но зачем?

Я выпил еще рюмку и выхватил бумагу из середины стопки на столе. Крайне удачно – по закону жанра, похоже мою историю сочиняет ленивый писака.

В руке я держал сложенный в трое листок. На обеих сторонах пустота, края склеены - просто так не прочтешь, нужно рвать.

«Мы знаем, что Вы не смирились, комиссар! Мы тоже не смирились. Мы верим, что спаситель вернется и освободит нас. Не доверяйте человеку прихода – он враг, безбожник. Будьте бдительны. Мы скоро свяжемся с Вами. Ваша матушка в добром здравии и передает привет».

Нет, они точно издеваются. Провидение насмехается надо мной на старости лет. Почему именно сейчас?

Налил еще рюмку, поднял, уже хотел выпить, но нет. На сегодня хватит коньяка. Для того чтобы разобраться во всех дьявольских хитросплетениях нужна трезвая голова.

Только фанатиков-староверов мне не хватало. Матушку приплели – уроды. Подстраховались. Теперь даже остроносому не пожалуешься. Да я и не собирался. А что, если это он написал? Проверяет? Похоже на то. Не слышал я ни о каких партизанах-церковниках. Ни о каком, прости господи, сопротивлении. А раз я не слышал, значит ничего такого и нет.  Может какой-то психованный одиночка? Или ко-то из отделения?

— Гори они все в аду, - крикнул я и рванул в прихожую, но не сделал и трех шагов, посмотрел на часы и остановился, - Куда помчался, старый хрен, в полночь? В отделении давно никого нет. Гришка! Решил не дожидаться, когда спишут меня по старости, подсидеть решил.

«Откуда про мать узнал» - подумал я, - «Надо съездить, проведать, но нельзя. С актуарием на хвосте и его лордом в придачу, никак нельзя».

— Черт бы тебя побрал, девочка, кто же тебя убил? Завтра еду в морг, надо заканчивать вонючее дело. Чем быстрее, тем лучше.

***

Свет в окне на третьем этаже наконец погас. Все ее соседки давным-давно чернели, а эта никак не успокаивалась. Двор оранжевого кирпичного дома замер в ожидании утра, тишину ничего не нарушало, только холодный ветер шевелил листвой. Ветки, влекомые парусами из листьев раскачивались в беззвучном ритме. Они то заслоняли, то вновь открывали фонарь над подъездом, и его свет, словно семафор, сигналил, что пора выходить.

Из тени под склонившимся низко к земле старым ясенем вышла темная фигура. Средний рост, кожаный плащ и кепка с козырьком под нависшей над ним тканью. Человек постоял с минуту не шевелясь, вслушиваясь в тишину и всматриваясь в окна. Затем быстрым шагом направился к подъезду, зашел в него и почти бегом взлетел по широкой парадной лестнице. Осмотрелся, достал из кармана сложенный листок бумаги, вложил в прорезь одного из почтовых ящиков, и вышел из подъезда. Не оглядываясь, быстрым шагом покинул двор, свернул на аллею, затем с дорожки на тропинку, в конце концов затерялся среди парковых деревьев в ночной темноте.

***

— Едем в канцелярию, друг мой.

— Едем в морг, - вдруг перебил Сергей Борисович.

Мой начальник с интересом обернулся к соседу.

— Вот как, - сказал он. Его перебили, но не похоже, что он удивился или оскорбился. – И зачем же?

— Вчера Лорд Ивани не дал мне осмотреть труп.

— Уверен, у него были на то причины…

— И я уверен, но я хочу осмотреть труп.

— Не думаю, что это возможно.

— Да как вы не понимаете… - Рудник почти кричал, а начальник, наоборот, на удивление спокойно и терпеливо слушал.

— Не думаю, что это возможно, - повторил он, - Потому что в морге тела нет.

— Что? Как это нет?

— Его сожгли еще вчера

Комиссар смешно захлопал глазами, будь случай не такой страшный я бы непременно рассмеялся. Мне почему-то хотелось хоть как-то досадить Руднику, наверное, в отместку за вчерашнего идиота.

«Негоже советскому человеку так себя вести», - укорил я сам себя.

— Она просвещенная, Рудник. Один из самых почитаемых и охраняемых объектов Прихода. Неужели вы думаете, что ее тело дадут осматривать кому-то вроде Вас?

— Как уж вы так не уберегли свой самый охраняемый объект?

— А вот это интересный и важный вопрос, Сергей Борисович. Но не ко мне – я только актуарий, я записываю, отвожу записи в канцелярию и слежу за их сохранностью и доступностью. Всего, лишь.

— Да, всего лишь, - хмыкнул Рудник кривясь всем лицом, - Дело достойное Вас, Клим Вячеславович!

— Я отринул мирское имя, когда стал частью Прихода.

— И как же вас теперь зовут, ваше благородие?

— Актуарий, Сергей Борисович, актуарий и только.

— Пфф, - брезгливо, по крайней мере мне так показалось, бросил комиссар.

Он отвернулся к окну беззвучно шевеля губами, как если бы готовился что-то сказать, репетировал.

— Вам не кажется, ваше благородие, - наконец решился он, - что дело пахнет чем-то дрянным? Не кажется, что все подстрое..

—Тшшш, - вдруг с яростью в голосе и в глазах зашипел начальник. Да так громко и неожиданно, что я на секунду выпустил руль из рук.

Чайка наехала колесом на какой-то ухаб, может камень, или еще что, и подпрыгнула правым боком. Рудник взмахнул руками, подпрыгнул вместе с машиной, ударился об потолок, хорошо, что мягкий, обтянутый плотной толстой тканью со слоем утеплителя внутри, и опрокинулся на спинку сидения.

— Вы заговариваетесь, комиссар! - сказал актуарий. В его голосе все еще слышался гнев – Осторожнее. Незаменимых людей сейчас нет.

Рудник молчал. Багровел румянцем, но молчал. Желваки его ходили из стороны с сторону, но рот не раскрывался.

И вновь тишина. За последние два дня я как-то даже отвык.

Не подумайте, чего. Мне очень жаль убитую девушку. На свете нет людей, которым бы я пожелал умереть в квартире каменного барака в районе бывшего речного порта. И не то, чтобы она умерла какой-то уж очень страшной смертью - самой обычной, наверное. Просто желать кому-то смерти, легкой или тяжелой, да любой, я никогда не желал. И жалел людей, что умерли не сами от старости, а по странной прихоти судьбы. Не судьбы, ведь ее нет - странных обстоятельств – скажем так.

С другой стороны, я совру, если скажу, что чувствую себя по-особенному плохо от того, что девушка погибла. Она – просвещенная, и этим все сказано.

Пока я объяснял сам себе, почему я рад пусть и трагическому, но случаю, который избавил меня от гнетущей тишины и однообразной тягомотины изо дня в день. Что наконец-то что-то происходит - молчание закончилось.

— Что же нам делать, актуарий?

Комиссар забыл про свое язвительное «ваше благородие», похоже неожиданный поворот событий совсем выбил его из колеи.

— Почему вы не подумали вчера вместо того, чтобы пить коньяк, - ухмыльнулся начальник.

— Как Вы узнали?

— У меня очень чувствительный нос, Сергей Борисович, а по поводу Вашего вопроса, что же, я ответил на него, как только сел в машину.

— Не понял? - удивился Рудник.

— Едем в канцелярию, друг мой, - сказал мне начальник

Я, от чего-то ухмыляясь, вывел автомобиль на дорогу.

Продолжение - Актуарий Прихода (часть 2)