Дендрофил
-Дорогая, здесь всё очень дорого, пошли отсюда, - волновался Олег.
Супружеская пара зашла в недавно открытый в городе магазин, где предлагали товары для животноводства и дачников "Муууу Дачник". Сколько же там всего было! Авдотья не была ярой дачницей, как супруг, но пройти мимо товаров для ландшафта просто не могла.
-Смотри, какая ёлочка. Давай купим, посадим перед домом.
-Ты ценник видела? За обычную ель стоимость заламывают просто неприличную, - злился рачительный супруг, - Да я тебе сто штук таких в лесу накопаю.
Авдотья грустно посмотрела на народ, резво разбирающий пушистые зелёные ёлочки. Внезапно ей очень захотелось посадить перед домом парочку, в противовес супругу, который каждый свободный сантиметр засадил грядками с огурцами, помидорами, и миллионом других полезных растений.
И всё бы ничего...Если бы не заготовки. Пик мучений приходился на июль и август, когда всё дружно начинало созревать. Урожай всегда получался отличным благодаря неустанным трудам супруга.
Олег целыми днями бродил по участку, разговаривая с растениями. А с деревьями так и вовсе обнимался и что-то нежно шептал, прижавшись к стволу стройной молоденькой яблоньки, застенчиво клонившейся к широкой мужской груди, или делал комплименты статной красавице груше, которая кокетливо шелестела в ответ, обещая родить дендрофилу замечательные грушки.
Помидорки стыдливо краснели, когда он нежно брал их за румяные щёчки, и ласково проводил рукой по гладенькой сочной поверхности, к огурцам супруг был равнодушен, а вот тыква обожала, когда он игриво шлёпал её по мощному бочку. Тыквы всегда вырастали огромными - хоть сейчас на выставку.
Как же мужчина любил плодовые деревья! Да он жене столько комплиментов не говорит, как недавно купленной сливе, которую называл лапушкой и солнышком.
-Милая, я уверен, ты меня не разочаруешь, - ласково шептал мужчина.
Слива нежно обнимала хозяина гибкими ветвями и обещала не разочаровать.
И только небольшую лужайку перед домом удалось отстоять. Авдотья мрачно пообещала вырвать с корнем фруктовое дерево, которое он посадит рядом с террасой, и муж со вздохом согласился.
Пока согласился.
Подруге повезло. Её супруг всего-то был заядлым грибником, и начиная с апреля приносил домой огромные корзины, собранные на тихой охоте. Если в лесу находился хотя бы один гриб, можно было со стопроцентной уверенностью утверждать, что мужчина его найдёт. Как будто кожей чувствовал, где они скрываются, и безжалостно вырезал целые семьи несчастных грибочков.
-Ага. "Повезло", - вздыхала подруга. - Дом - как филиал леса. Грязищща от этих грибов, всё извазюкал ими.
-По крайней мере он их сам чистит и заготавливает.
-Ну и ты не занимайся огурцами.
-Не могу, муж так расстраивается...
-Пусть расстраивается.
Варвара просто не понимала.
Огуречно - помидорные абьюзеры - страшные люди, превращающие в ад жизнь своих домашних. Не сразу, конечно. Начинают с малого, чтобы жертва не поняла с кем связалась и не сбежала. "Любимая, у тебя отлично получаются огурчики. Угостил коллегу, так он очень мне завидовал, что у меня такая жена".
Авдотья, в детстве не избалованная комплиментами, вспыхивала от удовольствия, и в следующий сезон обещала сделать больше заготовок...
"Как же мне повезло с тобой, детка. Клубничное варенье просто тает во рту. Возьму на работу, похвастаюсь, какая у меня замечательная супруга, пусть все завидуют".
Она и сама не заметила, как после покупки дачи перестала радоваться приходу тёплых летних деньков. И ведь сама настояла, после того, как сын вырос и отселился. Образовалось куча свободного времени, которое надо было чем - то заполнить.
Пять лет назад Варвара сообщила, что рядом с ними продаётся дача. Можно будет по вечерам вместе слушать пение птиц, и жарить мясо. Хвастаться урожаем и вести ленивые беседы обо всём. Семейные пары дружили всю жизнь, и Авдотья решила, что приобрести дачу для отдыха - неплохая идея.
Супруг с удивившим его самого энтузиазмом принялся выращивать урожай, и поначалу всё было прекрасно. А потом уже - не очень. А сейчас и вовсе печально.
Олег как с ума сошёл со своими кустами и деревьями, и совсем перестал уделять ей внимание...Мало того, из места для отдыха дача превратилась в место для беспрерывного изматывающего труда. Нет, конечно, её никто не приковывал цепью к теплице и не стоял с кнутом, требуя, чтобы она полила грядки. Муж работал не меньше, а то и больше...Но ей от этого не легче.
-Дорогая, вот ты ругаешь меня, а я завтра отправлюсь тебе за ёлочкой. Балую тебя, сил нет, - укорил супруг. - Мы договорились вместе с Ильёй пойти вечером, он заодно грибов пособирает. А я ёлочек тебе выкопаю.
-Погоди. Сейчас же будний день, тебе завтра на работу. Какой ещё лес? - всполошилась Авдотья.
-А мы с Илюхой в парк пойдём завтра после работы, там этих ёлочек - полно. Никто и не заметит, если станет на одну меньше. Пока подержу её в ведре, а в выходные на даче посадим.
-Тааак, - рявкнула жена. - Совсем берега потерял? Это же парк! Люди приходят полюбоваться на природу. Не смей!
-Детка, ну не растут в нашем лесу ёлки. Лес берёзовый, откуда им взяться?
-Я тебе скажу откуда. Из магазина.
-Мииииилая, - с бесконечным терпением изрёк супруг, - Ну кто же покупает ёлки в магазинах? Лучше приобрести яблоньку за те же деньги. Я уж и сорт выбрал, "Сладкий запретный плод" называется.
-У нас этих яблонь - ж. жуй. В прошлом году "Молоденькая шалунья" дала десять вёдер яблок, замучалась всем предлагать. Куда тебе ещё "Сладкий запретный плод" в твоём - то возрасте! Тут с "Молоденькой шалуньей" сил нет никаких!. Дальше. Люди сажали деревья в парке не для того, чтобы ты их воровал.
-Я не ворую! Выкопаю в самом дальнем уголке, там даже фонарей нет. Туда никто не ходит, так что ничего страшного. Илья сказал, что по слухам там видели странные грибы...
-Кто видел? Туда же никто не ходит!
-Дорогая, ты сама хотела ёлочку, и я обещал, что она у тебя будет. Мужчина сказал - мужчина сделал.
-Я запрещаю! - взвизгнула Авдотья.
-Как скажешь, милая, - слишком быстро сказал супруг.
-У тебя такой вид, будто ты пообещал для отвода глаз, а сам собираешься выкопать несчастную ёлочку. А мне скажешь, что в магазине купил.
-Конечно же нет, - покраснел супруг. -Обещаю, что куплю. Если я тебя обману, пусть со мной случится страшное!
Трррреск!
Молния прорезала тёмный небосвод, но на землю не пролилось ни единой дождинки.
-Ой. Гроза, - удивилась Авдотья. - А почему без дождя?
Муж только пожал плечами. Он украдкой от супруги захватил с дачи маленькую лопатку и собирался пойти в парк, чтобы вырыть ёлочку. Жена совершенно бесхозяйственная, и не умеет экономить. Она никогда не узнает, что он нарушил данное слово. А Илья не станет болтать. Мужская дружба - это вам не женская. Мужики умеют хранить секреты.
В квартире плакали две женщины. Авдотья и Варвара. Вчера мужья не пришли домой, и они помчались в полицию.
-Дамочки, вы знаете хотя бы приблизительно, куда они могли пойти?
-В парк, - тут же сказала Авдотья.
Стражи порядка переглянулись. Было видно, как им не хочется идти в парк. Но раз надо..
Собака взяла след и привела полицейских в самую глубь зарослей, где не было фонарей. Свет от мощного полицейского прожектора, казалось, вязнет в чёрном как смоль воздухе.
Внезапно пёс жалобно заскулил, вырвал поводок и помчался к выходу.
-Что это с ним? - прошептала Варвара.
-Не знаем, - нервничали полицейские. - Дамочки, вы сами видите, что здесь никого нет.
Авдотья наклонилась и подняла с земли хорошо знакомый предмет. Маленькую лопатку. Всю в какой-то липкой субстанции.
-Дамочка, дайте сюда, это улика, - полицейские отобрали лопатку.
Это что, кровь?
Авдотья покачнулась, и подруга схватила её за локоть.
-Почему мы уходим? Нашим мужьям, возможно, прямо сейчас нужна помощь, - умоляли бедные женщины.
-Надо прийти утром, и всё хорошо здесь осмотреть. Вы же сами видите, что никаких признаков людей не наблюдается.
Несчастные женщины провели всю ночь в тревоге, беспокоясь за мужей.
Увы. Те как в воду канули.
Утром их не нашли.
И следующим утром.
И этим тоже.
В квартире, обнявшись, сидели две подруги, и безутешно плакали от неизвестности и безысходности..
Приятели продирались через заросли кустов, которые никто не собирался здесь обихаживать.
-Что-то я не вижу здесь ёлочек, - зудел Олег. - Давай подальше пройдём.
-Куда идти? Здесь темно как в ж, - пыхтел Илья, внимательно смотря под ноги.
В руках мужчина держал складную корзинку, рассчитывая заняться любимым хобби. Пока он не встретил ни одного гриба, что довольно странно.
-Тихо ты! Грибы распугаешь. Я знаю, что они где-то рядом.
-Как ты это можешь знать? Темно же!
-Я чувствую их страх. Они затаились под листвой, в надежде, что я пройду мимо, но я найду их!
Лицо Ильи неуловимо изменилось. Зловещая ухмылка исказило лицо всегда спокойного приятеля, он отточенным движением достал нож и проверил лезвие. Олег испуганно попятился. Похоже, он не всё знает о старинном друге.
-Сейчас я вас всех...Под корень. От меня не убежишь, - тоном маньяка, преследующего жертву, сатанински всхохотнул Илья.
Олегу внезапно стало жалко бедные грибочки.
-Нет их тут. Пойдём уже домой.
Ему расхотелось выкапывать ёлочку. А ещё мужчине внезапно стало страшно. Пропало ощущение безопасности, будто он очутился в логове зверя, который заигрывает с неосторожными путниками, неосмотрительно сунувшимися в его владение.
Олег крепко сжал лопатку, если что - сойдёт за оружие.
Что за чушь лезет в голову. Они в самом центре большого города, где, случись чего, им моментально помогут. А если нет - они сильные мужчины, и сами справятся с....он не знал, с кем, но чувствовал, что враг где-то рядом.
Шестое чувство, которое помогало выжить нашим предкам в мире, полном опасностей, встревоженно шептало, требуя уходить. Шептало? Да нет! Кричало! Во всё горло!
-Уходим, - тихонечко взвизгнул Олег.
-Да погоди ты! Я гриб увидел, - Илья поудобней взял в руку нож и на цыпочках полез в самые дебри кустов. - Я знаю, что ты здесь, детка...Иди же к папочке...
Их окутывала мёртвая тишина, будто они находились за тысячи километров от цивилизации, и Олег испугался по-настоящему. Куда делись звуки города? И почему здесь совсем другой воздух?
В свете луны он увидел огромный гриб с зелёной шляпкой, который опрометью бросился вперёд, спасаясь от Ильи. Разве грибы бегают? Да ещё так быстро!
-Не уйдёшь, - в азарте кричал Илья, бросаясь в погоню.
Приятель обречённо последовал за ним. Оставаться одному категорически не хотелось.
Они выскочили на полянку, вокруг которой росли высокие ели. Кое - где попадались сосны, но совсем немного.
-Илья, - хрипло пробормотал Олег, - Откуда тут вековые ели? У нас отродясь таких не было.
-Не знаю, - прошептал Илья, - странное место какое. Тут точно есть грибы.
Олег хотел в резкой форме ответить ненормальному, что думает о грибах, но гневная отповедь замерла на губах. Он увидел...
На полянке отплясывали молоденькие ёлочки. Корни, обутые в кокетливые туфельки на каблучках, споро передвигались по импровизированной сцене, ветки лихо вздымались в такт грациозным движениями пушистых красавиц, обнажая стройные стволы.
-Ой, - просипел приятель, которому резко расхотелось преследовать гриб.
Ёлочки поклонились, огромные ели восторженно захлопали мягкими лапами и одобрительно зашумели. Кроме одной, которая насупилась в стороне, не желая глядеть на непотребство.
-Какая прелесть, - простонал мужчина, - особенно та, в серёдке.
-Олег, - хриплым голосам просипел приятель, - Тебя ничего не удивляет?
-А что тут удивительного? Всё время придумывают новые сорта, - тоном человека, для которого увидеть танцующие деревца - самое обычное дело, ответил Олег.
Ели резко обернулись, и недобро посмотрели на приятелей.
-Уходим, - верещал приятель, но Олега уже было не установить.
-Ты очень красива, милая, - он бесстрашно погладил ёлочку в туфельках, которая стыдливо опустила веточки. - Пойдёшь со мной? Я дам тебе лучшее место в своём саду, и буду поливать дорогими удобрениями.
-Ты женат вообще - то, - окоротил приятель.
"Жена не стенка, можно подвинуть" - прошелестела еле слышно ёлочка.
-Олег, ей же восемнадцати нет, это статья!
-Да ладно, нет такой статьи, - Олег гладил красавицу по стройному стволу.
-Какая у тебя кора шелковистая! - нежно шепнул он.
-Ты ненормальный! Дендрофил чокнутый! - вопил Илья.
Деревья стали неторопливо сдвигаться, чего в пылу ссоры те даже не заметили.
-Классику надо знать! Есенин тоже по- твоему ненормальный? А? «Так и хочется к сердцу прижать обнажённые груди берёз…»
-Да твой Есенин на всё кидался: что шевелится, что не шевелится. Дерева стоячего не пропускал, - огрызнулся Илья. - «Так и хочется руки сомкнуть над древесными бёдрами ив…» Это уж не к сердцу, это к чему другому, не при молоденьких ёлочках будь сказано. Ежели по науке: дендрофил и есть…
На плечо Олега опустилась тяжёлая ёловая лапа. Огромная ель уже не стояла в сторонке. Она подошла поближе и, собрав кончики ветки в кулак, потрясла перед молоденькой ёлочкой. Второй лапой она пригвоздила к земле перепуганного Олега.
Сквозь шорох старых ветвей мужчина вроде как разобрал «Ты что творишь?!», "Танцуешь как какая то простигосподи!"«Позорище хорошо, мать не знает». "Что за хмырь тебя обнимает?" "«Лес не поймёт…», «Все ели как ели», «Где твоя скромность?», «Бери пример с сестры»…
Тоненькая ёлочка в долгу не оставалась и в ответ шелестела что-то вроде "Я люблю его, папа", "Он меня понимает",
"Он женат, идиотка".
"Если любишь - то такие пустяки не имеют значения".
Огромная ель, с угрозой посмотрела на обомлевшего Олега.
-Да не хотел я уводить к себе на дачу вашу дочь! Пожалуйста, выпустите нас!
Лес неодобрительно зашумел, и приятели поняли, что им пришёл конец. Как это глупо, погибнуть во цвете лет от лап злобных елей.
-Отойдите от них, - поляна постепенно заполнялась грибами. Многие держали в рудиментных ручках маленькие автоматы Калашникова.
Ели поспешно отбежали на безопасное расстояние. Никто не хотел связываться с грибами отморозками.
Самый большой гриб обратился к грибу с зелёной шляпкой.
-Молодец, боец. Объявляю благодарность за то, что заманил врага номер один к нам.
-Служу грибам, - восторженно закричала зелёная шляпка.
-Вольно.
-Вы хто? - мужчины потеряли всякую способность удивляться. По-видимому, на всю жизнь.
Онир обречённо посмотрели на оружие в руках грибов. А много ли той жизни у них осталось? По-видимому, не очень.
-Мы грибы отморозки. Охотимся за твоим приятелем уже давно. На его счету - тысячи вырезанных под корень грибочков, - голос у гриба философа дрогнул, и он, пересилив себя, продолжал, клацая зубами от ненависти.
-Сейчас мы будем вас судить, и после вынесения приговора расстреляем.
-А зачем тогда судить? - прошептал Олег, поразившись зигзагам грибной логики.
-Так полагается. К тебе вопросов нет. Ты не ешь грибы ни в каком виде. Тебе просто не повезло. Мы свидетелей не оставляем. Итак....Вы приговариваетесь к расстрелу. Последнее слово?
-Я не хочу! Умоляю, отпустите, не буду больше собирать грибы! По широкой дуге вас обходить стану.
-Прекрати истерику, - прошептал Олег. - Смотреть противно!
-Ты прав, - заливался слезами приятель, - Обнимемся, друг! На прощанье.
Молоденькая ёлочка ринулась на поляну. По её стволу обильно стекала янтарная смола. Бедняга протягивала ветви к любимому, желая разделить с ним страшную участь. На пол дороге её перехватила большая ель. К ним уже спешила ель поменьше, виновато шепча что то вроде "С подружкой пошелестели и забыли о времени".
"Ну наконец то. Ты как дочь воспитываешь, мать кукушка? На её ветки посмотри, они же ствол совершенно не прикрывают! Да ещё связалась с проходимцем!"
Молоденькую ёлочку уводили вдаль, что-то утешающе шепча. "А я говорила, что приличная ель не занимается танцами. Ничего, сын моей подруги давно созрел и сегодня про тебя спрашивал".
Гриб философ поднял ручку.
-Вы готовы вершить правосудие?
-Да!
-Не слышу!
-ГОТОВЫ! - разнёсся разноголосый вопль.
-Тогда целься!
-Целимся!
-Стреляй!
-Стреляем!
Раздался звук выстрела, и пули пронзили несчастных друзей, которые перестали существовать за считанные доли секунд.
Гриб философ посмотрел на распростёртые тела и с нефилософской кровожадностью молвил.
-Так будет с каждым, кто нападёт на нас!
Он взял в ручки залитую кровью лопатку и швырнул её далеко в кусты.
Грибы не любили оставлять улики.
Жалостливые ели вздыхали, но, зная крутой норов грибов отморозков, молчали.
И правильно делали.
ОКОНЧАНИЕ БУДЕТ
Сбор заявок
Петя Голубцов ворочался в постели, стараясь поймать за хвост ускользающий сон, но никак не получалось ― его то и дело отпугивали. Акустике панельного дома могли бы позавидовать лучшие концертные залы и кафедральные соборы Парижа. Соседские бабки опять раскрыли в подъезд свои двери и устроили оперный концерт на площадке.
— Ничего, Оль, не помогает. Всё из рук валится. Сплошное невезение. На почте мою посылку потеряли. Сын вчера звонил, отругал, что мошенникам по телефону номер карты назвала. Хорошо хоть денег немного там было. А дочка с зятем мне смарт-телевизор подарили полгода назад. Я его ни разу не включала, ничего не понимаю, а спросить боюсь. Дети бесятся, если я чего-то не понимаю. Ох и не везет…
Голубцов хотел лишь одного: впервые за неделю выспаться, а тут этот траурный утренник за дверью. Натянув шорты и тапочки жены, спящей, к слову, без задних ног, он нацепил на лицо самую злобную гримасу и, выйдя в подъезд, без приветственной речи перешел в атаку:
— Бу-бу-бу, бу-бу-бу, сколько можно?! Плевать всем на ваши проблемы. Идите к себе и нойте там друг другу. Чего вы постоянно на весь подъезд бубните?
— Извините, мы больше не будем, — откланялись соседки и попятились в свои квартиры.
Голубцов даже не успел победно улыбнуться, как снизу послышался голодный рёв перфоратора, вгрызающегося в сочный бетон.
— Поспал, блин…
Судя по эху, сверлили как будто прямо в подъезде. Не меняя прикид, Петя решил прогуляться в аптеку за берушами, а заодно проверить, кого там укусил вампир-ремонтник в восемь утра в субботу. Он заглядывал на каждый этаж и прислушивался, но везде было пусто. Кое-где почему-то пахло краской и растворителем, хотя стены здесь явно не красили со времен Юлия Цезаря.
Купив затычки для ушей, мужчина вернулся к дому, и тут под тапкой что-то хрустнуло. Убрав ногу, Петя заметил странные треугольные очки, которые, к счастью, лишь немного деформировались.
— Интересный дизайн, — покрутил в руках находку Голубцов. — Скоро, наверное, в форме бананов начнут делать.
Зайдя в подъезд, он намеревался оставить очки на подоконнике, но ради интереса решил примерить. Тут-то ему и открылось всякое. Петя даже тихонько ахнул, когда перед ним возникла стремянка, а на ней — мужчина в спецодежде, устанавливающий какой-то прибор над одной из дверей. Над другими дверями Голубцов заметил похожие приборы, а еще различные знаки виднелись там и тут: красные кресты, зеленые галочки, желтые смайлики. Оцепенев от страха, он затаив дыхание разглядывал через очки скрытый от обычного человеческого взора мир.
Установив небольшую металлическую коробчонку над дверью, странный мастер спустился по лестнице и достал тряпку и бутылек. Отвинтив крышку у емкости, он смочил тряпку жидкостью. В нос Голубцову ударил едкий запах растворителя. Работяга принялся стирать зеленую галочку с двери. Закончив, он снова забрался на стремянку.
Петя снял очки, и перед ним предстал обычный пустой подъезд ― без разноцветных знаков, лестницы и незнакомца в спецодежде. Вернув очки на нос, он подошел к неизвестному типу. На полу в чемодане лежал перфоратор — главный виновник шума.
— Интернет проводите? — дежурно поинтересовался Голубцов.
От испуга человек чуть было не полетел вниз вместе с лестницей, но Петя вовремя схватился за стремянку, не дав ему упасть.
— Ты где очки взял? — ответил вопросом на вопрос мужчина, глядя на Петю сверху вниз.
— У подъезда валялись. Ваши?
— Нет. Это сборщика заказов. Бубнов, бестолочь криворукая, уже вторые очки теряет за три года, — выругался мастер.
— Какого еще сборщика? Вы вообще кто? Почему я вас не вижу без этих идиотских очков? Зачем двери чужие портите и, самое главное, какого, простите, Хулио Хосе Иглесиаса, вы сверлите в восемь утра?
Прежде чем ответить, мужчина нажал на кнопку, и коробчонка над дверью загорелась зеленым светом.
— Вот так, — он отряхнул руки, спустился и снова потянулся за перфоратором. — Я вообще-то ничего вам объяснять не должен, но пусть Бубнов с этим разбирается, это его косяк. А мне работать одному скучно, поэтому я, так и быть, расскажу. Всё равно завтра забудешь, а я хотя бы челюсть разомну.
— Почему забуду?
— Память сотрут, — беззлобно улыбнулся мастер. — Протокол, техника безопасности, все дела. Я из «Бюро судеб», слыхал о таком?
Петя смотрел на него как на идиота.
— Объясняю: название говорит само за себя. Тружусь на благо судьбы. Видишь, зеленым горит?
— Ну вижу.
— Это значит, что в данную квартиру скоро начнет поступать позитивный заряд. Постепенно у ее безбашенной хозяйки наладится жизнь, решатся некоторые проблемы, здоровье придет в норму, тараканы в голове разбегутся. Не сразу, конечно, с годами. Судьба пишется медленно, по чуть-чуть.
Мужчина переставил лестницу к другой двери и начал размечать маркером место будущих отверстий.
Голубцову казалось, что над ним сейчас как-то очень тонко подшутили, но стоило ему снять очки для проверки реальности, как мастер исчезал вместе с инструментом. Если это не являлось доказательством его бредней, то что тогда?
— Само по себе, что ли, у нее все налаживаться будет? — не отставал Голубцов.
— Нет, конечно. У нас на каждую душу целая бригада трудится. Сперва сборщик собирает заказы и помечает жилье, потом я устанавливаю приемник или перенастраиваю старый, он улавливает общий фон и передает информацию на главный сервер. Потом специально обученный компьютер рассчитывает индивидуальную программу. Последним в дело вступает техник. Он уже и взаимодействует с клиентом напрямую: подстраивает реальность под написанную или исправленную судьбу.
Договорив, мужчина начал дырявить стену. Петя стоял словно оглушенный. Подобная информация субботним утром плохо усваивалась в его голове, да еще этот шум…
— Так я не понял, мою судьбу решают какие-то посторонние люди и компьютеры, что ли? — сделал тревожный вывод Голубцов и вцепился в ногу мастера, так что тот чуть не выронил инструмент.
— Ты прекращай мешаться! А то я тебе приемник вообще разобью, — он подумал, а потом добавил: — Я про тот, что у тебя на плечах. Не все так просто. Это тебе не интернет твой подключать. Есть куча нюансов.
— Ну ты договаривай, раз уж начал, — обиженно буркнул Петя.
— Пойдем на второй этаж, я сюда потом вернусь.
Они вместе собрали инструмент и поднялись на следующий уровень.
— Понимаешь, какая штука... Люди сами притягивают к себе те или иные обстоятельства. Судьба работает на нас. Все зависит от нашего настроения, поведения, целей, от слов, в конце концов. Вот в этой квартире, — мастер показал на дверь с желтым кругом, — живет мужчина. Зовут то ли Костя, то ли Коля, не помню. Короче, этот Вася всё время жалуется на одиночество. Он сам постоянно посылает во Вселенную запрос, говоря о том, как он одинок и никому не нужен. Сборщики же разные бывают. К примеру, Бубнов, который очки потерял, он же как робот безмозглый. Такой не станет разбираться в душевных тревогах, копать глубоко, помогать. Пришел, услышал, записал. У него ставка почасовая.
— Так вам и зарплату за это платят?
— Нет, что ты, мы трудовые извращенцы. Конечно, платят! Не перебивай больше!
Голубцов кивнул.
— Короче, вот этот Костя, значит, без конца говорит, что он одинок и умрет одиноким, а Бубнов тут как тут. Раз карандашиком в блокнот. Затем достал баллончик и пометил желтым ― цвет одиночества. Всё. Считай, человек сам себе судьбу накликал. Дальше я с приемником, тот пишет информацию, потом ― расчет и разнарядка. Вуаля. На выходе у нас сорокалетний закомплексованный алкоголик. Хорошо, если в компьютерные игры ударится, а то ведь потенциальный самоубийца. А кто виноват? Посторонние люди? Нет. Сам себе запрос сделал, — развел руками мастер.
— Но ведь у него над дверью красная лампочка горит, а не желтая, — показал пальцем Петя.
— Это потому, что он злым был после развода, сейчас поостыл, справился с гневом. Теперь только одинокий, — сказав это, мужчина с грохотом поставил стремянку и, забравшись по ней, что-то переключил в коробчонке. Лампочка изменила цвет на депрессивно-желтый. — Всё, теперь программистам будут другие данные поступать. Будь другом, подай растворитель и тряпку.
Голубцов потянулся за бутыльком, но остановился и вернулся к вопросам:
— А если человек оптимист, но ему патологически не везет, и всё тут? Вот прям неудача за неудачей. Ему что, каждый раз улыбаться и говорить, что всё будет хорошо? А если кто из близких погиб?
— У близких свои судьбы. Оптимист на это повлиять никак не может. Удача не зависит от тебя одного, это, мне кажется, и ежу понятно. Этажом выше на одну только одиннадцатую квартиру шесть приемников. У каждого члена семьи свой цвет и свой запрос, короче говоря, своя судьба, совершенно не зависящая от других. Человек всегда думает: если с его близкими что-то происходит, это значит, над ним лично кто-то издевается, специально гадит. А он тут вообще, по факту, ни при чем. У него-то по разнарядке всё хорошо. И при случае он себя спасти сможет, если будет запросы посылать позитивные. А других, увы, никак. Они сами себе хозяева. И так везде: на работе, на улице, в личной жизни. Мы же взаимодействуем друг с другом, влияем на состояние.
— Слишком сложно, — замотал головой Голубцов.
— Да чего тут сложного-то? — раздраженно буркнул мастер. — Ну вот пример: подошел к тебе на улице какой-нибудь тип, который пять лет запросы на злость посылал. Всё, что ни делается у него в жизни, всё обязательно жутко бесит. Он тебя увидел и смешал с грязью. А у тебя душа, к примеру, нежная, как у балерины. Ты не выдержал и принял всё близко к сердцу, начал грустить. Да так загрустил, что стал постоянно говорить и думать о том, какой ты несчастный, а Бубнов тут как тут. И вот над дверью серая или черная лампочка, а всё, что бы ты ни делал, будет твою грусть усиливать. А там либо кто-то вмешается, либо сам разорвешь порочный круг, если сможешь, либо… — он виновато развел руками: — Вот как-то так.
— А что, нельзя сразу поставить приемник на зеленый свет, минуя Бубнова?
— Нет, что ты. Он же отчеты сдает потом. Это увольнение сразу.
— Эх, увижу я этого Бубнова…
— Не увидишь. Он только через неделю сюда вернется. Да и Бубнов тут ни при чем. Он хоть и валенок, но человек просто делает свою работу. А я просто поболтать люблю, вот и болтаю лишнее. Ты не переживай. Каждый получает то, что сам хочет, тут уж ничего не поделаешь.
Мастер заменил батарейки в старых приемниках, протер лампочки и начал собираться.
— Но я же могу вмешаться, так? Могу помочь кому-то? И даже себе…
— Можешь, — улыбнулся мастер. — Вот только ты скоро всё это забудешь и вернешься к своей обычной жизни, а в обычной жизни ты далеко не альтруист и не благодетель.
— У меня очки останутся! — не сдавался Петя.
— Техник очки заберет, пока спишь. Не будь ты таким наивным. Но сегодня можешь развлечься. Только в приемники не лезь. Током убьет, — строго смерил он взглядом Петю. — Всё, мне работать надо. Спасибо за беседу, давно язык чесался кому-нибудь рассказать, чем занимаюсь. Нельзя. А тут ты с очками.
Голубцов и не собирался никуда лезть. Несмотря на сложную систему, описанную мастером из «Бюро судеб», Петя понял самое главное: чем больше вокруг людей с хорошими запросами, тем меньше они будут отрицательно влиять на него самого.
Добежав до своего этажа, он взглянул на соседские двери: зеленая, фиолетовая, черная… Голубцов позвонил в черную. Через минуту дверь ему открыла пожилая соседка, что с утра жаловалась на жизнь.
— Здрасти. Вы извините, что накричал утром, я это… не со зла. Давайте я вам с телевизором помогу, — смущенно произнес Петя, разглядывая свои тапки.
Соседка перебрала кучу причин для отказа, но Голубцов напирал со своей любезностью и, в конце концов, всё же смог уговорить.
Рассыпавшись в благодарностях, когда с настройкой телевизора было покончено, женщина переключилась на жалобы, но Петя ее быстро одернул:
— Вы прекращайте. Будете так говорить — обязательно беду на себя накличете.
Затем он прочел ей долгую и нудную лекцию о судьбе и пообещал, что теперь будет постоянно проверять, как у нее дела и какие запросы она посылает во Вселенную. То ли от страха, то ли действительно поняв, что от нее хотел сосед, женщина пообещала измениться.
Возвращаясь домой, Голубцов заметил над своей квартирой две лампочки: красную и желтую. Кажется, он со своей работой и злобой совсем перестал уделять время жене, и та чувствовала себя ужасно одиноко.
***
Следующим утром, как и обещал мастер, Голубцов обо всем забыл, а очки бесследно исчезли. Но не успел он протереть глаза, как заметил на столе странную записку, написанную его собственным почерком: «Следи за своими словами и мыслями: что у Вселенной попросишь, то и получишь».
Петя не любил ребусы, особенно составленные в неадекватном состоянии, но на другой стороне записки обнаружился номер телефона. Набрав его, он услышал женский голос:
― Добрый день, отдел кадров «Бюро судеб». Если вы хотите записаться на собеседование, нажмите «один», если вас уже избрали кандидатом на определенную должность, нажмите «два».
Голубцов прочитал послание, оставленное самому себе на бумажке. Сразу под номером телефона виднелась приписка: «Нажми два».
Тык.
Александр Райн
приглашаю вас в мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr
Сказочка о жилье и банкирах
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве перестали люди дорожить квартирами в собственности.
Ну как перестали, денег на платёж хватать перестало, а банки им сами начали услужливо платёж снижать. Ну как снижать - просто согласились бессрочно брать только проценты по телу кредита. Мол когда полегче станет - придёте и рефинансируетесь, а пока тело кредита побудет таким, как есть.
Очень уж банки были совестливые, чтобы людей из квартир гонять. Да радовал банкиров факт того, что теперь не надо было мучаться с поиском тех, кому бы возвращённые в ежемесячном платеже средства снова одолжить. Снижение операционных издержек на кредитных менеджерах, так сказать.
А ситуация только хуже становилась. Накоплений у людей уже почти и не было, а без первого взноса на ипотеку бедолаги уже даже не смотрели. Да и стоимость жилья мягко говоря не радовала. Поэтому сердобольные банки пошли на отчаянный шаг - выдвинули новый продукт - ипотека без первого взноса. Ну чтобы народ заинтересовать. А то деньги, которые никто в кредит не берёт - сами не размножаются.
И народ заинтересовался. Вот только бяка нарисовалась через некоторое время. Оценщики стали жильё оценивать не в полную стоимость, а по каким-то своим критериям. И как в том анекдоте получилось - рубля нет, топора нет, рубль должен и вроде всё по честному. И кто-то решил воспользоваться советами предыдущих бедолаг - переподписать договор на оплату только процентов. Тут банкиры опять обрадовались. А кто-то плюнул и перестал платить, объявив себя банкротом. Тут обрадовались участники аукционов, так как на торги хлынул вал предложений. А банки несколько охренели от количества мёртвых активов и дельцов, которые не спешили выплачивать даже оценочную стоимость.
И ввели они необходимость оценки до одобрения ипотеки. И начались рыночные отношения. Оценщики рисуют цифры нужные банку сильно ниже тех, что застройщик заявил. Ипотеку не одобряют, застройщик груснеет. День грустным ходит, два, потом своего оценщика вызывает, который рисует нужные застройщику цифры, несколько выше заявленной цены. Банкир и застройщик с прищуром смотрят друг на друга и оба платят третьему оценщику, который рисует третью цифру, так чтобы все остались довольны.
Отлегло. Банки выдают кредиты под субъективную стоимость, которая всех устраивает. Застройщик получает деньги, а не их бетонный аналог. Ипотечник вообще в прострации - просил денег на квартиру, а ему ещё и скидку дали.
И все стали жить - поживать, да кредит не отдавать.
Но тут опять беда пришла, откуда не ждали. Государство объявило о предстоящем повышении ключевой ставки. Банкиры чуть трюфелями не подавились. Активов куча под старый процент, свободных денег нет, все и так в кредитах бессрочных, чтобы новые - более выгодные банкам деньги одалживать.
И начались у банкиров суды да пересуды, как бы хорошо ставку оставить, а ещё лучше снизить. Чтобы людей не кошмарить. Или чтобы доходность по старым кредитам оставалась выше новых. Кто же знает, какие мотивы движут банкирами.
А знакомых у банкиров видимо не видимо. И дошли банкирские разговоры до нужных ушей. В нужной форме и с интересным содержанием. И стало государство жить-поживать и ставку снижать.
А люди начали меж собой квартирами меняться, кому, как и где поудобнее. Всё равно не своя.
И я там был, табак курил. Да так дымил, что путь забыл. Вот и сказочке конец, а кто озвучит - молодец.
Тайна Закрытого города
часть 2
Мы следили за происходящим около часа. Затем отец кивнул мне в сторону, откуда мы пришли, и я понял, что надо уходить. Огоньки на экране двигались в нашем направлении. Мы бегом, стараясь не шуметь, повернули обратно по маршруту, откуда пришли раньше. И скоро я, уже откинув крышку люка, снова оказался в гараже, где сидел в прежней позе Кирилл.
Кирилл был младшим братом моего отца. Высокий, худощавый серьезный блондин, в очках, он так разительно отличался от всей остальной их семейки, что я мысленно шутил, что им его подкинули. Умный, хваткий, он с детства старался зарабатывать, где только мог, интересовался и разбирался в электронике, и был тем самым «сыном маминой подруги», которого ставили в пример остальным.
- Ну что?
- Они гонят оставшихся людей куда-то к центру города под землей, судя по всему, - ответил из-за моей спины, поднимающийся отец.
- Что думаешь делать?
- Будем следить за их миграцией, и проверять один коридор за другим. Пока не выясним, куда они дели детей.
- Я хочу вернуться в больницу, - мой голос прозвучал жалобно и хрипло. Мужики уставились на меня, - Я хочу проверить.
Подумав, батя кивнул. Кирилл замялся, было видно, что идея ему не понравилась, но возразить в сложившейся ситуации он не посчитал возможным.
- Будь осторожен.
Переодевшись в доме в теплое, и взяв кое-какие припасы из еды и воды, я, стараясь не попадаться никому на глаза, двинулся обратно в город. Заплутав, хоть мне и долго показывали и рассказывали, куда и как нужно идти, через несколько часов я вышел к черному ходу больницы. Там проходила дорога, и слева от меня оказался боковой вход в здание, а справа шел какой-то высокий частый забор, заканчивающийся наверху острыми пиками. Дорога просматривалась на большое расстояние с обеих сторон, и я боялся выходить на нее. Старался прошмыгнуть мимо, раз за разом возвращаясь, иногда мог просто ждать, стоя подальше от нее, и надеясь, что что-нибудь произойдет. Несколько раз я пыталась подобраться ближе, но, как назло, из бокового входа или с другой стороны появлялся человек в белом халате, осматривающий окрестности. И мне чудом удавалось завернуть назад, или затаиться в ближайший кустах. Не дыша, и молясь, чтобы он меня не нашел.
К четырем утра мне повезло. Сначала я увидел собак. Открылась дверь бокового входа, и одна за другой оттуда стали появляться пушистые головы. Я не очень разбираюсь в породах, и для меня они выглядели странно. Мордой похожие на охотничьих, с висячими треугольными ушами, в холке они были высокие и худые на длинных ногах, как борзые. Все имели белый окрас с несколькими черными пятнами, разбросанными по ушам. Первая собака вышла, огляделась, затем они направились друг за другом, прижимаясь и что-то вынюхивая у забора. К сожалению, псины двигались в мою сторону. Хорошо, что я заметил это издалека и смог отбежать подальше. Когда собаки достигли конца ограждения, они стали заворачивать куда-то вправо, за постройки, и что там - увидеть я уже не мог. Их было около двадцати. Когда первая собака вошла в поворот, а последняя еще была недалеко от бокового входа, из него начали появляться дети. Сердце мое бешено заколотилось, на висках выступил пот. Все внутри замерло. Малыши примерно шести-восьми лет, и разница в росте была не сильно большой. Но самое страшное не это. Они все были одеты в одинаковую одежду. Серые короткие курточки, застегнутые на три крупные пуговицы, такого же цвета шортики, под ними - колготки. Комплект завершали коричневые ботинки. А на головах - объемные черные шапочки, с полями по краям и большим козырьком. Из-под них не видно волос. То ли детей остригли, то ли все шевелюры умещались под эти головные уборы. Они шли так же, как недавно прошли собаки, след в след, гуськом, низко опустив головы вниз и ни на что не обращая внимания. И как я не щурился в темноте, не пытался найти хоть малейшую зацепку, в движении рук, строении коленей, овале щек, я не мог узнать своего. Я даже не мог понять, все ли они мальчики, или девочки тоже среди них есть. С такого расстояния дети казались абсолютно одинаковыми. Процессию контролировала женщина в белом халате, она стояла у входа и придерживала дверь, чтобы та не захлопнулась. Когда последний ребенок скрылся из вида, она зашла обратно внутрь.
Я выждал несколько минут, а затем кинулся в том направлении, где исчезли дети. Но выбежав за поворот, я обнаружил абсолютно пустой двор между домами. Я бегал там еще долго, пыталась искать следы, детей или собак, кидался из стороны в сторону, но так ничего и не нашёл. Следов было море, но они перемешивались в пыли, и мне так и удалось понять, куда они уходили.
Примерно через час вся процессия, возглавляемая впереди собаками, вернулась обратно. Что это было и для чего нужно выводить на прогулку детей, тем более «куда?», мне осталось непонятным.
Прождав там несколько часов, я бросился обратно в дом, к отцу.
Между вылазками они с Кириллом отдыхали по очереди, аппарат должен заряжаться. И у меня еще было время, чтобы застать его.
- Дети! Дети в больнице!!! Я видел детей!!!
Я запнулся о порог, когда влетал. Мужики как раз собирались. Отец заматывал тряпками ботинки, завязывая и запихивая их концы в носки, чтобы ступать тише. Кирилл осматривал провода, ведущие от самодельного генератора к аппаратуре. Я сбивчиво рассказал все, что узнал. Мужчины переглянулись, на батином лице проступило значительное сомнение.
- Я своими глазами видел, как всех увозили оттуда. Нашего там точно нет. Может быть это какие-то роботы, или еще что-то, просто похожее на детей.
Я не знал, как выдохнуть, как дышать дальше. Мозг отказывался думать. Что делать? Где правда?
- Я почти нашел их логово, самый центр, куда они сгоняют людей. В прошлый раз не удалось подойти ближе, попробую в этот. Если хочешь – пойдем со мной. Только сразу предупреждаю – нельзя кричать. Что бы мы ни увидели. Твой крик будет стоить нам жизни.
Я кивнул. Я был слишком опустошен, чтобы спорить. В этот раз мы лучше подготовились, чем в начале. Модифицированные фонарики с тусклым светом, обмотанные ботинки, одежда, сходная по колору и фактуре со стенами (ее обмазывали грязью, смешивая с клеем, чтобы в случае опасности, можно было присесть и попытаться притворится «частью интерьера»). Спускались быстро. Мы старались не говорить, и не тратить силы ни на что, кроме движения к цели. Больше двух часов мы практически бежали по темным подземным коридорам. Наконец, отец поднял вверх руку, это значило остановиться. Мы замерли и прислушались. Впереди раздавался шум, из него можно было выделить голоса, лязканье железа, и еще какие-то бухающие, не понятные мне, звуки.
Завернув за очередной поворот, который он отслеживал по своей карте на телефоне, неожиданно мы оказались перед выходом в довольно большое пространство. Выход из нашего туннеля заканчивался обрывом, и основной шум теперь слышался снизу. Вверху была дыра, в которой отражалось беспечное ночное небо, на нем мерцали редкие звезды.
Он лег на пузо, стараясь не высовываться и не шуметь, подполз к краю, где обрывался туннель. Впереди было круглое пространство на несколько сотен метров в диаметре. Я последовал за ним. Внизу, в центре «кипела работа»: очень большое количество и «орков» и «гномов» гоняли, как скот, людей. Последние, разного возраста и пола, послушно копали, переносили то, что было выкопано куда-то в глубину тоннелей внизу, в направлении, противоположном нашему. «Громы» не прекращая, орали на них, пинали, толкали, стегали их чем-то наподобие кнутов, били палками. Никто из людей не возмущался и не роптал, они как сонные мухи, молча делали свою работу. Периодически, кто-то из наших падал замертво. Никто не обращал на это внимания. Через какое-то время проходившие мимо «орки», заметив упавшего, и «продиагностировав» его ударом по голове, подзывали двух «орков» чуть более щуплого телосложения, и те либо оттаскивали человека куда-то в сторону тоннелей, либо скидывали его в центр. Середина данного помещения была самым интересным. Из земли торчал огромный большой круг из толстого железа, от которого расходились в стороны такие же «лапы», он был не до конца откопан и не ясно, что же он на самом деле из себя представлял. В центре этого большого круга торчала узкая труба, диаметром сантиметров в двадцать. Она стояла внутри более широкой трубы - около трех метров. И вот в эту часть более широкой и скидывали тела людей, упавших замертво.
«Громы» и «орки» больше всего суетились как раз вокруг этого центра. Пара «гномов» так раздухарилась, что-то доказывая друг другу, у них почти дошло до драки. Занятый этими наблюдениями, я не сразу обратил внимание на то, что отец слишком уж сильно засопел и начал дергаться рядом. Я повернулся, и, увидев его бешеные выкаченные глаза, попытался проследить в направлении взгляда. Я не сразу понял, потому что измазанных в глине, земле и грязи, людей было сложно отличать друг от друга. Пока не увидел знакомый, мелькавший среди тел, кусок зеленой тряпки в белый горох на одной из голов. Бабушка копала вместе со всеми. Я начал прочесывать глазами толпу вокруг нее, пытаясь определить в этой груди измазанных тел, деда. Но люди, находясь под каким-то гипнозом, даже не протирали лица и глаза, если на них летела грязь от других копавших. Большинство рыли руками. И узнать, определить из них кого-то не представлялось возможным. Я беспомощно обернулся на отца, но он смотрел налево и взгляд его изменился. Я посмотрел туда же. Несколько «орков» в помещение вводили детей. Три ребенка, мальчика или девочки, все в тех же серых костюмчиках, в которых я видел их у больницы. Они шли послушно, как и все другие люди, опустив головы, и не подавая признаков какого-то беспокойства. Подойдя вплотную к центральной торчащей большой трубе, «орки» переговорили с «гномами». Последние подогнали какой-то аппарат, напоминающий маленький кран, видимо, сломанный. На одном конце железной стрелы болталась веревка, а за другой конец, обмотанный об катушку, «гномы», в количестве нескольких штук, держались сами. Один из «орков» посмотрел на ребенка, затем обвязал его за пояс свободным концом веревки и что-то рявкнул. «Громы» напряглись и потянули конструкцию на себя, тело в сером костюмчике взмыло в воздух, а затем они начали его медленно опускать в центр самой маленькой узкой трубы. Вот для чего нужны были дети определенного возраста. Кроме них никто в эту трубу бы не пролез. Сердце бешено заколотилось. Я не мог понять, не узнавал, но все же, мне казалось, что это не он. Не мой Темка висит сейчас на веревке в окружении «орков», «гномов» и груды перемазанных зомбированных людей посреди огромной ямы, и не его опускают в узкую железную трубу. Я не признал его и в других детях. Я все-таки надеялся, что по кистям рук, овалу колен, щекам, кончику подбородка, я смог бы узнать его. Узнать, и не ошибиться.
Лебедка раскручивалась, видимо, опуская тело все ниже и ниже. Вдруг вся конструкция задергалась, заходила ходуном, так что еще паре подоспевших «гномов» пришлось удерживать ее. А затем они вытащили пустую веревку назад. «Орк» меланхолично кивнул на следующего. Так все три мальчика или девочки были погружены внутрь этой трубы. И каждый раз они вытаскивали пустую веревку. Я держал себе обеими руками рот, искромсав зубами язык, чтобы не заорать. Во рту неприятным привкусом расползался вкус крови. Я повернулся на отца и увидел, что он даже не смотрит туда, куда и я. Как в трубу опускают детей. Его взгляд был направлен левее, где недавно мелькал кусок зеленой ткани в горох. Заметив, что я смотрю на него, отец повернулся ко мне, и я не нашел в его глазах ничего, кроме равнодушия. Он не за ним сюда пришел. Его не интересовал мой брат. Он вернулся за своими родителями. Я повернул голову снова к трубе, и тут…
И тут он заорал. Этот был какой-то душераздирающий звериный рык, настолько громкий, что сначала я даже оглох, не сообразив, что это и откуда исходит. Орал мой отец. Прямо над моим ухом, рядом со мной. Он кричал так громко, что на нас повернулись все «гномы» и «орки». Он подался вперед, практически вывалившись половиной тела с обрыва пола тоннеля, на котором мы лежали. В направлении его вытянутой руки два «орка» тащили женщину, на голове у нее мелькала зеленая повязка в белых горох. Видимо, она упала и перестала подавать признаки жизни, и сейчас они волокли ее к центральной вертикально торчащей трубе.
Схватив телефон с картой, лежавший рядом с ним, я метнулся обратно в тоннель, и, не разбирая дороги, падая, с максимальной скоростью, на которую способен, побежал назад. Кирилл научил меня пользоваться картой на телефоне, когда они отдыхали. Но это очень сложно, что-то увидеть и понять в темноте на бегу. И больше всего я боялся, что ошибусь, и сверну не туда, куда указывает мне карта. Я бежал долго, и совсем выдохся. Когда уже не мог, я старался тихонечко идти. И, странно, не слышал сзади погони. Может быть, и не было ее. Поскольку они знали, отсюда некуда и нельзя убежать.
Через какое-то время я все-таки выбрался и практически выпал обратно в гараж. Кирилл подхватил меня за руку и помог подняться наверх.
- Нас обнаружили.
- Где твой отец?
- Он остался там. Надо уходить. Они придут сюда.
Кирилл кивнул, быстро сложил чемоданчик, прихватил пару сумок и какой-то пакет, и мы выбежали в начинающееся утро. Мы шли по городу, стараясь сначала выглядывать из-за домов, проверять периметр. Но улицы были совсем пустыми. И через какое-то время я перестал даже бояться. Тело отказывалось слушаться, и несколько раз я просто падал, опускаясь на колени. Из-за этого Кире пришлось практически волочь меня на себе. Мы зашли в какой-то подъезд, толкали двери в квартиры, в одной из них она открылась. Дальше я провалился в темноту.
В квартирах мы находили еду, многие люди ушли, не закрыв свои дома. Это позволяло не засвечиваться на улицах. Город казался пустым. Не было даже собак и кошек, не знаю, куда они подевались. Не слышны были птицы. Кирилл спускаться сам не мог, аппарат грозил в любой момент выключиться, и тогда из лабиринта туннелей шансов выйти не оставалось. Он пытался придумать какой-то способ более надежного генератора, постоянно что-то паял и проверял на своей аппаратуре. Перемещаясь, мы заняли позицию недалеко от больницы, где я видел детей. Когда я рассказал Кириллу, что произошло, он долго молчал. Спросил только, есть ли шанс, что его мать осталась жива. К сожалению, я не мог ему в этом помочь, последнее что я видел – как ее тело летело вниз центральной трубы, скинутое одним из «орков». Поэтому мой отец и кричал. Я спросил его, знал ли он, что батя и не собирался искать Тему. Кирилл покачал головой, сказал, думал, они ищут всех.
Очнувшись, я побрел к больнице. Солнце было в зените, и я просидел в ближайших кустах до самого вечера. Собаки так и не появились. Подумав, что, скорее всего, выходить будут ночью, я сменил место дислокации. Неподалеку находился маленький магазин, и я надеялся на удачу. Он был пуст, двери широко открыты. А внутри на полках, по-прежнему продавались мясо, сыры и колбаса. Набрав сколько смог унести и разрубив все на части, я спрятал свой узелок недалеко от больничного забора. Сам же вернулся одну из открытых квартир. Подобрав себе вещи, и подвязав и закатав, чтобы не спадали, я принялся рвать и резать то, что я носил до этого. Мне нужно было много мелких тряпок, имеющих мой запах. План не то, чтобы был очень хорош. Он был откровенно плох, глуп и опасен, но другого у меня на тот момент не нашлось.
Я надеялся, что собаки – это все же обычные животные, либо близкие к ним, может быть по уровню родства. А не какие-то биороботы или существа с сильно развитым интеллектом. Когда спустилась темнота, я ползком прошелся по всей длине забора, разложив куски мяса на лоскутки от своей одежды. Я клал их с той стороны, где шли собаки, обнюхивая местность, чтобы им было легко достать мясо. И стал наблюдать.
Около часа ночи дверь открылась, и появилось первое животное, оно осмотрело окрестности, и, вильнув хвостом, пошло по обычному маршруту. Во мне все напряглось. Я очень надеялся, что мой план сработает. Но, как выяснилось, он был не слишком отличным. Первая собака съела кусок мяса. Затем второй, третий, четвертый… Она глотала их не жуя, и не останавливаясь, не оставляя идущим сзади практически ничего даже попробовать. Казалось, следующих собак это не сильно беспокоит. Она сожрала столько, сколько по моим прикидкам, в нее поместиться просто не могло. Но у нее даже не увеличился живот. За собаками шли дети. А у меня к горлу подступало отчаянье. И вдруг я заметил - одна из них, идущая почти совсем позади, третья с конца, слишком активно обнюхивает те места, где только что лежало мясо и оставались мои тряпки. Нюхает и пытается копать там землю лапой. Неизвестно почему, но это животное отличалось от своих холеных собратьев. Это имело нечто похожее на всклокоченную белую гриву за ушами и вокруг шеи. И, как будто, более сумасшедшие, живые глаза. Когда дети вернулись, собаки зашли, и за ними закрылась дверь, я решился на рискованный поступок. Стараясь не шуметь и двигаться как можно незаметнее, ползком я подтянулся к третьей и четвертой тряпке у забора, и, вырыв небольшие ямки, сложил туда еще мяса, прикопав немного. Затем накрыл своими вещами и оставил сверху еще по куску.
За эту ночь детей выводили гулять три раза. Видимо, какой-то в этом был смысл. Меня неоднократно посещала идея, что это могут быть и не дети… Но я гнал ее от себя, не позволяя ей надолго угнездиться в мозгах. Не давая ей свести меня с ума. На второй раз, третья с конца собака, покопав немного лапами, успела съесть оставленные мной, гостинцы. После того как первая прошла и сожрала сверху все остальное. На третий раз я положил туда же еще. Идя по обратному маршруту, собаки к тряпкам уже не подходили. Но моя «питомица» проверила «тайнички», и по звонкому чавканью в темноте стало понятно - она нашла то, что я положил ей. Когда дети возвращались с прогулки в третий раз их было двадцать один, тогда как когда они вышли на первую – двадцать шесть. Я бил себя камнями, ударял по лицу. Чтобы не сойти с ума от ужаса и отчаянья, чтобы у меня не повредился разум.
Утром я вернулся к Кириллу. Мы до пена у ртов спорили, что дальше делать, и что происходит. Орали и чуть не лезли в драку друг на друга. Видимо, так было легче не сойти с ума. Мне нужно последнее, для моего хлипкого плана – одежда Темы. А она в доме. И каждый раз, когда я хотел пойти туда, Кирилл орал и физически держал меня, оттаскивая от двери. Часто силы кончались, и я падал, потому что ресурсов оставалось только на короткий сон, больше напоминающий глубокий обморок. На следующий день, когда я вернулся перекусить к вечеру, Кирилл пропал. Вместо него посреди коридора в квартире, в которой мы обосновались, лежал тюк с одеждой Темки. Быстро порезав ее на куски, и прихватив мясо, я вернулся на место своего «дежурства». Ночью до этого нацепив на себя все зеленое и темно-коричневое, что мне удалось найти, и, прикрепив сверху ветки, я подполз к месту у забора с другой стороны, где оставлял собаке мясо. И с помощью саперной лопатки, выкопал под ограждением яму, прикрыв ее ветками. Разложил по старой схеме, вверху – для первой собаки, в «тайниках» под тряпками – «своей», третьей с конца. И стал ждать. Только в этот раз под мясо для «своей собаки» я положил одежду Темыча.
Дверь распахнулась, и охрана из зверей пошла гуськом осматривать и обнюхивать окрестности, с главарем впереди. Первая одним движением сжирала мясо. Третья, уже научившаяся открывать «тайники» и слизывать спрятанный кусок за секунды, вдруг задержалась так, что две идущие сзади собаки обогнали ее. Затем посмотрела на меня. В этот раз я лежал с другой стороны забора, накрывшись зеленым брезентом, очень тихо. Так, что из-под него было видно только мои глаза. Собака посмотрела на меня, и вдруг мотнула головой, потрусив в сторону процессии из детей, обгоняя своих сородичей. Добежав до пятого с начала колонны ребенка, она неожиданно толкнула его так сильно, что он упал, оцарапав себе колени. Другие дети продолжили идти вперед, как и собаки, сопровождающие их, только две замыкающие замешкались, недовольно завиляв хвостами. Ребенок с трудом встал, и собака загнала его последним в колонну детей. Остальные шавки успокоились, и все они исчезли из вида. Я быстро разложил мясо на свои места снова.
Через несколько часов собаки появились обратно. Детей было уже семнадцать. Прокусывая в кровь губы, я смотрел на колени, искал… Ребенок с разбитыми коленями шел вторым от конца не поднимая головы. Гривастая собака забежав чуть вперед и выкопав куски припрятанного мяса, когда первые дети уже поднимались по ступенькам бокового входа, вернулась к тому самому ребенку. И резко бросившись на него, сшибла с ног так, что он почти долетел до забора. Я бросился к ограде со своей стороны, к яме которую выкопал. Яма была не слишком большая, несколько раз выходили люди в белых халатах, и мне приходилось убегать или прятаться. И я не мог сам пролезть через нее. Только выставить руку. Я протянулся под ограждением насколько возможно, в другой руке держа мясо, и пыталась дотянуться, схватить. Но ребенок был слишком далеко. Он лежал без движения. И не вставал. Может быть, он ударился чересчур сильно, когда падал. Собака метнулась несколько раз ко мне и снова к нему, затем, недовольно чявкнув, взяла его зубами за одежду и подтащила к забору. Я рванулся и у меня хватило руки, чтобы успеть зацепить его, а затем, перебирая руками между прутьями, дотащить до ямы под забором. Последние собаки побежали ко мне, но, видимо почуяв знакомый запах, лишь вильнули хвостами. Я тащил его изо всех сил, стараясь не повредить еще больше, а он никак не хотел проходить. Видимо, яма оказалась слишком мала. Я рвал его на себя, таща за ноги, цепляясь за одежду. В этот момент я уже видел, что это мой брат. Видел его закрытые глаза. И на каком-то рывке он прошел. Проскочил, и я вытащил его со своей стороны забора. Вытащил и упал. Я бежал долго, прижимая к себе свою ношу. Сзади раздался лай собак. За домом я припарковал машину Кирилла, которую угнал, когда он спал еще в первую ночь. Боялась, что он откажется, или не даст. Украл ключи и перегнал ее. А потом сказал, что не знаю что случилось, и куда она делась. Не сказал и не отдал. Как он ни орал и не пытался от меня добиться ответа. Я швырнул Темика внутрь, вскочил за руль, и дал по газам. Мы неслись к выезду из города. Дальше плана не было. Я знал, что, скорее всего, выезд заблокирован. Или там дежурят пришельцы и они не дадут мне уйти. Но вокруг города была стена, а биться на автомобиле о бетон еще более глупая затея. На одном из перекрестков мне наперерез выехала другая машина. Черный уазик. Он вывернул как будто из ниоткуда, и врезался мне в бочину так, что я чудом не улетел в кювет, дав по тормозам. Машины остановились. Из уазика с двух стороны выскочил тот самый мужик, которого я видел в первый день, когда сбежал из больницы, и Кирилл. Они втащили меня и Тему свою машину, и понеслись в обратном направлении. Я орал Кириллу, что они не туда едут, он – что к выезду нельзя, и в этот момент раздался взрыв. Мне показалось, что небо раскололось пополам. Я оглох. Где-то вдалеке над центром города поднималось огромное облако черной пыли. Машина рванула, и, петляя по перекресткам, выехала к ограждающей город, стене. Водитель выскочил, что-то быстро пристроил у стены, заскочил обратно в кабину и, дав газу, резко сдал назад, так что я несколько раз ударился головой о спинку сидения. Тему мы положили сзади на пол, и руками я придерживал его. Раздался еще один взрыв, меньшей силы, и в бетонной стене образовалась дыра. С разгона мы проскочили через нее, мне казалось, от машины что-то отвалилось при этом, я молился, чтоб не колеса и не подвеска, и выехали в ночь. Мы неслись через редкую лесопосадку, потом через поле, и, наконец, оказались на трассе.
С тех пор прошло три года. Мы живем с Кириллом и Темой все вместе. Как ни странно, нас никто не искал. По новостям о произошедшем в городке не было ни слова. По гугл-картам показывает, что на том месте, где находился город, просто обычные поля и леса. Кирилл сказал, что они с его другом, с которым ему удалось связаться, нашли способ подорвать середину города, установив в нескольких местах взрывчатку так, чтобы центр просто ушел под землю, засыпав и прихватив с собой все, что находилось внизу. Я восстановил документы как утерянные. В этом году Темка идет в школу. Он ничего не помнит. Когда мы приехали, он пришел в себя через пару дней, в больнице. Кирилл как-то договорился там, что документы у нас не спросили. Первые пару месяцев молчал, не реагировал, когда я зову его, и мог подолгу сидеть, просто переставляя на полу игрушки. Спал беспокойным сном и часто вскрикивал. Но, со временем, это утряслось. Теперь он играет с мальчишками во дворе, и собирается в местную футбольную команду. Кирилл остался с нами. Я нашел работу. Жизнь постепенно входила в свое обычное русло. Пока снова не произошло кое-что.
Сегодня ночью я проснулся. В темноте не было ни звука. Но я долго пялил глаза в черноту, и больше не мог уснуть. Встал, пытаясь понять, что же меня разбудило. Решил пойти на кухню, попить воды, или заварить себе чаю. Но на пороге комнаты остановился. В зале, который находился между кухней, залом, коридором и второй комнатой, где я спал – у окна стоял Тема. Молча, у стекла за занавеской и смотрел вниз на улицу. По спине пробежала рябь. Нудный, заунывный страх холодом заскребся где-то за ребрами. Я, стараясь не шуметь, чтобы не напугать ребенка, подошел к нему сзади и через тюль посмотрел вниз с нашего пятого этажа. Я не сразу смог ее разглядеть. Там, среди еще не растаявших участков снега, сидела та самая белая собака с подобием гривы на шее. И смотрела вверх, на наше окно.
Начало здесь: Тайна Закрытого города
Тайна Закрытого города
Любители хороших Криптоисторий – пролистывайте дальше! Увидела Конкурс, загорелась. Сама читаю их давно, отдыхаю так. Решила тоже попробовать. Написала. Прочитала. После этого мой внутренний Читатель набил морду моему внутреннему Автору. И правильно сделал, есть за что. Но просто выбросить или «положить в стол» физически не могу. Неделю пыхтела вместо сна (другого времени нет). Три дня только через программу «Свежий взгляд» гоняла (шикарная вещь, первый раз в ней свой текст увидела – поседела). Потом прочитала… Расстроилась. Понятно стало, где талантливые люди и где я. Но просто уничтожить не могу. Оставлю здесь, может, развлечёт кого-то.
Сама история:
- Да ладно, чего ты злишься, друзья же придут! – Лариска кружилась по комнате, среди разбросанного хлама. Ее рыжие волосы развивались, создавая вихрь из пыли, которую хорошо видно из-за света, просачивающегося сквозь тюль от окна.
- Это не мои друзья. А его родственники, - я протер очередной стакан и запихнул в сервант, на полку.
- Ну и что?! Разве ты мне не рад? Они такие же родственники отца, как и твои. Все равно же собирался отмечать! – Ларискин позитив поражал, мне стало казаться, что она под каким-то препаратом. Не может быть настолько хорошего настроения просто так у нормального человека.
- Нет, не собирался. Я не хотел ничего отмечать, в крайнем случае, думал посидеть с братом.
Лариска – моя троюродная сестра по отцу. Мы переехали в этот закрытый городок несколько дней назад. Все было так стремительно, что я даже до сих пор не успел распаковать вещи. И эти гости мне совсем некстати.
Началось все два года назад. Умерла мама. И мы с Темкой остались вдвоем. Мне тогда исполнилось семнадцать, а Темычу – всего два. Была еще прабабка, по матери, но ей стукнуло девяносто четыре. Большей частью она лежала, и, несмотря на относительно трезвый рассудок (лишь изредка путала даты и имена), она сама нуждалась в уходе. Шансов взять нас под опеку у нее никаких. И вот тогда мне пришлось вспомнить, что у меня есть отец. Они развелись с матерью, когда мне было 8, и я мало знал его. Кроме того, что он любил выпить, а потом избивать нас. После развода он приезжал пару раз, когда я был еще маленький. Из этих встреч отпечаталось только: холод на улице, его широкие сдвинутые брови, и яркая красная машинка, которую он протягивал мне, вытащив из кармана. Вот, пожалуй, и все мои воспоминания об отце. Но других вариантов у меня не было. Найти его получилось не просто. Он много переезжал, так еще и оказался жителем закрытого города, где почему-то почти не ловила обычная сотовая связь. Спасибо прабабушке, в молодые годы была научным руководителем в каком-то НИИ, и сохранила много полезных контактов. Через внуков ее учеников нам удалось все-таки пробиться к нему. Меня он готов был взять «без проблем». Проблема была в Теме, который родственником отцу не являлся. А моя деятельность и затевалась ради младшего братишки. С очень большим трудом нам удалось уговорить батю. Услуга оказалась не дешевой – бабушка согласилась написать дарственную на половину своей квартиры в пользу отца, если он усыновит Тему. Было еще одно непременное условие, которое мы должны выполнить. Этим условием был переезд к отцу. Я надеялся обойти этот вопрос, успеть выучиться, найти работу, и попробовать через суд отбить Темыча обратно. Но судьба распорядилась иначе. Этой весной умерла прабабушка, и отговорок, почему мы не переезжаем, больше не осталось.
Мы сошли с поезда, сели в видавший все в своей жизни, уазик, и весело побрякивая багажом и головами о стены и потолок на поворотах, поскакали по извилистой дороге вдоль леса. Ехали долго, более трех с половиной часов. Что меня удивило в самом начале, так это длинный бетонный забор с колючей проволокой в виде ежей наверху. Позже отец сказал мне, что иногда она бывает и под током. Пытаясь понять, что ждет меня впереди, я лазил в Интернете, и ожидал в худшем случае увидеть частокол с колючей проволокой, а не сплошную стену из бетона на несколько десятков километров вокруг. Нехорошее чувство появилось еще тогда. Что же они такое прячут там, раз обычным людям нельзя даже через забор смотреть. Но это было не все. Город ни гуглился на картах и в Интернете. Очень странно, о нем нашлось лишь несколько заметок из разряда: «в 10 домов провели газ» и «открывается фестиваль песни и танца». Когда я сказал об этом отцу, тот лишь довольно хмыкнул и пробурчал в усы: «Что ж ты хочешь? Закрытый город!» Проверка документов на КПП, и мы въехали. «Городом» это можно назвать лишь условно, меньше двух сотен домов. Часть из которых стояли пустыми. В большинстве своем это не новые постройки. А какие-то полуразвалившиеся деревянные домишки из прошлого века. То, что дом не жилой, было легко узнать по отсутствию дыма и заколоченным ставням.
В одном из таких строений поселился и отец. А точнее - мы, все трое. Как человеку с детьми, ему выделили жилье «попросторнее», где он обитал до этого я даже не хотел представлять. Дом был полуразрушенный, давно не жилой, полусгнивший и грязный. Только шагнув через порог, я почувствовал, как в нос ударили запахи сырости и плесени. Оказалось, отец успел перетащить в этот городок всю свою семью – родителей, брата, двоюродных и троюродных родственников. Привлекали сюда большие зарплаты. За ту же работу повара, плотника, нянечку в детском саду здесь платили в несколько десятков раз лучше.
А сегодня у меня день рождения. О котором, я надеялся, никто не знал, и совсем не было настроения отмечать.
В прихожей послышался топот и шум открывающейся двери. Незваные гости начали прибывать один за другим. Первым ввалился Виктор, двоюродный брат отца, высокий дородный остроносый мужик с кудрями и залысинами в полголовы. Его вес и мохнатая дубленка не позволили ему влезть в нашу, заваленную хламом со стороны квартиры, дверь прямо и теперь он протискивался бочком. Дом заполнился запахом перегара. Через пару минут его нагнали дед с бабкой. Ее везде издалека легко узнать по повязке на голове, с торчащими вверх концами. Сегодня тряпка была зеленой в белый горох. В первую нашу встречу, отцова мать вылила на меня ушат помоев о моей матери вместо приветствия. Поэтому от радости сегодня сразу противно заныла щека, и непроизвольно поехала куда-то в сторону. Следом потянулись еще какие-то родственники, которых я видел впервые.
Я зашел на кухню и налив две рюмки водки, выпил их одну за другой, в промежутке закусив кислым лимоном, чтобы успокоить нервы. Лекарственных средств вернуть себе психический нейтралитет не обнаружилось. Зайдя обратно в комнату, сел на край грязного дряхлого дивана. Сил и желания убирать все это ради «дорогих гостей» не было.
Отец уже старался там вовсю. Протер стол и поставил закуски, метаясь от комнаты в кухню. Гости разбредались кто куда, не раздеваясь, осматривали «хоромы».
- Ну, ты чего? – ткнула меня под локоть Лариска, махнув из бокала темно-красной жидкости, видимо, «презент» от дорогих гостей. Я скривился. И тут в прихожей послышался подозрительный шум, напоминающий по воющему грубому звуку начало брачного периода у лосей. Высунув голову в проход, я успел увидеть необъятных габаритов тетеньку в черном одеянии, обвешанную какими-то звенящими бубенцами, и размахивающую сосудом, из которого шел дым. Когда она уже практически скрылась в нашем туалете, совмещенном с ванной. Санузел - этот прорыв в цивилизацию - недавняя пристройка к дому, и единственное – чему я искренне порадовался.
- Они вызвали ведьму? – мое и без того уже кривое лицо, перекосилось еще сильнее.
- Шаманку! Ну, ты же знаешь, какой сегодня день…, - меланхолично заступилась Лариска за любимых родственников.
- Мой день рождения? Пасха???
- Ну, ты же знаешь, что у твоего отца пунктик, ему чудится что-то в вашем туалете, он даже боится туда заходить. Слышится ему постоянно что-то, из зеркала на него кто-то глядел, - Лариска похрустывала соленым огурцом.
Потная тетечка с благовониями, вытирая платочком лоб, степенно проследовала из дальней части дома и, плюхнувшись рядом со мной на диван, велела налить себе «чего-нибудь посвежее». Я подвинулся, мне совсем не осталось места в этом доме.
То ли от духоты и сильного запаха ладана, то ли от выпитых двух рюмок водки, меня повело, мозг как будто заволокло туманом.
И в следующее мгновение я обнаружил себя сидящим на лавке в помещении со стенами, выкрашенными бежевой и белой красками. Рядом сидела Лариска, дальше дед, еще какие-то гости. Женщина охала в конце коридора, отец и бабка носились туда-сюда, попеременно пытаясь хватать людей в белых халатах, и забегали в палату. Это все было так естественно, по началу, даже не вызвало у меня чувства недоумения, что что-то не то.
Когда я вспоминал эту ситуацию впоследствии, много лет спустя, именно естественность происходящего, не вызывающая в мозге вопросов, тревожила меня больше всего. Как это может быть: человек не обращает внимания на то, что какая-то дикость происходит вокруг него? Как мой мозг умудрился спрятать это и даже не дал мне ничего понять?
- Ларис, что мы тут делаем?
- Витьку стало плохо с сердцем, не помнишь что ли?
Я обвел глазами коридор. Везде сновали люди. Окна распахнуты, дует сыростью ранней весны. Судя по всему, это была местная поселковая больница. Подошел отец, подвел мне брата. Малыш устал и стоя, положил голову и уткнулся носом в колени. Я гладил его по волосам. В мозгу роились мысли. Больница и сама ситуация не вызывала у меня сомнений, все было естественно. Только…
- Ларис, а ты помнишь, как ты тут оказались?
- В смысле? На машине приехали, конечно.
- Я понимаю, но сама картинка как мы ехали у тебя есть? Ты помнишь, образами, как мы добирались сюда на машине? – Лариска отмахнулась от меня, как от назойливой мухи.
А вот у меня, как я ни старался, как ни пыжился, картинки как мы оказались здесь, перед глазами не было. Я не мог это вспомнить. Вот несколько минут назад мы сидели на диване, разговаривали с шаманкой, она рассказывала смешные случаи, что только ее изгонять не вызывают. И вот мы здесь, в больнице у палаты, в коридоре. А между этими двумя событиями картинка у меня отсутствовала. Я уже хотел, как и Лара, отмахнуться от этого, списав на истощение последних дней и алкоголь, который не так часто встречался с моим организмом. Как нас всех подняли и повели в другой коридор.
Я по инерции встал и пошел, сначала даже не поняв, что не так. На самом деле все было НЕ ТАК. Навстречу мне шла такая же колонна людей, впереди их вела женщина в белом халате с пучком на голове. Коридор был очень узким, с большим количеством маленьких окон с решетками. И поравнявшись с идущей в другом направлении колонной, я хотел извиниться, что чуть не толкнул женщину, но увидел ее глаза. Широко открытые, пустые, они смотрели в никуда, но дама продолжала двигаться, вытянув руки по швам. Идущие за ней, шаг в шаг, все были такие. Я посмотрел вперед на своих и увидел их уже заворачивающих в какой-то кабинет, первыми шли бабка с Темкой на руках. Повсюду стояли люди в белых халатах, в основном женщины, но в конце коридора я увидел мужчин. Они были очень сильные и оглядывали, контролировали помещение, каждого. Дама, ведущая нашу группу, у двери кабинета, физически заворачивая родственников туда за руки, и, мне показалось, пересчитывая их. Часть людей, сидевшие на лавках, как совсем недавно мы, непринужденно и оживленно болтали, кто-то ходил. Но только к ним приближался человек в белом халате, они так же, как и мы, вставали, и молча, друг за другом шли за ним.
Опустив голову и глаза, я повернул налево и пристроился в хвост уходящей в противоположном направлении, колонне. Затем - в правый коридор, стараясь не поднимать взгляд, спустился по лестнице на один пролет. Там открылся огромный холл с распахнутыми дверями на выход. Было очень много людей, кто-то выходил, другие заходили. Я посмотрел вниз, когда ледяной ветер с улицы прошел по ногам, и понял, что я без обуви.
Я стоял посреди холла, и моментально привлек внимание женщины в белом халате, находившейся чуть поодаль и явно контролировавшей ситуацию внизу.
- Ты что тут делаешь? – она больно схватила меня за локоть, оттаскивая в сторону.
- Я не знаю, где мои кроссовки. На улице холодно.
- Тебе надо бежать! - прошипела она, сжимала мою руку все сильнее. Одновременно подтаскивая с огромной куче обуви слева в холле. У стены там стояло большое количество полок, но их не хватило. И все вокруг было завалено грязными ботинками, сапогами, кроссовками и туфлями. Они валялись и не только вперемешку на полках, но и захламили собой огромный ковер, практически на половину холла.
- Какие твои? Ты помнишь, где ты их оставил? – наклоняясь ко мне, она шипела сквозь зубы прямо в лицо.
Я растерянно озирался. Я не помнил ни холл, ни чтобы я снимал с ног что-то.
- Нет…Нет, я не знаю.
- Какой у тебя размер?
- 46.
Она, подтащив меня ближе к полкам, выкопала оттуда коричневые сандали с закрытым носом.
- Эти подойдут?
Сандали были убитые, и не подходили для этого времени года, но они понравились мне.
- Подойдут…
Она одела мне их на ноги, одну за другой. На удивление, обувь оказалась очень удобной, на твердой, но как будто пружинистой подошве.
- Беги! – и она сильным толчком в спину пихнула меня к выходу.
Опустив голову, я быстрым шагом проследовал через холл к дверям. Народу было слишком много, и они не могли отследить всех. Выскочив за ворота, я повернул налево, и, падая, побежал бегом подальше от этого места.
Куда идти? Вернутся в дом? Куда обратится, где мне помогут? Город закрытый. Связь здесь не ловит практически нигде. Чтобы отправить смс, приходится по полтора часа менять местоположение, подкидывая телефон в воздух. За одним из поворотов я выскочил на широкую улицу. Там было шумно, там явно были люди. Сквозь туман в сумерках ехали танки. Это так поразило меня, что я встал как вкопанный. С визгом и разлетающейся грязью рядом тормознул уазик, из него выскочил мужик в военной форме, что-то проорал кому-то, и так же стремительно запрыгнув обратно, помчался дальше. Вокруг была какая-то немыслимая суета. Люди метались черными тенями, стараясь укрыться или сбежать куда-то. И я не представлял, кто из них «за наших». И что происходит вокруг.
В больнице остался мой брат.
Выбора не было, я решил вернуться домой. Не зная города, я до ночи плутал, пока не вышел на знакомую улицу. В мозгах на свежем воздухе стало немного проясняться, но все равно было чувство, что я будто во сне. Каждая мысль, каждое осознанное решение давалось с огромным трудом. Извилины скрипели, не желая «прокручиваться» в нужном мне, направлении.
Часы на руке обозначили 23.45. Ворота оказались открыты нараспашку. От них по грязи вели широкие следы, казалось, здесь промаршировал целый взвод. В нескольких местах земля выглядела так, как будто кого-то тащили. И не одного. Дом мерещился пустым. Широко открытая дверь, темные окна, и тишина. И все же мне чудилось, что внутри таится угроза. Сердце с шумом билось о грудную клетку. Каждый вздох отдавался в ушах.
Прокравшись по боковой стороне дома, пригибаясь под окнами, я добрался до двери. Помедлив, заглянул внутрь, в кромешную темноту. Там было тихо. Где-то тикали часы. И как будто под полом стрекотал кузнечик. Вдохнув и выдохнув несколько раз, я так же, пригнувшись, на ощупь стал пробираться вдоль стен внутрь помещения. Включать свет или как-то еще обозначить свое присутствие мне не давал лютый страх, сжимавший все органы. Шаг за шагом, я почти добрался до комнаты, где лежали наши вещи. Нужно как минимум переодеться в теплое, взять документы, еду и одежду для ребенка.
В комнате, где по моим последним воспоминаниям, днем царило застолье, все так же. Рюмки на тех же местах, как будто сидящие за столом люди просто поставили их. Заветрились закуски. Никто не убрал их. Рядом, на полу, валялась мохнатая дубленка Виктора, какие-то вещи и куртки, пришедших чуть позже, гостей. Когда я потянул на себя тюки с одеждой, один из них зацепился за стол. В темноте этого не было видно. И в следующий момент, с жутким грохотом, тот перевернулся и рухнул, усеивая все вокруг разбивающейся посудой, что-то еще упало на меня сверху. Я заорал. С улицы раздался топот бегущих ног. Сердце похолодело, ор застрял в горле. Звук приближался по коридору, а я так и барахтался, пытаясь вылезти из-под того, что свалилось на меня. Когда они ворвались в комнату, я только успел перевернуться на четвереньки, и прижаться задом к батарее.
Круглые лучи фонариков, шарившие по полу и стенам, ослепили меня. Свет был слишком яркий, и на несколько секунд я потерял способность видеть что-либо.
- Антон? – мужской голос показался смутно знакомым, хоть и охрипший, какой-то…
- Отец?
Батя вытащил меня из-под свалившейся груды белья, поставил на ноги. Мгновенно выключил фонарик. За ним маячила еще одна высокая фигура. Через несколько секунд я смог понять, что это Кирилл, брат отца, когда в отсвете с улицы блеснули его очки.
- Ты как здесь? Давно? Выбрался? Как ты смог? Ты один? – воздух вместе с вопросами выходил из отца со свистом, казалось, что у него барахлят легкие.
- Один. Что происходит? Где Тема? Где ты оставил его?
Он схватил мою руку и рывком вытащил на улицу. Мы практически бежали. Следом, оглядываясь, и стараясь двигаться бесшумно, замыкал процессию дядя Киря. Дверь в дом он не стал закрывать. Пробежав сарай, и теплицу, мы оказались с другой стороны, у ворот огромного гаража, который больше напоминал ангар, и был общий с соседями. А по их словам – выделен на несколько семей. Кто-то хранил там вещи, инвентарь, картошку и капусту. Отец вволок меня туда, следом забежавший Кирилл крепко закрыл железную дверь, и остатком старой ржавой трубы подпер ее.
- Бать, что происходит?
- Значит мама, отец, Темыч не с тобой?
- Нет…
- Где и когда ты последний раз видел их? Как ты выбрался?
Недалеко от входа в полу был откинут огромный прямоугольный люк, его крышка - чуть более двух с половиной метров в длину, вниз уходили ступеньки. Отец и Кирилл, в спешке продолжили свои дела, которые видимо были прерваны моим внезапным появлением. Первый кинулся к столу, заваленному инструментами, слева от люка, и быстро пытался собирать там что-то, попутно напихивая различные неизвестные мне детали себе по карманам. А дядя присел на одно колено у странного ящика, напоминающего открытый пластиковый черный огромный чемодан, внутри которого находилось оборудование, больше всего похожее на компьютер. Сверху - экран, а внизу, где обычно, клавиатура - какие-то круглые ручки, кнопки и рычажки.
- Как думаешь, удастся починить? – отец мельком кинул взгляд на брата.
- Не знаю, работаю над этим.
Оба были крайне сосредоточены и торопились. Казалось, им нет до меня никакого дела. Их не интересовали даже ответы на их же вопросы. Или не было на это времени.
- Что происходит? – я сам не ожидал, но голос сорвался на крик.
- Они напали.
- Кто «они»?
- Я не знаю.
- Они неотличимы от людей, - отозвался Кирилл, - Или могут менять внешность, или часть жителей города перешла на их сторону. Мы не знаем. Большинство они убили. Применяют какой-то вид зомбирования или гипноза, люди впадают в ступор и идут за ними, выполняют их приказы. Ни к кому не подходи, и ни с кем не общайся. Мы не можем понять, кто есть кто.
- Как вы выбрались? - на этот раз вопрос уже задал я.
- Женщина помогла, мне и Кириллу, она вколола нам что-то, когда нас уводили, но действие препарата скоро может закончиться. Похоже, их влияние распространяется не на всех. Небольшая часть медиков в больнице не подверглись ему, и еще есть люди, мозг у которых работает адекватно, они помогали выводить оттуда, кого смогли. Нам повезло. Ты как?
- Где Тема? Ты оставил его там?
Он стоял ко мне спиной, и было видно, как вжал голову в плечи, как задергалась вена на шее.
- Я верну его, - бросил он мне через плечо. И стало понятно, что он дико, до одури, боится.
- Есть контакт, я вижу их, - отозвался Кирилл и по экрану на его «чемодане» забегали, как в лабиринте, мелкие зеленые человечки. Грубо говоря, кроме зеленого этот монитор и не показывал больше ничего, - Можно идти.
Отец повернулся и кивнул головой. Затем перевел взгляд на меня.
- Я пойду с тобой! – выпалил я прежде, чем подумать. Тот поднял усталые, больные глаза на Кирилла. Который, помедлив, с сомнением, кивнул.
- Здесь тоже не безопасно, - проронил он, - Я попробую отслеживать их, сколько смогу. Заряда хватить не на долго.
Потоптавшись, и избегая моего взгляда, мужики пожали друг другу руки, батя сделал шаг, в нерешительной попытки обнять брата. Но тот уже отошел в сторону, приседая у своей чудо-техники.
Мы спускались в темноту. Отец включил фонарик, прикрыл его куском какой-то тряпки, чтобы свет стал не слишком ярким. Впереди я увидел серые трубы, идущие по стене, вместе с ними коридор, он упирался в тупик и расходился надвое. Мы пошли по левой стороне. Пройдя несколько десятков шагов мы опять оказались у завала из старых вещей.
- Подержи, - он отдал мне фонарик, и чуть присев, отодвинул в сторону кусок неровного железа, в который мы уперлись. За ним оказался длинный коридор. Очень узкий, в два с половиной худых человека, если их поставить плечом к плечу, - в ширину, и чуть меньше двух с половиной метров в высоту. Он как будто просто вырыт в земле. И находится здесь страшно, комья земли скользкие, они шуршали под ногами и осыпались, если я касался рукой стены. Казалось, все это может обрушиться в любой момент. Было не понятно, как это все вообще держалось.
Мы шли больше двадцати минут, коридоры расходились, и я давно потерял им счет, не представляя, где мы находимся, и как вернуться обратно. Отец, поглядывая на экран телефона, на котором были тот же лабиринт и человечки, все зеленое на черном фоне, что и у Кирилла на «чемодане», уверенно шагал вперед. Несколько раз я делал попытки задавать вопросы, но он зажимал мне рукой лицо, и я замолчал. Мы шли быстро, я очень устал.
Наконец, за одним из поворотов, впереди послышались голоса, оттуда же пробивался тусклый красноватый свет. Предок сбавил шаг, придержав меня, еще раз показав мне «тихо», поднеся палец к губам, и спрятал в карман телефон. Когда поворот, откуда шли звук и свет, оказался почти перед нами, он прижался к стене, и осторожно выглянул. Я, стараясь не шуметь, повторил этот маневр.
Впереди, в таком же коридоре, оказалось много народа. Только не все из них были люди. «Чужих» обнаружилось два вида. Первые больше напоминали гномов. Невысокие, около метра, коренастые и квадратные, очень широкие в плечах и крепкие, казалось, что дико сильные. Их отличала от людей огромная голова с неопрятными, торчащими в разные стороны, волосами, и лицо. Хотя «лицом» это трудно назвать. Кустистые широкие брови, глаза, толстые и длинные носы, губы – все черты крупные, больше, чем бывают у людей. Кожа бордово-красноватого цвета. Они больше напоминали поместь неандертальцев с каким-то видом диких доисторических зверей. Эти постоянно что-то кричали, размахивали руками, движения были очень резкими, явно злились, толкали и пинали всех вокруг, даже друг друга. Второй «вид» больше похож на орков интеллигентного образа. Около двух метров ростом, мускулистые, накаченные, с абсолютно круглыми лысыми головами. Они были спокойны, стояли у стены, и по отношению в «гномам» старались выглядеть даже доброжелательно. По крайней мере, их лица, с чуть более утонченными чертами, чем у их «низких собратьев», выражали подобие вежливой внимательности, а губы застыли в оскалах «полуулыбок». И те и другие даже близко не похожи на людей. Это какое-то новые виды. Мне показалось, что все особи мужского пола, но, кто знает, может быть, среди них были и женщины. Пять или шесть «орков» стояли у стены и слушали то, что им орали, пробегавшие мимо, «гномы». Последние же проталкивали вперед, идущих вереницей с еще одного бокового коридора, людей. Те шли послушно, с застывшими лицами, никак не реагируя ни на что, даже на тычки, пинки и подзатыльники «гномов», орущих и плюющихся на них со всех сторон. В самом конце коридора я успел заметить людей с лопатами и кирками в руках, они что-то как будто копали, или расширяли проход. Было не понятно, их постоянно закрывали другие.
- Если Тема где-то и есть, то он должен быть здесь, - тихо прошептал мне в самое ухо отец.
- А больница?
- Это перевалочная база, они просто сгоняют туда людей и сразу же перевозят.
Среди шедших впереди вереницей взрослых не было ни одного ребенка.
- Там нет детей.
- Я вижу, все равно искать надо здесь. Они сгоняют всех сюда.
- Зачем?
- Мы пока не можем понять. Как будто ищут что-то. Стариков и больных убивают сразу, - голос его сорвался, и я вспомнил, что не спросил, где бабушка и дед, и когда он видел их в последний раз. Но он тут же собрался, и стал дальше смотреть, то выглядывая в коридор, то - на экран телефона, где зеленые точки скучковывались и перемещались.
- А детей?
- А детей вроде нет. Среди убитых на улицах малышей крайне не много. Может быть, они нужны им для чего-то еще. У нас есть надежда.
- Ты знал? Что такое возможно?
Он поднял на меня глаза.
- Нет. Кирилл знал. И теперь не может простить себе. Ну как «знал», не в прямом смысле конечно. Этих видели не первый раз здесь. Я точно не знаю. Может и городок из-за этого тут организовали, просто не ожидали, что они вернутся. Никто не ожидал, что такое может начаться.
Продолжение следующим постом (если кто-то дошел до этого места)
Самая страшная песня в мире
Хорошие девочки и мальчики знают песенку «Ах, мой милый Августин» благодаря сказке Андерсена «Свинопас». Именно её играл музыкальный горшочек принца, притворившегося свинопасом. Но не только горшочек её играл...
Вы удивитесь, но именно эту мелодию наигрывали когда-то куранты на Спасской башне Московского Кремля! Было это в 1770 году, когда после долгой неисправности часы были восстановлены часовым мастером Иваном Полянским.
Так выглядели Красная площадь и Спасская башня в то время. Ф.Я. Алексеев. "Красная площадь в Москве". 1801 г.
Сделано это было под руководством какого-то немецкого инженера (по некоторым сведениям, фамилия его была Фатц). Видимо, поэтому и была выбрана для часов популярная в Австрии и Германии мелодия.
Ровно в том же 1770 году в России вспыхнула страшная эпидемия чумы. К лету 1771 года в Москве ежедневно умирали от 600 до 1000 человек. Именно тогда возникли многие известные сегодня московские кладбища (Миусское, Даниловское, Армянское, Дорогомиловское, Рогожское) — все они изначально были предназначены исключительно для захоронений умерших от чумы...
При чём же здесь милый Августин, спросите вы? А вот при чём. Текст безобидной, на первый взгляд, песенки "Ah, du lieber Augustin" переводится на русский язык следующим образом:
"Ах, мой милый Августин, всё пропало! Деньги пропали, человек пропал, всё пропало! Одежды нет, семьи нет, Августин лежит в грязи, всё пропало. И богатая Вена пропала, как и Августин, плачьте вместе со мной!"
В одной из церковных книг Вены содержится запись о смерти некоего Марка Августина, датированная 11 марта 1685 года. Как раз то время в Европе свирепствовала очередная эпидемия чумы...
Роспись в церкви города Лавадье (Франция) изображает чуму в виде женщины с лицом, закрытым капюшоном
Рассказывают, что Августин был трактирным музыкантом и сильно злоупотреблял спиртным. В те дни по улицам ходили команды могильщиков. Они собирали тела умерших, свозили за город и сваливали в специальные рвы.
Могильщики приняли мертвецки пьяного Августина за умершего. Проснувшись в чумном рву, он принялся громко петь, чтобы убедить самого себя в том, что всё ещё жив... Именно так, согласно легенде, родилась эта песня...
Туристам до сих пор показывают кабачок, в котором якобы пел Августин. Это ресторан «Грихенбайсль» (Griechenbeisl — «греческий кабачок») – один из старейших ресторанов Вены, расположенный во Внутреннем Городе на площади Фляйшмаркт рядом с православным Свято-Троицким собором. На вывеске изображён сам Марк Августин, шагающий куда-то с волынкой...
Ресторан «Грихенбайсль». Здесь, согласно предлагаемой туристам легенде, трудился и пьянствовал знаменитый Августин
Вот и получается, что не к добру выбрал немецкий инженер эту мелодию, ставшую недобрым предзнаменованием... Да и вообще, с этой песенкой у нас связано мало хорошего.
Полистать самый страшный в мире журнал "Лучик" можно здесь
Подписаться с доставкой в почтовый ящик – на сайте Почты России
С отвращением купить – на Wldberries
Скачать несколько номеров бесплатно – здесь
Наш ужасный Телеграм-канал: https://t.me/luchik_magazine
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
История из жизни
Город Хабаровск.
Переулок, с одной стороны магазин, с другой стена местной психиатрической больницы.
Выходим с товарищем из магазина и вдруг (откуда он взялся в центре города? ) бурундук.
Пометался - пометался, потом рванул и скрылся под забором психушки.
Товарищ (серьёзно, задумчиво): "К своим пошёл, в наркологию, белочку изображать... ".