Метель | Ваня Фёст
Иллюстрация Лены Солнцевой. Больше Чтива: chtivo.spb.ru
Игорь переходил улицу. Ледяная крошка забилась за воротник и облепила лицо.
Фонарь, под которым он остановился прикурить, вспарывал сгущавшиеся сумерки косым лучом тёпло-жёлтого света. Шёл снег. Его рваные хлопья не успевали коснуться земли — стылый вихрь швырял их вверх снова и снова. Снежинки замирали лишь под куполом света, будто кто-то остановил для них время.
Ветер усилился, словно намекая, что пора бы продолжить движение. Прикурив, Игорь поднял голову, вслушиваясь в гудение фонаря. Снег за воротником таял и стекал по спине тонкими холодными струйками. Лампа будто озвучивала переулок, а свет, подчиняясь её ритмике, подрагивал в такт.
«Крылатый сумрак», — подумал Игорь, шагнув из луча в реальность. Московская ночь обволокла его фигуру, растворила в иссиня-чёрной густоте. Снег забивался в карманы и за капюшон, сигарета намокла. Голая рука нестерпимо мёрзла, а вторую не хотелось лишний раз вынимать из кармана. Левый глаз слезился от табачного дыма. «Не стоило так рано срываться, в баре хотя бы было тепло. И шахматы. В баре были шахматы. Что ж, прогуляюсь».
Игорь снимал студию почти на Тверской, в доме Нирнзее. Грязно-серое десятиэтажное здание, загнутое в букву «П», могло запомниться разве что парой эркеров, призванных разбавить монолитность фасада. Куда интересней прозвища дома — «Небочёс», «Дом холостяков»... Первая высотка Москвы. Ещё здесь Булгаков познакомился со своей женой, а до революции зданием владел Распутин. Игорю нравилась его квартира, — он никогда бы не поселился в доме без истории.
Жить можно только в мегаполисах — маленькие города обязательно поглотят и пережуют, если ты один. Приторность, замкнутость, на улицах постоянно попадаются знакомые. Переедешь в такой город — и через месяц обрастёшь приятелями, а потом и заметить не успеешь, как тебя зовут в гости на дегустацию вина с санкционным сыром. Нет, только Москва — в этих грохоте и суете, ворохе дел и архитектурном бардаке куда проще оставаться незамеченным.
Игорь любил столицу. В его студии свободную стену занимала огромная карта, вся исписанная, истыканная булавками, обклеенная стикерами. Сначала он просто помечал районы, в которых когда-то снимал жильё, — Измайлово, Перово, Выхино, Домодедовская... Теперь вот центр. Самое сердце первопрестольной. Заметки о заведениях и истории улиц добавились словно по собственной воле, он и сам не знал, почему. Странная привычка — ведь новшеств совсем не любил. Пил в одном и том же баре, ел в одном и том же ресторане, говорил только на работе. Наверное, так изучать город было спокойнее и проще, ведь мегаполис, как и всё настоящее, иногда пугал.
После выпуска из университета пришлось съехать из общаги на Воробьёвых горах и, пожалуй, впервые столкнуться с бессонным режимом столицы. Тем летом в области горели торфяники, Москву покрывал плотный слой смога, горожане передвигались по улицам в марлевых повязках, не спасавших от удушливого дыма.
Город почему-то решил оставить Игоря при себе, подкинув случайную встречу со старым приятелем. У детдомовцев хорошая память на лица — необходимость, переходящая в привычку. Время не властно над этой памятью.
Вовка совсем не изменился — хохотал и пожимал плечами всю дорогу к кафе в Последнем переулке. Его тонкие ноги в дорогих кожаных ботинках уверенно топтали брусчатку, он активно жестикулировал и всё время спрашивал, спрашивал, спрашивал.
— Как твоя лошадь? — бросил он уже за столиком. — По-прежнему преследует?
Вздрогнув всем телом, Игорь опустил глаза, разглядывая скатерть в красно-белую клетку. После чего вытянул шею, привстал и поймал взгляд собеседника. Вопрос не смутил Игоря, хоть и заставил занервничать. Вовка всегда знал всё. Это раздражало.
— Да, — он сглотнул, — только это не лошадь, а шахматный конь. И ты это прекрасно знаешь.
— Да знаю, знаю, — отмахнулся Вовка, поднося стакан к губам. — Кстати, я тут выучил пару трюков, — он стукнул себя двумя пальцами по виску. — Спорим, вынесу тебя?
Игорь сидел перед ним усталый, загорелый и вспотевший. Он подсчитывал в уме, сколько у него останется, когда они поделят счёт.
— Готов поспорить, доска у тебя с собой, — Вовка ухмыльнулся на левую сторону лица. — Сыграем?
Через несколько минут, когда одним изящным пируэтом белый конь обогнул редут пешек, съедая чёрного ферзя — последнюю надежду оппонента на пат, Вовка положил короля на доску, смирившись с участью проигравшего, и, наклонившись к Игорю через стол, выдохнул:
— Работа нужна?
Так Игорь стал аналитиком в международной консалтинговой компании. Не сразу — пришлось начинать с продаж. Из отдела продаж перевели в консультанты, но и на этой должности он не задержался. С работой повезло, ему удалось закрепиться — какое-то время фирма сама платила аренду и транспортные расходы. Наверное, впервые в жизни на всё хватало денег. Игорь ни на секунду не сомневался, что эту знаковую встречу — а следовательно и работу, и деньги, и возможность жить в самом центре этого сгустка энергии, — ему подарил Город. Так и должно было быть.
Этой ночью он взял до бара такси, как всегда поленившись прогревать машину. Прогулка могла бы считаться удачной, если не брать во внимание метель, гуляния и фейерверки, принесённые в жертву то ли речи президента, то ли двенадцатому удару кремлёвских курантов. Ничего не поделаешь, но единственное место, где можно было выпить с достойным игроком в шахматы, находилось отнюдь не у парадного подъезда первой высотки Москвы.
«Нет ничего более глупого, чем попытка упразднить ещё один канувший в бесконечность временной отрезок», — думал Игорь, стараясь проигнорировать компанию, раздававшую прохожим пластиковые стаканчики с шампанским. Двое молодых людей доставали бутылки прямо из багажника, запуская пробки в воздух. Каждый раз, как раздавался характерный хлопок, толпа скопившихся у машины людей восторженно подвывала и улюлюкала. Фонтанирующая бутылка проходила цепочку рук, прежде чем оказаться на бордюре у переполненной мусорки.
Люди у машины призывно замахали руками, закричали что-то, задвигались в попытке приобщить ещё одного случайного прохожего к своему веселью, но тщетно. Глядя прямо перед собой, запахиваясь в пальто, будто пытаясь спрятаться от шума под полами одежды, Игорь продолжал движение. Он был абсолютно уверен, что как только присоединится к этой раздухарившейся под влиянием алкоголя и праздника толпе, белый шахматный конь подберётся к нему вплотную, уткнётся мордой под коленную чашечку и начнёт давать советы.
Вспомнить, когда именно галлюцинация появилась впервые, он не мог. Может быть, это случилось в тот самый вечер на веранде, незадолго до аварии? Тогда он впервые обыграл деда в шахматы. Старик ещё долго переставлял фигуры в обратном порядке, заставляя внука повторять проделанные ходы. Доктору наук в области ядерной физики было нелегко смириться с поражением от девятилетнего мальчишки.
Вспомнив дедушку, Игорь улыбнулся и остановился достать сигареты.
Как и любой научный сотрудник, дед плохо скрывал своё недовольство — постоянно фыркал в усы, закатывал глаза и прищёлкивал языком. Наконец, откинувшись в плетёное кресло и усадив ребёнка на одно колено, он, выдержав паузу, словно специально отведённую для бархатисто-хрипловатого кряхтения и покашливания, спросил внука:
— Как ты это сделал?
Игорь лишь пожал плечами и, сбиваясь, заикаясь, путая окончания слов, рассказал деду о белом шахматном коне, что каждый раз, утыкаясь в его ногу, подсказывал ходы.
Отсмеявшись, дед вытер выступившие в уголках глаз слёзы, спросил снова:
— А почему именно белый, Игорёш? Почему белый-то?
Игорь снова пожал плечами и, выдавив из себя крайне неестественную для ребёнка улыбку, ответил:
— Белые начинают и выигрывают?
Дальше уже много чего произошло — и шахматный кружок, где радость побед в партиях сменялась горечью побоев после занятий, и лицейский класс с математическим уклоном, где побоев было не меньше, потом уже авария, похороны деда и детдом. Ещё неизвестно, шёл бы он сейчас по городу в новогоднюю ночь, морщась от снежных хлопьев на бровях и за воротником, если бы не Вовка, дедушка и этот треклятый конь.
Шахматная фигура сопровождала его всюду — на совещаниях, во время презентаций, командировок (Игорь каждый раз надеялся, что кто-нибудь заметит животное на посадочной полосе и глюк навсегда останется ожидать его в аэропорту, потому как с животными в самолёт обычно не пускают)… Во время редких поездок в метро коня легко было различить даже в переполненном вагоне. А ещё этот конь ухудшал и без того хромающие коммуникативные навыки юного финансиста — каждый раз, как Игорь старался завести знакомство с женщиной, конь подскакивал на своей единственной ноге, утыкался мордой в своего создателя и начинал давать советы.
Город продолжал погружение в праздник — люди толпились на улицах и в переулках, кричали, спешили, радовались концу года. Их проблемы и хлопоты оставались позади, страница личной истории каждого переворачивалась, открывая новый, ещё не измазанный повседневными заботами лист. Город ощущал их радость, одаривая ожиданием чуда каждого жителя. Сегодня люди любили город, и он платил им тем же.
Игорь свернул с Тверской в Гнездниковский, до дома оставалось совсем чуть-чуть — подняться мимо закрытого кафе и малой сцены ГИТИСа. Кирпичная кромка переулка отделила его от веселящихся людей, укутала тишиной. Эта внезапность заставила остановиться. Фасады домов были обвешаны гирляндами тёпло-абрикосового оттенка, в их освещении привычные глазу жёлто-серые московские стены казались питерскими.
— Совершенно необъяснимая тишина, — зачем-то сказал Игорь.
Снег тут же сменил темп, будто наверху перевели погоду в умеренный режим, — теперь он падал огромными хлопьями, что в освещении гирлянд смотрелось уж слишком сказочно, слишком по-европейски и слишком… празднично. «Наверняка, праздники нужны не всем, — подумал Игорь, — я вот абсолютно счастлив, имея всё, что имею». И он скосил взгляд вправо, проверяя, на месте ли галлюцинация.
— Ну, почти всё, — произнёс он вслух и стал подниматься по переулку.
— И часто ты сам с собой болтаешь? — женский голос, задавший вопрос, прозвучал откуда-то сбоку и сверху одновременно, заставив Игоря инстинктивно задрать голову в поисках его обладательницы. Она обнаружилась сразу — девушка стояла на веранде закрытого кафе и курила, глядя на него в упор.
У неё огромные светло-зелёные глаза с густыми ресницами. В правом глазу, у самой радужки — родинка. Светлые волосы, сбитая набок чёлка.
Игорь потупил взгляд и принялся разглядывать свою обувь. Видя это, незнакомка расхохоталась, закинув голову, но, будто осознав, что это может обидеть незнакомца, тут же одёрнула себя:
— Хочешь кофе? Я откроюсь только после праздников и совсем не знаю здесь никого. Будешь первым клиентом?
— Вы знаете, — проглотив комок, сказал он, — я деньги с собой не взял, — голос звучал глухо и странно в тишине переулка, выдавая волнение.
Девушка снова звонко рассмеялась в московскую пустоту и призывно махнула рукой, предлагая подняться.
Игорь осторожно перевёл взгляд туда, где обычно ждал конь, обнаружил, что шахматная фигура не смотрит на него, торопливо взбежал по лестнице, споткнувшись на последней ступеньке, и потянул на себя стеклянную дверь с круглой медной ручкой.
Происходившее дальше он помнил смутно, лишь в общих чертах, — не помнил ни сути диалога, ни его предмета. Лишь то, что слушать и рассказывать не переставал, а уже под утро, когда витрины кофейни побледнели с рассветом, а он засобирался уходить, хозяйка сама притянула его к себе в дверях и поцеловала. Во время поцелуя Игорь успел несколько раз начать считать и одёрнуть себя.
Они ещё долго курили на крыльце у витрины, наблюдая за снегопадом. Внезапно она спросила:
— Слушай, я с самого начала хотела узнать, но почему-то не решилась. Эта лошадь снаружи — она пришла с тобой?
Редактор: Глеб Кашеваров
Корректор: Анастасия Давыдова
Больше Чтива: chtivo.spb.ru