У костра с мужчинами-троллями потрескивали веселые языки пламени. Некоторые неуклюже ворочали в своих огромных лапах странные, покрытые землей плоды. Подобно хрупкому лесному цветку среди скал, рядом с ними двигалась темная эльфийка. Она оглядела просторную поляну, где тролли начали возводить свои жилища.
Эти жилища, хоть и напоминали нагромождения камней и бревен, уже постепенно обживались. Из отверстий в крышах, сплетённых из веток и покрытых дёрном, вился дымок, пахнущий смолой и печёной картошкой. Внутри, на земляных полах, были разбросаны шкуры убитых зверей, служившие и подстилками, и одеялами.
По вечерам, после охоты или работы на полях, тролли собирались у этих очагов, грели свои огромные лапы, делили добычу и слушали неторопливые, хриплые рассказы старейшин. Дети возились с грубо вырезанными деревянными фигурками или гонялись друг за другом между хижин, их смех звонко разносился в сумеречном воздухе.
— Эх, — проворчал Громняр, с силой стряхивая комья земли с крупной, пузатой репы, и пыль облаком окутала его мощные ноги. — И зачем эта грязь? Мясо — вот дело! Чистое и само бегает! А меня, старика, на охоту больше не берут, — он с досадой швырнул репу в корзину, та глухо стукнула о другие овощи, — вот и приходится возиться с этой медленной и непонятной землёй.
В его голосе звучала не только брезгливость, но и щемящая горечь от невозможности вспомнить былую удаль, ощутить прежнюю силу и азарт погони. Они теперь остались лишь в воспоминаниях, с каждым днём всё больше заменяясь этой нудной, монотонной работой в поле.
Эльфийка, чьё имя пока ещё не успело прочно врезаться в грубую память троллей, мягко улыбнулась, и в уголках её миндалевидных глаз собрались лучики морщинок.
— Что ж, у каждого свои представления о чистоте, Громняр. Мы, например, — она брезгливо сморщила нос, — предпочитаем пищу без следов недавней погони и чужих зубов. Земля питает плоды, без неё не было бы и такой сочной репы. — Она сделала паузу, глядя, как тролль мрачно ковыряет землю обугленной палкой. — А скажите, вы где раньше жили? Тоже в таких… просторных домах, как сейчас?
В голове Громняра мелькнуло воспоминание, такое яркое, что он даже на мгновение зажмурился. Мрачная, сырая пещера в Тарсии. Едва освещённая чадящим, коптящим факелом, от которого слезились глаза. На холодном каменном полу теснились сородичи. С остервенением разгрызали старые, уже обглоданные кости, чаще всего не в первый раз. С потолка монотонно, раз в несколько секунд, стекали капли, оставляя на коже липкие следы. В углах, в темноте, шевелились юркие многоножки.
— Дома? Ха! — хмыкнул Громняр, с силой тряхнув головой, возвращаясь в тёплое настоящее, к потрескивающему костру. — Нашими домами были дыры в скалах, да под корнями деревьев, если повезёт. Главное — укрыться от дождя. И чтобы свой же голодный брат остатки не отобрал.
Он замолк, уставившись на огонь, его мощные плечи слегка ссутулились.
— До сих пор помню взгляд младшего брата, когда он пытался вырвать из моих рук обглоданную кость. Тощий он был, да отчаянный. Так с голоду и помер. Его взгляд преследует меня ночами, даже сейчас. А еда… — он горько усмехнулся, — олень пробегал — значит, праздник. Нет оленя — сырую лягушку глотал, да жуков ловил. Вкус склизкой лягушки до сих пор вызывает тошноту. А хруст жуков… он напоминает о былой безысходности.
Он посмотрел на эльфийку, и в его взгляде читался вызов.
— А вы, эльфы, что едите? Наверное, росу небесную да лунный свет?
— Мы, эльфы, ценим дары природы, Громняр, — раздался спокойный голос Листвана, подошедшего ближе к костру. — Я вижу, как Тагрун изменил вас. Он очень силён, не так ли?
— О да! Тагрун! — лицо Громняра сразу просияло, он выпрямился во весь свой исполинский рост, ударив себя кулаком в грудь. — Он больше горы! А его кулак — он скалу разбил, нам воду дал! Никто с Тагруном не сравнится! Он самый сильный в мире, вот! — Глаза Громняра горели неподдельной гордостью и преданностью, он с жаром размахивал руками, описывая мощь своего вождя.
— Он, конечно, могуч, — согласился Листван, вежливо кивнув, — и многие драконы рядом с ним покажутся мелкими ящерками, разве что кроме самых древних чёрных. — Эльф сделал небольшую паузу, выбирая слова. — Но даже его сила... — он посмотрел прямо на Громняра, — ничто по сравнению с Изначальной Драконихой, Ультразой.
— Ультраза? — Громняр наклонил голову, его брови поползли вверх от удивления. — Кто это? Тоже какой-то великан? Она больше Тагруна? — Он вытянул шею, пытаясь уже сейчас разглядеть в темноте нечто более огромное, чем их покровитель.
— Король наш рассказывал, — начал Листван, понизив голос до доверительного шёпота, и тролль невольно придвинулся ближе, — что Ультраза — это не просто великан. Это само воплощение древней мощи, что движет этим миром, мать всех аспектов.
Листван замолчал, давая словам проникнуть в сознание тролля.
— Когда она пробуждается, дрожит сама земля. Её дыхание способно плавить скалы. А один взмах крыльев вызывает бурю, способную разметать целые леса. Тагрун... он велик, но его сила — лишь малая часть той мощи, что заключает в себе Ультраза.
— Ого... — Громняр на секунду притих, полностью потрясённый. Его мощная челюсть отвисла. — Значит... Тагрун не самый сильный?
Громняр замер, переваривая услышанное. Его огромная бровь нервно дёрнулась. Он пытался уместить эту невероятную, чудовищную мысль в своей голове. Через мгновение он громко фыркнул, словно отмахнувшись от надоедливой мухи — ведь эльф наверняка сам её не видел, и уж точно не могла какая-то там дракониха быть сильнее Тагруна! — и снова пробасил, уже более уверенно:
— А вы зачем нам помогаете, маленькие? — Он сузил глаза, с подозрением разглядывая эльфа. — Мы ведь огромные и неуклюжие. Что вам с этого?
— Нам тоже нужны союзники, Громняр, — улыбнулся Листван, но в его взгляде появилась серьёзность. — Ваша сила возделывает земли, а наши знания помогают вам прокормиться. Мир меняется, и это наш общий путь к выживанию.
И чем больше сытых троллей будут обрабатывать земли, тем спокойнее на границах и меньше нашим эльфийским рукам придётся пахать, — мелькнула в его мыслях более приземлённая, прагматичная причина. Да и воевать с ними себе дороже. Они ж весь лес нам переломаю».
Тем временем Валун медленно и старательно пытался очистить огромную тыкву, сжимая её в ладонях, как булыжник. Его неуклюжие пальцы больше давили на твердую кожуру, оставляя вмятины, чем счищали землю. Клочки грязи падали ему на колени, а тыква упрямо выскальзывала из рук. Рядом с ним вздохнул темный эльф Элрохин, с тревогой наблюдая за этой борьбой.
— Эта… круглая штука… твердая какая! — пробасил Валун, снова упуская тыкву; та покатилась по земле, оставляя за собой борозду. — Все время убегает. Прям как мы убегали, когда болотные еду отбирали, — грустно вздохнул он, его широкое лицо омрачилось.
В памяти Валуна всплыла картина. Болотистая низина, окутанная вонючим туманом. Несколько тощих горных троллей нашли скудную добычу — дохлую ящерицу и горсть прелых ягод. Но тут же на них наткнулась группа крупных, свирепых болотных сородичей.
Те рычали и размахивали корявыми палками, требуя добычу. Понимая, что сопротивление обернется лишь увечьями, горные тролли с тяжелым вздохом отдали найденное. В том числе и маленького, наполовину съеденного зайца, которого Валун так надеялся принести своей младшей сестре. Он видел, как её глаза, прежде полные надежды, потускнели от разочарования. Это ранило его сильнее, чем любая палка болотного тролля.
Болотники… они сильные были, — с опаской подумал Валун, бессознательно потирая старый шрам на предплечье. — Вечно голодные, да еще и злые. Чуть зазеваешься – все отберут, еще и по шее надают. Драться с ними – себе дороже. Голод – не лучший советчик в споре с зубастой пастью, приходилось искать другие места, где хоть что-то можно найти.
— Может, тебе помочь, Валун? — мягко предложил Элрохин, осторожно подобрав тыкву и протягивая её обратно. — Ты слишком сильно её сжимаешь. Представь, что это не враг, а хрупкий плод.
— Плод? Хм… — Валун ослабил хватку, тыква снова чуть не выскользнула. Он едва удержал её кончиками пальцев. — Скользкий плод! Наверное, он тоже от меня убежать хочет, как та белка от Громняра.
Запах готовящейся похлебки — нарезанных корнеплодов, тушеного мяса и пряных трав, которым троллей обучили тёмные эльфы, — уже витал над костром, дразня голодные желудки. Громняр нетерпеливо водил носом в воздухе, облизываясь.
— Ох, как пахнет! Скоро уже? — проворчал он, уставившись на котёл, в котором булькала ароматная масса. — А то у меня в животе будто стая орков марширует. Вечно голодные были… помню, как за той жирной белкой полдня гонялся.
В его сознании возникла живая картина. Каменистая дорога в Гривэле. Тощий, ещё молодой Громняр крадется за упитанной белкой, прижавшись к скале. И вдруг — из-за валунов появляются два десятка коренастых орков. Их жадные, голодные взгляды были устремлены уже не на белку, а на самого тролля.
Белка-то удрала, — с досадой подумал Громняр, сжимая кулак. — А вот орки меня чуть не слопали. Еле ноги унес, отбивался камнем. Я потом неделю каждый шорох за орка принимал, даже ветер в кустах. С тех пор белок не ем – плохая примета.
Сразу за этим воспоминанием накатило другое, ещё более яркое и горькое. Узкая тропа в Гривэле, зажатая между скал. Громняр и ещё один тролль внезапно сталкиваются с орчим патрулем. Их — много, злых, ощетинившихся железом. Троллей — всего двое и безоружных. Драться — верная смерть.
Пришлось залечь в колючих кустах, впиваясь лицами в холодную землю. Они затаили дыхание, пока мимо, в двух шагах, проходили эти зеленокожие, громко переругиваясь на своём рычащем наречии.
А у одного из них за потёртым кожаным поясом болтался солидный кусок вяленого мяса… от него шёл такой соблазнительный, сводящий с ума запах! Громняр чуть не выскочил из укрытия, повинуясь порыву голода. Потом всю ночь во сне этот проклятый кусок снился, и он бежал за ним, протягивая руки, но не мог догнать.
— Скоро, Громняр, скоро, — успокоил его Листван, помешивая похлёбку и с лёгкой улыбкой наблюдая, как тролль облизывается. — Еще немного терпения. Это блюдо утолит даже самый сильный голод, поверь мне.
Наконец, дымящаяся похлёбка была готова. Тролли с опаской зачерпнули первые ложки. Валун недоверчиво разглядывал в своей огромной деревянной чашке размягчённые, разварившиеся кусочки тыквы и репы.
— Это… жевать почти не надо? — пробасил он, с удивлением ощущая во рту непривычную, нежную мягкость. — А где хруст? Где нужно приложить силу? Вот орков когда…
В его памяти чётко всплыла сцена из времён скитаний по Гривэлю. Поваленный на землю орк в грубых, потрёпанных доспехах. Рядом с ним сидит молодой, но уже не по годам крепкий Валун. И с аппетитом, громко чавкая, обгладывает сочный кусок мяса с бедра поверженного врага, довольно урча себе под нос.
— В Гривэле один раз повезло, — громко и с гордостью сказал Валун, облизываясь от жирных воспоминаний. — Наткнулся на десяток орков, которые что-то там не поделили. Ну, я и поделил их… на завтрак, обед и ужин. Вот тогда я наелся от пуза! Мясо — оно понятное. А это… — он ткнул ложкой в похлёбку, — как его есть-то? Вроде и сытно, а зубы скучают, работы нет.
— Аккуратно зачерпываешь и проглатываешь, Валун, — терпеливо, будто ребёнку, объяснил Листван, наглядно показывая, как правильно держать деревянную ложку. — Не нужно рвать и грызть, как добычу. В этом блюде — вся сила земли и солнца, ему не нужны твои клыки.
Громняр, поколебавшись, зачерпнул ещё ложку, подул на неё и отправил в рот. Он медленно прожевал, прищурившись, будто прислушиваясь к собственному желудку.
— Хм… а ведь неплохо! — неожиданно признал он. — Тепло как-то изнутри… и живот вроде успокаивается, перестал урчать. Может, в этой вашей траве и правда что-то есть? — Он сделал ещё один глоток. — Хотя, признаться, после хорошей орчьей ноги, пожаренной на углях, все это кажется… безвкусной травой. Без борьбы, нет вкуса победы.
Другие тролли, оставшись без чуткого руководства своих загадочных союзников, принялись за готовку с разрушительным энтузиазмом. Они жарили зёрна на открытом огне, как куски мяса, отчего те чернели и разлетались угольками. Морковь варили целиком в огромных котлах, будто это были слоновьи кости, предназначенные для бульона невиданной крепости. Пшеницу же пытались молоть, просто колотя по ней увесистыми камнями, поднимая тучи пыли и превращая драгоценное зерно в труху.
Эльфам потребовалось поистине бесконечное терпение и десятки наглядных уроков. Они терпеливо объясняли этим здоровякам азы кулинарии: как молоть зерно на каменных жерновах, а не дробить его кулаком; как замешивать тесто; как варить супы, а не выпаривать воду до дна котла; как запекать овощи в углях, а не сжигать их дотла.
Особенно сложно было убедить привыкших к сырому мясу троллей в том, что некоторые растения нужно подвергать тепловой обработке. Их желудки, привыкшие к грубой пище, с недоверием относились к мягкой варёной мякоти.
Но постепенно, благодаря настойчивости эльфов и живому любопытству самых юных троллей, новые, странные, но ароматные блюда начали появляться на их грубо сколоченных столах. Они добавляли непривычное разнообразие в рацион и с каждым днём вызывали всё меньше насмешек и всё больше одобрительного урчания в сытых животах.
Прошло много тролльих поколений с тех пор, как тёмные эльфы впервые показали им, что можно брать у земли пищу, а не только охотиться за ней. Легенды о тех первых, нелепых уроках земледелия передавались из уст в уста, обрастая всё более комичными подробностями о троллях, рычащих на семена, и о попытках забить колосья в землю, как гвозди.
Однако, несмотря на забавное начало, земледелие прочно вошло в быт племени. Теперь уже никого не удивляла картина, как огромный тролль неспешно, с наслаждением грызёт сочную морковь, будто семечку, или с громким хрустом откусывает кусок сырой капусты прямо с грядки.
Тыквы, запечённые в углях до медовой мягкости, стали любимым лакомством детей, а густые супы из корнеплодов и злаков — привычной частью ежедневного рациона. Даже самые старые и консервативные тролли, некогда с недоверием относившиеся к траве, теперь с удовольствием похрустывали сладкой репой, запивая ее родниковой водой.
Резегеш стал для них не просто охотничьими угодьями, а щедрой кормилицей, прочно связав судьбу переселенцев с этими плодородными угодьями.
И все эти долгие годы племя хранило память о Тагруне. Его мудрость и сила стали легендой, а основанное им поселение процветало. Когда минуло пятьдесят лет с момента его чудесного появления, никто не придал этой дате особого значения. Тогда ещё не было ни слова "Макут", ни верований, чтобы объяснить его необычную природу.
Его исчезновение — такое же внезапное, как и появление, словно он растворился в утреннем тумане, — повергло троллей в глубокую печаль и растерянность. Хотя многие отказывались верить, что он покинул их навсегда. В сердцах троллей теплилась упрямая надежда, что однажды он вернётся, когда племени вновь потребуется его помощь.
Именно тогда, пытаясь осмыслить потерю, они начали складывать первые крупицы своей веры — веры в высших существ, приходящих на помощь в трудные времена и исчезающих, когда их миссия завершена. И по сей день тролли верят, что высшая сила присматривает за ними. И новый Макут явится, когда племени вновь будет грозить смертельная опасность.
В тот самый год, когда Тагрун исчез, спокойные и сытые дни племени в Резегеше оказались под угрозой. Тихая, далёкая, но неотвратимая. Тревожные нотки вновь зазвучали в голосе лесов, предвещая новые, непростые времена для народа троллей, оставшегося без своего могучего покровителя.
Лишь король тёмных эльфов, в тишине своего древнего леса, улавливал эти зловещие предзнаменования в шелесте листьев. Сами же тролли, не подозревая о грядущих переменах, продолжали жить своей новой, размеренной жизнью, наслаждаясь плодами щедрой земли, которую когда-то с таким трудом научились возделывать.
Погружённый в тяжёлые думы, Горноглас не заметил, как вернулся к родному поселению. Ноги сами принесли его по знакомой тропе, пока память перебирала обрывки прошлого. На время долгой дороги тревога о грядущем отступила, уступив место воспоминаниям.
Но теперь, очнувшись, старый шаман почувствовал, как на плечи ложится тяжесть предстоящего разговора. Ему необходимо убедить сородичей оставить обжитые земли и бежать от невидимой угрозы.
Горноглас глубоко вздохнул, вбирая в себя знакомые запахи дыма, жареного мяса и влажной земли. Это будет непросто. Тролли укоренились здесь, пустили корни. Они тяжёлые на подъём и вряд ли поверят в пустые рассказы.
Был бы рядом Тагрун… — с горькой усмешкой подумал шаман. Одним своим видом он вмиг бы убедил всех. Мне же придётся искать слова.
— Брог! — его хриплый голос прозвучал громко и властно, разносясь по стоянке.
Другой шаман, старый и седой, опирающийся на кривую палку, поднял на него встревоженный взгляд.
— Собери всех на площади. Я должен выступить перед племенем.
— Что случилось? — пробрюзжал Брог, но в его глазах уже читалось беспокойство.
— Все мои видения оказались правдивы, — твёрдо произнёс Горноглас. — К нам движется война.
Брог глухо охнул, и его морщинистое лицо побледнело. Без лишних слов он развернулся и заковылял к центру поселения, его палка отчаянно стучала по земле, сзывая сородичей.
Тролли стали выходить из хижин, собираться на главной площади. В воздухе витали недоумение и нарастающая тревога.
Среди всеобщего страха и глубокого уныния никто даже не думал о странно быстрорастущем двухлетнем мальчике по имени Харуг, сыне охотника и поварихи. Малыш уже сильно опережал сверстников в росте и силе, тихо сидя на пороге дома и с любопытством наблюдая за суетой взрослых. Его время пока не пришло.
