Прошлая часть вызвала некоторые споры в комментариях, которые, как обычно, быстро ушли в сторону. Думаю, это связано с тем, что упомянутые в ней фейковые «документы» - относительно свежие и касаются событий, близких к современности. В этот раз речь пойдет о более старых подделках и эпохах. На всякий случай, напомню – тема поста сами фальшивки, история их появления и разоблачения. А не более глобальные вопросы, как например, есть ли у западных стран планы ослабления России или – существуют ли тайные общества.
«Велесова книга»
В принципе, эта фальшивка даже моложе «Протоколов сионских мудрецов», но в ней речь идет о более отдаленных временах. Первым «Велесову книгу» опубликовал русский писатель-эмигрант Юрий Миролюбов. Он уверял, что изначально этот текст был записан древнерусскими язычниками на деревянных дощечках. Дощечки в годы Гражданской войны обнаружил некий белый офицер Изенбек, который увез их с собой в эмиграцию. А там они попали в руки Миролюбова, десятилетия потратившего на их расшифровку. Пока в 1953 году вместе с другим эмигрантом Александром Куренковым они не издали текст «Велесовой книги» в Сан-Франциско. Правда, тогда особого интереса эта брошюра ни у кого не вызвала.
Потом в продвижение книги включился еще один эмигрант Сергей Парамонов. Биолог по образованию, в годы Великой Отечественной войны он не стал эвакуироваться из Киева, по его словам, чтобы сберечь коллекцию Зоологического музея, где работал. В итоге, он покинул Киев в 1943 году, сопровождая ту самую коллекцию, которую немцы вывозили в Германию. После войны ему удалось избежать репатриации и уехать в Австралию. Там он стал писать книги «по альтернативной русской истории» под псевдонимом С. Лесной. Он же сделал первый «литературный перевод» «Велесовой книги».
А спустя десятилетие советский посол в Австралии Николай Месяцев, отозванный со своего поста из-за скандала с участием советских граждан привез экземпляр книги Лесного в СССР.
После исключения из партии Месяцева отправили в «почетную ссылку» старшим научным сотрудником в Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН). Там он сошелся с Валерием Скурлатовым, который уже в 1980-е засветится среди русских националистов. Но это будет позже, а в 1976 году эта парочка сумела опубликовать в «Неделе» (воскресное приложение газеты «Известия») статью о «Велесовой книге» в любимом всеми конспирологами стиле «историки скрывают правду». И вот с этого времени «Велесова книга» на долгое время стала популярной в кругах наших сограждан, интересующихся историей. А для возникшего чуть позже движения неоязычников («родноверов») чуть ли не манифестом.
Ну а теперь перейдем к перечислению причин, по которым историки считают ее подделкой (кстати, первый детальный разбор этих причин был опубликован в журнале «Вопросы истории» еще в 1977 году, так что дальнейший самообман ее поклонников дело сугубо добровольное).
Первое. Никто, кроме Миролюбова, не видел этих табличек, после того, как он их переписал, они «удачно» пропали. Сам Миролюбов постоянно путался в их описании: текст на них то был «выжжен», то «выцарапан шилом» (при этом позже сказано, что текст «выцвел»). А единственная их фотография оказалась снимком вовсе не с дощечки, а с рисунка на бумаге.
Второе. Утверждается, что она написана в IX веке докириллическим языческим письмом. Но на упомянутом снимке с бумажной «таблички» видна как раз деформированная кириллица (которую позже изобрели Кирилл и Мефодий), а некоторые буквы выглядят так, как они сложились веку ко временам Ивана Грозного.
Третье. По содержанию, количеству персонажей, их биографиям «Велесова книга» на порядок беднее других известных нам древних эпосов, той же «Эдды» или греческих мифов. И это при том, что она «описывает» события, якобы, охватывающие тысячелетия. Лично мне тут стало совсем обидно за славян.
Четвертое. По заключению языковедов, автор текста явно не владел старославянским языком, и произвольно смешивал в тексте русские, украинские, польские, сербские и другие гораздо более поздние орфографические и морфологические формы. Это определение, кстати, хорошо подходит самому Миролюбову, который до того написал немало фантастики, основанной на мифах древних славян. А еще в этом «ведическом трактате» часто встречаются обороты из Библии, типа «и ныне и присно и во веки веков», «тайна сия велика есть».
Пятое. Главный довод лингвистов. Язык «Велесовой книги» — это, строго говоря, вообще не язык. Он начисто лишен грамматического строя, нет системы склонений и спряжений, зато полно химер типа «я пришли», «ты делаю», «они напишешь». Язык без грамматического строя попросту не может существовать. Его невозможно не то что выучить, но даже и сымитировать. По этой же причине «Велесову книгу» нельзя адекватно перевести.
А в 1990 году известный филолог-медиевист Олег Творогов не только собрал все эти аргументы воедино, но и обоснованно предположил, что настоящий автор – Миролюбов (Творогов нашел множество псевдоисторических построений в произведениях Миролюбова 1920-1940-х годов, которые потом перешли практически без изменений в «Велесову книгу»). Для специалистов на этом вопрос, в принципе, был закрыт. Но, насколько я знаю, до сих пор есть чудики, которые верят в ее подлинность. Об одном таком я здесь как-то рассказывал (мы вместе заканчивали истфак). Хотя, если учесть, что он успешно издает книги по «правдивой истории славянского язычества», столь же «правдивые», как «Велесова книга», то еще вопрос – кто чудик, он или его читатели?
Записка готского топарха
Эта история началась на сто с лишним лет раньше. 1819 год. Париж оправляется от последствий революции и наполеоновских войн. Русская армия вернулась домой, но наших соотечественников без труда можно встретить в столице Франции. В ходе одной такой встречи хранитель греческих рукописей королевской библиотеки Парижа Карл Бенедикт Газе познакомился с русским канцлером Николаем Петровичем Румянцевым. И получил от него деньги на издание «Истории» Льва Диакона (византийца, жившего в Х веке). Диакон был близок к императорскому двору, а значит, хорошо информирован, что нашло отражение в его десятитомном сочинении. В частности, оно является прекрасным источником сведений о балканских походах князя Святослава, с котором боролась Византия.
В примечаниях к изданию Газе указал, что видел еще одну византийскую рукопись, описывающую события русской истории. После разгрома Наполеона, по словам Газе, рукопись увезли из Парижа в неизвестном ему направлении, но он успел переписать и перевести несколько отрывков. Эти отрывки он опубликовал под общим названием «Записка готского топарха» (топархами тогда называли губернаторов приграничных областей).
Первый отрывок описывает путешествие рассказчика через снега с неким посольством и его переправу через реку Днепр: «Некоторые из лодок, будучи затоплены, стремительно тонули – таким оказался рассвирепевший Днепр». Преодолеть реку удалось только после того, как она покрылась льдом, но и далее путь был непрост: поднялся северный ветер огромной силы, дороги были непроходимы, буря слепила снегами. «Мы не прошли… и семидесяти стадий… Снег был в четыре локтя», – говорилось в тексте.
Второй отрывок был посвящен нападению неких варваров на область, которой управлял рассказчик. В третьем отрывке он вновь отправляется с посольством к некоему могущественному правителю, «царствующему к северу от Дуная, сильному многочисленным войском и гордому боевою силою». «Я был принят в высшей степени гостеприимно… рассказал ему обо всем… и [он] отдал мне охотно снова всю область Климат» (так в византийских источниках обозначаются их владения в Южном Крыму). Поскольку в опубликованных текстах не указывались точные даты событий, то разные комментаторы отводили на роль «северного правителя» то Святослава, то Владимира Мудрого, а то и Ярослава Мудрого.
Вообще «Записка…» вызвала большой интерес и есть масса ее интерпретаций, не все, кстати, считали, что там речь о Киевской Руси, были версии про болгарских правителей, а роль варваров во втором отрывке отводили то венграм, то печенегам.
В общем, ученых дискуссий было иного. Но в 1970 году на Международном конгрессе исторических наук в Москве выдающийся американский византинист Игорь Шевченко объявил, что «Записка готского топарха» — это фальсификация, написанная самим Газе. И не просто заявил, но и убедительно обосновал свой вывод.
Для начала Шевченко изучил корректурные листы «Записки…», хранившиеся в парижских архивах. И показал, что в этой корректуре Газе правит греческий текст не как издатель, а как автор. Заменяет слова не синонимами, а новыми терминами, «деревню» на «город» на похожие друг на друга, а на совсем непохожие. Например, слово «деревня» он заменяет словом «город», что, согласитесь, совсем не одно и то же.
Далее Шевченко обратил внимание на то, что рукопись, «относящаяся к Х веку» написана языком, характерным для византийских текстов XIII века. И на то, что в первоначальном варианте она состояла из двух отрывков, к которым в ходе подготовки к публикации добавился третий (и это спустя восемь лет после «таинственного исчезновения» оригинала).
Затем Шевченко привел ряд документов из архива канцлера Румянцева, из которых следовало, что тот щедро оплатил работу Газе. Желание раскрутить русского вельможу на новые «гранты», по мнению ученого и подтолкнула Газе к написанию «Записки…». И судя по личному дневнику хранителя рукописей, до которого тоже добрался дотошный американец, тот был человеком весьма циничным и достаточно образованным, чтобы изготовить качественную подделку.
Часть участников конгресса сразу признала правоту Шевченко (к тому же сомнения в ее подлинности на полвека раньше уже высказывал наш выдающийся специалист по истории Византии Бенешевич, но ему не разрешили работать с заграничными архивами в поисках доказательств сомнений). Но были и те, кто сомневался. Точку в этом вопросе уже в нашем веке поставил петербургский византинист Игорь Павлович Медведев. Для начала он сумел найти еще один поддельный текст от Газе, но там фальсификатор сработал менее тщательно (вероятно, потому, что не планировал продавать текст русским спонсорам). Вместе с Шевченко им даже удалось найти оригинальную рукопись, которую Газе «переписал», заменив время и место событий, вместе с именами их участников. И на полях текста обнаружились пометки, сделанные почерком Газе. Технология подлога стала понятной: хранитель находил малоизвестный текст и, взяв сюжет за основу, обрамлял его «нужными» деталями, которые должны были вызвать интерес заказчика. На основе этого Медведев остроумно предположил, что первый отрывок «Записки…» списан с воспоминаний какого-нибудь французского офицера, бежавшего из Москвы по зимним дорогам. Как бы то ни было, на сегодня «Записка…» считается полностью дискредитированным источником.
Краледворская рукопись
Интересное совпадение – история этой подделки начинается в том же 1819 году, но в Чехии. Некий филолог Вацлав Ганка опубликовал под этим названием несколько лирических стихотворений на старочешском языке и восемь эпических сказаний о подвигах героев, чьи имена известны по старым хроникам. Он уверял, что нашел эти тексты двумя годами ранее в подвале одного из домов в городе Двор Кралове, где останавливался проездом. В Чехии, которая тогда была частью Австро-Венгерской империи издание «Краледворской рукописи» встретили с искренним восторгом. Причина проста: до того немцы постоянно троллили чехов тем, что у них, мол, бедная история, в которой, кроме гуситов и нет ничего героического. А тут чехи получили свой вариант «Песни о Нибелунгах».
Авторитета публикации придала поддержка со стороны некоторых ученых, прежде всего, один из основателей славяноведения Йозеф Добровский. Он же обратил внимание на то, что найденная рукопись, по сути, набор уцелевших листков гораздо большего текста, отчего чувство национальной гордости у чехов только выросло: их наследие становилось богаче на глазах.
Вацлав Ганка
Для самого Ганки тоже началась «белая полоса» - он стал одним из руководителей оргкомитета по созданию чешского Национального музея, которому сам Ганка торжественно подарил найденный экземпляр «Краледворской рукописи». Пражский бургграф Франтишек Коловрат решил не отставать и подарил музею еще одну рукопись, получившую известность как ««Суд Либуше». Точнее, это тоже была часть какого-то старинного пергамента, где рассказывалось, как некая княжна Либуше пыталась примирить двух своих враждующих вассалов, но один, недовольный решением княжны, поднял против нее мятеж… Этот отрывок вообще датировали рубежом IX и Х веков. Так началась история обретения древней чешской словесности (которая заслуживает не одного отдельного поста).
Что интересно, бургграф уверял, что получил рукопись по почте от анонима. Сорок лет спустя выяснилось, что отправителем был слуга одного австрийского фельдмаршала. Разбирая фамильный архив своего господина, он наткнулся на старинные пергаменты и решил их припрятать. А позже, узнав об открытии музея, отправить письмом его учредителю. Такой вот своеобразный патриот.
Правда, тот же Добровский предложили свою версию: рукопись была подделана Ганкой и учеником самого Добровского Йозефом Юнгманом, которые, якобы, перевели ее на современный язык с древнечешского (собственно, легкость с которой они проделали эту работу и заставила сомневаться старого ученого). Но Добровского слушать не стали, тем более, годами ранее он сам восхвалял Ганку за «Краледворскую рукопись».
Надо сказать, тогда в Праге сложился целый кружок молодых патриотично настроенных чехов, которые периодически «находили» древние чешские манускрипты.
Одна из страниц "Суда Либуши", также известного как "Зеленогорская рукопись"
Но если в отношении одних («Вышеградская песня», «Любовная песня короля Вацлава» и т.д.) ученые-слависты сразу высказывали сомнения в подлинности, то другие находки, и, прежде всего, «Краледворская рукопись», долгое время считались подлинниками. А пражское общество (образованная его часть) так и вовсе считало крайне непатриотичным сомневаться в происхождении свеженайденных памятников древней чешской письменности.
Но уже в середине XIX века ситуация поменялась, ученые, изучая все эти манускрипты, стали находить в них достоверные следы подделок. Дошло и до «Краледворской рукописи», причем, скандал получился такой резонансный, что дело попало в Пражский суд. Но опираясь на показания неких свидетелей суд сумел лишь установить, что Ганка нашел эту рукопись в Двор Кралове и все. И даже тот факт, что в предыдущих скандалах с подделкой регулярно были замешаны приятели Ганки, никак не повлиял на вердикт. Равно как и прецеденты довольно вольного обращения самого Ганки с экспонатами Национального музея (он сживал отдельные манускрипты в рукописи, в некоторых – обводил буквы чернилами, в других вымарывал и вписывал слова и предложения, по своему разумению).
Снова «Краледворская рукопись» попала в центр скандала незадолго до Первой мировой войны, когда на одном из ее листов обнаружили почти выцветшую надпись «V. Hanka fecit», то есть «В. Ганка сделал». Сторонники версии о ее подделке восприняли это как решающее доказательство. Но их оппоненты указывали на данные химической экспертизы о том, что пергамент – древний и никаких следов предыдущих надписей не обнаружено. Как поэт смог бы обвести вокруг пальца химиков, замечали они.
И только спустя два десятилетия, исследователям удалось установить имена еще двух участников этого массового «поиска древних манускриптов» - печатник Иоганн Миних и художник-реставратор Франтишек Горчичка. Дневник последнего и внес больше ясности в то, как группа молодых чехов фактически создала фундамент для изучения родной литературы и истории. По сути, они инициировали интерес в обществе и у местной власти, который потом принес немало подлинных ценных находок. Но в начале были все же фальсификаты. И «Краледворская рукопись» в их числе. Хотя намерения ее создателей и были довольно благие.
